–Конечно, – раздался вкрадчивый голос Винтера, – Оливеру де Лэйси придется бежать, оставив Блэкроуз-Прайори.
   –Блэкроуз. У тебя все кончается этим, не правда ли, Винтер?
   –Он должен быть моим! – Винтер с силойстукнул кулаками по столу, и Ларк показалось, что в его черных как ночь глазах сверкнули молнии.
   –Ты хочешь Блэкроуз? – спросила она. – Хорошо. Он твой!
   Где-то в глубине души шевельнулась мысль, что Спенсер не одобрил бы ее поступка, но ей было все равно. Сейчас главное – Оливер.
   – Ты еще не знаешь, чего я хочу.
   Он все ближе подходил к ней. От его приближения становилось холодно, как от ледяного ветра. Ларк посмотрела на небо, затянутое серыми облаками приближающейся зимы. Она почувствовала на затылке дыхание Винтера и, сцепив зубы, зажмурилась.
   «Нет, нет, нет...»
   –Человеческая душа бездонна, – произнес он. Те же самые слова, тот же шелковый шепот, что и... тогда.
   Волна отчаянного воспоминания швырнула ее в прошлое, в другую комнату с каменными стенами, где Винтер, как и сейчас, стоял позади нее. В голове у нее загудело, словно внезапно потревожили рой пчел. Ладони вспотели. Ларк сжала руки в кулаки.
   – Ты хочешь меня, Ларк. Я вижу это по твоим глазам.
   – Нет!!! – яростно прошептала она.
   Как и тогда, он провел пальцем по ее шее.
   –Раньше ты не говорила «нет», Ларк. И теперь не скажешь. Ты все еще думаешь о той ночи, когда отдалась мне. Я знаю.
   Прошлое неумолимо возвращалось. Вместе с ним возвращался стыд. Рыдания застряли у нее в горле. Ларк всем телом подалась к окну. Покончить с этим унижением и больше никогда не испытывать стыда за тот страшный грех!
   – Тогда ты взял меня силой!
   Он с улыбкой подошел ближе, и отвратительный запах серной амбры напомнил ей о прошлом.
   –Нет, Ларк. Ты все помнишь не хуже меня. Ты попросила меня...
   – Я просила тебя, чтобы... – Она замолчала на полуслове, потому что воспоминания больше не позволяли ей лгать. Она впервые осознала, что действительно произошло в ту ночь. После стольких лет спасительного забытья она посмотрелаправде в глаза. – Я просила, чтобы ты любил меня, – сказала Ларк и, чувствуя, как тошнота под – бирается к горлу, добавила: – Прости меня, Господи, но я сделала это.
   –Да, Ларк. И сейчас это повторится. – Он протянул к ней руки.
   И вдруг прошлое разлетелось, как разбитое от ветра стекло. Она освободилась от его власти. Да, она просила Винтера. Она позволила ему взять ее тело, наполнить его соблазнительной похотью. После стольких лет она могла признаться в этом. Винтер продемонстрировал свою власть над ней, и она подчинилась. Для него это была месть отцу, а Ларк просто стала объектом этой мести.
   –Ты больше не запугаешь меня, – сказала она. – Ты потерял власть надо мной.
   –Как ты глупа, малышка Ларк! – С этими словами он внезапно протянул руки, чтобы обнять ее.
   – Нет! – Она схватила жаровню за подставку и швырнула в Винтера. Пылающие угли полетели ему в лицо.
   Винтер взвыл от ярости и боли. Ларк бросилась к двери и, как безумная, побежала по узкой лестнице вниз. Оказавшись в холле, она с огромным облегчением обнаружила, что стражники ушли. Во все стороны тянулись галереи. Ларк бросилась в ближайшую из них. Она должна вырваться отсюда, должна найти Оливера прежде, чем...
   – Стой! – прогремел где-то позади крик Винтера.
   Ларк подхватила юбки и побежала, но с огромным животом это было нелегко. Сворачивая то направо, то налево, она бежала вверх и вниз по лестницам и наконец оказалась перед узким коридором, ведущим в темноту. Одна дверь в коридоре оказалась приоткрыта. Из нее струился слабый свет. Услышав гулкие шаги преследователя, Ларк скользнула в дверь.
   Комната оказалась часовней, маленькой и уютной, с двумя горящими свечами. Ларк заморгала, пытаясь привыкнуть к темноте. Возле алтаря на молельной скамеечке преклонила колени одинокая фигура.
   Ларк чуть не вскрикнула.
   Женщина медленно, словно движения причиняли ей боль, обернулась. Ее, должно быть, когда-то красивое лицо сейчас было измученным и бледным, взгляд остекленел, губы посинели.
   Немного придя в себя, Ларк присела в реверансе.
   – Ваше величество! – произнесла она дрожащим голосом.
   Королева Мария протянула ей руку.

17

   – Как ты мог потерять ее?Епископ Боннер был в ярости.
   Винтер втянул голову в плечи. Недовольство Боннера жгло его сильнее, чем раскаленные угли, которые швырнула в него Ларк. Выглядел он ужасно. Лицо покрылось волдырями, волосы опалены, одежда превратилась в лохмотья.
   –Милостивый государь, эта женщина явно сумасшедшая. Я не мог предположить, что она как бешеная набросится на меня.
   –Но ты мог взять с собой стражников или слуг.
   – Я вынужден был соблюдать осторожность, вы же знаете. Я взял двух недотеп испанцев, но они упустили ее.
   – Вы, милорд, никогда толком не знали, кому можно доверять, а кому нет. – Суровое лицо Боннера не предвещало ничего хорошего. Возможно, он больше, чем кто-либо в королевстве, имел причины желать, чтобы трон занял наследник, исповедующий католицизм, а не хитрая и ненадежная Елизавета.
   Единственным человеком, который хотел этого больше, чем Боннер, был сам Винтер. Эта мысль родилась в голове стеснительного, брошенногоотцом мальчика много лет назад и окрепла за долгие годы, которые он провел возле своей красивой и ожесточившейся матери донны Елены. Она учила Винтера двум главным вещам: служить богу и быть мстительным.
   Забрав у Ларк ребенка и отдав его королеве, он выполнит оба ее завета. Более того, он навсегда подчинит Ларк себе. Теперь он добьется своего. Он уже несколько лет пытался покорить ее волю и добился бы своего, если бы не появился Оливер де Лэйси. Этот мерзкий негодяй пробудил в Ларк уверенность в себе, и она ускользнула из рук Винтера навсегда. А может быть, еще не все потеряно?
   Винтер посмотрел на вздувшийся на руке волдырь. Он должен вернуть Ларк. Он сломит ее волю и подчинит себе. От этого зависит его честь.
   Идея подсунуть королеве новорожденного младенца была слишком хороша, чтобы делиться ею с Боннером. Он сам должен помочь любимой королеве осуществить самую страстную ее мечту. Эта женщина представляет для нас опасность. – Боннер медленно расхаживал взад и вперед по турецкому ковру в роскошных апартаментах. – Ее никто не должен видеть, кроме тебя и твоих слуг. Это понятно?
   – Конечно, ваша светлость.
   – Нужно ли мне еще что-то говорить?
   – Нет, ваша светлость.
   – Когда ее поймают, – произнес Боннер, беря из вазы на столе большой апельсин, – проследи, чтобы она умерла во время родов.
   Ложь – грех, а ложь королеве – грех вдвойне.
   Опустившись перед королевой Марией на колени, Ларк рассказала ей о своем обещании умирающему Спенсеру и о своем поспешном браке с Оливером де Лэйси.
   – Де Лэйси? – устало переспросила королева. Ее руки лежали на огромном животе. Это было ужасное, неестественное вздутие, не имевшее ничего общего с беременностью. Застывшее лицо, обвисшие щеки. Королева умирала. Ларк была в этом совершенно уверена.
   – Де Лэйси из Линакра. – Ларк старалась не выдать своего волнения. – Его отец – граф Лин-лей.
   – Я знаю. Стивен де Лэйси отправился на корабле в погоню за своей дочерью и протестантским мятежником. Вы знаете об этом что-нибудь, миледи?
   У Ларк екнуло сердце. От стояния на каменном полу у нее заболели колени. Молчание нарушила барабанная дробь. «Это в Смитфилде», – подумала Ларк. Отчаяние придало ей смелости. Она была готова бросить вызов самой королеве, только бы вовремя успеть к Оливеру. Главное – скрыться от Винтера.
   Королева покачала головой.
   – Не отвечайте. Правда осудит вас перед лицом закона. А ложь – перед лицом господа.
   Ларк облегченно вздохнула. Она первый раз в жизни встретилась с королевой, но не испытывала перед ней благоговейного страха. Напротив, она чувствовала странную жалость к этой женщине, чья несгибаемая вера лишала англичан свободы, а некоторых и жизни.
   Пальцы королевы, ни на минуту не останавливаясь, перебирали коралловые бусинки четок.
   – Мадам, вам плохо? – осторожно спросила она. – Позвать кого-нибудь?
   –Нет. – Мария указала на хрустальный колокольчик возле молельной скамьи. – Как только я позвоню, появятся слуги, но я пришла сюда, чтобы побыть одной и не видеть снующих вокруг врачей и заламывающих руки фрейлин.
   Через раскрытые окна донеслись негромкие крики. Губы королевы дрогнули.
   – Вы знаете, почему толпа собралась у ворот дворца?
   – Нет, мадам.
   – Ах, все вы знаете, но боитесь сказать. Они ждут моей смерти.
   Ларк закусила губы.
   –Некоторые из моих вельмож уже уехали в Хэтфилд. – Мария сжала четки с такой силой, что у нее побелели пальцы.
   В гулком церковном коридоре послышались приближающиеся шаги. Ларк похолодела и, не спрашивая разрешения встать, отошла в тень каменной колонны.
   Мария посмотрела на нее маленькими темно-карими, как у всех Тюдоров, глазами. Ларк затаила дыхание, отчаянно надеясь, что королева не кликнет стражников и не выдаст ее.
   Мария молчала. Звук шагов стих.
   – Мадам, моего мужа сегодня казнят, – сказала Ларк.
   Королева подняла голову.
   – Я знаю.
   Решившись испытать судьбу до конца, Ларк тихо сказала:
   – Я прошу вас о помиловании.
   – Ваш муж признался в ереси. Я не могу вмешиваться в священные дела церкви. Уверена, что вы понимаете это.
   –Несчастная Англия, – в бешенстве воскликнула Ларк, не заботясь больше о приличиях. – Несчастная страна, где хороших людей отправляют на смерть, а плохие получают благосклонность двора.
   Тонкие брови Марии приподнялись.
   –Кого вы имеете в виду? Я хочу знать, кого именно?
   Какое-то мгновение Ларк колебалась. Это был риск, но ярость заставила ее назвать ненавистное имя.
   – Винтер.
   На восковом лице Марии появилось недоумение.
   – Его мать Елена была любимой фрейлиной моей матери. Винтер всецело предан... мне и истинной вере.
   – Всецело преданный вам советник собирается украсть ребенка у матери!
   Мария качнулась вперед, словно тонкое пламя свечи от дуновения ветра.
   – Как вы можете обвинять его в столь низком поступке?
   –Потому что он угрожал мне. Сейчас он рыщет по дворцу, чтобы найти меня.
   – Да простит меня Христос. – Мария прислонилась к спинке молельной скамьи. – Эти слухи гуляют по Лондону с тех пор, как я вышла замуж за Филиппа.
   Она посмотрела на оплывшую свечу на алтаре, и ее лицо немного смягчилось. Бедная Мария! Больная, одинокая, она все еще любила своего мужа.
   Последняя надежда Ларк рухнула, когда Мария позвонила в хрустальный колокольчик. Сейчас ее схватят, отдадут в руки сумасшедшего и...
   В часовню вошел телохранитель.
   – Торопитесь. – Королева подняла глаза и посмотрела на Ларк. – Я даю в ваше распоряжение восемь человек охраны и лодку. Они отвезут вас в любое место, куда вы скажете. А теперь подойдите и обнимите меня.
   Ларк осторожно обняла Марию за плечи. Ей показалось, что она прикоснулась к безжизненной соломенной кукле. В ноздри ударил знакомый запах. Ларк помнила его с последних дней жизни Спенсера. Этот был запах смерти.
   – Удачи, – прошептала Мария так тихо, что никто, кроме Ларк, не мог услышать ее слов. – Когда ваш ребенок появится на свет, назовите его Филиппом, – с мучительной тоской в голосе произнесла она. Этот голос потом преследовал Ларк всю жизнь.
   Потрясенная встречей с королевой, Ларк пришла в себя только на полпути в Смитфилд и принялась молить бога, чтобы не опоздать.
   Когда Оливера вели к месту казни, он с горькой иронией вспомнил, что однажды уже все это пережил.
   Но как он изменился с тех пор. Тогда он бесстыдно молил о пощаде. Сегодня он шел полный достоинства, с высоко поднятой головой.
   И все это дала ему Ларк. Интересно, знает ли она об этом?
   Ему было приятно, что молодой евангелист Ричард Спайд спасен и женится на Наталье. Ларк тоже будет в безопасности, окруженная любовью шумного семейства де Лэйси. На трон взойдет принцесса Елизавета. Ларк даст жизнь их ребенку. Жизнь не остановится.
   При его появлении словно ветер пробежал по орущей толпе зевак. Оливер посмотрел вперед и увидел, что его ждет: палач в колпаке, его помощник, почерневший столб в центре ямы с песком.
   Вдруг вспомнился Дикон. Он никогда не знал брата, умершего от той же болезни, приступы которой периодически мучили Оливера. Он понял, что всю жизнь нес на себе груз вины. Его брат умер, а он жив.
   Оливер едва ли слышал голос, монотонно читающий ему обвинения. Не обращал вниманияна бормочущих молитвы верующих, на качающиеся кадила, на глухой ропот толпы. Он отказался от последней возможности покаяться и рассмеялся в лицо священнику.
   Многие в толпе злобно насмехались над ним, но были и те, кто требовал пощады. Мир изменился. Люди учились говорить то, что думают.
   Солдаты подвели его к столбу и подняли высоко над головой скованные наручниками руки. Тяжелая цепь легла ему на грудь. Чтобы заглушить страх, Оливер поймал в толпе взгляд какого-то мужика и подмигнул ему. Мужик отвел глаза и перекрестился. Оливер почувствовал, как холодный ветер остудил его пылающее лицо. Он услышал, что отдали приказ, увидел, как два факела коснулись хвороста на краю ямы с песком. Толпа слилась в море лиц. Гул усилился.
   Оливеру предстояло последнее путешествие, пункт назначения которого – тайна веков.
   Он услышал, как затрещали в огне сухие ветки. Маленькие юркие язычки пламени уже мелькали на краю ямы и постепенно подбирались ближе. Сможет ли он вынести боль?
   Где-то в толпе заплакал ребенок.
   Шипение и треск усилились.
   Вот и все. Ожидание окончено.
   Крики мольбы уже были готовы сорваться с его губ. Он уже открыл рот, чтобы просить о пощаде, но образ Ларк вернул мужество. Ощущая горячее дыхание огня, Оливер закрыл глаза, чтобымысленно проститься с ней и ребенком, которого никогда не увидит.
   И вдруг резкий порыв ветра задул огонь.
   – Черт побери! – пробормотал палач.
   –Этот ветер, похоже, еще долго не стихнет, – сказал помощник.
   Оливер открыл глаза.
   – Принеси порох, – крикнул палач.
   «Наверное, он молод, – подумал Оливер. —Интересно, какое у него лицо?»
   Но сквозь щели колпака виднелись только глаза.
   При упоминании о порохе толпа оживилась. Зрелище обещало стать более захватывающим. Жадные до развлечений горожане смотрели на Оливера сквозь тонкие струйки дыма и жались к заграждениям вокруг ямы.
   –Смерть еретику Оливеру де Лэйси! – раздался чей-то крик.
   – Боже, спаси меня от проклятий идиотов, – крикнул Оливер в ответ.
   – Ты сгоришь в аду! – взвыл кричавший.
   – Поцелуй мне задницу, – ответил Оливер и пожалел, что не может сопроводить эти слова соответствующим жестом.
   – Славен бог на небесах, – раздался другой голос.
   Его подхватили многие, требуя помилования.
   – Сгори в аду, Оливер де Лэйси, – взвизгнула какая-то старуха.
   Оливер прищурился и сквозь клубы дыма разыскал ее в толпе. На мгновение ее глаза испугали его. Они были такие же огромные, серые, как...
   «Галлюцинации», – решил он.
   – Иди в свой курятник вместе с остальными ощипанными гусынями, старая карга, – крикнул Оливер в ответ и окинул взглядом толпу. – В свои последние минуты на земле я не желаю видеть эту страшную ведьму.
   Толпа взвыла от смеха.
   Между тем палач разложил на потрескивающих дровах толстые мешочки с порохом. Один из них с шипением вспыхнул. Повалил густой желтый дым, который бархатным занавесом опустился перед глазами Оливера. Старая ведьма и вся остальная толпа постепенно исчезли из виду.
   В глазах сильно защипало, перехватило дыхание, и внезапно начался приступ удушья. Так. Значит, в конце концов болезнь все же убьет его. Почему он думал, что сможет обмануть ее?
   Оливер почувствовал, как все дальше и дальше скользит по темному узкому туннелю. Он уже бывал здесь раньше. Только в прошлый раз еле заметные вспышки света освещали путь назад. Сейчас туннель был совершенно темный и пустой. Оливер собрал последние силы, чтобы прошептать одно-единственное слово:
   – Ларк!
   Скользнув под заграждения, Ларк бросилась в гущу дыма. Ее рваная одежда, купленная у нищенки за шиллинг, взметнула на тлеющих ветках столб искр.
   – Вернись, полоумная! – кричала толпа. – Порох сейчас взорвется!
   Ларк ничего не слышала. Она старалась рассмотреть в этом кромешном ужасе фигуру палача.
   В маске и колпаке Кита совершенно нельзя было узнать.
   – Сейчас я отвяжу его, – нервно сказал Кит.
   – Он уже умер, – всхлипнул его помощник в такой же маске и колпаке.
   – Нет, Белинда! – крикнула Ларк в ужасе. – Скорее. Дым сейчас рассеется.
   Они провозились дольше, чем планировали, так как Оливер был без сознания. С большим трудом все-таки удалось надеть на него монашескую рясу. Кит и Белинда сорвали маски, колпаки и хитоны палачей и побросали их в огонь.
   – Дорогу! – скрипучим голосом закричала Ларк, расчищая палкой путь в толпе. – Святому отцу плохо! Ему нужен свежий воздух!
   Кит, как ребенка, нес Оливера на руках. «Пожалуйста, сделай так, чтобы с ним все было хорошо, – взмолилась Ларк, когда они проходили мимо статуи святого Варфоломея. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
   – Вот так чудо! – крикнул кто-то в толпе. Уверенная, что их раскрыли, Ларк приготовилась бежать. На мгновение она обернулась и посмотрела назад. Дым достаточно рассеялся, чтобы стало видно, что столб пуст.
   – Рука господа взяла его на небеса, – раздался другой голос.
   – Хвала Иисусу!
   – Даже останков этого смертного не осталось!
   – Славен день!
   Люди упали на колени. Оливера провозгласили мучеником, и многие тут же перешли в протестантство. Испуганные и смущенные священники махали руками, призывая сохранять спокойствие, и безуспешно пытались унять толпу.
   Когда беглецы уже покинули Смитфидд, Ларк почувствовала странную боль, словно что-то сжалось у нее глубоко в животе.
   Белинда, в черных гамашах и плаще, обняла Ларк.
   – Ты выглядишь ужасно.
   –Слишкоммногоприключений за один день, – слабо улыбнулась Ларк.
   – С Оливером все в порядке?
   – Лучше быть не может, – сказал Кит.
   Они достигли реки и сели в ожидавшую их лодку. Кит уложил Оливера на дно, а Ларк опустилась рядом и положила его голову себе на колени. Бледное, с посиневшими губами лицо Оливера покрывал толстый слой копоти.
   –Оливер! – прошептала она, радуясь налетевшему порыву ветра. – Оливер!
   Она зачерпнула немного воды и побрызгала ему на лицо. Оливер закашлялся, сделал глубокий вдох и открыл глаза.
   –Боже правый! Я умер и попал в ад. Поди прочь, гарпия! – застонал Оливер, пытаясь встать, и чуть не перевернул лодку.
   Ларк весело рассмеялась. Она скинула с головы капюшон, и ее волосы тут же подхватил порыв ветра.
   Выражение лица Оливера в этот момент навечно останется в ее памяти.
   – Ларк! – крикнул он хриплым голосом.
   – Да, любовь моя. Мы везем тебя в безопасное место.
   Оливер посмотрел на Кита и Белинду.
   – Подозреваю, вы оба тоже приняли участие в моем спасении. Моя сестра и лучший друг были моими палачами! – изумился Оливер. – Вы отлично сыграли свои роли. Я ни о чем не догадался.
   – Ты и так был достаточно дерзок, – сказала Белинда, смахивая слезу и притворяясь, что ей в глаза попала грязь. – Если бы ты знал, что у тебя есть шанс на спасение, ты вообще был бы невыносим.
   Оливер сел, обнял Ларк и крепко поцеловал. Это был самый сладкий, самый волшебный поцелуй в ее жизни, потому что она уже не надеялась когда-нибудь увидеть Оливера. Даже когда боль в животе снова заявила о себе, она только улыбнулась. Но уже через несколько минут новый приступ согнул ее пополам.
   Кит достал флягу и протянул Оливеру.
   – Хочешь кларет?
   – К черту вино, – ответил Оливер, во все глаза глядя на Ларк. – Она рожает.

18

   – Девочка, – прошептала Белинда, выходя на цыпочках из спальни в Хэтфилде.
   – Какая девочка? – пробормотал Оливер, отнимая руки от давно не бритого лица. Несмотря на значительный риск, принцесса Елизавета позволила им укрыться в одном из домов на территории Хэтфилда и даже предложила помощь своего врача, который затем охотно уступил место деревенской повитухе. Роды Ларк длились всю ночь и большую часть следующего дня. Оливер провел это время в лихорадочном волнении, расхаживая по комнате и чертыхаясь.
   – Твой ребенок, – сказала Белинда с усталой, но счастливой улыбкой. – У тебя дочка, Оливер, и ужасно своенравная. Хочешь посмотреть?– Дочка? – глупо переспросил он, с трудом ворочая языком.
   Белинда взяла его за руку и повела в комнату. Здесь было темно, пахло травяными мазями и кровью, и в какое-то мгновение Оливеру захотелось выбежать прочь. Ларк лежала на подушках со свертком в руках. Она была бледна, влажные пряди волос прилипли к щекам. Ее глаза больше не напоминали ему о дожде. Они были серо-голубыми, как море в солнечный день.
   Он опустился на колени возле кровати.
   – Привет, любовь моя.
   Ее лицо немного изменилось: в нем смешались усталость и удовлетворение, а глаза мечтательно смотрели на ребенка, словно она находилась где-то далеко, куда Оливер не мог дотянуться.
   Тревожная мысль внезапно кольнула Оливера. Ларк сказала ему о своей любви в Тауэре в тот момент, когда на спасение не было надежды. Сказала, чтобы утешить его перед смертью?
   Ларк протянула ему сверток.
   – Поздоровайся с дочерью, Оливер. Трясущимися руками он отвернул край одеяльца и увидел сморщенное красное личико и открытый рот, издающий мяукающие звуки.
   – Это наш ребенок?
   – Разве не красавица?
   Он не мог отвести глаз от крошечного личика. Пытаясь не выдать свой страх, Оливер как можно осторожнее сел на кровать и коснулся младенца руками. Ребенок перестал плакать.
   – Больше чем красавица. Если бы я не провел на ногах всю ночь, я бы подобрал слова получше.
   Наступило долгое молчание. Оливер испугался, что его худшие опасения подтверждаются. Она солгала ему, говоря о своей любви. Молчание становилось невыносимым.
   – Я люблю тебя, Оливер, – сказала Ларк, поднимая глаза.
   Крестины проходили в маленькой часовне в Хэтфилде. Ларк стояла в ожидании Кита и Бе-линды, которым предстояло стать крестными родителями малышки. Она смотрела в большое круглое окно и размышляла о прошедших днях.
   По Англии ходили слухи, что королева не встает с постели. Некоторые священники отчаянно пытались найти способ сохранить старую веру. Другие считали, что еще не овдовевший король Испании должен жениться на принцессе Елизавете. А большинство просто покинуло королеву, бесстыдно сбежав из Сент-Джеймского дворца.
   Еще лондонцы шептались о чуде, случившемся в Смитфилде, а Винтер Меррифилд, объявленный королевой преступником, сколотил банду наемников и ждал подходящего случая, чтобы отомстить Ларк.
   Ларк стояла в скромной, но красивой часовне Хэтфидд-хауз и безмятежно смотрела в большое круглое окно, где цветными стеклами была выло жена роза Тюдоров.
   В комнату вошел Оливер с ребенком на руках. Девочка спала.
   – Я сделал это, – гордо сказал он.
   – Что сделал? – Ларк пыталась сохранить на лице торжественное выражение, но не смогла сдержать улыбки.
   –Перепеленал ее, – ответил Оливер и по-, краснел до ушей.
   – Где Кит и Белинда?
   – Будут с минуты на минуту. – Оливер осторожно покачивался взад и вперед – привычка, которую он приобрел, убаюкивая дочку по ночам. – Интересно, Бесс придет? Я просил ей передать. Она читает в саду.
   Ларк представила принцессу, сидящую под любимым дубом с книгой в руке.
   –Ей есть о чем подумать, – сказала ему Ларк. – Она каждую минуту ждет известий о смерти сестры.
   У Ларк больно сжалось сердце. Правление Марии принесло Англии много несчастий. Она потеряла Кале – последний оплот Англии во Франции. Ее борьба за восстановление монастырей истощила казну. Она окружила себя ненавистными испанцами. Но женщина, которую увидела Ларк в темной часовне, вызывала ее сочувствие.
   У ворот раздались крики и звуки труб.
   «Наверно, новые почитатели Елизаветы», – подумала она.
   Сейчас, когда в жизни Ларк исполнились все самые ее заветные желания, когда она была на седьмом небе от счастья, настал наконец момент, когда она должна рассказать Оливеру всю правду о своем прошлом.
   – Оливер?
   Он не отрывал любящего взгляда от ребенка.
   – Да, любовь моя. Ты заметила, как она смотрит на меня? Она знает, что я ее папа. Что я тот, кто любит ее больше всех...
   – Оливер, я должна тебе кое-что сказать.
   По ее сдавленному голосу он понял, что Ларк беспокоит что-то серьезное.
   – Да?
   – Это касается Винтера.
   – Это неважно.
   –Важно. Я не хочу иметь от тебя никаких секретов.
   Оливер тяжело вздохнул.
   – Я должна все тебе рассказать. Три года назад, когда Винтер впервые приехал в Блэкроуз...
   У нее перехватило дыхание, и она умолкла.
   – Он изнасиловал тебя?
   Ларк замялась. Она знала, что Оливер выразит свое сочувствие и не будет осуждать ее, если она скажет, что стала невинной жертвой посягательств Винтера. Но это будет не вся правда.
   –Оливер, он не принуждал меня. Я влюбилась в него. Он был умен, привлекателен. Он заставил меня почувствовать себя женщиной. Но я дурно поступила. Я согрешила. Я предала Спенсера.