Страница:
Иван Иванович смотрел далеко вперед. Не сегодня-завтра Ким и Соленый захотят перебраться из Ташкента в Ленинград или Москву. Сюда же перекачают все свои деньги. Но гораздо более важно другое. Соленый привезет с собой бриллиант. Шансов засветиться перед органами на территории России у него будет значительно больше. И уж тогда Багаев его не упустит.
Ленинград
Узбекская ССР. Ташкент
Ленинград
Узбекская ССР. Ташкент
Ленинград
Ленинград
Поразмыслив над сложившейся ситуацией, Игорь Иванович Серегин пришел к выводу, что без помощи генерала Багаева ему не обойтись. Тревожила неизвестность. Ведь Монахова в Ташкенте могли взять по подставе для того, чтобы через него получить сведения о всех делах самого Бизона. Может, они и прихватили его в Узбекистане, чтоб подальше от Ленинграда, от сферы относительного влияния Серегина. А там – расколют Монаха, и тогда – пиши пропало, полетит все к чертовой матери.
– Иван Иванович, – доверительно вещал Бизон по телефону Багаеву. – Тут как в песне: мы за ценой не постоим, нам нужна победа…
– В песне немного по-другому, – снисходительно хохотнул генерал. – Да и ситуевина у вас такая, что не время песенки распевать. Впору плакать горькими слезами. Как же вы так влипли, а?
– И на старуху, как говорится, бывает непруха…
– Проруха, – поправил Багаев. – Э-эх! Не профессионально все это, Игорь Иванович. Ну что вам стоило позвонить заранее, посоветоваться? Я ведь, вы знаете, зла никому еще в этой жизни не желал и не делал. С доброй бы душой организовали любую операцию.
– Да не было никакой операции! – в сердцах воскликнул Бизон. – Не знаю я ничего ни о каких деньгах!
– Ну-ну-ну, – успокаивающе заговорил генерал. – Что было, то было. Не дело это – оправдываться. К тому же ошибки со всеми случаются. Значит, говорите, вытащить его нужно? Дело, по правде говоря, сложное. Мы ведь не имеем права вмешиваться в республиканские расследования без особого распоряжения министра…
– Иван Иванович, не умаляйте своих возможностей, – уже просительным тоном заговорил Бизон. – Вы можете все. Если захотите, конечно.
– Одно могу сказать: я подумаю. Крепко подумаю, что тут можно предпринять. Как вы там про песенку вспоминали?.. Но – ничего не обещаю.
На том и распрощались. Бизону оставалось лишь молиться, чтобы Багаев приложил к делу освобождения Монахова все силы.
Дела с бриллиантами Краманского-Горлова пришлось временно отложить.
Лев Исаакович был крайне недоволен тем, что Бизон предложил ему подождать с переправкой камней. Он заподозрил в этом некий подвох. Но Серегин, как мог, успокоил его и заверил, что спустя максимум две недели все будет выполнено в лучшем виде.
– Иван Иванович, – доверительно вещал Бизон по телефону Багаеву. – Тут как в песне: мы за ценой не постоим, нам нужна победа…
– В песне немного по-другому, – снисходительно хохотнул генерал. – Да и ситуевина у вас такая, что не время песенки распевать. Впору плакать горькими слезами. Как же вы так влипли, а?
– И на старуху, как говорится, бывает непруха…
– Проруха, – поправил Багаев. – Э-эх! Не профессионально все это, Игорь Иванович. Ну что вам стоило позвонить заранее, посоветоваться? Я ведь, вы знаете, зла никому еще в этой жизни не желал и не делал. С доброй бы душой организовали любую операцию.
– Да не было никакой операции! – в сердцах воскликнул Бизон. – Не знаю я ничего ни о каких деньгах!
– Ну-ну-ну, – успокаивающе заговорил генерал. – Что было, то было. Не дело это – оправдываться. К тому же ошибки со всеми случаются. Значит, говорите, вытащить его нужно? Дело, по правде говоря, сложное. Мы ведь не имеем права вмешиваться в республиканские расследования без особого распоряжения министра…
– Иван Иванович, не умаляйте своих возможностей, – уже просительным тоном заговорил Бизон. – Вы можете все. Если захотите, конечно.
– Одно могу сказать: я подумаю. Крепко подумаю, что тут можно предпринять. Как вы там про песенку вспоминали?.. Но – ничего не обещаю.
На том и распрощались. Бизону оставалось лишь молиться, чтобы Багаев приложил к делу освобождения Монахова все силы.
Дела с бриллиантами Краманского-Горлова пришлось временно отложить.
Лев Исаакович был крайне недоволен тем, что Бизон предложил ему подождать с переправкой камней. Он заподозрил в этом некий подвох. Но Серегин, как мог, успокоил его и заверил, что спустя максимум две недели все будет выполнено в лучшем виде.
Узбекская ССР. Ташкент
– Стоять! – жестко скомандовал конвоир, останавливая Монахова перед дверью камеры, обитой железом и имеющей зарешеченный глазок размерами десять на десять сантиметров. – К стене!
Лязгнул замок; после чего Иннокентия Всеволодовича втолкнули внутрь. В нос ударил резкий запах параши, грязного человеческого тела и махорки. Рассчитанная на шесть человек, камера вместила не менее двадцати задержанных. Казалось, все спали. Но с появлением здесь нового обитателя люди зашевелились. Кто-то матюгнулся, кто-то перевернулся с боку на бок.
– Свежак! – донеслось из дальнего угла.
Монахов оставался стоять у двери. По всем правилам сейчас должна была состояться «прописка».
С верхнего яруса нар спрыгнул тощий мужичок, на котором были надеты лишь синие спортивные бриджи и кроссовки из кожзаменителя. Прямым ходом он направился к Иннокентию Всеволодовичу.
– Ка-а-акие мы ва-а-ажные! – начал он выписывать круги перед Монаховым, то и дело норовя пощупать его то за лацкан дорогого шелкового пиджака, то за пуговицу. – Богатенький дядя, да?
В ответ Монахов пока что молчал. Не было повода вот так с ходу затевать ссору. К тому же он знал наверняка – если в камере есть хоть один из воров, живущих по понятиям, ничего страшного ему не грозит.
– Покажь карман, фраерок! – с вызовом бросил ему тощий. И правда – потянул руки к карману брюк.
– Не суй грабки[94], пока локши[95] не протянул! – хрипло и насколько мог грозно ответил ему Монахов.
– Тю-тю-тю! Ты где суровости набрался? – деланно удивился тот.
Теперь уже в камере никто не спал. Все с нескрываемым интересом ожидали, что будет дальше. Действительно интересный тип подселился к ним в хату. Одет с иголочки, правда, физиономия разбита и клифт[96] запачкан. Наверняка непростой гусь. Такого и распотрошить не грех.
– Тебе привет, корешок, от Прасковьи Федоровны! – весело сообщил тощий.
Прасковьей Федоровной на лагерном жаргоне называли отхожее место, парашу. Иннокентий Всеволодович знал, как ответить на эту фразу.
– Я с детства ссу стоя, а cру сидя, – с легкой ухмылкой произнес он.
– О-о! – теперь уже всерьез удивился тощий. – Да мы образованные! Тогда что кушать будешь? Мыло со стола или хлеб с параши?
Правильный ответ в данном случае отрицает любой выбор.
– Ты, чучело! – Терпению Монахова пришел конец. – Стол – не мыльница, параша – не хлебница. Пошел в… – Он жестко толкнул в грудь тощего и решительно шагнул в глубь камеры. Тощий, не ожидая такого поворота, повалился на пол, но тут же вскочил и бросился на новичка.
– Куда послал?!.
Но Монахов и здесь был прав. Он не мог никого послать лишь на хрен, следуя тому же воровскому закону.
Властный голос с дальних нар остановил тощего:
– Угомонись, Прыщ! Как гостя встречаешь? Подойди сюда, земеля. – Это уже относилось к Иннокентию Всеволодовичу, и он пошел к позвавшему его.
Расслабляться не стоило. Экзамен продолжался. Монахов же внутренне приободрился. Судя по всему, он попал в так называемую «черную» камеру, где имели силу блатные понятия. В «красной» же, где власть держат фраера (вымогатели, бандиты и'убийцы), вся процедура «прописки» была бы сведена к зверскому избиению.
На нарах сидел человек преклонных лет, голый по пояс. Торс его сплошь покрывали татуировки, большинство из которых были знакомы. На плече был выколот паук-крестоносец. Значит, владелец ее был наркоманом. Грудь украшало изображение зека в полосатой робе с пером в руке, склонившегося перед листом бумаги. У зарешеченного окна горела свеча. А ниже подпись: «Пусть превратится в страшный сон все то, что мною прожито». Перед Монаховым сидел вор-рецидивист. К гадалке не ходи – пахан хаты.
– Твое место. – Он пинком согнал кого-то с соседних нар, освободив Монахову лежак. – Всем спать! – скомандозал сокамерникам, после чего в «хате» воцарилась тишина до самого утра.
Иннокентий Всеволодович обратил внимание на то, что так скоро прекратилась его проверка на вшивость. Обычно новичков встречают иначе.
…Во сне грезились кошмары. То и дело он вскрикивал, хрипло дышал и ворочался с боку на бок, мешая отдыхать другим. Свои нары в камере имел лишь пахан. А теперь вот рядом с ним Монахов. Остальные спали по очереди. И никто не смел потревожить вновь прибывшего. Беспредела здесь пока еще не знали.
Часов в девять утра дверь камеры отворилась и выводной выкрикнул:
– Монахов! На выход с вещами!..
Его вновь привели в кабинет подполковника Бурханова. Тот сидел за своим рабочим столом и пил ароматный зеленый чай. Увидев Монахова, мило заулыбался, но потом округлил глаза:
– Иннокентий Всеволодович! Что с вами? Вас кто-то бил в камере?
– Нет, все в порядке, – зло усмехнулся тот. – С верхних нар упал. Ушибся немного.
– Какая жалость! – всплеснул подполковник руками. – А я вас обрадую. Ошибка с вами вышла. Недоразумение, понимаете ли…. Вот, отпускаем вас…
Понятно. Сработал Багаев. Значит, все это было под его контролем? И задержание, и полет из окна второго этажа в наручниках, и камера… Хорошо, хоть не забыл освободить…
Извинений от Бурханова Иннокентий Всеволодович и не ждал. Получил корешок подписанного пропуска и поспешил к выходу.
Лязгнул замок; после чего Иннокентия Всеволодовича втолкнули внутрь. В нос ударил резкий запах параши, грязного человеческого тела и махорки. Рассчитанная на шесть человек, камера вместила не менее двадцати задержанных. Казалось, все спали. Но с появлением здесь нового обитателя люди зашевелились. Кто-то матюгнулся, кто-то перевернулся с боку на бок.
– Свежак! – донеслось из дальнего угла.
Монахов оставался стоять у двери. По всем правилам сейчас должна была состояться «прописка».
С верхнего яруса нар спрыгнул тощий мужичок, на котором были надеты лишь синие спортивные бриджи и кроссовки из кожзаменителя. Прямым ходом он направился к Иннокентию Всеволодовичу.
– Ка-а-акие мы ва-а-ажные! – начал он выписывать круги перед Монаховым, то и дело норовя пощупать его то за лацкан дорогого шелкового пиджака, то за пуговицу. – Богатенький дядя, да?
В ответ Монахов пока что молчал. Не было повода вот так с ходу затевать ссору. К тому же он знал наверняка – если в камере есть хоть один из воров, живущих по понятиям, ничего страшного ему не грозит.
– Покажь карман, фраерок! – с вызовом бросил ему тощий. И правда – потянул руки к карману брюк.
– Не суй грабки[94], пока локши[95] не протянул! – хрипло и насколько мог грозно ответил ему Монахов.
– Тю-тю-тю! Ты где суровости набрался? – деланно удивился тот.
Теперь уже в камере никто не спал. Все с нескрываемым интересом ожидали, что будет дальше. Действительно интересный тип подселился к ним в хату. Одет с иголочки, правда, физиономия разбита и клифт[96] запачкан. Наверняка непростой гусь. Такого и распотрошить не грех.
– Тебе привет, корешок, от Прасковьи Федоровны! – весело сообщил тощий.
Прасковьей Федоровной на лагерном жаргоне называли отхожее место, парашу. Иннокентий Всеволодович знал, как ответить на эту фразу.
– Я с детства ссу стоя, а cру сидя, – с легкой ухмылкой произнес он.
– О-о! – теперь уже всерьез удивился тощий. – Да мы образованные! Тогда что кушать будешь? Мыло со стола или хлеб с параши?
Правильный ответ в данном случае отрицает любой выбор.
– Ты, чучело! – Терпению Монахова пришел конец. – Стол – не мыльница, параша – не хлебница. Пошел в… – Он жестко толкнул в грудь тощего и решительно шагнул в глубь камеры. Тощий, не ожидая такого поворота, повалился на пол, но тут же вскочил и бросился на новичка.
– Куда послал?!.
Но Монахов и здесь был прав. Он не мог никого послать лишь на хрен, следуя тому же воровскому закону.
Властный голос с дальних нар остановил тощего:
– Угомонись, Прыщ! Как гостя встречаешь? Подойди сюда, земеля. – Это уже относилось к Иннокентию Всеволодовичу, и он пошел к позвавшему его.
Расслабляться не стоило. Экзамен продолжался. Монахов же внутренне приободрился. Судя по всему, он попал в так называемую «черную» камеру, где имели силу блатные понятия. В «красной» же, где власть держат фраера (вымогатели, бандиты и'убийцы), вся процедура «прописки» была бы сведена к зверскому избиению.
На нарах сидел человек преклонных лет, голый по пояс. Торс его сплошь покрывали татуировки, большинство из которых были знакомы. На плече был выколот паук-крестоносец. Значит, владелец ее был наркоманом. Грудь украшало изображение зека в полосатой робе с пером в руке, склонившегося перед листом бумаги. У зарешеченного окна горела свеча. А ниже подпись: «Пусть превратится в страшный сон все то, что мною прожито». Перед Монаховым сидел вор-рецидивист. К гадалке не ходи – пахан хаты.
– Твое место. – Он пинком согнал кого-то с соседних нар, освободив Монахову лежак. – Всем спать! – скомандозал сокамерникам, после чего в «хате» воцарилась тишина до самого утра.
Иннокентий Всеволодович обратил внимание на то, что так скоро прекратилась его проверка на вшивость. Обычно новичков встречают иначе.
…Во сне грезились кошмары. То и дело он вскрикивал, хрипло дышал и ворочался с боку на бок, мешая отдыхать другим. Свои нары в камере имел лишь пахан. А теперь вот рядом с ним Монахов. Остальные спали по очереди. И никто не смел потревожить вновь прибывшего. Беспредела здесь пока еще не знали.
Часов в девять утра дверь камеры отворилась и выводной выкрикнул:
– Монахов! На выход с вещами!..
Его вновь привели в кабинет подполковника Бурханова. Тот сидел за своим рабочим столом и пил ароматный зеленый чай. Увидев Монахова, мило заулыбался, но потом округлил глаза:
– Иннокентий Всеволодович! Что с вами? Вас кто-то бил в камере?
– Нет, все в порядке, – зло усмехнулся тот. – С верхних нар упал. Ушибся немного.
– Какая жалость! – всплеснул подполковник руками. – А я вас обрадую. Ошибка с вами вышла. Недоразумение, понимаете ли…. Вот, отпускаем вас…
Понятно. Сработал Багаев. Значит, все это было под его контролем? И задержание, и полет из окна второго этажа в наручниках, и камера… Хорошо, хоть не забыл освободить…
Извинений от Бурханова Иннокентий Всеволодович и не ждал. Получил корешок подписанного пропуска и поспешил к выходу.
Ленинград
Иван Иванович Багаев, убедившись, что его режиссерская постановка удалась на славу и агент Голубь в Ташкенте выпущен на свободу, отправился в город на Неве, чтобы самолично встретиться там с Серегиным. Вхождение во власть нужно было завершать. Не бросать же начатое на полпути!
– Уж и не знаю, что бы делал без вас! – развел руки Бизон, привечая Багаева в своем доме. – Дай Бог вам доброго здоровья и долгих лет жизни!
Они приняли за успех по рюмке коньяку.
– Да-а, – озабоченно покачал головой генерал. – Доставили вы мне хлопот. – В голосе его прозвучал легкий укор. – Разве же можно так легкомысленно поступать! Нахватали бы себе неприятностей на старости лет…
– Ваша правда.
– В наше время все может случиться. Никто не застрахован, ни я, ни вы. – Бабаев так пристально глянул на Бизона, что тому стало не по себе. На что намекал генерал этими словами?
Кореец с Соленым явно опарафинились, коли не смогли выручить Монаха из передряги, не прибегая к помощи генерала. Это ясно. Но ведь и сам Бизон ничего не смог поделать. Выходит, он вот так, запросто расписался перед ментом в своей собственной беспомощности? Выходит…
«О, времена! О, нравы!» – воскликнул бы классик.
Бизон молча подлил Багаеву в рюмку. Тот с удовольствием выпил и закусил долькой лимона, чуть сморщившись – то ли от терпкого вкуса коньяка, то ли от кислого лимона….
– Сучье время! – сокрушенно произнес Бизон.
– Но, я вам скажу, человек по природе своей неприхотлив и вынослив. Не стоит отчаиваться. Нужно уметь приспосабливаться к любым временам.
– Хм-м! – невесело усмехнулся Серегин. – У вас есть конкретные предложения?
– Есть, – уверенно ответил генерал. – Но, не скрою, если вы прибегнете к моему совету, вам придется поступиться частью своих собственных интересов.
– Эх! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Говорите, Иван Иванович, – махнул он рукой. – Я готов подумать над вашими предложениями.
– Первое, что необходимо сделать, – отчеканил генерал, будто отдавал распоряжение, – это объединиться с. корейцем. Другими словами, перетянуть его из Средней Азии сюда, в Ленинград…
Бизон удивленно захлопал глазами. Позиция Багаева в этом вопросе полностью совпадала с его собственной. Но ведь он никому об этом не говорил! Не мог же генерал прочесть его мысли! Интересно, что он еще скажет.
– И не просто предоставить ему здесь широкое поле для деятельности, а поставить его работу в России под жесткий контроль. Как говорится, «ты мне, я – тебе». Вы ему даете возможность выжить в сложной обстановке, а он полностью подчиняется вам. Только так. Иначе он отхватит от вашего пирога здоровущий кусок.
– С этим – понятно, – проговорил Игорь Иванович, стараясь не показать нахлынувшего волнения. – А что со всего намеченного хотите поиметь лично вы, Иван Иванович?
– Мне много не надо, – снисходительно улыбнулся генерал. – Маленький домик где-нибудь в пригороде, обеспеченная старость – мне ведь скоро в запас уходить, и, – тут он выдержал небольшую паузу, – пятнадцать процентов от вашей общей прибыли.
Бизон чуть не задохнулся от возмущения. Действительно, аппетит Багаева показался ему чрезмерным. Он поднялся с кресла и нервно заходил по комнате, озабоченно потирая подбородок и стараясь унять дрожь в пальцах.
– Не многовато? – спросил он наконец, не глядя на генерала.
– Я бы даже сказал, что слишком скромно, – ничуть не смутившись, ответил Багаев. – Судите сами. Мне ведь придется полностью взять на себя организацию безопасности вашего, с позволения сказать, бизнеса. И если с блатными вы в состоянии разобраться сами, то с органами власти неизбежно возникнут серьезные проблемы. Кореец с Соленым привезут в Ленинград крупные деньги, и этот факт не останется незамеченным фискальными органами. Тут же последуют проверки, вызовы к налоговикам и все такое прочее. Трудно будет легализовать поступившие ниоткуда сотни тысяч долларов, не так ли? Крыть Бизону было нечем.
– Я согласен, Иван Иванович, – сказал он, уже значительно успокоившись. На самом деле, лучше уж потерять, пятнадцать процентов и при этом спокойно спать, чем каждую секунду ожидать катастрофы.
– В таком случае предлагаю выпить за дальнейшее плодотворное сотрудничество! – Багаев по-хозяйски разлил коньяк и протянул рюмку Серегину.
– Уж и не знаю, что бы делал без вас! – развел руки Бизон, привечая Багаева в своем доме. – Дай Бог вам доброго здоровья и долгих лет жизни!
Они приняли за успех по рюмке коньяку.
– Да-а, – озабоченно покачал головой генерал. – Доставили вы мне хлопот. – В голосе его прозвучал легкий укор. – Разве же можно так легкомысленно поступать! Нахватали бы себе неприятностей на старости лет…
– Ваша правда.
– В наше время все может случиться. Никто не застрахован, ни я, ни вы. – Бабаев так пристально глянул на Бизона, что тому стало не по себе. На что намекал генерал этими словами?
Кореец с Соленым явно опарафинились, коли не смогли выручить Монаха из передряги, не прибегая к помощи генерала. Это ясно. Но ведь и сам Бизон ничего не смог поделать. Выходит, он вот так, запросто расписался перед ментом в своей собственной беспомощности? Выходит…
«О, времена! О, нравы!» – воскликнул бы классик.
Бизон молча подлил Багаеву в рюмку. Тот с удовольствием выпил и закусил долькой лимона, чуть сморщившись – то ли от терпкого вкуса коньяка, то ли от кислого лимона….
– Сучье время! – сокрушенно произнес Бизон.
– Но, я вам скажу, человек по природе своей неприхотлив и вынослив. Не стоит отчаиваться. Нужно уметь приспосабливаться к любым временам.
– Хм-м! – невесело усмехнулся Серегин. – У вас есть конкретные предложения?
– Есть, – уверенно ответил генерал. – Но, не скрою, если вы прибегнете к моему совету, вам придется поступиться частью своих собственных интересов.
– Эх! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Говорите, Иван Иванович, – махнул он рукой. – Я готов подумать над вашими предложениями.
– Первое, что необходимо сделать, – отчеканил генерал, будто отдавал распоряжение, – это объединиться с. корейцем. Другими словами, перетянуть его из Средней Азии сюда, в Ленинград…
Бизон удивленно захлопал глазами. Позиция Багаева в этом вопросе полностью совпадала с его собственной. Но ведь он никому об этом не говорил! Не мог же генерал прочесть его мысли! Интересно, что он еще скажет.
– И не просто предоставить ему здесь широкое поле для деятельности, а поставить его работу в России под жесткий контроль. Как говорится, «ты мне, я – тебе». Вы ему даете возможность выжить в сложной обстановке, а он полностью подчиняется вам. Только так. Иначе он отхватит от вашего пирога здоровущий кусок.
– С этим – понятно, – проговорил Игорь Иванович, стараясь не показать нахлынувшего волнения. – А что со всего намеченного хотите поиметь лично вы, Иван Иванович?
– Мне много не надо, – снисходительно улыбнулся генерал. – Маленький домик где-нибудь в пригороде, обеспеченная старость – мне ведь скоро в запас уходить, и, – тут он выдержал небольшую паузу, – пятнадцать процентов от вашей общей прибыли.
Бизон чуть не задохнулся от возмущения. Действительно, аппетит Багаева показался ему чрезмерным. Он поднялся с кресла и нервно заходил по комнате, озабоченно потирая подбородок и стараясь унять дрожь в пальцах.
– Не многовато? – спросил он наконец, не глядя на генерала.
– Я бы даже сказал, что слишком скромно, – ничуть не смутившись, ответил Багаев. – Судите сами. Мне ведь придется полностью взять на себя организацию безопасности вашего, с позволения сказать, бизнеса. И если с блатными вы в состоянии разобраться сами, то с органами власти неизбежно возникнут серьезные проблемы. Кореец с Соленым привезут в Ленинград крупные деньги, и этот факт не останется незамеченным фискальными органами. Тут же последуют проверки, вызовы к налоговикам и все такое прочее. Трудно будет легализовать поступившие ниоткуда сотни тысяч долларов, не так ли? Крыть Бизону было нечем.
– Я согласен, Иван Иванович, – сказал он, уже значительно успокоившись. На самом деле, лучше уж потерять, пятнадцать процентов и при этом спокойно спать, чем каждую секунду ожидать катастрофы.
– В таком случае предлагаю выпить за дальнейшее плодотворное сотрудничество! – Багаев по-хозяйски разлил коньяк и протянул рюмку Серегину.
Узбекская ССР. Ташкент
В доме корейца Кима праздновали освобождение Иннокентия Всеволодовича. Хотя определение «праздновали» не совсем точно отражало суть происходящего. Скорее всего, Ким, Солонов и Монахов отходили от пережитого за сутки.
– Ничего не понимаю! – горячо восклицал Соленый, скривившись от только что выпитого стакана водки и торопливо закусывая сочным куском жареной баранины. – Кто мог на тебя с этими бабками ментам стукануть?
– Как же! Узнаешь! – с иронией отреагировал на его слова Ким.
– Да, братаны, – покачал головой Монахов, – вижу, плохи здесь ваши делишки, если даже разузнать ничего не можете. Опять же, приехал вот к вам в гости и – попал, как кур в ощип. А вы сидите ровно, ничем помочь корешу не в состоянии.
– Монах прав, – поддержал Соленый. – Наши дела здесь хреновые. Может, в натуре, рванем отсюда, а? – предложил он Киму. – Схавают ведь, паскудники.
– Много проблем-то? – поинтересовался Монахов. И кореец с горечью в голосе обрисовал ему сложившуюся обстановку. Из рассказа следовало, что в скором времени им в Ташкенте вообще места не будет.
В тот вечер и постановили единогласно, что из Средней Азии пора делать ноги. Не мудрствуя лукаво, за две недели спешно свернули дела. Срочность не была на руку. В суматохе понесли большие убытки. Но, как говорится, из двух зол выбрали наименьшее. Каждый день промедления, если вспомнить дедушку Ленина, был смерти подобен. И уж конечно, лучше потерять часть денег, но успеть убраться отсюда подобру-поздорову.
Итак, решение перебазироваться из Средней Азии в Россию созрело у корейца окончательно. Взвесив все «за» и «против», он пришел к однозначному выводу: здесь житья не дадут. Очень уж ополчились на них все вокруг. Взятки и связи перестали «работать». Многие из партнеров попросту отказались продолжать контакты. Даже братва опасливо сторонилась. Чертовщина, в общем.
Поначалу Ким и Соленый уповали на старое воровское братство и непоколебимость традиций уголовного мира – всегда и во всем помогать равному. Но очень скоро на собственных шкурах убедились, что традиции эти в конце восьмидесятых стали очень даже поколебимы, если не сказать шатки. Плевать на все традиции хотели те, кто не по дням, а по часам набирал силу – бывшие спортсмены, бывшие сотрудники МВД-КГБ, бывшие… Короче, всяких разных набралось немало, и все они – ПЛЕВАЛИ! Да и настоящих, законных воров на территории Узбекистана практически не было, так что помощи ждать ни от кого не приходилось.
Бизон по телефону из Ленинграда сказал:
– Помогу.
Вот только московский мент, генерал Багаев, без мыла лез в… долю. Ну что за жизнь сучья пошла! Мусора в кореша набиваются! И послали бы его подальше с неизменным блатным «западло», да не тот случай.
– Ничего не понимаю! – горячо восклицал Соленый, скривившись от только что выпитого стакана водки и торопливо закусывая сочным куском жареной баранины. – Кто мог на тебя с этими бабками ментам стукануть?
– Как же! Узнаешь! – с иронией отреагировал на его слова Ким.
– Да, братаны, – покачал головой Монахов, – вижу, плохи здесь ваши делишки, если даже разузнать ничего не можете. Опять же, приехал вот к вам в гости и – попал, как кур в ощип. А вы сидите ровно, ничем помочь корешу не в состоянии.
– Монах прав, – поддержал Соленый. – Наши дела здесь хреновые. Может, в натуре, рванем отсюда, а? – предложил он Киму. – Схавают ведь, паскудники.
– Много проблем-то? – поинтересовался Монахов. И кореец с горечью в голосе обрисовал ему сложившуюся обстановку. Из рассказа следовало, что в скором времени им в Ташкенте вообще места не будет.
В тот вечер и постановили единогласно, что из Средней Азии пора делать ноги. Не мудрствуя лукаво, за две недели спешно свернули дела. Срочность не была на руку. В суматохе понесли большие убытки. Но, как говорится, из двух зол выбрали наименьшее. Каждый день промедления, если вспомнить дедушку Ленина, был смерти подобен. И уж конечно, лучше потерять часть денег, но успеть убраться отсюда подобру-поздорову.
Итак, решение перебазироваться из Средней Азии в Россию созрело у корейца окончательно. Взвесив все «за» и «против», он пришел к однозначному выводу: здесь житья не дадут. Очень уж ополчились на них все вокруг. Взятки и связи перестали «работать». Многие из партнеров попросту отказались продолжать контакты. Даже братва опасливо сторонилась. Чертовщина, в общем.
Поначалу Ким и Соленый уповали на старое воровское братство и непоколебимость традиций уголовного мира – всегда и во всем помогать равному. Но очень скоро на собственных шкурах убедились, что традиции эти в конце восьмидесятых стали очень даже поколебимы, если не сказать шатки. Плевать на все традиции хотели те, кто не по дням, а по часам набирал силу – бывшие спортсмены, бывшие сотрудники МВД-КГБ, бывшие… Короче, всяких разных набралось немало, и все они – ПЛЕВАЛИ! Да и настоящих, законных воров на территории Узбекистана практически не было, так что помощи ждать ни от кого не приходилось.
Бизон по телефону из Ленинграда сказал:
– Помогу.
Вот только московский мент, генерал Багаев, без мыла лез в… долю. Ну что за жизнь сучья пошла! Мусора в кореша набиваются! И послали бы его подальше с неизменным блатным «западло», да не тот случай.
Ленинград
На берега Невы прилетели втроем. Ранним утром.
– С приехалом, братухи!
В аэропорту Пулково Монахова, Кима и Соленого встречал сам Бизон. Или Игорь Иванович Серегин, как чаще его теперь все называли.
– Здравия желаю!
Рядом с ним оказался и… Багаев, прилетевший из Москвы. Иван Иванович был в генеральских погонах, ничуть не смущаясь непосредственной близости воровских авторитетов.
Ну что за сучье время! Век воли не видать – перестройка!
Прямо из аэропорта Иннокентий Всеволодович уехал по делам. Бизон шепнул что-то ему на ухо и извинился перед всеми. Ташкентские гости в сопровождении Багаева и Серегина уселись в роскошный «мерседес».
Спустя час они уже сидели за накрытым столом в каминном зале на первом этаже виллы Бизона.
– Я предлагаю тост, господа! – С рюмкой водки в руке из-за стола поднялся Игорь Иванович Серегин. – За встречу!
«Премьера» тоста была встречена вялыми аплодисментами и короткими, но одобрительными репликами присутствующих.
Бизон принимал Кима, Соленого и Багаева все в той же Тарховке. Вот только дом его был другим. Не бревенчатый, как много лет назад, а двухэтажный, из красного кирпича, с мансардой и балконом. Вокруг дома были аккуратно высажены голубые ели. А весь принадлежащий Серегину участок обнесен трехметровым каменным забором. Нынче перестройка и свобода предпринимательства. Нынче все можно! Ну а коли можно, то в подземном гараже Бизона стояли новенький «мерседес», итальянская «альфа-ромео» и американский «форд Меркурий».
– Господа, предлагаю перейти к делам, – сказал Багаев, которому не терпелось начать переговоры о воссоединении капиталов, о сведении их в одно время в одном месте. Ведь именно для этого он вытягивал в Ленинград из Ташкента корейца и Соленого. – Наши ташкентские друзья, слава Богу, здесь, и думаю, пришло время обсудить вопрос: как жить дальше.
Фразы Багаева немного коробили Соленого и Кима. Не слишком ли здесь этот мент продажный перья распустил?! Но они сдерживали себя, наблюдая за тем, как ко всему происходящему относится хозяин дома – Бизон. А Бизон, похоже, во всем поддерживал купленного генерала. У Соленого, например, мелькала догадка, что между старым вором Серегиным и генерал-майором милиции есть некая договоренность. Впрочем, авторитет Бизона пока что не вызывал сомнений.
– Виталий, – обратился Серегин к корейцу. – Я сделал здесь, в Ленинграде, все, как вы просили. Расчетные и валютные счета в банках для вас подготовлены. Зарегистрированы несколько фирм и некий благотворительный фонд. Последнее для чего? – Он уловил вопросительный взгляд Соленого. – Поиграем с налоговыми органами в кошки-мышки. Так что можете смело перекачивать сюда деньги. Все на мази…
Затем Бизон в подробностях рассказал партнерам, как он себе видит переправку оставшихся безналичных денег из Ташкента в Ленинград и как вообще станет разворачиваться их совместная деятельность на территории России. Умолчал хитрый лис лишь о том, что все до копейки средства, переведенные или привезенные сюда наличными, автоматически переходят под его и Багаева непосредственный контроль. Серегин и генерал, имеющие реальную и практически неограниченную власть над рядом банков, по сути становились хозяевами миллионов, которые принадлежали корейцу и Соленому. Но те об этом пока не догадывались.
«И слава Богу!» – подумал Игорь Иванович, наблюдая за тем, как спокойно воспринимают его слова ташкентские гости.
– Меня интересует еще одна штуковина, – подал голос Соленый, когда Бизон завершил свой хитроумный экскурс в дебри финансово-экономических взаимоотношений. – Возможно ли здесь, в России, получение индивидуального банковского сейфа?
Бизон с Багаевым незаметно переглянулись. Вероятно, Соленому было что хранить в этом сейфе, коли он задает такой вопрос.
– Безусловно! – ответил Игорь Иванович. – Я вот только проконсультируюсь с банкирами, как это лучше обстряпать и в каком именно банке предоставить тебе сейфовскую ячейку.
– Но это надежно? – с некоторой тревогой спросил Солонов.
– Ты меня удивляешь! – развел руки Бизон. – Что касается финансовой устойчивости самого банка, тут мы выберем лучшее из лучших. Ну а за юридическим и правовым обеспечением дело вообще не станет. Так, Иван Иванович? – Он взглянул на Багаева, и тот утвердительно кивнул.
Деловые темы были исчерпаны, и вскоре застолье приняло обычный бесшабашный характер. Когда же, все насытились, Бизон предложил сауну с холодным пивом и девочками. Возражений не последовало, и гости перешли из каминного зала в подвальные помещения особняка, где располагались великолепный русский бильярд, настоящий бар в европейском стиле и шикарная сауна с бассейном и массажным кабинетом. Девочки пребывали в полной боевой готовности. Праздник продолжается, господа!
По комнатам, предоставленным каждому гостю персонально, разошлись лишь с рассветом, измочаленные сухим жаром финской бани, бессонной ночью и сексуальными изощрениями девиц, которые стремились выполнить свою работу как можно лучше, дабы быть приглашенными в этот дом еще раз…
– Для чего? – насторожился Серегин. Ему как раз не давал покоя этот вопрос.
Соленый на секунду замолк, словно размышляя, говорить ему дальше или не стоит. Наморщив лоб, он потер указательным пальцем подбородок, пожевал плотно сжатыми губами и наконец произнес:
– Камни есть… Толкнуть бы…
– Что за камни? – поинтересовался Бизон с безразличным видом, внутренне встрепенувшись. Волнение Соленого передалось и ему.
– Брюлики. «Мокрые». История давняя, долго рассказывать. Не пытай. Знаю, что должны немалых денег стоить, да ведь ни черта в этом не разбираюсь! А у тебя, знаю, люди надежные есть, специалисты…
– Да уж, – выдохнул Бизон. – Иметь камни мало. Надо знать им точную цену. Но и этого недостаточно. Гораздо сложнее их реализовать и при этом не спалиться. А таких возможностей, насколько я понял, у тебя в Ленинграде нет…
– У меня здесь нет вообще никаких возможностей, – честно признался Соленый.
«Вот и чудно!» – подумал Бизон. А вслух произнес другое:
– Это плохо. Но поправимо. Покажь, камушки-то.
…Рассматривая бриллианты, которые Солонов привез с собой, Игорь Иванович безошибочно определил, что даже самые неприметные из них, если такое выражение здесь уместно, имеют весьма и весьма высокую цену. А тот, что был крупнее других, совершенно потрясал. Стоимость его казалась Бизону астрономической. Тут он не смог бы в более или менее приемлемых пределах определить сумму. Действительно, нужен был специалист высокого класса. Таковой среди знакомых Серегина имелся.
– Я познакомлю тебя с человеком, – наконец ответил он Соленому. – Сегодня же поедешь к нему и покажешь камни. Он даст тебе самые профессиональные рекомендации и по достоинству оценит каждый из этих бриллиантов.
– Спасибо, брат! – искренне вырвалось из груди Соленого.
– Но ты уши там особо не развешивай. Осмотрись по сторонам. Я хочу, чтобы ты хорошенько ознакомился с квартирой. И постарайся произвести на моего знакомого самое хорошее впечатление. Уразумел?
…Вечером того же дня Краманский-Горлов важно расхаживал по идеально отполированному паркету в своем кабинете и читал Киму и Соленому лекцию на тему «Бриллианты, их свойства и применение».
– Крупные камни, друзья мои, очень редки! – вещал Лев Исаакович, рассматривая на свет бриллиант размером с голубиное яйцо, принесенный Соленым. – Находка их всегда вызывает огромнейший интерес у специалистов. Такие камни почти всегда становятся достоянием истории. И дело не только в уникальных размерах. Еще Гарри Смит заметил: «Их стоимость такова, что они имеют гораздо большее значение, чем просто украшения. Это сгустки великого могущества и потенциальный источник благ и бедствий…»
От этих слов у Соленого перехватило дыхание. Ким оставался по-восточному невозмутимым: на его каменном лице не читалось совершенно никаких эмоций. А Краманский-Горлов продолжал:
– В копях Голконды, например – это в Южной Индии, – был найден алмаз, которому дали название «Кох-и-Нур». Весил он восемьсот карат. Его история известна с тех пор, как он попал в руки династии Великих Моголов в 1304 году. И оставался в Дели у императора династии до 1739 года. В тот год персидский шах Надир завоевал северо-западную часть Индии и увез алмаз в Персию. Во время смуты 1747 года персидское государство распалось, и алмаз присвоил афганец Ахмад Абдали. Он же создал свое государство со столицей Кандахар. Мы произносим – Кандагар. А уже его наследник – Тимур – перевел столицу в Кабул и забрал камень с собой… Да! – вдруг опомнился Краманский-Горлов. – Вы же не за этим ко мне пришли. Что сказать вам об этом экспонате?..
Тут и Соленый пришел в себя, вспомнив наказ Бизона присмотреться к жилищу коллекционера. Цепким взглядом он «сфотографировал» обстановку и расположение смежных с кабинетом комнат, оценил окна с крепкими решетками и сигнализацией. При выходе из квартиры рассчитывал пополнить свои наблюдения. Супругу Льва Исааковича Данил не видел и поначалу решил, что тот проживает здесь один. Для чего Бизону понадобилось давать ему такое задание, оставалось пока загадкой.
– Вообще на десятки тысяч камней редко приходится алмаз массой свыше двадцати карат. Этот, скорее всего, принадлежит к якутским месторождениям. Я бы даже сказал, что обнаружен он мог быть где-то в середине шестидесятых годов. Явно – мелкозернистый. С небольшими вкраплениями графита… – Лёв Исаакович заметил, как потускнел взгляд Соленого. – Но вам ведь не это от меня надо! – спохватился он. – Сказать вам, сколько может стоить этот образец… Сложная задача. «Черный» рынок значительно отличается от государственного. Вы ведь не собираетесь нести сей сокровищный материал в госказну? – Тут коллекционер усмехнулся. – А из-под полы – простите мне такое выражение – вам за него заплатят не более полутора миллионов…
– С приехалом, братухи!
В аэропорту Пулково Монахова, Кима и Соленого встречал сам Бизон. Или Игорь Иванович Серегин, как чаще его теперь все называли.
– Здравия желаю!
Рядом с ним оказался и… Багаев, прилетевший из Москвы. Иван Иванович был в генеральских погонах, ничуть не смущаясь непосредственной близости воровских авторитетов.
Ну что за сучье время! Век воли не видать – перестройка!
Прямо из аэропорта Иннокентий Всеволодович уехал по делам. Бизон шепнул что-то ему на ухо и извинился перед всеми. Ташкентские гости в сопровождении Багаева и Серегина уселись в роскошный «мерседес».
Спустя час они уже сидели за накрытым столом в каминном зале на первом этаже виллы Бизона.
– Я предлагаю тост, господа! – С рюмкой водки в руке из-за стола поднялся Игорь Иванович Серегин. – За встречу!
«Премьера» тоста была встречена вялыми аплодисментами и короткими, но одобрительными репликами присутствующих.
Бизон принимал Кима, Соленого и Багаева все в той же Тарховке. Вот только дом его был другим. Не бревенчатый, как много лет назад, а двухэтажный, из красного кирпича, с мансардой и балконом. Вокруг дома были аккуратно высажены голубые ели. А весь принадлежащий Серегину участок обнесен трехметровым каменным забором. Нынче перестройка и свобода предпринимательства. Нынче все можно! Ну а коли можно, то в подземном гараже Бизона стояли новенький «мерседес», итальянская «альфа-ромео» и американский «форд Меркурий».
– Господа, предлагаю перейти к делам, – сказал Багаев, которому не терпелось начать переговоры о воссоединении капиталов, о сведении их в одно время в одном месте. Ведь именно для этого он вытягивал в Ленинград из Ташкента корейца и Соленого. – Наши ташкентские друзья, слава Богу, здесь, и думаю, пришло время обсудить вопрос: как жить дальше.
Фразы Багаева немного коробили Соленого и Кима. Не слишком ли здесь этот мент продажный перья распустил?! Но они сдерживали себя, наблюдая за тем, как ко всему происходящему относится хозяин дома – Бизон. А Бизон, похоже, во всем поддерживал купленного генерала. У Соленого, например, мелькала догадка, что между старым вором Серегиным и генерал-майором милиции есть некая договоренность. Впрочем, авторитет Бизона пока что не вызывал сомнений.
– Виталий, – обратился Серегин к корейцу. – Я сделал здесь, в Ленинграде, все, как вы просили. Расчетные и валютные счета в банках для вас подготовлены. Зарегистрированы несколько фирм и некий благотворительный фонд. Последнее для чего? – Он уловил вопросительный взгляд Соленого. – Поиграем с налоговыми органами в кошки-мышки. Так что можете смело перекачивать сюда деньги. Все на мази…
Затем Бизон в подробностях рассказал партнерам, как он себе видит переправку оставшихся безналичных денег из Ташкента в Ленинград и как вообще станет разворачиваться их совместная деятельность на территории России. Умолчал хитрый лис лишь о том, что все до копейки средства, переведенные или привезенные сюда наличными, автоматически переходят под его и Багаева непосредственный контроль. Серегин и генерал, имеющие реальную и практически неограниченную власть над рядом банков, по сути становились хозяевами миллионов, которые принадлежали корейцу и Соленому. Но те об этом пока не догадывались.
«И слава Богу!» – подумал Игорь Иванович, наблюдая за тем, как спокойно воспринимают его слова ташкентские гости.
– Меня интересует еще одна штуковина, – подал голос Соленый, когда Бизон завершил свой хитроумный экскурс в дебри финансово-экономических взаимоотношений. – Возможно ли здесь, в России, получение индивидуального банковского сейфа?
Бизон с Багаевым незаметно переглянулись. Вероятно, Соленому было что хранить в этом сейфе, коли он задает такой вопрос.
– Безусловно! – ответил Игорь Иванович. – Я вот только проконсультируюсь с банкирами, как это лучше обстряпать и в каком именно банке предоставить тебе сейфовскую ячейку.
– Но это надежно? – с некоторой тревогой спросил Солонов.
– Ты меня удивляешь! – развел руки Бизон. – Что касается финансовой устойчивости самого банка, тут мы выберем лучшее из лучших. Ну а за юридическим и правовым обеспечением дело вообще не станет. Так, Иван Иванович? – Он взглянул на Багаева, и тот утвердительно кивнул.
Деловые темы были исчерпаны, и вскоре застолье приняло обычный бесшабашный характер. Когда же, все насытились, Бизон предложил сауну с холодным пивом и девочками. Возражений не последовало, и гости перешли из каминного зала в подвальные помещения особняка, где располагались великолепный русский бильярд, настоящий бар в европейском стиле и шикарная сауна с бассейном и массажным кабинетом. Девочки пребывали в полной боевой готовности. Праздник продолжается, господа!
По комнатам, предоставленным каждому гостю персонально, разошлись лишь с рассветом, измочаленные сухим жаром финской бани, бессонной ночью и сексуальными изощрениями девиц, которые стремились выполнить свою работу как можно лучше, дабы быть приглашенными в этот дом еще раз…
* * *
– …Игорь Иваныч… – Соленый прогуливался с Бизоном по двору дачи. Заговорил шепотом, будто боялся, что кто-то их может подслушать. На даче никого, кроме них, не было. Монахов приезжал на пару часов, но вновь куда-то умчался по делам. Кореец спал на втором этаже. Охранники находились на приличном отдалении. И все же Соленый говорил еле слышно. – Я для чего банковский сейф просил…– Для чего? – насторожился Серегин. Ему как раз не давал покоя этот вопрос.
Соленый на секунду замолк, словно размышляя, говорить ему дальше или не стоит. Наморщив лоб, он потер указательным пальцем подбородок, пожевал плотно сжатыми губами и наконец произнес:
– Камни есть… Толкнуть бы…
– Что за камни? – поинтересовался Бизон с безразличным видом, внутренне встрепенувшись. Волнение Соленого передалось и ему.
– Брюлики. «Мокрые». История давняя, долго рассказывать. Не пытай. Знаю, что должны немалых денег стоить, да ведь ни черта в этом не разбираюсь! А у тебя, знаю, люди надежные есть, специалисты…
– Да уж, – выдохнул Бизон. – Иметь камни мало. Надо знать им точную цену. Но и этого недостаточно. Гораздо сложнее их реализовать и при этом не спалиться. А таких возможностей, насколько я понял, у тебя в Ленинграде нет…
– У меня здесь нет вообще никаких возможностей, – честно признался Соленый.
«Вот и чудно!» – подумал Бизон. А вслух произнес другое:
– Это плохо. Но поправимо. Покажь, камушки-то.
…Рассматривая бриллианты, которые Солонов привез с собой, Игорь Иванович безошибочно определил, что даже самые неприметные из них, если такое выражение здесь уместно, имеют весьма и весьма высокую цену. А тот, что был крупнее других, совершенно потрясал. Стоимость его казалась Бизону астрономической. Тут он не смог бы в более или менее приемлемых пределах определить сумму. Действительно, нужен был специалист высокого класса. Таковой среди знакомых Серегина имелся.
– Я познакомлю тебя с человеком, – наконец ответил он Соленому. – Сегодня же поедешь к нему и покажешь камни. Он даст тебе самые профессиональные рекомендации и по достоинству оценит каждый из этих бриллиантов.
– Спасибо, брат! – искренне вырвалось из груди Соленого.
– Но ты уши там особо не развешивай. Осмотрись по сторонам. Я хочу, чтобы ты хорошенько ознакомился с квартирой. И постарайся произвести на моего знакомого самое хорошее впечатление. Уразумел?
…Вечером того же дня Краманский-Горлов важно расхаживал по идеально отполированному паркету в своем кабинете и читал Киму и Соленому лекцию на тему «Бриллианты, их свойства и применение».
– Крупные камни, друзья мои, очень редки! – вещал Лев Исаакович, рассматривая на свет бриллиант размером с голубиное яйцо, принесенный Соленым. – Находка их всегда вызывает огромнейший интерес у специалистов. Такие камни почти всегда становятся достоянием истории. И дело не только в уникальных размерах. Еще Гарри Смит заметил: «Их стоимость такова, что они имеют гораздо большее значение, чем просто украшения. Это сгустки великого могущества и потенциальный источник благ и бедствий…»
От этих слов у Соленого перехватило дыхание. Ким оставался по-восточному невозмутимым: на его каменном лице не читалось совершенно никаких эмоций. А Краманский-Горлов продолжал:
– В копях Голконды, например – это в Южной Индии, – был найден алмаз, которому дали название «Кох-и-Нур». Весил он восемьсот карат. Его история известна с тех пор, как он попал в руки династии Великих Моголов в 1304 году. И оставался в Дели у императора династии до 1739 года. В тот год персидский шах Надир завоевал северо-западную часть Индии и увез алмаз в Персию. Во время смуты 1747 года персидское государство распалось, и алмаз присвоил афганец Ахмад Абдали. Он же создал свое государство со столицей Кандахар. Мы произносим – Кандагар. А уже его наследник – Тимур – перевел столицу в Кабул и забрал камень с собой… Да! – вдруг опомнился Краманский-Горлов. – Вы же не за этим ко мне пришли. Что сказать вам об этом экспонате?..
Тут и Соленый пришел в себя, вспомнив наказ Бизона присмотреться к жилищу коллекционера. Цепким взглядом он «сфотографировал» обстановку и расположение смежных с кабинетом комнат, оценил окна с крепкими решетками и сигнализацией. При выходе из квартиры рассчитывал пополнить свои наблюдения. Супругу Льва Исааковича Данил не видел и поначалу решил, что тот проживает здесь один. Для чего Бизону понадобилось давать ему такое задание, оставалось пока загадкой.
– Вообще на десятки тысяч камней редко приходится алмаз массой свыше двадцати карат. Этот, скорее всего, принадлежит к якутским месторождениям. Я бы даже сказал, что обнаружен он мог быть где-то в середине шестидесятых годов. Явно – мелкозернистый. С небольшими вкраплениями графита… – Лёв Исаакович заметил, как потускнел взгляд Соленого. – Но вам ведь не это от меня надо! – спохватился он. – Сказать вам, сколько может стоить этот образец… Сложная задача. «Черный» рынок значительно отличается от государственного. Вы ведь не собираетесь нести сей сокровищный материал в госказну? – Тут коллекционер усмехнулся. – А из-под полы – простите мне такое выражение – вам за него заплатят не более полутора миллионов…