- Так, теперь свободные интерпретации на нашу тему. Прошу приготовиться! Через три минуты продолжим.
   Ассистенты потянулись к бутылкам с водой, не подумав об актрисе. Таня сама взяла непочатую бутылку и жадно выпила половину. Силы вернулись, а давно забытые азарт и кураж закружили голову.
   Памятуя, что форма, особенно черная, да еще и с золотыми погонами ей очень к лицу, Татьяна, взяла с монорельса вешалку с парадным двубортным кителем, точно таким, какой был у Леньки Рафаловича, и, накинув его на плечи, прошлась туда-сюда перед Майком и ассистентками.
   Да, безусловно, военно-морская форма красит русскую женщину. Поверх легкого белого шелкового платьица в горошек - стиля конца пятидесятых, что она выбрала, Таня накинула на плечи этот китель, как холодными вечерами у костра делали на пикниках молодые офицерские жены или невесты... А на голову нацепила капитанскую фуражку с белым верхом и золотой капустой по черному козырьку.
   Красотка из Мурманска, да и только!
   Молодая жена капитана... из тех девушек, что учились в Ленинградском педагогическом институте и ходили на танцы в училище имени Ленинского Комсомола...
   Потом выбрала из нескольких гитар цыганскую, потертую, но с перламутровой отделкой. Майк захлопал в ладоши. Эрон причмокнул губами и щелкнул пальцами.
   - То что надо! - сказал Майк. - Эрон, дай миссис Розен текст, снимем пару тэйков именно с гитарой.
   Майк взял камеру.
   - А можно, я лучше спою, - спросила Таня, - там по сценарию жена капитана на пикнике поет романс, это очень по-русски, будьте уверены!
   - О'кэй, давайте петь, - согласился Майк, - Колину может понравиться.
   Таня слегка подкрутила колки и взяла аккорд. Инструмент был старый, но исправный. Кивнув Майку, что готова, присела на высокий стул, и старая цыганская помощница, послушная Таниным рукам, отворила калитку, пропуская всех в американской студии в прекрасный и таинственный мир русского романса.
   Майк показал оттопыренный большой палец, а Эрон и ассистенты захлопали в ладоши.
   - Отлично! - сказал Майк, не выключая камеру.
   - А это что, "Калинка" на другой мотив? - спросил "посвященный" ассистент.
   - Не калинка, а калитка, дверца, ведущая в сад, - искренно рассмеялась Таня, немного откинув голову назад.
   - Вот, вот, это то и надо! Натурально, с искрой! Снято! Все свободны. - Майк опустил камеру и немедленно направился к мониторам, даже не взглянув на Таню.
   - Поезжайте теперь спокойненько домой, - добавил Эрон, - мы с вами сами свяжемся. Стью отвезет вас.
   По дороге они совсем по-приятельски болтали о том о сем.
   Стью рассказывал смешные истории про Эрона. И про то, что Майк сильно пил, но Колин его подшил и записал в Организацию анонимных алкоголиков. Прощались почти друзьями. Но в какой-то момент Тане показалось, что парень слишком заискивает, вероятно, рассчитывая на повтор бесплатного омлета. Нет, не жалко, конечно, но напряжение и усталость навалилась, и желание упасть на подушку было единственным в этот вечер.
   Действительно, работа - лучший доктор. Таня не смогла принять душ и провалилась в спасительный здоровый сон.
   Какое наслаждение порой приносит сон человеку... Неразгаданное состояние. В снах, нет невозможного, мы не в силах управлять ими или отменить... Как хочется порой увидеть и пережить хотя бы во сне то, что уже невозможно в жизни или о чем только мечтаешь. Но сны беспощадны и непредсказуемы, и приносят не только наслаждения, но и страдания, которые ошибочно считают украшением жизни...
   Они шли по пустыне и сильно хотели пить, но нигде не было и намека на оазис. Павел ни на минуту не отпускал ее руку и успокаивал. Как всегда, голос его звучал уверенно и твердо. Потом появились деревья, и идти по песку стало легко. Павел нашел родник, и они, упав на землю, жадно пили голубую воду, потом смеялись, руки Павла касались ее лица, волос, губы целовали ее всю, а крона ветвистого дерева закрывала их от жгучих лучей солнца. Неожиданно он встал и направился вглубь рощи, а она никак не могла подняться и только кричала, чтобы он вернулся, но он не оборачивался и пропал за густыми кустарниками. Потом у родника мелькнула тень, и громадная змея с тремя головами двинулась в рощу, стирая гибким телом следы Павла на песке. Таня кричала и звала любимого, но деревья сплелись ветвями в непроходимую стену, и крик услышала только она сама, когда проснулась...
   Дурной сон портит утро, главное - поскорее его забыть. Таня решила клин клином вышибить и, забывшись в душе, стала думать о другом.
   "А если не пройду кастинг, если у них свои понятия о профессии актрисы и возьмут смазливую соплячку, которая в приемной нагло рассматривала меня и усмехалась, что-то гадкое нашептывая омерзительному спутнику. Ладно, посмотрим - кто кого, а пока надо узнать расписание самолетов, утренним рейсом надо бы улететь. Нечего тут без дела болтаться..." - думала Таня, приводя себя в порядок... Взяв чемодан с так и не пригодившимися нарядами, она спустилась в холл отеля сдать ключи.
   Уже в лифте вспомнила, что собиралась съездить в Беверли Хиллз. Потом прогуляться по магазинам, купить что-то Лизке, ребятишкам... И тут снова поймала себя на том, что, думая о сувенирах для близких, она думает и о Пашке. О своем ослике Пашке. Что и ему неплохо бы присмотреть моднющий галстук, или золотые запонки, или какую-нибудь милую безделицу...
   - Миссис Розен! Для вас есть корреспонденция...
   Таня удивленно поджала губки.
   Какая еще корреспонденция? Из дома что ли? От Лизаветы? Так ей легче позвонить, чем письма посылать... Да и какие письма могут быть в наши времена? Интернетный мейл, разве что!
   С нескрываемым интересом она приняла из рук дежурного розовый конверт. Розовый! Как это претенциозно, однако. Конверт был не заклеен. Тут же возле стойки Таня вынула из розовой оболочки скрывавшуюся там красивую открытку... По белому мелованному глянцу черной вязью было каллиграфически выведено:
   "Колин Фитцсиммонс имеет честь и удовольствие пригласить госпожу Розен на дружескую вечеринку по поводу завершения кастинг-отбора. Вечеринка состоится по адресу Оушен Бульвар, 431. Прибытие гостей ожидается в 8 часов вечера. Господин Фитцсиммонс надеется, что госпожа Розен почтит эту вечеринку своим участием, что несомненно послужит укреплению корпоративного духа его команды, девизом которой станет боевой клич русских моряков - на абордаж, вперед за "Оскарами"".
   Под текстом стояла размашистая подпись, сделанная синим шариком. "Как на автограф фанату расписался", - подумала Таня и улыбнулась. А почему бы и не пойти? Надо обязательно пойти! Как же пропустить такое событие?! "Все? Я принята?" - спрашивала себя Татьяна. Она даже не могла дать себе ответ счастлива ли она? У нее будет маленькая роль. Маленькая роль. Но как говорил астронавт Армстронг про свой первый маленький шажок по Луне? Вот то-то и оно! Кверху нос, Танька! Все только начинается! Ах... Как бы Паша порадовался за нее!
   Паша. Пашенька...
   * * *
   Таня не могла знать, что, прилетев вчера поздно вечером, Колин встречался с Эроном Фридляндером и Майком. Они приезжали к Колину в его ранчо на Оушн Бульвар и показывали материалы кино - и фотопроб.
   Колину понравились Танины фотографии. Но когда Майк прокрутил ему пленку, где Таня пела романс, сама себе аккомпанируя на гитаре, Колин не удержался и воскликнул:
   - Марика Рёкк! Девушка моей мечты, только десять лет спустя!.. А пригласи-ка ты ее на завтрашнюю пати, - сказал Колин Эрону.
   - Правильно, - кивнул Майк, - поглядим на нее еще разок.
   - Верно, только приглашение ты сам напиши, - добавил Эрон.
   * * *
   Таня была почти счастлива. Она в команде. У нее роль... Она снимается в большом кино у большого продюсера. Начинается новая жизнь. Вот он сон в руку... Красная дорожка, и она идет по ней с Колином Фитцсиммонсом... Идет за "Оскаром"? Идет к славе?
   Но кто та женщина? Кто та женщина, с которой она подралась во сне? Таня вновь напрягла память... "Нет! Не могу вспомнить. Не могу..."
   Вечеринка начиналась в восемь.
   Истинно калифорнийская вечеринка с изначальным идейным зарядом на всю ночь!
   Давно уже Таня так не заботилась о том, как одеться и какую сделать прическу. Номер в гостинице мгновенно превратился в тряпочный развал, но ничего из привезенного из дома не нравилось. Город Ангелов диктовал свою моду и свое, только ему присущее настроение. Таня сидела на полу номера и уныло смотрела на разбросанные вещи... Почему-то вспомнились дурочки из самолета.
   "А ведь они правы, можно напрокат взять, все равно ничего купить не успеваю. Но я же не начинающая шлюшка, а профессиональная русская актриса. Надо выбрать по высшему разряду", - Таня уверенно отыскала нужный телефон и через полчаса открыла дверь престижного салона.
   Худой, с глазами изможденными кокаином и однополой любовью, весь в цветных наколках стилист, минут пятнадцать разглядывал ее. Тер свою крашеную в зеленый с оранжевым густую шевелюру, чесал в задумчивости крашеную в лиловое бородку "а-ля Троцкий", мычал, цокал языком, щелкал пальцами, крутил лилово-зеленые усы и наконец принялся активно ее преображать...
   Ах, Голливуд! Здесь нет необходимости покупать платья от Армани... Здесь все можно на один вечер взять напрокат!
   - И я в этом пойду на вечеринку? - ахнула Таня, поглядевшись в зеркало, - ведь там соберутся известные люди!
   - Это Голливуд, мэм, здесь нет неизвестных людей, - отвечал стилист, и я вообще не зря ем свой хлеб, у меня берут советы и Роки Валентин, и Сузи Ли, и Брэнда Кармен, я обещаю, вы будете на вечеринке лучше всех!
   - Но мне не семнадцать лет, как вы вероятно заметили, - робко возразила Таня.
   - И не девяносто, правда ведь?! Мадам, вы приехали откуда? Из Фриско? - усмехнулся стилист. - Вы не видали голливудских вечеринок, здесь и шестидесятилетние бабки заголяются смелее, чем тинэйджерки в Оклахоме. Это Голливуд!
   И все-таки Таня не решилась. Слишком смело!
   Заплатила крашеному двести долларов за консультацию, потом взяла такси, поехала в "Нина Риччи" и купила себе черное petit robe за тысячу долларов. В гардеробе каждой женщины должно быть черное платье с вырезом. Если есть бюст - вырез спереди, если бюста нет - сзади. Таня взяла платье с вырезом на груди. Долго думала - брать ли напрокат колье с бриллиантами, но посчитала слишком претенциозным и решила, что тонкой золотой цепочки с православным крестиком будет вполне достаточно.
   "Что-то молнию заедает, - недовольно подумала Таня, когда умелая рука застегивала молнию. - А! Сойдет для одного вечера!"
   Парикмахер, очевидный француз, которому Таня доверила свои волосы, превзошел самого себя. А главное, он с истинно французским шармом похвалил ее платье. От такого комплимента просто закружилась голова!. Значит, все правильно, все в точку! Настроение поднялось на Эйфелеву башню за считанные секунды. Таня была довольна собой как никогда, а это значило: все вокруг будут чувствовать то, что чувствует она - счастье быть и уверенность стать...
   В полдесятого Таня подъехала на Оушн Бульвар, 431.
   Она правильно рассчитала, и приехала когда все уже собрались, но еще не сильно нализались и нанюхались...
   В дверях типичного южнокалифорнийского миллионерского бунгало ее встретили Эрон Фридляндер и Майкл с какими-то сильно поддатыми цветными девчонками.
   - А вот и Таня! Хай, дорогая...
   Обязательные в артистической среде поцелуи...
   - Хай!
   - Бонсуар!
   - Буэнос ночес!
   А стилист-то был прав! Прав на все свои двести баксов!
   Женщины здесь были одеты оч-чень смело. С какой то остервенелой лихостью...
   И то, что крашеный давеча предлагал, было еще не самым крайним экстремумом в ряду оголтелых калифорнийских модниц, собравшихся в доме Колина Фитцсиммонса.
   У Тани разбежались глаза...
   Гитарист Джон Бон Джови, обладательница прошлогоднего "Оскара" за женскую роль Рита Иолович, режиссер Спилберг, битловский продюсер Джордж Мартин. Все были здесь! И она была здесь... И все говорили ей "хай", и со всеми она терлась щечками cheek-to-cheek в формальностях артистически-братско-сестринских поцелуев...
   Она выпила бокал шампанского.
   - Я хочу познакомить тебя с одним русским, он прекрасно поет и играет на гитаре, как Юл Бриннер в молодости, - сказал Эрон, беря Таню за локоток и подводя ее к гостям, рассевшимся вокруг ярко-сочного брюнета с гитарой.
   Брюнет был, словно из сказки про тысячу и одну ночь, - классический злодей-любовник... Колдун Сакура из Седьмого путешествия Синдбада-морехода. Огромные черные глаза, сочные, обрамленные черными усиками и бородкой красные губы... И удивительно проникновенный бархатный баритон...
   Когда она подошла, брюнет пел романс Пилата из оперы Ллойда-Вебера... Пел очень хорошо. В голосе, как и на пластинке семидесятых годов, звучали боль и страдание бесконечно... бесконечно русского человека, не римлянина... Но русского.
   - Это Гриша... Познакомься, Гриша, это Таня, - сказал Фридляндер, когда брюнет щипнул гитару в последнем угасающем аккорде.
   - Я слышал о вас и слышал, что вы тоже поете, - сказал Гриша, подавая ей руку для пожатия, но не поднимая зада от дивана.
   - Поет-поет! - ответил Фридляндер за Таню...
   - Тогда, может, споем дуэтом? - спросил Гриша, раздевая Татьяну красноречивым взглядом.
   - Потом, не теперь, - ответила Таня, слегка смутившись, - мне надо сперва адаптироваться, что ли...
   Поболтала с оператором Майком. О том о сем и ни о чем.
   Таня все еще чувствовала себя немного скованной. Практически никого тут не знает. И неужели все присутствующие - члены команды? Их команды, в которой ей, Тане, теперь предстоит работать?
   Майка окликнули, он извинился и отошел, оставив Таню одну. Она автоматически стала искать взглядом знакомые лица. Вот мелькнул Эрон в проеме дверей, ведущих в смежную гостиную. Татьяна бессознательно двинулась туда, где играла музыка.
   В соседней гостиной танцевали. Крутился подвешенный к потолку зеркальный шар, бросая на стены снежные блики. Так забавно! Совсем как на танцевальном вечере в их общежитии строительного треста двадцать лет тому назад.
   Она обернулась, спиною почувствовав взгляд. Их глаза встретились. Это был тот, что давеча пел романс. Гриша! Он смотрел на нее и улыбался. Таня опустила глаза. Машинально протянула руку к фуршетному столику, так, дабы движением замаскировать свою скованность... Протянула руку и тут же внутренне похолодела.
   Тонким, едва различимым только для ее уха писком предательски расстегнулась молния на спине!
   Катастрофа! Это была катастрофа...
   Плотно обтягивающее платье, освободившись от зацепа ненадежных пластмассовых зубчиков, разошлось, обнажая тело своей хозяйки.
   Беспомощно окинув гостиную взглядом тонущей в омуте девочки, Таня быстро засеменила к свободному креслу, заведенной за спину рукой пытаясь как-то свести разошедшиеся края платья.
   Она села в кресло и, оглядевшись, перевела дух. Теперь ее самопроизвольно образовавшийся вырез был прикрыт высокой спинкой.
   Кто видел ее беду?
   И снова ее взгляд встретился с его взглядом. Улыбаясь, Григорий подошел именно к ней.
   - Вы разрешите пригласить вас на танец?
   Она не на шутку рассердилась. Как? Он нарочно! Он хочет выставить ее на посмешище. Он ведь видел, как разошлась молния на спине.
   - Я не хочу танцевать, - мрачно ответила Татьяна.
   А он снова улыбался. И она не могла понять: это улыбка наглого самодовольного хама-шутника - или улыбка совсем иного свойства?
   - Вы не поняли меня, Танечка...
   Он назвал ее Танечкой...
   - Вы не поняли меня, Танюша, я хочу быть вам полезным, потому что вы мне бесконечно симпатичны....
   И тут он, словно фокусник, вынул из-за спины свернутую русскую шаль, и развернув ее, накинул Тане на плечи. "Спасена! - возликовала она. - Ах, какой он милый, все же!"
   - Спасибо, Григорий, - только и вымолвила она.
   - Я счастлив, если могу хоть чем-то пригодиться, хоть чем-то помочь...
   Прикрыв разорванную застежку любезно поданной ей шалью, Таня поднялась из кресла и собралась было в дамскую комнату, но Гриша ее не отпускал.
   - Давайте уж помогу до конца, - сказал он с доброй улыбкой.
   Таня поняла теперь, что улыбка у Гриши была не самодовольной и не хамской. А совсем иного свойства!
   - Давайте я помогу вам отремонтировать вашу поломку, а то иначе это будет помощь полупроводника...
   - Полупроводника? - удивилась Таня, позволяя своему спасителю увлечь себя в какие-то коридоры, в какие-то двери...
   - Именно полупроводника, - со смехом подтвердил Гриша, - потому как проводник провожает девушку до самого дома, а полупроводник, только до первой опасности, до первого встречного хулигана...
   Они пришли на открытый паркинг.
   - Вот сюда, Танечка, - Гриша указал на представительский "Кадиллак" и открыл заднюю дверцу.
   Таня послушно вошла в полумрак просторного салона.
   - Это ваша машина? - спросила она.
   - Не совсем, но на сегодня вполне моя, - неопределенно ответил Гриша, - показывайте доктору свою спинку, не бойтесь, доктор вылечит...
   Смеясь, Гриша рассказал Тане, что у него, как у хорошего солдата, всегда с собою есть иголка и нитка.
   И пока он дотрагивался до ее спины... Пока он прикасался к ней своими тонкими пальцами... Пока он трогал ее... Она вдруг почувствовала необыкновенную радость и свободу.
   Он... Он стал ее Тристаном. Он стал ее избавителем... И он прикасался к ней. К ее спине.
   Тонкими частыми стежками схватывая разошедшуюся молнию.
   - Вы из службы спасения? - шепотом спросила она...
   - Почти, - ответил Гриша...
   И тут она почувствовала, как он наклонился к ее спине губами.
   Закончив стежки, чисто по-русски решил перекусить тонкие ниточки...
   Он перекусил нитку, но не отвел губ, запечатлев на ее шее нежный, едва влажный поцелуй.
   - Спасибо вам, - сказала Таня, - вы мой спаситель...
   Когда они вернулись из гаража к гостям, вечеринка была в самом разгаре.
   - Гриша, спой нам! - попросила одна из вчерашних ассистенток, та, что щелкала давеча своим "никоном", а теперь вместо фотоаппарата держала в руках бокал шампанского.
   - Гриша, спой! - вторили ей гости.
   - Спойте, Гриша! - попросила своего нового друга Татьяна.
   - Ну, если только Таня мне подпоет, - сказал Гриша, беря в руки гитару.
   - Точно-точно! - подхватил оказавшийся тут Эрон, - дуэтом, дуэтом, пожалуйста...
   И когда Таня, слегка откашлявшись, попробовала голос, Эрон крикнул куда-то в глубь гостиной:
   - Колин, Колин, подойди к нам сюда, ты хотел на это посмотреть...
   И они спели.
   Они спели "Яблоньку". Причем спели так, как будто репетировали вчера весь день. Гриша даже знал два куплета на цыганском, и спел их один своим мягким, словно черный бархат, баритоном.
   Спели "Шумэн-шумэн" по-цыгански, Гриша прекрасно подтягивал вторым голосом, а когда он сыграл сложное, исполненное звучными пас сажами гитарное соло, Таня не удержалась и прошлась цыганочкой по вмиг освободившемуся проходу.
   Все их обступили. Обступили и хлопали в такт Гришиным аккордам.
   - Ай да Таня Розен, ай да молодец, - громче всех хлопал Колин Фитцсиммонс, - с такой актрисой разве мы не снимем приличный фильм? обернувшись к какому-то важному мужчине громко, чтобы все слышали, спросил он...
   * * *
   Их первая ночь была прекрасна.
   Но она все же поплакала.
   Поплакала, прошептав сама себе: "Прости меня, прости меня, мой ослик! Прости меня, Пашка..."
   А когда они завтракали с Гришей, завтракали в постели в его номере, Гриша вдруг предложил ей записаться на студии "Юнайтед Артистс".
   - Давай запишем альбом цыганских романсов!
   - С тобой - все что угодно, - сказала Таня и снова раскрыла ему свои объятия.
   Леди Морвен - Гейл Блитс
   Морвен-хаус, Лондон, Великобритания
   Март 1996
   Интересным образом на смерть лорда Морвена отреагировал журнал "Форбс". Американец Дэвид Лоусон, экстравагантный секретарь короля Иллюминатов, который достался Тане в наследство вместе со всем движимым и недвижимым, во время утреннего доклада сообщил, что "Форбс" включил ее, леди Морвен, в десятку самых богатых женщин Англии. Сразу на почетное шестое место, между госпожой Аль-Файед и принцессой Анной.
   - Боюсь, это нескромно, - сказала Татьяна Лоусону.
   - Увы, мадам, но это теперь неотъемлемая компонента вашего имиджа, ответил Лоусон с легким поклоном головы, - таковы неизбежные издержки гласности в демократическом обществе, мадам...
   Татьяна фыркнула и укорила Лоусона в том, что он говорит банальности... Но журнал взяла, и несколько раз внимательно просмотрела форбсовские чарты вдоль и поперек.
   Отметила в списке мировых лидеров знакомые фамилии людей из Ордена... Петти, Макмиллан, Хаммонд, Джейкоб Цорес...
   Обратила внимание на впервые появившиеся в списках русские имена... Тополинский, Черновыдрин...
   Но каков Гейл Блитс!
   Он обогнал их всех и стоит на первой позиции.
   "Наверное, это нехорошо", - подумала Татьяна и, резким, почти каратистским движением хлопнув ладошкой по рычажку сигарных ножниц, закурила длинную ароматную "Ромео и Джульетту"...
   Разбирая почту, Лоусон напомнил ей, что целесообразно было бы откликнуться на приглашение и посетить благотворительную выставку Королевского общества садоводов, потому что там обязательно будут и Королева-мать, и сама Председательница общества - королева Елизавета. У леди Морвен появится прекрасный повод напомнить Ее Величеству о намерении покойного тринадцатого лорда и Кавалера орденов Подвязки и МБИ участвовать во вновь создаваемых благотворительных фондах Ее Величества...
   - Увы, Лоусон, боюсь, это выглядело бы некорректно, ведь мы все еще в трауре.
   Ох уж этот траур...
   Хотя черные шляпки с вуальками от Нина Риччи ей были очень к лицу.
   Таня не без удовольствия целых три дня потом разглядывала фотографии похорон, опубликованные и в "Ньюсуик", и в "Сан" и в "Пари-Матч", где крупным планом из-под черной вуали видны только бледная щека и подбородок... Белая-белая кожа... И красные-красные губы самой ярко-красной помады! Черное, белое и красное!..
   И желтые розы, которые так изысканно смотрятся на черном...
   На выставке будет море желтых роз...
   Ах, и все-таки она женщина! Ей оч-чень хотелось поехать на выставку. Как маленькой девочке хотелось когда-то поехать в парк и покататься на карусели...
   - А что, Лоусон, - спросила Татьяна, - ко дню Дерби мы еще будем в трауре?
   Лоусон поглядел в календарь, беззвучно пошевелил губами и утвердительно кивнул:
   - Да, мадам, все еще будем...
   - Ах! - тягостно вздохнула леди Морвен, - и на скачки в Эскоте мы тоже не поедем!
   И не то чтобы ей нужны были скачки, просто хотелось на люди, в суету, хоть на несколько часов избавиться от гнетущего одиночества.
   Ах, как она теперь была одинока!
   Родители?
   Мамочка Адочка, насколько известно, все еще хороша, несмотря на свои шестьдесят пять, по-прежнему беззаботна и убеждена, что ежемесячные две тысячи долларов ей выплачивает ваучерный фонд "Августина".
   Тот, кто по документам числился ее отцом, академик Захаржевский Всеволод Иванович, семь лет назад скончался в глубокой старости и глубочайшем маразме. Про истинного отца Таня в свое время не спросила, а теперь поздно - мать, как и все, кроме немногих посвященных, убеждена, что ее самой давно нет в живых.
   Брат Никита? Одно название, что брат, а так... Да и брат-то наполовину условный.
   Павел, когда-то любимый муж? Твердый, цельный, прозрачный, как его любимые алмазы, - и вчистую проигранный ею судьбе-злодейке. А был ли шанс сохранить его? Не было... Наверное, так оно и лучше, какая у них могла бы быть общая жизнь, с их-то несовместимыми векторами? Зато теперь он определенно счастлив, достаточно вспомнить, каким взглядом он смотрел на ту, другую Татьяну, тогда, в аэропорту, после...
   А вот этого лучше не вспоминать. Но и забывать нельзя.
   Нюта? Нюточка-разлучница? Девочка не может не знать, что Татьяна Ларина - не родная мать ей, с Павлом бывшая Ванькина жена сошлась всяко позже того, как нынешняя леди Морвен стала на время миссис Дарлинг, Нютка тогда была уже в сознательном возрасте. Но что знает она про свою родную мать? Скорее всего, ничего... Взрослая, двадцатый пошел... "Нюточка, где ты, доченька моя, кровиночка? Где ты теперь? Хоть и не умею молиться, а за тебя помолилась бы, да только вряд ли молитвы мои будут услышаны..."
   Нил-Ро?
   Как же он мал!
   Как же он недосягаем!
   И наконец...
   Это имя она не произнесла даже про себя.
   Единственный, желанный... Отвергший ее любовь и отобравший самое дорогое...
   И вот теперь одна...
   Неожиданно для себя леди Морвен почувствовала тупую, саднящую боль необъяснимой словами тоски по покойному супругу.
   Любовь - не любовь, но, как ни крути, два сапога пара. Когда-то он взял ее, как берут крепость: осадой, измором, хитроумным обходным маневром. Странно, но она так и не успела спросить его светлость, знал ли он, что ее первый муж жив, когда через Фахри подписал ее на убийство Шерова. И чем только старый упырь так досадил... другому старому упырю? Правда, в отличие от Вадима Ахметовича, его светлость до последних своих денечков был, что называется, мужчина в соку... До семидесяти одного не дотянул всего-то двух месяцев. Ах, какие у них были ночи! А блеск его лысины в лучах полной луны!
   "Да, Эндрю, я полюбила другого, я хотела расстаться с тобой, и мне казалось, что за свободу я готова была заплатить любую цену. Оказалось - не любую. Такого я не хотела и не могла предвидеть... Надеюсь, боль не была долгой..."