Страница:
Поезд втянулся в здание вокзала в Данциге с опозданием на десять часов. Я пересел на другой и днем позже намеченного прибыл в военный городок базы ВМС в Го-тенхафене. Подводники, собравшиеся там для изучения влияния нового радара, взятого на вооружение, проявляли нетерпение. На вечер был намечен показ на практике действия новых видов оружия.
Бухта погрузилась в темноту теплой ночи. Я сел на пассажирский катер, который в лучшие свои дни перед войной перевозил пассажиров между портами Германии и Швеции. Когда катер добрался до середины бухты, офицер, заведовавший арсеналом торпед, обратился к гостям со следующими словами:
– Господа, мы намерены продемонстрировать вам действие двух новых типов торпед, которые произведут революцию в торпедной войне. Во-первых, мы покажем вам убийцу эсминцев «Т-5» и акустическую торпеду с большим потенциалом. Потом вы увидите новую торпеду «ЛУТ» многоцелевого назначения. Обе торпеды приводятся в движение аккумуляторными батареями. Для демонстрационных целей они снабжены светящимися боеголовками, чтобы проследить их движение ночью.
Наш катер резко увеличил скорость. Через несколько минут я заметил в темной воде зеленый переливчатый свет, быстро приближавшийся к нашему судну. Когда катер повернул налево, свет последовал за ним. Затем мы повернули направо, свет продолжал нас преследовать. Светящаяся торпеда подошла еще ближе. Тогда катер предпринял резкие зигзагообразные маневры, чтобы уйти от нее. Однако рыбина не отставала. Она сблизилась с нами еще больше и наконец исчезла под кормой. Это был момент, когда должен был произойти взрыв. Но учебная торпеда продолжала двигаться по заданной программе. Она обогнала свою цель, развернулась на 180 градусов, вновь атаковала катер, пройдя под его килем, сделала аккуратную петлю, повторила свои змеевидные маневры и еще раз прошлась под нами, прежде чем иссяк заряд ее батарей. После этого торпеда всплыла, как мертвая рыба, поблескивая в темной воде.
Это было ошеломляющее зрелище. Теперь я осознал, что появилось оружие, которое можно противопоставить быстроходным эсминцам и сторожевикам. За этой демонстрацией последовало еще одно впечатляющее представление. По морю пошло сразу несколько светящихся торпед, выискивающих цель и совершающих круговые движения. Они прочертили на поверхности воды ряд линий, выйдя на угол атаки нашего катера. Опять последовала серия «сложных маневров, пока у торпед не разрядились батареи.
Под впечатлением увиденного я занимался на трехдневных курсах, как молодой кот, стремившийся испытать выросшие когти. Торпеда – убийца эскортов была оснащена прибором самонаведения, реагировавшим на шум вращавшихся винтов, а если корабль неподвижен – то на звук работавших электромоторов. Достаточно было запустить торпеду в направлении цели. Она сама определяла свой курс и настигала цель независимо от того, к каким та прибегала маневрам, чтобы избежать поражения. Другое пополнение нашего арсенала было призвано решать иные задачи. В последнее время стало необычайно сложно и опасно приближаться к конвою на дистанцию, удобную для атаки. Новая торпеда «ЛУТ» снимала эту проблему. Пуск ее можно было произвести на значительной дистанции от конвоя. Торпеда могла двигаться к цели по заданной программе, совершая сложные маневры на поверхности моря и под водой. Несколько таких торпед, выпущенных на определенной глубине погружения, могли создать на пути движения конвоя непроходимый барьер, избавив нас от необходимости преодолевать его плотное боевое охранение.
Я покинул Готенхафен, восхищенный новыми видами оружия и рассказами о других диковинках. Мне приходилось слышать о чудо-лодках, строившихся теперь на всех свободных верфях. Они могли оставаться под водой неопределенное время и маневрировали там так же быстро, как и на поверхности. Эти новые подводные лодки были оснащены выдвижной трубообразной мачтой с поплавком-«шнеркелем», позволявшим лодке в погруженном положении вентилировать отсеки и подзаряжать аккумуляторные батареи. Это приспособление казалось мне настолько важным для обеспечения жизнеспособности и боеспособности подлодки, что я решил по возвращении в Брест выяснить, можно ли использовать его на обычных подлодках. Неограниченное пребывание под водой помогло бы разрешить все наши проблемы. Впервые за несколько месяцев я поверил в то, что мы получим оружие, способное сохранить наши жизни или хотя бы дорого их отдать. Возможно, мы еще застанем перелом в войне в свою пользу.
Когда я прибыл в Берлин, выли сирены воздушной тревоги; когда уезжал, воздух был насыщен запахом жженого пороха и угарного газа от пепелищ. И вновь ночной экспресс, переполненный пассажирами, двигался в Париж при выключенном свете. Европу охватили огонь и хаос. Фронт ощущался повсюду: в крупных и малых городах, в душах запуганных пассажиров поезда.
В пяти часах езды от Парижа я заметил девушку. Она села в поезд в Шалоне-на-Марне. В темном купе я плохо видел ее лицо, зато вдыхал аромат духов, которые продавались почти во всех парфюмерных магазинах на парижском бульваре Хаусман. Сначала в порядке обычной галантности я помог ей уложить багаж. Затем, когда огни небольшой станции на несколько секунд осветили лицо девушки, обнаружил, что она довольно привлекательна. Мы завели легкомысленный разговор, за которым последовало ее не столь легкомысленное предложение показать мне Сент-Дени, северный пригород Парижа, в котором она жила.
– Париж без Сент-Дени, – утверждала она, – все равно что вино без алкоголя.
Девушку звали Маргарита. Она познакомила меня с Сент-Дени и еще со многими районами города. Мы провели вместе два чудесных дня в Париже. Я был одет в гражданский костюм, и, по словам Маргариты, ее радовал мой французский облик. Мы бродили по светлым улицам, по паркам, благоухавшим запахом осенних листьев. Затем наступила вторая – возможно, последняя в моей жизни ночь в Париже.
Мы условились о встрече, когда я приеду в Париж в следующий раз. Последовало расставание, вернувшее меня к военным будням.
Когда я прибыл в Брест, военный городок находился в смятении. По радио только что объявили о капитуляции Италии. Эта новость стала основной темой разговоров в офицерской столовой и баре. После того как англо-американские войска создали плацдарм для своей высадки в Салерно, новое правительство маршала Бадольо приказало итальянским солдатам сложить оружие. Теперь немецкие войска должны были сражаться с противником один на один. К счастью, мы имели там сильные оборонительные позиции, позволяющие остановить наступавшего на север врага. Но стало очевидным, что стальное кольцо вокруг Европы сжималось все теснее.
День моего пребывания совпал с завершением по графику ремонта и переоборудования «У-230» в сухом доке. Я приступил к ее подготовке к неизбежному походу. Снабжение нас торпедами нового типа проходило, однако, туго. Мы получили всего лишь одну убийцу эскортов «Т-5», восемь самодвижущихся торпед «ЛУГ» и три – обычного типа. Я поинтересовался относительно возможности получения «шнеркеля», но встретил лишь удивленные физиономии. Никто на базе даже не слышал о таком приспособлении. Тем не менее грозный вид нашей лодки и установка на ней восьми зенитных стволов воодушевляли. Эти скорострельные зенитки, диковинные торпеды и радар нового типа давали нам весомый шанс вернуть времена былой славы, а также возможность вернуться в порт после похода.
Глава 15
Бухта погрузилась в темноту теплой ночи. Я сел на пассажирский катер, который в лучшие свои дни перед войной перевозил пассажиров между портами Германии и Швеции. Когда катер добрался до середины бухты, офицер, заведовавший арсеналом торпед, обратился к гостям со следующими словами:
– Господа, мы намерены продемонстрировать вам действие двух новых типов торпед, которые произведут революцию в торпедной войне. Во-первых, мы покажем вам убийцу эсминцев «Т-5» и акустическую торпеду с большим потенциалом. Потом вы увидите новую торпеду «ЛУТ» многоцелевого назначения. Обе торпеды приводятся в движение аккумуляторными батареями. Для демонстрационных целей они снабжены светящимися боеголовками, чтобы проследить их движение ночью.
Наш катер резко увеличил скорость. Через несколько минут я заметил в темной воде зеленый переливчатый свет, быстро приближавшийся к нашему судну. Когда катер повернул налево, свет последовал за ним. Затем мы повернули направо, свет продолжал нас преследовать. Светящаяся торпеда подошла еще ближе. Тогда катер предпринял резкие зигзагообразные маневры, чтобы уйти от нее. Однако рыбина не отставала. Она сблизилась с нами еще больше и наконец исчезла под кормой. Это был момент, когда должен был произойти взрыв. Но учебная торпеда продолжала двигаться по заданной программе. Она обогнала свою цель, развернулась на 180 градусов, вновь атаковала катер, пройдя под его килем, сделала аккуратную петлю, повторила свои змеевидные маневры и еще раз прошлась под нами, прежде чем иссяк заряд ее батарей. После этого торпеда всплыла, как мертвая рыба, поблескивая в темной воде.
Это было ошеломляющее зрелище. Теперь я осознал, что появилось оружие, которое можно противопоставить быстроходным эсминцам и сторожевикам. За этой демонстрацией последовало еще одно впечатляющее представление. По морю пошло сразу несколько светящихся торпед, выискивающих цель и совершающих круговые движения. Они прочертили на поверхности воды ряд линий, выйдя на угол атаки нашего катера. Опять последовала серия «сложных маневров, пока у торпед не разрядились батареи.
Под впечатлением увиденного я занимался на трехдневных курсах, как молодой кот, стремившийся испытать выросшие когти. Торпеда – убийца эскортов была оснащена прибором самонаведения, реагировавшим на шум вращавшихся винтов, а если корабль неподвижен – то на звук работавших электромоторов. Достаточно было запустить торпеду в направлении цели. Она сама определяла свой курс и настигала цель независимо от того, к каким та прибегала маневрам, чтобы избежать поражения. Другое пополнение нашего арсенала было призвано решать иные задачи. В последнее время стало необычайно сложно и опасно приближаться к конвою на дистанцию, удобную для атаки. Новая торпеда «ЛУТ» снимала эту проблему. Пуск ее можно было произвести на значительной дистанции от конвоя. Торпеда могла двигаться к цели по заданной программе, совершая сложные маневры на поверхности моря и под водой. Несколько таких торпед, выпущенных на определенной глубине погружения, могли создать на пути движения конвоя непроходимый барьер, избавив нас от необходимости преодолевать его плотное боевое охранение.
Я покинул Готенхафен, восхищенный новыми видами оружия и рассказами о других диковинках. Мне приходилось слышать о чудо-лодках, строившихся теперь на всех свободных верфях. Они могли оставаться под водой неопределенное время и маневрировали там так же быстро, как и на поверхности. Эти новые подводные лодки были оснащены выдвижной трубообразной мачтой с поплавком-«шнеркелем», позволявшим лодке в погруженном положении вентилировать отсеки и подзаряжать аккумуляторные батареи. Это приспособление казалось мне настолько важным для обеспечения жизнеспособности и боеспособности подлодки, что я решил по возвращении в Брест выяснить, можно ли использовать его на обычных подлодках. Неограниченное пребывание под водой помогло бы разрешить все наши проблемы. Впервые за несколько месяцев я поверил в то, что мы получим оружие, способное сохранить наши жизни или хотя бы дорого их отдать. Возможно, мы еще застанем перелом в войне в свою пользу.
Когда я прибыл в Берлин, выли сирены воздушной тревоги; когда уезжал, воздух был насыщен запахом жженого пороха и угарного газа от пепелищ. И вновь ночной экспресс, переполненный пассажирами, двигался в Париж при выключенном свете. Европу охватили огонь и хаос. Фронт ощущался повсюду: в крупных и малых городах, в душах запуганных пассажиров поезда.
В пяти часах езды от Парижа я заметил девушку. Она села в поезд в Шалоне-на-Марне. В темном купе я плохо видел ее лицо, зато вдыхал аромат духов, которые продавались почти во всех парфюмерных магазинах на парижском бульваре Хаусман. Сначала в порядке обычной галантности я помог ей уложить багаж. Затем, когда огни небольшой станции на несколько секунд осветили лицо девушки, обнаружил, что она довольно привлекательна. Мы завели легкомысленный разговор, за которым последовало ее не столь легкомысленное предложение показать мне Сент-Дени, северный пригород Парижа, в котором она жила.
– Париж без Сент-Дени, – утверждала она, – все равно что вино без алкоголя.
Девушку звали Маргарита. Она познакомила меня с Сент-Дени и еще со многими районами города. Мы провели вместе два чудесных дня в Париже. Я был одет в гражданский костюм, и, по словам Маргариты, ее радовал мой французский облик. Мы бродили по светлым улицам, по паркам, благоухавшим запахом осенних листьев. Затем наступила вторая – возможно, последняя в моей жизни ночь в Париже.
Мы условились о встрече, когда я приеду в Париж в следующий раз. Последовало расставание, вернувшее меня к военным будням.
Когда я прибыл в Брест, военный городок находился в смятении. По радио только что объявили о капитуляции Италии. Эта новость стала основной темой разговоров в офицерской столовой и баре. После того как англо-американские войска создали плацдарм для своей высадки в Салерно, новое правительство маршала Бадольо приказало итальянским солдатам сложить оружие. Теперь немецкие войска должны были сражаться с противником один на один. К счастью, мы имели там сильные оборонительные позиции, позволяющие остановить наступавшего на север врага. Но стало очевидным, что стальное кольцо вокруг Европы сжималось все теснее.
День моего пребывания совпал с завершением по графику ремонта и переоборудования «У-230» в сухом доке. Я приступил к ее подготовке к неизбежному походу. Снабжение нас торпедами нового типа проходило, однако, туго. Мы получили всего лишь одну убийцу эскортов «Т-5», восемь самодвижущихся торпед «ЛУГ» и три – обычного типа. Я поинтересовался относительно возможности получения «шнеркеля», но встретил лишь удивленные физиономии. Никто на базе даже не слышал о таком приспособлении. Тем не менее грозный вид нашей лодки и установка на ней восьми зенитных стволов воодушевляли. Эти скорострельные зенитки, диковинные торпеды и радар нового типа давали нам весомый шанс вернуть времена былой славы, а также возможность вернуться в порт после похода.
Глава 15
4 октября, понедельник. «У-230» в сумерках вышла в море. Нам благоприятствовала безлунная ночь. Как только скалистое побережье растворилось в темноте, мы расстались со своим эскортом и направились курсом на юго-запад прямо в «долину смерти».
Через несколько минут наш новый радар известил о появлении противника. Вместо немедленного погружения мы продолжали двигаться полным ходом по поверхности моря, приготовив к бою свои зенитки и прибегнув к новой тактике отвлекающих маневров, которая, как нас заверили, будет весьма эффективной. Ридель, ответственный за реализацию этой тактики, наполнил воздушный шар гелием, хранившемся в емкостях, закрепленных за ограждение мостика. Затем он прикрепил к шнурку, стягивавшему шар, полоски алюминиевой фольги, а свободный конец привязал к поплавку. Все это сооружение было выброшено за борт. Поплавок держался на поверхности моря, а шар поднимался, натягивая шнурок до тех пор, пока не стал похож на рождественскую елку. Плавающий макет быстро исчез за кормой в зловещей темноте. Через пять минут Ридель повторил операцию, и второй макет закачался на волнах Бискайского залива. Эти алюминиевые деревья имели целью навести радар противника на ложные цели и дать возможность нам самим уйти от преследования, скрывшись за искусственным лесом. К сожалению, два других шара запутались в ограждении мостика, а еще три порвались во время наполнения газом. Развевавшиеся концы спутавшихся полосок фольги могли навести противника на лодку. Однако нам сопутствовала удача. Пока Ридель возился с полосками фольги и шарами, мы проскочили в пространство, занятое французскими рыболовными шхунами, что защитило нас больше, чем плавающие макеты и зенитки. В конце концов мы выбросили за борт все свои алюминиевые деревья и больше никогда ими не пользовались. Они скорее подвергали нас опасности, чем спасали.
Мы шли зигзагом среди рыбацких судов, хаотически разбросанных на обширном пространстве, большую часть ночи и продвинулись довольно далеко. Затем продолжили игру в кошки-мышки со смертью. «Буг» работал безукоризненно. Несколько раз он заблаговременно предупреждал нас о приближении противника, обеспечивая запасом времени для погружения. Каждый раз «томми» кружили над нами в недоумении.
Когда англичане поняли, что мы располагаем новым радаром, предупреждавшим нас об опасности, они изменили график своего патрулирования в районе предполагаемого курса лодки таким образом, чтобы заставить нас чаще находиться под водой. В результате к концу первой ночи похода аккумуляторные батареи разрядились на 70 процентов. Однако, располагая таким надежным электронным средством, как «бут», который позволял нам избегать встреч с бомбардировщиками, мы отказались от летней тактики и больше не пытались двигаться в надводном положении при дневном свете.
На следующую ночь англичане мгновенно прореагировали на наше всплытие. Включая свои радары лишь эпизодически, они застигли нас врасплох своими точно рассчитанными ударами. Час за часом мы совершали попеременно погружение и всплытие, ночь за ночью уходили от хитроумных маневров и беспощадных атак противника. На седьмую ночь число атак уменьшилось, а на восьмую мы смогли выныривать, чтобы подышать свежим воздухом. «У-230» вырвалась из зоны блокады и продолжила свой путь в западном направлении среди светившихся волн. На девятую ночь мы получили приказ следовать в сетку квадрата АК-64 и занять позицию в передовом дозоре. Все входившие в него подлодки должны были находиться в погруженном положении, чтобы обнаружить приближавшийся конвой акустическими средствами. Всплытие разрешалось лишь на очень короткое время. Любой ценой необходимо было обеспечить скрытность нашего присутствия. Ибо она являлась решающим условием успеха.
15 октября в 20.35 мы перехватили своей новой антенной, способной улавливать радиоволны на глубине 30 метров, радиограмму: «Конвой, сетка квадрата АК-61, курсом на запад. Всплываю для атаки. „У-844“. Один из „волков“ установил контакт с конвоем. Ловушка сработала.
21.00. «У-230» всплыла как раз в то время, когда угасал последний отблеск дня, которого под водой мы не видели. Где-то за темной завесой ночи на севере двигался конвой, против которого готовилась атака «волчьей стаи». Как обычно, мы связывали с атакой большие надежды.
23.50. Борхерт обнаружил первые тени:
– Эскорт, справа по носу, 3000 метров. Сторожевик показал свой широкий борт и скрылся в темноте. Прозвучал дрожавший голос матроса:
– Сторожевик, 2000 метров, нулевой крамболь! Последовала команда Зигмана:
– Оба дизеля увеличить обороты втрое! Главмех, жми на всю катушку!
Последнее указание относилось к Фридриху, который должен был выжать все резервы из напряженно работавших двигателей. Не было и речи об атаке сторожевика торпедой-убийцей.
По пеленгу 100 из темноты возникла еще одна тень. Сторожевик, слева по носу. Он медленно продвигался между нашей подлодкой и преследовавшим нас эсминцем. Зигман не упустил своего шанса. Он развернул «У-230» влево и удалился в северном направлении со скоростью 20 узлов. Оба эскорта были вынуждены отчаянно маневрировать, чтобы избежать столкновения. Из-за этого, однако, на некоторое время был потерян контакт с конвоем. Было уже 00.15 16 октября.
Две, три корректировки курса с учетом скорости движения конвоя, дистанции и угла атаки. Зигман вел подлодку курсом пересечения с правой колонной конвоя, полагаясь на способность вахтенного оценить обстановку за нашей кормой. Я прицелился, установил параметры целей, снова прицелился. Теперь сетка ПУС застыла в самом центре огромного транспорта. Затем затаился в ожидании. 10 секунд… 20… 30 – и вот два веерных залпа. Четыре торпеды выскочили из аппаратов. Зигман развернул лодку и повел ее параллельным конвою курсом, сбивая со следа эскорты.
Одна торпеда поразила наиболее крупную тень прямо посередине. Огромный сполох пламени взметнулся к небу. Затем – оглушающий грохот взрыва. Через несколько секунд ударная волна взъерошила наши бороды. Это был сигнал к началу сражения. Взвились звезды сигнальных ракет, осветившие армаду. Я ждал, когда транспорт развалится на части и другие торпеды поразят цели. Но в этот момент конвой сделал поворот в соответствии с заданным курсом. Затем новая вспышка и новый грохот взрыва прозвучал в ночи. Как будто произошло извержение вулкана. Колонны транспортов расстроились. Сполохи пламени и медленно спускавшихся на парашютах осветительных бомб подкрашивали небо в красно-золотистый цвет. Такой катастрофы мы уже долго не видели. Я попросил разрешения капитана выстрелить торпедой-убийцей. Это означало сокращение оборонительного потенциала лодки, но ведь не всегда представлялась возможность так легко поражать цели.
– Хорошо, – сказал капитан, – только побыстрее!
Зигман отправил вахтенного вниз.
Я отдал последнюю перед выстрелом команду:
– Аппарат пять – товсь! Угол атаки по правому борту 90. Пли!
– Тревога!
«У-230» быстро нырнула под воду, чтобы не стать мишенью собственной самонаводящейся торпеды. Когда лодка выровнялась на глубине 120 метров, раздался еще один взрыв. Казалось, разверзся ад. Эскорты лихорадочно искали виновного в нападении на конвой, вспенивая поверхность моря бешено вращавшимися гребными винтами. Неподалеку прогрохотала сброшенная в воду серия глубинных бомб. В глубь океана устремились импульсы «асдика». Однако грохочущий шум гребных винтов и двигателей множества транспортов конвоя прикрывал наш отход и радовал слух. Когда напряженность ситуации постепенно спала, торпедисты и матросы энергично взялись за подготовку торпедных аппаратов к перезарядке.
03.10. Мы всплыли на поверхность и перезарядились. Ночная тьма была непроницаемой, волнение моря усилилось. «У-230», пустившуюся в погоню за убегавшим конвоем, сильно качало. Внезапно на дистанции трех миль по правому борту зажегся свет. Мы развернулись и медленно двинулись в этом направлении. Постепенно приблизившись, мы увидели луч прожектора, направленный на тонувшее судно. Рядом с ним находился сторожевик, принимая на борт моряков с гибнувшего транспорта. Мы тихо подкрались к месту спасательной операции и не без интереса наблюдали за ней. Беспомощный эскорт был удобной мишенью. Он находился всего лишь в 800 метрах перед нашими торпедными аппаратами, подставляя свой широкий борт смертоносному удару торпеды. Однако Зигман, подчиняясь чувству жалости и неписаному закону чести, произнес:
– Черт с ними, с этими жестянками. Поищем транспорты. Лево руля, малый вперед!
«У-230» медленно развернулась, чтобы не выдать своего присутствия. Из-за тонувшего судна показалось маленькое совершенно круглое пятнышко красного цвета. Оно быстро выросло в раскаленный красный шар. Мы поняли, что за нами следил эсминец, который сейчас охотился за лодкой, используя приборы ночного видения. Немедленно были переключены на полную мощность двигатели, и лодка рванулась вперед. Эскорт пустился в погоню, бросаясь со всего размаха на громады волн. Хотя охотник отчаянно кренился и подпрыгивал на волнах, он настойчиво сокращал разделявшее его с нами расстояние. У Зигмана, однако, было небольшое преимущество в выборе курса. Он повел лодку зигзагами, сквозь обрушивавшиеся на нее водяные валы. Время от времени капитан спрашивал, перекрывая голосом грохот шторма:
– Что там с эскортом, старпом?
– Идет с прежней скоростью! – кричал я в ответ через плечо, не желая признаться себе в том, что лишился возможности выстрелить по охотнику торпедой-убийцей.
Эскорт приближался и уже приобрел ясные очертания боевого корабля. Однако сила ветра возрастала, увеличивая волнение моря. Могучие громады волн били по эсминцу сильнее, чем по нам, замедляя его ход. Через 90 минут отчаянного маневрирования во тьме среди обезумевшего океана охотник пропал из виду.
04.45. За два часа до рассвета мы обнаружили за кормой новую тень. Быстро проследовали курсом на север и почти столкнулись с конвоем. Тени двигались прямо по курсу – три… пять… десять. Я огляделся и определил свои цели даже без бинокля. Затем все происходило очень быстро. Подготовил торпедные аппараты к стрельбе, поймал в сетку прицела транспорт «Либерти», дернул за рычаг. Направил ПУС на другую тень, снова дернул за рычаг.
Это все, что я смог сделать. Из-за транспорта выскочил сторожевик и помчался на нас. «У-230» ушла в сторону и двинулась по волнам единственным спасительным курсом. Мы почти закончили движение по дуге, когда в ночи взметнулся огненный столб. Взрывная волна и грохот взрыва обрушились на нас одновременно. Небо окрасилось в красный цвет. Вторая торпеда прошла мимо.
Началась новая гонка. Эсминец преследовал нас за кормой в отчаянной попытке протаранить лодку, если не удастся ее уничтожить другими средствами. Я пожалел о том, что слишком рано израсходовал свою самонаводящуюся торпеду. Во второй раз за ночь мы прибегали к маневрам, чтобы уйти от опасности. И сумели сделать это после часовой смертельно опасной гонки. Зигман бесстрашно повел лодку в новое сражение. Я приказал перезарядить торпедные аппараты. Битва не закончилась, но, когда восточная часть горизонта посветлела, а рассвет разъединил море и облака, мы поняли, что находимся в одиночестве.
В ранние утренние часы боевая операция приобрела драматический поворот. Наши ночные успехи встревожили англичан. Как и следовало ожидать, они направили для охоты за нами все, что могло летать, – от одномоторных самолетов до дальних бомбардировщиков. Нас ожидала массированная атака с воздуха.
08.25. Я заметил, как из облака метнулся четырехмоторный самолет, и объявил тревогу. Лодка клюнула носом и устремилась в глубину океана. Через несколько тревожных минут четыре мощных взрыва потрясли «У-230» и напомнили нам, что в боевом азарте мы забыли включить «буг». Переждав атаку самолета и произведя через 40 минут всплытие, мы снова погнались за ускользнувшими целями, внимательно отслеживая небо и горизонт.
09.15. Перехвачена радиограмма: «Атакованы эсминцем. 57 С. Ш., 24 3. Д. Тонем. „У-844“. Нашим друзьям, попавшим в беду, среди шторма помочь было нельзя. Но, сообщив координаты места трагедии, „У-844“ дала нам наводку на конвой.
09.23. Срочное погружение в связи с приближением «либерейтора». Прочный корпус, откликаясь на работу в форсированном режиме вертикального и горизонтальных рулей, быстро ушел под воду. Четыре боезаряда разорвались по левому борту.
09.45. Всплыли. Небо пустынно.
19.20. Тревога в связи с появлением «либерейтора». Четыре дьявольских взрыва последовали за нашим погружением в глубину моря.
10.50. Мы снова всплыли и продолжили поиск конвоя.
11.12. Перехвачен еще один сигнал бедствия от наших лодок: «Атакованы самолетом. Тонем. „У-964“. Мое сочувствие экипажу гибнувшей лодки сменилось тревогой в связи с появлением на экране радара самолета. Мы нырнули под воду на глубину, где нас не могли достать взрывы глубинных бомб, затем снова всплыли и опять бросились в погоню за конвоем. Эти сцены повторялись снова и снова. За тревогами неумолимо следовали взрывы глубинных бомб, сотрясавших лодку. В конце полудня поступила новая радиограмма бедствия: „Самолет. Бомбы. Тонем. «У-470“.
Когда над зоной сражения опустилась ночь, мы подсчитали, что четыре потопленных прошлой ночью транспорта противника стоили нам трех наших подлодок. Это был ближний бой – око за око, зуб за зуб. Злая ирония состояла в том, что англичане потопили лодки, не нанесшие им вреда. Мы же, отличившиеся в сражении, продолжили охоту за конвоем, когда шторм заставил самолеты удалиться. Почти через три часа после полуночи мы перехватили новый сигнал бедствия от одной из подлодок, атаковавших фланги конвоя: «Атакованы эсминцем. Тонем. „У-631“. Кошмарная ночь закончилась потерями четырех транспортов англичан и четырех наших подлодок.
17 октября на рассвете союзники возобновили свои яростные атаки с воздуха на охотников за конвоем. Сражение продолжалось от зари до сумерек исключительно в пользу англичан. Мы всплывали и двигались вперед в отчаянной попытке пройти несколько миль. Однако нас снова и снова атаковали с воздуха, загоняли в спасительную глубину. В конце второго дня гонки еще две наших подлодки были потоплены бомбардировщиками с воздуха. «У-540» и «У-841» сообщили, что были атакованы самолетами, и ушли на дно. Охота прекратилась, но мы понесли большие потери. Из всей стаи удалось спастись только нашей лодке. Таков был общий баланс жизни и смерти осенью 1943 года: только одна из семи возвращалась на базу.
Поскольку мы потеряли конвой, пока уходили от атак с воздуха, штаб приказал нам следовать в сетку квадрата ВД-62 и ожидать дальнейших указаний. Пока мы двигались в заданный район, погода значительно улучшилась. Лодка продвигалась крайне осторожно, надолго погружаясь под воду, как только появлялся дневной свет, и всплывая в полной темноте. Ранним утром 22 октября мы прибыли в заданный район. За сутки температура воздуха поднялась до 20 градусов тепла по Цельсию, ночь наступила необычайно спокойная. Тишина была обманчивой, но не для нас. Мы научились чувствовать опасность, как матерый медведь, неоднократно раненный охотничьими пулями. И знали, что секунда беспечности оборачивается смертью, что опасности и противник подстерегают нас повсюду.
Несколько дней наше терпение подвергалось жестокому испытанию. Скрываясь под покровом темноты, мы бороздили океан зигзагами, отслеживая зону, достаточно обширную, чтобы через нее смогли пройти три конвоя. Когда дневной свет загнал нас под воду, мы затаились на глубине 40 метров, ощупывая морскую гладь локатором и прослушивая ее акустическими приборами. Затем вечером 26 октября появился шанс: акустик услышал шум, который мог исходить только от конвоя. В 21.40 мы всплыли. Месяц в безоблачном небе светил слишком ярко. Было полное безветрие. Наша лодка легко передвигалась по гладкой, серебряной поверхности моря, грохоча дизелями.
Прямо по курсу перед нами на дистанции шесть тысяч метров тащился конвой. Горизонт был усеян черными точками, передвигавшимися на запад на определенном расстоянии друг от друга. С левого фланга конвой сопровождали три сторожевика, другой эскорт маячил с правого фланга и еще один – в хвосте армады. Дистанции, отделявшие эскорты друг от друга, значительно разнились. Как это ни невероятно, но мы всплыли за строем боевого охранения. Через несколько минут эскорты развернулись один за другим и, заметив нас, с вырывавшимися вместе с клубами дыма искрами помчались вперед с целью предупредить нашу атаку. Зигман гнал лодку на полных оборотах в смелой попытке выйти на край конвоя раньше, чем неистово маневрировавшие эскорты смогли бы соединить свои силы. Наши зигзаги путали преследователей, однако три неприятельские тени неуклонно приближались, отбрасывая волны от форштевня. Вскоре показалось, что мы попали в западню. Однако пока ничто не мешало лодке выйти на угол атаки. «У-230» рванулась вперед, быстро сокращая дистанцию до передвигавшихся черных монстров.
Командир крикнул:
– Старпом, даю 40 секунд на выстрел!
Я был готов уложиться в этот короткий промежуток времени. Определив расстояние до цели, прицелившись, рассчитав время хода, я пустил через короткие промежутки четыре носовые торпеды. Наша лодка резко накренилась, ложась на обратный курс. Через мгновение я дернул спусковой рычаг в пятый раз, выпуская последнюю торпеду с кормы. Эта была самая быстрая атака из тех, которые мы когда-либо совершали.
Через несколько минут наш новый радар известил о появлении противника. Вместо немедленного погружения мы продолжали двигаться полным ходом по поверхности моря, приготовив к бою свои зенитки и прибегнув к новой тактике отвлекающих маневров, которая, как нас заверили, будет весьма эффективной. Ридель, ответственный за реализацию этой тактики, наполнил воздушный шар гелием, хранившемся в емкостях, закрепленных за ограждение мостика. Затем он прикрепил к шнурку, стягивавшему шар, полоски алюминиевой фольги, а свободный конец привязал к поплавку. Все это сооружение было выброшено за борт. Поплавок держался на поверхности моря, а шар поднимался, натягивая шнурок до тех пор, пока не стал похож на рождественскую елку. Плавающий макет быстро исчез за кормой в зловещей темноте. Через пять минут Ридель повторил операцию, и второй макет закачался на волнах Бискайского залива. Эти алюминиевые деревья имели целью навести радар противника на ложные цели и дать возможность нам самим уйти от преследования, скрывшись за искусственным лесом. К сожалению, два других шара запутались в ограждении мостика, а еще три порвались во время наполнения газом. Развевавшиеся концы спутавшихся полосок фольги могли навести противника на лодку. Однако нам сопутствовала удача. Пока Ридель возился с полосками фольги и шарами, мы проскочили в пространство, занятое французскими рыболовными шхунами, что защитило нас больше, чем плавающие макеты и зенитки. В конце концов мы выбросили за борт все свои алюминиевые деревья и больше никогда ими не пользовались. Они скорее подвергали нас опасности, чем спасали.
Мы шли зигзагом среди рыбацких судов, хаотически разбросанных на обширном пространстве, большую часть ночи и продвинулись довольно далеко. Затем продолжили игру в кошки-мышки со смертью. «Буг» работал безукоризненно. Несколько раз он заблаговременно предупреждал нас о приближении противника, обеспечивая запасом времени для погружения. Каждый раз «томми» кружили над нами в недоумении.
Когда англичане поняли, что мы располагаем новым радаром, предупреждавшим нас об опасности, они изменили график своего патрулирования в районе предполагаемого курса лодки таким образом, чтобы заставить нас чаще находиться под водой. В результате к концу первой ночи похода аккумуляторные батареи разрядились на 70 процентов. Однако, располагая таким надежным электронным средством, как «бут», который позволял нам избегать встреч с бомбардировщиками, мы отказались от летней тактики и больше не пытались двигаться в надводном положении при дневном свете.
На следующую ночь англичане мгновенно прореагировали на наше всплытие. Включая свои радары лишь эпизодически, они застигли нас врасплох своими точно рассчитанными ударами. Час за часом мы совершали попеременно погружение и всплытие, ночь за ночью уходили от хитроумных маневров и беспощадных атак противника. На седьмую ночь число атак уменьшилось, а на восьмую мы смогли выныривать, чтобы подышать свежим воздухом. «У-230» вырвалась из зоны блокады и продолжила свой путь в западном направлении среди светившихся волн. На девятую ночь мы получили приказ следовать в сетку квадрата АК-64 и занять позицию в передовом дозоре. Все входившие в него подлодки должны были находиться в погруженном положении, чтобы обнаружить приближавшийся конвой акустическими средствами. Всплытие разрешалось лишь на очень короткое время. Любой ценой необходимо было обеспечить скрытность нашего присутствия. Ибо она являлась решающим условием успеха.
15 октября в 20.35 мы перехватили своей новой антенной, способной улавливать радиоволны на глубине 30 метров, радиограмму: «Конвой, сетка квадрата АК-61, курсом на запад. Всплываю для атаки. „У-844“. Один из „волков“ установил контакт с конвоем. Ловушка сработала.
21.00. «У-230» всплыла как раз в то время, когда угасал последний отблеск дня, которого под водой мы не видели. Где-то за темной завесой ночи на севере двигался конвой, против которого готовилась атака «волчьей стаи». Как обычно, мы связывали с атакой большие надежды.
23.50. Борхерт обнаружил первые тени:
– Эскорт, справа по носу, 3000 метров. Сторожевик показал свой широкий борт и скрылся в темноте. Прозвучал дрожавший голос матроса:
– Сторожевик, 2000 метров, нулевой крамболь! Последовала команда Зигмана:
– Оба дизеля увеличить обороты втрое! Главмех, жми на всю катушку!
Последнее указание относилось к Фридриху, который должен был выжать все резервы из напряженно работавших двигателей. Не было и речи об атаке сторожевика торпедой-убийцей.
По пеленгу 100 из темноты возникла еще одна тень. Сторожевик, слева по носу. Он медленно продвигался между нашей подлодкой и преследовавшим нас эсминцем. Зигман не упустил своего шанса. Он развернул «У-230» влево и удалился в северном направлении со скоростью 20 узлов. Оба эскорта были вынуждены отчаянно маневрировать, чтобы избежать столкновения. Из-за этого, однако, на некоторое время был потерян контакт с конвоем. Было уже 00.15 16 октября.
Две, три корректировки курса с учетом скорости движения конвоя, дистанции и угла атаки. Зигман вел подлодку курсом пересечения с правой колонной конвоя, полагаясь на способность вахтенного оценить обстановку за нашей кормой. Я прицелился, установил параметры целей, снова прицелился. Теперь сетка ПУС застыла в самом центре огромного транспорта. Затем затаился в ожидании. 10 секунд… 20… 30 – и вот два веерных залпа. Четыре торпеды выскочили из аппаратов. Зигман развернул лодку и повел ее параллельным конвою курсом, сбивая со следа эскорты.
Одна торпеда поразила наиболее крупную тень прямо посередине. Огромный сполох пламени взметнулся к небу. Затем – оглушающий грохот взрыва. Через несколько секунд ударная волна взъерошила наши бороды. Это был сигнал к началу сражения. Взвились звезды сигнальных ракет, осветившие армаду. Я ждал, когда транспорт развалится на части и другие торпеды поразят цели. Но в этот момент конвой сделал поворот в соответствии с заданным курсом. Затем новая вспышка и новый грохот взрыва прозвучал в ночи. Как будто произошло извержение вулкана. Колонны транспортов расстроились. Сполохи пламени и медленно спускавшихся на парашютах осветительных бомб подкрашивали небо в красно-золотистый цвет. Такой катастрофы мы уже долго не видели. Я попросил разрешения капитана выстрелить торпедой-убийцей. Это означало сокращение оборонительного потенциала лодки, но ведь не всегда представлялась возможность так легко поражать цели.
– Хорошо, – сказал капитан, – только побыстрее!
Зигман отправил вахтенного вниз.
Я отдал последнюю перед выстрелом команду:
– Аппарат пять – товсь! Угол атаки по правому борту 90. Пли!
– Тревога!
«У-230» быстро нырнула под воду, чтобы не стать мишенью собственной самонаводящейся торпеды. Когда лодка выровнялась на глубине 120 метров, раздался еще один взрыв. Казалось, разверзся ад. Эскорты лихорадочно искали виновного в нападении на конвой, вспенивая поверхность моря бешено вращавшимися гребными винтами. Неподалеку прогрохотала сброшенная в воду серия глубинных бомб. В глубь океана устремились импульсы «асдика». Однако грохочущий шум гребных винтов и двигателей множества транспортов конвоя прикрывал наш отход и радовал слух. Когда напряженность ситуации постепенно спала, торпедисты и матросы энергично взялись за подготовку торпедных аппаратов к перезарядке.
03.10. Мы всплыли на поверхность и перезарядились. Ночная тьма была непроницаемой, волнение моря усилилось. «У-230», пустившуюся в погоню за убегавшим конвоем, сильно качало. Внезапно на дистанции трех миль по правому борту зажегся свет. Мы развернулись и медленно двинулись в этом направлении. Постепенно приблизившись, мы увидели луч прожектора, направленный на тонувшее судно. Рядом с ним находился сторожевик, принимая на борт моряков с гибнувшего транспорта. Мы тихо подкрались к месту спасательной операции и не без интереса наблюдали за ней. Беспомощный эскорт был удобной мишенью. Он находился всего лишь в 800 метрах перед нашими торпедными аппаратами, подставляя свой широкий борт смертоносному удару торпеды. Однако Зигман, подчиняясь чувству жалости и неписаному закону чести, произнес:
– Черт с ними, с этими жестянками. Поищем транспорты. Лево руля, малый вперед!
«У-230» медленно развернулась, чтобы не выдать своего присутствия. Из-за тонувшего судна показалось маленькое совершенно круглое пятнышко красного цвета. Оно быстро выросло в раскаленный красный шар. Мы поняли, что за нами следил эсминец, который сейчас охотился за лодкой, используя приборы ночного видения. Немедленно были переключены на полную мощность двигатели, и лодка рванулась вперед. Эскорт пустился в погоню, бросаясь со всего размаха на громады волн. Хотя охотник отчаянно кренился и подпрыгивал на волнах, он настойчиво сокращал разделявшее его с нами расстояние. У Зигмана, однако, было небольшое преимущество в выборе курса. Он повел лодку зигзагами, сквозь обрушивавшиеся на нее водяные валы. Время от времени капитан спрашивал, перекрывая голосом грохот шторма:
– Что там с эскортом, старпом?
– Идет с прежней скоростью! – кричал я в ответ через плечо, не желая признаться себе в том, что лишился возможности выстрелить по охотнику торпедой-убийцей.
Эскорт приближался и уже приобрел ясные очертания боевого корабля. Однако сила ветра возрастала, увеличивая волнение моря. Могучие громады волн били по эсминцу сильнее, чем по нам, замедляя его ход. Через 90 минут отчаянного маневрирования во тьме среди обезумевшего океана охотник пропал из виду.
04.45. За два часа до рассвета мы обнаружили за кормой новую тень. Быстро проследовали курсом на север и почти столкнулись с конвоем. Тени двигались прямо по курсу – три… пять… десять. Я огляделся и определил свои цели даже без бинокля. Затем все происходило очень быстро. Подготовил торпедные аппараты к стрельбе, поймал в сетку прицела транспорт «Либерти», дернул за рычаг. Направил ПУС на другую тень, снова дернул за рычаг.
Это все, что я смог сделать. Из-за транспорта выскочил сторожевик и помчался на нас. «У-230» ушла в сторону и двинулась по волнам единственным спасительным курсом. Мы почти закончили движение по дуге, когда в ночи взметнулся огненный столб. Взрывная волна и грохот взрыва обрушились на нас одновременно. Небо окрасилось в красный цвет. Вторая торпеда прошла мимо.
Началась новая гонка. Эсминец преследовал нас за кормой в отчаянной попытке протаранить лодку, если не удастся ее уничтожить другими средствами. Я пожалел о том, что слишком рано израсходовал свою самонаводящуюся торпеду. Во второй раз за ночь мы прибегали к маневрам, чтобы уйти от опасности. И сумели сделать это после часовой смертельно опасной гонки. Зигман бесстрашно повел лодку в новое сражение. Я приказал перезарядить торпедные аппараты. Битва не закончилась, но, когда восточная часть горизонта посветлела, а рассвет разъединил море и облака, мы поняли, что находимся в одиночестве.
В ранние утренние часы боевая операция приобрела драматический поворот. Наши ночные успехи встревожили англичан. Как и следовало ожидать, они направили для охоты за нами все, что могло летать, – от одномоторных самолетов до дальних бомбардировщиков. Нас ожидала массированная атака с воздуха.
08.25. Я заметил, как из облака метнулся четырехмоторный самолет, и объявил тревогу. Лодка клюнула носом и устремилась в глубину океана. Через несколько тревожных минут четыре мощных взрыва потрясли «У-230» и напомнили нам, что в боевом азарте мы забыли включить «буг». Переждав атаку самолета и произведя через 40 минут всплытие, мы снова погнались за ускользнувшими целями, внимательно отслеживая небо и горизонт.
09.15. Перехвачена радиограмма: «Атакованы эсминцем. 57 С. Ш., 24 3. Д. Тонем. „У-844“. Нашим друзьям, попавшим в беду, среди шторма помочь было нельзя. Но, сообщив координаты места трагедии, „У-844“ дала нам наводку на конвой.
09.23. Срочное погружение в связи с приближением «либерейтора». Прочный корпус, откликаясь на работу в форсированном режиме вертикального и горизонтальных рулей, быстро ушел под воду. Четыре боезаряда разорвались по левому борту.
09.45. Всплыли. Небо пустынно.
19.20. Тревога в связи с появлением «либерейтора». Четыре дьявольских взрыва последовали за нашим погружением в глубину моря.
10.50. Мы снова всплыли и продолжили поиск конвоя.
11.12. Перехвачен еще один сигнал бедствия от наших лодок: «Атакованы самолетом. Тонем. „У-964“. Мое сочувствие экипажу гибнувшей лодки сменилось тревогой в связи с появлением на экране радара самолета. Мы нырнули под воду на глубину, где нас не могли достать взрывы глубинных бомб, затем снова всплыли и опять бросились в погоню за конвоем. Эти сцены повторялись снова и снова. За тревогами неумолимо следовали взрывы глубинных бомб, сотрясавших лодку. В конце полудня поступила новая радиограмма бедствия: „Самолет. Бомбы. Тонем. «У-470“.
Когда над зоной сражения опустилась ночь, мы подсчитали, что четыре потопленных прошлой ночью транспорта противника стоили нам трех наших подлодок. Это был ближний бой – око за око, зуб за зуб. Злая ирония состояла в том, что англичане потопили лодки, не нанесшие им вреда. Мы же, отличившиеся в сражении, продолжили охоту за конвоем, когда шторм заставил самолеты удалиться. Почти через три часа после полуночи мы перехватили новый сигнал бедствия от одной из подлодок, атаковавших фланги конвоя: «Атакованы эсминцем. Тонем. „У-631“. Кошмарная ночь закончилась потерями четырех транспортов англичан и четырех наших подлодок.
17 октября на рассвете союзники возобновили свои яростные атаки с воздуха на охотников за конвоем. Сражение продолжалось от зари до сумерек исключительно в пользу англичан. Мы всплывали и двигались вперед в отчаянной попытке пройти несколько миль. Однако нас снова и снова атаковали с воздуха, загоняли в спасительную глубину. В конце второго дня гонки еще две наших подлодки были потоплены бомбардировщиками с воздуха. «У-540» и «У-841» сообщили, что были атакованы самолетами, и ушли на дно. Охота прекратилась, но мы понесли большие потери. Из всей стаи удалось спастись только нашей лодке. Таков был общий баланс жизни и смерти осенью 1943 года: только одна из семи возвращалась на базу.
Поскольку мы потеряли конвой, пока уходили от атак с воздуха, штаб приказал нам следовать в сетку квадрата ВД-62 и ожидать дальнейших указаний. Пока мы двигались в заданный район, погода значительно улучшилась. Лодка продвигалась крайне осторожно, надолго погружаясь под воду, как только появлялся дневной свет, и всплывая в полной темноте. Ранним утром 22 октября мы прибыли в заданный район. За сутки температура воздуха поднялась до 20 градусов тепла по Цельсию, ночь наступила необычайно спокойная. Тишина была обманчивой, но не для нас. Мы научились чувствовать опасность, как матерый медведь, неоднократно раненный охотничьими пулями. И знали, что секунда беспечности оборачивается смертью, что опасности и противник подстерегают нас повсюду.
Несколько дней наше терпение подвергалось жестокому испытанию. Скрываясь под покровом темноты, мы бороздили океан зигзагами, отслеживая зону, достаточно обширную, чтобы через нее смогли пройти три конвоя. Когда дневной свет загнал нас под воду, мы затаились на глубине 40 метров, ощупывая морскую гладь локатором и прослушивая ее акустическими приборами. Затем вечером 26 октября появился шанс: акустик услышал шум, который мог исходить только от конвоя. В 21.40 мы всплыли. Месяц в безоблачном небе светил слишком ярко. Было полное безветрие. Наша лодка легко передвигалась по гладкой, серебряной поверхности моря, грохоча дизелями.
Прямо по курсу перед нами на дистанции шесть тысяч метров тащился конвой. Горизонт был усеян черными точками, передвигавшимися на запад на определенном расстоянии друг от друга. С левого фланга конвой сопровождали три сторожевика, другой эскорт маячил с правого фланга и еще один – в хвосте армады. Дистанции, отделявшие эскорты друг от друга, значительно разнились. Как это ни невероятно, но мы всплыли за строем боевого охранения. Через несколько минут эскорты развернулись один за другим и, заметив нас, с вырывавшимися вместе с клубами дыма искрами помчались вперед с целью предупредить нашу атаку. Зигман гнал лодку на полных оборотах в смелой попытке выйти на край конвоя раньше, чем неистово маневрировавшие эскорты смогли бы соединить свои силы. Наши зигзаги путали преследователей, однако три неприятельские тени неуклонно приближались, отбрасывая волны от форштевня. Вскоре показалось, что мы попали в западню. Однако пока ничто не мешало лодке выйти на угол атаки. «У-230» рванулась вперед, быстро сокращая дистанцию до передвигавшихся черных монстров.
Командир крикнул:
– Старпом, даю 40 секунд на выстрел!
Я был готов уложиться в этот короткий промежуток времени. Определив расстояние до цели, прицелившись, рассчитав время хода, я пустил через короткие промежутки четыре носовые торпеды. Наша лодка резко накренилась, ложась на обратный курс. Через мгновение я дернул спусковой рычаг в пятый раз, выпуская последнюю торпеду с кормы. Эта была самая быстрая атака из тех, которые мы когда-либо совершали.