– Немного тщеславия только на пользу. – Он поцеловал ее в ответ. – Я люблю тебя.
Ларк собрала волосы и надела чепец.
– Это потому, что тебе легко любить. Если бы любовь представляла для тебя трудность, ты бы не стал тратить силы.
– Девчонка, – сказал Оливер, прижимая ладонь к груди, словно прикрывая рану. – У тебя не язык, а рапира. Когда-нибудь ты найдешь ему лучшее применение.
Она покачала головой. Он был очарователен и неисправим. Едва ли это ценные качества для хорошего отца!
– Любимая, у меня есть идея. Давай поедем за границу вместе с Ричардом Слайдом.
– Оливер, я должна помогать самаритянам здесь.
– Ты много для них делаешь, Ларк, но подумай хоть раз о себе. Пожалуйста! Мы проведемнезабываемое время в плавании по бурлящему морю, удирая от испанских кораблей. Может, даже встретим бой. – Он со смехом схватил воображаемую рапиру и встал в позицию фехтовальщика.
Ларк отвернулась, чтобы он не заметил беспокойства в ее глазах. Она посмотрела через окно в сад, где солнце окрашивало в золотистый цвет поляны и изгороди, и тихо вздохнула. Ну вот, опять он собрался в очередное приключение, словно их было мало за последние несколько месяцев.
Он живет от одного безрассудного подвига до другого, мало заботясь о скучной повседневной жизни. Роль мужа и тем более отца совсем не подходит такому человеку, как Оливер.
13
Ларк собрала волосы и надела чепец.
– Это потому, что тебе легко любить. Если бы любовь представляла для тебя трудность, ты бы не стал тратить силы.
– Девчонка, – сказал Оливер, прижимая ладонь к груди, словно прикрывая рану. – У тебя не язык, а рапира. Когда-нибудь ты найдешь ему лучшее применение.
Она покачала головой. Он был очарователен и неисправим. Едва ли это ценные качества для хорошего отца!
– Любимая, у меня есть идея. Давай поедем за границу вместе с Ричардом Слайдом.
– Оливер, я должна помогать самаритянам здесь.
– Ты много для них делаешь, Ларк, но подумай хоть раз о себе. Пожалуйста! Мы проведемнезабываемое время в плавании по бурлящему морю, удирая от испанских кораблей. Может, даже встретим бой. – Он со смехом схватил воображаемую рапиру и встал в позицию фехтовальщика.
Ларк отвернулась, чтобы он не заметил беспокойства в ее глазах. Она посмотрела через окно в сад, где солнце окрашивало в золотистый цвет поляны и изгороди, и тихо вздохнула. Ну вот, опять он собрался в очередное приключение, словно их было мало за последние несколько месяцев.
Он живет от одного безрассудного подвига до другого, мало заботясь о скучной повседневной жизни. Роль мужа и тем более отца совсем не подходит такому человеку, как Оливер.
13
На одной из просторных лужаек Линакра в честь женитьбы Оливера был устроен ужин. Изысканная еда и развлечения собрали шумную толпу со всего города и округи.
Томный взгляд Спайда был устремлен к Наталье, которая стояла возле освещенного факелами корта для игры в мяч и смотрела на танцующих.
–Она думает, что я ее совсем не люблю, – сказал Спайд.
Кит, приехавший в Линакр днем, не сводил преданных глаз с Белинды, но сестра Оливера не обращала на поклонника никакого внимания.
– Она думает, что я ее слишком люблю, – вздохнул Кит.
Оливер наполнил кубки пунцовым кларетом.
– Что за горький жребий нам выпал. – Он бросил взгляд в другой конец лужайки, где Ларк о чем-то оживленно беседовала с его приемной матерью. – Почему мы позволяем им так с собой обращаться?
–Потому что наши мозги находятся у нас в... – Кит вовремя остановился. – Простите, преподобный отец.
–Можешь не извиняться. Боюсь, что мнебольше никогда не придется надеть штаны. – В его глазах застыла вселенская мука.
Ему ничего не оставалось, как продолжать носить женское платье. Из Эссекса пришло известие, что неделю назад были сожжены четыре человека. Епископ Боннер усилил преследование протестантов, применяя все более жестокие методы. Кит сообщил, что лондонские власти перевернули весь город в поисках Слайда.
Наталья ходила взад и вперед, бормоча под нос текст проповеди.
Слайд поднял глаза к небу.
– Какое право она имеет быть такой красивой? Такой нежной и утонченной? Она не дает мне даже малейшей надежды, а я так страстно желаю ее.
Оливер вспомнил о светившихся любовью глазах своей сестры и удивился, как Спайд может быть так слеп.
Все внимание Кита было приковано к Белинде. Она забралась на возвышение, сооруженное в центре лужайки, и там со своим помощником Броком, алхимиком из Бата, прилаживала петарды. Фейерверк должен был стать кульминацией праздника.
– Я даже не могу пригласить ее на танец, – продолжал сокрушаться Спайд. Он сердито пнул ногой край платья.
– Терпение, Ричард, – предостерег его Оливер. – Хейвенлок не станет молчать и минуты, если узнает, что мы дали кров беглому протестанту.
Оливер бросил взгляд на графа Хейвенлока. Это был красивый мужчина средних лет. Час назад он завел оживленный разговор с соседом и все еще не умолкал. Он был переполнен сплетнями, как река, выходящая из берегов во время весеннего половодья.
В декабре прошлого года английский гарнизон в Кале потерпел поражение, и Англия лишилась последнего плацдарма во Франции. Кто был посмелее, обвинял в этом мужа королевы, Филиппа Испанского.
В марте королева отправилась в Гринвич готовиться к рождению ребенка. Несмотря на то что она упрямо не верила в ложную беременность и твердила, что ее здоровье в отличном состоянии, она все же написала новое завещание, согласно которому Филипп становился регентом Англии.
Недавно в Лондоне распространился язвительный памфлет, в котором королеву называли сумасшедшей и жестоко насмехались над ее неудачным бесплодным браком.
Хейвенлок рассказывал все это без обычного удовольствия. Он любил сплетни, но предпочитал те из них, которые приятно щекотали чувства своей пикантностью.
Оливер выслушал новости молча, не имея желания зубоскалить. В последнее время он научился сдерживать себя.
В это время Себастьян хлопнул в ладоши и обратился к музыкантам.
– Будьте любезны, маэстро, – сказал он. – Следующий танец.
Ударили барабаны, раздался звук трубы, и зазвучала медленная мелодия паваны. Саймон тут же выбрал себе партнершу из присутствующих дам. Себастьян пошел танцевать с рабочим с ткацкой фабрики из Малмсбери. Хотя их дружба всегда вызывала предосудительные взгляды у одних и заставляла краснеть других, последнее время о них все меньше шептались по углам. Оливер не делал вида, что одобряет предпочтение брата, но при своем собственном образе жизни полагал, что вряд ли имеет право кого-то осуждать.
Спайд пришел в легкое замешательство.
Оливер хмыкнул:
То, что Себастьян имеет брата-близнеца. становится причиной бесконечных забавных путаниц. Обычно на горе бедному Саймону.
Стивен де Лэйси наклонился к жене. Она поднялась из-за стола и направились на танцевальную площадку.
Оливер подмигнул Киту:
– Может, и мы пойдем? Кит побледнел:
– Куда?
– Пригласим дам на танец, рыбья башка. – А если они откажут?
– Тогда ты сведешь счеты с жизнью, бросившись с балкона.
– Правда, Оливер, я...
– Тсс! – Ричард схватил Кита за руку. – Я вижу, нам грозит опасность.
Горделиво, как павлин, к ним приближался Хейвенлок. Он одарил Спайда широкой улыбкой, так что в его намерениях сомневаться не приходилось. Оливер наклонился к Киту и что-то прошептал ему на ухо.
Бледное лицо Кита мгновенно стало красным.
– Нет, – прошептал он.
– Нужно, – убежденно произнес Оливер.
– Ты мне обязан по гроб жизни. – С этими словами Кит встал и увлек Ричарда за собой в сторону теннисного корта, где кружились танцующие пары.
Оливер поднял кубок, приветствуя Хейвенлока.
– Вы опоздали, милорд. Эту даму уже пригласили.
Хейвенлок задумчиво посмотрел на Спайда.
– Я вижу.
– Она все равно не в вашем вкусе. – Чокнувшись с Хейвенлоком кубками, Оливер направил – ся в другой конец поляны.
Ларк наблюдала за праздником с почетного места невесты. Ее кресло с балдахином, словно трон, стояло во главе стола. Украшенное головами животных и дубовыми листьями, оно было настолько массивным, что Ларк походила в нем на маленькую девочку, которая играет в принцессу. На ее лице застыло детское удивление. Переполненный нежностью, Оливер опустился перед Ларкна одно колено. Его непринужденная галантность никогда не переставала удивлять ее, и Оливеру это нравилось.
– Тебе нравится? – спросил Оливер, показывая на танцующих. – Посмотри на мою сестру.
Белинда и Брок запускали в воздух шипящие звезды и огромные огненные круги, которые взрывались на лету, разбрасывая вокруг фонтаны искр. Каждый ребенок получил по яйцу фараоновой змеи – черный шарик, который с шипением увеличивался в размерах, принимая форму змейки.
– Чудесно, – воскликнула Ларк, в глазах которой отражались мерцающие огоньки. – Твоя сестра творит чудеса.
– Она действительно многое умеет. Ее форму ла пороха пользуется большим спросом. Правда. она задрала нос и ушла, когда отец попытался запустить в воздух крысу с привязанной к хвосту ракетой.
– Для этого лучше использовать епископа Боннера.
На короткое мгновение серьезное лицо Ларк ввело Оливера в заблуждение. Затем он сообра зил, что она пошутила, и расхохотался.
– Если кому и удастся вытащить тебя из скорлупы, моя дорогая, то только моей семье.
Напоследок Белинда связала вместе несколько ракет. Но что-то не заладилось. И когда она подожгла фитиль, поляна наполнилась едким дымом.
Оливер замахал рукой, пытаясь развеять сернистое облако, и почувствовал знакомое жжение в легких. Его охватила паника. «Не сейчас, – подумал он, стараясь дышать ровно, что иногда помогало. – Только не в присутствии Ларк».
– Должно быть, она неправильно взвесила компоненты, – сказал он, сдерживая одышку, – или плохо перемешала порох.
– Я ничего не вижу! – сказала Ларк, щурясь от едкого дыма. – Никто не пострадал?
Оливер увидел, как Кит побежал на пригорок к Белинде, и, к своему удовольствию, заметил, что Ричард Спайд украдкой поцеловал Наталью.
– Все целы, – сказал Оливер, силой воли пытаясь предотвратить приступ. – Ларк, я хочу, чтобы ты осталась здесь, с моей семьей, пока я отвезу Слайда в Лондон и посажу его на корабль.
– Нет. – Ее поспешный отказ обрадовал и расстроил его одновременно.
– В Линакре тебе будет безопаснее.
– Меня мало беспокоит собственная безопасность.
– Разве тебе не нравится моя семья? Я знаю, что они все немного странные, но у каждого из них доброе сердце.
Своевременный ветерок развеял остатки дыма, и все увидели, что пиротехники кружатся в танце и смеются. Оливер с облегчением вздохнул. Опасность приступа миновала.
– У тебя замечательная, великолепная семья, – с нежностью сказала Ларк.
– Тогда почему ты не хочешь остаться с ними? – спросил Оливер.
– Потому что у меня теперь есть своя семья. Оливер почувствовал в груди странное давление, но оно не имело ничего общего с приступом.
– Боже мой, Ларк, ты дергаешь за мои самые чувствительные струнки.
– Никто раньше не говорил мне таких слов.
– Может быть, никто раньше не заботился о тебе так, как я.
Возможно. Но сегодня днем ты просил меня плыть с тобой в Амстердам. А теперь ты хочешь, чтобы я осталась с твоими родителями. Может, завтра тебе захочется отправить меня в Смирну?
– Я передумал. До сих пор нам везло. Мы удачно прятали Спайда. Но если удача отвернется от нас, игра проиграна.
– Игра, – резко перебила его Ларк, – в этом весь ты.
– Ларк, я...
– Я борюсь за справедливость не ради развлечений.
Оливер начал терять терпение.
– Это, мадам, ясно каждому. Тем не менее я решил, что для тебя безопаснее остаться в Линакре. – А я решила ехать с тобой и Слайдом в Лондон.
В Лондоне Ларк, Оливер и Спайд остановились в большом элегантном Уимберли-хауз, который располагался на берегу Темзы. К огромномуогорчению Ричарда Спайда, корабль русской компании задерживался. Ричард хандрил, как влюбленный мальчишка, писал письма Наталье в Уилтшир и, казалось, совершенно не замечал размолвки между Ларк и Оливером.
В присутствии Ларк Оливер был все так же внимателен и нежен.
Но он не всегда был с ней. У него стало привычкой каждый день подолгу исчезать из дома.
Однажды вечером Ларк, как обычно, сидела в комнате на первом этаже и читала. Услышав шаги Оливера, она оторвалась от книги и подняла голову.
– Вот ты где, любовь моя, – сказал он, войдя размашистой походкой в комнату. Остановившись возле Ларк, он наклонился и взял ладонями ее лицо. – Видит бог, ты великолепна.
Ларк не мола сдержать улыбки.
– Где ты был?
– Там-сям. – Он подошел к стоявшему у окна столику и налил себе в бокал вина. – Я был на пристани и смотрел, не плывет ли корабль.
– Увидел?
– Нет. А что ты делала?
– Читала Эразма Роттердамского. – Кивком головы она указала на книгу, лежащую у нее на коленях. – Афоризмы. Неудивительно, что церковь запретила его книги. Завтра думаю для разнообразия почитать какие-нибудь стихи.
Оливер рассмеялся.
– Почитай те, что привез мой брат Саймон из Венеции. С картинками.
– Которые собирались запретить по совсем другой причине? – спросила Ларк, краснея. Оливер старался изгнать из ее головы те идеи, которые вбил в нее Спенсер: что женщины по природе неумны и это им простительно; что у них нет своего суждения и лучшее времяпрепровождение для них – это вышивание или чтение Библии.
Оливер научил Ларк играть в шахматы и нарды. Он давал ей книги Хейвуда и Кальвина. Он был в восторге, когда она прочитала последнюю обличительную речь Джона Нокса против женщин и пришла в такую ярость, что написала вызывающее письмо несносному шотландцу. Иногда по вечерам Оливер сам читал ей старые проникновенные сонеты Петрарки.
Ларк машинально взяла из стоявшей рядом корзины шитье – крошечную льняную сорочку. Сорочку для ребенка.
– Зачем ты возишься с этой ерундой? – буркнул Оливер, вырвал сорочку у нее из рук и смял в кулаке. – Сколько раз я должен тебе говорить, Ларк, что я не хочу, чтобы ты тратила время на пустые занятия.
Ларк в ужасе смотрела на его огромный кулак. В тот момент, когда она уже открыла рот, чтобы сказать правду, он, даже не взглянув, бросил скомканное шитье в корзину.
– Признайся, Ларк. Ты что-то от меня скрываешь. – Он наклонился к ней и взял за руку.
Похолодев от страха, Ларк замерла. Она не думала, что он может так тонко чувствовать ее настроение.
– Я не собиралась ничего скрывать. Ты догадался?
Оливер пристально посмотрел ей в глаза.
–С нашей первой брачной ночи, Ларк. То, что ты не была девственницей, для меня не имеет никакого значения. Сейчас ты моя, и только этодля меня важно.
У Ларк застучало в висках и гулко забилось сердце. Значит, он говорит совсем не о ребенке. Все гораздо хуже.
Оливер ласково погладил ее по руке.
– Было бы несправедливо осуждать тебя, принимая во внимание мои собственные похождения.
Ларк побледнела. Нахлынули воспоминания прошлого. Она наивно полагала, что избавилась от них навсегда.
Она не могла решиться на ложь, поэтому просто высвободила трясущиеся похолодевшие руки из его ладоней и сжала их в кулаки на коленях.
–Ларк! – нежно позвал он ее. – Я сказал тебе правду. Я не из тех мужчин, которые придают девственности чересчур большое значение. В тебе есть такое, чем я дорожу гораздо сильнее.
– Нет, – с усилием прошептала она, и ее глаза наполнились слезами. – Я должна была остаться твердой...
– Остаться твердой? Но, Ларк, Спенсер был твоим мужем.
– Не Спенсер! – Она так резко встала, что книга со стуком упала на пол. Ларк поспешно подошла к окну и прижалась к холодному стеклу. Ее мутило.
–Винтер? – Оливер произнес его имя, словно ругательство. Потом спокойно, но с твердой решимостью добавил: – Я убью его.
– Не надо! – Она умоляюще сложила руки на груди. – Прошу тебя, Оливер, не трогай его.
Оливер впервые подозрительно посмотрел на Ларк, прищурил глаза и плотно сжал губы.
– Почему?
– Потому что он опасен. Потому что я не хочу потерять тебя.
– Скажи мне правду, Ларк. Ты действительно беспокоишься обо мне... или о нем?
– Это низко, Оливер. Ты ведь знаешь, что я ненавижу его.
Тогда позволь мне отомстить за тебя. Он обесчестил тебя. Он обращался с тобой, словно ты грязь у него под ботинком. Он заслужил наказание.
Ларк в отчаянии упала перед ним на колени. Как ей объяснить ему, что случилось той ночью?
– Оливер, я прошу тебя. Оставь все как есть. Мы никогда больше его не увидим.
Оливер схватил Ларк за плечи и рывком поднял на ноги.
– Ты на коленях просишь меня пощадить его?
– Ты разумный человек, Оливер. Зачем пятнать себя кровью таких, как Винтер?
– Затем, что он причинил тебе боль. Затем, что ты съеживаешься всякий раз, когда он входит в комнату.
– Ты сделаешь мне еще больнее, если начнешь драться с Винтером. Разве ты не понимаешь, Оливер? Сейчас об этом никто не знает, Если ты начнешь мстить ему, об этом узнает весьмир.
– Вижу. А мир не столь великодушен, как я. Он не простит. – Оливер отпустил Ларк и направился к двери. – Мне следовало приготовиться к неожиданностям, – пробормотал он, и по тому, как запылали его щеки. Ларк поняла, что он в бешенстве. – Ты обвиняла меня в том, что мне слишком легко в тебя влюбиться, так что нечего удивляться, что ты ищешь для моей любви трудности.
О Винтере больше не вспоминали. Ларк коротала часы в тенистом саду. Она вспоминала, как первый раз приехала сюда по просьбе Спенсера просить помощи. Даже в самых безумных снах она не могла представить, что через год выйдет замуж за наследника рода де Лэйси и будет носить его ребенка.
И уж, конечно, она не думала, что полюбит Оливера.
При первой же встрече он спросил, хочет ли она от него ребенка. Это был дерзкий, оскорбительный, наглый вопрос. И все же она не могла отрицать, что ее тогда охватило волнение, подобное первому дыханию весны после бесконечной зимы. Неужели все началось уже тогда?
Ларк стояла у реки и смотрела на воду. Сверкая на солнце, мимо проплывали баржи и лихтеры, лодки и плоты. Сладко пахли розы. Это была мирная, идиллическая картина.
А совсем недалеко, с ворот лондонского моста, остекленевшим взором смотрят головы еретиков и предателей короны. Королева, борясь с вечными болезнями, все же отчаянно пытается управлять перессорившимися советниками. А в тесных каморках на грязных улицах лондонских окраин живет нищета.
Лондон кровоточил скрытыми ранами. Ларк не обвиняла королеву Марию. Проблем было слишком много, и коренились они слишком глубоко, чтобы их могла разрешить одна женщина, которая, видимо, даже не представляла, насколько подданные презирают ее испанских советчиков и в особенности епископа Эдмунда Боннера.
Как странно все складывается в жизни...
Ларк вспомнила, что Мария жаждет ребенка, которого не может иметь. А сама она никогда не осмеливалась мечтать о ребенке и вот через какие-нибудь пять месяцев даст ему жизнь.
Пора сказать об этом Оливеру. Она была так близка к этому в ту ночь, когда призналась ему о Винтере. Если бы Оливер тогда промолчал, если бы выслушал ее, она бы все рассказала ему. Правда, растущий живот скоро сам выдаст ее секрет, но пока фигура все еще оставалась стройной, хотя немного округлилась. Но это скрывали складки платья.
Дни летели с бешеной скоростью, подобно листьям под порывами ветра.
Оливер все так же молчаливо дулся на Ларк, все так же с мрачной подозрительностью и болью в глазах смотрел на нее. Внешне он остался ласков и внимателен, но какая-то часть его теперь отдалилась от Ларк. Он надолго оставлял ее одну даже по ночам, а она так скучала по нему. Так жаждала его.
Нервозность и волнение охватили весь дом. Ричард Спайд сходил с ума от одиночества. Ему не позволяли покидать Уимберли-хауз и никого к нему не пускали. А он был создан для общения с людьми, для разговоров и проповедей о великих истинах. Необходимость прятаться на протяжении нескончаемых недель истрепала ему нервы.
В себе Ларк тоже замечала перемены. С каждым днем ее глаза сияли все ярче, а Оливер с каждым днем отдалялся от нее все дальше и дальше.
Перемены были незначительны, и все же Ларк не могла больше не замечать, что вечерами он возвращается домой все позже, пьет больше, смеется громче и надолго уходит в себя, когда думает, что она на него не смотрит.
Поначалу Ларк считала, что мрачное настроение Оливера вызвано мыслями о Винтере. Несколько недель спустя она стала подозревать, чтоэто только предлог. Он тосковал по былым пирушкам, его тянуло в грязные притоны Бэнксайда и Саутуорка, где никто не осудит его и где каждый волен делать то, что хочет.
Буркнув очередное недавно выученное ругательство, Ларк приказала себе перестать хандрить. Воздух в саду наполнялся ароматом поздних роз, а клонившееся к закату солнце превращало реку в янтарную ленту.
Этот день стал особенным для Ларк. Сегодня утром, пока она лежала в постели, сожалея, что Оливера нет рядом, она почувствовала легкое шевеление внизу живота.
Это был ее ребенок.
Даже сейчас, много часов спустя, воспоминания об этом не оставляли ее, наполняя душ странным удивлением. Сегодня ее дитя послал ей сообщение. «Я здесь. Люби меня».
Ларк приподняла голову, подставляя лиц прохладному ветерку.
– Я обещаю тебе, – прошептала она в тот момент, когда у причала показалась лодка. – Я клянусь тебе, что сегодня все скажу ему.
Лодка приближалась к причалу, и Оливер, сцепив зубы, изобразил на лице улыбку. По правде говоря, он чувствовал себя как подрубленное дерево, готовое упасть на землю. Болезнь заявляла свои права гораздо жестче, чем в прошлые годы.
Все лето его по ночам мучили страшные, изнуряющие приступы. Каждый день он боролся с тяжестью, которая давила ему грудь.
Он пытался притворяться, что здоров. Он жаждал проводить с Ларк каждое мгновение, но вынужден был сторониться ее, используя в качестве повода их ссору из-за этого мерзавца Винтера. Она не должна была узнать о его болезни. О смертельной болезни.
– До свидания, – сказал он друзьям. – Надеюсь, завтра нам тоже будет что отметить.
–Буду ждать, – улыбнулсяЭгмонт Кар-пер. – Твоя любовь к картам наполняет мой кошелек.
Оливер уныло покачал головой.
– И опустошает мой. Самуэль Холлинз снял фуражку.
– Значит, до завтра.
Оливер добродушно махнул на прощание рукой и остался на причале с видом самоуверенного щеголя, пока лодка не исчезла из виду. Только после этого он позволил себе опуститься возле каменного навеса на корточки, сжать голову руками и сделать долгий выдох.
– Тебе плохо?
Оливер чуть не подпрыгнул. Вскочив на ноги, он поднял глаза и увидел Ларк. Последнее время она стала такой спокойной, мудрой и вся светилась внутренним светом.
– Я не заметил тебя. – Он поднялся по ступеням причала. – Конечно, со мной все хорошо.
Оливер обнял ее за плечи и поцеловал в нежные розовые губы и, когда она ответила ему, в тысячный раз подумал: «Она не может быть по-настоящему моей. Если она узнает, как тяжело я болен, она, возможно, больше никогда не подарит ему нежность своего восхитительного тела».
Ларк отстранилась и поправила упавшую ему на лицо прядь волос.
– Где ты был?
Как будто она не знала. Запах пива, табака и таверны прочно въелся в его одежду.
– Занимался нашими делами, конечно. – Отчасти это было правдой. Власти все еще искали Ричарда Спайда, и Оливер начал беспокоиться, удастся ли вывезти священника из Англии.
Он взял Ларк за руку и повел через сад к дому. Ему нужен был глоток особого чая. Цыгане научили готовить его из побегов кустарника эфедры.
–Есть известия о «Русалке»? – поинтересовалась Ларк.
– Да. Она причалила неделю назад.
– Оливер! Почему ты мне ничего не говорил?
– Ее надо было подремонтировать и приготовить к плаванию. Я сказал капитану, что нужно будет доставить на континент одну милую особу.
– О, Оливер...
– Не беспокойся. Я соблюдал все меры предосторожности.
Чтобы скрыть надвигающийся приступ, он притянул Ларк к себе, и они опустились на железное сиденье. Это было очередное изобретение его отца – качели, которые висели на ветке самого высокого в саду дерева и приводились в движение с помощью веревки. В центре клумбы с цветами возвышались медные солнечные часы.
– Значит, ты никому ничего не сказал?
Никому, кроме доктора Снайпса. – Он дернул за веревку, и качели пришли в движение.
Единственное, о чем он не сказал ей, так это о том, что не все шло гладко, как задумано. Оливер не мог понять, что именно не так, но его терзали недобрые предчувствия. Он не мог выбросить из головы Снайпса с его бесполезной скрюченной рукой и испуганными глазами.
– Мы можем всецело доверять ему, – сказала Ларк с явным облегчением.
– А как насчет меня? – спросил Оливер, чуть сжимая ей руку. – Мне ты можешь доверять?
– А когда было иначе? – удивилась Ларк. «Когда ты с презрением отвергала мою любовь, – хотел он крикнуть ей. – Когда принижала ее, говоря, что для меня это легко».
Но с его губ не сорвалось ни звука. Оливер почувствовал, что сейчас начнется сильный приступ. Земля под ногами бешено качалась.
Ларк хотела еще о чем-то спросить его, но Оливер сделал ей знак рукой замолчать. Через мгновение, показавшееся ему вечностью, он сумел выдохнуть.
Мимо проплыла баржа. Над рекой кричали чайки и коршуны. Лодка отвезла приятелей-картежников Оливера и вернулась. Гребцы, пошатываясь, стояли на причале, по очереди прикладываясь к большой бутыли. Тень от солнечных часов стала длиннее. Маленькая теплая рука Ларк лежала в его ладони, и он чувствовал, как под тонкой кожей пульсирует жилка. И еще он чувствовал, как его грудь медленно, дюйм за дюймом превращается в камень. Казалось, еще немного, и он не сможет вдохнуть.
Он должен сказать ей, пока не стало слишком поздно.
– Ларк?
– Оливер?
Они произнесли это одновременно. Ларк рассмеялась.
– Что ты хотел сказать?
– Сначала ты.
– Оливер, я... – она сделала глубокий вдох. – У нас будет ребенок.
Все замерло. Казалось, даже листья перестали дрожать на деревьях. Река остановила свой бег. Затем словно гром грянул у него в ушах. Ребенок! Восторг, страх, ужас и необузданная радость охватили его.
– Ребенок? – словно издали услышал Оливер собственный голос.
Она лучезарно улыбнулась:
– Да. Он родится в ноябре.
– Но это ведь меньше чем через пять месяцев. Сколько времени ребенок развивается в чреве матери? Десять месяцев? Год?
Томный взгляд Спайда был устремлен к Наталье, которая стояла возле освещенного факелами корта для игры в мяч и смотрела на танцующих.
–Она думает, что я ее совсем не люблю, – сказал Спайд.
Кит, приехавший в Линакр днем, не сводил преданных глаз с Белинды, но сестра Оливера не обращала на поклонника никакого внимания.
– Она думает, что я ее слишком люблю, – вздохнул Кит.
Оливер наполнил кубки пунцовым кларетом.
– Что за горький жребий нам выпал. – Он бросил взгляд в другой конец лужайки, где Ларк о чем-то оживленно беседовала с его приемной матерью. – Почему мы позволяем им так с собой обращаться?
–Потому что наши мозги находятся у нас в... – Кит вовремя остановился. – Простите, преподобный отец.
–Можешь не извиняться. Боюсь, что мнебольше никогда не придется надеть штаны. – В его глазах застыла вселенская мука.
Ему ничего не оставалось, как продолжать носить женское платье. Из Эссекса пришло известие, что неделю назад были сожжены четыре человека. Епископ Боннер усилил преследование протестантов, применяя все более жестокие методы. Кит сообщил, что лондонские власти перевернули весь город в поисках Слайда.
Наталья ходила взад и вперед, бормоча под нос текст проповеди.
Слайд поднял глаза к небу.
– Какое право она имеет быть такой красивой? Такой нежной и утонченной? Она не дает мне даже малейшей надежды, а я так страстно желаю ее.
Оливер вспомнил о светившихся любовью глазах своей сестры и удивился, как Спайд может быть так слеп.
Все внимание Кита было приковано к Белинде. Она забралась на возвышение, сооруженное в центре лужайки, и там со своим помощником Броком, алхимиком из Бата, прилаживала петарды. Фейерверк должен был стать кульминацией праздника.
– Я даже не могу пригласить ее на танец, – продолжал сокрушаться Спайд. Он сердито пнул ногой край платья.
– Терпение, Ричард, – предостерег его Оливер. – Хейвенлок не станет молчать и минуты, если узнает, что мы дали кров беглому протестанту.
Оливер бросил взгляд на графа Хейвенлока. Это был красивый мужчина средних лет. Час назад он завел оживленный разговор с соседом и все еще не умолкал. Он был переполнен сплетнями, как река, выходящая из берегов во время весеннего половодья.
В декабре прошлого года английский гарнизон в Кале потерпел поражение, и Англия лишилась последнего плацдарма во Франции. Кто был посмелее, обвинял в этом мужа королевы, Филиппа Испанского.
В марте королева отправилась в Гринвич готовиться к рождению ребенка. Несмотря на то что она упрямо не верила в ложную беременность и твердила, что ее здоровье в отличном состоянии, она все же написала новое завещание, согласно которому Филипп становился регентом Англии.
Недавно в Лондоне распространился язвительный памфлет, в котором королеву называли сумасшедшей и жестоко насмехались над ее неудачным бесплодным браком.
Хейвенлок рассказывал все это без обычного удовольствия. Он любил сплетни, но предпочитал те из них, которые приятно щекотали чувства своей пикантностью.
Оливер выслушал новости молча, не имея желания зубоскалить. В последнее время он научился сдерживать себя.
В это время Себастьян хлопнул в ладоши и обратился к музыкантам.
– Будьте любезны, маэстро, – сказал он. – Следующий танец.
Ударили барабаны, раздался звук трубы, и зазвучала медленная мелодия паваны. Саймон тут же выбрал себе партнершу из присутствующих дам. Себастьян пошел танцевать с рабочим с ткацкой фабрики из Малмсбери. Хотя их дружба всегда вызывала предосудительные взгляды у одних и заставляла краснеть других, последнее время о них все меньше шептались по углам. Оливер не делал вида, что одобряет предпочтение брата, но при своем собственном образе жизни полагал, что вряд ли имеет право кого-то осуждать.
Спайд пришел в легкое замешательство.
Оливер хмыкнул:
То, что Себастьян имеет брата-близнеца. становится причиной бесконечных забавных путаниц. Обычно на горе бедному Саймону.
Стивен де Лэйси наклонился к жене. Она поднялась из-за стола и направились на танцевальную площадку.
Оливер подмигнул Киту:
– Может, и мы пойдем? Кит побледнел:
– Куда?
– Пригласим дам на танец, рыбья башка. – А если они откажут?
– Тогда ты сведешь счеты с жизнью, бросившись с балкона.
– Правда, Оливер, я...
– Тсс! – Ричард схватил Кита за руку. – Я вижу, нам грозит опасность.
Горделиво, как павлин, к ним приближался Хейвенлок. Он одарил Спайда широкой улыбкой, так что в его намерениях сомневаться не приходилось. Оливер наклонился к Киту и что-то прошептал ему на ухо.
Бледное лицо Кита мгновенно стало красным.
– Нет, – прошептал он.
– Нужно, – убежденно произнес Оливер.
– Ты мне обязан по гроб жизни. – С этими словами Кит встал и увлек Ричарда за собой в сторону теннисного корта, где кружились танцующие пары.
Оливер поднял кубок, приветствуя Хейвенлока.
– Вы опоздали, милорд. Эту даму уже пригласили.
Хейвенлок задумчиво посмотрел на Спайда.
– Я вижу.
– Она все равно не в вашем вкусе. – Чокнувшись с Хейвенлоком кубками, Оливер направил – ся в другой конец поляны.
Ларк наблюдала за праздником с почетного места невесты. Ее кресло с балдахином, словно трон, стояло во главе стола. Украшенное головами животных и дубовыми листьями, оно было настолько массивным, что Ларк походила в нем на маленькую девочку, которая играет в принцессу. На ее лице застыло детское удивление. Переполненный нежностью, Оливер опустился перед Ларкна одно колено. Его непринужденная галантность никогда не переставала удивлять ее, и Оливеру это нравилось.
– Тебе нравится? – спросил Оливер, показывая на танцующих. – Посмотри на мою сестру.
Белинда и Брок запускали в воздух шипящие звезды и огромные огненные круги, которые взрывались на лету, разбрасывая вокруг фонтаны искр. Каждый ребенок получил по яйцу фараоновой змеи – черный шарик, который с шипением увеличивался в размерах, принимая форму змейки.
– Чудесно, – воскликнула Ларк, в глазах которой отражались мерцающие огоньки. – Твоя сестра творит чудеса.
– Она действительно многое умеет. Ее форму ла пороха пользуется большим спросом. Правда. она задрала нос и ушла, когда отец попытался запустить в воздух крысу с привязанной к хвосту ракетой.
– Для этого лучше использовать епископа Боннера.
На короткое мгновение серьезное лицо Ларк ввело Оливера в заблуждение. Затем он сообра зил, что она пошутила, и расхохотался.
– Если кому и удастся вытащить тебя из скорлупы, моя дорогая, то только моей семье.
Напоследок Белинда связала вместе несколько ракет. Но что-то не заладилось. И когда она подожгла фитиль, поляна наполнилась едким дымом.
Оливер замахал рукой, пытаясь развеять сернистое облако, и почувствовал знакомое жжение в легких. Его охватила паника. «Не сейчас, – подумал он, стараясь дышать ровно, что иногда помогало. – Только не в присутствии Ларк».
– Должно быть, она неправильно взвесила компоненты, – сказал он, сдерживая одышку, – или плохо перемешала порох.
– Я ничего не вижу! – сказала Ларк, щурясь от едкого дыма. – Никто не пострадал?
Оливер увидел, как Кит побежал на пригорок к Белинде, и, к своему удовольствию, заметил, что Ричард Спайд украдкой поцеловал Наталью.
– Все целы, – сказал Оливер, силой воли пытаясь предотвратить приступ. – Ларк, я хочу, чтобы ты осталась здесь, с моей семьей, пока я отвезу Слайда в Лондон и посажу его на корабль.
– Нет. – Ее поспешный отказ обрадовал и расстроил его одновременно.
– В Линакре тебе будет безопаснее.
– Меня мало беспокоит собственная безопасность.
– Разве тебе не нравится моя семья? Я знаю, что они все немного странные, но у каждого из них доброе сердце.
Своевременный ветерок развеял остатки дыма, и все увидели, что пиротехники кружатся в танце и смеются. Оливер с облегчением вздохнул. Опасность приступа миновала.
– У тебя замечательная, великолепная семья, – с нежностью сказала Ларк.
– Тогда почему ты не хочешь остаться с ними? – спросил Оливер.
– Потому что у меня теперь есть своя семья. Оливер почувствовал в груди странное давление, но оно не имело ничего общего с приступом.
– Боже мой, Ларк, ты дергаешь за мои самые чувствительные струнки.
– Никто раньше не говорил мне таких слов.
– Может быть, никто раньше не заботился о тебе так, как я.
Возможно. Но сегодня днем ты просил меня плыть с тобой в Амстердам. А теперь ты хочешь, чтобы я осталась с твоими родителями. Может, завтра тебе захочется отправить меня в Смирну?
– Я передумал. До сих пор нам везло. Мы удачно прятали Спайда. Но если удача отвернется от нас, игра проиграна.
– Игра, – резко перебила его Ларк, – в этом весь ты.
– Ларк, я...
– Я борюсь за справедливость не ради развлечений.
Оливер начал терять терпение.
– Это, мадам, ясно каждому. Тем не менее я решил, что для тебя безопаснее остаться в Линакре. – А я решила ехать с тобой и Слайдом в Лондон.
В Лондоне Ларк, Оливер и Спайд остановились в большом элегантном Уимберли-хауз, который располагался на берегу Темзы. К огромномуогорчению Ричарда Спайда, корабль русской компании задерживался. Ричард хандрил, как влюбленный мальчишка, писал письма Наталье в Уилтшир и, казалось, совершенно не замечал размолвки между Ларк и Оливером.
В присутствии Ларк Оливер был все так же внимателен и нежен.
Но он не всегда был с ней. У него стало привычкой каждый день подолгу исчезать из дома.
Однажды вечером Ларк, как обычно, сидела в комнате на первом этаже и читала. Услышав шаги Оливера, она оторвалась от книги и подняла голову.
– Вот ты где, любовь моя, – сказал он, войдя размашистой походкой в комнату. Остановившись возле Ларк, он наклонился и взял ладонями ее лицо. – Видит бог, ты великолепна.
Ларк не мола сдержать улыбки.
– Где ты был?
– Там-сям. – Он подошел к стоявшему у окна столику и налил себе в бокал вина. – Я был на пристани и смотрел, не плывет ли корабль.
– Увидел?
– Нет. А что ты делала?
– Читала Эразма Роттердамского. – Кивком головы она указала на книгу, лежащую у нее на коленях. – Афоризмы. Неудивительно, что церковь запретила его книги. Завтра думаю для разнообразия почитать какие-нибудь стихи.
Оливер рассмеялся.
– Почитай те, что привез мой брат Саймон из Венеции. С картинками.
– Которые собирались запретить по совсем другой причине? – спросила Ларк, краснея. Оливер старался изгнать из ее головы те идеи, которые вбил в нее Спенсер: что женщины по природе неумны и это им простительно; что у них нет своего суждения и лучшее времяпрепровождение для них – это вышивание или чтение Библии.
Оливер научил Ларк играть в шахматы и нарды. Он давал ей книги Хейвуда и Кальвина. Он был в восторге, когда она прочитала последнюю обличительную речь Джона Нокса против женщин и пришла в такую ярость, что написала вызывающее письмо несносному шотландцу. Иногда по вечерам Оливер сам читал ей старые проникновенные сонеты Петрарки.
Ларк машинально взяла из стоявшей рядом корзины шитье – крошечную льняную сорочку. Сорочку для ребенка.
– Зачем ты возишься с этой ерундой? – буркнул Оливер, вырвал сорочку у нее из рук и смял в кулаке. – Сколько раз я должен тебе говорить, Ларк, что я не хочу, чтобы ты тратила время на пустые занятия.
Ларк в ужасе смотрела на его огромный кулак. В тот момент, когда она уже открыла рот, чтобы сказать правду, он, даже не взглянув, бросил скомканное шитье в корзину.
– Признайся, Ларк. Ты что-то от меня скрываешь. – Он наклонился к ней и взял за руку.
Похолодев от страха, Ларк замерла. Она не думала, что он может так тонко чувствовать ее настроение.
– Я не собиралась ничего скрывать. Ты догадался?
Оливер пристально посмотрел ей в глаза.
–С нашей первой брачной ночи, Ларк. То, что ты не была девственницей, для меня не имеет никакого значения. Сейчас ты моя, и только этодля меня важно.
У Ларк застучало в висках и гулко забилось сердце. Значит, он говорит совсем не о ребенке. Все гораздо хуже.
Оливер ласково погладил ее по руке.
– Было бы несправедливо осуждать тебя, принимая во внимание мои собственные похождения.
Ларк побледнела. Нахлынули воспоминания прошлого. Она наивно полагала, что избавилась от них навсегда.
Она не могла решиться на ложь, поэтому просто высвободила трясущиеся похолодевшие руки из его ладоней и сжала их в кулаки на коленях.
–Ларк! – нежно позвал он ее. – Я сказал тебе правду. Я не из тех мужчин, которые придают девственности чересчур большое значение. В тебе есть такое, чем я дорожу гораздо сильнее.
– Нет, – с усилием прошептала она, и ее глаза наполнились слезами. – Я должна была остаться твердой...
– Остаться твердой? Но, Ларк, Спенсер был твоим мужем.
– Не Спенсер! – Она так резко встала, что книга со стуком упала на пол. Ларк поспешно подошла к окну и прижалась к холодному стеклу. Ее мутило.
–Винтер? – Оливер произнес его имя, словно ругательство. Потом спокойно, но с твердой решимостью добавил: – Я убью его.
– Не надо! – Она умоляюще сложила руки на груди. – Прошу тебя, Оливер, не трогай его.
Оливер впервые подозрительно посмотрел на Ларк, прищурил глаза и плотно сжал губы.
– Почему?
– Потому что он опасен. Потому что я не хочу потерять тебя.
– Скажи мне правду, Ларк. Ты действительно беспокоишься обо мне... или о нем?
– Это низко, Оливер. Ты ведь знаешь, что я ненавижу его.
Тогда позволь мне отомстить за тебя. Он обесчестил тебя. Он обращался с тобой, словно ты грязь у него под ботинком. Он заслужил наказание.
Ларк в отчаянии упала перед ним на колени. Как ей объяснить ему, что случилось той ночью?
– Оливер, я прошу тебя. Оставь все как есть. Мы никогда больше его не увидим.
Оливер схватил Ларк за плечи и рывком поднял на ноги.
– Ты на коленях просишь меня пощадить его?
– Ты разумный человек, Оливер. Зачем пятнать себя кровью таких, как Винтер?
– Затем, что он причинил тебе боль. Затем, что ты съеживаешься всякий раз, когда он входит в комнату.
– Ты сделаешь мне еще больнее, если начнешь драться с Винтером. Разве ты не понимаешь, Оливер? Сейчас об этом никто не знает, Если ты начнешь мстить ему, об этом узнает весьмир.
– Вижу. А мир не столь великодушен, как я. Он не простит. – Оливер отпустил Ларк и направился к двери. – Мне следовало приготовиться к неожиданностям, – пробормотал он, и по тому, как запылали его щеки. Ларк поняла, что он в бешенстве. – Ты обвиняла меня в том, что мне слишком легко в тебя влюбиться, так что нечего удивляться, что ты ищешь для моей любви трудности.
О Винтере больше не вспоминали. Ларк коротала часы в тенистом саду. Она вспоминала, как первый раз приехала сюда по просьбе Спенсера просить помощи. Даже в самых безумных снах она не могла представить, что через год выйдет замуж за наследника рода де Лэйси и будет носить его ребенка.
И уж, конечно, она не думала, что полюбит Оливера.
При первой же встрече он спросил, хочет ли она от него ребенка. Это был дерзкий, оскорбительный, наглый вопрос. И все же она не могла отрицать, что ее тогда охватило волнение, подобное первому дыханию весны после бесконечной зимы. Неужели все началось уже тогда?
Ларк стояла у реки и смотрела на воду. Сверкая на солнце, мимо проплывали баржи и лихтеры, лодки и плоты. Сладко пахли розы. Это была мирная, идиллическая картина.
А совсем недалеко, с ворот лондонского моста, остекленевшим взором смотрят головы еретиков и предателей короны. Королева, борясь с вечными болезнями, все же отчаянно пытается управлять перессорившимися советниками. А в тесных каморках на грязных улицах лондонских окраин живет нищета.
Лондон кровоточил скрытыми ранами. Ларк не обвиняла королеву Марию. Проблем было слишком много, и коренились они слишком глубоко, чтобы их могла разрешить одна женщина, которая, видимо, даже не представляла, насколько подданные презирают ее испанских советчиков и в особенности епископа Эдмунда Боннера.
Как странно все складывается в жизни...
Ларк вспомнила, что Мария жаждет ребенка, которого не может иметь. А сама она никогда не осмеливалась мечтать о ребенке и вот через какие-нибудь пять месяцев даст ему жизнь.
Пора сказать об этом Оливеру. Она была так близка к этому в ту ночь, когда призналась ему о Винтере. Если бы Оливер тогда промолчал, если бы выслушал ее, она бы все рассказала ему. Правда, растущий живот скоро сам выдаст ее секрет, но пока фигура все еще оставалась стройной, хотя немного округлилась. Но это скрывали складки платья.
Дни летели с бешеной скоростью, подобно листьям под порывами ветра.
Оливер все так же молчаливо дулся на Ларк, все так же с мрачной подозрительностью и болью в глазах смотрел на нее. Внешне он остался ласков и внимателен, но какая-то часть его теперь отдалилась от Ларк. Он надолго оставлял ее одну даже по ночам, а она так скучала по нему. Так жаждала его.
Нервозность и волнение охватили весь дом. Ричард Спайд сходил с ума от одиночества. Ему не позволяли покидать Уимберли-хауз и никого к нему не пускали. А он был создан для общения с людьми, для разговоров и проповедей о великих истинах. Необходимость прятаться на протяжении нескончаемых недель истрепала ему нервы.
В себе Ларк тоже замечала перемены. С каждым днем ее глаза сияли все ярче, а Оливер с каждым днем отдалялся от нее все дальше и дальше.
Перемены были незначительны, и все же Ларк не могла больше не замечать, что вечерами он возвращается домой все позже, пьет больше, смеется громче и надолго уходит в себя, когда думает, что она на него не смотрит.
Поначалу Ларк считала, что мрачное настроение Оливера вызвано мыслями о Винтере. Несколько недель спустя она стала подозревать, чтоэто только предлог. Он тосковал по былым пирушкам, его тянуло в грязные притоны Бэнксайда и Саутуорка, где никто не осудит его и где каждый волен делать то, что хочет.
Буркнув очередное недавно выученное ругательство, Ларк приказала себе перестать хандрить. Воздух в саду наполнялся ароматом поздних роз, а клонившееся к закату солнце превращало реку в янтарную ленту.
Этот день стал особенным для Ларк. Сегодня утром, пока она лежала в постели, сожалея, что Оливера нет рядом, она почувствовала легкое шевеление внизу живота.
Это был ее ребенок.
Даже сейчас, много часов спустя, воспоминания об этом не оставляли ее, наполняя душ странным удивлением. Сегодня ее дитя послал ей сообщение. «Я здесь. Люби меня».
Ларк приподняла голову, подставляя лиц прохладному ветерку.
– Я обещаю тебе, – прошептала она в тот момент, когда у причала показалась лодка. – Я клянусь тебе, что сегодня все скажу ему.
Лодка приближалась к причалу, и Оливер, сцепив зубы, изобразил на лице улыбку. По правде говоря, он чувствовал себя как подрубленное дерево, готовое упасть на землю. Болезнь заявляла свои права гораздо жестче, чем в прошлые годы.
Все лето его по ночам мучили страшные, изнуряющие приступы. Каждый день он боролся с тяжестью, которая давила ему грудь.
Он пытался притворяться, что здоров. Он жаждал проводить с Ларк каждое мгновение, но вынужден был сторониться ее, используя в качестве повода их ссору из-за этого мерзавца Винтера. Она не должна была узнать о его болезни. О смертельной болезни.
– До свидания, – сказал он друзьям. – Надеюсь, завтра нам тоже будет что отметить.
–Буду ждать, – улыбнулсяЭгмонт Кар-пер. – Твоя любовь к картам наполняет мой кошелек.
Оливер уныло покачал головой.
– И опустошает мой. Самуэль Холлинз снял фуражку.
– Значит, до завтра.
Оливер добродушно махнул на прощание рукой и остался на причале с видом самоуверенного щеголя, пока лодка не исчезла из виду. Только после этого он позволил себе опуститься возле каменного навеса на корточки, сжать голову руками и сделать долгий выдох.
– Тебе плохо?
Оливер чуть не подпрыгнул. Вскочив на ноги, он поднял глаза и увидел Ларк. Последнее время она стала такой спокойной, мудрой и вся светилась внутренним светом.
– Я не заметил тебя. – Он поднялся по ступеням причала. – Конечно, со мной все хорошо.
Оливер обнял ее за плечи и поцеловал в нежные розовые губы и, когда она ответила ему, в тысячный раз подумал: «Она не может быть по-настоящему моей. Если она узнает, как тяжело я болен, она, возможно, больше никогда не подарит ему нежность своего восхитительного тела».
Ларк отстранилась и поправила упавшую ему на лицо прядь волос.
– Где ты был?
Как будто она не знала. Запах пива, табака и таверны прочно въелся в его одежду.
– Занимался нашими делами, конечно. – Отчасти это было правдой. Власти все еще искали Ричарда Спайда, и Оливер начал беспокоиться, удастся ли вывезти священника из Англии.
Он взял Ларк за руку и повел через сад к дому. Ему нужен был глоток особого чая. Цыгане научили готовить его из побегов кустарника эфедры.
–Есть известия о «Русалке»? – поинтересовалась Ларк.
– Да. Она причалила неделю назад.
– Оливер! Почему ты мне ничего не говорил?
– Ее надо было подремонтировать и приготовить к плаванию. Я сказал капитану, что нужно будет доставить на континент одну милую особу.
– О, Оливер...
– Не беспокойся. Я соблюдал все меры предосторожности.
Чтобы скрыть надвигающийся приступ, он притянул Ларк к себе, и они опустились на железное сиденье. Это было очередное изобретение его отца – качели, которые висели на ветке самого высокого в саду дерева и приводились в движение с помощью веревки. В центре клумбы с цветами возвышались медные солнечные часы.
– Значит, ты никому ничего не сказал?
Никому, кроме доктора Снайпса. – Он дернул за веревку, и качели пришли в движение.
Единственное, о чем он не сказал ей, так это о том, что не все шло гладко, как задумано. Оливер не мог понять, что именно не так, но его терзали недобрые предчувствия. Он не мог выбросить из головы Снайпса с его бесполезной скрюченной рукой и испуганными глазами.
– Мы можем всецело доверять ему, – сказала Ларк с явным облегчением.
– А как насчет меня? – спросил Оливер, чуть сжимая ей руку. – Мне ты можешь доверять?
– А когда было иначе? – удивилась Ларк. «Когда ты с презрением отвергала мою любовь, – хотел он крикнуть ей. – Когда принижала ее, говоря, что для меня это легко».
Но с его губ не сорвалось ни звука. Оливер почувствовал, что сейчас начнется сильный приступ. Земля под ногами бешено качалась.
Ларк хотела еще о чем-то спросить его, но Оливер сделал ей знак рукой замолчать. Через мгновение, показавшееся ему вечностью, он сумел выдохнуть.
Мимо проплыла баржа. Над рекой кричали чайки и коршуны. Лодка отвезла приятелей-картежников Оливера и вернулась. Гребцы, пошатываясь, стояли на причале, по очереди прикладываясь к большой бутыли. Тень от солнечных часов стала длиннее. Маленькая теплая рука Ларк лежала в его ладони, и он чувствовал, как под тонкой кожей пульсирует жилка. И еще он чувствовал, как его грудь медленно, дюйм за дюймом превращается в камень. Казалось, еще немного, и он не сможет вдохнуть.
Он должен сказать ей, пока не стало слишком поздно.
– Ларк?
– Оливер?
Они произнесли это одновременно. Ларк рассмеялась.
– Что ты хотел сказать?
– Сначала ты.
– Оливер, я... – она сделала глубокий вдох. – У нас будет ребенок.
Все замерло. Казалось, даже листья перестали дрожать на деревьях. Река остановила свой бег. Затем словно гром грянул у него в ушах. Ребенок! Восторг, страх, ужас и необузданная радость охватили его.
– Ребенок? – словно издали услышал Оливер собственный голос.
Она лучезарно улыбнулась:
– Да. Он родится в ноябре.
– Но это ведь меньше чем через пять месяцев. Сколько времени ребенок развивается в чреве матери? Десять месяцев? Год?