Барбара охотно взяла игрушку, и Грегори опять принялся ковырять в механизме. Незаметно он слегка прихватил ладонью пальцы Барбары, что-то нажал, игрушка дернулась, лязгнула, Грегори чертыхнулся, Барбара слабо взвизгнула, Лайонел охнул, а локомотив грохнулся об пол. Мужчины оторопело глядели на длинную неглубокую царапину, тянувшуюся от запястья Барбары к локтю. Царапина на глазах набухала кровью.
- О, миссис Рекстоу! - воскликнул Грегори. - Мне так жаль! Простите меня, я не хотел. Вы сильно порезались?
- Нет, нет, пустяки, слава богу, - успокоила его Барбара. - Лайонел, дай мне платок, мой будет маловат. Да не беспокойтесь, мистер Персиммонс, сейчас я быстренько приведу себя в порядок.
- Надо обязательно чем-то смазать, - сказал Грегори. - Слушайте, у меня тут есть мазь, патентованное средство, забыл, как называется.., не то "самбук", не то еще что-то в этом роде. Здорово действует... - С этими словами он достал из стола круглую деревянную коробочку "протянул Барбаре. А вот здесь, кстати, и кусочек бинта.
Барбара взяла коробочку, понюхала и поморщилась.
- Какой забавный запах! - сказала она, - Спасибо, право, не стоит. У меня дома есть йод.
- Лучше не откладывать, - настаивал Грегори. - Смажьте руку прямо сейчас и забинтуйте. - Он повернулся к Адриану. - А локомотив я все-таки починил. Только зря у него такие острые края. Поеду в Лондон, обменяю.
Следующие полчаса пролетели незаметно. Лайонел, увлеченно копавшийся в книгах, случайно обернулся и увидел лицо жены.
- Барбара, - с тревогой окликнул он, - тебе нездоровится?
Барбара лежала в кресле, откинувшись на спинку. Она приподняла голову и секунду смотрела на мужа, не узнавая.
Потом заговорила слабым голосом:
- Лайонел, Лайонел, это ты? Кажется, у меня был обморок. Я что-то плохо понимаю, где я... Лайонел!
Лайонел бросился к ней. Грегори, сидевший на полу с Адрианом, встал. Он внимательно посмотрел на женщину в кресле, взял колокольчик и позвонил. Лайонел тихо бормотал что-то, пытаясь успокоить жену. Вдруг Барбара странно выгнулась, подалась вперед, обвела комнату невидящим взглядом и закричала:
- Лайонел! Лайонел! Боже мой, Лайонел!
Рекстоу взглянул на хозяина.
- Успокойте Адриана! - попросил он.
От испуга и неожиданности малыш заплакал. Грегори подхватил его на руки и шагнул к двери, навстречу Леддингу.
- Миссис Рекстоу плохо, - сказал он. - Позвони доктору и возвращайся, ты можешь понадобиться. Скорее!
Леддинг исчез, а Грегори увел Адриана в другую комнату и достал из шкафа сверток необычной формы. Но Адриану было не до игрушек. Он настороженно прислушивался к приглушенным, бессвязным выкрикам, доносившимся из-за закрытых дверей и пугливо жался к Персиммонсу.
Неожиданно крики стали громче, загрохотал опрокинутый "ул. Адриан стал вырываться и его, в сопровождении вернувшегося Леддинга, отправили к Джесси. Грегори поспешно вошел в кабинет.
Барбара стонала в кресле. Кажется, у нее начались судороги. Иногда она вскрикивала, зовя Лайонела.
- Я здесь, дорогая, - приговаривал он; неожиданная напасть оказалась куда мучительнее всех его вымышленных страхов. - Ты что, не видишь меня? Вот я, потрогай! - Он взял ее руки в свои.
Тела их, связанные бесчисленными касаниями - и нетерпеливыми, и радостными, - хорошо знали друг друга.
Вернувшись из глубин беспамятства, Барбара стиснула руки мужа и снова вскрикнула:
- Лайонел, спаси меня! Спаси! Я тебя не вижу! Не уходи, не уходи!
Лайонел беспомощно оглянулся на Персиммонса.
- Я не понимаю, что с ней случилось, - тихо проговорил он. - Неужели ничего нельзя сделать?
- Я послал за врачом, - так же тихо ответил Грегори. - Надо продержаться до его прихода Адриана я отправил к Джесси.
Барбара замолчала. Ее тело сотрясала крупная дрожь, она совсем обессилела. Грегори стоял позади Лайонела и внимательно наблюдал за ней. Похоже, его предположения не оправдывались - на Барбару мазь действовала иначе, чем на него. Он стремился пройти по выбранной дороге до самого конца, и мазь придала ему силы. А Барбара жила, как и большинство людей, "ни богу свечка, ни черту кочерга", поэтому трудно было с уверенностью сказать, на какую сторону ее натуры воздействует мазь. Во всяком случае, она ничего не понимала, ничего не контролировала. То, с чем стремился соединиться он, оказывалось для нее захватчиком, возможно, даже адским любовником, но она не могла не ощутить это в своем теле, в крови, в душе, в сознании. Если они сольются, правда - без ее желания, без ее контроля, вот тогда она уже не станет звать Лайонела, а, наоборот, начнет шарахаться от него! Занятно!.. Грегори поискал взглядом, незаметно поднял коробочку и положил в карман. В столе у него была заготовлена еще одна, точно такая же, но совершенно безобидная, на случай расспросов.
Припадок длился уже четверть часа. Едва ли он быстро пройдет, думал Грегори. Собственно, может и не пройти.
Мазь помогает уйти и вернуться, но поскольку Барбара едва ли собиралась куда-нибудь уходить и не догадывалась о возвращении, она могла оставаться в теперешнем состоянии очень долго. Грегори было любопытно, что скажет доктор.
Внезапно Барбара встала. Она все еще слабо призывала то бога, то мужа, но тело ее, само по себе, приняло странную позу, словно готовясь к танцу. Сначала - едва заметно, потом - все быстрее и быстрее она стала подпрыгивать на ковре, руки заметались в такт неслышной музыке. Лайонел попытался остановить ее, он обнял жену за талию и хотел поймать руки, но Барбара рванулась так, что он полетел на пол. Грегори едва не потер руки от удовольствия. Так, так, вот - внешние признаки танца, знакомого и ему. Тогда мазь помогла ему отделить тело от впавшей в экстаз души. В случае с Барбарой тело беспомощно перед натиском Хозяина, и только не сломленная память велит взывать то к мужу, то к богу.
Грегори слышал какое-то движение за дверью, потом стук, но не хотел отвлекаться от захватывающего зрелища. Дверь отворилась, и на пороге возник деревенский врач. Будто только его она и дожидалась, пляшущая Барбара подняла руки и легко, бездумно разодрала напрочь платье и белье. Миг-другой обрывки еще держались кое-как, потом сползли, и, не прекращая танца, обезумевшая женщина стряхнула их на пол.
Дальнейшее даже Грегори запомнил не очень хорошо.
Чтобы хоть как-то справиться с Барбарой, трое мужчин связали ее первыми попавшимися под руку тряпками. Наконец, доктор сумел сделать укол морфия. Грегори с удовольствием покачал головой. Он примерно представлял, чем это может кончиться. Больную отнесли в одну из комнат. С ней остался Лайонел.
- Я распоряжусь, чтобы сюда поставили еще одну кровать, - сказал ему Грегори. - Мой шофер будет спать в соседней комнате, если что-нибудь понадобится, будите его без церемоний. С ума сойти! Еще и семи нет... Насчет Адриана не беспокойтесь, пусть спит у меня, это его отвлечет. Тише,. тише, голубчик, мужайтесь. Мы все должны делать то, что в наших силах. Доктор еще заглянет попозже.
Врач задал несколько вопросов, недоуменно повертел коробочку с безвредной мазью и поспешил откланяться, выбросив из головы этот странный вызов. Грегори узнал, что Джесси с Адрианом гуляют в саду, и отправился их разыскивать. По дороге он с трудом удержатся от насвистывания - Лайонел мог услышать. Тут ему пришло в голову, что хорошо бы, прежде чем Адриан ляжет, выяснить личность посетителя в сером костюме. Удачный вечер почти полностью вытеснил неприятное дневное воспоминание. Ну его, этого Иоанна! А все-таки...
Адриан с восторгом принял весть о том, что будет спать в дядюшкиной спальне, согласившись, что маме лучше побыть одной, и просиял, услышав, что на ночь они еще поиграют в тайные картины. Правда, теперь у них нет красивой чаши, но дядя знает и другие способы.
Усевшись за стол перед полированным черным диском, Адриан нетерпеливо поерзал и сказал:
- Ну, спрашивай, что я вижу!
Грегори, сидевший напротив, откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на малыша, восстанавливая в памяти образ незнакомца в сером.
- Видишь ты высокого мужчину в сером костюме и мягкой шляпе? - спросил он, одновременно передавая ребенку мысленный образ.
Не колеблясь ни секунды, Адриан ответил:
- Да, вижу. Он верхом на лошади, и вокруг много-много народа, тоже на лошадях и с длинными-длинными палками. И все скачут. Ой! Их уже нет.
Грегори нахмурился. Что за чертовщина? При чем здесь кавалерийский полк? Выходит, днем к нему заходил простой уланский офицер? Он сосредоточился.
- А что он сейчас делает?
- Сидит на подушках, - быстро ответил Адриан. Там еще человек в красном и человек в коричневом. Вот, на колени встали. Дают ему какой-то кусок бумаги. Он улыбается, а они уходят. Все. Ушли, - радостно закончил он.
Грегори над этим поразмыслил.
- Адриан, а ты можешь посмотреть, откуда он пришел?
Не видишь воду или поезд?
- Нет, - тут же ответил мальчик, - нету поездов. Там много таких смешных домиков и церквей. Вот он выходит из церкви. Ой, как здорово он одет! И в короне! За ним выходят люди, много людей. У всех короны.., и мечи! И флаги! Он на лошади, а вокруг свечи горят и такие штучки летают, ну, качаются, от них дым... Ой, пропало...
Грегори поспешил осторожно закончить сеанс. Надо было разобраться в том, что нагородил мальчишка. Чего-то он здесь не понимал. Отправив ребенка в кровать и пообещав, что завтра они опять во что-нибудь поиграют, Грегори заглянул к Лайонелу и вышел из дома, подождать доктора. Барбара лежала тихо, и Грегори гадал, что же с ней творится. Если морфий сковал ей руки и ноги, куда направилась сила, заставлявшая ее плясать? Если она не проявляется вовне, значит - действует внутри? Может быть, ее сущность, истинную Барбару, сейчас все глубже затягивает поток желания, против воли объединяющий ее с Хозяином? Весьма неожиданно для милой, молодой женщины середины двадцатого века! Да, вернуться она, пожалуй, не сможет.
Глава 12
Третья атака на Грааль
Лайонел перегнулся через подоконник и выглянул в сад. Барбара, по-видимому, спала. Неподалеку от дома стоял на дорожке Грегори Персиммонс и смотрел на луну. Будь Лайонел сейчас в обычном состоянии, он бы тоже полюбовался луной. Луна пугала его не так, как солнце, огромный, глумливый, палящий шар, вытягивающий из земли зловещие призраки. Однако сегодня они как-то побледнели, отступив перед настоящей, хотя и очень странной бедой. Худшие из его химер не шли ни в какое сравнение с тем, что случилось на самом деле. Последний незыблемый оплот, любимая жена - лежит неподвижно на одре загадочной болезни, а дом его отдохновения распахнут настежь перед вихрем незримых и злых сил. Лайонел перенес бы измену, примирился бы с мыслью о сопернике - он никогда не питал иллюзий на свой счет, - но происходило нечто несусветное. Где соперник? Чем удержать эту мятежную и любимую женщину? Откуда это нежданное безумие? Он знал, что так бывает, когда человека побеждают призрачные силы, глумящиеся над всем человеческим. Но здесь?.. Оставалось терпеть и ждать.
Он достал портсигар и закурил. Бедная Барбара! Ей уже не закурить больше, она вообще едва ли станет прежней.
Как же теперь жить и зачем? Перед ним встал вопрос, который встает почти перед каждым англичанином, отравляя печаль и радость. Он возникает раньше, чем жизненный опыт успевает подыскать приемлемый ответ. И если ответишь не правильно (чаще всего так и бывает), вопрос жестоко мстит, обращая любовь и смерть в какие-то пародии, разрушая дружбу, высокую мысль и блаженный отдых. Теперь этот вопрос навис над Лайонелом Рекстоу. Где взять денег? Как быть с Адрианом? Что будет дальше с домом? Что вообще будет? Он ведь не сможет содержать и семью, и служанку, а если бы и смог - как представить в их уютном доме еще какую-то хозяйку? Разве что уж очень старую... Хорошо, а как ее найти? Сколько ей платить? Даже если Барбаре станет лучше, нельзя же оставлять ее одну с Адрианом! А если лучше не станет? Где-то в Шотландии у нее была тетка, ревностная кальвинистка. Лайонела передернуло, когда он представил себе Адриана, отданного на воспитание кальвинистам. Чувство юмора напомнило, что его мировоззрение, строго говоря, тоже следует считать кальвинистским, но он никогда и мысли не допускал воспитать Адриана в кальвинистской вере. У самого Лайонела подходящей родни не было. Так, а друзья? А что - друзья? Им ребенка не подбросишь. Да и живут они не очень-то... Вот Кеннет, у него вообще нет удобств. Ну что за треклятый мир!
Персиммонс насмотрелся на луну, обернулся, заметил в окне Лайонела и приветливо ему помахал. Тут же Лайонел подумал: а если Адриан останется в Калли? Здравый смысл тщетно подсказывал, что у него нет права даже помыслить об этом, но фантазия не сдавалась, пока Грегори не вошел осторожно в комнату и не встал у окна.
- Ну что, спит? - шепотом спросил он.
- Спит, - горько прошептал Лайонел.
- Я тут подумал, - проговорил Персиммонс, - вы, наверное, беспокоитесь из-за Адриана. Да? Право, не стоит.
Пусть поживет у меня. Либо здесь, либо в Лондоне. Вы же видите, мы с ним прекрасно ладим.
- Вы очень добры, - выговорил Лайонел. Конечно, с одной стороны, предложение это решало проблему, но с другой.., с другой стороны, Лайонел оставался один на один с такими трудными делами. Оттого, что уладится проблема с Адрианом, все прочее не станет менее ужасным. "Нет, это уже эгоизм, - мрачно подумал он. - Господи Боже мой, неужели я такой эгоист?"
- Вы очень добры, - снова произнес он.
- Да нет же, - ответил Грегори. - Для меня это скорей удовольствие. А вам надо развязать руки. Нет, какая беда!
Так и кажется, что какой-то злой рок подстерегает нас из засады.
- Из засады? - переспросил Лайонел, испытывая от разговора и облегчение, и раздражение. Что могут знать о злосчастной судьбе такие благополучные люди, как Персиммонс?
- Да какая уж там засада, - сказал он с горечью. - Это закономерность. Стоит поглядеть на мир...
Разговор на религиозные темы обычно чуть-чуть отупляет участников, и даже Грегори этого не избежал. Он хотел просто расслабиться, немного потравить Лайонела, и как-то не думал, что не сумеет его пронять.
- Да, что-то в мире неладно, - сказал он в том. - Счастье всегда за углом.
- Да что там неладно, - откликнулся Лайонел. - Просто так уж устроен мир, весь порядок вещей - одно зло, от него не скроешься. Вот оно как. "Нет делающего добро, нет ни одного!" <Пс.135.>.
- Это зависит от того, как добро определить, - предположил Грегори. - В конце концов, есть удовольствие, наслаждение.
- И в них червоточина, - ответил Лайонел. - Везде свой Иуда. Да весь мир и есть Иуда, только никто не решается об этом сказать.
Грегори повернул голову, чтобы получше разглядеть молодого человека, который так смотрит на жизнь. Он растерялся. Он-то рассчитывал войти в открытую дверь, а налетел на железные ворота.
- Даже Иуда получал удовольствие, - осторожно сказал он. - Знаете, в древности верили, что и предательство, и злоба, и жестокость могут вызывать восторг. Были такие культы...
- Чушь, - пренебрежительно отозвался Лайонел. - Это же просто обычная религия, вывернутая наизнанку. Обычно клерк ходит в церковь, а сатанизм это тот же клерк, только в публичном доме. Такой задиристый петушок среднего достатка.
- Как-то странно слышать, - не без раздражения сказал Грегори. - Мне приходилось встречать людей, которых служение злу явно приводило в восторг.
- В восторг можно прийти от чего угодно, - отвечал Лайонел, - от выпивки, от азартной игры, от поэзии, от любви и, наверное, от сатанизма. Но Иуда таится во всем, и в дурном, и в добром, а кончается все одинаково ужасно.
- Можно наслаждаться и ужасом, - заметил Грегори.
- Нельзя наслаждаться отвратительным, - убежденно заявил Лайонел. - Не дай бог, если мечта о бессмертии окажется реальностью. Хотя сам-то я верю в бессмертие души, - сухо добавил он.
В комнате повисла тишина. Грегори вдруг почувствовал некоторую дурноту. У него закружилась голова, пришлось даже прислониться к стене. Лицо Рекстоу, смотревшего в сад, казалось ему вырубленным из камня, да еще и каким-то отдалившимся. Он зажмурился от страха, тряхнул головой, снова взглянул на Лайонела, а потом, повернувшись, - на неподвижную Барбару. Что за чушь! Он же в Калли, у себя дома. Адриан спит в его комнате, сознание Барбары он подчинил. А теперь надо опять пробиваться куда-то, избавляться от ощущения, что ты упал в колодец, а вокруг - гладкие каменные стены. Лайонел, думая о чем-то своем, вдруг заговорил речитативом:
Передо мною - ад, и ад во мне,
Но ниже адских бездн одна зияет
И щерится, чтоб поглотить меня.
В ней здешний ад покажется мне раем.
Грегори даже топнул ногой и тут же зашевелился, как будто просто хотел переменить позу. Ладно, сейчас нельзя с ним ссориться, хотя будь у него время - разнес бы в пух и прах. Нет, надо же - "клерк в борделе"!
- Я только вот еще что хотел сказать, - произнес он. - Если от здешнего врача не будет толку, не отчаивайтесь.
Я знаю в Лондоне одного старика, который много повидал и кое-что умеет. Попробую завтра позвонить ему и попрошу приехать. Конечно, гарантии нет, но чем черт не шутит?
- Вы действительно очень добры к нам, - сказал Лайонел. - Только что же тут можно сделать?
- Утро вечера мудренее, - почти весело отозвался Грегори. - О, вот и доктор! И сэр Джайлс с ним. Пойду, встречу их.
Сэр Джайлс, уезжавший на весь день по каким-то ученым делам, столкнулся с врачом у ворот. Теперь они шли по дорожке, каждый сам по себе. На пороге дома сэр Джайлс попытался заговорить с Персиммонсом, но тот предпочел ему врача. Новый осмотр ясности не прибавил. Врач не согласился переночевать в Калли, пообещал позвонить утром и был таков. Лайонел вернулся на свой пост, а Персиммонс потрепал его по плечу и весело попрощался: "Ну-ну, не стоит отчаиваться. Утречком я сразу позвоню старому Манассии", - после чего подхватил сэра Джайлса под руку и увел к себе в кабинет.
- Что за притча? - изумился сэр Джайлс. - Какому это Манассии ты собираешься звонить?
- А-а, так ты же еще не знаешь! - с ликованием ответил Грегори. - Жаль, тебя здесь не было. Пропустил интересное зрелище. Тут миссис Рекстоу откалывала номера, как бы это сказать.., не свойственные английским дамам. По-моему, врач, и тот удивился. Ты заметил, Тамалти, как он растерялся? А с Манассией я тебя утром познакомлю.
- Он что, собирается приехать? - спросил сэр Джайлс. - Не слишком ли много народа повадилось в Калли?
- Немало, - кивнул Грегори. - Какой-то ряженый в сером... Ты не знаешь, кто он такой?
- Я знаю одно - ты свихнулся, - с удовлетворением заметил сэр Джайлс. В сером? Скорей в чем-то таком... вроде формы.
- Почему? - не понял Грегори. - Он совсем не похож на военного. А что он имел в виду, назвавшись Иоанном?
- Да назовись он хоть Вельзевулом! - вскричал сэр Джайлс. - Это же инспектор, Грегори! Тот самый, который расследует убийство. Он здесь!
Грегори уставился на него.
- Ох, еще и этот, - произнес он. - Я-то считал, дело давно закрыто. Чего ради он сюда притащился? Что ему здесь надо?
- Ему нужен либо ты, либо я, - ответил сэр Джайлс. - Эх, Персиммонс, говорил я тебе: до меня они не доберутся. Мне, в конце концов, наплевать, какой танец ты спляшешь на виселице, главное, чтобы ко мне не приставали.
Если им нужно - пожалуйста, могут хватать тебя, меня это не касается. Завтра я уезжаю, на следующей неделе буду в Багдаде. Ну а если спросят, что ж, расскажу.
- Расскажи, расскажи, - усмехнулся Грегори, - только не забудь, как предупреждал, что Рекстоу придет к тебе, и его кабинет на это время...
- А ты расскажешь, - усмехнулся в ответ сэр Джайлс, - как кричал по ночам: "Кровь! Кровь!" Конечно, английская полиция берет взятки, но никогда не знаешь, кого можно купить, кого нет. Еще нарвешься не на того человека.
- Что ты суетишься? - примирительно проговорил Грегори. - Неужели ты думаешь, что у него есть хоть какие-нибудь улики?
- А я про это вообще не думаю, - отрезал сэр Джайлс. - Но рисковать из-за тебя не намерен, не стоишь ты этого. Кто ты такой? Перезрелый мальчишка, подворовывающий по мелочи. Повторяю, на меня не рассчитывай. А теперь скажи-ка, какого это лешего в сером ты поминал?
Грегори давно привык пропускать мимо ушей половину того, что говорит сэр Джайлс, но сейчас, вспомнив слова Лайонела, он с отвращением посмотрел на старого антиквара, однако справился с собой и беспечно ответил:
- А-а, забрел тут в Калли один сумасшедший. Нес какую-то церковную чушь. Говорил, что знаком с семьюдесятью королями.
- Всего-то? - спросил сэр Джайлс. - А больше никак не отрекомендовался?
- Знаешь, мне он не понравился, - признался Грегори, - а Леддинг от него просто сбесился. А ведь этот тип просто шел себе по дорожке, и все. Потом, правда, сказал, что он царь и священник. - Персиммонс подошел поближе и тихо добавил:
- Я сначала подумал, не связан ли он.., ну, с той лавкой.
Ты понимаешь? Но, по-моему, он с ней как-то не сочетается.
Сэр Джайлс задумался.
- Царь и священник, говоришь? - переспросил он. - Ты сам-то не свихнулся, Персиммонс? - Сэр Джайлс резко встал. - Ты сказал, Иоанн?
- Он так представился. А что, - ты знаешь какого-нибудь Иоанна?
- Сэр Джайлс отошел к окну, выглянул, вернулся на середину кабинета и с сомнением поглядел на Грегори.
- Вот что, послушайся доброго совета, - проговорил он, - оставь в покое эту чертову штуковину. Можешь нарваться на куда более сильного противника, любезный Грегори.
- Да кто он такой? - вскричал Персиммонс. - Ему-то зачем Грааль?
- Этого я тебе не скажу, - ровным голосом ответил сэр Джайлс. - Все равно не поверишь, а мне такие разговоры могут боком выйти. Слыхал я разные истории - может, и вранье, конечно, но слухи ходят и в Самарканде, и в Дели.
Однажды кто-то, похожий на твоего серого незнакомца, поговорил с самым богатым человеком в Бенгалии, а тот и отдал все храму, а сам пошел в факиры. Я пока в Бога не верю, но иногда думаю, не твой ли приятель подал людям саму идею Бога.., если это он, конечно.
- Мне-то что за дело до Бога? - спросил Грегори.
- Не знаю, - не обращая на него внимания, продолжал сэр Джайлс, Грааль принадлежит ему, или он Граалю. Я проследил путь Чаши во времени и в пространстве, но в ее истории есть разрывы. Если она каждый раз возвращалась к Иоанну, то послушай меня, сходи к архидиакону и попроси, чтобы он за тебя помолился. Может быть, не откажет...
- Скажешь ты мне, кто это был? - спросил Грегори.
- Нет, - покачал головой сэр Джайлс. - Слишком много о нем говорили. Брось все это, пока не поздно.
- Неужто сам Иисус Христос собрался приглядеть за своим добром? ухмыльнулся Грегори.
- Иисус Христос то ли мертв, то ли на небе, то ли его присвоили церковники, - отвечал сэр Джайлс. - А вот о человеке, который приходил к тебе, говорят то же, что он и сам сказал: он царь и священник, и зовут его Иоанн. Так говорят. Как на самом деле - не знаю, но мне все это очень не нравится.
- Ну так уноси ноги, - фыркнул Грегори. - А мы с моим владыкой встретим его и поговорим.
- С вас станется, - сказал сэр Джайлс, повернулся и, не сказав больше ни слова, пошел к себе.
***
Адриан спокойно спал. О том, какие сны ему снились, ведал лишь его ангел-хранитель, пребывающий вне тварного мира. Все прочие обитатели Калли, исключая слуг, провели ночь без сна. Лайонел прилег на кушетке рядом с женой и настороженно вслушивался в ее неровное дыхание Доктор не смог или не захотел сказать, сколько она проспит, и теперь Лайонел обмирал от мысли, что неподвижность ее не похожа на неподвижность спящего человека. Глаза ее были закрыты, дыхание отражало какую-то внутреннюю дрожь, а иногда с губ срывались невнятные, но глубокие стоны. Лайонел страдал. Его постоянная спутница оторвана от него, брошена в глубины каких-то джунглей, а он и постичь не может этот ужас. Сам он хоть как-то мог представить себя в подобном положении, но чтобы Барбара, простодушно поглощенная занавесочками на кухне, романами Вудхауза и кормлением Адриана, оказалась ввергнута вот в это! Против такой судьбы восстал даже его пессимизм.
Неподалеку от комнаты, занятой супругами Рекстоу, лежал без сна и вспоминал былые приключения сэр Джайлс Тамалти. К себе он относился так же трезво и жестко, как и к остальным, и сейчас вполне отдавал отчет, что появление в Калли новых действующих лиц его тревожит. Исследуя пограничные зоны человеческой психики, он представлял ту загадочную силу, с которой время от времени приходилось сталкиваться разным людям в разных уголках земли. Откуда она исходит - неизвестно, вмешательство ее в дела людские смертельно опасно. Однажды в Бейруте ему довелось присутствовать на полночном сборище. Тогда он смутно ощутил ее.
Было очень страшно, чародеи орали, кто-то незваным явился среди них, едва различимый, грозный, гибельный. Тогда тару Джайлсу казалось, что он, как и все, стал жертвой массовой галлюцинации; но уж кто-кто, а он-то знал, что галлюцинация - пустое слово. Было, не было... Он решил как можно скорее покинуть Англию.
Грегори Персиммонс у себя в комнате поразмышлял над словами сэра Джайлса и решил махнуть на них рукой.
Все складывалось прекрасно. Если так и дальше пойдет, уже следующей ночью и Грааль, и Адриан будут в руках у него и его друзей.
Пожалуй, среди бодрствующих в эту ночь в Калли только Грегори Персиммонс был от природы религиозен; только он живо и естественно воспринимал неведомое как иерархии сил, восходящих к подножию люциферова трона. Только Для него и мазь, и черная месса, и древние ритуалы сатанизма были естественными и живыми. Он требовал ответа от тьмы, страстно верил, что отклик придет, и вера эта определяла его слова и поступки. Ни Лайонел, ни сэр Джайлс, ни Барбара не прибегали так естественно к молитве, и его божество милостиво снисходило к сознанию фанатика. Он обращал, проповедовал, приносил в жертву и себя, и других, если Бог этого требовал. Лежа без сна, вознося свои молитвы, он поклонялся Ему, и обретал спокойную силу мистического единения.
- О, миссис Рекстоу! - воскликнул Грегори. - Мне так жаль! Простите меня, я не хотел. Вы сильно порезались?
- Нет, нет, пустяки, слава богу, - успокоила его Барбара. - Лайонел, дай мне платок, мой будет маловат. Да не беспокойтесь, мистер Персиммонс, сейчас я быстренько приведу себя в порядок.
- Надо обязательно чем-то смазать, - сказал Грегори. - Слушайте, у меня тут есть мазь, патентованное средство, забыл, как называется.., не то "самбук", не то еще что-то в этом роде. Здорово действует... - С этими словами он достал из стола круглую деревянную коробочку "протянул Барбаре. А вот здесь, кстати, и кусочек бинта.
Барбара взяла коробочку, понюхала и поморщилась.
- Какой забавный запах! - сказала она, - Спасибо, право, не стоит. У меня дома есть йод.
- Лучше не откладывать, - настаивал Грегори. - Смажьте руку прямо сейчас и забинтуйте. - Он повернулся к Адриану. - А локомотив я все-таки починил. Только зря у него такие острые края. Поеду в Лондон, обменяю.
Следующие полчаса пролетели незаметно. Лайонел, увлеченно копавшийся в книгах, случайно обернулся и увидел лицо жены.
- Барбара, - с тревогой окликнул он, - тебе нездоровится?
Барбара лежала в кресле, откинувшись на спинку. Она приподняла голову и секунду смотрела на мужа, не узнавая.
Потом заговорила слабым голосом:
- Лайонел, Лайонел, это ты? Кажется, у меня был обморок. Я что-то плохо понимаю, где я... Лайонел!
Лайонел бросился к ней. Грегори, сидевший на полу с Адрианом, встал. Он внимательно посмотрел на женщину в кресле, взял колокольчик и позвонил. Лайонел тихо бормотал что-то, пытаясь успокоить жену. Вдруг Барбара странно выгнулась, подалась вперед, обвела комнату невидящим взглядом и закричала:
- Лайонел! Лайонел! Боже мой, Лайонел!
Рекстоу взглянул на хозяина.
- Успокойте Адриана! - попросил он.
От испуга и неожиданности малыш заплакал. Грегори подхватил его на руки и шагнул к двери, навстречу Леддингу.
- Миссис Рекстоу плохо, - сказал он. - Позвони доктору и возвращайся, ты можешь понадобиться. Скорее!
Леддинг исчез, а Грегори увел Адриана в другую комнату и достал из шкафа сверток необычной формы. Но Адриану было не до игрушек. Он настороженно прислушивался к приглушенным, бессвязным выкрикам, доносившимся из-за закрытых дверей и пугливо жался к Персиммонсу.
Неожиданно крики стали громче, загрохотал опрокинутый "ул. Адриан стал вырываться и его, в сопровождении вернувшегося Леддинга, отправили к Джесси. Грегори поспешно вошел в кабинет.
Барбара стонала в кресле. Кажется, у нее начались судороги. Иногда она вскрикивала, зовя Лайонела.
- Я здесь, дорогая, - приговаривал он; неожиданная напасть оказалась куда мучительнее всех его вымышленных страхов. - Ты что, не видишь меня? Вот я, потрогай! - Он взял ее руки в свои.
Тела их, связанные бесчисленными касаниями - и нетерпеливыми, и радостными, - хорошо знали друг друга.
Вернувшись из глубин беспамятства, Барбара стиснула руки мужа и снова вскрикнула:
- Лайонел, спаси меня! Спаси! Я тебя не вижу! Не уходи, не уходи!
Лайонел беспомощно оглянулся на Персиммонса.
- Я не понимаю, что с ней случилось, - тихо проговорил он. - Неужели ничего нельзя сделать?
- Я послал за врачом, - так же тихо ответил Грегори. - Надо продержаться до его прихода Адриана я отправил к Джесси.
Барбара замолчала. Ее тело сотрясала крупная дрожь, она совсем обессилела. Грегори стоял позади Лайонела и внимательно наблюдал за ней. Похоже, его предположения не оправдывались - на Барбару мазь действовала иначе, чем на него. Он стремился пройти по выбранной дороге до самого конца, и мазь придала ему силы. А Барбара жила, как и большинство людей, "ни богу свечка, ни черту кочерга", поэтому трудно было с уверенностью сказать, на какую сторону ее натуры воздействует мазь. Во всяком случае, она ничего не понимала, ничего не контролировала. То, с чем стремился соединиться он, оказывалось для нее захватчиком, возможно, даже адским любовником, но она не могла не ощутить это в своем теле, в крови, в душе, в сознании. Если они сольются, правда - без ее желания, без ее контроля, вот тогда она уже не станет звать Лайонела, а, наоборот, начнет шарахаться от него! Занятно!.. Грегори поискал взглядом, незаметно поднял коробочку и положил в карман. В столе у него была заготовлена еще одна, точно такая же, но совершенно безобидная, на случай расспросов.
Припадок длился уже четверть часа. Едва ли он быстро пройдет, думал Грегори. Собственно, может и не пройти.
Мазь помогает уйти и вернуться, но поскольку Барбара едва ли собиралась куда-нибудь уходить и не догадывалась о возвращении, она могла оставаться в теперешнем состоянии очень долго. Грегори было любопытно, что скажет доктор.
Внезапно Барбара встала. Она все еще слабо призывала то бога, то мужа, но тело ее, само по себе, приняло странную позу, словно готовясь к танцу. Сначала - едва заметно, потом - все быстрее и быстрее она стала подпрыгивать на ковре, руки заметались в такт неслышной музыке. Лайонел попытался остановить ее, он обнял жену за талию и хотел поймать руки, но Барбара рванулась так, что он полетел на пол. Грегори едва не потер руки от удовольствия. Так, так, вот - внешние признаки танца, знакомого и ему. Тогда мазь помогла ему отделить тело от впавшей в экстаз души. В случае с Барбарой тело беспомощно перед натиском Хозяина, и только не сломленная память велит взывать то к мужу, то к богу.
Грегори слышал какое-то движение за дверью, потом стук, но не хотел отвлекаться от захватывающего зрелища. Дверь отворилась, и на пороге возник деревенский врач. Будто только его она и дожидалась, пляшущая Барбара подняла руки и легко, бездумно разодрала напрочь платье и белье. Миг-другой обрывки еще держались кое-как, потом сползли, и, не прекращая танца, обезумевшая женщина стряхнула их на пол.
Дальнейшее даже Грегори запомнил не очень хорошо.
Чтобы хоть как-то справиться с Барбарой, трое мужчин связали ее первыми попавшимися под руку тряпками. Наконец, доктор сумел сделать укол морфия. Грегори с удовольствием покачал головой. Он примерно представлял, чем это может кончиться. Больную отнесли в одну из комнат. С ней остался Лайонел.
- Я распоряжусь, чтобы сюда поставили еще одну кровать, - сказал ему Грегори. - Мой шофер будет спать в соседней комнате, если что-нибудь понадобится, будите его без церемоний. С ума сойти! Еще и семи нет... Насчет Адриана не беспокойтесь, пусть спит у меня, это его отвлечет. Тише,. тише, голубчик, мужайтесь. Мы все должны делать то, что в наших силах. Доктор еще заглянет попозже.
Врач задал несколько вопросов, недоуменно повертел коробочку с безвредной мазью и поспешил откланяться, выбросив из головы этот странный вызов. Грегори узнал, что Джесси с Адрианом гуляют в саду, и отправился их разыскивать. По дороге он с трудом удержатся от насвистывания - Лайонел мог услышать. Тут ему пришло в голову, что хорошо бы, прежде чем Адриан ляжет, выяснить личность посетителя в сером костюме. Удачный вечер почти полностью вытеснил неприятное дневное воспоминание. Ну его, этого Иоанна! А все-таки...
Адриан с восторгом принял весть о том, что будет спать в дядюшкиной спальне, согласившись, что маме лучше побыть одной, и просиял, услышав, что на ночь они еще поиграют в тайные картины. Правда, теперь у них нет красивой чаши, но дядя знает и другие способы.
Усевшись за стол перед полированным черным диском, Адриан нетерпеливо поерзал и сказал:
- Ну, спрашивай, что я вижу!
Грегори, сидевший напротив, откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на малыша, восстанавливая в памяти образ незнакомца в сером.
- Видишь ты высокого мужчину в сером костюме и мягкой шляпе? - спросил он, одновременно передавая ребенку мысленный образ.
Не колеблясь ни секунды, Адриан ответил:
- Да, вижу. Он верхом на лошади, и вокруг много-много народа, тоже на лошадях и с длинными-длинными палками. И все скачут. Ой! Их уже нет.
Грегори нахмурился. Что за чертовщина? При чем здесь кавалерийский полк? Выходит, днем к нему заходил простой уланский офицер? Он сосредоточился.
- А что он сейчас делает?
- Сидит на подушках, - быстро ответил Адриан. Там еще человек в красном и человек в коричневом. Вот, на колени встали. Дают ему какой-то кусок бумаги. Он улыбается, а они уходят. Все. Ушли, - радостно закончил он.
Грегори над этим поразмыслил.
- Адриан, а ты можешь посмотреть, откуда он пришел?
Не видишь воду или поезд?
- Нет, - тут же ответил мальчик, - нету поездов. Там много таких смешных домиков и церквей. Вот он выходит из церкви. Ой, как здорово он одет! И в короне! За ним выходят люди, много людей. У всех короны.., и мечи! И флаги! Он на лошади, а вокруг свечи горят и такие штучки летают, ну, качаются, от них дым... Ой, пропало...
Грегори поспешил осторожно закончить сеанс. Надо было разобраться в том, что нагородил мальчишка. Чего-то он здесь не понимал. Отправив ребенка в кровать и пообещав, что завтра они опять во что-нибудь поиграют, Грегори заглянул к Лайонелу и вышел из дома, подождать доктора. Барбара лежала тихо, и Грегори гадал, что же с ней творится. Если морфий сковал ей руки и ноги, куда направилась сила, заставлявшая ее плясать? Если она не проявляется вовне, значит - действует внутри? Может быть, ее сущность, истинную Барбару, сейчас все глубже затягивает поток желания, против воли объединяющий ее с Хозяином? Весьма неожиданно для милой, молодой женщины середины двадцатого века! Да, вернуться она, пожалуй, не сможет.
Глава 12
Третья атака на Грааль
Лайонел перегнулся через подоконник и выглянул в сад. Барбара, по-видимому, спала. Неподалеку от дома стоял на дорожке Грегори Персиммонс и смотрел на луну. Будь Лайонел сейчас в обычном состоянии, он бы тоже полюбовался луной. Луна пугала его не так, как солнце, огромный, глумливый, палящий шар, вытягивающий из земли зловещие призраки. Однако сегодня они как-то побледнели, отступив перед настоящей, хотя и очень странной бедой. Худшие из его химер не шли ни в какое сравнение с тем, что случилось на самом деле. Последний незыблемый оплот, любимая жена - лежит неподвижно на одре загадочной болезни, а дом его отдохновения распахнут настежь перед вихрем незримых и злых сил. Лайонел перенес бы измену, примирился бы с мыслью о сопернике - он никогда не питал иллюзий на свой счет, - но происходило нечто несусветное. Где соперник? Чем удержать эту мятежную и любимую женщину? Откуда это нежданное безумие? Он знал, что так бывает, когда человека побеждают призрачные силы, глумящиеся над всем человеческим. Но здесь?.. Оставалось терпеть и ждать.
Он достал портсигар и закурил. Бедная Барбара! Ей уже не закурить больше, она вообще едва ли станет прежней.
Как же теперь жить и зачем? Перед ним встал вопрос, который встает почти перед каждым англичанином, отравляя печаль и радость. Он возникает раньше, чем жизненный опыт успевает подыскать приемлемый ответ. И если ответишь не правильно (чаще всего так и бывает), вопрос жестоко мстит, обращая любовь и смерть в какие-то пародии, разрушая дружбу, высокую мысль и блаженный отдых. Теперь этот вопрос навис над Лайонелом Рекстоу. Где взять денег? Как быть с Адрианом? Что будет дальше с домом? Что вообще будет? Он ведь не сможет содержать и семью, и служанку, а если бы и смог - как представить в их уютном доме еще какую-то хозяйку? Разве что уж очень старую... Хорошо, а как ее найти? Сколько ей платить? Даже если Барбаре станет лучше, нельзя же оставлять ее одну с Адрианом! А если лучше не станет? Где-то в Шотландии у нее была тетка, ревностная кальвинистка. Лайонела передернуло, когда он представил себе Адриана, отданного на воспитание кальвинистам. Чувство юмора напомнило, что его мировоззрение, строго говоря, тоже следует считать кальвинистским, но он никогда и мысли не допускал воспитать Адриана в кальвинистской вере. У самого Лайонела подходящей родни не было. Так, а друзья? А что - друзья? Им ребенка не подбросишь. Да и живут они не очень-то... Вот Кеннет, у него вообще нет удобств. Ну что за треклятый мир!
Персиммонс насмотрелся на луну, обернулся, заметил в окне Лайонела и приветливо ему помахал. Тут же Лайонел подумал: а если Адриан останется в Калли? Здравый смысл тщетно подсказывал, что у него нет права даже помыслить об этом, но фантазия не сдавалась, пока Грегори не вошел осторожно в комнату и не встал у окна.
- Ну что, спит? - шепотом спросил он.
- Спит, - горько прошептал Лайонел.
- Я тут подумал, - проговорил Персиммонс, - вы, наверное, беспокоитесь из-за Адриана. Да? Право, не стоит.
Пусть поживет у меня. Либо здесь, либо в Лондоне. Вы же видите, мы с ним прекрасно ладим.
- Вы очень добры, - выговорил Лайонел. Конечно, с одной стороны, предложение это решало проблему, но с другой.., с другой стороны, Лайонел оставался один на один с такими трудными делами. Оттого, что уладится проблема с Адрианом, все прочее не станет менее ужасным. "Нет, это уже эгоизм, - мрачно подумал он. - Господи Боже мой, неужели я такой эгоист?"
- Вы очень добры, - снова произнес он.
- Да нет же, - ответил Грегори. - Для меня это скорей удовольствие. А вам надо развязать руки. Нет, какая беда!
Так и кажется, что какой-то злой рок подстерегает нас из засады.
- Из засады? - переспросил Лайонел, испытывая от разговора и облегчение, и раздражение. Что могут знать о злосчастной судьбе такие благополучные люди, как Персиммонс?
- Да какая уж там засада, - сказал он с горечью. - Это закономерность. Стоит поглядеть на мир...
Разговор на религиозные темы обычно чуть-чуть отупляет участников, и даже Грегори этого не избежал. Он хотел просто расслабиться, немного потравить Лайонела, и как-то не думал, что не сумеет его пронять.
- Да, что-то в мире неладно, - сказал он в том. - Счастье всегда за углом.
- Да что там неладно, - откликнулся Лайонел. - Просто так уж устроен мир, весь порядок вещей - одно зло, от него не скроешься. Вот оно как. "Нет делающего добро, нет ни одного!" <Пс.135.>.
- Это зависит от того, как добро определить, - предположил Грегори. - В конце концов, есть удовольствие, наслаждение.
- И в них червоточина, - ответил Лайонел. - Везде свой Иуда. Да весь мир и есть Иуда, только никто не решается об этом сказать.
Грегори повернул голову, чтобы получше разглядеть молодого человека, который так смотрит на жизнь. Он растерялся. Он-то рассчитывал войти в открытую дверь, а налетел на железные ворота.
- Даже Иуда получал удовольствие, - осторожно сказал он. - Знаете, в древности верили, что и предательство, и злоба, и жестокость могут вызывать восторг. Были такие культы...
- Чушь, - пренебрежительно отозвался Лайонел. - Это же просто обычная религия, вывернутая наизнанку. Обычно клерк ходит в церковь, а сатанизм это тот же клерк, только в публичном доме. Такой задиристый петушок среднего достатка.
- Как-то странно слышать, - не без раздражения сказал Грегори. - Мне приходилось встречать людей, которых служение злу явно приводило в восторг.
- В восторг можно прийти от чего угодно, - отвечал Лайонел, - от выпивки, от азартной игры, от поэзии, от любви и, наверное, от сатанизма. Но Иуда таится во всем, и в дурном, и в добром, а кончается все одинаково ужасно.
- Можно наслаждаться и ужасом, - заметил Грегори.
- Нельзя наслаждаться отвратительным, - убежденно заявил Лайонел. - Не дай бог, если мечта о бессмертии окажется реальностью. Хотя сам-то я верю в бессмертие души, - сухо добавил он.
В комнате повисла тишина. Грегори вдруг почувствовал некоторую дурноту. У него закружилась голова, пришлось даже прислониться к стене. Лицо Рекстоу, смотревшего в сад, казалось ему вырубленным из камня, да еще и каким-то отдалившимся. Он зажмурился от страха, тряхнул головой, снова взглянул на Лайонела, а потом, повернувшись, - на неподвижную Барбару. Что за чушь! Он же в Калли, у себя дома. Адриан спит в его комнате, сознание Барбары он подчинил. А теперь надо опять пробиваться куда-то, избавляться от ощущения, что ты упал в колодец, а вокруг - гладкие каменные стены. Лайонел, думая о чем-то своем, вдруг заговорил речитативом:
Передо мною - ад, и ад во мне,
Но ниже адских бездн одна зияет
И щерится, чтоб поглотить меня.
В ней здешний ад покажется мне раем.
Грегори даже топнул ногой и тут же зашевелился, как будто просто хотел переменить позу. Ладно, сейчас нельзя с ним ссориться, хотя будь у него время - разнес бы в пух и прах. Нет, надо же - "клерк в борделе"!
- Я только вот еще что хотел сказать, - произнес он. - Если от здешнего врача не будет толку, не отчаивайтесь.
Я знаю в Лондоне одного старика, который много повидал и кое-что умеет. Попробую завтра позвонить ему и попрошу приехать. Конечно, гарантии нет, но чем черт не шутит?
- Вы действительно очень добры к нам, - сказал Лайонел. - Только что же тут можно сделать?
- Утро вечера мудренее, - почти весело отозвался Грегори. - О, вот и доктор! И сэр Джайлс с ним. Пойду, встречу их.
Сэр Джайлс, уезжавший на весь день по каким-то ученым делам, столкнулся с врачом у ворот. Теперь они шли по дорожке, каждый сам по себе. На пороге дома сэр Джайлс попытался заговорить с Персиммонсом, но тот предпочел ему врача. Новый осмотр ясности не прибавил. Врач не согласился переночевать в Калли, пообещал позвонить утром и был таков. Лайонел вернулся на свой пост, а Персиммонс потрепал его по плечу и весело попрощался: "Ну-ну, не стоит отчаиваться. Утречком я сразу позвоню старому Манассии", - после чего подхватил сэра Джайлса под руку и увел к себе в кабинет.
- Что за притча? - изумился сэр Джайлс. - Какому это Манассии ты собираешься звонить?
- А-а, так ты же еще не знаешь! - с ликованием ответил Грегори. - Жаль, тебя здесь не было. Пропустил интересное зрелище. Тут миссис Рекстоу откалывала номера, как бы это сказать.., не свойственные английским дамам. По-моему, врач, и тот удивился. Ты заметил, Тамалти, как он растерялся? А с Манассией я тебя утром познакомлю.
- Он что, собирается приехать? - спросил сэр Джайлс. - Не слишком ли много народа повадилось в Калли?
- Немало, - кивнул Грегори. - Какой-то ряженый в сером... Ты не знаешь, кто он такой?
- Я знаю одно - ты свихнулся, - с удовлетворением заметил сэр Джайлс. В сером? Скорей в чем-то таком... вроде формы.
- Почему? - не понял Грегори. - Он совсем не похож на военного. А что он имел в виду, назвавшись Иоанном?
- Да назовись он хоть Вельзевулом! - вскричал сэр Джайлс. - Это же инспектор, Грегори! Тот самый, который расследует убийство. Он здесь!
Грегори уставился на него.
- Ох, еще и этот, - произнес он. - Я-то считал, дело давно закрыто. Чего ради он сюда притащился? Что ему здесь надо?
- Ему нужен либо ты, либо я, - ответил сэр Джайлс. - Эх, Персиммонс, говорил я тебе: до меня они не доберутся. Мне, в конце концов, наплевать, какой танец ты спляшешь на виселице, главное, чтобы ко мне не приставали.
Если им нужно - пожалуйста, могут хватать тебя, меня это не касается. Завтра я уезжаю, на следующей неделе буду в Багдаде. Ну а если спросят, что ж, расскажу.
- Расскажи, расскажи, - усмехнулся Грегори, - только не забудь, как предупреждал, что Рекстоу придет к тебе, и его кабинет на это время...
- А ты расскажешь, - усмехнулся в ответ сэр Джайлс, - как кричал по ночам: "Кровь! Кровь!" Конечно, английская полиция берет взятки, но никогда не знаешь, кого можно купить, кого нет. Еще нарвешься не на того человека.
- Что ты суетишься? - примирительно проговорил Грегори. - Неужели ты думаешь, что у него есть хоть какие-нибудь улики?
- А я про это вообще не думаю, - отрезал сэр Джайлс. - Но рисковать из-за тебя не намерен, не стоишь ты этого. Кто ты такой? Перезрелый мальчишка, подворовывающий по мелочи. Повторяю, на меня не рассчитывай. А теперь скажи-ка, какого это лешего в сером ты поминал?
Грегори давно привык пропускать мимо ушей половину того, что говорит сэр Джайлс, но сейчас, вспомнив слова Лайонела, он с отвращением посмотрел на старого антиквара, однако справился с собой и беспечно ответил:
- А-а, забрел тут в Калли один сумасшедший. Нес какую-то церковную чушь. Говорил, что знаком с семьюдесятью королями.
- Всего-то? - спросил сэр Джайлс. - А больше никак не отрекомендовался?
- Знаешь, мне он не понравился, - признался Грегори, - а Леддинг от него просто сбесился. А ведь этот тип просто шел себе по дорожке, и все. Потом, правда, сказал, что он царь и священник. - Персиммонс подошел поближе и тихо добавил:
- Я сначала подумал, не связан ли он.., ну, с той лавкой.
Ты понимаешь? Но, по-моему, он с ней как-то не сочетается.
Сэр Джайлс задумался.
- Царь и священник, говоришь? - переспросил он. - Ты сам-то не свихнулся, Персиммонс? - Сэр Джайлс резко встал. - Ты сказал, Иоанн?
- Он так представился. А что, - ты знаешь какого-нибудь Иоанна?
- Сэр Джайлс отошел к окну, выглянул, вернулся на середину кабинета и с сомнением поглядел на Грегори.
- Вот что, послушайся доброго совета, - проговорил он, - оставь в покое эту чертову штуковину. Можешь нарваться на куда более сильного противника, любезный Грегори.
- Да кто он такой? - вскричал Персиммонс. - Ему-то зачем Грааль?
- Этого я тебе не скажу, - ровным голосом ответил сэр Джайлс. - Все равно не поверишь, а мне такие разговоры могут боком выйти. Слыхал я разные истории - может, и вранье, конечно, но слухи ходят и в Самарканде, и в Дели.
Однажды кто-то, похожий на твоего серого незнакомца, поговорил с самым богатым человеком в Бенгалии, а тот и отдал все храму, а сам пошел в факиры. Я пока в Бога не верю, но иногда думаю, не твой ли приятель подал людям саму идею Бога.., если это он, конечно.
- Мне-то что за дело до Бога? - спросил Грегори.
- Не знаю, - не обращая на него внимания, продолжал сэр Джайлс, Грааль принадлежит ему, или он Граалю. Я проследил путь Чаши во времени и в пространстве, но в ее истории есть разрывы. Если она каждый раз возвращалась к Иоанну, то послушай меня, сходи к архидиакону и попроси, чтобы он за тебя помолился. Может быть, не откажет...
- Скажешь ты мне, кто это был? - спросил Грегори.
- Нет, - покачал головой сэр Джайлс. - Слишком много о нем говорили. Брось все это, пока не поздно.
- Неужто сам Иисус Христос собрался приглядеть за своим добром? ухмыльнулся Грегори.
- Иисус Христос то ли мертв, то ли на небе, то ли его присвоили церковники, - отвечал сэр Джайлс. - А вот о человеке, который приходил к тебе, говорят то же, что он и сам сказал: он царь и священник, и зовут его Иоанн. Так говорят. Как на самом деле - не знаю, но мне все это очень не нравится.
- Ну так уноси ноги, - фыркнул Грегори. - А мы с моим владыкой встретим его и поговорим.
- С вас станется, - сказал сэр Джайлс, повернулся и, не сказав больше ни слова, пошел к себе.
***
Адриан спокойно спал. О том, какие сны ему снились, ведал лишь его ангел-хранитель, пребывающий вне тварного мира. Все прочие обитатели Калли, исключая слуг, провели ночь без сна. Лайонел прилег на кушетке рядом с женой и настороженно вслушивался в ее неровное дыхание Доктор не смог или не захотел сказать, сколько она проспит, и теперь Лайонел обмирал от мысли, что неподвижность ее не похожа на неподвижность спящего человека. Глаза ее были закрыты, дыхание отражало какую-то внутреннюю дрожь, а иногда с губ срывались невнятные, но глубокие стоны. Лайонел страдал. Его постоянная спутница оторвана от него, брошена в глубины каких-то джунглей, а он и постичь не может этот ужас. Сам он хоть как-то мог представить себя в подобном положении, но чтобы Барбара, простодушно поглощенная занавесочками на кухне, романами Вудхауза и кормлением Адриана, оказалась ввергнута вот в это! Против такой судьбы восстал даже его пессимизм.
Неподалеку от комнаты, занятой супругами Рекстоу, лежал без сна и вспоминал былые приключения сэр Джайлс Тамалти. К себе он относился так же трезво и жестко, как и к остальным, и сейчас вполне отдавал отчет, что появление в Калли новых действующих лиц его тревожит. Исследуя пограничные зоны человеческой психики, он представлял ту загадочную силу, с которой время от времени приходилось сталкиваться разным людям в разных уголках земли. Откуда она исходит - неизвестно, вмешательство ее в дела людские смертельно опасно. Однажды в Бейруте ему довелось присутствовать на полночном сборище. Тогда он смутно ощутил ее.
Было очень страшно, чародеи орали, кто-то незваным явился среди них, едва различимый, грозный, гибельный. Тогда тару Джайлсу казалось, что он, как и все, стал жертвой массовой галлюцинации; но уж кто-кто, а он-то знал, что галлюцинация - пустое слово. Было, не было... Он решил как можно скорее покинуть Англию.
Грегори Персиммонс у себя в комнате поразмышлял над словами сэра Джайлса и решил махнуть на них рукой.
Все складывалось прекрасно. Если так и дальше пойдет, уже следующей ночью и Грааль, и Адриан будут в руках у него и его друзей.
Пожалуй, среди бодрствующих в эту ночь в Калли только Грегори Персиммонс был от природы религиозен; только он живо и естественно воспринимал неведомое как иерархии сил, восходящих к подножию люциферова трона. Только Для него и мазь, и черная месса, и древние ритуалы сатанизма были естественными и живыми. Он требовал ответа от тьмы, страстно верил, что отклик придет, и вера эта определяла его слова и поступки. Ни Лайонел, ни сэр Джайлс, ни Барбара не прибегали так естественно к молитве, и его божество милостиво снисходило к сознанию фанатика. Он обращал, проповедовал, приносил в жертву и себя, и других, если Бог этого требовал. Лежа без сна, вознося свои молитвы, он поклонялся Ему, и обретал спокойную силу мистического единения.