— Приказчик? — спросила Жанна. — Приказчик чего?
   — Всего, — ответил Мариус Рувейер. — Я торгую всем. Мой магазин, даже моя телега имеют все… Ты не можешь себе представить, чего только нет в ящиках: нитки, иголки, булавки, бечевка, ветчина, писчая бумага, сосиски, корсеты, консервы, подвязки, табак, мужское и дамское платье, кастрюли, обувь и прочее. Настоящий базар! В этой картонке есть цилиндр, единственный, вероятно, во всем форте Кудахи. Я буду отдавать его напрокат для свадеб, и он принесет мне тысячу раз свою цену. Правда, он должен подойти на всякие головы… В этой картонке платье… бальное платье, декольте… последней парижской моды, мой милый!
   — И это можно здесь продать?
   — Продам ли я свое платье? Да из-за него, к несчастью моему, подерутся! Первый, кто найдет крупный самородок, отдаст его своей жене, чтобы она затмила своим туалетом всех остальных на танцевальных вечерах форта Кудахи… Но это только фантазия… Самый серьезный товар — здесь, в остальных ящиках: шампанское, брэнди, виски и тому подобное. Сколько я его ни выписываю, все мало… Подходит тебе мое предложение? Четыре доллара в день, на моих харчах, при готовой квартире?
   — Нет, сударь, — ответила Жанна Эджертон. — Благодарю вас, но я хочу выполнить мой собственный план.
   — Плохой план, милый, плохой план! — убежденно сказал Мариус Рувейер. — Я знаю ремесло золотоискателя. Могу тебе сообщить, что и я занимался этим.
   — Вы были золотоискателем?
   — Еще бы! Как все здесь. Все начинают с этого. Но из сотни имеет успех один, десяток возвращаются еще беднее, чем они приехали сюда, а остальные платят своей шкурой… Я чуть не оказался в числе последних.
   — В самом деле? — сказала Жанна, обрадованная тем, что могла узнать что-нибудь новое.
   — Я моряк, мой малыш, — продолжал Мариус, — моряк из Марселя, из Франции. Я уже успел побывать во всех пяти частях света, когда во время стоянки в Ванкувере меня увлек один хвастун, встретившийся мне там. Послушать его — так здесь стоило только нагнуться, чтобы поднять золотой самородок величиной с человеческую голову. Мы и отправились оба. Конечно, за путешествие заплатил я, и, конечно, меня ожидала здесь лишь нищета. На мне остались кости да кожа, а кошелек мой был совершенно пуст, когда этот негодяй, затащивший меня сюда, исчез в поисках нового дурака. Это заставило меня призадуматься, а так как Мариус не глупее всякого другого, то он скоро понял, что все, что зарабатывает золотоискатель, в Клондайке же и остается: в вертепах, кабаках и магазинах, где продают за сто франков то, что стоит сто су. Поэтому я решил сделаться кабатчиком и купцом, и мне остается лишь поздравить себя с этой идеей, — заключил Мариус Рувейер, похлопывая себя с удовлетворенным видом по животу, — так как мой кошелек растолстел не меньше, чем и я сам!
   Подъем кончался. Мариус остановил свою телегу.
   — Ты решительно не согласен?..
   — Решительно нет, — сказала Жанна Эджертон.
   — Напрасно, — вздохнул Мариус, тронув лошадь. Но почти тотчас же повозка остановилась снова.
   — Пусть не говорят, что я оставил тебя на дороге спать под открытым небом. Мариус достаточно богат, чтобы оказать услугу такому мальчугану, как ты. Куда ты идешь?
   — Я уже сказал вам: вперед.
   — Вперед!.. Ты можешь долго идти так. До форта Кудахи нет ни одной крупной речки. Хочешь, я подвезу тебя?
   — В телеге?
   — В телеге.
   — Еще бы!.. Я принимаю ваше предложение с благодарностью, — поспешила ответить восхищенная Жанна.
   — Отлично! Так садись скорее!.. А уж я свое слово сдержу!
   Благодаря этой счастливой случайности дорога Жанны порядочно сократилась. Лошадь бежала быстро.
   4 июня, хотя и поздно уже, повозка остановилась у дверей магазина Мариуса Рувейера.
   Последний не преминул повторить свое предложение. Проведенные с молодым спутником полтора дня еще больше увеличили его симпатию к нему. Но его настояния были напрасны. Жанна Эджертон хотела выполнить свой план и рано утром 5 июня пустилась в дальнейшую дорогу.
   Вскоре ей преградил путь один из притоков Юкона. Она сделала обход к юго-западу и, не зная даже названия этой реки, стала подниматься по ее правому берегу.
   Жанна шла целый день. Дорога тянулась то вдоль самого берега реки, то удаляясь от него, вследствие извилин гористой местности, где вода виднелась лишь в глубине ущелий, спускавшихся крутыми склонами к берегу.
   Жанна тщательно осматривала эти овраги, спускаясь по всему их протяжению. Может быть, в одном из них ей попадется счастливый утолок, пропущенный прежними золотоискателями. Но день кончился, а ее надежды не осуществились. Все места были или заняты, или покрыты столбами, обозначавшими их принадлежность кому-либо. Не видно было ни одного незанятого участка. Прииск следовал за прииском с редкими промежутками, где лежали или недоступные, или же бесплодные места.
   Впрочем, Жанна не удивлялась своим неудачам. Как могло быть иначе в этой стране, разбитой на правильные участки, обследованной тысячами золотоискателей? Кругом нее была уже не пустыня. Всюду шла работа, и казалось невероятным, чтобы малейший самородок мог ускользнуть от бесчисленных глаз.
   Нужно было идти дальше, вот и все. И она решила идти, пока это окажется нужным.
   К вечеру с правой стороны дороги снова открылся овраг. Жанна вошла в него, как и в предыдущие, и стала спускаться к реке, внимательно осматривая окружающую почву. Более дикий и суровый, чем остальные, этот овраг тянулся к берегу многочисленными извилинами. Пройдя шагов сто, Жанна потеряла дорогу и пошла по узкой тропинке между двумя стенами скал, которые прорезывались на каждом шагу глубокими расщелинами.
   Она находилась как раз у одной из таких расщелин и собиралась через нее перебраться, когда на повороте тропинки, шагах в сорока от нее, показался человек, вид которого заставил ее вздрогнуть.
   Это был великан, ростом около двух метров. Рыжие космы, падавшие на лоб густыми курчавыми прядями, придавали ему дикий вид, который усиливался всей его внешностью. Это грубое существо, которое должно было обладать колоссальной силой, имело плоский нос, оттопыренные уши, толстые губы, огромные руки, покрытые рыжими волосами. На ногах у него были надеты грубые башмаки, над которыми висели лохмотья обтрепанных брюк.
   Заметив друг друга, Жанна Эджертон и незнакомец остановились. Последний как будто сначала задумался, если только вообще такое занятие ему было доступно, затем тяжелым и твердым шагом быка двинулся вперед. По мере того как он приближался, Жанна все яснее видела его лицо и, разглядывая его свирепые черты, все больше и больше беспокоилась. В несколько мгновений человек достиг расщелины, у края которой остановилась Жанна. Тут он снова остановился.
   Не могло быть сомнений в его намерении. Воспламененный взгляд, полуоткрытый рот, обнаживший зубы, сжатые для нападения кулаки — все говорило об охватившей его жажде крови. Жанна выхватила револьвер.
   Точно смеясь над этим оружием, находившимся в руках ребенка, незнакомец, стоявший на противоположной стороне расщелины, пожал плечами, громко фыркнул, быстро поднял и с силой бросил камень, который, впрочем, не попал в Жанну. Затем он бросился со всех ног в расщелину, чтобы в три прыжка очутиться на другой стороне. Жанна хладнокровно ожидала противника, чтобы выстрелить наверняка.
   Но это оказалось ненужным. С первого же шага великан, поскользнувшись о камешек, растянулся и издал громкий рев. Он не поднялся.
   Что случилось? Жанна не могла ничего понять. Нападавший не был мертв. Его грудь поднималась, и с его губ срывались стоны. Во всяком случае, так как он не мог уже напасть, лучше всего было подняться на вершину оврага, добраться до дороги и как можно скорее бежать.
   Новый, более сильный стон остановил Жанну и заставил ее вновь обратить внимание на распростертого противника. Он был неузнаваем.
   Толстые губы его закрылись и потеряли свое жестокое выражение; глаза его, только что налитые кровью, выражали теперь лишь страдание; огромный кулак разжался, и рука протянулась с мольбой. Убийца, только что жаждавший крови, превратился в несчастного бродягу, обреченного на ужаснейшую нищету и сделавшегося теперь более беспомощным, чем ребенок.
   — Неужели вы оставите меня умирать здесь? — сказал он прерывающимся голосом на довольно правильном английском языке.
   Жанна не колебалась больше. В ее сердце проснулось чисто женское сострадание. Она храбро спустилась в расщелину и приблизилась к нему.
   — Вы хотите меня убить? — простонал незнакомец. Растерянный взгляд его был направлен на револьвер, который Жанна держала в руке.
   Девушка засунула револьвер за пояс и продолжала приближаться.
   — Что с вами случилось? — спросила она. — Что у вас такое?
   — Сломал что-нибудь, наверное. Вот тут и здесь, — ответил раненый, показывая на свои бедра и на правую ногу.
   — Подождите, я посмотрю, — сказала Жанна, становясь на колени.
   Осторожно, уверенным и легким движением она загнула обтрепанные брюки.
   — У вас ничего не сломано, — объявила она после осмотра. — Вы только растянули ногу вследствие неверного движения, когда поскользнулись. Через четверть часа вам будет легче.
   Не заботясь об опасности, которая ей угрожала на таком близком расстоянии от сильных рук, которые только что собирались нанести ей удар, девушка оказала незнакомцу самую необходимую помощь. Она сделала, не хуже всякого доктора, массаж, растирания и перевязку. Результат этих забот сказался тотчас же. Вскоре дыхание раненого сделалось свободнее. Через полчаса, не будучи еще в состоянии стоять на ногах, он мог все же сидеть, опершись спиной о скалу, и отвечать на вопросы.
   — Кто вы такой? Как вас зовут? — спросила Жанна. Взгляд неизвестного выражал лишь изумление. То обстоятельство, что этот ребенок, которого он хотел убить, теперь спасал его, переворачивало все его понятия. Он застенчиво ответил:
   — Патрик Ричардсон, сударь.
   — Вы англичанин или американец?
   — Ирландец.
   — Золотоискатель?
   — Нет, сударь, кузнец.
   — Зачем же вы бросили ваше ремесло и покинули родину?
   — Нет работы. Нищета, нет хлеба.
   — Ну а здесь вы добились чего-нибудь лучшего?
   — Нет.
   — Вы не нашли прииск?
   — Как бы я стал искать его? Я ничего в этом не понимаю.
   — На что же вы надеялись?
   — Наняться куда-нибудь.
   — Ну и что?
   — Я пробовал. Сейчас на всех приисках рабочих более чем достаточно.
   — Куда вы шли, когда меня встретили?
   — К востоку, где, может быть, я буду счастливее.
   — А зачем вы хотели меня убить?
   — Да все потому же. Я умираю от голода, — сказал Патрик Ричардсон, опуская глаза.
   — А! — сказала Жанна.
   После короткого молчания она вытащила из своего мешка провизию.
   — Ешьте, — сказала она.
   Патрик Ричардсон не сразу отозвался на это приглашение. Он помутневшими глазами смотрел на юношу, который приплел ему на помощь. Несчастный плакал.
   — Ешьте! — повторила Жанна.
   На этот раз обессиленный колосс не заставил повторять предложение. Он жадно набросился на еду.
   Пока он пожирал провизию, Жанна наблюдала своего неожиданного товарища. Очевидно, этот Патрик Ричардсон был опустившийся тип. Его оттопыренные ушей, малый, как у негра, лицевой угол, свидетельствовали о крайне низкой степени его развития. Но, несмотря на его попытку убить Жанну, он не должен был быть злым. Без сомнения, перед Жанной находился один из тех обездоленных городской жизнью неудачников, которых стечение обстоятельств постоянно бросает на дно, откуда они вышли. При внимательном наблюдении его толстые губы, оказывалось, выражали доброту, а его голубые добродушные глаза были полны мягкости и какого-то недоумения.
   Когда Патрик насытился, Жанна уже окончила свои размышления.
   — Если вам это подойдет, — сказала она, пристально смотря па него, — то я возьму вас к себе на службу.
   — Вы?
   — Да, вы будете получать десять долларов в день; это обычная здесь цена. Но я заплачу вам позднее, когда наберу для этого достаточно золота. Пока же, в счет будущего, я дам вам пропитание и при первом случае одену вас более приличным образом. Подходят ли вам эти условия?
   Патрик схватил руку Жанны и крепко пожал ее. Другого ответа не требовалось. В его лице Жанна приобретала отныне преданнейшего помощника.
   — Ну а теперь, — продолжала она, — надо спать. Я постараюсь сделать вам постель из листьев, на которой вы растянетесь. Завтра о вашем ушибе не будет больше речи.
   На другой день, действительно, после массажа Патрик с раннего утра мог двинуться в дорогу. Конечно, когда неловкое движение причиняло ему боль в бедре или ноге, он не раз делал гримасы, но, опираясь на плечо своего юного хозяина, он все же без особого труда поднялся по тропинке и выбрался на дорогу. Это было в самом деле странное зрелище: напоминающий собой громадного медведя колосс, которого вел и которому покровительствовал подросток, заменявший силой характера силу мускулов.
   Движение постепенно придало эластичность членам Патрика, и скоро странная парочка ускорила шаги. Незадолго до полудня они остановились, чтобы позавтракать. Жанна начинала проявлять некоторое беспокойство, видя, как ее спутник уничтожал провизию. Насытить это громадное тело было действительно трудной задачей!
   К вечеру справа от дороги открылся новый овраг. Жанна и Патрик вошли в него и спустились по его широкому склону до самой реки.
   По мере того как они приближались к ней, ширина оврага все увеличивалась, и внизу склона она не должна была быть меньше пятисот метров. Здесь поверхность оврага разделялась на два этажа: один — выше по течению, другой — ниже. Между ними, перпендикулярно к реке, лежала преграда из скал, оканчивающихся у самой реки выступом вышиной около десяти метров. Жанна внимательно осмотрела нижний этаж, на который ее привел случай.
   Почва здесь во многих местах была изрыта многочисленными, уже обсыпавшимися, колодцами, и со всех сторон замечались остатки приспособлений для промывки золота. Очевидно, это было место, где когда-то находился прииск.
   Что прииск совершенно оставлен, в этом нельзя было сомневаться. Состояние колодцев и инвептаря доказывало это с очевидностью. Тем не менее ввиду начатых здесь уже работ возобновить его эксплуатацию представляло некоторый смысл, и Жанна решила, что сделает в этом месте свою первую попытку.
   На другой же день были куплены по соседству за высокую плату самые необходимые для такой эксплуатации предметы: ведра, решета и лоханки, и Патрик по приказанию девушки приступил к очистке колодцев. Менее чем через сутки он начал уже промывку золота, тогда как сама Жанна занялась выполнением всех необходимых формальностей, чтобы получить право на владение участком и на установку пограничных столбов.
   Эти формальности были закончены менее чем в три дня. Но в то время, когда ставили столбы на ее участке, который получил N 127-бис, Жанна уже убедилась, что если ее прииск и заключал в себе золото, то лишь в самом незначительном количестве и что ей не удастся собрать здесь сколько-нибудь значительных самородков. Несмотря на усиленную работу Патрика, они не могли, благодаря своей неопытности, промыть в сутки больше ста решет; причем средняя производительность каждого из них не превышала одной десятой с небольшим доллара. Этого было как раз достаточно, чтобы оплатить приглашенного ею работника и чтобы просуществовать самой. Если бы положение не улучшилось, то в конце лета она оказалась бы такой же бедной, как и в начале.
   Уж не сделала ли она ошибки, остановившись в этом месте? Не лучше ли было пройти дальше, перейти границу, от которой, как она узнала во время хлопот о приобретении участка, отделяло ее пятьсот-шестьсот метров, не больше?
   Жанна узнала и кое-что другое. Ей было известно теперь имя реки, у которой находился прииск, где она принялась за тяжелое ремесло золотоискателя, — реки Форти-Майльс-Крик, той самой, на берегу которой расположен был участок N 129, соседний с ее участком и находившийся, очевидно, за холмом, примыкавшим к оврагу с юго-запада.
   Вследствие ли смутной надежды или же из простого упрямства и желания добиться успеха в своем предприятии Жанна, однако, не захотела признать себя побежденной, не употребив всех усилий. С большим, чем когда-либо, рвением принялась она за промывку возможно большего количества решет, которые давали такую незначительную прибыль.
   Однажды, 11 июня, после полудня, она, так же как и Патрик, забыв все на свете, была, по обыкновению, погружена в свою работу, когда ее окликнул вдруг знакомый голос:
   — Осмелюсь, сударыня, справиться о вашем здоровье!
   — Господин Ским! — воскликнула она, вспыхнув от удовольствия, которого не старалась скрыть.
   — Он самый, — сказал Сумми, крепко пожимая протянутую ему руку.
   — Мое здоровье великолепно, господин Ским, — продолжала Жанна.
   — А как поживает ваш прииск?.. Я вижу, что и у вас есть участок…
   — Должна вам признаться, господин Ским, что я от него не в восторге, — заметила Жанна менее веселым тоном. — Я вырабатываю едва десять — двенадцать центов с решета. Это покрывает только мои расходы.
   — Печальный результат! — сказал Сумми Ским, который, по-видимому, нисколько не был огорчен этой неудачей. — Каковы же ваши планы?
   — Не знаю, — отвечала Жанна. — Идти дальше… Бросить, конечно, этот скверный прииск, который обошелся мне дороже, чем он стоит. Меня привела сюда несчастная случайность…
   — Случайность? — повторил Сумми. — Значит, вы не знали, что вы наша соседка?
   — Я знаю об этом несколько дней. Но когда я остановилась здесь впервые, я не знала, что эта речка — Форти-Майльс-Крик и что ваше владение находится по другую сторону этого холма.
   — А! — произнес разочарованно Сумми.
   После некоторого молчания он продолжал:
   — Почему вам не воспользоваться этой случайностью, раз уж она представилась? Прежде чем углубиться в пустыни Аляски, мне кажется, следовало бы изучить до дна тот уголок, который вы выбрали. Я не могу предложить вам своей помощи, так как я в этих делах невежда, но в пятистах метрах отсюда находится мой кузен Бен Раддль, инженер, каких не встречаешь каждый день. Если вы хотите…
   — Хороший совет всегда кстати, и я охотно воспользуюсь им от господина Бена Раддля, — сказала Жанна. — Когда он осмотрит мой прииск, он увидит сам, чего можно от него ожидать.
   — Итак, это решено… Но позвольте задать вам один вопрос.
   — Пожалуйста, — сказала Жанна.
   — Дело в том, что я не вижу здесь никаких следов жилья… Где же вы спите?
   — Просто под открытым небом, — ответила, смеясь, Жанна. — Постель из листьев, подушка из песка. На таком ложе спится прекрасно.
   Сумми Ским широко открыл глаза.
   — Под открытым небом! — воскликнул он. — Вы опрометчивы. Это неосторожно!..
   — Совсем нет! — сказала Жанна. — У меня два сторожа, господин Ским.
   — Два сторожа?
   — Вот один, — объяснила Жанна, показывая висящий у пояса револьвер, — а вот другой, — прибавила она, указывая на Патрика Ричардсона, который, стоя в некотором отдалении, с изумлением разглядывал новоприбывшего.
   Сумми казался не совсем успокоенным.
   — Этот верзила? — возразил он. — Конечно, он, судя по росту, способен защитить вас, но все равно… Вы сделали бы лучше, если б, закончив работу, перешли этот холм и согласились принять гостеприимство, которое я и мой кузен рады были бы вам предложить.
   Жанна отрицательно покачала головой.
   — Напрасно, напрасно, — настаивал Сумми. — Поверьте, это было бы безопаснее… Во всяком случае, если не безопаснее… то более…
   — Более?
   — …более прилично, — закончил Сумми Ским, сжигая свои корабли.
   Жанна Эджертон нахмурила брови. По какому праву он вмешивался в ее дела, этот господин Ским?
   Она уже собиралась резко возразить и обрезать нескромного советчика одной из своих обычных сентенций о равенстве полов, но не решилась на это. Сумми, не смевший больше смотреть ей в лицо, имел смущенный и вместе сердитый вид, который заставил ее задуматься. На ее губах появилась лукавая улыбка, которую она тотчас подавила. Протянув ему руку, она уже серьезно сказала:
   — Вы правы, господин Ским. Я принимаю гостеприимство, которое вы предлагаете мне с таким радушием.
   — Браво! — воскликнул Сумми. — В таком случае, сударыня, будьте добры до конца. Окончите ваш рабочий день сегодня несколько раньше и примите наше гостеприимство сейчас. Вы расскажете мне ваши дорожные приключения, а завтра утром Бен отправится осматривать прииск.
   — Как хотите, — согласилась Жанна и крикнула:
   — Патрик!
   — Что, господин Жан? — откликнулся ирландец.
   — Довольно работать сегодня. Мы идем на прииск номер сто двадцать девять.
   — Хорошо, господин Жан.
   — Собери инструменты и ступай с нами.
   — Слушаю, господин Жан, — коротко откликнулся Патрик, который, нагрузившись лоханками, решетами, заступами и кирками, тяжелой поступью стал подниматься на холм, держась в почтительном отдалении от Жанны и Сумми.
   — Господин Жан? — спросил Сумми.
   — Он, значит, принимает вас за мужчину!
   — Как видите, господин Ским. Благодаря моему костюму.
   Сумми оглянулся на ирландца-великана, который шел позади них.
   — Ну и верзила! — сказал он таким тоном, что, сама не зная почему, Жанна Эджертон залилась смехом.


Глава тринадцатая. ПРИИСК N 129


   Расположенный на правом берегу Форти-Майльс-Крик прииск N 129 был, как уже сказано выше, последним на территории Клондайка. Столбы, указывавшие его восточную границу, определяли одновременно и границу между Аляской и Канадой.
   По ту сторону границы, на американской территории, были расположены такие же прииски. На первом плане, ближе других, находился прииск N 131, принадлежащий техасцу Гунтеру, который эксплуатировал его в течение года и который только что начал свою вторую кампанию.
   Что этот Гунтер искал в прошлом ссоры со своим соседом, Жозиасом Лакостом, в этом Сумми Ским и Бен Раддль, знавшие техасца, почти не сомневались. Гунтеру это соседство не могло нравиться. Приобретенный, согласно правил, прииск N 129 не мог возбуждать никаких сомнений в вопросах владения им и его границ. Заявление об его открытии было сделано, принято правительством и записано в управлении комиссара канадских приисков. С участка вносилась ежегодно пошлина в тридцать пять долларов, и, кроме того, в пользу правительства шла одна десятая прибыли с участка. Но Жозиас Лакост никогда не нарушал ни одного законного требования. Работы на прииске прекратились с его смертью, в ожидании ввода во владение им наследников.
   Эксплуатация, начатая Жозиасом Лакостом, продолжалась восемнадцать месяцев, но ввиду больших расходов по оборудованию прииска она не дала крупной прибыли, тем более что внезапный разлив Форти-Майльс-Крик приостановил работы и произвел большие опустошения. В общем, владелец прииска N 129 едва покрыл свои расходы.
   Все эти объяснения, касающиеся эксплуатации прииска, кузены получили от главного надзирателя, который после расчета рабочих оставался здесь для охраны прииска, в ожидании возобновления работ за счет наследников или того, кто приобрел бы прииск.
   Надзирателя звали Лорик. Это был француз-канадец, лет сорока, хорошо знакомый с ремеслом золотоискателя. Он несколько лет работал на приисках Калифорнии и Британской Колумбии, прежде чем поступить на прииск Жозиаса Лакоста. Никто не мог бы дать Бену Раддлю более точных сведений о настоящей стоимости прииска N 129, о доставленной им добыче и его будущих прибылях, на которые можно было рассчитывать. Прежде всего Лорик позаботился как можно удобнее поместить Бена Раддля и Сумми Скима, которым, по всей вероятности, предстояло провести некоторое время на Форти-Майльс-Крик, в скромной, но чистой комнате, в домике, который Жозиас Лакост выстроил для себя и для своего управляющего. Расположенный у подножия южных холмов, в роще из берез и тополей, домик был достаточно защищен от дурной погоды, котора в это время года вообще редка.
   На другой день после приезда на Форти-Майлье-Крик Бен Раддль и Сумми Ским в сопровождении Лорика, который рассказывал им о начале эксплуатации, осмотрели прииск.
   — Господин Лакост, — говорил Лорик, — сначала не пользовался своими рабочими, которых было около пятидесяти человек, для рытья колодцев на берегу речки, он довольствовался поверхностной разработкой почвы, и только к концу первой кампании были устроены шахты.
   — Сколько же шахт было вырыто в то время? — спросил Бен Раддль.
   ? Четырнадцать, — ответил мастер. — Каждая из них, как вы можете убедиться, имеет отверстие в три квадратных метра. Они находятся в исправности, и стоит только начать брать из них грунт, чтобы возобновить промывку.
   — Но, — вмешался в разговор Сумми Ским, — какую же прибыль давала поверхностная разработка до устройства шахт? Покрывали ли доходы издержки?
   — Конечно, нет, сударь, — сознался Лорик. — И так бывает почти на всех приисках, когда ограничиваются промывкой золотоносного песка и гравия.
   — Вы работаете только при помощи лоханок и решет? — спросил Бен Раддль.
   — Только так, господа, и редко бывает, чтобы решето давало больше трех долларов.
   — Между тем на приисках Бонанцы, — воскликнул Сумми Ским, — добывают при этом от пятисот до шестисот долларов!