Перед ними возникла полоса света. Она прорезала темноту, как раскаленная добела проволока, такая же узкая и яркая. Когда они приблизились, Крейг понял, что перед ними дверь. Нет, не дверь, а отодвигающаяся панель.
   Кто-то прошел туда, не позаботившись плотно ее закрыть.
   В щель просачивался не только свет, но и звук. Из-за стенки доносился низкий хрипловатый голос Лидии Крю:
   — Право, Генри! Вот так история! У Люси явно что-то с головой!
   В ответ послышался голос Генри Каннингэма, взволнованный и раздраженный:
   — Она говорит, поперек лестницы была протянута веревка. Говорит, она чуть не споткнулась об нее. Она-то думает, что в доме был только Николас и я.
   Ее голос взметнулся вверх со злобной силой:
   — И ты, надо думать, сказал ей, что здесь была и я!
   Видимо, она шагнула к нему навстречу. Заскрипел отодвигаемый стул. Перед Крейгом возникла картина: мужчина, испуганно отпрянувший от неведомого, но явно не нанесенного, удара. Стул грохнул, дрожащий голос захлебнулся от волнения:
   — Нет, нет, конечно не сказал — ни слова. Она не знает, что ты приходишь. Я никогда ей об этом не говорил. Ничего не говорил.
   — Вот и умница, — прошипела Лидия Крю. — Если бы сказал, тебе крышка.
   — Не понимаю почему.
   — Сестра твоя уже знает чересчур много лишнего.
   — Но я тут ни при чем!
   Лидия нетерпеливо сказала:
   — Какая разница, как она об этом узнала! Если она хоть что-нибудь знает, это уже более чем опасно!
   — Не понимаю, о чем ты. Что ты делала прошлой ночью? Ты прошла в дом. Что ты сделала? Эти слова Люси, зачем тебе было нужно, чтобы она упала?
   — Допустим, я решила, что будет разумно на время изолировать ее от общества. Допустим, я решила, что ей не помешает хорошенько отдохнуть, и подольше.
   Видимо, он испуганно на нее уставился, потому что она презрительно засмеялась:
   — Не смотри ты на меня так! Милый мой Генри, лучше предоставь это мне. Прячь и дальше голову в песок и ни о чем не спрашивай. В своем деле ты мастер, вот им и занимайся. Запихивай семейные рубины Мэлбери в этих твоих отвратительных пауков, и мы их вывезем из страны у всех из-под носа. Твой бельгийский коллега — просто подарок от Господа Бога. Через некоторое время прочтет еще одну лекцию, тогда мы и алмазы переправим. Весь сыр-бор был из-за тех крупных рубинов. Молодец, что придумал фокус с пауками.
   — Да-да, — промямлил он. Потом, с неожиданным пылом воскликнул:
   — Но зачем тебе понадобилось избавляться от Люси?!
   Снова подвинули стул. Должно быть, мисс Крю устала стоять. Она ласково произнесла:
   — Кажется, я велела тебе не задавать вопросов.
   — Но этот я обязан задать.
   — Ну что ж, тогда слушай ответ! И не обессудь, если он тебе не понравится. Люси знает слишком много. Возможно, достаточно, чтобы погубить нас.
   — Что же она знает?
   — Миссис Болдер наткнулась на ту женщину, Холидей, в моей комнате в воскресенье днем. Она наверняка взяла оттуда конверт, очень важный конверт. Потом он попал в руки Люси, и она мне его вернула. Любой, кто видел, что лежит в конверте, мог бы погубить нас всех.
   Л ты знаешь, кто такая Люси.
   — Она моя сестра, — произнес Генри Каннингэм.
   — Она глупая болтушка. Стоит ей проговориться, и нам всем — конец.
   — А зачем ей проговариваться? Она же твоя подруга, ведь так? И очень давняя.
   Лидия, видимо, резко дернулась:
   — Генри, ты дурак, ей-богу! Она сделает это не нарочно, понятно тебе? И та прислуга, Холидей, тоже взяла конверт не с какой-то там задней мыслью. Он, должно быть, завалился за боковину моего кресла. Миссис Болдер застала ее в комнате — она глазела на всякие безделушки и, видимо, держала конверт в руке, а потом со страху сунула в карман. — Дальше мисс Крю продолжала уже менее резким тоном:
   — Да, скорее всего, именно так все и случилось, потому что когда Люси встретилась с ней в конце аллеи, та полезла в карман за платком, а конверт выпал на землю. Люси его подняла и, увидев на нем мое имя, сказала, что сама передаст мне. Что она и сделала. Это… — Она замолчала и глубоко вздохнула. — Это меня просто потрясло…
   — Но почему?
   — Хочешь узнать? Тогда слушай: в конверте был мой первый набросок колье леди Мэлбери. Я работаю с линейкой, но сначала делаю грубый набросок. А конверт не был запечатан. Он был помятый, уже использованный, и я сунула туда набросок — кто-то шел тогда в комнату, верно Розаменд. Еще одна нелепая случайность!
   — Не понимаю, какое отношение это может иметь к Люси.
   Она проговорила со странным спокойствием:
   — Ты всегда многого не понимал, правда? Теперь слушай! Конверт был открыт. Если Люси лишь раз заглянула внутрь…
   — Нет, она не стала бы!
   — Ты готов биться об заклад? Я — нет! Ты хоть раз подумал, что можешь угодить в тюрьму, Генри? Ты любишь гулять где вздумается и когда вздумается, ловить этих своих мотыльков, бабочек, пауков. Все считали, что того паука уже и нет, а ты нашел два экземпляра и вывел потомство себе на радость — ведь так? Ты любишь жить без проблем, чтобы тебя не беспокоили, и ничем за это не платить. Так занимайся тем, в чем ты соображаешь. Большего у тебя не просят, и больше тебе ни о чем не надо знать.
   — Мисс Холидей, — начал он, чуть задохнувшись.
   — Да, Генри?
   — Она умерла. — Испуганно замолчав, он через миг пробормотал:
   — Как Мэгги…
   — Право, Генри, что за вздор! Мэгги надоела наша деревня, ее вечно недовольные родители, — вот она и уехала, чтобы пожить вольной жизнью. Она бы и сама так сказала. А что до мисс Холидей — у этой несчастной всегда были проблемы с головой. Боюсь, миссис Болдер накричала на нее в воскресенье. Миссис Болдер очень преданная служанка, она здорово отчитывает всех, кто смеет совать нос ко мне в комнату. Жаль, конечно, что мисс Холидей так расстроилась, что решила с собой покончить. А, может, это было и не самоубийство — как теперь узнаешь!
   — Лидия!
   — Милый мой Генри, тебе не кажется, что ты уже задал все вопросы? Вспомни мудрую пословицу про сапожника, которому не стоит печь пироги. Занимайся своими пауками. Мисс Холидей наложила на себя руки, и, как говорится, решено и подписано.

Глава 36

 
   Николас вошел в ворота и направился к парадной двери. Было очень поздно. Весь путь от Доллинг-грейндж он проделал пешком, но лишь теперь, вставив ключ в замок, ощутил усталость. Но эта физическая усталость существовала будто отдельно от самого Николоса, только-только вернувшегося из кошмара. Пока все не закончилось, он постоянно думал о единственно верном и неизбежном шаге, который сделал практически вслепую. И лишь теперь, когда напряжение спало, Николас вспомнил о Генри и устыдился, что не подумал о дяде раньше. Браун твердо гнул свою линию: все делалось с ведома его начальника. Уже показалось, что у него бесспорное алиби, как вдруг он сорвался с выстроенной было опоры и с треском «раскололся». Если бы Браун не перестарался и не выдал себя, кошмар мог бы еще продолжаться. Николас то и дело вспоминал, какие серьезные аргументы были выдвинуты против виновного при перекрестном допросе, как единственный шаг отделял его от обвинения. Но бесспорной может быть лишь истина.
   Только сейчас он ощутил, как тогда перепугался. За Генри. Пока Браун запинаясь выдавливал слово за словом, Николас всякий раз боялся, что следующим будет имя Генри Каннингэма. Но оно не прозвучало. Не прозвучало. Генри не имеет никакого отношения к этому.
   Когда преступный замысел провалился, немедленно потребовался козел отпущения. Эта участь досталась Николасу. Его хотели «подставить», как виновного в утечке информации, и подбросили компрометирующие письма.
   Сделай он хоть что-нибудь не так, не пойди он сразу к начальнику, арест был бы неминуем. Но он отправился прямо к Берлингтону. А бедный старый мямля Генри здесь ни при чем. И как ему вообще пришло в голову, что дядя может быть во всем этом замешан? Может, потому что он человек мягкий, все время плыл по течению — таких легко превратить в удобное орудие… и эти двадцать лет за границей…
   Увлекшись своими думами, Николас неловко открыл дверь, наделав шуму, чего совсем не хотел. В холле все еще горел свет. Он повернулся, чтобы закрыть дверь на засов.
   Услышав шум, сидевшая в кабинете Генри Лидия Крю насторожилась:
   — Что это?
   — Наверное, Николас пришел. — Генри смотрел рассеянно. — Люси говорила, что его все нет.
   — Твоя дверь заперта?
   — Нет. Я никогда ее не запираю.
   И откуда взялась ее прежняя ловкость — один рывок, и замок щелкнул, не успел Генри договорить. Она шумно дышала и не сразу смогла унять волнение. Потом вернулась к столу и прошептала:
   — Вот уж не думала, что ты настолько глуп.
   Он мягко посмотрел на нее сквозь очки:
   — Он не зайдет сюда. Он никогда этого не делает.
   — А вдруг уже заходил?
   — Он бы очень удивился, если бы я запирал дверь.
   — Тише!
   Лидия подошла к двери, отперла и открыла ее, потом посмотрела на холл. В столовой горел свет. Дверь в нее была отворена. Мисс Крю спросила через плечо:
   — Люси оставляет ему поднос с едой?
   — Ну да, если он припозднится.
   Она снова заперла дверь. Генри сказал:
   — Не надо запираться. Он не придет сюда.
   — Я не хочу рисковать. И тебе не стоит. Где рубины?
   — А-а, в одном из ящиков.
   — Просто лежат себе там, даже не спрятанные как следует? С тебя станется!
   — Нет, по-моему. Кажется, нет, я уверен, что я положил их… Да, куда же я их положил? Нет, не в этот ящик, наверное в какой-то другой.
   Он нервно выдвигал и задвигал ящики, один за другим. Ее голос полоснул его, как плеть:
   — Незапертые ящики! На что это похоже!
   Он промямлил:
   — Я никогда ничего не запираю. Так намного безопаснее. Да и ключи я все равно потеряю. Ага, вот они. Я же помню: положил их в вату для упаковки пауков. Там они спрятаны очень надежно. Ни Люси, ни миссис Хаббард не тронут моих ящиков ни за что на свете. Однажды я оставил здесь обыкновенного ужа, и представь: миссис Хаббард несколько недель тут не убиралась. Так что рубины в полной безопасности.
   Лидия хмуро смотрела на него сверху вниз. Ее всегда раздражала его рассеянность. Опасная черта, впрочем иногда даже полезная. Кто станет подозревать чудака, так искренне увлеченного научными изысканиями, так беззаботно относящегося к своим вещам — все лежит на виду, даже ящики не заперты? Правда, в прошлом году на виду оказалось слишком многое, из-за этого пришлось убрать Мэгги Белл. Лидия не паникерша, но в тот раз они были на грани провала, и рисковать пришлось исключительно из-за рассеянности Генри.
   Она по-прежнему молча хмурилась. Пока корить его, в сущности, было не за что. Она сама допустила промах, и пришлось снова рисковать, теперь уже из-за любопытства мисс Холидей, и на сей раз все прошло не так гладко, как она рассчитывала. К тому же она теперь осталась без прислуги. И, понятное дело, никто не рвется занять место этой копуши. Придется опять взять эту безмозглую Винни Тэйлор, вечно шныряющую по всему дому, хотя, правда, весьма расторопную.
   Она задвинула ящик, в котором лежали укутанные в вату рубины, и сказала:
   — Ну что ж, мне пора идти. Дождись, пока я пройду по коридорчику, а потом можешь отпереть дверь. И ложись-ка спать. Выглядишь ты устало.
   Он провел рукой по лбу.
   — Да, пожалуй, лягу. Лидия, а насчет Мэгги ты точно знаешь?
   — Ну конечно. Просто она дошла до точки и захотела сбежать от этой рутины. Так она мне и сказала, а я дала ей денег на дорогу. Но лучше об этом помалкивай. Ну что, теперь тебе полегчало?
   Он снял очки и протер их. Вот чудак… его глаза были полны слез.
   — Да-да немного отлегло от сердца. Ты вроде бы сказала, что это дело — последнее.
   — Да-да. Только не надо нервничать. Это тебе ни к чему.
   — Да, ни к чему, — согласился он. — Иногда мне вправду нездоровится.
   Она положила ему на плечо руку.
   — Ложись спать, а я сама обо всем позабочусь. Занимайся только своими паучками.
 
   По другую сторону панели мисс Силвер дюйм за дюймом тихонько продвигалась дальше от потайного входа в кабинет. Неплохо было бы узнать, куда выходит этот коридор, но сейчас ни о чем нельзя было думать, только о том, что происходило в кабинете. Крейг шел за ней следом, освобождая пространство для мисс Крю. Едва они отодвинулись, как панель сдвинулась тоже, и на пол коридора лег прямоугольник света. Если бы Лидия Крю вдруг глянула направо, она бы наверняка их увидела. В руке у нее был электрический фонарь. Да, если бы она направила луч фонаря вправо, она бы непременно их заметила. Но она не смотрела по сторонам. Как только Генри задвинул панель, она пошла, освещая себе путь, к выходу.
   Когда ее шаги стихли, Крейг наклонился к уху мисс Силвер:
   — Так, что же мы будем делать теперь?
   В ответ она лишь слегка сжала его руку. Он послушно стал продвигаться впереди нее к выходу. Но дойдя до двери, они обнаружили, что она… заперта. Крейг позволил себе еле слышный смешок:
   — И что же теперь? Может, пойдем назад и посмотрим, куда выходит тот конец коридора? Что вы на это скажете? Вам ведь известно расположение комнат внутри дома, а мне — нет.
   Она очень деловито и рассудительно ответила:
   — Думаю, он ведет в холл или в столовую. И там и там обшивка стен очень похожа на ту, что в кабинете.
   Они повернули обратно. Приблизившись к раздвижной стенке, они с изумлением обнаружили, что из кабинета по-прежнему пробивается свет. Генри Каннингэм только что задвинул панель, они сами слышали щелчок пружины. Но не успел Крейг предупреждающе тронуть мисс Силвер за плечо, как они оба поняли: теперь свет в коридор проникал сквозь круглое отверстие в пяти футах от пола.
   Его явно проделали в выдвижной панели для удобства: чтобы тот, кто шел по коридору в кабинет, мог убедиться, что путь открыт.
   Чтобы заглянуть в этот «глазок», мисс Силвер пришлось приподняться на цыпочки. Ей хорошо был виден письменный стол и склонившийся над ним Генри Каннингэм. Перед ним на белом листе бумаги лежал паук, а Генри его препарировал — отвратительное зрелище…
   Подцепив пинцетом крупный красный камень, он осторожно впихивал его в распоротое брюшко дохлого паука.
   Ей сразу же стало ясно: это один из пропавших рубинов леди Мэлберн и — судя по размерам — центральный камень из ее колье с алмазами и рубинами. Когда камень исчез в паучьем брюхе. Генри отложил пинцет в сторону.
   Другой, более тонкий инструмент он окунул в блюдечко с чем-то черным и клейким, затем капля за каплей закрыл Рубин, и вскоре мохнатый трупик снова приобрел прежний вид. Все это Генри Каннингэм проделал виртуозно: очень аккуратно и точно.
   Через минуту мисс Силвер уступила место Крейгу. Когда они обменялись впечатлениями от увиденного, оказалось, что выводы их были одинаковы. В данный момент Для Генри не существовало ничего, кроме его дела. Он был в своем мирке, где его не преследуют сомнения, где его не терзает собственная несостоятельность, в нем нет моральных норм, а следовательно, и преступлений. Чистый мир науки, где важен лишь процесс постижения. Там важны только его мастерство и средства, необходимые для получения результата. Миг, когда его встревожила судьба Мэгги Белл, миг, когда он сказал о Люси Каннингэм «это моя сестра», — тогда он был в другом мире, и от того жестокого мира он бежал, от того мира он должен был во что бы то ни стало спрятаться.
   Мисс Силвер пошла дальше по коридору. Он выходил, как она и предполагала, в один из темных углов холла, а потайная панель там сдвигалась так же неслышно, как и в кабинете. Лидия Крю позаботилась и об этом. В холле все еще горел свет, когда они отодвинули панель. После темноты он показался необыкновенно ярким. Но почти сразу же Крейгу пришлось оставить панель в покое: в столовой щелкнул выключатель и погас свет, а в холле появился Николас Каннингэм. Сквозь щель было видно, что он идет совершенно спокойно. Пройдя по холлу, он неспешно и беззвучно стал подниматься по лестнице. На верхней площадке открыли и закрыли какую-то дверь.

Глава 37

 
   Мисс Силвер предложила уйти через черный ход. В теперешнем своем состоянии мисс Каннингэм вряд ли сможет припомнить, запирала она его или нет. А до утра столько всего может произойти, что это уже не будет иметь значения.
   Они вышли в маленький дворик и по гравиевой дорожке подошли к калитке сада. Когда Крейг закрывал за собой калитку, церковные часы дали четыре коротких удара, предвещавших основной, и пробили час ночи. Ночь была прохладная, дышалось легко. После пыльного коридора воздух был поистине живительным. Крейг глубоко вдохнул.
   Крадучись лазать по закоулкам чужого дома, да еще ночью, ему совсем не понравилось и как-то больше не хотелось. Но что же будет теперь? Да, хорошо бы это знать.
   Одно он понял сразу: сам он угодил, говоря фигурально, между молотом и наковальней. Если мисс Силвер сейчас же сообщит по телефону Фрэнку Эбботту или местной полиции, что нашла рубины семьи Мэлбери, эта весть будет подобна взрыву бомбы. Пусть Лидия Крю летит к самому черту… но тогда у них с Розаменд опять все разладится.
   Завтра она, без сомнения, скажет, что не может выйти за него замуж… Да какое там завтра — завтра уже наступило.
   Сегодня. Наступил день его свадьбы, и ему вдруг почудилось, что Розаменд ускользает от него в свою чертову «Страну Облаков и Кукушек»[5] и никогда не выйдет за него замуж. Надо бы удержать мисс Силвер до половины одиннадцатого, иначе она непременно развернет свою бурную деятельность, пока всю шайку не возьмут под арест.
   В лица им веял легкий ветерок.
   — Что вы намерены делать? — спросил он.
   Она остановилась и повернулась к нему:
   — Не знаю. Но думаю, нам нужно вернуться.
   — В тот коридорчик?
   — Нет, это не обязательно. Я волнуюсь за мисс Каннингэм. Боюсь, ее жизнь в опасности.
   — Ее жизнь!
   — Мистер Лестер, вы ведь только что слышали беседу мисс Крю с мистером Каннингэмом. У вас есть сомнения по поводу ее намерений относительно его сестры?
   — Пожалуй, нет. Но как-то трудно себе представить, чтобы…
   Мисс Силвер печально его перебила:
   — Нормальному рассудку убийство всегда кажется чем-то нереальным, вроде страшной сказки… Для убийцы же не существует границ дозволенного. Его преступные планы, желание скрыть их — для преступника гораздо важнее норм морали. С каждым новым деянием он становится все значительнее в своих глазах, он опьянен своей хитростью и находчивостью, растет его уверенность в том, что он сможет довести задуманное до успешного конца. Это не первая жертва мисс Крю. Принимала ли она сама участие в устранении Мэгги Белл и мисс Холидей, я сказать не берусь, но я не сомневаюсь ни секунды: это было сделано по ее указке. Возможно, мы никогда так и не узнаем, что случилось с Мэгги, но мы знаем, что она прислуживала в Дауэр-хаус, а значит, на глаза ей могло попасться что-то необычное. Если бы она сообразила, что это такое. Генри и мисс Крю грозил провал. А случай с мисс Холидей лишь подтверждает наше предположение. Воспользовавшись отсутствием мисс Крю, она зашла в ее комнату. Испугавшись неожиданно нагрянувшей миссис Болдер, она сунула случайно попавший под руку конверт в карман фартука. Как видите, сама мисс Крю считает, что конверт, по-видимому, завалился между сиденьем и боковиной кресла. Всему виной безмерное любопытство мисс Холидей. Возможно, она поправляла подушки на креслах и проводила рукой по всем боковинам. Но вы знаете, что лежало в том конверте — набросок колье леди Мэлбери из рубинов и бриллиантов. Самый первый набросок, который потом дорабатывали, чтобы можно было изготовить подделку.
   — Да, я это слышал. Но про колье ничего до этого не слышал. Оно было украдено?
   — Да, мистер Лестер. Несколько недель назад леди Мэлбери обнаружила, что ее колье, очень дорогое, фамильная драгоценность, — всего лишь подделка. Ни она сама, ни кто-либо еще понятия не имели, когда его подменили. Как я понимаю, она не стала бы об этом никому рассказывать, но лорд Мэлбери проговорился, и этот секрет выплыл наружу. И теперь большинство местных жителей не сомневается, что леди Мэлбери сама его продала.
   Крейг тихонько присвистнул.
   — Понятно. Хорошенькая история! И несчастную мисс Холидей угораздило оказаться на пути мошенников.
   — Именно так. Тот злосчастный конверт был открыт.
   На нем было написано имя мисс Крю, а внутри лежал листок с наброском колье, первый вариант того рисунка, который потом сделали для ювелира. Мисс Холидей могла увидеть его, стала бы об этом рассказывать — это было крайне опасно. Бедная женщина выронила конверт, вытаскивая носовой платок, а мисс Каннингэм подобрала его и вернула своей подруге. И после этого мисс Каннингэм тоже стала представлять опасность. Ни своего брата, ни подругу мисс Каннингэм, разумеется, ни в чем бы не заподозрила. Но она могла выдать их случайно, по собственному простодушию, ведь поговорить она любит, и вообще чересчур эмоциональна. Неизвестно было, что, кому и когда она брякнет. Поэтому на лестнице и появилась натянутая бечевка.
   — Что же теперь?
   — Боюсь, мисс Крю может вернуться — не сразу, а немного позже, но этой ночью. Подождет, когда уснут Генри и Николас, а потом, видимо, еще раз попытается убить Люси Каннингэм. Такой вариант в любом случае нельзя исключить. Поверьте, я прекрасно понимаю ваши чувства.
   Вам, конечно же, хочется побыстрее увезти отсюда мисс Максвелл — до того, как начнутся аресты. Но обстоятельства таковы, что в полицию нужно сообщить незамедлительно. Я надеюсь, вы это понимаете.
   — Да, конечно.
   Мисс Силвер решилась.
   — Вход в потайной коридор не стоит оставлять без присмотра. Мисс Крю не должна прорваться к мисс Каннингэм. Если вы постоите на карауле, я схожу в Белый коттедж и позвоню инспектору Эбботту.

Глава 38

 
   Лидия Крю возвращалась по извилистой тропке меж рядов кустарника. Фонарь ей не требовался. Ноги сами знали путь, который она проделывала так часто — и днем, и в сумерках, и при луне, и в отсутствие луны, вот как сейчас. Ей знаком был каждый поворот, каждый шуршавший под ее руками куст, каждая ветка, перед которой нужно было наклонить голову, каждый торчавший из земли корешок. Она ходила здесь еще тогда, когда душа ее была полна самых дерзких надежд и сладких иллюзий молодости. Пробиралась по этой тропке и тогда, когда надежды испарились, а страшные замыслы привели ее на дорогу, с которой уже не свернуть.
   Она миновала канаву, пролегавшую между садами обоих поместий, затем арку из сплетенных ветвей, затем двинулась по песчаной площадке перед домом. Дверь, через которую можно было попасть в дом, была рядом, но комнаты Розаменд и Дженни, а также ее собственные выходили на заднюю сторону дома. Быстрым шагом, не опасаясь ничьих глаз, Лидия Крю прошла вдоль фасада. Теперь все комнаты, окна которых выходили на фасад, пусты. Это раньше в них было полно молодой поросли из рода Крю, молодых Крю и их гостей. А на чердаке — горничных и слуг. Зачем стараться идти тихо? Разве чтобы не потревожить духов былой роскоши…
   Она свернула за угол и подошла к зарешеченным окнам на первом этаже. Ее окна закрыты. Окна племянниц открыты. Она остановилась у окна Дженни и прислушалась. Оттуда не доносилось ни звука. Прошло порядочно времени, чтобы девчонка выплакала свою злость и уснула. Именно в это окно Дженни выкинула ту голубую бусину из венецианского стекла. Лидия Крю включила фонарь и стала шарить лучом по земле.
   Прямо под окном — газон, усаженный желтофиолями и тюльпанами, сразу за колонкой. Бусины там быть не может: Дженни швырнула ее изо всех сил. И на тропинке, огибающей дом, ее тоже быть не может. А вот за тропинкой, где начинается сад с декоративными каменными горками, надо поискать. Луч фонаря заскользил по замшелым камням, среди разросшейся лаванды и розмарина, зарослей розы-рогозы, колокольчиков и тимьяна. Луч дошел до пруда в центре садика, но сквозь застоявшуюся мутную воду ничего нельзя было разглядеть, тем более бусину. Конечно, вряд ли стекляшка залетела так далеко, но хорошо бы проверить. Если бусина в пруду, тогда не о чем беспокоиться.
   Она медленно вернулась из сада, шаря лучом фонаря по земле. Завтра днем можно будет разглядеть все получше, и если даже она не найдет бусину, то другие и подавно не найдут — в этом она была уверена. Она выключила фонарь, и тут вдруг из темноты донесся протяжный стон.
   — Кто здесь? — резко спросила она.
   Ей ответил голос утопленницы:
   — Вы не найдете ее. Она моя… вы не найдете ее.
   Голос был так слаб, что впоследствии Лидия Крю так и не могла понять, слышала она его или ей померещилось.
   Но в любом случае голос она узнала и сказанное поняла.
   Она вжалась в стену под окном Дженни и судорожно схватилась за решетку, сердце бешено колотилось. В ушах так зашумело, что если бы голос зазвучал снова, она уже точно его бы услышала. Но все было тихо.