Страница:
Дивизии 8-й армии, будь то английские, индийские, новозеландские, южноафриканские или австралийские, были совершенно иными – стойкими, обладавшими высоким боевым духом войсками. Особенно хороша была Группа дальнего действия в пустыне. За время моей службы в Африке я много раз имел возможность наблюдать невозмутимое хладнокровие англичан в любой боевой обстановке.
Я не намерен обсуждать здесь вопросы руководства операциями со стороны английского командования; англичане совершили много серьезных ошибок и потерпели ряд тяжелых поражений, которых они могли бы избежать. Даже лучшие их генералы не умели действовать так смело и гибко, как Роммель, и я не думаю, чтобы англичанам когда-либо удалось разрешить задачу ведения маневренной войны в открытой пустыне. В общем для английского метода ведения боевых действий характерны медлительность, отсутствие гибкости и методичность; англичане рассчитывают на свою морскую мощь и огромные ресурсы своей империи и доминионов. Весьма вероятно, что старшие офицеры английских военно-воздушных сил более инициативны и предприимчивы, чем офицеры армии, и, между прочим, могу отметить, что английский Средиземноморский флот дал ряд талантливых офицеров.
Бои в Северной Африке были тяжелыми для обеих сторон, но они велись честно. С военнопленными обращались хорошо, и у противников развивалось чувство взаимного уважения. Это чувство объединяет ветеранов войны в пустыне, независимо от того, на какой стороне они сражались, и мне много раз приходилось в этом убеждаться, когда я беседовал в Южно-Африканском Союзе с нашими бывшими противниками.
Одним из замечательных примеров рыцарского духа, который развивали и укрепляли сражения в Западной пустыне, является речь Уинстона Черчилля в палате общин 27 января 1942 года, когда он сказал о Роммеле: «Мы имеем перед собой очень смелого и искусного противника и – да будет мне позволено казать, несмотря на угар войны, – выдающегося полководца». В своих мемуарах он пишет:{162}
«Мое упоминание о Роммеле сошло в тот момент благополучно, но впоследствии я узнал, что некоторых оно покоробило. Они просто не представляли себе, как может быть какое-нибудь положительное качество у вражеского полководца. Эта предвзятость является хорошо известной чертой человеческой натуры, но она противоречит тому духу, благодаря которому выигрываются войны и устанавливается прочный мир».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА X
ЗНАКОМСТВО С РОССИЕЙ
ДЕЙСТВИЯ ТАНКОВ НА ВОСТОКЕ
ОКРУЖЕНИЕ ПОД СТАЛИНГРАДОМ
Я не намерен обсуждать здесь вопросы руководства операциями со стороны английского командования; англичане совершили много серьезных ошибок и потерпели ряд тяжелых поражений, которых они могли бы избежать. Даже лучшие их генералы не умели действовать так смело и гибко, как Роммель, и я не думаю, чтобы англичанам когда-либо удалось разрешить задачу ведения маневренной войны в открытой пустыне. В общем для английского метода ведения боевых действий характерны медлительность, отсутствие гибкости и методичность; англичане рассчитывают на свою морскую мощь и огромные ресурсы своей империи и доминионов. Весьма вероятно, что старшие офицеры английских военно-воздушных сил более инициативны и предприимчивы, чем офицеры армии, и, между прочим, могу отметить, что английский Средиземноморский флот дал ряд талантливых офицеров.
Бои в Северной Африке были тяжелыми для обеих сторон, но они велись честно. С военнопленными обращались хорошо, и у противников развивалось чувство взаимного уважения. Это чувство объединяет ветеранов войны в пустыне, независимо от того, на какой стороне они сражались, и мне много раз приходилось в этом убеждаться, когда я беседовал в Южно-Африканском Союзе с нашими бывшими противниками.
Одним из замечательных примеров рыцарского духа, который развивали и укрепляли сражения в Западной пустыне, является речь Уинстона Черчилля в палате общин 27 января 1942 года, когда он сказал о Роммеле: «Мы имеем перед собой очень смелого и искусного противника и – да будет мне позволено казать, несмотря на угар войны, – выдающегося полководца». В своих мемуарах он пишет:{162}
«Мое упоминание о Роммеле сошло в тот момент благополучно, но впоследствии я узнал, что некоторых оно покоробило. Они просто не представляли себе, как может быть какое-нибудь положительное качество у вражеского полководца. Эта предвзятость является хорошо известной чертой человеческой натуры, но она противоречит тому духу, благодаря которому выигрываются войны и устанавливается прочный мир».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РОССИЯ
ГЛАВА X
ЗНАКОМСТВО С РОССИЕЙ
ЗНАКОМСТВО С РОССИЕЙ
Октябрь и часть ноября 1942 года я пролежал в госпитале в Гармише (Баварские Альпы), стараясь отделаться от амебной дизентерии, которой заболел в Африке. Несомненно, это самая неприятная болезнь тех мест; она быстро может закончиться смертельным исходом, потому что вредные маленькие амебы поселяются в печени больного и разрушают ее ткани. К счастью, Германский тропический институт располагал прекрасными средствами борьбы с отвратительными маленькими созданиями. Эти радикальные средства, а также самостоятельное «лечение» зимой 1942/43 года в России (при помощи частых и полезных для здоровья порций водки) позволили мне вскоре вновь почувствовать себя бодрым и здоровым.
В Западной пустыне я находился почти пятнадцать месяцев, и недели, проведенные в Баварских Альпах, были для меня раем. Здесь нас даже не беспокоила английская авиация, и вскоре мы почти забыли, как напряженно всматривались на фронте в африканское небо. На переднем крае и вблизи него каждый из нас был вынужден все время следить за воздухом, готовый одним прыжком укрыться в убежище при появлении вражеского самолета. Такой пристально устремленный в небо взгляд солдаты иронически называли «der deutsche Blick» по аналогии с «der deutsche Gru?»{163}.
Во время пребывания в госпитале с его спокойной и размеренной жизнью я вел долгие беседы с теми, кто сражался в России ужасной зимой 1941/42 года. Такая исключительно суровая зима явилась для немецких армий неожиданностью. Верховное командование рассчитывало на победоносное завершение войны в России к концу осени, поэтому заранее не было проведено какой-либо специальной подготовки для обеспечения действий войск в трудных условиях русской зимы, даже и не стакими жестокими морозами, как в 1941/42 году. Мне довелось также разговаривать с офицером, который за несколько недель до этого был ранен на Кавказе. Сначала казалось, что наше наступление на нефтяные районы развивается успешно, но затем оно было остановлено в горах. Радио передавало сообщения и об ожесточенных боях под Сталинградом, но и там немецким войскам не удавалось достигнуть успеха.
Сталинград и Эль-Аламейн – эти два слова говорят о тех огромных территориальных завоеваниях, которых добились немецкие армии за три года •боевых действий. Несколько недель назад я наблюдал за тем, как Роммель изучал военные карты, на которых были нанесены предполагаемые места переправ через Нил и Суэцкий канал. Составлялись планы решительных действий по завоеванию Среднего Востока: войска фон Клейста наступали на Кавказ, откуда они должны были двинуться в Персию. В Африке нас задержали у Эль-Аламейна – в начале сентября наше последнее наступление потерпело полную неудачу. Трезвая оценка обстановки, сложившейся в этом районе, приводила к выводу о возрастающей силе 8-й английской армии, и это означало, что рано-или поздно мы потеряем Северную Африку. Слушая передаваемые по радио-сообщения с фронта, я всегда мысленно переносился к своим товарищам в пустыне, которых я вынужден был покинуть несколько недель тому назад. С болью в сердце следил я за развитием наступления Монтгомери. Третьего-ноября ему удалось прорвать нашу оборону под Эль-Аламейном, а 8 ноября американские и английские войска высадились в Марокко и Алжире. Обстановка стала катастрофической – немецкие и итальянские войска в северной Африке были обречены.
После этого в конце ноября пришло страшное известие о том, что севернее и южнее Сталинграда русские прорвали фронт немецких и румынских войск. Это означало, что 6-я немецкая армия была окружена в районе Сталинграда, что мощное наступление 1942 года прекратилось и что над всем нашим фронтом на юге России нависла очень серьезная опасность.
В Западной пустыне я находился почти пятнадцать месяцев, и недели, проведенные в Баварских Альпах, были для меня раем. Здесь нас даже не беспокоила английская авиация, и вскоре мы почти забыли, как напряженно всматривались на фронте в африканское небо. На переднем крае и вблизи него каждый из нас был вынужден все время следить за воздухом, готовый одним прыжком укрыться в убежище при появлении вражеского самолета. Такой пристально устремленный в небо взгляд солдаты иронически называли «der deutsche Blick» по аналогии с «der deutsche Gru?»{163}.
Во время пребывания в госпитале с его спокойной и размеренной жизнью я вел долгие беседы с теми, кто сражался в России ужасной зимой 1941/42 года. Такая исключительно суровая зима явилась для немецких армий неожиданностью. Верховное командование рассчитывало на победоносное завершение войны в России к концу осени, поэтому заранее не было проведено какой-либо специальной подготовки для обеспечения действий войск в трудных условиях русской зимы, даже и не стакими жестокими морозами, как в 1941/42 году. Мне довелось также разговаривать с офицером, который за несколько недель до этого был ранен на Кавказе. Сначала казалось, что наше наступление на нефтяные районы развивается успешно, но затем оно было остановлено в горах. Радио передавало сообщения и об ожесточенных боях под Сталинградом, но и там немецким войскам не удавалось достигнуть успеха.
Сталинград и Эль-Аламейн – эти два слова говорят о тех огромных территориальных завоеваниях, которых добились немецкие армии за три года •боевых действий. Несколько недель назад я наблюдал за тем, как Роммель изучал военные карты, на которых были нанесены предполагаемые места переправ через Нил и Суэцкий канал. Составлялись планы решительных действий по завоеванию Среднего Востока: войска фон Клейста наступали на Кавказ, откуда они должны были двинуться в Персию. В Африке нас задержали у Эль-Аламейна – в начале сентября наше последнее наступление потерпело полную неудачу. Трезвая оценка обстановки, сложившейся в этом районе, приводила к выводу о возрастающей силе 8-й английской армии, и это означало, что рано-или поздно мы потеряем Северную Африку. Слушая передаваемые по радио-сообщения с фронта, я всегда мысленно переносился к своим товарищам в пустыне, которых я вынужден был покинуть несколько недель тому назад. С болью в сердце следил я за развитием наступления Монтгомери. Третьего-ноября ему удалось прорвать нашу оборону под Эль-Аламейном, а 8 ноября американские и английские войска высадились в Марокко и Алжире. Обстановка стала катастрофической – немецкие и итальянские войска в северной Африке были обречены.
После этого в конце ноября пришло страшное известие о том, что севернее и южнее Сталинграда русские прорвали фронт немецких и румынских войск. Это означало, что 6-я немецкая армия была окружена в районе Сталинграда, что мощное наступление 1942 года прекратилось и что над всем нашим фронтом на юге России нависла очень серьезная опасность.
ДЕЙСТВИЯ ТАНКОВ НА ВОСТОКЕ
В последующих главах я буду касаться некоторых наиболее печальных событий в истории германского оружия: жестоких и кровопролитных сражений; на истощение, отчаянных контрударов и длительных трагических отступлений. Эти боевые действия заслуживают тщательного изучения, так как, помимо их исторического интереса, они показывают, в чем сила русского солдата, а также помогают понять преимущества и недостатки военной машины русских. Однако, прежде чем перейти к анализу мрачных и тяжелых сражений 1943 – 1945 годов,, я считаю целесообразным остановиться на некоторых особенностях наступатель-ныx действий немецких танковых войск в те дни, когда мы еще обладали высокой наступательной мощью.
Я не буду подробно рассматривать боевые действия 1941 года, поскольку они были с достаточной полнотой описаны в книге генерала Гудериана «Воспоминания солдата»{164}. Вообще говоря, наши наступательные операции 1941 года подтверждают справедливость замечания Жомини относительно вторжения Наполеона: «Россия – страна, в которую легко проникнуть, но из которой трудно вернуться». В первые недели вторжения казалось, что стремительно наступающие немецкие войска все сметут на своем пути. В начале войны авиация русских, технически значительно уступавшая нашей, была подавлена германскими военно-воздушными силами, а танковые дивизии все дальше и дальше продвигались в глубь России. Для нас всегда останется открытым вопрос о том, могли ли мы добиться победы в критический 1941 год, если бы стратегия Гитлера была иной. Удар на Москву, сторонником которого был Гудериан и от которого мы в августе временно отказались, решив сначала захватить Украину,, возможно, принес бы решающий успех, если бы его всегда рассматривали как. главный удар, определяющий исход всей войны. Россия оказалась бы пораженной в самое сердце, ибо обстановка в 1941 году значительно отличалась от той,, которая была в 1812 году. Москва уже не являлась столицей по существу бесформенного государства, стоящего на низкой ступени развития, а представляла собой звено административной машины Сталина, важный промышленный район, а также – что имело, пожалуй, решающее значение – была центром-всей железнодорожной системы европейской части России.
Однако не следует забывать, что хотя германские вооруженные силы имели значительное качественное превосходство и располагали господством в воздухе, они все же испытывали большие трудности. Самым серьезным препятствием; для нашего продвижения оказалась слаборазвитая дорожная сеть. По этому поводу у Лиддел Гарта есть заслуживающее внимания высказывание{165}:
«Если бы за годы советской власти в России была создана примерно такая же дорожная сеть, какой располагают западные державы, то эта страна, возможно, была бы быстро завоевана. Плохие дороги задержали продвижение немецких механизированных войск.
Но в этом есть и другая сторона: немцы упустили победу потому, что они основывали свою мобильность на использовании колесного, а не гусеничного транспорта. Колесные машины застревали в грязи, а танки могли продолжать движение. Несмотря на плохие дороги, танковые части с гусеничным транспортом могли бы овладеть жизненно важными центрами России задолго до наступления осени».
Вторым фактором явились высокие качества русских танков. В 1941 году «и один из наших танков не мог сравниться с Т-34, имевшим 50-мм броню, 76-мм пушку с большой начальной скоростью снаряда и обладавшим довольно высокой скоростью при прекрасной проходимости{166}. Эти танки не использовались в больших количествах до тех пор, пока наши передовые части не стали приближаться к Москве; здесь Т-34 сыграли большую роль в спасении русской столицы. Гудериан описывает, как 11 октября 1941 года его 24-й танковый корпус подвергся ожесточенной контратаке северо-восточнее Орла, и отмечает: „Множество русских танков Т-34 приняли участие в бою и нанесли тяжелые потери немецким танкам. Качественное превосходство, которое мы имели до сих пор, отныне перешло к противнику“{167}. В результате доклада Гудериана были приняты меры, направленные на ускорение выпуска модернизированных образцов танков T-III и T-IV, а также на то, чтобы усилить броневую защиту существующих танков этих типов{168}.
Говоря о нашем летнем наступлении 1942 года, я считаю целесообразным остановиться на прорыве немецкими войсками русской обороны на юге с выходом на рубеж реки Дон, так как это дает возможность хорошо показать основные принципы, которыми мы руководствовались в боевом использовании танковых войск, и причины, позволившие нам достичь крупных тактических успехов. Немецкое наступление на юге России в июне и июле 1942 года еще раз подчеркивает большое значение маневра и убедительно доказывает, насколько прав Гудериан, заявляющий, что «двигатель танка не менее важное оружие, чем его пушка».
Во время этого наступления наши танки поддерживались господствующей в воздухе авиацией, однако надо заметить, что на восточном театре военных действий эта поддержка не имела такого значения, как во время боев во Франции или Африке. В то время как на Западе в 1940 и 1944 – 1945 годах огромное влияние на исход танковых боев оказывала авиация, на обширных равнинах России главным средством к достижению победы были танковые армии. Эффективная авиационная поддержка могла быть обеспечена только на отдельных участках и на короткий срок, причем никогда не удавалось добиться такого превосходства в воздухе, каким располагали на Западе немцы в 1940 году и англо-американцы в 1944 – 1945 годах.
Я вовсе не хочу этим сказать, что поддержка со стороны авиации в условиях России не так уж обязательна; я лишь подчеркиваю, что огромная протяженность фронтов в 1941 и 1942 годах и относительная слабость авиации, участвовавшей в боях, ограничивали эффективность поддержки с воздуха. Опыт боевых действий в России показывает, что чем шире авиация поддерживает и снабжает бронетанковые войска, тем больше их подвижность и реальнее шансы на успех.
На схеме 26 показана линия фронта на юге России в середине 1942 года и направления ударов немецких войск. В летнем наступлении 1942 года наши армии на юге имели своей задачей разгром войск маршала Тимошенко и ликвидацию противника в излучине реки Дон между Ростовом и Воронежем с тем, чтобы создать трамплин для последующего наступления на Сталинград и нефтяные районы Кавказа. Наступление на Сталинград и Кавказ планировалось начать значительно позже, возможно, не раньше 1943 года.
Основная роль в операции первоначально отводилась группе армий Вейх-са, включавшей в свой состав три армии, в том числе 4-ю танковую армию. Группе армий Вейхса было приказано прорвать фронт русских на курском направлении. Вслед за этим 4-я танковая армия двумя танковыми корпусами должна была войти в прорыв и достичь Дона у Воронежа. Отсюда она поворачивала вправо и вместе с 40-м танковым корпусом 6-й армии, который переподчинялся на этом этапе командующему 4-й танковой армии, продвигалась вдоль Дона. Предполагалось, что в огромной излучине реки между Воронежем и Ростовом удастся окружить много русских дивизий{169}.
Одновременно должны были перейти в наступление полевые армии. В их задачу входило обеспечение флангов и тыла танковых войск; особенно это касалось северного фланга, который оказался бы слишком растянутым и весьма уязвимым. Перед группой армий Вейхса лежала идеальная для танков местность – открытая с небольшими холмами равнина обеспечивала нашим танкам полную свободу маневра.
Фронт маршала Тимошенко был ослаблен бесплодным майским наступлением южнее Харькова. Кроме того, русское Верховное Главнокомандование рассчитывало, что мы будем наступать на московском направлении, и соответственно с этим расположило свои стратегические резервы. Поэтому наступление немецких войск на участке между Курском и Харьковом, предпринятое 28 июня, было для противника полной неожиданностью. Русский фронт был прорван, и 4-я танковая армия устремилась к Дону.
Командующий 4-й танковой армией генерал Гот должен был выйти на Дон в районе Воронежа, а затем повернуть строго на юг. Ему удалось выполнить свою задачу за десять дней, в течение которых его войска с непрерывными боями прошли 190 км. Здесь нет необходимости подробно излагать ход боевых действий, поэтому я буду говорить только об основных факторах, определивших успех Гота. Их можно свести к следующему:
1) Приказ, отданный танковым частям командованием группы армий Вейхса и группы армий «Юг», был предельно четок и ясен, и в него никогда не вносились ни поправки, ни тем более серьезные изменения. Поспешно подтянутые русскими резервы были сначала смяты танками, а затем разгромлены следовавшими за ними пехотными дивизиями. Командование смело принимало рискованные решения. У генерала Гота ни разу не возникла необходимость уклониться от достижения своей основной цели – выйти к Дону у Воронежа.
2) Немецкая авиация поддерживала только наступающие танковые части.
3) Звенья и эскадрильи воздушной разведки были непосредственно подчинены командованию 4-й танковой армии, что позволяло дивизиям и корпусам своевременно получать предупреждение о появлении в районе боев танковых резервов русских. В танковом бою у Городища, как раз посередине между Курском и Воронежем, передовые танковые части русских были встречены противотанковой артиллерией танкового корпуса и затем уничтожены нашими танками, атаковавшими противника с фланга и с тыла. Поскольку у наших командиров была возможность своевременно «заглянуть» в расположение противника и узнать, что он готовит, они могли организовать засады и отразить одну за другой контратаки противника. Подобно французам в 1940 году, русское командование растерялось и стало вводить в бой резервы по частям, а это было лишь на руку 4-й танковой армии.
4) Все старшие офицеры, в том числе и командиры корпусов, находились в боевых порядках передовых частей. Даже генерал Гот чаще бывал в передовых танковых частях, чем в своем штабе, хотя штаб армии всегда находился близко к фронту. Командиры дивизий двигались с передовыми отрядами в сопровождении бронированных подвижных средств связи, с помощью которых они управляли сложными передвижениями своих войск. Они видели, как развертывается бой, и могли быстро использовать всякий благоприятный момент. Многие офицеры 4-й танковой армии служили раньше в кавалерии и сохранили смелость и порыв, присущие кавалеристам.
Во время наступления 4-й танковой армии к Дону пехота 2-й немецкой армии заняла глубокоэшелонированную оборону на рубеже Воронеж, Орел, которую безуспешно пытались прорвать русские танковые части. Достигнув Воронежа, немецкие танковые дивизии развернулись фронтом на юг. Этот поворот совпал как раз с особенно ожесточенными атаками русских против 2-й армии, и нужно было иметь большое самообладание, чтобы не вернуть назад танки для поддержки пехоты. Один за другим прибывали и вводились в бой корпуса русских на северном фланге, который был все еще слабо и неравномерно защищен. Но путь на юг был открыт, и командование двух немецких групп армий не захотело отказаться от поставленной цели. Опасения 2-й армии были оставлены без внимания, и все без исключения танковые части получили приказ наступать в южном направлении. Благодаря силе воли и решительности фон Вейхса и его коллеги фельдмаршала Листа была одержана крупная победа. Войска Тимошенко были охвачены с севера, и танкисты Гота устремились вперед на равнине между Северным Донцом и Доном. Жара и пыль изнуряли войска, но ничто не остановило их продвижения. 23 июня пал Ростов, и наше верховное командование объявило о захвате 240 тыс. пленных.
Глубина района боевых действий определялась наличием в тылу противника такой реки, как Дон, преграждавшей немецким войскам путь к бескрайним просторам. Однако авангард 4-й танковой армии сумел форсировать Дон и ворвался в Воронеж 3 июля, что вовсе не совпадало с первоначальным планом. Здесь следует прежде всего сказать, что высшему командованию вовсе не легко сдерживать отчаянно смелых, быстро и решительно действующих командиров, которые мчатся на противника в головных танках. В указанном мною случае командир танковой роты в азарте стремительного преследования ворвался со своими пятнадцатью-двадцатью машинами по захваченному у русских неповрежденному мосту прямо в Воронеж, увлекая следом за собой свой батальон, полк, а в конечном итоге и всю дивизию.
Выход к Дону у Воронежа и последующее развитие успеха в направлении Ростова и излучины Дона показывают, какой наступательной мощью обладали танковые войска при надлежащем управлении. Тактическое превосходство наших танковых дивизий было явным, но использование танков на обширной территории требует также и полководцев, в совершенстве владеющих искусством стратегии. У нас были такие полководцы, но у нас был и Адольф Гитлер.
Действительно, крупные успехи в июне и июле 1942 года были сведены на нет тем, что немецкое верховное командование не сумело проявить стратегической проницательности и развить успех, а кроме того, ему не хватило должной решительности в момент, когда решающие победы были почти в наших руках. Русские понесли огромные потери, их командование находилось в полной растерянности, и было очень важно не дать им возможности привести себя в порядок. Фельдмаршал фон Клейст, командующий 1-й танковой армией, уверяет, что Сталинград можно было взять в июле 1942 года. Он говорил Лиддел Гарту{170}:
«4– я танковая армия наступала… левее моей армии. Она могла бы овладеть Сталинградом без боев в конце июля, но была повернута на юг с целью помочь моим войскам форсировать Дон. Мне не нужна была эта помощь, части 4-й армии лишь забили дороги, по которым двигались мои войска. Когда она спустя две недели вновь повернула на север, русские уже сосредоточили достаточное количество сил под Сталинградом, чтобы приостановить ее продвижение».
После этого случилось одно из самых больших несчастий в истории германской армии – мы рассредоточили свои усилия между Сталинградом и Кавказом. По мнению фон Клейста, он мог бы выполнить поставленную перед ним задачу и овладеть важными нефтяными районами Кавказа, если бы его войска не перебрасывались по частям на помощь нашей 6-й. армии под Сталинград. После того как попытка взять Сталинград с хода окончилась неудачно, лучше было бы оставить у города заслон; Гитлер же, бросив все силы против одного крупного города и начав его осаду, играл тем самым на руку русскому командованию. В уличных боях немцы теряли все свое преимущество в маневре, в то время как недостаточно хорошо обученная, но необычайно стойкая русская пехота могла наносить им большие потери.
Осенью 1942 года Гитлер совершил грубейшую ошибку в руководстве военными действиями – он пренебрег давно известным принципом сосредоточения. Распыление сил между Кавказом и Сталинградом привело к краху всей кампании.
Я не буду подробно рассматривать боевые действия 1941 года, поскольку они были с достаточной полнотой описаны в книге генерала Гудериана «Воспоминания солдата»{164}. Вообще говоря, наши наступательные операции 1941 года подтверждают справедливость замечания Жомини относительно вторжения Наполеона: «Россия – страна, в которую легко проникнуть, но из которой трудно вернуться». В первые недели вторжения казалось, что стремительно наступающие немецкие войска все сметут на своем пути. В начале войны авиация русских, технически значительно уступавшая нашей, была подавлена германскими военно-воздушными силами, а танковые дивизии все дальше и дальше продвигались в глубь России. Для нас всегда останется открытым вопрос о том, могли ли мы добиться победы в критический 1941 год, если бы стратегия Гитлера была иной. Удар на Москву, сторонником которого был Гудериан и от которого мы в августе временно отказались, решив сначала захватить Украину,, возможно, принес бы решающий успех, если бы его всегда рассматривали как. главный удар, определяющий исход всей войны. Россия оказалась бы пораженной в самое сердце, ибо обстановка в 1941 году значительно отличалась от той,, которая была в 1812 году. Москва уже не являлась столицей по существу бесформенного государства, стоящего на низкой ступени развития, а представляла собой звено административной машины Сталина, важный промышленный район, а также – что имело, пожалуй, решающее значение – была центром-всей железнодорожной системы европейской части России.
Однако не следует забывать, что хотя германские вооруженные силы имели значительное качественное превосходство и располагали господством в воздухе, они все же испытывали большие трудности. Самым серьезным препятствием; для нашего продвижения оказалась слаборазвитая дорожная сеть. По этому поводу у Лиддел Гарта есть заслуживающее внимания высказывание{165}:
«Если бы за годы советской власти в России была создана примерно такая же дорожная сеть, какой располагают западные державы, то эта страна, возможно, была бы быстро завоевана. Плохие дороги задержали продвижение немецких механизированных войск.
Но в этом есть и другая сторона: немцы упустили победу потому, что они основывали свою мобильность на использовании колесного, а не гусеничного транспорта. Колесные машины застревали в грязи, а танки могли продолжать движение. Несмотря на плохие дороги, танковые части с гусеничным транспортом могли бы овладеть жизненно важными центрами России задолго до наступления осени».
Вторым фактором явились высокие качества русских танков. В 1941 году «и один из наших танков не мог сравниться с Т-34, имевшим 50-мм броню, 76-мм пушку с большой начальной скоростью снаряда и обладавшим довольно высокой скоростью при прекрасной проходимости{166}. Эти танки не использовались в больших количествах до тех пор, пока наши передовые части не стали приближаться к Москве; здесь Т-34 сыграли большую роль в спасении русской столицы. Гудериан описывает, как 11 октября 1941 года его 24-й танковый корпус подвергся ожесточенной контратаке северо-восточнее Орла, и отмечает: „Множество русских танков Т-34 приняли участие в бою и нанесли тяжелые потери немецким танкам. Качественное превосходство, которое мы имели до сих пор, отныне перешло к противнику“{167}. В результате доклада Гудериана были приняты меры, направленные на ускорение выпуска модернизированных образцов танков T-III и T-IV, а также на то, чтобы усилить броневую защиту существующих танков этих типов{168}.
Говоря о нашем летнем наступлении 1942 года, я считаю целесообразным остановиться на прорыве немецкими войсками русской обороны на юге с выходом на рубеж реки Дон, так как это дает возможность хорошо показать основные принципы, которыми мы руководствовались в боевом использовании танковых войск, и причины, позволившие нам достичь крупных тактических успехов. Немецкое наступление на юге России в июне и июле 1942 года еще раз подчеркивает большое значение маневра и убедительно доказывает, насколько прав Гудериан, заявляющий, что «двигатель танка не менее важное оружие, чем его пушка».
Во время этого наступления наши танки поддерживались господствующей в воздухе авиацией, однако надо заметить, что на восточном театре военных действий эта поддержка не имела такого значения, как во время боев во Франции или Африке. В то время как на Западе в 1940 и 1944 – 1945 годах огромное влияние на исход танковых боев оказывала авиация, на обширных равнинах России главным средством к достижению победы были танковые армии. Эффективная авиационная поддержка могла быть обеспечена только на отдельных участках и на короткий срок, причем никогда не удавалось добиться такого превосходства в воздухе, каким располагали на Западе немцы в 1940 году и англо-американцы в 1944 – 1945 годах.
Я вовсе не хочу этим сказать, что поддержка со стороны авиации в условиях России не так уж обязательна; я лишь подчеркиваю, что огромная протяженность фронтов в 1941 и 1942 годах и относительная слабость авиации, участвовавшей в боях, ограничивали эффективность поддержки с воздуха. Опыт боевых действий в России показывает, что чем шире авиация поддерживает и снабжает бронетанковые войска, тем больше их подвижность и реальнее шансы на успех.
На схеме 26 показана линия фронта на юге России в середине 1942 года и направления ударов немецких войск. В летнем наступлении 1942 года наши армии на юге имели своей задачей разгром войск маршала Тимошенко и ликвидацию противника в излучине реки Дон между Ростовом и Воронежем с тем, чтобы создать трамплин для последующего наступления на Сталинград и нефтяные районы Кавказа. Наступление на Сталинград и Кавказ планировалось начать значительно позже, возможно, не раньше 1943 года.
Основная роль в операции первоначально отводилась группе армий Вейх-са, включавшей в свой состав три армии, в том числе 4-ю танковую армию. Группе армий Вейхса было приказано прорвать фронт русских на курском направлении. Вслед за этим 4-я танковая армия двумя танковыми корпусами должна была войти в прорыв и достичь Дона у Воронежа. Отсюда она поворачивала вправо и вместе с 40-м танковым корпусом 6-й армии, который переподчинялся на этом этапе командующему 4-й танковой армии, продвигалась вдоль Дона. Предполагалось, что в огромной излучине реки между Воронежем и Ростовом удастся окружить много русских дивизий{169}.
Одновременно должны были перейти в наступление полевые армии. В их задачу входило обеспечение флангов и тыла танковых войск; особенно это касалось северного фланга, который оказался бы слишком растянутым и весьма уязвимым. Перед группой армий Вейхса лежала идеальная для танков местность – открытая с небольшими холмами равнина обеспечивала нашим танкам полную свободу маневра.
Фронт маршала Тимошенко был ослаблен бесплодным майским наступлением южнее Харькова. Кроме того, русское Верховное Главнокомандование рассчитывало, что мы будем наступать на московском направлении, и соответственно с этим расположило свои стратегические резервы. Поэтому наступление немецких войск на участке между Курском и Харьковом, предпринятое 28 июня, было для противника полной неожиданностью. Русский фронт был прорван, и 4-я танковая армия устремилась к Дону.
Командующий 4-й танковой армией генерал Гот должен был выйти на Дон в районе Воронежа, а затем повернуть строго на юг. Ему удалось выполнить свою задачу за десять дней, в течение которых его войска с непрерывными боями прошли 190 км. Здесь нет необходимости подробно излагать ход боевых действий, поэтому я буду говорить только об основных факторах, определивших успех Гота. Их можно свести к следующему:
1) Приказ, отданный танковым частям командованием группы армий Вейхса и группы армий «Юг», был предельно четок и ясен, и в него никогда не вносились ни поправки, ни тем более серьезные изменения. Поспешно подтянутые русскими резервы были сначала смяты танками, а затем разгромлены следовавшими за ними пехотными дивизиями. Командование смело принимало рискованные решения. У генерала Гота ни разу не возникла необходимость уклониться от достижения своей основной цели – выйти к Дону у Воронежа.
2) Немецкая авиация поддерживала только наступающие танковые части.
3) Звенья и эскадрильи воздушной разведки были непосредственно подчинены командованию 4-й танковой армии, что позволяло дивизиям и корпусам своевременно получать предупреждение о появлении в районе боев танковых резервов русских. В танковом бою у Городища, как раз посередине между Курском и Воронежем, передовые танковые части русских были встречены противотанковой артиллерией танкового корпуса и затем уничтожены нашими танками, атаковавшими противника с фланга и с тыла. Поскольку у наших командиров была возможность своевременно «заглянуть» в расположение противника и узнать, что он готовит, они могли организовать засады и отразить одну за другой контратаки противника. Подобно французам в 1940 году, русское командование растерялось и стало вводить в бой резервы по частям, а это было лишь на руку 4-й танковой армии.
4) Все старшие офицеры, в том числе и командиры корпусов, находились в боевых порядках передовых частей. Даже генерал Гот чаще бывал в передовых танковых частях, чем в своем штабе, хотя штаб армии всегда находился близко к фронту. Командиры дивизий двигались с передовыми отрядами в сопровождении бронированных подвижных средств связи, с помощью которых они управляли сложными передвижениями своих войск. Они видели, как развертывается бой, и могли быстро использовать всякий благоприятный момент. Многие офицеры 4-й танковой армии служили раньше в кавалерии и сохранили смелость и порыв, присущие кавалеристам.
Во время наступления 4-й танковой армии к Дону пехота 2-й немецкой армии заняла глубокоэшелонированную оборону на рубеже Воронеж, Орел, которую безуспешно пытались прорвать русские танковые части. Достигнув Воронежа, немецкие танковые дивизии развернулись фронтом на юг. Этот поворот совпал как раз с особенно ожесточенными атаками русских против 2-й армии, и нужно было иметь большое самообладание, чтобы не вернуть назад танки для поддержки пехоты. Один за другим прибывали и вводились в бой корпуса русских на северном фланге, который был все еще слабо и неравномерно защищен. Но путь на юг был открыт, и командование двух немецких групп армий не захотело отказаться от поставленной цели. Опасения 2-й армии были оставлены без внимания, и все без исключения танковые части получили приказ наступать в южном направлении. Благодаря силе воли и решительности фон Вейхса и его коллеги фельдмаршала Листа была одержана крупная победа. Войска Тимошенко были охвачены с севера, и танкисты Гота устремились вперед на равнине между Северным Донцом и Доном. Жара и пыль изнуряли войска, но ничто не остановило их продвижения. 23 июня пал Ростов, и наше верховное командование объявило о захвате 240 тыс. пленных.
Глубина района боевых действий определялась наличием в тылу противника такой реки, как Дон, преграждавшей немецким войскам путь к бескрайним просторам. Однако авангард 4-й танковой армии сумел форсировать Дон и ворвался в Воронеж 3 июля, что вовсе не совпадало с первоначальным планом. Здесь следует прежде всего сказать, что высшему командованию вовсе не легко сдерживать отчаянно смелых, быстро и решительно действующих командиров, которые мчатся на противника в головных танках. В указанном мною случае командир танковой роты в азарте стремительного преследования ворвался со своими пятнадцатью-двадцатью машинами по захваченному у русских неповрежденному мосту прямо в Воронеж, увлекая следом за собой свой батальон, полк, а в конечном итоге и всю дивизию.
Выход к Дону у Воронежа и последующее развитие успеха в направлении Ростова и излучины Дона показывают, какой наступательной мощью обладали танковые войска при надлежащем управлении. Тактическое превосходство наших танковых дивизий было явным, но использование танков на обширной территории требует также и полководцев, в совершенстве владеющих искусством стратегии. У нас были такие полководцы, но у нас был и Адольф Гитлер.
Действительно, крупные успехи в июне и июле 1942 года были сведены на нет тем, что немецкое верховное командование не сумело проявить стратегической проницательности и развить успех, а кроме того, ему не хватило должной решительности в момент, когда решающие победы были почти в наших руках. Русские понесли огромные потери, их командование находилось в полной растерянности, и было очень важно не дать им возможности привести себя в порядок. Фельдмаршал фон Клейст, командующий 1-й танковой армией, уверяет, что Сталинград можно было взять в июле 1942 года. Он говорил Лиддел Гарту{170}:
«4– я танковая армия наступала… левее моей армии. Она могла бы овладеть Сталинградом без боев в конце июля, но была повернута на юг с целью помочь моим войскам форсировать Дон. Мне не нужна была эта помощь, части 4-й армии лишь забили дороги, по которым двигались мои войска. Когда она спустя две недели вновь повернула на север, русские уже сосредоточили достаточное количество сил под Сталинградом, чтобы приостановить ее продвижение».
После этого случилось одно из самых больших несчастий в истории германской армии – мы рассредоточили свои усилия между Сталинградом и Кавказом. По мнению фон Клейста, он мог бы выполнить поставленную перед ним задачу и овладеть важными нефтяными районами Кавказа, если бы его войска не перебрасывались по частям на помощь нашей 6-й. армии под Сталинград. После того как попытка взять Сталинград с хода окончилась неудачно, лучше было бы оставить у города заслон; Гитлер же, бросив все силы против одного крупного города и начав его осаду, играл тем самым на руку русскому командованию. В уличных боях немцы теряли все свое преимущество в маневре, в то время как недостаточно хорошо обученная, но необычайно стойкая русская пехота могла наносить им большие потери.
Осенью 1942 года Гитлер совершил грубейшую ошибку в руководстве военными действиями – он пренебрег давно известным принципом сосредоточения. Распыление сил между Кавказом и Сталинградом привело к краху всей кампании.
ОКРУЖЕНИЕ ПОД СТАЛИНГРАДОМ
Мы не располагаем достаточным количеством достоверного материала о Сталинградской битве. В книге Пливьера{171} содержатся отдельные яркие и мрачные зарисовки, но она представляет собой главным образом беллетристическое произведение, автор которого не был участником изображаемых событий. К счастью, мне удалось воспользоваться помощью и советами одного старшего офицера, который находился в 6-й армии и прибыл оттуда за несколько дней до капитуляции, – полковника немецкого генерального штаба Г. Р. Динглера, служившего в 3-й моторизованной дивизии первым офицером штаба. Полковник Динглер предоставил в мое распоряжение подробное описание боевых действий.
Динглер указывает, что когда немецкие войска подошли к Сталинграду, их силы уже иссякали. Для завершения победы не хватало наступательной мощи, а возместить понесенные потери не было возможности. Уже одно это обстоятельство не только оправдывало отступление, но и вынуждало его начать. Однако германское командование отказалось от такой идеи, игнорируя уроки истории и опыт предшествовавших войн. Результатом этого явилось полное уничтожение целой армии под Сталинградом.
В этой связи Динглер приводит выдержку из Клаузевица:
«Положение наступающего, находящегося в конце намеченного им себе пути, часто бывает таково, что даже выигранное сражение может побудить его к отступлению, ибо у него нет уже ни необходимого напора, чтобы завершить и использовать победу, ни возможности пополнить понесенные потери»{172}.
Это изречение совпадает с замечанием Наполеона по поводу Бородинского сражения 1812 года: «Если бы я довел победу до конца, для достижения других побед у меня не осталось бы солдат». Подобная обстановка легко может сложиться при ведении операций в России с ее необъятной территорией, суровым климатом и огромными ресурсами.
Динглер рассказывает о том, что 21 августа 1942 года 15-я танковая дивизия и 3-я моторизованная дивизия 14-го танкового корпуса наступали на Дону с плацдарма у Песковатки, стремясь выйти к Волге севернее Сталинграда. 14-му танковому корпусу была поставлена задача прикрывать северное крыло главных немецких сил, продвигающихся между Волгой и Доном на Сталинград. Расстояние между двумя реками составляло примерно 70 км. 16-я танковая дивизия должна была организовать оборону фронтом на север, примыкая правым флангом к западному берегу Волги. Предполагалось, что левее 16-й дивизии расположится 3-я моторизованная дивизия, а промежуток между 3-й моторизованной дивизией и Доном займут пехотные дивизии.
Местность между Доном и Волгой представляет собой степь, напоминающую пустыню. Высота отметок над уровнем моря колеблется в пределах 70 – 150 метров, продвижению войск мешают многочисленные балки, перерезающие степь в разных направлениях, главным образом с севера на юг. Сопротивление, оказанное русскими между Доном и Волгой, было сравнительно слабым. Как правило, наши подвижные войска обходили узлы сопротивления противника, подавлением которых занималась шедшая следом пехота. 14-й танковый корпус без особого труда выполнил поставленную задачу, заняв оборонительные позиции фронтом на север. Однако в полосе 3-й моторизованной дивизии находились одна высота и одна балка, где русские не прекращали сопротивления и в течение нескольких недель доставляли немало неприятностей немецким войскам.
Динглер указывает, что сперва этой высоте не придавали серьезного значения, полагая, что она будет занята, как только подтянется вся дивизия. Он говорит: «Если бы мы знали, сколько хлопот доставит нам эта самая высота и какие большие потери мы понесем из-за нее в последующие месяцы, мы бы атаковали более энергично». Динглер делает следующий вывод:
«Этот случай послужил нам полезным уроком. Если нам не удавалось выбить русских с их позиций, осуществить прорыв или окружение в момент, когда мы еще быстро продвигались вперед, то дальнейшие попытки сломить сопротивление противника обычно приводили к тяжелым потерям и требовали сосредоточения больших сил. Русские – мастера окапываться и строить полевые укрепления. Они безошибочно выбирают позиции, имеющие важное значение для предстоящих боевых действий. Так было и с этой высотой, где русские могли долго обороняться и держать под наблюдением наши тылы».
Динглер указывает, что когда немецкие войска подошли к Сталинграду, их силы уже иссякали. Для завершения победы не хватало наступательной мощи, а возместить понесенные потери не было возможности. Уже одно это обстоятельство не только оправдывало отступление, но и вынуждало его начать. Однако германское командование отказалось от такой идеи, игнорируя уроки истории и опыт предшествовавших войн. Результатом этого явилось полное уничтожение целой армии под Сталинградом.
В этой связи Динглер приводит выдержку из Клаузевица:
«Положение наступающего, находящегося в конце намеченного им себе пути, часто бывает таково, что даже выигранное сражение может побудить его к отступлению, ибо у него нет уже ни необходимого напора, чтобы завершить и использовать победу, ни возможности пополнить понесенные потери»{172}.
Это изречение совпадает с замечанием Наполеона по поводу Бородинского сражения 1812 года: «Если бы я довел победу до конца, для достижения других побед у меня не осталось бы солдат». Подобная обстановка легко может сложиться при ведении операций в России с ее необъятной территорией, суровым климатом и огромными ресурсами.
Динглер рассказывает о том, что 21 августа 1942 года 15-я танковая дивизия и 3-я моторизованная дивизия 14-го танкового корпуса наступали на Дону с плацдарма у Песковатки, стремясь выйти к Волге севернее Сталинграда. 14-му танковому корпусу была поставлена задача прикрывать северное крыло главных немецких сил, продвигающихся между Волгой и Доном на Сталинград. Расстояние между двумя реками составляло примерно 70 км. 16-я танковая дивизия должна была организовать оборону фронтом на север, примыкая правым флангом к западному берегу Волги. Предполагалось, что левее 16-й дивизии расположится 3-я моторизованная дивизия, а промежуток между 3-й моторизованной дивизией и Доном займут пехотные дивизии.
Местность между Доном и Волгой представляет собой степь, напоминающую пустыню. Высота отметок над уровнем моря колеблется в пределах 70 – 150 метров, продвижению войск мешают многочисленные балки, перерезающие степь в разных направлениях, главным образом с севера на юг. Сопротивление, оказанное русскими между Доном и Волгой, было сравнительно слабым. Как правило, наши подвижные войска обходили узлы сопротивления противника, подавлением которых занималась шедшая следом пехота. 14-й танковый корпус без особого труда выполнил поставленную задачу, заняв оборонительные позиции фронтом на север. Однако в полосе 3-й моторизованной дивизии находились одна высота и одна балка, где русские не прекращали сопротивления и в течение нескольких недель доставляли немало неприятностей немецким войскам.
Динглер указывает, что сперва этой высоте не придавали серьезного значения, полагая, что она будет занята, как только подтянется вся дивизия. Он говорит: «Если бы мы знали, сколько хлопот доставит нам эта самая высота и какие большие потери мы понесем из-за нее в последующие месяцы, мы бы атаковали более энергично». Динглер делает следующий вывод:
«Этот случай послужил нам полезным уроком. Если нам не удавалось выбить русских с их позиций, осуществить прорыв или окружение в момент, когда мы еще быстро продвигались вперед, то дальнейшие попытки сломить сопротивление противника обычно приводили к тяжелым потерям и требовали сосредоточения больших сил. Русские – мастера окапываться и строить полевые укрепления. Они безошибочно выбирают позиции, имеющие важное значение для предстоящих боевых действий. Так было и с этой высотой, где русские могли долго обороняться и держать под наблюдением наши тылы».