Вересов Дмитрий. Скитания ворона

   Знакомые и незнакомые атаковали их вопросами. Нил привлек всеобщее внимание. Его разглядывали и шептались, когда они с Сесиль вышли в фойе и направились к барной стойке выпить шампанского. Нил все-таки остановил свой выбор на коньяке, который, приятно обжигая горло, немного успокоил нервы. Сесиль общалась со всеми подряд и совсем не обращала на него внимания.
   Нил был этому очень рад и даже отошел в сторону, чтобы хоть немного побыть одному.
   — Оркестр выше всяких похвал, вы не находите? Даже в Ленинграде они не работают так истово, как за рубежом. А вот костюмы и декорации подряхлели, правда, этого почти никто не замечает. Голос вашей мамы обладает магической силой. Ты ведь тоже немного поешь, как мне помнится , хотя на детях гениев...
   Голос за спиной поверг Нила в шок. Он ждал этого, он внутренне был готов к этому, и потому и секунды не потребовалось, чтобы среагировать так, как он давно уже продумал. Но повернулся он слишком резко, и остатки коньяка выплеснулись на костюм Асурова.
   — Не надо так нервничать и привлекать внимание. Под крышкой в туалете, во второй кабинке тебя ждет конверт, он прикреплен скотчем. Возьми его, когда будет прием, после окончания спектакля. Я сам тебя найду. — Асу ров проговорил все быстро, вытирая салфеткой пиджак. — Ничего страшного, мсье, ваш коньяк как раз под цвет моего костюма, так что пятна будут совсем не заметны.
   — Нил, ну ты опять пьешь, ну хоть сегодня сдерживай себя, мама будет расстроена, если ты будешь не в форме. Пошли, там Плисецкая, Нуриев и вообще — столько знаменитостей — интересно же познакомиться!
   Сесиль возбужденно тараторила, уводя Нила от бара. Он так ничего и не успел сказать скромно одетому господину, который, устало облокотившись на стойку, потягивал колу и равнодушно оглядывал бурлящий зал фойе.
   Нил не стал дожидаться банкета и взял конверт еще в антракте, чутье подсказало ему, что лучше до разговора владеть информацией и выиграть время для принятия решения. Конверт был увесистый, он нашел там мини-фотоаппарат и инструкцию. Текст был написан языком военного предписания; из него Нил понял, что господин Бажан очень интересует наш Комитет, и он, агент Дэвид Боуи, обязан проникнуть в его сейф для получения невинной информации о лицах, которые находятся под наблюдением УОТ, но еще не раскрыты, а если доступ будет регулярным, то снимать все документы, особенно с грифом секретности. Передачу столь необходимой инфы, когда она будет на руках, осуществить согласно устному указанию.
   Нил положил аппарат в карман, пустой конверт полетел в ведро, а записка, догоревшая в руке, пеплом посыпалась в унитаз.
   До конца спектакля Нил думал только о предстоящем разговоре. И совсем не обращал внимания на действие. Понятно стало лишь то, что никак нельзя выдать свое истинное отношение к делу, а значит, в третьем отделении спектакля он должен сыграть главную роль и быть убедителен.
   Опера двигалась к своему завершению, и Нил включился только, когда зал взорвался аплодисментами. Мама — а он только в эту минуту увидел ее — улыбнулась ему своей отработанной годами улыбкой, но и это тронуло его так, что глаза — предательски заблестели от слез. Она выходила на поклон по центру сцены, руками придерживая плащ, который совершенно скрывал ее фигуру. Цветы летели на авансцену, зал неистовствовал. Мама в одной руке держала цветы, а другой по-прежнему придерживала плащ. На третьем поклоне тер, выходивший с ней, подал ей руку, и ей ничего не оставалось, как принять ее. Плащ распахнулся, и все увидели полную фигуру примадонны, обтянутую в черные лосины. Было очевидно, что это огорчило ее, но вырвать руку и закрыться плащом не было никакой возможности.
   Еще подходя к гримерке, Нил услышал крик и рыдания.
   — Он опозорил меня, эти интриги сведут меня с ума. Все прекрасно знают, что костюм несовершенен, но плащ специально был задуман, чтобы не пугать зрителя моим старым, толстым телом. Это провал, конец, это катастрофа!
   — Глупости, никто ничего не заметил, ты преувеличиваешь, дорогая. А тело у тебя божественное, я-то знаю. Наплевать на все эти интриги. Ты была воистину великолепна! Иди ко мне, любовь моя, кто как не я сможет тебя утешить. И не плачь, надо на приеме выглядеть по высшему классу. Вот, выпей немного шампанского и все пройдет.
   Нил стоял под дверью как вкопанный. Асуров, а сомнений не было, это был он, обращался к маме на ты, а такое обращение говорило о многом, вернее обо всем. Он открыл дверь без стука. Асуров стоял к нему спиной, мама сидела в кресле перед зеркалом, а он суетливо гладил ее плечи.
   — Нилушка! Как я соскучилась, мальчик мой! — она не встала с кресла и даже не повернулась, а говорила с зеркалом, в котором отразился Нил в полный рост. Асуров, нисколько не смутившись, отошел к столу, уставленному напитками и фруктами. — Целуй меня быстрее, мне надо срочно снять грим, скоро прием, а я вся разобранная. Ты видел, как он на поклоне специально взял мою руку, чтобы распахнулся этот дурацкий плащ!
   — Нет, мама, я ничего не заметил, и уверен, что все остальные тоже, ты как всегда драматизируешь.
   — О! Какой ты милый, мои любимые желтые розы, ты не забыл, умничка. А где Сесиль? Ах да, я сама велела пустить только самых близких.
   Нил резко повернулся и в упор посмотрел на Асурова, но тот по-свойски разливал по хрустальным бокалам шампанское, и только мерзкая улыбка выдавала его полное понимание сцены.
   — За встречу матери с сыном после долгой разлуки! — Он подошел к ним с подносом, на котором стояли три бокала.
   — Я не пью шампанского. — Нил подошел к столу и плеснул в стакан виски. — За встречу и премьеру в Париже, о которой ты так долго мечтала, ма!
   Все выпили.
   — О, Нил, я же вас не представила! Знакомься — это мой друг, Константин Сергеевич. Даже больше, чем друг, но для чужих это секрет пока, хотя в этой театральной помойке секретов не бывает. Ты не представляешь, я в последнюю минуту узнала, что место отдают мне, поэтому не смогла предупредить о приезде. Постоянная грызня и интриги вконец измучили мои нервы. Только благодаря Костеньке утвердили меня. Он так много сделал для меня, так много, поэтому, прошу не ссориться и обязательно, обязательно подружиться. А Константин Сергеевич по-настоящему заботится обо мне. Все время интересовался, как ты, как Сесиль, ведь больше мне не с кем поделиться. Кругом только черная зависть и только. Мы даже все твои письма вместе перечитывали, я стала такая сентиментальная . последние годы. Надеюсь, вы подружитесь, а сейчас все вон, мне надо исключительно выглядеть. Париж не прощает старых примадонн.
   — Дорогая, не называй себя так, ты сегодня просто обворожительна, ну, мы уходим, я зайду через полчаса. А пока мы с Нилом прогуляемся поблизости.
   — Зря вы с матерью игру затеяли, или для вас все средства хороши? Все-таки должен быть предел цинизму.
   Они присели в «чайном салоне», где цены зашкаливали даже для продвинутых иностранцев, и потому народу почти не было.
   — Не буду оправдываться, я всего лишь курирую гастроли от горкома партии. А с Ольгой Владимировной я давно был знаком и всегда преклонялся перед ее талантом. Она очень одинока, так получилось, что наша дружба в такое непростое для ее творческой жизни время стала поддержкой. Но не будем о личном. Задание, которое ты получишь, крайне ответственное. Не скрою, что риск велик. Политическая ситуация сейчас не в пользу нас, сам знаешь: беспрецедентная высылка дипломатов очень осложнила работу. Теперь к каждому советскому человеку особо пристальное внимание, а это нам не на руку. Ты пока нигде не засветился, как нам стало известно, тебя очень тщательно проверяли, но все чисто. Конечно, хорошо бы вам завести ребенка, это утвердит твои позиции в общественном мнении. Ты подумай об этом. Времени на все отпущено не больше трех месяцев. Когда задание будет сделано, поменяй занавеси на окнах. Тебе позвонят и скажут, что делать дальше. Пароль: вы не хотите застраховать вашего ребенка в компании «Элефан'д'Ор»? Ответ: у нас пока нет детей...
   По пути домой Нил был подавлен и молчалив. Сесиль, наоборот, пребывала в состоянии крайнего возбуждения — спектакль, встречи с известными личностями, бесконечные комплименты мужчин.
   — Скорее надо домой, я так соскучилась по тебе! Мама у тебя просто прелесть, а друг ее, как там его зовут, вылетело из головы, мне не очень понравился. Он какой-то склизкий, все время приставал ко мне с расспросами про наши отношения. Ну, какое ему, собственно говоря, дело до нас! Я еле сдержалась, чтобы не поставить его на место, только мама и остановила. А ты опять был весь вечер вареный. Боюсь, Камбремер тебя превратит в провинциала, поэтому надо чаще выбираться в свет.
   — Куда мы едем? Я не понимаю.
   Машина уверенно повернула на бульвар Капуцинов.
   — А это сюрприз! Для тебя сегодня впечатления не кончились еще. — Сесиль прижалась к нему, и он остро услышал запах ее духов, которые вызвали в нем особое раздражение.
   — Жаль, что не кончились, а лучше бы они и не начинались.
   Нил немного отстранился от нее и достал припасенную с банкета стограммовую бутылочку русской водки. Отвинчивая маленькую пробку, он с особой ненавистью прочитал с детства знакомое название.
   Он не успел, не то что допить, а и хлебнуть толком — голубой «рено» Сесиль остановился возле углового дома, каких в Париже великое множество. Семь этажей, кариатиды, башенки на крыше, в общем — классическая буржуазная эклектика рубежа веков.
   — Приехали, — с улыбкой сказала Сесиль.
   — Куда это, интересно знать, — пробурчал Нил, пряча бутылочку во внутренний карман. — Устал я для гостей.
   — Мы не в гости.
   Сесиль подошла к подъезду, набрала цифры на сверкающем кодовом замке, раскрыла дверь, и Нилу ничего не оставалось, как войти вместе с ней.
   В крохотном фойе было темно и душно.
   — Сейчас, сейчас, — бормотала Сесиль. — Кажется, слева... Я сама еще не вполне освоилась...
   Она нащупала на стене кнопку, и фойе осветилось тусклым, далеким светом единственной лампочки.
   Нил увидел, что стоит впритык к двери, чернота которой разнообразилась лишь блестящим кругляшком врезного замка. Сесиль раскрыла сумочку, принялась сосредоточенно рыться.
   — Ура! — сказала она наконец и показала мужу маленький кривой ключик.
   В этот момент погас свет.
   — Ой! — сказала Сесиль в темноте. — Я, кажется, ключ обронила.
   Пока искали, лампочка потухла вновь.
   — Замри! А то об тебя стукнусь... Черт! — Судя по звуку, Сесиль все же стукнулась. Но не об него. — Автоматическое отключение срабатывает слишком быстро. Завтра же поговорю об этом с управляющим.
   В конце концов ключ был найден, черная дверь отперта.
   За ней оказалась лестница — узкая и крутая, почти винтовая, и тоже весьма хреново освещенная.
   — Нам на седьмой! — бодро прощебетала Сесиль.
   Бодрость показалась Нилу напускной.
   — Где тут лифт?
   — В соседнем доме, — неуверенно пошутила Сесиль.
   — Ты как хочешь, а я никуда не пойду! — Нил сел на ступеньку. — Какого черта мы там забыли?
   — Черт здесь совсем не при чем! — Сесиль топнула ножкой. — Там наша квартира, наша, понимаешь?! Пока ты прохлаждался в замке моих родителей, я нашла нам квартиру. Очень миленькую, и всего за три тысячи франков в месяц...
   Нил тихо присвистнул. Три тысячи. Если роскошный пентхаус тети Соланж обходился им в тысячу двести, то что же тогда здесь, под крышей? Эрмитаж? Тадж-Махал?
   — Ты обалдеешь, — словно услышав его мысли, пообещала Сесиль.
   Через десять минут мучительного подъема, многократных поисков выключателей во внезапно обрушивающейся темноте и трехминутного ожидания на крошечной площадке седьмого, последнего этажа, пока Сесиль в очередной раз искала ключи, Нил действительно обалдел.
   Размерами и формой прихожая напоминала телефонную будку, совместно спроектированную Босхом, Дали и Павлом Филоновым — штук тринадцать углов, восьмиуровневый потолок. Кроме низенькой, как вход ко Гробу Господню в Иерусалиме, дверцы, должно быть, в ванную, дверей не было, да их и некуда было бы всунуть, поскольку свободного пространства даже в пустой прихожей было метра полтора, не больше. Поэтому Нил сразу увидел и кухоньку, какая не приснилась бы и главному архитектору наших блочных «хрущоб», и гостиную, геометрически представляющую собой усеченную шестигранную пирамиду, и спаленку, ностальгически напомнившую ему «щель» в коктебельском доме Марии Николаевны Басаргиной.
   Справедливости ради следовало отметить, что все было чистенькое, новенькое, исправно вылизанное.
   — Ноги вытирай! — не преминула напомнить Сесиль, сама уже бочком просочившаяся в гостиную.
   — И за это — три тысячи франков! — Нил не знал, что и думать.
   — Да, милый, представляешь, как нам повезло!, — жизнерадостно отозвалась Сесиль.
   — Мда-а...
   — Что? Я не слышу... — Сесиль показалась в проеме гостиной. — Что ты сказал? Тебе нравится?
   — Ну... Тесновато, ты не находишь?
   — Зато свое. Да еще и в отреставрированном доме, с горячей водой и телефоном!
   — У тети Соланж все это было. И многое другое. Кстати, она вроде не планировала возвращаться на рю Кюстин в ближайшее время...
   Сесиль закатила глаза.
   — Ты сошел с ума! Это же Фобур-Сент-Оно-ре! Ты не понимаешь, что это значит для парижанина — жить в Фобур!
   — Теперь буду понимать. — Нил обнял всхлипывающую Сесиль за плечи, прижал к груди. — Ну, успокойся, успокойся же, я не то сказал. Квартирка очень миленькая, уютная, и ты молодец...
   — Ты бы хоть посмотрел хорошенько, прежде чем ругаться... — сквозь слезы пролепетала Сесиль.
   Первое, что он увидел, войдя в гостиную, был портрет Тани Захаржевской. Он стоял на полу среди вещей, перевезенных от тети Соланж. «Так, ну раз уж ты переехала, значит и мне надо перебираться», — подумал Нил, и в который раз ему показалось, что на ее нарисованном лице промелькнула коварная усмешка...
   — Наверное, наши родители правы, и нам пора подумать о ребенке. Мама тоже говорила со мной сегодня. Правда, я не представляю, как будет с моей наукой. С одной стороны, я была бы не против, вот если бы все произошло случайно, то тогда, конечно же, мы бы оставили его...
   Сесиль плескалась в душе и, как обычно, совсем не требовалось ей отвечать. Нил оперативно нашел на кухоньке бутылку вина и, выпив половину, успел провалиться в тяжелый сон.
   Этой ночью подушка Сесиль была мокрой от слез, как никогда. Нила разбудили ее рыдания, он действительно почувствовал себя полным негодяем и эгоистом. После успокоительной беседы он потащился в душ, где, пошарив в аптечке, нашел пару презервативов, чем снискал горячее одобрение Сесиль. Случайности были не в ее характере.
   Телефон зазвонил, как бешеный, Нил снял трубку и услышал голос Доминик.
   — Нил, не удивляйся, я потом расскажу, как я узнала твой номер. Пожалуйста, приезжай поскорее. У меня большие проблемы. Только ты можешь мне помочь. И еще, если можешь достань денег, хотя бы пару тысяч франков, я тебе потом все объясню.
   — Но я без гроша, все деньги у Сесиль...
   — Не надо Сесиль... Базиль Вальме, вот у кого можно одолжиться без лишних вопросов.
   Нил не нашел, чем побриться, и тихо, чтобы не разбудить жену, стал обуваться. Кроме смокинга, в котором он приехал накануне, надеть было нечего, но в голосе Доминик слышалась такая тревога, что, наплевав на неуместность такого наряда, Нил заспешил на помощь.
   Он не стал греметь замками, а лишь тихонько прикрыл за собой дверь. Сомнительно, чтобы какой-нибудь вор без предварительной серьезной наводки взял себе за труд преодолеть все препоны внизу, а потом еще семь этажей пешедралом. Только в фойе Нил сообразил, что так и не предупредил жену, куда столь спешно направился.
   Ну ничего, позвонит из Камбремера...
   За окном автобуса мелькали знакомые окрестности. Наконец-то можно спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. Деньги Базиль действительно дал без вопросов. Правда, попросил расписку, и Нил, забывшись, начал писать по-русски, но к этому доктор не стал привязываться, хотя и не знал русского. Даже пошутил, что главное в расписке — это автограф и сумма. Нилу в какой-то момент показалось, что Вальме был как-то особенно рад оказать услугу Нилу. Голова шла кругом, все предполагаемые пути выхода не удовлетворяли Нила, и чем сложнее он выстраивал план действий, тем быстрее понимал, что победить Асурова нет никакой возможности. А когда Нил представил себе мать в объятиях этого мерзкого жука, глаза от ненависти и отвращения из синих сделались черными.
   Да, расслабился на полную катушку. Жена, любовница, хорошее вино, приятная компания... все это, казалось еще вчера, будет вечно, ан нет, вот и счет принесли, и платить придется. Пора просыпаться...
   Нил вспомнил, что Доминик была не на шутку встревожена, значит, и здесь будут проблемы. Он позвонил сразу, как вошел в дом, и услышал только одно:
   — Я приеду.
   Нил успел переодеться и припрятать камеру, когда влетела Доминик.
   — Ну, что стряслось, давай все по порядку и без истерик.
   Нил поцеловал ее, но она как-то резко отстранилась.
   — Сесиль всегда выбирает холодные духи. — Доминик мгновенно услышала еще несмытый запах.
   — Ладно, ты за этим меня позвала или что-то более существенное тебя волнует? И как ты, разведчица, меня отыскала?
   — Даже не знаю с чего начать. Это старая банальная история... Короче, вчера, когда я выехала за покупками в город, я встретила одного человека, старого знакомого. Мы давно не виделись... В общем, я познакомилась с ним летом шестьдесят восьмого. Не знаю, что тебе, русскому, скажет эта дата, но ни один француз никогда не забудет этот жаркий год. Жаркий в политическом смысле. Демонстрации, баррикады, революционные комитеты, стычки с полицией. Молодежь вдруг захотела немедленной революции. Не только экстремисты, но вообще вся молодежь, особенно студенты. А я как раз училась в Сорбонне, на историческом...
   — Понятно. Как говорят у нас в России — башню снесло.
   — Вот именно. Я вся отдалась борьбе, без остатка.
   — Не оставалось времени даже на мужчин? Ого...
   — Не иронизируй, это было давно. Днем стояла в пикетах, распространяла листовки, ночью эти листовки печатала, изучала Маркса, Троцкого, Мао... Я тогда жила в Баньо, это хоть и за чертой Парижа, но от университетского городка недалеко.
   Нил кивнул.
   — Пара остановок от парка Монсури. Я знаю, регулярно ездил в Коммерческую Школу мимо этого твоего Баньо.
   — У меня там был домик, оставшийся от родителей. В подвале я устроила подпольную типографию, иногда прятала товарищей, за которыми охотились флики. То есть, полиция.
   — Спасибо, я знаю, что такое «флики».
   — Да. Так вот однажды мне привели его, ну, того человека. Люка, председатель нашего комитета, сказал, что Маню, так его звали, «завалил свинью», то есть, убил полицейского во время беспорядков, и его нужно приютить на несколько недель, пока все не поутихнет. Он, этот Маню, был такой заросший, грязный, вонючий, такой восхитительно вульгарный — настоящий революционер-пролетарий, герой из низов, с которыми мы так рвались слиться в едином революционном порыве. В первую же ночь он напился до невменяемости и изнасиловал меня — грубо, скотски... Потом потребовал денег и выпивки. И так продолжалось полтора месяца, пока все мои сбережения не подошли к концу. Я теряла голову, как же быть дальше, но Маню все решил за меня. Однажды утром он сбежал, прихватив мамину шкатулку с драгоценностями, а через день нагрянула полиция... В участке мне показали фотографию Маню и разъяснили, что никакой он не революционер, а потомственный уголовник, несколько раз сидел за кражи, и убил он вовсе не полицейского, а такого же как он подонка — в пьяной драке, бутылкой по голове. А потом сбежал и заморочил голову Люка и всему нашему комитету. После допроса меня отпустили и даже довезли до дому, я была в слезах, в истерике, сама не своя... Но самое ужасное я узнала несколько дней спустя — я беременна. Само собой, пришлось сделать аборт, не рожать же от такого выродка, только все прошло неудачно, и у меня не может быть детей. Потом, когда в моей жизни появился Алекс, старинный друг отца, я так и не смогла рассказать ему все, и в моем бесплодии он поначалу винил самого себя, а потом и вовсе смирился с мыслью, что детей у нас не будет... Прошло десять лет, и вот опять явился этот негодяй. Он откуда-то все пронюхал. Мне пришлось дать ему денег, чтобы все замять. Он потом несколько раз еще приезжал, и я опять давала деньги. А вчера он заявил, что нуждается крупной сумме, якобы он кому-то должен, и его жизнь в опасности. Но я точно знаю, что он просто наркоман, и деньги нужны исключительно на героин. Алекс не.подпускает меня к деньгам, потому что сам выполняет все мои желания, а незначительные суммы на мелочи никак не покроют то, что он от меня требует. Я в отчаянии.
   — Так ты лучше откройся мужу. Дело-то прошлое.
   — Ах, я не могу, не могу. Милый Алекс так любит детей, он так убивался, что у нас их нет. Правда убьет его, он не выдержит, а этому мерзавцу терять нечего, на сей раз он не пощадит меня.
   Доминик вытянула сигарету из пачки Нила и нервно закурила. Нил заметил, что пальцы ее дрожат, и вся она как-то в миг постарела, утратив обычную привлекательность.
   — Как он выглядит, этот твой Маню, и где он остановился?
   — Выглядит как дегенерат, настоящее животное, ты ни с кем его не спутаешь, а остановился он в мотеле, там, недалеко от заправочной станции. Нил, ты достал денег? Я отвезу ему побыстрее и, надеюсь, он отстанет на время, а там видно будет.
   — Да, деньги я привез. Ты сейчас же поедешь домой и не будешь носа высовывать, пока я не скажу. И будешь слушаться меня, не задавая лишних вопросов. Я сам разберусь с этим проходимцем, уверен, что он не откажется от моего предложения немедленно уехать подальше от Камбремера и не беспокоить тебя впредь.
   — Нет, Нил, это исключено. Ты не представляешь, что это за человек. Он убьет тебя или подговорит своих дружков. Он же убийца, он способен на все! Ты не знаешь, но, отсидев срок за то убийство, признанное непредумышленным, он совершил еще одно, его взяли, но следствие провалилось за недоказанностью.
   — У тебя нет выбора. Я просто не дам тебе денег. А сейчас быстро домой, еще не хватало, чтобы тебя нашли у меня. Тебе проблем мало? — Нил обнял ее за плечи и подтолкнул к выходу. — Вечером я позвоню, а завтра буду у вас ужинать, если, конечно, ты меня приглашаешь.
   Доминик собралась возразить, но, наткнувшись на твердый взгляд Нила, осеклась.
   Ее автомобиль тихо отъехал в сторону замка Бажанов.
   — Следствие провалилось за недоказанностью. — Нил повторил эту фразу про себя, и первый раз почувствовал, что решение его проблем где-то совсем рядом. Надо только спокойно ждать и анализировать каждый шаг. Ошибиться уже нельзя.
   Маню он узнал сразу, Доминик, хоть и не вполне конкретно, но совершенно точно описала его внешность. Он сидел в баре перед заваленной окурками пепельницей и глушил перно, причем занимался этим явно не один час. В его движениях чувствовалась крайняя раздражительность, характерная для наркозависимого. Похоже, дозу он давно не получал, и нервы были на пределе. Группы поддержки рядом не наблюдалось, а сам он был, по сравнению с Нилом, в категории легковеса. Маленький рост свидетельствовал о больших амбициях, а лицо выдавало пьяное зачатие. Типичный Шариков. Нил понял, что придется потрудиться, но преимущества были на его стороне. Поприветствовав знакомого бармена, Нил расположился со стаканом вина за соседним столиком, так, чтобы получше разглядеть Маню.
   Две девушки и парень бурно обсуждали итоги спортивного состязания и громко смеялись остротам, которые то и дело подбрасывал им дружок. Маню несколько раз злобно поворачивался в их сторону, но ребята не обращали на него ни малейшего внимания. Наконец, он не выдержал:
   — Разоржались, кобылины, нормальному человеку спокойно не выпить. Душить таких надо!
   Маню продекламировал это на удивление громко и властно. Девушки замолчали в растерянности.
   — Эй, там, потише, а то рот зашью, и пить не придется. А если покоя захотел, так это ты не туда зашел, мужик, тебе прямиком на кладбище надо, там абсолютное спокойствие.
   Девчонки опять загоготали, поддерживая парня.
   Маню резко вскочил и с ловкостью макаки прыгнул прямо на парня. Несмотря на то, что юноша среагировал не сразу и пропустил один удар, который совсем не огорчил его, Маню пролетел по воздуху и грохнулся в проход между столиками. Парень был в прекрасной спортивной форме, что о Маню никак нельзя было сказать.
   Бармен уже спешил успокаивать драчунов, но Нил опередил его. Он подошел и помог Маню подняться.
   — Пошли, не ввязывайся, ну их. Здесь есть неплохой подвальчик, там клево расслабишься, а этот молочный буфет пусть киснет без нас.
   Нил решительно вывел Маню, тем самым не дав девчонкам услышать премерзкие ругательства в их адрес...
   — Ты настоящий друг, и я тебя полюбил. Ты не воняешь этим богатейским запахом падали. Да, да, падали, они все стервятники, от них несет дерьмом! Все скрывают, как нажили свои грязные деньги. Сначала они провоцируют честных людей на преступление, а потом забирают все, подставив наивных под закон. А они всегда чистенькие. Надоело, хватит им жировать. Я не уступлю этой подстилке ни сантима. Все, все притащит до последней монеты! — Очередная порция джина окончательно развязала Маню язык. — Нет, ты представь, она мне заявила, что от таких как я нельзя иметь детей! От меня только дауны могут родиться! Генетика у меня попорченная. Сама она даун гребаный. Бог ее покарает, это хуже, чем убийство. Ну, мне бы отдала парня, я бы его воспитал человеком. Точно должен был быть парень, я чувствую. Суки они все... Вот у тебя есть сын?