Страница:
Глава одиннадцатая. ОТ ДОУСОНА К ГРАНИЦЕ
Билль Стелль дал обоим кузенам хороший совет, предложив им поторопиться. Им нельзя было терять ни одного дня, чтобы кончить свои дела. Полярные холода в этих высоких широтах наступают быстро. Начался июнь, а случается, что уже к концу августа льды загромождают озера и реки и начинаются снег и метели. Лето продолжается в Клондайке не больше трех месяцев, а обоим кузенам необходимо было иметь еще в запасе время для возвращения озерами в Скагуэй или же, если бы они переменили маршрут, для того, чтобы спуститься по Юкону до Доусона к порту Михаила.
Приготовления Бена Раддля и Сумми Скима были закончены. Они взяли все необходимое, чтобы пробыть на прииске даже дольше, чем рассчитывали. Покупать и везти с собой приспособления для работ им, впрочем, не пришлось, так как на месте находился весь инвентарь дядюшки Жозиаса Лакоста; не нужно им было и нанимать персонал, так как они не намеревались эксплуатировать прииск на Форти-Майльс-Крик.
Но необходимо было иметь проводника, знакомого с краем. Так как Билль встретил в Доусоне другого из своих лоцманов для возвращения по озеру Линдемана, то он предложил кузенам взять с собой Нелуто. Бен Раддль с благодарностью принял это предложение. Трудно было бы сделать лучший выбор. Индейца они видели в деле и знали, что можно полагаться на него во всех отношениях, не требуя лишь от него чересчур точных указаний.
Экипажем для путешествия Бен Раддль выбрал повозку, а не сани, на которых ездят на собаках даже и тогда, когда исчезают лед и снег. Собаки были так дороги в это время, что за одну собаку платили до полутора и двух тысяч франков.
В повозку на два места, с верхом, который мог подниматься и опускаться, достаточно прочную, чтобы выдержать ухабы и тряску, была запряжена сильная лошадь. Запасаться фуражом не пришлось, так как дорога шла все время лугами, где лошадь легче собак может находить себе пищу.
По просьбе Бена Раддля Нелуто самым тщательным образом осмотрел повозку.
— Ну что? — спросил Бен Раддль.
— Если она не сломается дорогой, — с глубоким убеждением заметил индеец, — то мы доедем в ней до прииска номер сто двадцать девять.
— Спасибо, милый! — воскликнул Бен Раддль, не скрывая громадного желания расхохотаться.
Тем не менее ему удалось получить от замкнутого Нелуто полезные указания относительно вещей, какие надо было взять с собой. В конце концов инженер убедился, что он не забыл ничего, нужного для дороги.
Тем временем Сумми Ским бродил по улицам Доусона. Он осматривал магазины, справлялся о ценах на товары и радовался, что приобрел все нужное у купцов Монреаля.
— Знаешь, Бен, сколько стоит пара башмаков в столице Клондайка? — спросил он своего кузена накануне отъезда.
— Нет, Сумми.
— От пятидесяти до девяноста франков.
— А пара чулок?
— Десять фрапков, я думаю, не больше.
— А шерстяные чулки?
— Франков двадцать.
— Нет, двадцать пять. А помочи?
— Ну, без них можно обойтись, Сумми.
— И отлично, потому что они стоят восемнадцать франков. Ну а сколько, по-твоему, стоят здесь женские подвязки?
— Это мне безразлично, Сумми.
— Сорок франков, а платье от хорошей портнихи — девятьсот франков. Положительно, в этой невероятной стране лучше оставаться холостяком.
— Мы и останемся холостяками, — ответил Бен Раддль, — разве только ты женишься на какой-нибудь богатой наследнице…
— Наследниц, Бен, довольно… особенно авантюристок, которые владеют богатыми приисками на Бонанце или Эльдорадо. Но, уехав из Монреаля холостяком, я и вернусь туда холостяком!.. Ах, Монреаль! Монреаль!.. Как мы далеко от него, Бен!..
— Расстояние, отделяющее Доусон от Монреаля, — ответил Бен Раддль не без иронии, — совершенно равно расстоянию, отделяющему Монреаль от Доусона, Сумми.
— Я не сомневаюсь в этом, — возразил Сумми Ским, — но это не значит, что оно маленькое!
Оба кузена не хотели покидать Доусон, не заехав в госпиталь проститься с Эдитой Эджертон. Узнав об их посещении, она немедленно спустилась в приемную. В своем костюме сестры милосердия она была очаровательна. Смотря на ее серое платье и ослепительной белизны фартук с нагрудником, которые облегали ее правильными складками, на гладко причесанные волосы с прямым пробором, на белые холеные руки, трудно было признать в ней ту удивительную работницу, которую с таким чувством описал доктор Пилькокс.
— Ну что, — спросил ее Бен Раддль, — как вам нравятся ваши новые обязанности?
— Разве может не нравиться то дело, которым живешь? — просто ответила Эдита.
— Ну, ну!.. — воскликнул не совсем убежденный Бен Раддль. — Однако вы довольны. Это главное. Что касается доктора Пилькокса, то он вами не нахвалится.
— Доктор слишком добр, — ответила молодая сестра. — Со временем я надеюсь быть ему более полезной.
В это время в разговор вмешался Сумми.
— А что ваша кузина? Вы не имеете от нее вестей?
— Никаких, — ответила Эдита.
— Значит, — продолжал Сумми, — она действительно привела в исполнение свой план?
— Так ведь и было решено.
— Но на что она надеется? — воскликнул Сумми с внезапной и необъяснимой горячностью. — Что станет с ней, если она, как это можно наверное ждать, потерпит неудачу в своих предприятиях?
— Я всегда здесь, чтобы принять ее, — спокойно возразила Эдита. — В худшем случае на мой заработок мы проживем обе.
— Значит, — продолжал разгорячившийся Сумми, — вы решили обе обосноваться в Клондайке навсегда, пустить здесь корни?..
— Ни в коем случае, господин Ским, потому что, если Жанне улыбнется счастье, я воспользуюсь тогда ее работой.
— Великолепная комбинация! И вы тогда покинете Доусон?
— Почему же нет? Я люблю дело, которым существую, но в тот день, когда я смогу обойтись без него, я, конечно, стану искать себе другое, более мне приятное.
Все это было высказано твердо и с уверенностью, которая делала бессильным всякое возражение. Возразить что-нибудь против этого спокойного и разумного взгляда на жизнь было трудно, и Сумми Ским не возражал. Но если бы даже он и решился еще возразить что-нибудь, этому помешало бы появление доктора Пилькокса. Узнав о предстоящем отъезде обоих кузенов, доктор рассыпался в поздравлениях с интересным путешествием, которое они предпринимали, и, оседлав любимого конька, стал опять расхваливать красоты своего великолепного Клондайка.
— Вы еще приедете, — твердил доктор. — Если бы только вам удалось увидать его зимой!..
Сумми Ским откровенно надулся. О, он не любил Клондайка! Конечно, нет!
— Надеюсь, доктор, избавиться от этого счастья, — сказал Сумми, делая гримасу.
— Кто знает!
Этот ответ доктора Сумми не принял всерьез.
В пять часов утра 9 июня повозка ждала уже у подъезда Северного отеля. Провизия и небольшой материал для лагеря были на местах. Лошадь била копытами. Нелуто сидел на козлах.
— Все уложено, Нелуто?
— Все, сударь… если только случайно, быть может, мы не оставили чего-нибудь в отеле, — ответил индеец со своей обычной осторожностью.
Бен Раддль покорно вздохнул.
— Будем надеяться, что ничего не забыли, — сказал он, влезая в повозку.
— И особенно, что через два месяца мы вернемся в Монреаль, — прибавил Сумми свой обычный лейтмотив.
Расстояние от Доусона до границы равняется ста сорока шести километрам. Прииск N 129 подходит к ней, и, чтобы добраться до него, нужно было, таким образом, три дня, считая по двенадцать лье в сутки.
Нелуто распределил перегоны так, чтобы не утомлять чересчур лошадь: первый был назначен им от шести до одиннадцати часов утра, с остановкой на два часа, а второй — с часа до шести вечера, после чего следовала остановка на ночь. По этой неровной местности ехать ночью было трудно.
Каждый вечер путники должны были разбивать под деревьями палатку, если только Бен Раддль и его кузен не найдут по дороге комнаты на каком-нибудь постоялом дворе.
Первые два перегона путешественники сделали в благоприятных условиях. Погода стояла хорошая.
С востока дул небольшой ветер, и температура держалась на десяти градусах выше нуля. Почва поднималась небольшими холмами, из которых самые высокие не достигали трехсот метров; по их склонам, в полном весеннем цвету, обильно росли ветреницы, ранний шафран и можжевельник. В глубине оврагов густыми группами высились пихты, тополя, березы и ели.
Сумми Скиму сказали, что по дороге не будет недостатка в дичи и что эту часть Клондайка охотно посещают даже медведи. Поэтому Бен Раддль и он не преминули захватить с собой охотничьи ружья. Но воспользоваться ими не пришлось.
К тому же местность оказалась населенной. По пути встречались рабочие с горных приисков, из которых некоторые дают по тысяче франков в день на каждого рабочего.
После полудня повозка достигла форта Релайанс, очень оживленного в то время поселка. Основанный Гудзоновской компанией для добычи пушного зверя и для защиты от индейцев, форт этот, как и многие подобные же поселки, потерял свое прежнее значение. Со времени открытия золотых приисков военный пост этот превратился в простую станцию, где путешественники возобновляли запасы провизии.
В форте кузены встретили находившегося в инспекторской поездке майора Джеймса Уэлша, генерального комиссара территории Юкона.
Это был человек лет пятидесяти, суровый администратор, два года назад назначенный в округ. Канадский губернатор прислал его сюда в то время, когда прииски начали осаждаться тысячами эмигрантов, наплыву которых не видно было конца.
Задача его была трудная. Каждый день возникали тысячи затруднений при распределении участков, при вводе во владение или при поддержании порядка в этой местности, которую индейцы не позволяли занимать.
К этим постоянным заботам присоединялось теперь еще недоразумение из-за сто сорок первого меридиана, вызвавшее необходимость новых измерений. Именно последнее обстоятельство и требовало присутствия майора Джеймса Уэлша в этой части западного Клондайка.
— Кто поднял этот вопрос, господин Уэлш? — спросил Бен Раддль.
— Американцы, — ответил комиссар. — Они предполагают, что определение границы, сделанное еще в те времена, когда Аляска принадлежала России, было произведено недостаточно точно. По их мнению, граница, обозначенная сто сорок первым меридианом, должна быть отодвинута к западу, вследствие чего большая часть приисков, лежащих на левых притоках Юкона, перейдет в собственность Америки.
— Следовательно, в числе других и наш прииск, номер сто двадцать девять, полученный нами в наследство от дядюшки Жозиаса Лакоста?
— Очевидно, господа, вы будете первыми, которые в случае чего должны будут переменить национальность.
— Но можно ли ожидать, господин Уэлш, — продолжал Сумми, — что работа по исправлению границы скоро окончится?
— Я могу вам сказать только, — заявил Уэлш, — что назначенная для этого комиссия уже несколько недель как принялась за работу. Мы надеемся все же, что граница между обоими государствами будет установлена окончательно к зиме.
— По вашему мнению, господин Уэлш, — спросил Бен Раддль, — есть основания думать, что при первоначальном проведении границы действительно была допущена ошибка и что демаркационную линию придется передвигать?
— Нет. По сведениям, которые я имею, это дело возникло, по-видимому, из-за происков некоторых американских синдикатов против Канады.
— Это заставит нас, — сказал Сумми Ским, — продолжить наше пребывание в Клондайке дольше, чем мы этого хотели бы. Это совсем невесело!
— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ускорить работу комиссии, — заявил генеральный комиссар. — Но нужно сознаться, что эта работа иногда задерживается благодаря препятствиям, чинимым некоторыми владельцами пограничных приисков, например владельцем прииска номер сто тридцать один.
— Техасцем по имени Гунтер? — сказал Бен Раддль.
— Именно. Вы слышали о нем?
— Во время перехода из Ванкувера в Скагуэй мой кузен был вынужден столкнуться с ним… и в довольно резкой форме.
— В таком случае будьте настороже. Это человек крайне несдержанный и грубый. При нем состоит некий Малон, его земляк, который его стоит, как говорят.
— Этот Гунтер, — спросил Бен Раддль, — один из тех, которые требовали исправления границы, господин Уэлш?
— Да. Он даже один из самых ярых сторонников этого исправления.
— В чем же здесь его интерес?
— В том, чтобы находиться подальше от границы и таким образом избежать непосредственного наблюдения наших агентов. Это он агитировал среди владельцев приисков, находящихся между левым берегом Юкона и теперешней границей. Все они предпочли бы зависеть от Аляски, где гораздо более слабая администрация, чем находиться в Канаде. Но, повторяю вам, я сомневаюсь, чтобы американцы выиграли это дело, и Гунтер останется ни с чем. Во всяком случае, я снова советую вам как можно реже приходить в соприкосновение с вашим соседом, который является авантюристом самой худшей породы, не раз уже привлекавшим внимание моей полиции.
— На этот счет не беспокойтесь, господин комиссар, — ответил Сумми Ским. — Мы приехали в Клондайк не для того, чтобы заниматься промывкой на прииске номер сто двадцать девять, а для того, чтобы его продать. Как только это нам удастся, мы немедленно же, без оглядки, поедем возможно скорее через Чилькут и Ванкувер назад в Монреаль.
— Желаю вам, господа, счастливого пути, — ответил комиссар, прощаясь с обоими кузенами. — Если я буду нужен вам, то вы можете рассчитывать на меня.
На другой день повозка двинулась в путь. Небо было более пасмурное, чем накануне. Северо-западный ветер несколько раз нагонял сильный дождь. Но под прикрытием верха кузены не особенно страдали от него.
Нелуто не мог гнать лошадь. Почва становилась крайне ухабистой. Колеи, в которых растаял лежавший долгие месяцы лед, вызывали страшные толчки.
Местность была лесистая. Ель чередовалась с березой, тополем и осиной. Как для личных нужд золотоискателей, так и для эксплуатации приисков дров здесь было достаточно. Впрочем, почва этой части округа содержит не только золото, но и уголь. В шести километрах от форта Кудахи, на Коль-Крик, затем в тринадцати милях дальше, на Клиффо-Крик, затем еще в девятнадцати километрах расстояния оттуда, на Флэтт-Крик, нашли великолепные залежи каменного угля, который дает всего пять процентов золы. Такой же уголь нашли раньше в бассейне Файв-Фингерс. Этот уголь отлично заменяет дрова, которые пароходы среднего водоизмещения сжигают тонну в час. Когда иссякнут местные золотые прииски, то уголь даст новый источник для процветания округа.
Вечером того же дня, к концу второго перегона, который оказался очень утомительным, Нелуто и его спутники достигли форта Кудахи, на левом берегу Юкона. Начальник встретившегося им конного полицейского отряда порекомендовал путешественникам один из постоялых дворов.
Получив это указание, Сумми Ским захотел получить и другое, которое, очевидно, ему было очень важно, и начал расспрашивать начальника полиции, не видел ли он в последние дни женщину, направляющуюся через форт Кудахи.
— Видел ли я женщину! — воскликнул офицер, рассмеявшись. — Я видел, сударь, не одну женщину, а десятки и сотни их! Многие из золотоискателей тащат с собой целые семьи, и вы поймете, что в их числе…
— О, — запротестовал Сумми, — та, о которой я говорю, совсем особенная! Это золотоискательница, лейтенант, а я не думаю, чтобы они считались дюжинами.
— Вы ошибаетесь, — заметил лейтенант. — Их много. В погоне за золотом женщины так же увлекаются, как и мужчины.
— А, вот что! — сказал Сумми. — В таком случае… я понимаю…
— Во всяком случае, можно попытаться, — продолжал офицер. — Если вы опишете мне лицо, которое вас интересует…
— Это совсем молодая девушка, — объяснил Сумми. — Ей всего двадцать два года. Она небольшого роста, брюнетка, очень красивая.
— В самом деле, — согласился лейтенант, — такие примеры в наших краях редки… Вы говорите, молодая девушка… брюнетка… красивая… недавно прошедшая здесь…
Начальник полиции тщетно старался что-нибудь припомнить.
— Нет, не помню, — объявил он наконец.
— Наверное, она отправилась по другой дороге, бедняжка, — грустно произнес Сумми. — Благодарю вас все-таки, лейтенант.
Ночь прошла сносно, и на другой день, 10 июня, повозка с раннего утра двинулась опять в путь.
Ниже форта Кудахи река Юкон поднимается к северо-западу до того пункта, где она пересекает сто сорок первый меридиан. Что касается Форти-Майльс-Крик, длина которого, как показывает его название, равняется сорока милям (Форти-Майльс по-английски — сорок миль), он описывает дугу к юго-западу и тоже направляется к границе, разделяющей его на две равные части.
Нелуто рассчитывал к вечеру добраться до прииска Жозиаса Лакоста. Он дал поесть лошади, которая, по-видимому, не особенно устала от двух дней дороги, так что в случае нужды лошадь можно было и подогнать, тем более что она имела возможность хорошо отдохнуть на прииске.
В три часа утра, когда Бен Раддль и Сумми Ским вышли с постоялого двора, солнце было уже довольно высоко. Через десять дней должно было наступить солнцестояние, а тогда солнце исчезнет за горизонтом лишь на несколько мгновений в сутки.
Повозка следовала по правому берегу Форти-Майльс-Крик, очень извилистому, иногда холмистому, с глубокими ущельями. Местность была далеко не безлюдной. Повсюду шли работы на приисках. При каждом повороте берега по склонам оврагов виднелись столбы, стоявшие на границе участков, и на них крупными цифрами были обозначены номера.
Орудия, при помощи которых производились работы, были крайне несложны; изредка попадались машины с ручным приводом, еще реже с водяным. Работы шли, в общем, без шума. Только иногда тишина нарушалась радостным возгласом нашедшего ценный самородок.
Первый привал продолжался от десяти до двенадцати часов.
Пока лошадь паслась на соседней поляне, Бен Раддль и Сумми Ским курили свои трубки, позавтракав консервами и бисквитами с кофе.
Нелуто тронулся в дальнейший путь несколько раньше полудня и погнал лошадь. За несколько минут до семи часов путешественники разглядели на недалеком расстоянии столбы участка N 129.
В этот момент Сумми Ским схватил вдруг вожжи из рук Нелуто и привстал в повозке, которая сразу остановилась.
— Там! — сказал он, показывая на длинный и глубокий овраг, который круто спускался к берегу реки.
Оба его спутника взглянули по указанному направлению и в самом низу оврага заметили хотя и не ясный вследствие отдаленности, но как будто знакомый силуэт. Это был золотоискатель, казавшийся издали небольшого роста и занятый промывкой песка. Рядом с ним работал другой человек, громадного роста. Они так были заняты своей работой, что не прекратили ее даже тогда, когда повозка остановилась на дороге.
— Да это как будто… — пробормотал Сумми.
— Что? — спросил нетерпеливо Бен.
— Да… Жанна Эджертон, Бен.
Бен Раддль пожал плечами.
— Уж не начинает ли она тебе сниться? Ну как мог бы ты разглядеть кого-нибудь на таком расстоянии?.. К тому же, насколько я знаю, у Жанны Эджертон не было товарища. И потом, почему ты полагаешь, что один из этих золотоискателей — женщина?
— Я, право, не знаю, — ответил Сумми неуверенно. — Мне кажется…
— По-моему, это два золотоискателя, отец и сын. В этом не может быть никакого сомнения. Да вот спросим лучше Нелуто.
Индеец прикрыл глаза рукой в виде козырька и стал вглядываться.
— Это женщина… — сказал он уверенно после долгого наблюдения.
— Видишь! — воскликнул с торжеством Сумми.
— …а может быть, мужчина, — продолжал Нелуто с таким же апломбом.
Обескураженный, Сумми бросил вожжи, и повозка снова тронулась. Скоро, проехав пограничную линию, она остановилась на земле участка N 129.
— Или, может быть, это мальчик, — произнес тогда Нелуто, озабоченный тем, чтобы не пропустить еще какого-либо возможного предположения.
Ни Бен Раддль, ни Сумми Ским не слушали его. Каждый с противоположной стороны, они выскочили из повозки. После двух месяцев и девяти дней пути они наконец были на прииске N 129.
Приготовления Бена Раддля и Сумми Скима были закончены. Они взяли все необходимое, чтобы пробыть на прииске даже дольше, чем рассчитывали. Покупать и везти с собой приспособления для работ им, впрочем, не пришлось, так как на месте находился весь инвентарь дядюшки Жозиаса Лакоста; не нужно им было и нанимать персонал, так как они не намеревались эксплуатировать прииск на Форти-Майльс-Крик.
Но необходимо было иметь проводника, знакомого с краем. Так как Билль встретил в Доусоне другого из своих лоцманов для возвращения по озеру Линдемана, то он предложил кузенам взять с собой Нелуто. Бен Раддль с благодарностью принял это предложение. Трудно было бы сделать лучший выбор. Индейца они видели в деле и знали, что можно полагаться на него во всех отношениях, не требуя лишь от него чересчур точных указаний.
Экипажем для путешествия Бен Раддль выбрал повозку, а не сани, на которых ездят на собаках даже и тогда, когда исчезают лед и снег. Собаки были так дороги в это время, что за одну собаку платили до полутора и двух тысяч франков.
В повозку на два места, с верхом, который мог подниматься и опускаться, достаточно прочную, чтобы выдержать ухабы и тряску, была запряжена сильная лошадь. Запасаться фуражом не пришлось, так как дорога шла все время лугами, где лошадь легче собак может находить себе пищу.
По просьбе Бена Раддля Нелуто самым тщательным образом осмотрел повозку.
— Ну что? — спросил Бен Раддль.
— Если она не сломается дорогой, — с глубоким убеждением заметил индеец, — то мы доедем в ней до прииска номер сто двадцать девять.
— Спасибо, милый! — воскликнул Бен Раддль, не скрывая громадного желания расхохотаться.
Тем не менее ему удалось получить от замкнутого Нелуто полезные указания относительно вещей, какие надо было взять с собой. В конце концов инженер убедился, что он не забыл ничего, нужного для дороги.
Тем временем Сумми Ским бродил по улицам Доусона. Он осматривал магазины, справлялся о ценах на товары и радовался, что приобрел все нужное у купцов Монреаля.
— Знаешь, Бен, сколько стоит пара башмаков в столице Клондайка? — спросил он своего кузена накануне отъезда.
— Нет, Сумми.
— От пятидесяти до девяноста франков.
— А пара чулок?
— Десять фрапков, я думаю, не больше.
— А шерстяные чулки?
— Франков двадцать.
— Нет, двадцать пять. А помочи?
— Ну, без них можно обойтись, Сумми.
— И отлично, потому что они стоят восемнадцать франков. Ну а сколько, по-твоему, стоят здесь женские подвязки?
— Это мне безразлично, Сумми.
— Сорок франков, а платье от хорошей портнихи — девятьсот франков. Положительно, в этой невероятной стране лучше оставаться холостяком.
— Мы и останемся холостяками, — ответил Бен Раддль, — разве только ты женишься на какой-нибудь богатой наследнице…
— Наследниц, Бен, довольно… особенно авантюристок, которые владеют богатыми приисками на Бонанце или Эльдорадо. Но, уехав из Монреаля холостяком, я и вернусь туда холостяком!.. Ах, Монреаль! Монреаль!.. Как мы далеко от него, Бен!..
— Расстояние, отделяющее Доусон от Монреаля, — ответил Бен Раддль не без иронии, — совершенно равно расстоянию, отделяющему Монреаль от Доусона, Сумми.
— Я не сомневаюсь в этом, — возразил Сумми Ским, — но это не значит, что оно маленькое!
Оба кузена не хотели покидать Доусон, не заехав в госпиталь проститься с Эдитой Эджертон. Узнав об их посещении, она немедленно спустилась в приемную. В своем костюме сестры милосердия она была очаровательна. Смотря на ее серое платье и ослепительной белизны фартук с нагрудником, которые облегали ее правильными складками, на гладко причесанные волосы с прямым пробором, на белые холеные руки, трудно было признать в ней ту удивительную работницу, которую с таким чувством описал доктор Пилькокс.
— Ну что, — спросил ее Бен Раддль, — как вам нравятся ваши новые обязанности?
— Разве может не нравиться то дело, которым живешь? — просто ответила Эдита.
— Ну, ну!.. — воскликнул не совсем убежденный Бен Раддль. — Однако вы довольны. Это главное. Что касается доктора Пилькокса, то он вами не нахвалится.
— Доктор слишком добр, — ответила молодая сестра. — Со временем я надеюсь быть ему более полезной.
В это время в разговор вмешался Сумми.
— А что ваша кузина? Вы не имеете от нее вестей?
— Никаких, — ответила Эдита.
— Значит, — продолжал Сумми, — она действительно привела в исполнение свой план?
— Так ведь и было решено.
— Но на что она надеется? — воскликнул Сумми с внезапной и необъяснимой горячностью. — Что станет с ней, если она, как это можно наверное ждать, потерпит неудачу в своих предприятиях?
— Я всегда здесь, чтобы принять ее, — спокойно возразила Эдита. — В худшем случае на мой заработок мы проживем обе.
— Значит, — продолжал разгорячившийся Сумми, — вы решили обе обосноваться в Клондайке навсегда, пустить здесь корни?..
— Ни в коем случае, господин Ским, потому что, если Жанне улыбнется счастье, я воспользуюсь тогда ее работой.
— Великолепная комбинация! И вы тогда покинете Доусон?
— Почему же нет? Я люблю дело, которым существую, но в тот день, когда я смогу обойтись без него, я, конечно, стану искать себе другое, более мне приятное.
Все это было высказано твердо и с уверенностью, которая делала бессильным всякое возражение. Возразить что-нибудь против этого спокойного и разумного взгляда на жизнь было трудно, и Сумми Ским не возражал. Но если бы даже он и решился еще возразить что-нибудь, этому помешало бы появление доктора Пилькокса. Узнав о предстоящем отъезде обоих кузенов, доктор рассыпался в поздравлениях с интересным путешествием, которое они предпринимали, и, оседлав любимого конька, стал опять расхваливать красоты своего великолепного Клондайка.
— Вы еще приедете, — твердил доктор. — Если бы только вам удалось увидать его зимой!..
Сумми Ским откровенно надулся. О, он не любил Клондайка! Конечно, нет!
— Надеюсь, доктор, избавиться от этого счастья, — сказал Сумми, делая гримасу.
— Кто знает!
Этот ответ доктора Сумми не принял всерьез.
В пять часов утра 9 июня повозка ждала уже у подъезда Северного отеля. Провизия и небольшой материал для лагеря были на местах. Лошадь била копытами. Нелуто сидел на козлах.
— Все уложено, Нелуто?
— Все, сударь… если только случайно, быть может, мы не оставили чего-нибудь в отеле, — ответил индеец со своей обычной осторожностью.
Бен Раддль покорно вздохнул.
— Будем надеяться, что ничего не забыли, — сказал он, влезая в повозку.
— И особенно, что через два месяца мы вернемся в Монреаль, — прибавил Сумми свой обычный лейтмотив.
Расстояние от Доусона до границы равняется ста сорока шести километрам. Прииск N 129 подходит к ней, и, чтобы добраться до него, нужно было, таким образом, три дня, считая по двенадцать лье в сутки.
Нелуто распределил перегоны так, чтобы не утомлять чересчур лошадь: первый был назначен им от шести до одиннадцати часов утра, с остановкой на два часа, а второй — с часа до шести вечера, после чего следовала остановка на ночь. По этой неровной местности ехать ночью было трудно.
Каждый вечер путники должны были разбивать под деревьями палатку, если только Бен Раддль и его кузен не найдут по дороге комнаты на каком-нибудь постоялом дворе.
Первые два перегона путешественники сделали в благоприятных условиях. Погода стояла хорошая.
С востока дул небольшой ветер, и температура держалась на десяти градусах выше нуля. Почва поднималась небольшими холмами, из которых самые высокие не достигали трехсот метров; по их склонам, в полном весеннем цвету, обильно росли ветреницы, ранний шафран и можжевельник. В глубине оврагов густыми группами высились пихты, тополя, березы и ели.
Сумми Скиму сказали, что по дороге не будет недостатка в дичи и что эту часть Клондайка охотно посещают даже медведи. Поэтому Бен Раддль и он не преминули захватить с собой охотничьи ружья. Но воспользоваться ими не пришлось.
К тому же местность оказалась населенной. По пути встречались рабочие с горных приисков, из которых некоторые дают по тысяче франков в день на каждого рабочего.
После полудня повозка достигла форта Релайанс, очень оживленного в то время поселка. Основанный Гудзоновской компанией для добычи пушного зверя и для защиты от индейцев, форт этот, как и многие подобные же поселки, потерял свое прежнее значение. Со времени открытия золотых приисков военный пост этот превратился в простую станцию, где путешественники возобновляли запасы провизии.
В форте кузены встретили находившегося в инспекторской поездке майора Джеймса Уэлша, генерального комиссара территории Юкона.
Это был человек лет пятидесяти, суровый администратор, два года назад назначенный в округ. Канадский губернатор прислал его сюда в то время, когда прииски начали осаждаться тысячами эмигрантов, наплыву которых не видно было конца.
Задача его была трудная. Каждый день возникали тысячи затруднений при распределении участков, при вводе во владение или при поддержании порядка в этой местности, которую индейцы не позволяли занимать.
К этим постоянным заботам присоединялось теперь еще недоразумение из-за сто сорок первого меридиана, вызвавшее необходимость новых измерений. Именно последнее обстоятельство и требовало присутствия майора Джеймса Уэлша в этой части западного Клондайка.
— Кто поднял этот вопрос, господин Уэлш? — спросил Бен Раддль.
— Американцы, — ответил комиссар. — Они предполагают, что определение границы, сделанное еще в те времена, когда Аляска принадлежала России, было произведено недостаточно точно. По их мнению, граница, обозначенная сто сорок первым меридианом, должна быть отодвинута к западу, вследствие чего большая часть приисков, лежащих на левых притоках Юкона, перейдет в собственность Америки.
— Следовательно, в числе других и наш прииск, номер сто двадцать девять, полученный нами в наследство от дядюшки Жозиаса Лакоста?
— Очевидно, господа, вы будете первыми, которые в случае чего должны будут переменить национальность.
— Но можно ли ожидать, господин Уэлш, — продолжал Сумми, — что работа по исправлению границы скоро окончится?
— Я могу вам сказать только, — заявил Уэлш, — что назначенная для этого комиссия уже несколько недель как принялась за работу. Мы надеемся все же, что граница между обоими государствами будет установлена окончательно к зиме.
— По вашему мнению, господин Уэлш, — спросил Бен Раддль, — есть основания думать, что при первоначальном проведении границы действительно была допущена ошибка и что демаркационную линию придется передвигать?
— Нет. По сведениям, которые я имею, это дело возникло, по-видимому, из-за происков некоторых американских синдикатов против Канады.
— Это заставит нас, — сказал Сумми Ским, — продолжить наше пребывание в Клондайке дольше, чем мы этого хотели бы. Это совсем невесело!
— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ускорить работу комиссии, — заявил генеральный комиссар. — Но нужно сознаться, что эта работа иногда задерживается благодаря препятствиям, чинимым некоторыми владельцами пограничных приисков, например владельцем прииска номер сто тридцать один.
— Техасцем по имени Гунтер? — сказал Бен Раддль.
— Именно. Вы слышали о нем?
— Во время перехода из Ванкувера в Скагуэй мой кузен был вынужден столкнуться с ним… и в довольно резкой форме.
— В таком случае будьте настороже. Это человек крайне несдержанный и грубый. При нем состоит некий Малон, его земляк, который его стоит, как говорят.
— Этот Гунтер, — спросил Бен Раддль, — один из тех, которые требовали исправления границы, господин Уэлш?
— Да. Он даже один из самых ярых сторонников этого исправления.
— В чем же здесь его интерес?
— В том, чтобы находиться подальше от границы и таким образом избежать непосредственного наблюдения наших агентов. Это он агитировал среди владельцев приисков, находящихся между левым берегом Юкона и теперешней границей. Все они предпочли бы зависеть от Аляски, где гораздо более слабая администрация, чем находиться в Канаде. Но, повторяю вам, я сомневаюсь, чтобы американцы выиграли это дело, и Гунтер останется ни с чем. Во всяком случае, я снова советую вам как можно реже приходить в соприкосновение с вашим соседом, который является авантюристом самой худшей породы, не раз уже привлекавшим внимание моей полиции.
— На этот счет не беспокойтесь, господин комиссар, — ответил Сумми Ским. — Мы приехали в Клондайк не для того, чтобы заниматься промывкой на прииске номер сто двадцать девять, а для того, чтобы его продать. Как только это нам удастся, мы немедленно же, без оглядки, поедем возможно скорее через Чилькут и Ванкувер назад в Монреаль.
— Желаю вам, господа, счастливого пути, — ответил комиссар, прощаясь с обоими кузенами. — Если я буду нужен вам, то вы можете рассчитывать на меня.
На другой день повозка двинулась в путь. Небо было более пасмурное, чем накануне. Северо-западный ветер несколько раз нагонял сильный дождь. Но под прикрытием верха кузены не особенно страдали от него.
Нелуто не мог гнать лошадь. Почва становилась крайне ухабистой. Колеи, в которых растаял лежавший долгие месяцы лед, вызывали страшные толчки.
Местность была лесистая. Ель чередовалась с березой, тополем и осиной. Как для личных нужд золотоискателей, так и для эксплуатации приисков дров здесь было достаточно. Впрочем, почва этой части округа содержит не только золото, но и уголь. В шести километрах от форта Кудахи, на Коль-Крик, затем в тринадцати милях дальше, на Клиффо-Крик, затем еще в девятнадцати километрах расстояния оттуда, на Флэтт-Крик, нашли великолепные залежи каменного угля, который дает всего пять процентов золы. Такой же уголь нашли раньше в бассейне Файв-Фингерс. Этот уголь отлично заменяет дрова, которые пароходы среднего водоизмещения сжигают тонну в час. Когда иссякнут местные золотые прииски, то уголь даст новый источник для процветания округа.
Вечером того же дня, к концу второго перегона, который оказался очень утомительным, Нелуто и его спутники достигли форта Кудахи, на левом берегу Юкона. Начальник встретившегося им конного полицейского отряда порекомендовал путешественникам один из постоялых дворов.
Получив это указание, Сумми Ским захотел получить и другое, которое, очевидно, ему было очень важно, и начал расспрашивать начальника полиции, не видел ли он в последние дни женщину, направляющуюся через форт Кудахи.
— Видел ли я женщину! — воскликнул офицер, рассмеявшись. — Я видел, сударь, не одну женщину, а десятки и сотни их! Многие из золотоискателей тащат с собой целые семьи, и вы поймете, что в их числе…
— О, — запротестовал Сумми, — та, о которой я говорю, совсем особенная! Это золотоискательница, лейтенант, а я не думаю, чтобы они считались дюжинами.
— Вы ошибаетесь, — заметил лейтенант. — Их много. В погоне за золотом женщины так же увлекаются, как и мужчины.
— А, вот что! — сказал Сумми. — В таком случае… я понимаю…
— Во всяком случае, можно попытаться, — продолжал офицер. — Если вы опишете мне лицо, которое вас интересует…
— Это совсем молодая девушка, — объяснил Сумми. — Ей всего двадцать два года. Она небольшого роста, брюнетка, очень красивая.
— В самом деле, — согласился лейтенант, — такие примеры в наших краях редки… Вы говорите, молодая девушка… брюнетка… красивая… недавно прошедшая здесь…
Начальник полиции тщетно старался что-нибудь припомнить.
— Нет, не помню, — объявил он наконец.
— Наверное, она отправилась по другой дороге, бедняжка, — грустно произнес Сумми. — Благодарю вас все-таки, лейтенант.
Ночь прошла сносно, и на другой день, 10 июня, повозка с раннего утра двинулась опять в путь.
Ниже форта Кудахи река Юкон поднимается к северо-западу до того пункта, где она пересекает сто сорок первый меридиан. Что касается Форти-Майльс-Крик, длина которого, как показывает его название, равняется сорока милям (Форти-Майльс по-английски — сорок миль), он описывает дугу к юго-западу и тоже направляется к границе, разделяющей его на две равные части.
Нелуто рассчитывал к вечеру добраться до прииска Жозиаса Лакоста. Он дал поесть лошади, которая, по-видимому, не особенно устала от двух дней дороги, так что в случае нужды лошадь можно было и подогнать, тем более что она имела возможность хорошо отдохнуть на прииске.
В три часа утра, когда Бен Раддль и Сумми Ским вышли с постоялого двора, солнце было уже довольно высоко. Через десять дней должно было наступить солнцестояние, а тогда солнце исчезнет за горизонтом лишь на несколько мгновений в сутки.
Повозка следовала по правому берегу Форти-Майльс-Крик, очень извилистому, иногда холмистому, с глубокими ущельями. Местность была далеко не безлюдной. Повсюду шли работы на приисках. При каждом повороте берега по склонам оврагов виднелись столбы, стоявшие на границе участков, и на них крупными цифрами были обозначены номера.
Орудия, при помощи которых производились работы, были крайне несложны; изредка попадались машины с ручным приводом, еще реже с водяным. Работы шли, в общем, без шума. Только иногда тишина нарушалась радостным возгласом нашедшего ценный самородок.
Первый привал продолжался от десяти до двенадцати часов.
Пока лошадь паслась на соседней поляне, Бен Раддль и Сумми Ским курили свои трубки, позавтракав консервами и бисквитами с кофе.
Нелуто тронулся в дальнейший путь несколько раньше полудня и погнал лошадь. За несколько минут до семи часов путешественники разглядели на недалеком расстоянии столбы участка N 129.
В этот момент Сумми Ским схватил вдруг вожжи из рук Нелуто и привстал в повозке, которая сразу остановилась.
— Там! — сказал он, показывая на длинный и глубокий овраг, который круто спускался к берегу реки.
Оба его спутника взглянули по указанному направлению и в самом низу оврага заметили хотя и не ясный вследствие отдаленности, но как будто знакомый силуэт. Это был золотоискатель, казавшийся издали небольшого роста и занятый промывкой песка. Рядом с ним работал другой человек, громадного роста. Они так были заняты своей работой, что не прекратили ее даже тогда, когда повозка остановилась на дороге.
— Да это как будто… — пробормотал Сумми.
— Что? — спросил нетерпеливо Бен.
— Да… Жанна Эджертон, Бен.
Бен Раддль пожал плечами.
— Уж не начинает ли она тебе сниться? Ну как мог бы ты разглядеть кого-нибудь на таком расстоянии?.. К тому же, насколько я знаю, у Жанны Эджертон не было товарища. И потом, почему ты полагаешь, что один из этих золотоискателей — женщина?
— Я, право, не знаю, — ответил Сумми неуверенно. — Мне кажется…
— По-моему, это два золотоискателя, отец и сын. В этом не может быть никакого сомнения. Да вот спросим лучше Нелуто.
Индеец прикрыл глаза рукой в виде козырька и стал вглядываться.
— Это женщина… — сказал он уверенно после долгого наблюдения.
— Видишь! — воскликнул с торжеством Сумми.
— …а может быть, мужчина, — продолжал Нелуто с таким же апломбом.
Обескураженный, Сумми бросил вожжи, и повозка снова тронулась. Скоро, проехав пограничную линию, она остановилась на земле участка N 129.
— Или, может быть, это мальчик, — произнес тогда Нелуто, озабоченный тем, чтобы не пропустить еще какого-либо возможного предположения.
Ни Бен Раддль, ни Сумми Ским не слушали его. Каждый с противоположной стороны, они выскочили из повозки. После двух месяцев и девяти дней пути они наконец были на прииске N 129.
Глава двенадцатая. ПЕРВЫЕ ШАГИ ЗОЛОТОИСКАТЕЛЬНИЦЫ
Как только обе кузины высадились с парохода, они поспешили в доусонский госпиталь. Встреченная доктором Пилькоксом, точно отцом, Эдита тотчас же принялась за свои обязанности без смущения, точно она их вчера только оставила.
В это время Жанна, ни на минуту не оставляя своего плана, получила в управлении местной администрации за десять долларов разрешающее свидетельство на охоту, рыбную ловлю и искание золота, обегала город Доусон и быстро приобрела себе все инструменты и одежду золотоискателя. К полудню она уже закончила все свои приготовления и возвратилась в госпиталь, переодетая с ног до головы.
С зачесанными на макушке волосами, скрытыми широкополой фетровой шляпой, в грубых, подбитых гвоздями сапогах, одетая в блузу и панталоны из грубой, но прочной материи, она совершенно потеряла свой женственный вид и выглядела стройным юношей.
Обе кузины позавтракали вместе. Затем, не выказывая друг другу того волнения, которое они обе испытывали, молодые девушки поцеловались. И в то же время, как Эдита возвращалась к своим больным, Жанна решительно отправлялась в путь, на котором ее ждало столько приключений и столько неизвестного.
Во время своих закупок она собрала все нужные ей сведения, расспрашивая то одного, то другого. Из полученных указаний Жанна сделала вывод, что рассчитывать на какой-либо успех на юге и на востоке ей нечего. Именно в этой стороне находились наиболее богатые области, которые посещались больше всего. Она могла бы долго бродить здесь, не найдя неэксплуатируемого места, которое могло бы вознаградить ее за труды.
К западу, наоборот, река и речки были менее известны, и там конкуренция была слабее. Может быть, в этом направлении ей удалось бы напасть на свободный прииск и закрепить его за собой, не удаляясь слишком далеко от города.
Жанна Эджертон, надеясь на свою счастливую звезду, пошла из Доусона к западу, с мешком и заступом на плече, и стала спускаться вниз по течению Юкона, по его левому берегу.
Куда она шла? По правде говоря, она сама не знала этого. Она шла прямо вперед с единственным планом — подняться по течению первой реки, которая пересечет эту дорогу, и тщательно исследовать ее берега.
Около пяти часов вечера, не встретив ни одной речки, которая заслуживала бы иного наименования, чем ручей, Жанна, успевшая уже немного утомиться, сделала короткую остановку и перекусила.
До сих пор от самого города она не заметила на дороге ни одной души. Местность, по которой она шла, была безмолвна и, по-видимому, пустынна.
Окончив свой незамысловатый обед, она намеревалась снова двинуться в путь, когда на дороге на Доусон показался быстро приближавшийся экипаж. Это была простая повозка, вернее, обыкновенная крестьянская тележка с простым холщовым верхом, которую тащила здоровая лошадь. На козлах, укрепленных веревками над осью, сидел толстый мужчина с красным и улыбающимся лицом и весело щелкал своим кнутом.
Так как в этом месте начинался довольно крутой подъем, то экипаж вынужден был двигаться шагом. Жанна слышала, как сзади нее лошадь постукивала копытами и как скрипели колеса.
Вдруг ее окликнул приветливый, хотя и грубый возглас:
— Эй, милый, что ты тут делаешь?
При этих словах, произнесенных хотя и понятным, но до смешного неправильным для англосаксонского уха английским языком, Жанна обернулась и спокойно оглядела говорившего.
— А вы? — сказала она.
На лице толстяка появилась широкая улыбка.
— Ах ты какой! — воскликнул он, подчеркивая свой иностранный акцент марсельским выговором. — Ты выглядишь настоящим петухом. Подумаешь, такой малыш, а еще расспрашивает прохожих! Уж не из полицейских ли ты, мой милый?
— А вы? — еще раз повторила Жанна Эджертон.
— А вы! — повторил в свою очередь, передразнивая ее, возница. — Ты только это и умеешь, мальчик?.. Или надо представиться вашей милости?
— Почему же нет? — заметила Жанна с легкой улыбкой.
— Нет ничего проще, — заявил весельчак, подогнав легким ударом кнута свою лошадь. — Имею честь представиться: Мариус Рувейер, главный негоциант форта Кудахи. Теперь твоя очередь, не правда ли?
— Жан Эджертон, золотоискатель. Изумленный Мариус Рувейер невольно дернул вожжи, и повозка внезапно остановилась.
Затем он опять отпустил вожжи и, держась за бока, покатился со смеху.
— Золотоискатель! — говорил он, заливаясь хохотом. — Золотоискатель!.. Что ж, ты хочешь, чтоб тебя съели волки?.. А давно ли ты стал, как говоришь, золотоискателем?
— Три часа назад, — ответила покрасневшая от гнева Жанна Эджертон. — Но я уже два месяца в пути, и до сих пор, кажется, меня не съели.
— Так, — произнес толстый Мариус, снова переходя на серьезный тон. — И вправду, этот малыш дошел сюда!.. Но ты все-таки выбрал скверное ремесло… Бедняжка!.. Послушай, твое лицо мне нравится. Ты мне по душе, хотя слишком, по-моему, гордишься… Мне нужен приказчик, и если ты хочешь, можешь занять его место… Это лучше, чем заниматься розысками золота!
В это время Жанна, ни на минуту не оставляя своего плана, получила в управлении местной администрации за десять долларов разрешающее свидетельство на охоту, рыбную ловлю и искание золота, обегала город Доусон и быстро приобрела себе все инструменты и одежду золотоискателя. К полудню она уже закончила все свои приготовления и возвратилась в госпиталь, переодетая с ног до головы.
С зачесанными на макушке волосами, скрытыми широкополой фетровой шляпой, в грубых, подбитых гвоздями сапогах, одетая в блузу и панталоны из грубой, но прочной материи, она совершенно потеряла свой женственный вид и выглядела стройным юношей.
Обе кузины позавтракали вместе. Затем, не выказывая друг другу того волнения, которое они обе испытывали, молодые девушки поцеловались. И в то же время, как Эдита возвращалась к своим больным, Жанна решительно отправлялась в путь, на котором ее ждало столько приключений и столько неизвестного.
Во время своих закупок она собрала все нужные ей сведения, расспрашивая то одного, то другого. Из полученных указаний Жанна сделала вывод, что рассчитывать на какой-либо успех на юге и на востоке ей нечего. Именно в этой стороне находились наиболее богатые области, которые посещались больше всего. Она могла бы долго бродить здесь, не найдя неэксплуатируемого места, которое могло бы вознаградить ее за труды.
К западу, наоборот, река и речки были менее известны, и там конкуренция была слабее. Может быть, в этом направлении ей удалось бы напасть на свободный прииск и закрепить его за собой, не удаляясь слишком далеко от города.
Жанна Эджертон, надеясь на свою счастливую звезду, пошла из Доусона к западу, с мешком и заступом на плече, и стала спускаться вниз по течению Юкона, по его левому берегу.
Куда она шла? По правде говоря, она сама не знала этого. Она шла прямо вперед с единственным планом — подняться по течению первой реки, которая пересечет эту дорогу, и тщательно исследовать ее берега.
Около пяти часов вечера, не встретив ни одной речки, которая заслуживала бы иного наименования, чем ручей, Жанна, успевшая уже немного утомиться, сделала короткую остановку и перекусила.
До сих пор от самого города она не заметила на дороге ни одной души. Местность, по которой она шла, была безмолвна и, по-видимому, пустынна.
Окончив свой незамысловатый обед, она намеревалась снова двинуться в путь, когда на дороге на Доусон показался быстро приближавшийся экипаж. Это была простая повозка, вернее, обыкновенная крестьянская тележка с простым холщовым верхом, которую тащила здоровая лошадь. На козлах, укрепленных веревками над осью, сидел толстый мужчина с красным и улыбающимся лицом и весело щелкал своим кнутом.
Так как в этом месте начинался довольно крутой подъем, то экипаж вынужден был двигаться шагом. Жанна слышала, как сзади нее лошадь постукивала копытами и как скрипели колеса.
Вдруг ее окликнул приветливый, хотя и грубый возглас:
— Эй, милый, что ты тут делаешь?
При этих словах, произнесенных хотя и понятным, но до смешного неправильным для англосаксонского уха английским языком, Жанна обернулась и спокойно оглядела говорившего.
— А вы? — сказала она.
На лице толстяка появилась широкая улыбка.
— Ах ты какой! — воскликнул он, подчеркивая свой иностранный акцент марсельским выговором. — Ты выглядишь настоящим петухом. Подумаешь, такой малыш, а еще расспрашивает прохожих! Уж не из полицейских ли ты, мой милый?
— А вы? — еще раз повторила Жанна Эджертон.
— А вы! — повторил в свою очередь, передразнивая ее, возница. — Ты только это и умеешь, мальчик?.. Или надо представиться вашей милости?
— Почему же нет? — заметила Жанна с легкой улыбкой.
— Нет ничего проще, — заявил весельчак, подогнав легким ударом кнута свою лошадь. — Имею честь представиться: Мариус Рувейер, главный негоциант форта Кудахи. Теперь твоя очередь, не правда ли?
— Жан Эджертон, золотоискатель. Изумленный Мариус Рувейер невольно дернул вожжи, и повозка внезапно остановилась.
Затем он опять отпустил вожжи и, держась за бока, покатился со смеху.
— Золотоискатель! — говорил он, заливаясь хохотом. — Золотоискатель!.. Что ж, ты хочешь, чтоб тебя съели волки?.. А давно ли ты стал, как говоришь, золотоискателем?
— Три часа назад, — ответила покрасневшая от гнева Жанна Эджертон. — Но я уже два месяца в пути, и до сих пор, кажется, меня не съели.
— Так, — произнес толстый Мариус, снова переходя на серьезный тон. — И вправду, этот малыш дошел сюда!.. Но ты все-таки выбрал скверное ремесло… Бедняжка!.. Послушай, твое лицо мне нравится. Ты мне по душе, хотя слишком, по-моему, гордишься… Мне нужен приказчик, и если ты хочешь, можешь занять его место… Это лучше, чем заниматься розысками золота!