Страница:
Этим он был обязан Сумми Скиму, который воспользовался своими связями, чтобы добиться этого.
— Это француз, почти соотечественник! — сказал он Эдите Эджертон. — То, что вы сделали для Бена, я прошу вас сделать и для него. И я надеюсь, что доктор Пилькокс вылечит его так же, как он вылечил моего кузена.
Доктор немедленно пришел к новому больному. Француз не приходил в себя, и глаза его оставались закрытыми. Доктор Пилькокс констатировал очень слабый пульс и едва ощутимое дыхание. На теле больного, ужасно похудевшего от лишений, усталости и нищеты, никаких ран не было. Не могло быть сомнений, что несчастный упал у дерева от усталости. Конечно, если бы он остался там на ночь, он умер бы.
— Этот человек наполовину замерз, — сказал доктор Пилькокс.
Больного завернули в одеяла, обложили горячими бутылками, дали горячительных напитков и растерли, чтобы восстановить движение крови.
Было сделано, одним словом, все возможное. Однако все эти меры не приводили его в сознание.
Вернется ли к нему жизнь? Доктор Пилькокс не решался высказать определенное мнение.
Жак Леден — таково было имя незнакомца, судя по адресам писем, написанных его матерью и найденных в его бумажнике. Самое последнее из этих писем имело штемпель Нанта и было послано пять месяцев назад. Мать писала сыну в Доусон. Она умоляла его ответить ей, чего он, может быть, и не сделал.
Бен и Сумми прочитали эти письма и передали их затем Эдите и Жанне Эджертон. Содержание их глубоко взволновало обоих кузенов и девушек. Это видно было по выражению лиц мужчин и по слезам, которые проливали девушки. Письма эти содержали бесконечные советы, ласки и просьбы вернуться.
В каждой их строке проглядывала глубокая материнская любовь. Несчастная женщина упрашивала Жака, чтобы он берегся, чтобы он отказался от поисков золота и вернулся домой; это было ее единственное и постоянное желание; она готова была с легким сердцем переносить нищету, лишь бы с ней был сын.
Эти письма давали полезные указания относительно Жака Ледена. В случае его смерти благодаря им можно было известить мать о постигшем ее горе.
При помощи их — всего было десять писем — удалось узнать, что Жак Леден покинул Европу года два назад. Он не прямо направился в Клондайк. Адреса некоторых писем показывали, что раньше он искал счастья на приисках Онтарио и Британской Колумбии. Затем, заинтересовавшись заманчивыми слухами, которые сообщали доусонские газеты, он присоединился к бесчисленным золотоискателям, направлявшимся в эту страну. По-видимому, он не был владельцем какого-либо прииска; по крайней мере в его бумажнике не нашлось никакого документа на право владения. Вообще, кроме писем, в нем не было никаких других бумаг.
Был, впрочем, один документ, но его уже не нашлось в бумажнике. Он оказался в руках Жанны Эджертон, которая не подумала даже сообщить о нем ни своей кузине, ни друзьям. Только вечером она вспомнила об этом странном документе и, разложив его на столе, при свете лампы занялась его разгадкой.
Это действительно была, как она и предположила с самого начала, географическая карта. Довольно неправильными линиями на ней был обозначен карандашом берег океана, в который впадала какая-то река с несколькими притоками. Судя по рисунку, эта река направлялась на северо-запад. Но был ли это Юкон или же его приток Клондайк? Такое предположение едва ли было правильным. По смыслу карты речь могла идти лишь о Северном Ледовитом океане и о местности, расположенной за полярным кругом. При пересечении одного из меридианов, который был помечен 136 o 15', и параллели, широта которой осталась неотмеченной, стоял красный крест, тотчас же привлекший внимание Жанны Эджертон. Но она напрасно пыталась разгадать, что все это обозначало. Без обозначения широты было невозможно утадать, какую часть севера Америки изображала карта и в каком именно пункте материка мог находиться таинственный красный крест.
Уж не из этого ли края возвращался Жак Леден, когда в нескольких километрах от Доусона он упал от истощения и усталости? Этого никогда не удастся узнать, если несчастный француз умрет, не приходя в сознание.
По-видимому, Жак Леден принадлежал к интеллигентному сословию. Он, во всяком случае, не был рабочим. Об этом свидетельствовали письма его матери, написанные хорошим слогом. Какими судьбами, благодаря какой несчастной случайности дошел он до такой развязки, до этого печального конца на больничной койке?
Прошло несколько дней. Несмотря на все заботы, которыми окружили Жака Ледена, он не поправлялся. Он едва мог отвечать бессвязными словами на вопросы. Можно было даже сомневаться, что он находится в полном рассудке.
— Я боюсь, — сказал по этому поводу доктор Пилькокс, — что мозг больного сильно потрясен. Когда раскрываются его глаза, я замечаю в них неопределенное выражение, которое заставляет меня задумываться.
— Но, может быть, его физическое здоровье восстанавливается? — спросил Сумми Ским.
— Оно мне кажется еще безнадежнее, — объявил откровенно доктор.
Раз доктор Пилькокс, обыкновенно всегда надеявшийся на выздоровление своих больных, говорил таким языком, это значило, что у него мало надежды на выздоровление Жака Ледена.
Однако Бен Раддль и Сумми Ским не хотели отчаиваться. Они надеялись даже, что со временем с больным произойдет благоприятная перемена. Во всяком случае, они ждали, что если Жак Леден и не поправится, то к нему вернется сознание, он заговорит, станет отвечать на вопросы.
Несколько дней спустя одно событие как будто подтвердило их предположение. Не слишком ли мало полагался на свои лекарства доктор Пилькокс? Во всяком случае, так нетерпеливо ожидаемая Беном Раддлем реакция началась. Состояние упадка сил, в котором находился Жак Леден, казалось, исчезло. Его глаза дольше оставались открытыми. Его более твердый взгляд, выражавший вопрос, с удивлением скользил по незнакомой комнате и останавливался на незнакомых лицах, которые окружали его, — на докторе, Бене Раддле, Сумми Скиме, Эдите и Жанне Эджертон.
Не был ли несчастный спасен?
Доктор безнадежно покачал головой. Врача не могли ввести в заблуждение эти обманчивые признаки. Сознание возвращалось к больному только затем, чтобы навеки угаснуть. Это было последнее усилие в борьбе жизни с близким концом.
Эдита наклонилась над больным, прислушиваясь к словам, которые он произносил слабым, отрывистым голосом. Поняв, вернее, угадав один из вопросов, она ответила:
— Вы в палате доусонского госпиталя.
— Где? — спросил Жак Леден, стараясь приподняться.
— В Доусоне… Шесть дней назад вас нашли в бессознательном состоянии на дороге… Вас привезли сюда.
Веки Жака Ледена на мгновение закрылись. Вероятно, это усилие его совершенно утомило. Доктор дал ему несколько возбуждающих капель, от которых кровь прилила к его бледным щекам. Он опять мог говорить.
— Кто вы? — спросил он.
— Канадцы, — ответил Сумми, — почти французы. Можете нам довериться. Мы спасем вас.
Больной слабо улыбнулся и опять упал на подушки. Он понимал, очевидно, что смерть его близка, так как из его закрытых глаз по бледному лицу катились крупные слезы.
По совету доктора, других вопросов ему не задавали. Лучше было дать ему отдохнуть. Решено было остаться настороже у его изголовья, чтобы быть готовыми отвечать ему, когда он соберется с силами и заговорит снова.
Следующие два дня не принесли с собой ни улучшения, ни ухудшения состояния Ледена. Его слабость не проходила, и можно было опасаться, что он окажется уже не в силах ничего больше сказать. Однако с большими перерывами, сберегая свои силы, он все же смог еще говорить и отвечать на вопросы, которые, по-видимому, ожидал. Чувствовалось, что он хочет сказать многое.
Мало-помалу присутствующие узнали историю этого француза как по тому, что он сам рассказал в минуты просветления, так и по тому, что можно было понять из его бреда. Впрочем, некоторые обстоятельства его жизни так и остались тайной. Что делал он в Клондайке? Откуда и куда он шел, когда свалился, почти дойдя до Доусона? Об этом не удалось узнать ничего.
Жак Леден был бретонец из Нанта. Ему минуло сорок два года, и он отличался крепким телосложением. Только после самых тяжелых лишений здоровье его пошатнулось.
Его мать, вдова одного разорившегося на азартных спекуляциях менялы, жила и теперь в этом городе и испытывала там ужасную нужду.
С детства Жак Леден полюбил море. Но вследствие серьезной болезни перед самыми выпускными экзаменами он должен был оставить морское училище, не окончив курса. Впоследствии он поступил на коммерческий корабль и после нескольких путешествий в Мельбурн, Индию и Сан-Франциско достиг звания шкипера дальнего плавания. Тогда он вновь поступил на военную службу.
Его служба продолжалась три года, затем он понял, что без какого-либо случайного отличия ему никогда не догнать своих товарищей по школе, и вышел в отставку, желая устроиться в коммерческом флоте.
Получить, однако, командование каким-либо судном оказалось делом трудным, и он должен был удовольствоваться местом помощника на паруснике, который шел в южные моря.
Так прошло четыре года. Ему было двадцать девять лет, когда умер его отец, оставив вдову почти нищей. Тщетно пытался Жак Леден получить место капитана. Не имея средств, он не мог, как это обыкновенно принято для капитанов, быть пайщиком в оборотах корабля и остался помощником. Чего мог он ожидать при таких условиях от будущего и где было ему искать то материальное обеспечение, о котором он мечтал ради матери?
Во время плаваний ему довелось побывать в Австралии и Калифорнии, куда золотые прииски привлекают так много эмигрантов. Ослепленный успехом наиболее счастливых золотоискателей, Жак Леден решил искать счастья на этом скользком пути.
Как раз в это время всеобщее внимание было привлечено к золотым приискам Канады. Один из этих приисков дал в два года четыре с половиной миллиона франков дивиденда. На него-то и поступил Жак Леден в качестве административного служащего. Но тот, кто продает свой физический или умственный труд, богатеет редко. То, о чем мечтал отважный, но неосторожный француз — быстро составить себе состояние, — оставалось неосуществимым и на твердой земле, как и на море. В качестве рабочего или служащего ему суждено было всю жизнь лишь прозябать.
В то время очень много говорили о новых открытиях, сделанных на территории, орошаемой Юконом. Слово «Клондайк» ослепляло так же, как в свое время Калифорния, Австралия и Трансвааль. На север стремились целые толпы эмигрантов. Жак Леден последовал за ними.
Работая на приисках Онтарио, он познакомился с неким Гарри Броуном, канадцем английского происхождения. Оба они были воодушевлены одинаковыми честолюбивыми мечтами, оба одинаково верили в свой успех. Вот этот-то Гарри Броун и уговорил Жака Ледена оставить свое место и броситься в авантюры. Со своими маленькими сбережениями они оба отправились в Доусон.
Решив на этот раз работать за собственный счет, они поняли, что направить усилия надо не на слишком хорошо известные местности Бонанцы, Эльдорадо, Сиксти-Майльс-Крик или Форти-Майльс-Крик. Нужно было искать дальше, на севере Аляски и Канады, в почти неисследованных областях, где несколько отважных золотоискателей уже нашли новые золотоносные земли. Нужно было идти туда, куда еще никто не ходил. Нужно было найти прииск без хозяина, который принадлежал бы тому, кто его первым займет.
Так рассуждали Жак Леден и Гарри Броун.
Без орудий, без рабочих, имея лишь столько средств, чтобы прожить полтора года, они оставили Доусон, и, живя продуктами собственной охоты, отправились к северу от Юкона по почти неисследованной области, которая тянется за Северным полярным кругом.
Лето только начиналось, когда Жак Леден отправился в путь. Это было ровно за шесть месяцев до того дня, когда его, умирающего, подняли в окрестностях Доусона.
До каких мест дошли оба авантюриста? Посетили ли они берега Ледовитого океана? Открыли ли они что-нибудь? Это казалось маловероятным, судя по судьбе одного из них, оставшегося в живых. На обратном пути на них напали индейцы. Жак Леден, бросив все, что он имел, спасся, а Гарри Броун был ими убит.
Это оказалось все, что можно было узнать от умиравшего.
Был еще один документ, правда неполный, но который, вероятно, разъяснился бы, если бы больной рассказал свою историю до конца. Никто не знал о существовании этого документа, кроме Жанны, которая часто о нем думала. Она решила распорядиться им в зависимости от обстоятельств. Конечно, она вернет его Жаку Ледену, если он поправится. Но если он умрет?.. Пока Жанна упорно старалась разгадать его. Что это была карта той местности, где француз и его товарищ провели последнее лето, в этом не могло быть сомнения. Но что это за местность? Куда текла река, извилистая линия которой направлялась на карте с юго-востока на северо-запад?
Однажды, оставшись наедине с больным, Жанна поднесла к его глазам эту карту. Взгляд Жака Ледена оживился, и он уставился на красный крест, который возбуждал такое любопытство в молодой золотоиска-тельнице. Но почти тотчас же больной оттолкнул от себя карту и опять закрыл глаза, не сказав того слова, которое могло бы пролить свет на эту тайну.
Может быть, он не имел сил говорить? Или же до конца хотел сохранить свой секрет? Может быть, в нем жила еще надежда на выздоровление? Может быть, несчастный хотел для себя сохранить то, что им добыто было с таким трудом? Или же он мечтал еще увидеться со своей матерью и вручить ей то богатство, которое он нашел для нее?
Прошло еще несколько дней. Зима уже была в полном разгаре. Несколько раз температура падала до пятидесяти градусов ниже нуля. Выходить было невозможно. Те часы, когда они не были в госпитале, оба кузена проводили у себя в комнате. Впрочем, иногда, закутавшись с головой в меха, они отправлялись в какое-нибудь казино. Публики там было, однако, мало, так как большинство золотоискателей уехали еще до сильных морозов, кто в Диэю, кто в Скагуэй или Ванкувер.
Быть может, Гунтер и Малон тоже расположились па зиму в одном из этих городов. Во всяком случае, со времени катастрофы на Форти-Майльс-Крик никто их не виден в Доусоне и их имен не было среди опознанных жертв землетрясения.
В эти дни благодаря часто разражавшимся снежпым бурям Сумми Ским и его верный товарищ Нелуто охотиться не могли. Как и многие другие, они были обречены на почти полное затворничество, так как сильные холода являлись причиной многочисленных болезней, от которых сильно страдают жители города в дурное время года. Госпиталь был совершенно переполнен.
Доктор Пилькокс тщетно применял всякие средства, чтобы вернуть силы Жаку Ледену. Лекарства уже не действовали на его организм, и желудок его не переносил никакой пищи. Становилось ясно, что с каждым днем приближается развязка.
Тридцатого ноября, утром, Жак Леден перенес сильный кризис; можно было думать, что настал его конец. Он бился, и, как ни был он слаб, его пришлось силой удерживать в постели. В сильном бреду он произносил все те же слова, в которых не отдавал себе, конечно, отчета.
— Там… вулкан… извержение… золото… золотая лава…
Постепенно кризис прошел, и больной впал в страшную слабость. Единственным признаком того, что он жил еще, было еле ощутимое дыхание. Доктор нашел, что второго такого кризиса больной не перенесет.
После полудня Жанна Эджертон, пришедшая дежурить у его изголовья, нашла Жака Ледена более спокойным. Он, казалось, даже был в полном сознании. Вообще в его состоянии замечалось значительное улучшение, так часто случающееся перед смертью.
Жак Леден раскрыл глаза. Его пристальный взгляд искал взгляда молодой девушки. Очевидно, он хотел что-то сказать. Жанна наклонилась над ним, силясь понять, что шептали почти бессвязно губы умирающего.
— Карта… — говорил Жак Леден.
— Вот она, — поспешно ответила Жанна, протягивая документ его владельцу.
Как и в первый раз, Жак Леден оттолкнул от себя карту.
— Я отдаю ее, — пробормотал он. — Там… красный крест… Золотой вулкан.
— Вы отдаете вашу карту? Кому?
— Вам.
— Мне?
— Да. С условием, что вы подумаете о моей матери.
— Ваша мать? Вы хотите поручить мне вашу мать? — Да.
— Рассчитывайте на меня. Но что я должна сделать с вашей картой? Я не могу понять ее смысла.
Умирающий собрался с силами и после минуты молчания сказал:
— Бена Раддля…
— Вы хотите видеть господина Раддля?
— Да.
Несколько минут спустя инженер был у постели больного, который показал жестом Жанне Эджертон, что хочет остаться с ним один.
Тогда, взяв за руку Бена Раддля, Жак Леден сказал:
— Я скоро умру… жизнь уходит… я чувствую.
— Нет, мой друг, — возразил Бен Раддль. — Мы спасем вас.
— Я скоро умру, — повторил Жак Леден. — Вы обещали мне не покидать моей матери. Я верю вам. Слушайте и хорошенько запомните то, что я скажу вам.
Вот что он сообщил Бену Раддлю постепенно угасавшим, но явственным, как у человека, находящегося в полном сознании, голосом:
— Когда вы нашли меня, я возвращался издалека, с севера. Там находятся богатейшие в мире золотые прииски. Не нужно рыть землю. Сама земпя выбрасывает из своих недр золото! Да, там я нашел гору, вулкан, который содержит громадное количество золота, золотой вулкан…
— Золотой вулкан? — повторил с сомнением в голосе Бен Раддль.
— Нужпо мне верить! — воскликнул с гневом Жак Леден, стараясь приподняться на своей постели. — Нужно мне верить! Если не для вас, так для моей матери… Мое наследство, из которого она получит свою часть… Я поднялся на эту гору. Я спускался в ее потухший кратер, полный золотых самородков и золотого кварца. Нужно только собрать его.
После этого усилия больной опять впал в забытье, от которого очнулся через несколько минут. Он тотчас же взглянул опять на инженера.
— Хорошо, — пробормотал он, — вы тут, около меня, вы верите мне, вы пойдете туда, на Золотую гору.
Его голос все больше и больше слабел. Бен Раддль, которого он притягивал к себе рукой, наклонился к его изголовью.
— Под шестьдесят восьмым градусом тридцатью семью минутами широты… Долгота обозначена на карте.
— На карте? — спросил Бен Раддль.
— Спросите у Жанны Эджертон.
— У госпожи Эджертон карта той местности? — спросил крайне изумленный Бен Раддль.
— Да, я дал ее ей. Там, на месте, обозначенном крестом, около реки, прямо на север от Клондайка… Там вулкан, шлаки которою состоят из золота… При следующем извержении он выкинет золото…
Жак Леден, поддерживаемый Беном Раддлем, приподнялся на постели и дрожащей рукой указывал на север.
Последними словами, которые слетели с его побледневших губ, были:
— Мать, мать!
Потом он произнес с удивительной нежностью:
— Мама!..
С ним сделались судороги, и он умер.
— Это француз, почти соотечественник! — сказал он Эдите Эджертон. — То, что вы сделали для Бена, я прошу вас сделать и для него. И я надеюсь, что доктор Пилькокс вылечит его так же, как он вылечил моего кузена.
Доктор немедленно пришел к новому больному. Француз не приходил в себя, и глаза его оставались закрытыми. Доктор Пилькокс констатировал очень слабый пульс и едва ощутимое дыхание. На теле больного, ужасно похудевшего от лишений, усталости и нищеты, никаких ран не было. Не могло быть сомнений, что несчастный упал у дерева от усталости. Конечно, если бы он остался там на ночь, он умер бы.
— Этот человек наполовину замерз, — сказал доктор Пилькокс.
Больного завернули в одеяла, обложили горячими бутылками, дали горячительных напитков и растерли, чтобы восстановить движение крови.
Было сделано, одним словом, все возможное. Однако все эти меры не приводили его в сознание.
Вернется ли к нему жизнь? Доктор Пилькокс не решался высказать определенное мнение.
Жак Леден — таково было имя незнакомца, судя по адресам писем, написанных его матерью и найденных в его бумажнике. Самое последнее из этих писем имело штемпель Нанта и было послано пять месяцев назад. Мать писала сыну в Доусон. Она умоляла его ответить ей, чего он, может быть, и не сделал.
Бен и Сумми прочитали эти письма и передали их затем Эдите и Жанне Эджертон. Содержание их глубоко взволновало обоих кузенов и девушек. Это видно было по выражению лиц мужчин и по слезам, которые проливали девушки. Письма эти содержали бесконечные советы, ласки и просьбы вернуться.
В каждой их строке проглядывала глубокая материнская любовь. Несчастная женщина упрашивала Жака, чтобы он берегся, чтобы он отказался от поисков золота и вернулся домой; это было ее единственное и постоянное желание; она готова была с легким сердцем переносить нищету, лишь бы с ней был сын.
Эти письма давали полезные указания относительно Жака Ледена. В случае его смерти благодаря им можно было известить мать о постигшем ее горе.
При помощи их — всего было десять писем — удалось узнать, что Жак Леден покинул Европу года два назад. Он не прямо направился в Клондайк. Адреса некоторых писем показывали, что раньше он искал счастья на приисках Онтарио и Британской Колумбии. Затем, заинтересовавшись заманчивыми слухами, которые сообщали доусонские газеты, он присоединился к бесчисленным золотоискателям, направлявшимся в эту страну. По-видимому, он не был владельцем какого-либо прииска; по крайней мере в его бумажнике не нашлось никакого документа на право владения. Вообще, кроме писем, в нем не было никаких других бумаг.
Был, впрочем, один документ, но его уже не нашлось в бумажнике. Он оказался в руках Жанны Эджертон, которая не подумала даже сообщить о нем ни своей кузине, ни друзьям. Только вечером она вспомнила об этом странном документе и, разложив его на столе, при свете лампы занялась его разгадкой.
Это действительно была, как она и предположила с самого начала, географическая карта. Довольно неправильными линиями на ней был обозначен карандашом берег океана, в который впадала какая-то река с несколькими притоками. Судя по рисунку, эта река направлялась на северо-запад. Но был ли это Юкон или же его приток Клондайк? Такое предположение едва ли было правильным. По смыслу карты речь могла идти лишь о Северном Ледовитом океане и о местности, расположенной за полярным кругом. При пересечении одного из меридианов, который был помечен 136 o 15', и параллели, широта которой осталась неотмеченной, стоял красный крест, тотчас же привлекший внимание Жанны Эджертон. Но она напрасно пыталась разгадать, что все это обозначало. Без обозначения широты было невозможно утадать, какую часть севера Америки изображала карта и в каком именно пункте материка мог находиться таинственный красный крест.
Уж не из этого ли края возвращался Жак Леден, когда в нескольких километрах от Доусона он упал от истощения и усталости? Этого никогда не удастся узнать, если несчастный француз умрет, не приходя в сознание.
По-видимому, Жак Леден принадлежал к интеллигентному сословию. Он, во всяком случае, не был рабочим. Об этом свидетельствовали письма его матери, написанные хорошим слогом. Какими судьбами, благодаря какой несчастной случайности дошел он до такой развязки, до этого печального конца на больничной койке?
Прошло несколько дней. Несмотря на все заботы, которыми окружили Жака Ледена, он не поправлялся. Он едва мог отвечать бессвязными словами на вопросы. Можно было даже сомневаться, что он находится в полном рассудке.
— Я боюсь, — сказал по этому поводу доктор Пилькокс, — что мозг больного сильно потрясен. Когда раскрываются его глаза, я замечаю в них неопределенное выражение, которое заставляет меня задумываться.
— Но, может быть, его физическое здоровье восстанавливается? — спросил Сумми Ским.
— Оно мне кажется еще безнадежнее, — объявил откровенно доктор.
Раз доктор Пилькокс, обыкновенно всегда надеявшийся на выздоровление своих больных, говорил таким языком, это значило, что у него мало надежды на выздоровление Жака Ледена.
Однако Бен Раддль и Сумми Ским не хотели отчаиваться. Они надеялись даже, что со временем с больным произойдет благоприятная перемена. Во всяком случае, они ждали, что если Жак Леден и не поправится, то к нему вернется сознание, он заговорит, станет отвечать на вопросы.
Несколько дней спустя одно событие как будто подтвердило их предположение. Не слишком ли мало полагался на свои лекарства доктор Пилькокс? Во всяком случае, так нетерпеливо ожидаемая Беном Раддлем реакция началась. Состояние упадка сил, в котором находился Жак Леден, казалось, исчезло. Его глаза дольше оставались открытыми. Его более твердый взгляд, выражавший вопрос, с удивлением скользил по незнакомой комнате и останавливался на незнакомых лицах, которые окружали его, — на докторе, Бене Раддле, Сумми Скиме, Эдите и Жанне Эджертон.
Не был ли несчастный спасен?
Доктор безнадежно покачал головой. Врача не могли ввести в заблуждение эти обманчивые признаки. Сознание возвращалось к больному только затем, чтобы навеки угаснуть. Это было последнее усилие в борьбе жизни с близким концом.
Эдита наклонилась над больным, прислушиваясь к словам, которые он произносил слабым, отрывистым голосом. Поняв, вернее, угадав один из вопросов, она ответила:
— Вы в палате доусонского госпиталя.
— Где? — спросил Жак Леден, стараясь приподняться.
— В Доусоне… Шесть дней назад вас нашли в бессознательном состоянии на дороге… Вас привезли сюда.
Веки Жака Ледена на мгновение закрылись. Вероятно, это усилие его совершенно утомило. Доктор дал ему несколько возбуждающих капель, от которых кровь прилила к его бледным щекам. Он опять мог говорить.
— Кто вы? — спросил он.
— Канадцы, — ответил Сумми, — почти французы. Можете нам довериться. Мы спасем вас.
Больной слабо улыбнулся и опять упал на подушки. Он понимал, очевидно, что смерть его близка, так как из его закрытых глаз по бледному лицу катились крупные слезы.
По совету доктора, других вопросов ему не задавали. Лучше было дать ему отдохнуть. Решено было остаться настороже у его изголовья, чтобы быть готовыми отвечать ему, когда он соберется с силами и заговорит снова.
Следующие два дня не принесли с собой ни улучшения, ни ухудшения состояния Ледена. Его слабость не проходила, и можно было опасаться, что он окажется уже не в силах ничего больше сказать. Однако с большими перерывами, сберегая свои силы, он все же смог еще говорить и отвечать на вопросы, которые, по-видимому, ожидал. Чувствовалось, что он хочет сказать многое.
Мало-помалу присутствующие узнали историю этого француза как по тому, что он сам рассказал в минуты просветления, так и по тому, что можно было понять из его бреда. Впрочем, некоторые обстоятельства его жизни так и остались тайной. Что делал он в Клондайке? Откуда и куда он шел, когда свалился, почти дойдя до Доусона? Об этом не удалось узнать ничего.
Жак Леден был бретонец из Нанта. Ему минуло сорок два года, и он отличался крепким телосложением. Только после самых тяжелых лишений здоровье его пошатнулось.
Его мать, вдова одного разорившегося на азартных спекуляциях менялы, жила и теперь в этом городе и испытывала там ужасную нужду.
С детства Жак Леден полюбил море. Но вследствие серьезной болезни перед самыми выпускными экзаменами он должен был оставить морское училище, не окончив курса. Впоследствии он поступил на коммерческий корабль и после нескольких путешествий в Мельбурн, Индию и Сан-Франциско достиг звания шкипера дальнего плавания. Тогда он вновь поступил на военную службу.
Его служба продолжалась три года, затем он понял, что без какого-либо случайного отличия ему никогда не догнать своих товарищей по школе, и вышел в отставку, желая устроиться в коммерческом флоте.
Получить, однако, командование каким-либо судном оказалось делом трудным, и он должен был удовольствоваться местом помощника на паруснике, который шел в южные моря.
Так прошло четыре года. Ему было двадцать девять лет, когда умер его отец, оставив вдову почти нищей. Тщетно пытался Жак Леден получить место капитана. Не имея средств, он не мог, как это обыкновенно принято для капитанов, быть пайщиком в оборотах корабля и остался помощником. Чего мог он ожидать при таких условиях от будущего и где было ему искать то материальное обеспечение, о котором он мечтал ради матери?
Во время плаваний ему довелось побывать в Австралии и Калифорнии, куда золотые прииски привлекают так много эмигрантов. Ослепленный успехом наиболее счастливых золотоискателей, Жак Леден решил искать счастья на этом скользком пути.
Как раз в это время всеобщее внимание было привлечено к золотым приискам Канады. Один из этих приисков дал в два года четыре с половиной миллиона франков дивиденда. На него-то и поступил Жак Леден в качестве административного служащего. Но тот, кто продает свой физический или умственный труд, богатеет редко. То, о чем мечтал отважный, но неосторожный француз — быстро составить себе состояние, — оставалось неосуществимым и на твердой земле, как и на море. В качестве рабочего или служащего ему суждено было всю жизнь лишь прозябать.
В то время очень много говорили о новых открытиях, сделанных на территории, орошаемой Юконом. Слово «Клондайк» ослепляло так же, как в свое время Калифорния, Австралия и Трансвааль. На север стремились целые толпы эмигрантов. Жак Леден последовал за ними.
Работая на приисках Онтарио, он познакомился с неким Гарри Броуном, канадцем английского происхождения. Оба они были воодушевлены одинаковыми честолюбивыми мечтами, оба одинаково верили в свой успех. Вот этот-то Гарри Броун и уговорил Жака Ледена оставить свое место и броситься в авантюры. Со своими маленькими сбережениями они оба отправились в Доусон.
Решив на этот раз работать за собственный счет, они поняли, что направить усилия надо не на слишком хорошо известные местности Бонанцы, Эльдорадо, Сиксти-Майльс-Крик или Форти-Майльс-Крик. Нужно было искать дальше, на севере Аляски и Канады, в почти неисследованных областях, где несколько отважных золотоискателей уже нашли новые золотоносные земли. Нужно было идти туда, куда еще никто не ходил. Нужно было найти прииск без хозяина, который принадлежал бы тому, кто его первым займет.
Так рассуждали Жак Леден и Гарри Броун.
Без орудий, без рабочих, имея лишь столько средств, чтобы прожить полтора года, они оставили Доусон, и, живя продуктами собственной охоты, отправились к северу от Юкона по почти неисследованной области, которая тянется за Северным полярным кругом.
Лето только начиналось, когда Жак Леден отправился в путь. Это было ровно за шесть месяцев до того дня, когда его, умирающего, подняли в окрестностях Доусона.
До каких мест дошли оба авантюриста? Посетили ли они берега Ледовитого океана? Открыли ли они что-нибудь? Это казалось маловероятным, судя по судьбе одного из них, оставшегося в живых. На обратном пути на них напали индейцы. Жак Леден, бросив все, что он имел, спасся, а Гарри Броун был ими убит.
Это оказалось все, что можно было узнать от умиравшего.
Был еще один документ, правда неполный, но который, вероятно, разъяснился бы, если бы больной рассказал свою историю до конца. Никто не знал о существовании этого документа, кроме Жанны, которая часто о нем думала. Она решила распорядиться им в зависимости от обстоятельств. Конечно, она вернет его Жаку Ледену, если он поправится. Но если он умрет?.. Пока Жанна упорно старалась разгадать его. Что это была карта той местности, где француз и его товарищ провели последнее лето, в этом не могло быть сомнения. Но что это за местность? Куда текла река, извилистая линия которой направлялась на карте с юго-востока на северо-запад?
Однажды, оставшись наедине с больным, Жанна поднесла к его глазам эту карту. Взгляд Жака Ледена оживился, и он уставился на красный крест, который возбуждал такое любопытство в молодой золотоиска-тельнице. Но почти тотчас же больной оттолкнул от себя карту и опять закрыл глаза, не сказав того слова, которое могло бы пролить свет на эту тайну.
Может быть, он не имел сил говорить? Или же до конца хотел сохранить свой секрет? Может быть, в нем жила еще надежда на выздоровление? Может быть, несчастный хотел для себя сохранить то, что им добыто было с таким трудом? Или же он мечтал еще увидеться со своей матерью и вручить ей то богатство, которое он нашел для нее?
Прошло еще несколько дней. Зима уже была в полном разгаре. Несколько раз температура падала до пятидесяти градусов ниже нуля. Выходить было невозможно. Те часы, когда они не были в госпитале, оба кузена проводили у себя в комнате. Впрочем, иногда, закутавшись с головой в меха, они отправлялись в какое-нибудь казино. Публики там было, однако, мало, так как большинство золотоискателей уехали еще до сильных морозов, кто в Диэю, кто в Скагуэй или Ванкувер.
Быть может, Гунтер и Малон тоже расположились па зиму в одном из этих городов. Во всяком случае, со времени катастрофы на Форти-Майльс-Крик никто их не виден в Доусоне и их имен не было среди опознанных жертв землетрясения.
В эти дни благодаря часто разражавшимся снежпым бурям Сумми Ским и его верный товарищ Нелуто охотиться не могли. Как и многие другие, они были обречены на почти полное затворничество, так как сильные холода являлись причиной многочисленных болезней, от которых сильно страдают жители города в дурное время года. Госпиталь был совершенно переполнен.
Доктор Пилькокс тщетно применял всякие средства, чтобы вернуть силы Жаку Ледену. Лекарства уже не действовали на его организм, и желудок его не переносил никакой пищи. Становилось ясно, что с каждым днем приближается развязка.
Тридцатого ноября, утром, Жак Леден перенес сильный кризис; можно было думать, что настал его конец. Он бился, и, как ни был он слаб, его пришлось силой удерживать в постели. В сильном бреду он произносил все те же слова, в которых не отдавал себе, конечно, отчета.
— Там… вулкан… извержение… золото… золотая лава…
Постепенно кризис прошел, и больной впал в страшную слабость. Единственным признаком того, что он жил еще, было еле ощутимое дыхание. Доктор нашел, что второго такого кризиса больной не перенесет.
После полудня Жанна Эджертон, пришедшая дежурить у его изголовья, нашла Жака Ледена более спокойным. Он, казалось, даже был в полном сознании. Вообще в его состоянии замечалось значительное улучшение, так часто случающееся перед смертью.
Жак Леден раскрыл глаза. Его пристальный взгляд искал взгляда молодой девушки. Очевидно, он хотел что-то сказать. Жанна наклонилась над ним, силясь понять, что шептали почти бессвязно губы умирающего.
— Карта… — говорил Жак Леден.
— Вот она, — поспешно ответила Жанна, протягивая документ его владельцу.
Как и в первый раз, Жак Леден оттолкнул от себя карту.
— Я отдаю ее, — пробормотал он. — Там… красный крест… Золотой вулкан.
— Вы отдаете вашу карту? Кому?
— Вам.
— Мне?
— Да. С условием, что вы подумаете о моей матери.
— Ваша мать? Вы хотите поручить мне вашу мать? — Да.
— Рассчитывайте на меня. Но что я должна сделать с вашей картой? Я не могу понять ее смысла.
Умирающий собрался с силами и после минуты молчания сказал:
— Бена Раддля…
— Вы хотите видеть господина Раддля?
— Да.
Несколько минут спустя инженер был у постели больного, который показал жестом Жанне Эджертон, что хочет остаться с ним один.
Тогда, взяв за руку Бена Раддля, Жак Леден сказал:
— Я скоро умру… жизнь уходит… я чувствую.
— Нет, мой друг, — возразил Бен Раддль. — Мы спасем вас.
— Я скоро умру, — повторил Жак Леден. — Вы обещали мне не покидать моей матери. Я верю вам. Слушайте и хорошенько запомните то, что я скажу вам.
Вот что он сообщил Бену Раддлю постепенно угасавшим, но явственным, как у человека, находящегося в полном сознании, голосом:
— Когда вы нашли меня, я возвращался издалека, с севера. Там находятся богатейшие в мире золотые прииски. Не нужно рыть землю. Сама земпя выбрасывает из своих недр золото! Да, там я нашел гору, вулкан, который содержит громадное количество золота, золотой вулкан…
— Золотой вулкан? — повторил с сомнением в голосе Бен Раддль.
— Нужпо мне верить! — воскликнул с гневом Жак Леден, стараясь приподняться на своей постели. — Нужно мне верить! Если не для вас, так для моей матери… Мое наследство, из которого она получит свою часть… Я поднялся на эту гору. Я спускался в ее потухший кратер, полный золотых самородков и золотого кварца. Нужно только собрать его.
После этого усилия больной опять впал в забытье, от которого очнулся через несколько минут. Он тотчас же взглянул опять на инженера.
— Хорошо, — пробормотал он, — вы тут, около меня, вы верите мне, вы пойдете туда, на Золотую гору.
Его голос все больше и больше слабел. Бен Раддль, которого он притягивал к себе рукой, наклонился к его изголовью.
— Под шестьдесят восьмым градусом тридцатью семью минутами широты… Долгота обозначена на карте.
— На карте? — спросил Бен Раддль.
— Спросите у Жанны Эджертон.
— У госпожи Эджертон карта той местности? — спросил крайне изумленный Бен Раддль.
— Да, я дал ее ей. Там, на месте, обозначенном крестом, около реки, прямо на север от Клондайка… Там вулкан, шлаки которою состоят из золота… При следующем извержении он выкинет золото…
Жак Леден, поддерживаемый Беном Раддлем, приподнялся на постели и дрожащей рукой указывал на север.
Последними словами, которые слетели с его побледневших губ, были:
— Мать, мать!
Потом он произнес с удивительной нежностью:
— Мама!..
С ним сделались судороги, и он умер.
Глава третья. СУММИ СКИМ ОТПРАВЛЯЕТСЯ СОВСЕМ НЕ В МОНРЕАЛЬ
Похороны умершего француза состоялись на друтой день. Его проводили до самого кладбища Жанна и Эдита Эджертон, Бен Раддль и Сумми Ским. На могиле был водружен деревянный крест с надписью, в которой указывалось имя Жака Ледена. По возвращении, исполняя обещание, данное им умершему, Бен Раддль написал его несчастной матери.
Исполнив эту обязанность, инженер стал думать над новым положением, которое создало полупризнание Жака Л едена.
Что секрет, касавшийся Золотой горы, особенно занимал Бена Раддля, в этом не было ничего удивительного. Менее естественно было то, что инженер, то есть человек холодного разума и реалистического взгляда на вещи, принял этот секрет как нечто вполне доказанное. Между тем так именно и обстояло дело. Бену Раддлю ни разу не пришло в голову, что, может быть, открытие Жака Ледена было чистой выдумкой. Он не сомневался в том, что на севере от Клондайка действительно находится чудесная гора, которая в один прекрасный день выплеснет из себя, точно из кармана, все содержащееся в ней золото.
Существование богатейших приисков в бассейне Маккензи и ее притоков было весьма вероятно. По словам посещающих эти, соседние с арктическими, территории индейцев, русла этих рек изобилуют золотом. И синдикаты уже подумывали о производстве исследований включительно до заключенной между полярным кругом и Ледовитым океаном области Канады, а золотоискатели собирались в будущую кампанию отправиться туда. «Кто знает, — думал Бен Раддль, — не найдут ли они этого вулкана, о котором благодаря исповеди Жака Ледена теперь знал лишь он один?»
Если он хотел извлечь выгоду из своего положения, то нужно было торопиться. Прежде всего, однако, нужно было дополнить те данные, которыми он располагал, особенно — ознакомиться с той картой, которую умерший француз передал Жанне Эджертон.
Бен Раддль поэтому поспешил в госпиталь, решив тотчас же заняться этим делом.
— Судя по тому, что сказал мне перед своей смертью Жак Леден, — обратился он к Жанне, — у вас должна быть в руках его карта.
— Да, у меня действительно есть карта, — отвечала Жанна.
Бен Раддль облегченно вздохнул. «Дело пойдет на лад, — подумал он, — раз Жанна так легко подтверждает заявление француза».
— Но эта карта принадлежит мне одной, — докончила Жанна.
— Вам?
— Мне. Потому что Жак Леден мне ее сам отдал.
— А!.. — сказал Бен Раддль неопределенным тоном.
После некоторого молчания он продолжал:
— Ну, это не важно, так как я не думаю, чтобы вы отказались показать ее мне.
— Это смотря как, — возразила спокойным тоном Жанна.
— Ах вот что! — воскликнул удивленный Бен Раддль. — От чего же это зависит? Пожалуйста, объясните.
— Очень просто, — отвечала Жанна. — Карта, о которой идет речь и которая мне дана, показывает, как я имею основание предполагать, точное местонахождение одного сказочно богатого прииска. Жак Леден сказал мне об этом, взяв с меня обещание помочь его матери; обещание это я могу исполнить только в том случае, если мне удастся воспользоваться этим документом. Но его указания недостаточно полны.
— Ну и что же? — спросил Бен Раддль.
— А то, что ваше обращение ко мне заставляет меня предположить, что Жак Леден дал вам те сведения, которых недостает мне, но не сообщил вам тех указаний, которые имеются у меня. Если так, то я не отказываюсь дать вам документ, который вы желаете иметь, но только при условии, что я буду вашим компаньоном. Вы имеете половину секрета, я — другую. Хотите, мы соединим обе половины, а то, что даст нам весь секрет, мы разделим пополам.
В первый момент Бен Раддль бы совершенно сбит с толку этим ответом. Он не ожидал ничего подобного. Но затем он пришел в себя. В конце концов, предложение молодой золотоискательшщы было вполне правильным. Очевидно, Жак Леден хотел обеспечить двойной шанс улучшить положение своей матери, вот почему он осторожно обратился к двум лицам, взяв и с того, и с другого одинаковые обещания. К тому же зачем было отказываться от предложения Жанны и почему бы не разделить с ней добычу по эксплуатации Золотого вулкана?
Эти размышления заняли всего несколько мгновений, и инженер тут же принял окончательное решение.
— Я согласен, — сказал он.
— Вот карта, — ответила Жанна, раскрывая ее.
Бен Раддль бросил на нее быстрый взтляд и провел через красный крест параллель, которую обозначил 68-37'.
— Теперь координаты соединены, — объявил он довольным тоном, — и добраться до Золотого вулкана можно будет с закрытыми глазами.
— Золотой вулкан? — повторила Жанна. — Жак Леден уже произносил это название.
— Это название горы, которую я собираюсь посетить…
— Которую мы собираемся посетить, — поправила его Жанна.
— Которую мы посетим весной, — согласился инженер.
После этого Бен Раддль посвятил Жанну Эджертон в подробности того, что рассказывал ему Жак Леден. Он открыл ей, вернее, подтвердил существование настоящей, никому не известной Золотой горы, которую открыли Жак Леден и его товарищ Гарри Броун. Он рассказал ей, как, вынужденные вернуться вследствие отсутствия у них инструментов, оба авантюриста, несшие с собой великолепные образцы своей находки, подверглись нападению шайки туземцев, причем один был убит, а другой доведен до полнейшето истощения.
— И вас не взяло сомнение в правдоподобности этой сказочной истории? — спросила Жанна, когда Бен Раддль окончил свой рассказ.
— Сначала я не верил, — сознался он. — Но искренность тона Жака Ледена скоро победила мой скептицизм. Все, что он рассказал, — правда, будьте уверены в том. Это не значит, конечно, что мы можем быть уверены в возможности воспользоваться всем этим. Самое опасное в таких делах то, что всегда кто-нибудь может опередить. Если Золотай гора и неизвестна до сих пор как следует, то о ней все же ходят темные слухи, которые передаются по традиции и рассматриваются как легендарные. Стоит явиться золотоискателю более доверчивому к ним, чем другие, и более смелому — и эта легенда превратится в действительность. Вот в этом опасность, которой мы в нашем положении можем избежать только при двух условиях: поспешности и молчании.
Никто не удивился, что инженер с этого дня стал интересоваться всеми новостями и слухами, которые циркулировали среди золотоискателей. Жанна тоже интересовалась ими не меньше его, и часто они оба беседовали о занимающем их предмете. Но они решили сохранить секрет о Золотом вулкане до самой последней минуты. Бен Раддль ничего не сказал об этом даже Сумми Скиму. Впрочем, ничто и не заставляло торопиться, так как из восьми месяцев зимы прошло всего три. Пока происходили эти события, комиссия по исправлению границы опубликовала результаты своих работ. Она пришла к заключению, что требования обеих сторон были неправильны. Никакой ошибки не произошло. Граница между Аляской и Канадой оказалась совершенно правильной, и ее не нужно было передвигать ни к западу, в пользу канадцев, ни к востоку. Таким образом, пограничные прииски не должны были менять своей национальности.
Исполнив эту обязанность, инженер стал думать над новым положением, которое создало полупризнание Жака Л едена.
Что секрет, касавшийся Золотой горы, особенно занимал Бена Раддля, в этом не было ничего удивительного. Менее естественно было то, что инженер, то есть человек холодного разума и реалистического взгляда на вещи, принял этот секрет как нечто вполне доказанное. Между тем так именно и обстояло дело. Бену Раддлю ни разу не пришло в голову, что, может быть, открытие Жака Ледена было чистой выдумкой. Он не сомневался в том, что на севере от Клондайка действительно находится чудесная гора, которая в один прекрасный день выплеснет из себя, точно из кармана, все содержащееся в ней золото.
Существование богатейших приисков в бассейне Маккензи и ее притоков было весьма вероятно. По словам посещающих эти, соседние с арктическими, территории индейцев, русла этих рек изобилуют золотом. И синдикаты уже подумывали о производстве исследований включительно до заключенной между полярным кругом и Ледовитым океаном области Канады, а золотоискатели собирались в будущую кампанию отправиться туда. «Кто знает, — думал Бен Раддль, — не найдут ли они этого вулкана, о котором благодаря исповеди Жака Ледена теперь знал лишь он один?»
Если он хотел извлечь выгоду из своего положения, то нужно было торопиться. Прежде всего, однако, нужно было дополнить те данные, которыми он располагал, особенно — ознакомиться с той картой, которую умерший француз передал Жанне Эджертон.
Бен Раддль поэтому поспешил в госпиталь, решив тотчас же заняться этим делом.
— Судя по тому, что сказал мне перед своей смертью Жак Леден, — обратился он к Жанне, — у вас должна быть в руках его карта.
— Да, у меня действительно есть карта, — отвечала Жанна.
Бен Раддль облегченно вздохнул. «Дело пойдет на лад, — подумал он, — раз Жанна так легко подтверждает заявление француза».
— Но эта карта принадлежит мне одной, — докончила Жанна.
— Вам?
— Мне. Потому что Жак Леден мне ее сам отдал.
— А!.. — сказал Бен Раддль неопределенным тоном.
После некоторого молчания он продолжал:
— Ну, это не важно, так как я не думаю, чтобы вы отказались показать ее мне.
— Это смотря как, — возразила спокойным тоном Жанна.
— Ах вот что! — воскликнул удивленный Бен Раддль. — От чего же это зависит? Пожалуйста, объясните.
— Очень просто, — отвечала Жанна. — Карта, о которой идет речь и которая мне дана, показывает, как я имею основание предполагать, точное местонахождение одного сказочно богатого прииска. Жак Леден сказал мне об этом, взяв с меня обещание помочь его матери; обещание это я могу исполнить только в том случае, если мне удастся воспользоваться этим документом. Но его указания недостаточно полны.
— Ну и что же? — спросил Бен Раддль.
— А то, что ваше обращение ко мне заставляет меня предположить, что Жак Леден дал вам те сведения, которых недостает мне, но не сообщил вам тех указаний, которые имеются у меня. Если так, то я не отказываюсь дать вам документ, который вы желаете иметь, но только при условии, что я буду вашим компаньоном. Вы имеете половину секрета, я — другую. Хотите, мы соединим обе половины, а то, что даст нам весь секрет, мы разделим пополам.
В первый момент Бен Раддль бы совершенно сбит с толку этим ответом. Он не ожидал ничего подобного. Но затем он пришел в себя. В конце концов, предложение молодой золотоискательшщы было вполне правильным. Очевидно, Жак Леден хотел обеспечить двойной шанс улучшить положение своей матери, вот почему он осторожно обратился к двум лицам, взяв и с того, и с другого одинаковые обещания. К тому же зачем было отказываться от предложения Жанны и почему бы не разделить с ней добычу по эксплуатации Золотого вулкана?
Эти размышления заняли всего несколько мгновений, и инженер тут же принял окончательное решение.
— Я согласен, — сказал он.
— Вот карта, — ответила Жанна, раскрывая ее.
Бен Раддль бросил на нее быстрый взтляд и провел через красный крест параллель, которую обозначил 68-37'.
— Теперь координаты соединены, — объявил он довольным тоном, — и добраться до Золотого вулкана можно будет с закрытыми глазами.
— Золотой вулкан? — повторила Жанна. — Жак Леден уже произносил это название.
— Это название горы, которую я собираюсь посетить…
— Которую мы собираемся посетить, — поправила его Жанна.
— Которую мы посетим весной, — согласился инженер.
После этого Бен Раддль посвятил Жанну Эджертон в подробности того, что рассказывал ему Жак Леден. Он открыл ей, вернее, подтвердил существование настоящей, никому не известной Золотой горы, которую открыли Жак Леден и его товарищ Гарри Броун. Он рассказал ей, как, вынужденные вернуться вследствие отсутствия у них инструментов, оба авантюриста, несшие с собой великолепные образцы своей находки, подверглись нападению шайки туземцев, причем один был убит, а другой доведен до полнейшето истощения.
— И вас не взяло сомнение в правдоподобности этой сказочной истории? — спросила Жанна, когда Бен Раддль окончил свой рассказ.
— Сначала я не верил, — сознался он. — Но искренность тона Жака Ледена скоро победила мой скептицизм. Все, что он рассказал, — правда, будьте уверены в том. Это не значит, конечно, что мы можем быть уверены в возможности воспользоваться всем этим. Самое опасное в таких делах то, что всегда кто-нибудь может опередить. Если Золотай гора и неизвестна до сих пор как следует, то о ней все же ходят темные слухи, которые передаются по традиции и рассматриваются как легендарные. Стоит явиться золотоискателю более доверчивому к ним, чем другие, и более смелому — и эта легенда превратится в действительность. Вот в этом опасность, которой мы в нашем положении можем избежать только при двух условиях: поспешности и молчании.
Никто не удивился, что инженер с этого дня стал интересоваться всеми новостями и слухами, которые циркулировали среди золотоискателей. Жанна тоже интересовалась ими не меньше его, и часто они оба беседовали о занимающем их предмете. Но они решили сохранить секрет о Золотом вулкане до самой последней минуты. Бен Раддль ничего не сказал об этом даже Сумми Скиму. Впрочем, ничто и не заставляло торопиться, так как из восьми месяцев зимы прошло всего три. Пока происходили эти события, комиссия по исправлению границы опубликовала результаты своих работ. Она пришла к заключению, что требования обеих сторон были неправильны. Никакой ошибки не произошло. Граница между Аляской и Канадой оказалась совершенно правильной, и ее не нужно было передвигать ни к западу, в пользу канадцев, ни к востоку. Таким образом, пограничные прииски не должны были менять своей национальности.