Позади раздался хриплый шепот:
   — Плохая примета. Ужасное предзнаменование. Я говорил, что так оно и будет.
   Ранд резко повернулся и пронзил гневным взглядом широкое мясистое лицо Эдварда Йоркского.
   — Держите свои мысли при себе, сэр.
   — Это ваша жена-француженка наугад бросает саван.
   Увидев, что Ранд сжал кулаки, Лианна придвинулась ближе.
   — Он провоцирует тебя. Не обращай внимания.
   — Я жду, когда вы извинитесь перед моей супругой, Ваша Светлость.
   — Ха! Я благородный человек, — полное тело герцога Йоркского затряслось от негодования. — Но я не приношу ошибочных извинений, особенно француженке.
   — Вы слишком высокого о себе мнения, — не сдержавшись, выпалил Ранд. — Вероломство у вас в крови. Всем хорошо известно о вашей роли в заговоре против отца короля.
   — Молодой король милостив ко мне, — огрызнулся герцог Йоркский. — Генрих вернул мне все титулы, отобранные Болинброком. Вам следует помнить о моем высоком положении.
   Герцог посмотрел на Лианну и хотел еще что-то добавить, но, взглянув на сжатые кулаки Ранда, решил не рисковать. Что-то пробормотав себе под нос, он резко повернулся и зашагал прочь.
   Опять раздался крик дозорного, на этот раз его голос звенел не от ужаса, а от восхищения.
   — Лебеди! Лебеди Ланкастера!
   Запрокинув голову, Лианна как зачарованная смотрела на птиц. Подгоняемая ветром, стая летела на восток. Лебеди сверкали волшебной белизной в лазурном небе, расправив огромные крылья и вытянув прекрасные шеи. Охваченная дурным предчувствием, Лианна наблюдала за ними, пока не заболели глаза.
   * * *
   Из уважения к Лианне, несмотря на протесты герцога Йоркского и ему подобных, барону и баронессе Лонгвуд отвели тесную, но зато отдельную каюту.
   — Что ты думаешь о короле Генрихе? — спросил Ранд, когда они остались вдвоем.
   — Он… величественный, — Лианна посмотрела на мужа широко открытыми глазами. — Я поняла, к какому типу людей относится ваш король. Он из того же материала, что и мой дядя, герцог Бургундский. Они оба словно сотканы из решительности, острой проницательности и жестокости.
   Ранд согласно кивнул, удивляясь проницательности своей жены. Лианне хватило лишь одной встречи с королем Генрихом, чтобы проникнуть в его честолюбивое сердце.
   — Разрешая мне плыть вместе с английским флотом, он сделал меня своей должницей, — она пристально посмотрела в глаза Ранда.
   Что-то в этом взгляде заставило похолодеть сердце барона.
   — В чем дело, любовь моя?
   — Ранд, что ты должен королю Генриху?
   По тому, как Лианна спросила об этом, чувствовалось, что она не раз обдумывала этот вопрос.
   — Я поклялся защищать его право быть королем Англии, — он глубоко вздохнул, зная, что следующие слова потушат выжидательный огонек в ее глазах. — И Франции.
   Огонек, действительно, погас. Ранд притянул жену к себе и погрузил пальцы в шелк ее волос.
   — Лианна, мы оба давно знали, что нам не уйти от этого, — сказал он, прижимая ее голову к своей груди. — Скоро я должен буду передать Буа-Лонг в руки короля Генриха.
   «И скоро, — горько подумала Лианна, — я буду вынуждена остановить тебя». Даже сейчас, нежно прижимаясь к мужу и ища у него утешения, она знала, что не сможет открыть крепость для английской армии. Англичане не должны перейти Сомму и продвинуться в глубь Франции.
   Лианна тяжело вздохнула. Кончилось время надежд и ожиданий, настало время решительных действий.
   Она отодвинулась и посмотрела Ранду в глаза.
   — Ты меня любишь? — прошептала Лианна.
   На его лице отразилось удивление.
   — Разве я не говорил тебе об этом сотни раз?
   — Повтори еще раз, — с отчаянием в голосе попросила она.
   Ранд поцеловал ее лоб, губы.
   — Я люблю тебя, Лианна. Я люблю тебя, как лилии любят солнце и росу.
   Лианна взяла лицо мужа в свои ладони. «И я люблю тебя», — кричало ее сердце, но она не произнесла вслух этих слов, потому что не могла любить английских львов.
   Лианна набрала побольше воздуха и медленно сказала:
   — Любишь ли ты меня достаточно сильно для того, чтобы… отвернуться от короля Генриха? Закрыть замок для английской армии?
   Ранд отдернул голову, словно ее руки превратились в раскаленные угли; он задыхался. Лианна потянулась к нему опять, но Ранд уклонился от объятий.
   — Боже мой, — прохрипел он. — Боже мой! Не могу поверить, что ты просишь меня стать предателем.
   Она гневно поджала губы.
   — Неужели это хуже, чем измена, которую ты навязываешь мне?
   — Генрих дал мне земли, титул.
   — Ты чуть не погиб из-за него.
   Ранд покачал головой.
   — Это все Жерве, который собирался присвоить Буа-Лонг. Всему виной интриги, которые ты затеяла с его отцом, который, к слову сказать, уже мертв.
   Лианна отпрянула.
   — Как ты смеешь упрекать меня в том, что я всеми силами борюсь за независимость Франции? Будь ты проклят, Ранд! Я подарила тебе дом, наследника. Неужели ты ничего не дашь мне взамен?
   — Ты хочешь, чтобы я нарушил клятву верности? — тихо спросил он. — А как же честь, Лианна?
   Лианна судорожно сглотнула, отдавая себе отчет, что просила мужа стать предателем, совершить бесчестный поступок, отказаться от своих идеалов, но не могла поступить иначе.
   — В противном случае Франция попадет под зависимость Англии, — прошептала она.
   — Генрих обезглавил Скроупа, своего давнишнего друга, — напомнил Ранд. — Как, ты думаешь, он поступит со мной?
   Лианна вспыхнула.
   — Генрих не казнит тебя. Французы убьют его. Он сам делает все, чтобы скорее расстаться с жизнью.
   Ранд дотронулся до ее щеки и проникновенно посмотрел в глаза.
   — Я не предам Генриха. Неужели тебе недостаточно моей любви? — спросил он.
   Молчание Лианны было достаточно красноречивым.
   И тут его осенило. Весь этот год прошел словно в сладком сне. Нежность, податливость жены, ее восхищение им — оказались всего лишь игрой. Каждая лучезарная улыбка, каждое прикосновение предназначались только для того, чтобы глубже затянуть его в свои сети. Господи, каким же Ранд был глупцом! Он поверил, что Лианна, действительно, любит его, хотя она всегда отказывалась признать это.
   — Сука.
   Ранд произнес ругательство со спокойной угрозой.
   В своем испуге Лианна показалась ему невероятно красивой.
   — Что ты сказал?
   — Сука, — повторил он уже по-французски.
   Лианна дернулась, словно Ранд ударил ее.
   — Тогда все это была ложь, да? — он яростно схватил жену за плечи. — Твоя нежность, твоя привязанность? Ты хотела только использовать мою любовь, а потом обезглавить за измену?
   — Нет, я не хочу твоей смерти.
   — Признайся, Лианна, — Ранд приблизил к ней свое лицо. — Признайся, что ты только разыгрывала из себя любящую жену, чтобы заманить меня в сети измены.
   — Я считала, что если ты, действительно, любишь меня так, как утверждаешь, то не причинишь мне боли, отдавая мой замок королю Генриху.
   — Наш замок, — проревел он. — Или ты забыла об этом? Любовь — не оружие, которое ты можешь испытывать как одну из твоих пушек.
   — А ты боишься испытаний, Ранд?
   Ему показалось, что он задыхается.
   — А что ты скажешь о себе, Лианна? Сможешь ли ты отказаться от преданности Франции ради любви?
   На ее ресницах дрожали слезы.
   — Я не звала тебя, Ранд. Я делала все возможное, чтобы не выходить за тебя замуж.
   Эти слезы разрывали его сердце, но Ранд постарался придать твердость своему голосу.
   — Я ведь любил тебя, Лианна. Я любил тебя, когда считал простой девушкой, которой нравилось стрелять…
   Она обеими руками закрыла себе уши и закричала:
   — Ты просто боишься подвергать себя риску. Ты доказал мне, что твоя преданность королю Генриху выше любви ко мне.
   — Так же, как и твоя преданность Франции выше любви ко мне.
   Из ее глаз хлынули слезы.
   — Я никогда не говорила, что люблю тебя.
   В горле у Ранда застрял комок.
   — Я предан королю Генриху еще и потому, что по-прежнему люблю тебя, — хрипло настаивал он. — Ты видела, как он силен. Через несколько недель Генрих будет править Нормандией и Пикардией, если не всей Францией, — Ранд встал. Ему хотелось ходить, но теснота каюты не позволяла сделать лишнее движение. — Мне бы было не так больно, если бы ты оставалась честной до конца, Лианна, и продолжала бороться со мной. Твоя ложь заставляет меня глубоко страдать. Я любил иллюзию.
   Лианна посмотрела на Ранда взглядом раненой птицы, которого он уже давно не замечал у нее. Желая ненавидеть ее, он быстро вышел из каюты.
   * * *
   Английские корабли вошли в широкое устье реки Лизард и бросили якоря к западу от укрепленного портового города Харфлер.
   Флот подошел к берегам Франции без лишнего шума. Лишь в знак того, что объявлена война, на мачте «Тринити Ройял» развевалось королевское знамя. Король решил провести военный совет, на который собрались его братья, Томас Кларенский и Хамфри Глочестерский, кузен Эдвард Йоркский, два епископа, восемь вельмож, в том числе и Ранд.
   — Мы будем стоять здесь на якоре до завтрашнего утра, — сообщил Генрих. — Пока не произведут разведку местности, все остаются на кораблях. И никакого разбоя, — напомнил он. — Никакого грабежа крестьян, никакого насилия над женщинами, — при этих словах Генрих выразительно посмотрел на развратного Эдварда Йоркского. — И никаких излишеств. Люди Хар-флера находятся под моим покровительством. Мы служим великим целям, а не своей корысти.
   Ранд глубоко вздохнул и тут же поморщился: теплый ветер доносил с болот гнилостный запах. В его душе кровоточила нанесенная Лианной рана.
   — А ты вместе со своей женой должен покинуть корабль в течение часа, — обратился к Ранду король. — Ее присутствие вносит сумятицу.
   Ранд молча кивнул. Слухи о красоте Лианны и ее смелом обращении с Генрихом облетели весь флот.
   Но все, кто восхищался его женой, конечно же, не подозревали о жестокости и бессердечности Лианны, с горечью думал Ранд.
   — Скачи что есть духу в Буа-Лонг и удержи для меня замок любой ценой, — сказал Генрих. — От успеха этого предприятия зависит наша дальнейшая судьба, а может, и исход всей войны.
   Рука короля так долго покоилась на плече Ранда, что он сумел в полной мере ощутить весь груз ответственности за данные когда-то обещания. Ранд твердо посмотрел в глаза Генриху, который в свое время мог бы умереть, не окажись он поблизости от заговорщиков со своей арфой. Длинные изящные пальцы короля напомнили Ранду о том, что когда-то именно эта рука посвящала его в рыцари, вручила ему шпагу.
   Он вспомнил о Лианне и о ее невыполнимом требовании.
   — Я удержу для вас замок, Ваше Величество.
   — Да благословит тебя Бог, Ранд.
   Они обменялись крепким рукопожатием.
   * * *
   Все сто миль от Харфлера до Буа-Лонга, которые им пришлось преодолеть верхом на лошадях, Лианна глубоко страдала. Ее душа разрывалась на части от любви к Ранду и необходимостью защищать интересы Франции.
   В Фекане, в небольшой таверне, больше похожей на лачугу, они узнали, что к королю Карлу вернулся здравый смысл и он отдал приказ готовиться к войне.
   А для Лианны стало открытием, что Ранд способен впасть в такое непробиваемое молчание, что порой ей казалось, что он спит в седле.
   В Аркезе, на переправе через реку им сообщили, что Генриха ожидают в Булони, и поэтому Карл д'Алберт, главнокомандующий Франции, приказал стягивать туда войска.
   А Ранд с удивлением обнаружил, что Лианна может длительное время скакать без передышки, совсем как заправский воин. За всю дорогу он не услышал от жены ни одной жалобы.
   В Гамашезе, где они скрывались в монастыре, до них дошли слухи, что во много раз возросли налоги с населения в королевскую казну и что герцог Бургундский отказался присоединиться к Арманьяку и находится сейчас в своем дворце в Льеже.
   Ранд убедился, что, несмотря на безумное требование Лианны предать английского короля, он все еще любит ее.
   Лианна тоже поняла, что несмотря на настойчивое стремление Ранда передать Буа-Лонг в руки английского короля, она по-прежнему любит своего мужа.
   Лианна украдкой взглянула на Ранда и увидела, что он также наблюдает за ней. Она догадывалась, что они думали все это время об одном и том же. Когда-нибудь войне придет конец. Как им жить друг с другом, что ожидает их в будущем?
   — Вот мы и дома, — тихо сказала Лианна.
   — Дома, — словно это повторил Ранд. — Однажды я подумал, что этот замок, действительно, стал моим домом.
   Она почувствовала острую боль в груди, потому что в его словах была правда. Картины прошлого, одна за другой, проплыли перед ее мысленным взором: вот они вместе сидят за столом, предаются безудержной страсти в их спальне, играют со своим сыном. Буа-Лонг был для них настоящим домом, когда Лианна и Ранд радовались первому зубу Эймери, когда сажали вишневое дерево или засыпали в объятиях друг друга.
   Теперь сын находился в Англии, а его родители хоть и оставались по-прежнему вместе, но сердца их были врозь.
   — Буа-Лонг все еще мой дом, — тихо проговорила Лианна. — Это ты стремишься превратить его в английский бастион.
   — Только для того, чтобы не превращать замок во французские развалины.
   Их взгляды скрестились, а руки решительно сжались в кулаки.
   Когда Ранд и Лианна вошли в замок, их сердца отказывались стучать друг для друга.

Глава 20

   Прошло две недели с тех пор, как они вернулись в Буа-Лонг. Лианна в одиночестве сидела у окна и занималась обычными хозяйственными подсчетами. В этом году, благодаря стараниям Ранда, урожай зерновых оказался значительно выше, чем в прошлом.
   Лианна сосредоточенно перебрасывала бусины на счетах, потом неожиданно о чем-то задумалась, водя пальцем по подбородку. Раньше она довольно быстро справлялась с этой работой, не отвлекаясь на разные мелочи. Лианну ждали другие неотложные дела хозяйки замка, которые заполняли ее день. Но сейчас, когда сын находился далеко, а Ранд отвернулся от нее, все валилось из рук баронессы, она ощущала внутри себя пустоту.
   Лианна узнала, что утрата любви переносится гораздо тяжелее, чем ее отсутствие.
   * * *
   На площадке для турниров Ранд приказал переставить столб для метания копья и попросил Роланда испытать новую мишень. Затем он повернулся к Пьеру и Жану, которые, дурачась, сражались друг с другом. В прежние времена Ранд живо интересовался всем этим и принимал самое активное участие в тренировках и поединках. Но сейчас у него ни к чему не лежала душа, Ранд страдал без веселых криков Эймери и нежных рук Лианны.
   Он узнал, что даже иллюзия любви гораздо предпочтительнее ее отсутствия.
   * * *
   К неудовольствию Лианны, в отчете не оказалось цифр об урожае ржи с восточных полей. Лианна закрыла чернильницу и отложила в сторону бумаги, решив выяснить все у мужа. Ранд должен знать эти данные: он вел записи так же тщательно, как и Лианна. Правда, в последнее время муж не склонен отвечать даже на самые простые вопросы.
   Мысль об этом болью отозвалась в сердце Лианны.
   С сыном ее разделяло море, а с мужем разлучила война. Хотя она старалась не подавать виду, страдание разъедало душу Лианны, оставляя глубокие невидимые шрамы.
   Отодвинув стул, баронесса поднялась и решительно направилась на площадку для турниров. Заметив мужа, она сделала ему знак рукой, и он медленно двинулся ей навстречу. Множество любопытных взглядов сразу же обратилось в их сторону. От обитателей замка трудно было что-то скрыть, слишком напряженными стали в последнее время отношения между супругами.
   Не обращая никакого внимания на окружающих, Лианна невозмутимо произнесла:
   — Я бы хотела поговорить с тобой об урожае ржи.
   С непроницаемым выражением лица Ранд повел жену в сад, где над жимолостью лениво гудели пчелы и радовали глаз цветы позднего лета.
   «Когда-то он научил меня любить красоту цветов», — с болью подумала Лианна, а вслух сказала:
   — Мне нужны цифры урожая ржи.
   — Я велю Батсфорду принести их тебе, — немного хрипло ответил Ранд. — Это все?
   Их глаза встретились, и Лианна почувствовала, как у нее комок подступил к горлу.
   — Пожалуйста, — тихо сказала она, не в силах остановиться. — Пожалуйста, не открывай Буа-Лонг королю Генриху.
   Боль исказила лицо Ранда.
   — Ты опять просишь меня о том, что я не в силах тебе дать, — нетвердой рукой он заботливо поправил светлую прядку волос у нее на виске. — Лианна, пусть армия пройдет незамеченной, — пытался убедить Ранд жену. — Ты — моя супруга. Ни один француз не осудит тебя за то, что ты выполнила волю мужа.
   Разозленная и разочарованная его словами, она отрезала:
   — Меня совершенно не интересует, что скажут другие. Я не смогу жить в мире сама с собой, если не попытаюсь остановить армию Генриха.
   — А я не прощу себе, если не попытаюсь помочь ему получить корону Франции.
   — Итак, мы по-прежнему находимся в тупике, — холодно заметила Лианна.
   — Да.
   Она с трудом сдержала готовые вырваться наружу слезы. Господи, неужели этот бесчувственный незнакомец и есть тот человек, который клялся, что любит ее? Неужели все, что между ними было, значит для него меньше, чем его обещание королю Генриху, а для нее — меньше, чем безоглядная преданность Франции?
   — Когда-нибудь эта война закончится, — сказала Лианна. — Что тогда? Что будет с нами?
   Глаза Ранда потеплели, таящаяся в их глубине печаль разрывала ее сердце.
   — Это зависит от того, как сильно мы любим друг друга, Лианна, и насколько умеем прощать.
   — Я не смогу ни любить, ни простить человека, который поставил честолюбивые планы своего короля выше жены и сына, — выпалила она.
   — Я также не смогу ни любить, ни простить женщину, которая просит своего мужа стать предателем.
   Лианна разрыдалась. Проклиная в душе все на свете, Ранд нежно притянул ее к себе.
   — Господи, Лианна, мы оба говорим совсем не то, что думаем. Неужели мы не можем прийти к согласию?
   — Нет, — всхлипнула она. — Это невозможно.
   Вечером, за ужином, они молчали, лишь изредка бросая друг на друга настороженные взгляды.
   Эдит, разливая медовый напиток, нечаянно засмотрелась и выплеснула его на Лианну.
   — Как можно быть такой неуклюжей? — вспылила баронесса, чувствуя, как липкая жидкость стекает за вырез платья.
   Девушка огрызнулась.
   — После того как госпожа целый день просидит за цифрами, она становится очень раздражительной. Следовало бы больше уделять внимания вашему мужу…
   — Боже мой! Попридержи язык! — приказала Лианна.
   — Возвращайся на кухню, Эдит, — строго сказал Ранд, заметив, что его жена просто кипит от возмущения. — Быстро, — добавил он и, смочив салфетку в подкисленной воде для ополаскивания рук, принялся неторопливо чистить платье Лианны. — Не нужно срывать на Эдит свое дурное настроение, — пробормотал Ранд. — Ведь и так ясно, что твой гнев направлен на меня.
   Только присутствие других обитателей замка помешало Лианне оттолкнуть его руку. Стиснув зубы, она молча позволила Ранду ухаживать за собой.
   Если бы и сердце Лианны могло оставаться таким же спокойным. Но прикосновение рук Ранда обжигало ее, его мягкая понимающая улыбка заставляла кипеть кровь.
   — Достаточно, — сквозь зубы процедила она. — Я все равно отдам платье в стирку.
   — Я был бы только рад помочь тебе снять его.
   Взгляд Ранда скользнул по ее груди, а затем и рука последовала следом за ним.
   Лианна отпрянула, вспыхнув от негодования: на них смотрели все находящиеся в зале.
   Неожиданное появление английского посланника разрядило накалившуюся обстановку. Тяжело дыша, он подошел к столу и поклонился. Лианна с замиранием сердца молилась о том, чтобы услышать сообщение, что англичане наконец убрались восвояси.
   — Как осада? — спросил Ранд.
   — Все идет хорошо. Брат короля, Томас Кла-ренский, со своими людьми захватил склад оружия французов.
   Ранд улыбнулся, — Но к Харфлеру подошел Гокур с тремястами воинов.
   Это сообщение вызвало у Лианны улыбку.
   — Тяжелые пушки уже установлены? — поинтересовался барон.
   — Да, «Дочь короля», «Вестник» и «Лондон» — все на месте.
   Ранд удовлетворенно хмыкнул.
   — Французы, должно быть, принимают ответные меры? — вставила баронесса.
   — Увы, это так.
   Лианна довольно кивнула.
   Все последующие недели подобные доклады постоянно держали их в курсе событий.
   Английские пушки обрушивали на стены осажденного города град камней и железа.
   Французы прилагали все усилия, чтобы тут же устранять бреши.
   Молодое вино, испорченная вода и болезни стали настоящим бедствием для английской армии.
   Несмотря на военные действия, вражда между герцогом Бургундским и графом Арманьяком не прекращалась.
   Жан Бесстрашный лицемерно предложил своему зятю, дофину, подкрепление, но Луи из-за страха перед Арманьяком отказался и остался в Верноне.
   Король Генрих послал в Верной вызов, предлагая решить все спорные вопросы в честном поединке между ним и дофином Луи.
   Луи проигнорировал вызов Генриха. Его отказ смял боевой дух защитников Харфлера.
   22 сентября город пал.
   К этому времени армия Генриха заметно поредела. В ходе штурма, а также из-за болезней число вооруженных рыцарей сократилось до девятисот человек. Лучников насчитывалось всего пять тысяч.
   Генрих собирался дойти до Кале, захватывая все города и замки, которые повстречаются им на пути.
   * * *
   В конце сентября Лианна потребовала у Ранда вернуть сына во Францию.
   Лицо мужа омрачилось. Он задумчиво провел рукой по золотистой шевелюре.
   — Это по-прежнему небезопасно. Через три недели армия Генриха будет здесь. Пойми, я не могу оставить замок и не доверю никому привезти сюда Эймери.
   — Но ты обещал, что через несколько недель ребенок будет со мной.
   — Лианна, разве я предполагал, что осада продлится так долго?!
   — Я думала, что ты сдержишь свое обещание.
   В его глазах отразилась боль.
   — Я тоже скучаю по Эймери, но не хочу подвергать опасности жизнь сына.
   Лианне стало стыдно. Безусловно, Ранд любил Эймери так же сильно, как и она. Но если ослабленная армия Генриха начнет отступление и покинет Францию, он никогда не привезет сына домой. Мысль об этом придала ей решимости.
   — Да, конечно, ты не должен позволять такой незначительной мелочи, как наш ребенок, вмешиваться в твои планы относительно передачи Буа-Лонга Генриху, — с сарказмом произнесла она.
   Пропасть между ними росла. Страх за Эймери и беспокойство за свое будущее еще больше способствовали этому.
   Время тянулось бесконечно медленно. Казалось, недели не спешили сменять одна другую.
   Шла третья неделя ожидания. Однажды во время ужина к их столу приблизились Бонни и Джек. Их появление прервало царившее между ними ледяное молчание.
   — Через два дня мы собираемся пожениться, — сказал Джек. — Нам бы очень хотелось, чтобы вы спели на нашем венчании.
   — Вы оба, — добавила Бонни.
   — Я не могу, — слабо запротестовала Лианна. — Мое исполнение слишком далеко от совершенства…
   — Я слышала, как вы поете, — не согласилась Бонни.
   — Мы можем на вас рассчитывать, господин, госпожа? — спросил Джек тоном умоляющего ребенка.
   Переглянувшись между собой, Ранд и Лианна без слов решили, что их разногласия не должны омрачать счастье Бонни и Джека.
   — Мы споем на вашей свадьбе, — улыбнулся Ранд.
   Свечи золотили счастливые лица Джека и Бонни, когда они перед алтарем произносили свою клятву. Ради такого случая Батсфорд тщательно спрятал кожаные манжеты под сутану и торжественно благословил новобрачных.
   Все внимательно смотрели на Ранда и Лианну.
   Сначала Лианна решила, что ее не затруднит спеть вместе с мужем, но Бонни и Джек с многозначительным видом попросили исполнить «Песнь Песней».
   Лианна провела языком по пересохшим от волнения губами и взяла в руки арфу.
   Они запели красиво и слаженно, хотя их сердца сейчас находились далеко друг от друга.
   Глядя в глаза Ранда, Лианна дрожащим от волнения голосом выводила:
 
   Твоя любовь сильнее, чем вино:
   Я — роза Шарона
   И лилия долин.
   Муж с чувством отвечал ей:
   Моя возлюбленная сказала мне:
   «Вставай, любимый мой, и уходи».
 
   Слова и мелодия всколыхнули сладкие воспоминания в душе Лианны.
 
   Ночью я искала его, того,
   Кого ждала душа моя;
   Я искала его, но не нашла.
   В голосе Ранда слышалась боль.
   Ты похитила мое сердце
   И куда-то исчезла.
   Быть может, ты в саду
   Одна срываешь лилии..
 
   Их голоса снова слились воедино, и все вокруг перестало существовать. Они опять были вместе, в той рощице, на той полянке, где впервые встретили друг друга…
 
   Давай соединим сердца,
   Любовь сильна как смерть;
   Ничто не сможет ее погасить,
   И вечно ей гореть.
 
   Лианна неожиданно почувствовала на своей руке горячую слезу. Взглянув на Ранда, она поняла, что он тоже тронут этими вечными словами и чарующей мелодией.
   Какое-то время все молчали, потрясенные музыкой. Но вот отец Батсфорд обнял Бонни и Джека и от всей души пожелал им счастья. Словно очнувшись, окружающие стали наперебой поздравлять жениха и невесту. Пожелания сыпались со всех сторон, как и восхищенные возгласы в адрес Бонни.