грабежах и т. п. Осталось 30 чел. солдат, а у офицеров есть
денщики и вестовые!
Вчера сделал первую геологическую] экскурсию с Ал. Исаевичем
Моисеевым и Мих. Мих. [Дитерихсом]. Моисеев - ученик Павлова
уже после моего ухода, заведует музеем; человек энергичный и мне
представляется очень талантливым. Работает над 100 саж. картой
окр[естностей] Ялты (до Ай-Тодора). Сам палеофизиолог, но
работать здесь можно только над тектоникой. Раньше - над
доисторическим] человеком. Интересно ничтожное распространение
палеолита в Крыму. Работать приходится с велич[айшим] трудом в
современное время. Удивительно, как везде и здесь большевики
поддерживают культурные начинания, ДА губит. Так и здесь, с
музеем;64
теперь, благодаря директору (Сабин-Гус - чиновник худшего типа,
говорят) отнимают помещение. Средства были даны большевиками. От
ДА добились было отмены уничтожения] распоряжений, но оформить не
удалось: просили уже не о средствах, а об оставлении комнат в
помещении пансиона гимназии. Никакой поддержки музей не получает
ни в городе, ни в земстве. В виде новой демократической]
буржуазии и большевистской аристократии идет чумазый.
На днях прочел Ландовской "Musique ancienne" (1909) - очень
интересная и умная книга. Ландовскую слышал в Москве, и ее
концерты дали мне большое наслаждение. Сейчас опять возвращаюсь
к интересам, связанным с историей музыки, к которым было больно
подходить после смерти Нюточки. Она все уходила в эту область,
отчасти, м[ожет] б[ыть], под моим влиянием, и разговоры с ней
давали мне так много! Незадолго до большевиков хотел передать в
Институт гр. Зубова65
оставшийся после нее небольшой капитал (5 000), как начало фонда
ее имени для приобретения сочинений по истории музыки. Не успел
- удастся ли когда-либо? Так мало интереса к этим вопросам в
Петр[ограде]: нет книг и нот для изучения. Мало людей
интересующихся. Но интерес пробудился, он запоздал только по
сравнению с Западом, и я думаю, достиг мног[ого]. Но сколько
пропадает! Нельзя было узнать, что играли на арфе в России в
XVIII в.? Сколько неизданного из старого русского творчества?
В. А. (Бакунина)-Дьякова была композитором; но по словам Сони
[Бакуниной], в Бакун[инском] архиве, очень охраненном Н. С.
Бакуниной и позже Соней, нет нот. Нот было много, они не
разобраны, и Соня боится, что они погибли, т. к. ими
распоряжалась довольно взбалмошная вдова А-дра А. Бакунина. Уже в
Киеве мне хотелось связать историю музыки с Киев[ской] дух[овной]
ак[адемией] и я добился включения ее в записку объясн[ительную]
историко-филол[огического] от[деления]. В Петрограде в Академии
мне не удалось этого сделать; говорили с Сергеем [Ольденбургом] и
с Лаппой. Мой интерес пробудился в Париже, где под влиянием А. В.
Гольштейн я ознакомился с концертами франц[узской] песни, в том
числе и старинной, которые давал ее страстный поклонник и
исследователь, кажется, Тьерсо(?). Затем слышал старых
композиторов впервые в концертах Коланна, кажется, и затем, как
будто, Франка. Чтения по истории музыки мне очень много дали,
когда я готовился к курсу по истории науки. След остался в
напечатанной статье "О научном мировоззрении".66
Было бы интересно точнее проследить влияние музыки на научную
мысль. Мне трудно разбираться в истории музыки из-за недостатка
знаний музыкальных] наук, нот и плохой музыкальной] памяти.
Какова сейчас судьба молодого поколения? Столько страданий,
гибели. Там смерть Лиды и Маши Рейтл[ингер] и сколько таких!
Такая смерть разбивает жизнь и близких. Сейчас Ниночка, страшно
ею пораженная, волнуется из-за Ф. Т. [Сердюка]. М[ожет] б[ыть],
его уже нет? Не только развращается молодое поколение, но и
гибнет. Какой выход? Религиозный подъем? Для немногих?
Масонство?67
Но Ниночка говорит, что несмотря ни на что, она не желала бы
жить, скажем, в эпоху нашей молодости или молодости М. Бакунина,
о которой читали у Корнилова. А вместе с тем, говорит, что сейчас
у ней нет, чем жить.
27. III/9. IV. [1]920
Сегодня Ниночка из Ялты принесла ряд известий, как будто
меняющих положение - о взятии Брусиловым Москвы, о занятии
Одессы Петлюрой, союзн[ики] [и] добровольцы] с Петлюрой, движении
поляков на Киев. Говорят о прекращении] террора в Сов[етской]
России, провозглашении] царем Ник[олая] Николаевича]. Еп[ископ]
Вениамин говорил в соборе о видении ему бывшем, что он будет
венчать на царство царя в Москве, через 2-3 мес[яца]. Часть
прихожан, по словам Матр[ены] Ил[ьиничны], была очень недовольна,
другая - обратно. Но у меня впечатление, что за царя дворянство
и буржуазия, и то - часть. В народе корней мало и если будет
царь - едва ли очень прочен?
Скоро пасха - но мы едва-едва можем получить небольшое
количество яиц (по одному? Яйцо до 50 р.), кулич. Пасха будет у
нас только для виду. А мы все-таки еще не так нуждаемся. У
простонародья, имеющего кусок земли, рабочих, офицерства иное -
денег много. Сейчас приходится сильно уменьшать и молоко.
Глав[ная] пища в смысле питательности для населения и наиболее
дешевая - хамса. Ее едят в самых разнообразных видах -
жареную (теперь, из-за дороговизны всех масел, прекратилось),
тушеную, в ухе, в пирогах, делают из нее котлеты. Если бы не было
здесь сейчас хамсы - был бы голодный кризис.
Работал над жив[ым] вещ[еством] и над первой лекцией по геохимии.
Читал Шестова "Кануны",68
Гроссмана и Тургенева.
4/17. IV. [1]920
Завтра еду в Симферополь. Начинается новый период жизни. Как
долго и куда приведет? Цель ясна: Лондон и Америка, но когда
достигну? Видел на днях сына Обручева, у В. А. тоже мысль через
Геогр[афическое] Лонд[онское] общ[ство]. М[ожет] б[ыть], будем
договариваться совместно.
Сын с женой и Ниночкой ушли вчера с утра в Симферополь пешком.
Очень тяжело и грустно за Ниночку. Она получила от Бор. Фед.
Ромб[ерга] письмо, где говорится о том, что Фед. Троф. [Сердюк],
больной сыпным тифом, 27.I эвакуирован и остался на Кубани.
Ниночка считает, что он погиб. Все его товарищи вернулись. Ей
тяжело. Смерть Нюты, Лиды [Рейтлингер], тяжелые условия жизни в
смысле учения и духовной работы, переживание ужасов очень
отразились. Ужасается, что долго будет жить...
Сейчас положение молодого поколения ужасно. Надо дать выход в
каком-то духовном подъеме и, мне кажется, не в религиозном, в
смысле церкви, а в более широком?
Сейчас очень тяжело переживаю окружающее. Вчера после музея (где
читал часть своих "Мыслей" - в связи с жив[ым] и мертв[ым], с
биол[огией] и геох[имией]) обедал у Келлера. Были Обол[енский],
Налбанд[ов], Крым, Клепин[ин]. Крым смотрит довольно бодро,
думая, что большевики не будут здесь. Но сам уезжает с поручением
Вр[ангеля] продать вино ц[арю] Александру] для валюты.
Налб[андов] и Обол[енский] мрачны. В общем, ДА столь же опасна,
как и больш[евики]. Казаки в Евпатории без оружия и не хотят
драться. Мих. Алекс. [Критский] рассказывал, что они такими были
в Новороссийске], требовали транспортов, угрожая разнести Ставку.
Кут[епов] хотел их разогнать силой. Ден[икин] велел отдать
транс[порт], оставив артилл[ерию]! Здесь их газета "Донск[ие]
вес[ти]" - ищет примирения] с большевиками]. Опасность в
дезорганизации] продовольственной] и денеж[ной] сист[ем]. Но где
выход? Люди все те же и те же приемы. Вчера аграрная] ком[иссия]
- очень бюрократичная], бесплодная. Какой выход? Никто не
знает, что делается у большевиков], и это самое главное. Но [у]
меня впечатление, что Вр[ангель] также не знает, как не знали и
все другие правители. Стр[уве] так прямо ответил Келл[еру], что
не знает. Недавно я читал "Temps" за середину марта и "Times"
конца февраля. У меня впечатление, что Евр[опа] считается с
большевиками], как с правительством] России, и что там
налаживается власть. Ожидают сюда переброски войск: через Керчь
(где верность кубанцев не ясна) и благодаря огромной артиллерии,
отданной большевикам в Новороссийске. Выдержать здешняя армия не
сможет. Говорят, в Одессе власть большевики передали профсоюзам и
войска уводят. Но это может быть и система.
Сноски и комментарии:
1
В Новороссийск Вернадский приехал из Екатеринодара; первая запись
дневника совмещает описание событий, предшествовавших и
последовавших приезду ученого в Новороссийск.
2
Имеется в виду миссия члена кадетского ЦК и киевского отделения
Национального центра И. П. Демидова в Польшу, которую многие
кадетские руководители рассматривали как потенциального союзника
в борьбе против Советской власти.
3
5 января 1920 г. Верховные казачьи круги Дона, Кубани и Терека
провозгласили себя верховной властью на своих территориях. В
поисках компромисса с казаками в начале февраля А. И. Деникин
предпринял последнюю попытку найти выход из положения и вновь
реорганизовал правительство. Идя на уступки казачеству, он
согласился на образование законодательного (а не
"законосовещательного" органа) и на создание "ответственного"
министерства во главе с представителем донского казачества Н. М.
Мельниковым. На первом же заседании кадетского ЦК в Новороссийске
обсуждался вопрос об отношении к "южнорусскому правительству" и
принято решение о его поддержке "как совершившегося факта", в его
состав наряду с казаками вошли донские кадеты В. Ф. Зеелер, В. А.
Харламов, а также М. В. Бернацкий.
4
Еще 17 (30) декабря 1919 г. ген. А. И. Деникин упразднил Особое
совещание, костяк которого составляли кадетские деятели, заменив
его "правительством при главнокомандующем" во главе с
генерал-лейтенантом А. С. Лукомским.
5
2 (15) января 1920 г. В. И. Вернадский получил удостоверение за
подписью генерал-лейтенанта А. С. Лукомского (на бланке помощника
главнокомандующего вооруженными силами на Юге России) "на право
свободного выезда из г. Новороссийска в Крым на пароходе "Ксения"
(АРАН. Ф.518. Оп.4. Д.96. Л.З).
6Прибытие члена английского парламента,
профессора Маккиндера, получившего официальный статус верховного
комиссара Юга России, было связано с изменением политики кабинета
Ллойд Джорджа, заявившего в декабре 1919 г. о невозможности
продолжения активной борьбы с большевиками ввиду отсутствия
средств и негативным общественным мнением в отношении Белого
движения. В этих условиях перед Маккиндером была поставлена задача
примирения противоборствующих сторон, а также подготовка эвакуации
Новороссийска.
723 мая 1916 г. в заседании Государственного
Совета Вернадский был избран членом Согласительной комиссии
"для обсуждения возникших между Государственной Думой и
Государственным Советом разногласий по законопроекту об отпуске
из Государственного казначейства средств на работы в порожистой
части Днепра" (Стенографический отчет Государственного Совета.
Сессия XIII. Пг., 1916. Стб. 1362-1363). В начале века проблема
шлюзования Днепра приобрела масштаб государственной задачи. Она
обсуждалась учеными, инженерами, высокопоставленными
правительственными чиновниками; последние видели в ней цель
стратегического характера - ни много, ни мало - "установить
прямое соединение Балтийского и Черного морей". Первые
инженерно-научные проекты, намечавшие перспективу комплексного решения
судоходных и энергетических проблем Днепра, появились еще в 1905 г. и
принадлежали С. П. Максимову и Г. Графтио (см.: Графтио Г. О. Отчет о
командировке на Днепровские пороги // Материалы для описания русских рек.
Вып. IX. СПб., 1906. Максимов С. Л. О Черноморско-Балтийском водном пути.
СПб., 1907; а также: Максимович Н. И. Черноморско-Балтийский водный путь
// Материалы для описания русских рек. Вып. IX. СПб., 1906). Однако они
были нацелены, прежде всего, на улучшение условий судоходства,
гидроэнергетика фигурировала лишь попутно - как "использование
даром протекающей воды". В январе 1914 г. от имени министра путей
сообщения в Государственную Думу было внесено представление об
ассигновании казенных средств на постройку днепровских шлюзов на
базе проекта инженера И. А. Розова (см.: Проект шлюзования
Днепровских порогов в связи с утилизацией энергии их падения //
Материалы для описания русских рек. Вып. XXVIII. Спб., 1912),
предусматривавшего 37 млн рублей вложений. Однако по мере его
прохождения в Думе появился иной вариант Б. А. Бахметева, в то
время профессора Петроградского политехнического института
(впоследствии посол Временного правительства в США), удачнее
сочетавший задачи судоходства и использования гидроэнергии и
позволявший получать значительно больше энергии при использовании
порогов, а значит, и расширить возможности хозяйственной
деятельности на юге России. В итоге проекты Розова и Бахметева
Предполагалось объединить, однако оба они зависли в коридорах
власти. Концептуальные и финансовые разногласия между
Государственной Думой и Государственным Советом так и не
позволили реализовать ни один из них. Из просимых 37 млн Дума
ассигновала лишь 2 млн в 1914 г. на окончательное составление
проекта и 3 млн в 1915 г. "на приступ к работам", а после
рассмотрения вопроса в Госсовете суммы уменьшились еще в несколько раз.
После октября 1917 г. предпринимались попытки реанимировать
проекты - создано Управление работ по шлюзованию порожистой
части Днепра в Комитете государственных сооружений ВСНХ, а
начальником работ назначен Б. Л. Николаи, принимавший участие в
их разработке (его доклад в Комитете 27 февраля 1919 г. см.:
ГАРФ. Ф.2274. Оп.26. Д.26. Л. 17-20). По-видимому, проектная
документация, о которой упоминает Вернадский, действительно была
вывезена за границу и в рамках плана ГОЭЛРО был принят новый проект И. Г.
Александрова (его доклад 3 апреля 1920 г. на заседании ГОЭЛРО см.: Красный
архив. 1939. N5. С.47-53), по которому и была построена Днепрогэс
(подробнее историю вопроса см.: Малышев В. М. История проблемы
использования порожистой части Днепра // Материалы к проекту проф. И. Г.
Александрова. Вып.2. М., 1925).
8Так в тексте.
9Здесь и далее: Наташа - жена
Вернадского Наталья Егоровна;
Нина, Ниночка, Нинуля - его
дочь.
10Ср. дневниковую запись А.В.Тырковой-Вильямс
за январь-февраль 1920 г.: "Как описать Новороссийск? Кадеты...
беженцы, вши, больницы... Евгений Трубецкой (умер от тифа). Дон
Кихот Львов. Норд-ост. Люди перестали мыться. Нет белья. Спят на
столах. Болтаются подошвы. А на улице - все гробы. Иногда с
музыкой, редко с помпой. Чаще бегом, рысью, на тех же дорогах
люди. За Трубецким шло двадцать человек. На путях умирают.
Столкнуло всех на край бездны... Власть развалилась. Никто даже
не знает, кто теперь начальство, где оно и как его зовут." И
далее: "Полтора месяца бродили верхи российской интеллигенции по
грязным, холодным, бессмысленным улицам Новороссийска. Одинокие,
разрозненные, ошеломленные, многие испуганные и все охваченные
огнем тоски, они про себя переживали катастрофу. Порой
собирались по два, по три и в нетопленых, угрюмых, безнадежно
чужих комнатах, нервно перебрасывались опытом последней горечи.
И только недавно поняли, что надо вслух хотя бы среди избранных,
обдумать, осмотреться. Все порвалось, перемешалось, спуталось.
[...] То, что мы считали ядром нарождающейся русской
государственности, оказалось если не мыльным пузырем, то
каким-то комком глины, который распался от первого толчка" (Цит.
по: Борман А. А. В. Тыркова-Вильямс по ее письмам и
воспоминаниям сына. Лувэн-Вашинггон, 1964. С. 184, 186-188).
11
См. прим. 5 и 26 к 1-й книге "Дневников" (1919-III).
12Такая статья написана не
была.
13
Семья Вернадских владела небольшим дачным участком в имении
Бати-Лиман, расположенном между Ялтой и Севастополем. Среди 26
пайщиков, приобретших в 1911 г. это имение у общества татар
деревни Хайты, были Милюковы, Елпатьевские, Билибины, Ростовцевы,
Короленко, Станиславские, Кокошкины и др. (см. воспоминания Л. Е.
Чириковой о Бати-Лимане в 1918-1919 гг. - "Наше наследие".
1991. N 6).
14
Возможно, имеется в виду достигнутое осенью 1919 г. соглашение
Ю. Пилсудского с большевиками о временном прекращении военных
действий на польско-советском фронте, а также определение в
начале декабря того же года временной восточной границы Польши
(линия Керзона).
15Живое из живого (лат.).
16
Из воспоминаний В. И. Вернадского (запись 30 марта 1942 г.,
Боровое): "Когда я выезжал в Ялту из Новороссийска, меня
провожал на дебаркадер Е. Н. [Трубецкой]. Я на пароходе нашел на
себе вшей и ровно через 10 суток после этого заболел в Ялте
сыпным тифом. [...] Помню перед выездом я читал в новороссийской
или ростовской газете статью Е. Н. Трубецкого, который считал,
что одновременно битве белых и красных на земле, на небе идет
борьба ангелов и дьяволов" (АРАН. Ф.518. Оп.2. Д.45.
Л. 143-143 об.).
17
Об обстоятельствах приезда Вернадского в Ялту Н. Е. Вернадская
вспоминала: "Мы давно не имели вестей от него. Сообщение было
прервано и вдруг неожиданно, когда мы спустились в Ялту, узнали о
приходе парохода из Новороссийска. Георгий побежал к причалу его
и к великому восторгу всех нас очень скоро вернулся к нам вместе
с Владимиром. Мы все вместе веселой гурьбой отправились в Щель.
К сожалению Георгий и Нинетта должны были в тот же вечер выехать
в Симферополь. Весь день мы просидели все вместе и проговорили.
Уводила только Влад[имира] умыться и переодеться, осмотреть его с
точки зрения вшей. Нашла их несколько на нем в белье... Приняла
все меры дезинфекции... Хотя и встревожилась ими немного, но
больше надеялась, что обойдется, как было у нас с Ниночкой"
(АРАН. Ф.518. Оп.2. Д.5. Л. 144 об.; запись 30 марта 1942 г.,
Боровое).
Имение "Горная Щель", в котором поселились Вернадские,
располагалось между шоссе Ялта - Массандра и Ай-Василем, в 2-х
верстах от Ялты, и принадлежало семье Бакуниных, с которыми
Вернадского связывали многолетние родственные и дружеские
отношения. Оно было куплено Павлом Александровичем Бакуниным в
1889 г. у родственников ген. Ермолова и затем в течение многих
лет П. А. и Н. С. Бакунины почти постоянно проживали на крымской
даче, здесь же находился знаменитый "Прямухинский архив", над
которым приезжал работать один из ближайших друзей Вернадского
- историк и общественный деятель А. А. Корнилов, написавший по
материалам архива две монографии. После кончины Н. С. Бакуниной
имение перешло к ее племяннику - Михаилу Алексеевичу Бакунину,
женатому на Софье Марковне Любощинской - старшей дочери М. М. и
А. Е. Любощинских (об этой семье см. ниже прим. 59). Она
оставила небольшие воспоминания, живо рисующие быт и атмосферу
обитателей "Горной Щели" 1919-1920 годов:
"В ней было 7 1/2 лес. земли и дом, который тогда казался
маленьким, который построил дядя Павел и тетя Наташа. Кругом
дома дядя Павел, который был большой садовод, насадил деревья и
кусты, пальмы и т.п., которые, как его дразнили, "не хотели
расти в Крыму". Дом был 2-х этажный и весь завит розами,
глициниями и <вишнями>. Перед домом бассейн, где в мое время
водились ужасно крикливые лягушки. С одной стороны "Щель"
граничила с Массандрой (казенные имения), с другой - с большим
садом городской больницы; следующей границей была бурная горная
речушка Уч-Кош, а от Ялтинского шоссе нас отделяло большое
пустое место. Это уединенное положение было бы приятно в мирное
время, но в те времена жить мне там одной не очень улыбалось.
Я поселилась в семье Мях. Ив. Петрункевича, сына Ивана Ил-ча, и
его прелестной жены Лизы (дв. сестра Михаила, дочь Ильи Ал.
Бакунина). Они жили в "Гаспре", имении С. Вл. Паниной, в доме
управляющего. В чудном Гаспринском дворце жили Анна Мих. Поль
(рожд. Петрункевич) с мужем Влад. Ив. и сестрой, Александрой
Мих. Дом управляющего был 2-х этажный, большой и удобный, т.к. в
нем свободно помещалась семья Мих. Ив. (Лиза его жена и дети:
Ирина, Ваня, который был в Добр. Армии, Мика и еще дочь, кажется,
тоже Лиза). Мы с мальчиками.
Не помню когда приехали тетя Наташа и Ниночка [Вернадские] из
Новороссийска. Они поселились во 2-м этаже. Но это было к осени.
Аня, известная певица Ян-Рубан, и ее муж Вл. Ив. давали иногда
концерты во дворце, в большой гостинной зале. Что это было за
наслаждение! Чудная музыка, а перед глазами мраморная терраса
спускается к морю 2-мя мраморными лестницами и дальше -
бесконечное море и лунная дорога.
Летом приезжал Георгий Вернадский с женой Нинеттой, тоже жили с
нами в доме. Они жили дольше, все каникулы. Георгий тогда был
проф. в Симферопольском университете.
Приезжал Михаил в отпуск и я поехала провожать его в Ялту с
ночевкой. С мальчиками остался спать Георгий. У мальчиков был
кот, который спал у кого-либо из них на постели. Но Георгий
решил, что это непорядок, выгнал кота. От этого происшествия
остались стихи Георгия:
Котов вон!
И все коты
Задрав хвосты,
удрали вон
из комнаты!
Тогда же я переучилась звать Гулю, как всю жизнь звала его, на
Георгий. Этого потребовала Нинетта, т.к. когда Георгий в СПб. в
какой-то женской гимназии преподавал историю, девочки откуда-то
узнали, что его дома зовут Гулей и вот, во время урока, раздался
ласковый голосок "Гуля", потом в другом месте - опять "Гуля!" и
т.д. После этого, не знаю кто, решил звать Гулю Георгий, и
Нинетта делала страшные глаза, если я ошибалась, т.ч. я в конце
концов привыкла.
Обедали мы все вместе с Петрункевичами, хотя Георгий, Нинетта и
я с мальчиками брали обед из какой-то столовки, а Лиза готовила
на своих дома. У нее я стала учиться готовить, т.к. понятия не
имела, как делать суп и т.п.
Ходили купаться мимо дворца, где жила вдовствующая Императрица и
другие члены царской семьи. Это тоже было большое наслаждение,
хотя потом надо было подыматься в гору. Этот дворец граничил с
"Гаспрой". При Гаспринском дворце была домовая церковь,
соединенная со спальней владельцев дворца во 2-м этаже -
мостком, который выходил на хоры в церковь. По преданию, перед
смертью старшего в роде Паниных по этому мостку приходила в
спальню белая дама. При нас в церкви почти каждое воскресенье
служил о. С. Булгаков, женатый на Токмаковой, имение которой
было рядом и вино которой было известно в Крыму. Мы смеялись, что
он изгоняет злого духа из своего младшего сына, который был
большим шалуном и шелопаем. Он был еще маленький.
К Рождеству, не помню почему, Петрункевичи уехали к сестре.
Оставаться одной было мне нельзя и я переехала с тетей Наташей и
Ниночкой в Щель. Они поселились в нижнем этаже, мы с мальчиками в
верхнем. Хозяйством занималась у нас и готовила соседка, Матрена
Ильинишна, которая знала еще дядю Павла и тетю Наташу. [...] В
Щели жить было жутковато. Появились "зеленые". Ночью по стенам
шарили лучи прожекторов стоявших на рейде в Ялте военных судов и
искавших этих самых "зеленых".
При въезде в Щель со стороны Уч-Коши стояла маленькая хибарка
грека Кости, при ней конюшня его осла. Костя зарабатывал
перевозом товаров на своем осле. Раз утром Костю нашли
зарезанным. Говорили, что у него были деньги.
Когда оставили белые Новороссийск, приехал дядя Владимир. Тетя
Наташа увела его сразу к себе и потом с ужасом, с круглыми
глазами, как она всегда водила, когда была взволнованна, говорит:
"Сонечка, я у Владимирчика нашла 3 вши!" Я в душе посмеялась. Что
такое для нас в то время были 3 вши, когда Ваня Петрункевич,
когда приехал из-под Астрахани, попросил затопить ванну, а нас
всех уйти. Голый прошел в ванну, а одежду всю его полили
керосином и сожгли.
Но через некоторое время дяде Владимиру стало плохо [о болезни
Вернадского см. ниже в основном тексте его дневников. - Публ.].
Позвали доктора, который нашел у него сыпной тиф и потребовал,
чтоб его перенесли в заразную больницу. Но тут запротестовала я,
т. к. знала, что больница переполнена, тифозные валяются на полу,
сестры сбились с ног и ухода почти никакого нет. Тетя Наташа
тоже протестовала, говоря, что не хочет, чтоб заразились мы. В
конце концов мы с тетей Наташей пришли к соглашению: дядя
Владимир остается в Щели, ухаживать за ним будут тетя Наташа и
Ниночка, я же и дети в комнату входить не будем. Но тетя Наташа и
Ниночка будут жить и выходить к нам, как и раньше.
До болезни дяди Владимира Матрена Ильинишна занималась
хозяйством дома, продукты же из Ялты приносили Ниночка и я. С
болезнью же дяди Владимира тетя Наташа и Ниночка всецело отдались
уходу за ним, Матр. Ил. по-прежнему занималась хозяйством и
домом, продукты же стала носить я одна. Иногда это было трудно,
п. ч. дяде Владимиру нужны были разные веши, - вино, лекарства
и т.д. Я брала ранец, нагружала его, хлеб несла под мышкой.
Помню, что иногда покупалось что-то, что могло протечь, это было
особенно трудно нести. Одно время было трудно ходить, п.ч. выпал
снег, как часто бывает в Крыму в конце января, начале февраля
(ст. стиля). Держался он для Крыма в этом году сравнительно
долго. Потом кончилось топливо. И уголь, и дрова всегда
привозились в Крым, в это же время достать их было и трудно, и
дорого. В "Щели", на склоне, была большая дубовая роща, из
которой Михаил уже продал часть, не оголяя склона, осенью после
отпуска и перед отъездом на фронт, чтобы пополнить наши чахнувшие
финансы. Мы с Алешей брали пилу и топор (ему еще не было 10-ти
лет) и отправлялись в эту рощицу. Выбирали не слишком толстый
дубок, спиливали, распиливали его, потом я колола дрова и
приносили их с Алешей домой.
Дядя Владимир болел тяжело. Как-то вечером я вышла с доктором в
сад, провожая его и спросила, как он смотрит на положение дяди
Владимира и не надо ли предупредить сына - Георгий был
профессором в Симферопольском университете. Доктор помолчал, а