Так и получилось, что в придачу к завтраку Морнингтона накормили Единением по Бетсби. План был невероятно сложен и, насколько мог понять Кеннет, основывался на объединении всех верующих противников коммунизма и сторонников демократических выборов, как единственно здравого метода правления. Архидиакон при этом заметил, что разработка проекта католической конституции, без сомнения, куда увлекательней тенниса, на который его пригласили сегодня.
- И ведь знают, что я не умею играть, -" - добавил он жалобно. - Ну, теперь вы приехали, я вполне могу отказаться.
- А зачем вам вообще туда идти? - поинтересовался Кеннет.
- Хотел посмотреть настоящий поединок, - улыбнулся архидиакон. - В детстве я питал к подобным вещам романтическую любовь, но это было слишком давно.
За ленчем они так углубились в католическую конституцию, что когда Бетсби отправился, наконец, в детский христианский крикетный клуб, Кеннет легко и просто перешел к "Христианству и Лиге Наций". Правда, выйдя в сад, он с удивлением обнаружил, что архидиакон умудрился зацепиться за что-то в разговоре и опять свернул на недостающий абзац в "Священных сосудах".
- Кто? - переспросил Морнингтон, услышав знакомое имя.
- Персиммонс, - ответил архидиакон. - Интересно, он имеет какое-нибудь отношение к вашему издательству?
Мне показалось, что я даже видел его в тот день, когда мы с вами беседовали.
- Постойте! - воскликнул Кеннет. - Если это тот, кто недавно приобрел усадьбу "Молли", или "Джолли", где-то в этих краях, то он не просто связан с издательством, он отец нашего Стивена. Да он и есть наше издательство. Живет он в этом Булли?
- Он живет в Калли, - сказал архидиакон. - Наверное, вы это имели в виду.
- Почему вы решили, - спросил Морнингтон, - что это он приказал убрать абзац?
- А мне сказал об этом сэр Джайлс, - сообщил архидиакон. - Кроме того, Персиммонс пытался купить у меня Грааль, а когда у него не получилось, ударил меня по голове и забрал его.
Кеннет недоверчиво посмотрел на священника, посмотрел на сад, потом перевел взгляд на церковь.
- Вроде бы я в своем уме, - пробормотал он. - Ас Другой стороны, чтобы отставной издатель огрел по голове архидиакона!..
Тогда архидиакон рассказал ему всю историю, кончая визитом в Калли. Морнингтон внимательно его выслушал, убедился в том, что история нелепа до полного изумления, и поверил в нее. Самое невероятное звено, упоминание о Граале, оказалось для него самым убедительным. Он смотрел на священный сосуд не сквозь античный и языческий фольклор, как сэр Джайлс, и не как архидиакон, сквозь мистический свет, по сравнению с которым здешнее, земное употребление чаши поистине ничтожно, но сквозь высокую поэзию и романтическую традицию. Ее живой отсвет так долго и так часто падал на идею Грааля, что и Теннисон, и Мэлори, и другие, более старые авторы, давным-давно познакомили Кеннета с этой чашей, и теперь отрицание ее существования было бы для него равносильно отрицанию самого себя. Но эти эмоциональные аргументы поддерживал еще один довод, интеллектуальный. Как редактор и обозреватель, он должен был учитывать высокую репутацию сэра Джайлса. Десятки подобострастных статей доказывали это. Таким образом, о реальности Грааля свидетельствовали и чувства, и разум. И все-таки... Грегори Персиммонс? Он поглядел на священника.
- Вы уверены? - спросил он. - А в полицию вы обращались?
- Нет, - отвечал архидиакон. - Если уж вы сомневаетесь, то она и подавно усомнится.
- Да не сомневаюсь я, - поторопился заверить Кеннет. - Просто не могу взять в толк, зачем Персиммонсу понадобился Грааль?
- Понятия не имею, - пожал плечами архидиакон. - Откровенно говоря, это и меня ставит в тупик. Почему человек так чего-то хочет? И зачем вообще нужен Грааль, если это Грааль, конечно. Ваш Персиммонс говорит, что он коллекционер, но я-то вижу, что это не так.
Кеннет встал и начал прохаживаться по тропинке.
Несколько минут оба молчали. Потом архидиакон сказал:
- Ладно, оставим пока Грааль. Вы лучше скажите, как там у нас с Лигой Наций?
- Да, конечно, - все еще задумчиво ответил Морнингтон и сел на скамейку. - Стивен просто вцепился в вашу рукопись. Я прочел и хотел послать на рецензию, только вот не знал, кому лучше - теологу или политику. Сижу, размышляю, а он выдрал у меня рукопись и все приговаривал:
"Как, настоящий архидиакон? Самый что ни на есть правоверный? Берем, берем, еще как берем!" Он чуть ли не плясал с вашей папкой.
- Ну что ж, это радует, - сказал архидиакон. - Только я не понимаю, куда спешить.
- Стивен очень любит церковные книжки, я это и раньше замечал, продолжал Кеннет. - Основное у нас, конечно, беллетристика, но стоит священнику что-нибудь сочинить, и он тут же берет. Наверное, ему стыдно за некоторые наши издания, хочется их чем-то уравновесить. Мы ведь издавали кучу оккультной литературы, и не просто оккультной, а всякие там черные мессы и тому подобное. Правда, это было до него, но он и себя считает виноватым, не иначе.
- А кто же это издавал? - полюбопытствовал архидиакон.
- Как кто? Старый Персиммонс. - Морнингтон вдруг замолчал, и они растерянно поглядели друг на друга. - А впрочем, чушь это все, всякие черные мессы и прочее! - воскликнул он.
- Совершенно с вами согласен, - задумчиво проговорил архидиакон, - но чушь эта, в конце концов, существует и способна задурить голову многим.
- Вы что же, в самом деле полагаете, - спросил Морнингтон, - что в наши дни лондонский издатель продал душу дьяволу, расписавшись в акте купли-продажи собственной кровью? Да будь я проклят, если поверю! Магией интересуется куча народа, но они ведь не мажутся жиром покойников и не скачут на новолуние в чем мать родила.
- Вот дался вам ваш лондонский издатель, - сказал архидиакон. - Если у него есть душа (а это вы признаете), он волен продать ее. Не обязательно дьяволу, можно и самому себе. А что такого? - Священник замолчал, задумавшись. - Да, теперь я вижу, надо бы мне попытаться вернуть этот потир. Существуют же какие-то нормы благопристойности, порядочность, в конце концов. Грааль, - если это Грааль, - голос архидиакона потеплел, - вовсе не предназначался для похотливых оргий сумасшедшего петуха.
- Ничего себе петух! - воскликнул Морнингтон. - Да если все это правда, он - самый настоящий стервятник!
- Не в орнитологии дело, - сказал священник. - Я вот думаю - что можно было бы предпринять уже сейчас?
Честное слово, я почти готов просто пойти и забрать его.
- А может, лучше мне сходить? - предложил Морнингтон. - Стивен все равно просил зайти, если я доберусь До Фардля. И еще я потолковал бы с Лайонелом Рекстоу. - Морнингтон говорил непривычно резко. - Знаете, западет в голову глупая мысль, и кроме нее ты больше ничего не видишь. Хотя, по-моему, вы все-таки ошибаетесь.
- Тогда зачем вам к нему ходить? - сказал архидиакон. - Если я сошел с ума...
- Я сказал: "ошибаетесь", - запротестовал Морнингтон.
- Тот, кто ошибается после удара по голове, и есть сумасшедший, продолжал священник. - Так вот, если я и свихнулся, то разговор с Персиммонсом или даже с Рекстоу, кем бы он ни был, вряд ли добавит ясности.
Кеннет вкратце объяснил, кто такой Рекстоу и как он попал в усадьбу.
- Так что, видите, с этим коттеджем все очень благородно, - закончил он.
- Дорогой мой, - вздохнул архидиакон, - если бы вы с Персиммонсом пили чай и он отдал бы вам последнюю крошку, это ничего бы не доказывало. Просто эта крошка ему не нужна, а хочет он чего-то совсем другого.
Позже к вечеру, дойдя до коттеджа, Кеннет обнаружил, что Лайонел не разделяет точку зрения архидиакона. В отношении семейства Рекстоу Грегори Персиммонс был безупречен. Он предоставил им коттедж, он послал прислугу и освободил Барбару от хозяйственных хлопот; он часами возился с Адрианом и настолько увлек его моторами и машинами, что Адриан все чаще подумывал, а не пойти ли папе с мамой погулять, пока он играет с новым приятелем. Словом, Лайонел не видел смысла присоединяться, пусть даже ради сочувствия, к крестовому походу против своего благодетеля, тем более что и сам Морнингтон разрывался между сочувствием и скепсисом.
- В любом случае, - сказал Лайонел, - не понимаю, что я должен делать. Да любой, кто возьмется освободить меня от Адриана на полдня, может лупить по голове хоть архиепископа, я и слова не скажу.
- Ничего ты не должен, - отвечал Кеннет, - Я просто хотел обсудить с тобой эту историю.
- Слушай, - предложил Лайонел, - мы завтра приглашены в Калли на чай... Хочешь, я поговорю с ним?
Кеннет появился в Калли после полудня. Утром он побывал на службе и выслушал проповедь архидиакона на тему "Не пожелай дома ближнего своего". Отождествив "ближнего" с Господом, архидиакон упомянул о "стадах Моих на тысячах холмов", и вывел отсюда, что желать можно только дома Господня, а верней - самого Господа Бога. "Не Его творения, не Его проявления, не Его свойств, но Его Самого, - закончил он. - Вот чего мы должны желать, к чему стремиться, ибо только тут дозволительна и хороша любая жадность и любая страсть. Вся вселенная - дом Его, и сам ты - слуга Его, и тела наши - волы Его и ослы Его, и душа ближнего твоего - невеста Его. Только Его желай всем сердцем, разумом и волей. Восславим же Господа Всемогущего, и воздадим хвалу Отцу и Сыну и Святому Духу!"
Паства рылась в карманах, искала мелочь.
Кеннет застал на террасе в Калли Грегори Персиммонса, сэра Джайлса и все семейство Рекстоу. Хозяин весьма любезно встретил одного из своих давних сотрудников. Кеннет, правда, не обратил на это особого внимания. Проходя вслед за служанкой через зал на террасу, он заметил древнюю чашу, очень похожую на ту, которую описывал архидиакон. Она открыто стояла на полке возле садовой двери. Кеннет растерялся. Не мог же Персиммонс выставлять на всеобщее обозрение свои воровские трофеи! Либо священник ошибался, либо Персиммонс того и добивается, чтобы все сочли это невозможным.
"Нет такой идеи, - размышлял Кеннет, - чтобы наше сознание тут же не подобрало ей альтернативы. Ладно. Надо действовать".
- Как поживаете, мистер Персиммонс? - спросил он. - Надеюсь, вы простите, что я зашел к вам?
Разговор неторопливо вился вокруг весенних планов и книжного дела вообще. Изредка в нем возникали тихие заводи, и Адриан тут же нырял в них.
Как-то само собой Лайонел и Кеннет заговорили о правке, и сэр Джайлс, хранивший до сей минуты упорное молчание, вдруг оживился.
- Объясните-ка мне, - поинтересовался он, - гранки показывают посторонним?
- Скорее нет, - без особого пыла ответил Лайонел, следя за Адрианом. Зависит от издателя.
- От беса, я бы сказал! - проворчал сэр Джайлс. - А вы что скажете, Персиммонс?
- Соглашусь, - ответил тот. - Пока они не ушли в печать, показывать их не стоит...
- Вот я и спрашиваю, - язвительно сказал сэр Джайлс, - с какой стати гранки моей книги давали всем, кому не лень, когда она еще не вышла из печати? Если виноват один из присутствующих, я хотел бы знать, кто именно.
- Тамалти, дорогой мой, это неважно, - пытался успокоить его Грегори. Я же просил вас не вспоминать больше об этом.
- Что хочу, то и вспоминаю, - желчно проскрипел сэр Джайлс. - В конце концов, я имею право знать, с какой стати ненормальному попу показывают те места, которые я, например, собрался сократить. Что ж это, Персиммонс? Ходят всякие.., архидиаконы!..
Несомненно, присутствие Барбары мешало сэру Джайлсу выражать свои чувства. Но Кеннет этого не понял. Сообразив, о чем идет речь, он подался вперед и произнес:
- Боюсь, это моя вина, сэр Джайлс. Ваши гранки архидиакону показал я. Мне очень жаль, если это повлекло какие-нибудь неудобства для вас, но я не так уж уверен, что гранки - сугубо приватный документ. Их дают для рекламы, например; бывают и другие надобности. Никто не оговаривал особую конфиденциальность вашей книги.
- Это верно, не оговаривал, - злобно глядя на Кеннета, сказал сэр Джайлс. - Мне и в голову не могло прийти, что гранки будет изучать целый синклит еще до того, как я их выверю.
- Хватит, хватит, Тамалти, - сказал Грегори. - Ну, случилась неприятность... Я уверен, Морнингтон первый не рад этой оплошности. Он немного иначе смотрит...
- Смотрит иначе? - огрызнулся сэр Джайлс. - Я бы сказал, вести себя не умеет.
Теперь уже взвился Кеннет.
- Не вижу никакой оплошности, - холодно произнес он. - Я имел полное право так поступить. О какой это неприятности вы сожалели, мистер Персиммонс? - Он повернулся лицом к хозяину, спиной - к сэру Джайлсу.
- Я? Сожалел? - поспешно удивился Грегори. - Тут не о чем говорить. Нелепая случайность, вот и все. Просто благодаря вашему излишнему усердию, дорогой Морнингтон, архидиакон теперь обвиняет меня в том, что у него украли потир, о котором писал сэр Джайлс. Естественно, я предпочел бы, чтобы он никогда не видел этих гранок. Надеюсь, вы согласитесь, что гранки - рабочий документ, не предназначенный для всеобщего обозрения.
- Вы же не читаете личных писем со ступеней собора! - добавил сэр Джайлс. - А тех, кто читает, я бы сажал в помойную яму.
- Ну, ну, Тамалти, вы уж слишком! - проговорил Персиммонс, глядя, как Кеннет в ярости ходит кругами вокруг стола. Барбара и Лайонел начали торопливо собираться. - Конечно, профессиональная этика предполагает конфиденциальность, но мы тут слишком строги. Знаете, Тамалти, нынешнее поколение на многое смотрит иначе. Они уже не так зажаты, не так догматичны, можно сказать.
- Не так порядочны, вы имеете в виду, - уточнил сэр Джайлс. - Однако это ваше дело, не мое. Вы ведь издатель.
- Не будем об этом говорить, - приятным голосом сказал Грегори.
- Нет, будем! - воскликнул Кеннет. - Что же получается? Можно обозвать меня лжецом, вором и еще бог знает кем только за то, что я сделал совершенно законную вещь, а потом простить - и все? Извините, Барбара, но я этого так не оставлю.
- Вы ничего не можете сделать, - ухмыльнулся сэр Джайлс. - Мы же простили вас, любезный, и дело с концом.
Кеннет топнул ногой.
- Это вы должны попросить прощения, - сказал он. - Сэр Джайлс, какая такая тайна скрыта в этой чертовой книге?
Барбара подошла к Морнингтону и ласково взяла его за руку.
- Кеннет, милый, успокойтесь, - тихо сказала она и повернулась к Грегори:
- Мистер Персиммонс, я не совсем понимаю, о чем речь, но нельзя ли обойтись без взаимных прощений? - Теперь она, мило улыбалась сэру Джайлсу. Мне кажется, сэру Джайлсу приходилось прощать многим людям в самых разных странах, и нас он, честное слово, может пощадить.
Лайонел пришел на помощь жене.
- Кажется, здесь больше моей вины, - сказал он, - Гранки-то были у меня, а про этот невыправленный экземпляр я совсем забыл. Браните меня, сэр Джайлс.
- Что там внутри конторы, это ваше дело, - не сдавался сэр Джайлс. - Но какой-то чужак, поп, да еще сумасшедший!..
- Этот сумасшедший поп... - начал Кеннет, но его тут же перебила Барбара.
- Да о чем вы толкуете? - воскликнула она. - Мистер Персиммонс, можете вы мне объяснить?
- Конечно, конечно, моя дорогая, - любезно проговорил Грегори. - Не только объяснить, но и показать. Адриан вот уже видел. Мы с ним играли сегодня утром. Речь идет об идентификации одного старого потира.
Он провел своих гостей в зал и остановился возле полки.
- Вот стоит потир. Он мой. Я приобрел его у одного грека, а ему он достался от предков, бежавших, когда турки пришли в Малую Азию. Чаша проделала путь из Эфеса в Смирну. Любопытный экземпляр, но не более того. Теперь о Граале. К несчастью, наш архидиакон прочел абзац, из-за которого мы тут повздорили, а потом случились сразу три события. Я поинтересовался, нет ли у него лишнего потира для одного моего приятеля; воры ограбили местную церковь; архидиакона стукнул по голове какой-то бродяга. Теперь он считает, что этот бродяга - я, а этот потир - как раз тот, что украли из его церкви. Это он говорит, что украли.
- Что значит "он говорит"? - спросил Лайонел.
- По правде сказать, никто из нас близко не знаком с архидиаконом, сказал Грегори. - А ведь некоторые клирики не считают зазорным получить лишний пенни, продав какому-нибудь американскому миллионеру что-нибудь древнее. Власти почему-то этого не одобряют, и если вещица-другая исчезнет с помощью бродяги или злодея-соседа...
Все помолчали, потом Кеннет сказал:
- Если бы вы близко знали вашего соседа...
- Так ведь я и не спорю, дорогой мой, - подхватил Грегори. - Наверное, я несправедлив к нему. Но стоит ли ждать справедливости, если твой же приходской священник обвиняет тебя в грабеже на большой дороге? Не удивлюсь, если ко мне еще и полиция пожалует. Наверное, надо бы предложить ему этот потир взамен.., потерянного, но, признаюсь, я все-таки не настолько христианин.
- А как же вы с ним играли нынче утром? - спросила Барбара и улыбнулась Адриану.
- А вот это наш секрет, правда, Адриан? - шутливо ответил Грегори. Есть у нас такая секретная игра, так ведь, Адриан?
- Мы играем в скрытые картины, - серьезно сказал Адриан. - Только тебе, мамочка, про это не надо знать. Да? - спросил он Грегори.
- Конечно, - кивнул Персиммонс.
- Конечно, - повторил Адриан. - Это мои скрытные картины.
- Хорошо, хорошо, милый, - сказала Барбара. - Ну что же, мистер Персиммонс, нам пора. Спасибо вам за такой прелестный день. Это вашими заботами у нас так дивно складывается отпуск.
Сэр Джайлс уже успел удалиться, поэтому прощались без неловкой натянутости. Грегори задержал Морнингтона и сказал:
- Думаю, мне удастся уладить это дело. Тамалти уже отошел, а поначалу просто рассвирепел. Все рвался позвонить Стивену и добиться вашего увольнения.
- Чего добиться? - не поверил своим ушам Кеннет.
- Вы же знаете моего сына, - доверительно сообщил Грегори. - Кое-чему он научился, конечно, но характер.., не мне вам говорить. Убедить его ничего не стоит, тем более такому авторитету, как сэр Джайлс.
- Да, имя известное, - согласился Кеннет, чувствуя, как его бросает то в жар, то в холод. Конечно, он знал своего шефа, тот был и слабоват, и трусоват, а увольнять людей в припадке истеричной ярости ему случалось и по меньшим поводам.
- Я не сомневаюсь, все обойдется, - говорил Грегори, внимательно глядя на редактора. - Если что-то пойдет не так, дайте мне знать. Вы мне нравитесь, Морнингтон, при случае замолвлю за вас словечко. И уймите архидиакона, вам же лучше будет.
Он помахал рукой и остался на веранде, а Кеннет, заметно расстроенный, медленно побрел к дому священника.
Глава 9
Герцога вынуждают бежать
В понедельник около полудня герцог остановил машину у ворот приходского дома. Там уже стояла другая машина, за рулем сидел рослый полисмен.
- Привет, Патенхем, - поздоровался герцог. - Неужто начальство пожаловало?
Констебль отдал честь.
- Они в доме, ваша светлость, - сообщил он. - Приехали разбираться.
Герцог с досадой посмотрел в сторону дома. Он недолюбливал начальника полиции. Трудно любить человека, который превратил защиту своих подопечных сначала в хобби, а потом - в манию, так что покоя не стало никому. Так, по крайней мере, казалось герцогу. Он вспомнил, как неделю назад начальник полиции у него в замке за обедом долго жаловался на то, что никто не рвется помочь полиции. В пример он приводил архидиакона Фардля, не сообщившего, во-первых, о святотатстве в приходской церкви, а во-вторых, о бандитском нападении на него самого. Кто-то резонно заметил, что бедный архидиакон лежит в постели, и вот, узнав о том, что тот вернулся к исполнению своих обязанностей, начальник полиции, видимо, решил расследовать оба прискорбных случая по собственной инициативе. Герцогу не хотелось встречаться с ним, но он тут же подумал о спасении Морнингтона и направился к двери. Его проводили в кабинет. Там он застал весьма сердитого начальника полиции, раздраженного до крайности Морнингтона и архидиакона, не изменившего своему обычному спокойствию.
- Герцогу - наше почтение! - оживился полицейский. - Вас-то нам и не хватало. Нет, какую чушь говорят!
Вот полюбуйтесь, у отца архидиакона пропал потир, а он не хочет помочь нам, властям.
- Если вы имеете в виду полицию, - мягко произнес архидиакон, - я действительно не хочу, чтобы они обыскивали мой храм. Вы спросили, что искали грабители в храме, и я ответил вам: старый потир. Вы спросили, верно ли, что потир пропал, и я ответил: да, верно. Но я не просил вас искать его.
Герцог подумал, что среди англиканских священников тоже попадаются приятные люди. В трезвом уме и твердой памяти едва ли нашелся бы человек, рискнувший подвигнуть начальника полиции на какие бы то ни было розыски. Однако грабеж есть грабеж, и хотя англиканского священника и священником-то не назовешь, и служба у них не правильная, но потир остается потиром, искать его все равно надо, а тогда почему бы и не поискать? Впрочем, герцог ничего не сказал, просто кивнул и посмотрел на Морнингтона.
- Вы хотите, чтобы мы его нашли? - утомленно сказал начальник полиции.
- Нет, не хочу, - отвечал архидиакон. - Простите, но вы меня вынудили это сказать. Так вот, я не хочу, чтобы полиция нашла его. Во-первых, я не считаю, что церковь вправе пользоваться силой; во-вторых, я предпочел бы избежать огласки; в-третьих, я знаю, где потир; наконец, в-четвертых, этого нельзя доказать.
- Раз у нас нет доказательств, - резко сказал Кеннет, - какое же мы имеем право обвинять других?
- Вот уж в чем я совершенно неповинен, - откликнулся архидиакон, - я и не думал никого обвинять. Я только сказал, что знаю, где потир.
- И где же он? - нетерпеливо спросил начальник полиции. - А откуда вам известно, что он там?
- Отвечаю по порядку, - смиренно проговорил архидиакон. - Потир - в Калли, у мистера Персиммонса. Возможно, он стоит на полке, в зале, но я не уверен. Что до второго вопроса, отвечу: установить, где он, мне удалось, сопоставив назидательные беседы о воспитании детей, список книг по черной магии, уничтоженный абзац в гранках некоей книги, попытку надуть меня, место предыдущего хранения Чаши, одну угрозу, автомобиль и еще кое-какие мелочи.
Пока начальник полиции тупо моргал, пытаясь понять, откуда взялся Персиммонс, герцог решил задать вопрос.
- Если у вас столько улик, то чего же вам не хватает для уверенности? Хотя бы внутренней, - добавил он, решив, что владелец усадьбы просто не может бить по голове настоятеля церкви, чтобы завладеть его потиром.
- Я вполне уверен во всем, - ответил архидиакон. А вот полиции недостает мотива, - А у вас он, конечно, есть? - с горькой иронией спросил Кеннет.
- У "нас", как вы говорите, он есть, - твердо ответил архидиакон. - Мы знаем, что это за потир, и еще мы знаем, что религии бывают разные.
- Значит, вы уверены, что он - это он? - спросил Кеннет.
- Нет, - ответил священник, - но я решил поверить.
Очень часто это и есть главное для человека: решить, во что верить.
- Я вас правильно понял, сэр? - спросил начальник полиции. - Вы обвиняете в краже мистера Персиммонса? Но зачем ему красть потир? И даже если предположить, что он украл его, зачем держать краденую вещь на видном месте?
- В "Похищенном письме" так и было, - задумчиво проговорил герцог. - Но даже там никто не прикалывал письмо к доске объявлений. А почему бы нам не поехать и не посмотреть?
- Именно это я и собирался предложить, - сказал начальник полиции и встал. - Я понимаю, вы беспокоитесь за церковное имущество. - При этих словах Кеннет неожиданно хихикнул и поспешно отошел к окну. - Всякий бы беспокоился! Насколько я понимаю, потир - древний и представляет антикварную ценность. Но в отношении мистера Персиммонса вы, по-моему, ошибаетесь. Да, да, я уверен. Надеюсь, если мы осмотрим его потир, вы измените свое мнение и предоставите полиции возможность во всем разобраться. - Он с надеждой посмотрел на священника. - Вы не откажетесь сопровождать нас? Это займет не более получаса.
- Я не сделаю ни шагу, - спокойно ответил архидиакон, - до тех пор, пока мы не достигнем полной ясности. Я не обвиняю мистера Персиммонса ни в одном из юридических значений этого слова. Если хотите, я пойду с вами, не могу же я отказаться, когда в просьбе нет греха и просит сам судья Начальник полиции расправил плечи. - Поскольку у меня нет оснований щадить чувства мистера Персиммонса.., честное слово, нет, - пояснил он Кеннету, уже отвернувшемуся от окна, - я бы хотел посмотреть, что за потир стоит у него на полке. Вот и все.
- Понимаю! - одобрил просиявший начальник полиции. - Герцог, вы с нами? Мистер?.. - он нерешительно посмотрел на Кеннета. Герцог тоже на него посмотрел, и Морнинггон ответил именно ему:
- Наверное, мне надо бы пойти. Не хочу вас задерживать, герцог, но думаю, это ненадолго.
- Прекрасно, - кивнул герцог. - Я могу подбросить вас до ворот, подожду, а прямо оттуда поедем ко мне.
В машине архидиакон и начальник полиции говорили о погоде. В другой машине Морнингтон объяснял герцогу ситуацию.
- А сами вы что думаете? - выслушав, спросил герцог.
Морнингтон скривился.
- Certum quia imposibile, - сказал он. - Если уж выбирать чью-то сторону, я бы выбрал архидиакона. Особенно после вчерашнего, - добавил он, не сумев скрыть обиды. - Хотя, честно признаться, вся эта история - бред какой-то. Версия Персиммонса вполне убедительна - но не убеждает. Судите сами: сначала были и абзац в рукописи, и Чаша в церкви, а теперь нет ни того, ни другого.
- И ведь знают, что я не умею играть, -" - добавил он жалобно. - Ну, теперь вы приехали, я вполне могу отказаться.
- А зачем вам вообще туда идти? - поинтересовался Кеннет.
- Хотел посмотреть настоящий поединок, - улыбнулся архидиакон. - В детстве я питал к подобным вещам романтическую любовь, но это было слишком давно.
За ленчем они так углубились в католическую конституцию, что когда Бетсби отправился, наконец, в детский христианский крикетный клуб, Кеннет легко и просто перешел к "Христианству и Лиге Наций". Правда, выйдя в сад, он с удивлением обнаружил, что архидиакон умудрился зацепиться за что-то в разговоре и опять свернул на недостающий абзац в "Священных сосудах".
- Кто? - переспросил Морнингтон, услышав знакомое имя.
- Персиммонс, - ответил архидиакон. - Интересно, он имеет какое-нибудь отношение к вашему издательству?
Мне показалось, что я даже видел его в тот день, когда мы с вами беседовали.
- Постойте! - воскликнул Кеннет. - Если это тот, кто недавно приобрел усадьбу "Молли", или "Джолли", где-то в этих краях, то он не просто связан с издательством, он отец нашего Стивена. Да он и есть наше издательство. Живет он в этом Булли?
- Он живет в Калли, - сказал архидиакон. - Наверное, вы это имели в виду.
- Почему вы решили, - спросил Морнингтон, - что это он приказал убрать абзац?
- А мне сказал об этом сэр Джайлс, - сообщил архидиакон. - Кроме того, Персиммонс пытался купить у меня Грааль, а когда у него не получилось, ударил меня по голове и забрал его.
Кеннет недоверчиво посмотрел на священника, посмотрел на сад, потом перевел взгляд на церковь.
- Вроде бы я в своем уме, - пробормотал он. - Ас Другой стороны, чтобы отставной издатель огрел по голове архидиакона!..
Тогда архидиакон рассказал ему всю историю, кончая визитом в Калли. Морнингтон внимательно его выслушал, убедился в том, что история нелепа до полного изумления, и поверил в нее. Самое невероятное звено, упоминание о Граале, оказалось для него самым убедительным. Он смотрел на священный сосуд не сквозь античный и языческий фольклор, как сэр Джайлс, и не как архидиакон, сквозь мистический свет, по сравнению с которым здешнее, земное употребление чаши поистине ничтожно, но сквозь высокую поэзию и романтическую традицию. Ее живой отсвет так долго и так часто падал на идею Грааля, что и Теннисон, и Мэлори, и другие, более старые авторы, давным-давно познакомили Кеннета с этой чашей, и теперь отрицание ее существования было бы для него равносильно отрицанию самого себя. Но эти эмоциональные аргументы поддерживал еще один довод, интеллектуальный. Как редактор и обозреватель, он должен был учитывать высокую репутацию сэра Джайлса. Десятки подобострастных статей доказывали это. Таким образом, о реальности Грааля свидетельствовали и чувства, и разум. И все-таки... Грегори Персиммонс? Он поглядел на священника.
- Вы уверены? - спросил он. - А в полицию вы обращались?
- Нет, - отвечал архидиакон. - Если уж вы сомневаетесь, то она и подавно усомнится.
- Да не сомневаюсь я, - поторопился заверить Кеннет. - Просто не могу взять в толк, зачем Персиммонсу понадобился Грааль?
- Понятия не имею, - пожал плечами архидиакон. - Откровенно говоря, это и меня ставит в тупик. Почему человек так чего-то хочет? И зачем вообще нужен Грааль, если это Грааль, конечно. Ваш Персиммонс говорит, что он коллекционер, но я-то вижу, что это не так.
Кеннет встал и начал прохаживаться по тропинке.
Несколько минут оба молчали. Потом архидиакон сказал:
- Ладно, оставим пока Грааль. Вы лучше скажите, как там у нас с Лигой Наций?
- Да, конечно, - все еще задумчиво ответил Морнингтон и сел на скамейку. - Стивен просто вцепился в вашу рукопись. Я прочел и хотел послать на рецензию, только вот не знал, кому лучше - теологу или политику. Сижу, размышляю, а он выдрал у меня рукопись и все приговаривал:
"Как, настоящий архидиакон? Самый что ни на есть правоверный? Берем, берем, еще как берем!" Он чуть ли не плясал с вашей папкой.
- Ну что ж, это радует, - сказал архидиакон. - Только я не понимаю, куда спешить.
- Стивен очень любит церковные книжки, я это и раньше замечал, продолжал Кеннет. - Основное у нас, конечно, беллетристика, но стоит священнику что-нибудь сочинить, и он тут же берет. Наверное, ему стыдно за некоторые наши издания, хочется их чем-то уравновесить. Мы ведь издавали кучу оккультной литературы, и не просто оккультной, а всякие там черные мессы и тому подобное. Правда, это было до него, но он и себя считает виноватым, не иначе.
- А кто же это издавал? - полюбопытствовал архидиакон.
- Как кто? Старый Персиммонс. - Морнингтон вдруг замолчал, и они растерянно поглядели друг на друга. - А впрочем, чушь это все, всякие черные мессы и прочее! - воскликнул он.
- Совершенно с вами согласен, - задумчиво проговорил архидиакон, - но чушь эта, в конце концов, существует и способна задурить голову многим.
- Вы что же, в самом деле полагаете, - спросил Морнингтон, - что в наши дни лондонский издатель продал душу дьяволу, расписавшись в акте купли-продажи собственной кровью? Да будь я проклят, если поверю! Магией интересуется куча народа, но они ведь не мажутся жиром покойников и не скачут на новолуние в чем мать родила.
- Вот дался вам ваш лондонский издатель, - сказал архидиакон. - Если у него есть душа (а это вы признаете), он волен продать ее. Не обязательно дьяволу, можно и самому себе. А что такого? - Священник замолчал, задумавшись. - Да, теперь я вижу, надо бы мне попытаться вернуть этот потир. Существуют же какие-то нормы благопристойности, порядочность, в конце концов. Грааль, - если это Грааль, - голос архидиакона потеплел, - вовсе не предназначался для похотливых оргий сумасшедшего петуха.
- Ничего себе петух! - воскликнул Морнингтон. - Да если все это правда, он - самый настоящий стервятник!
- Не в орнитологии дело, - сказал священник. - Я вот думаю - что можно было бы предпринять уже сейчас?
Честное слово, я почти готов просто пойти и забрать его.
- А может, лучше мне сходить? - предложил Морнингтон. - Стивен все равно просил зайти, если я доберусь До Фардля. И еще я потолковал бы с Лайонелом Рекстоу. - Морнингтон говорил непривычно резко. - Знаете, западет в голову глупая мысль, и кроме нее ты больше ничего не видишь. Хотя, по-моему, вы все-таки ошибаетесь.
- Тогда зачем вам к нему ходить? - сказал архидиакон. - Если я сошел с ума...
- Я сказал: "ошибаетесь", - запротестовал Морнингтон.
- Тот, кто ошибается после удара по голове, и есть сумасшедший, продолжал священник. - Так вот, если я и свихнулся, то разговор с Персиммонсом или даже с Рекстоу, кем бы он ни был, вряд ли добавит ясности.
Кеннет вкратце объяснил, кто такой Рекстоу и как он попал в усадьбу.
- Так что, видите, с этим коттеджем все очень благородно, - закончил он.
- Дорогой мой, - вздохнул архидиакон, - если бы вы с Персиммонсом пили чай и он отдал бы вам последнюю крошку, это ничего бы не доказывало. Просто эта крошка ему не нужна, а хочет он чего-то совсем другого.
Позже к вечеру, дойдя до коттеджа, Кеннет обнаружил, что Лайонел не разделяет точку зрения архидиакона. В отношении семейства Рекстоу Грегори Персиммонс был безупречен. Он предоставил им коттедж, он послал прислугу и освободил Барбару от хозяйственных хлопот; он часами возился с Адрианом и настолько увлек его моторами и машинами, что Адриан все чаще подумывал, а не пойти ли папе с мамой погулять, пока он играет с новым приятелем. Словом, Лайонел не видел смысла присоединяться, пусть даже ради сочувствия, к крестовому походу против своего благодетеля, тем более что и сам Морнингтон разрывался между сочувствием и скепсисом.
- В любом случае, - сказал Лайонел, - не понимаю, что я должен делать. Да любой, кто возьмется освободить меня от Адриана на полдня, может лупить по голове хоть архиепископа, я и слова не скажу.
- Ничего ты не должен, - отвечал Кеннет, - Я просто хотел обсудить с тобой эту историю.
- Слушай, - предложил Лайонел, - мы завтра приглашены в Калли на чай... Хочешь, я поговорю с ним?
Кеннет появился в Калли после полудня. Утром он побывал на службе и выслушал проповедь архидиакона на тему "Не пожелай дома ближнего своего". Отождествив "ближнего" с Господом, архидиакон упомянул о "стадах Моих на тысячах холмов", и вывел отсюда, что желать можно только дома Господня, а верней - самого Господа Бога. "Не Его творения, не Его проявления, не Его свойств, но Его Самого, - закончил он. - Вот чего мы должны желать, к чему стремиться, ибо только тут дозволительна и хороша любая жадность и любая страсть. Вся вселенная - дом Его, и сам ты - слуга Его, и тела наши - волы Его и ослы Его, и душа ближнего твоего - невеста Его. Только Его желай всем сердцем, разумом и волей. Восславим же Господа Всемогущего, и воздадим хвалу Отцу и Сыну и Святому Духу!"
Паства рылась в карманах, искала мелочь.
Кеннет застал на террасе в Калли Грегори Персиммонса, сэра Джайлса и все семейство Рекстоу. Хозяин весьма любезно встретил одного из своих давних сотрудников. Кеннет, правда, не обратил на это особого внимания. Проходя вслед за служанкой через зал на террасу, он заметил древнюю чашу, очень похожую на ту, которую описывал архидиакон. Она открыто стояла на полке возле садовой двери. Кеннет растерялся. Не мог же Персиммонс выставлять на всеобщее обозрение свои воровские трофеи! Либо священник ошибался, либо Персиммонс того и добивается, чтобы все сочли это невозможным.
"Нет такой идеи, - размышлял Кеннет, - чтобы наше сознание тут же не подобрало ей альтернативы. Ладно. Надо действовать".
- Как поживаете, мистер Персиммонс? - спросил он. - Надеюсь, вы простите, что я зашел к вам?
Разговор неторопливо вился вокруг весенних планов и книжного дела вообще. Изредка в нем возникали тихие заводи, и Адриан тут же нырял в них.
Как-то само собой Лайонел и Кеннет заговорили о правке, и сэр Джайлс, хранивший до сей минуты упорное молчание, вдруг оживился.
- Объясните-ка мне, - поинтересовался он, - гранки показывают посторонним?
- Скорее нет, - без особого пыла ответил Лайонел, следя за Адрианом. Зависит от издателя.
- От беса, я бы сказал! - проворчал сэр Джайлс. - А вы что скажете, Персиммонс?
- Соглашусь, - ответил тот. - Пока они не ушли в печать, показывать их не стоит...
- Вот я и спрашиваю, - язвительно сказал сэр Джайлс, - с какой стати гранки моей книги давали всем, кому не лень, когда она еще не вышла из печати? Если виноват один из присутствующих, я хотел бы знать, кто именно.
- Тамалти, дорогой мой, это неважно, - пытался успокоить его Грегори. Я же просил вас не вспоминать больше об этом.
- Что хочу, то и вспоминаю, - желчно проскрипел сэр Джайлс. - В конце концов, я имею право знать, с какой стати ненормальному попу показывают те места, которые я, например, собрался сократить. Что ж это, Персиммонс? Ходят всякие.., архидиаконы!..
Несомненно, присутствие Барбары мешало сэру Джайлсу выражать свои чувства. Но Кеннет этого не понял. Сообразив, о чем идет речь, он подался вперед и произнес:
- Боюсь, это моя вина, сэр Джайлс. Ваши гранки архидиакону показал я. Мне очень жаль, если это повлекло какие-нибудь неудобства для вас, но я не так уж уверен, что гранки - сугубо приватный документ. Их дают для рекламы, например; бывают и другие надобности. Никто не оговаривал особую конфиденциальность вашей книги.
- Это верно, не оговаривал, - злобно глядя на Кеннета, сказал сэр Джайлс. - Мне и в голову не могло прийти, что гранки будет изучать целый синклит еще до того, как я их выверю.
- Хватит, хватит, Тамалти, - сказал Грегори. - Ну, случилась неприятность... Я уверен, Морнингтон первый не рад этой оплошности. Он немного иначе смотрит...
- Смотрит иначе? - огрызнулся сэр Джайлс. - Я бы сказал, вести себя не умеет.
Теперь уже взвился Кеннет.
- Не вижу никакой оплошности, - холодно произнес он. - Я имел полное право так поступить. О какой это неприятности вы сожалели, мистер Персиммонс? - Он повернулся лицом к хозяину, спиной - к сэру Джайлсу.
- Я? Сожалел? - поспешно удивился Грегори. - Тут не о чем говорить. Нелепая случайность, вот и все. Просто благодаря вашему излишнему усердию, дорогой Морнингтон, архидиакон теперь обвиняет меня в том, что у него украли потир, о котором писал сэр Джайлс. Естественно, я предпочел бы, чтобы он никогда не видел этих гранок. Надеюсь, вы согласитесь, что гранки - рабочий документ, не предназначенный для всеобщего обозрения.
- Вы же не читаете личных писем со ступеней собора! - добавил сэр Джайлс. - А тех, кто читает, я бы сажал в помойную яму.
- Ну, ну, Тамалти, вы уж слишком! - проговорил Персиммонс, глядя, как Кеннет в ярости ходит кругами вокруг стола. Барбара и Лайонел начали торопливо собираться. - Конечно, профессиональная этика предполагает конфиденциальность, но мы тут слишком строги. Знаете, Тамалти, нынешнее поколение на многое смотрит иначе. Они уже не так зажаты, не так догматичны, можно сказать.
- Не так порядочны, вы имеете в виду, - уточнил сэр Джайлс. - Однако это ваше дело, не мое. Вы ведь издатель.
- Не будем об этом говорить, - приятным голосом сказал Грегори.
- Нет, будем! - воскликнул Кеннет. - Что же получается? Можно обозвать меня лжецом, вором и еще бог знает кем только за то, что я сделал совершенно законную вещь, а потом простить - и все? Извините, Барбара, но я этого так не оставлю.
- Вы ничего не можете сделать, - ухмыльнулся сэр Джайлс. - Мы же простили вас, любезный, и дело с концом.
Кеннет топнул ногой.
- Это вы должны попросить прощения, - сказал он. - Сэр Джайлс, какая такая тайна скрыта в этой чертовой книге?
Барбара подошла к Морнингтону и ласково взяла его за руку.
- Кеннет, милый, успокойтесь, - тихо сказала она и повернулась к Грегори:
- Мистер Персиммонс, я не совсем понимаю, о чем речь, но нельзя ли обойтись без взаимных прощений? - Теперь она, мило улыбалась сэру Джайлсу. Мне кажется, сэру Джайлсу приходилось прощать многим людям в самых разных странах, и нас он, честное слово, может пощадить.
Лайонел пришел на помощь жене.
- Кажется, здесь больше моей вины, - сказал он, - Гранки-то были у меня, а про этот невыправленный экземпляр я совсем забыл. Браните меня, сэр Джайлс.
- Что там внутри конторы, это ваше дело, - не сдавался сэр Джайлс. - Но какой-то чужак, поп, да еще сумасшедший!..
- Этот сумасшедший поп... - начал Кеннет, но его тут же перебила Барбара.
- Да о чем вы толкуете? - воскликнула она. - Мистер Персиммонс, можете вы мне объяснить?
- Конечно, конечно, моя дорогая, - любезно проговорил Грегори. - Не только объяснить, но и показать. Адриан вот уже видел. Мы с ним играли сегодня утром. Речь идет об идентификации одного старого потира.
Он провел своих гостей в зал и остановился возле полки.
- Вот стоит потир. Он мой. Я приобрел его у одного грека, а ему он достался от предков, бежавших, когда турки пришли в Малую Азию. Чаша проделала путь из Эфеса в Смирну. Любопытный экземпляр, но не более того. Теперь о Граале. К несчастью, наш архидиакон прочел абзац, из-за которого мы тут повздорили, а потом случились сразу три события. Я поинтересовался, нет ли у него лишнего потира для одного моего приятеля; воры ограбили местную церковь; архидиакона стукнул по голове какой-то бродяга. Теперь он считает, что этот бродяга - я, а этот потир - как раз тот, что украли из его церкви. Это он говорит, что украли.
- Что значит "он говорит"? - спросил Лайонел.
- По правде сказать, никто из нас близко не знаком с архидиаконом, сказал Грегори. - А ведь некоторые клирики не считают зазорным получить лишний пенни, продав какому-нибудь американскому миллионеру что-нибудь древнее. Власти почему-то этого не одобряют, и если вещица-другая исчезнет с помощью бродяги или злодея-соседа...
Все помолчали, потом Кеннет сказал:
- Если бы вы близко знали вашего соседа...
- Так ведь я и не спорю, дорогой мой, - подхватил Грегори. - Наверное, я несправедлив к нему. Но стоит ли ждать справедливости, если твой же приходской священник обвиняет тебя в грабеже на большой дороге? Не удивлюсь, если ко мне еще и полиция пожалует. Наверное, надо бы предложить ему этот потир взамен.., потерянного, но, признаюсь, я все-таки не настолько христианин.
- А как же вы с ним играли нынче утром? - спросила Барбара и улыбнулась Адриану.
- А вот это наш секрет, правда, Адриан? - шутливо ответил Грегори. Есть у нас такая секретная игра, так ведь, Адриан?
- Мы играем в скрытые картины, - серьезно сказал Адриан. - Только тебе, мамочка, про это не надо знать. Да? - спросил он Грегори.
- Конечно, - кивнул Персиммонс.
- Конечно, - повторил Адриан. - Это мои скрытные картины.
- Хорошо, хорошо, милый, - сказала Барбара. - Ну что же, мистер Персиммонс, нам пора. Спасибо вам за такой прелестный день. Это вашими заботами у нас так дивно складывается отпуск.
Сэр Джайлс уже успел удалиться, поэтому прощались без неловкой натянутости. Грегори задержал Морнингтона и сказал:
- Думаю, мне удастся уладить это дело. Тамалти уже отошел, а поначалу просто рассвирепел. Все рвался позвонить Стивену и добиться вашего увольнения.
- Чего добиться? - не поверил своим ушам Кеннет.
- Вы же знаете моего сына, - доверительно сообщил Грегори. - Кое-чему он научился, конечно, но характер.., не мне вам говорить. Убедить его ничего не стоит, тем более такому авторитету, как сэр Джайлс.
- Да, имя известное, - согласился Кеннет, чувствуя, как его бросает то в жар, то в холод. Конечно, он знал своего шефа, тот был и слабоват, и трусоват, а увольнять людей в припадке истеричной ярости ему случалось и по меньшим поводам.
- Я не сомневаюсь, все обойдется, - говорил Грегори, внимательно глядя на редактора. - Если что-то пойдет не так, дайте мне знать. Вы мне нравитесь, Морнингтон, при случае замолвлю за вас словечко. И уймите архидиакона, вам же лучше будет.
Он помахал рукой и остался на веранде, а Кеннет, заметно расстроенный, медленно побрел к дому священника.
Глава 9
Герцога вынуждают бежать
В понедельник около полудня герцог остановил машину у ворот приходского дома. Там уже стояла другая машина, за рулем сидел рослый полисмен.
- Привет, Патенхем, - поздоровался герцог. - Неужто начальство пожаловало?
Констебль отдал честь.
- Они в доме, ваша светлость, - сообщил он. - Приехали разбираться.
Герцог с досадой посмотрел в сторону дома. Он недолюбливал начальника полиции. Трудно любить человека, который превратил защиту своих подопечных сначала в хобби, а потом - в манию, так что покоя не стало никому. Так, по крайней мере, казалось герцогу. Он вспомнил, как неделю назад начальник полиции у него в замке за обедом долго жаловался на то, что никто не рвется помочь полиции. В пример он приводил архидиакона Фардля, не сообщившего, во-первых, о святотатстве в приходской церкви, а во-вторых, о бандитском нападении на него самого. Кто-то резонно заметил, что бедный архидиакон лежит в постели, и вот, узнав о том, что тот вернулся к исполнению своих обязанностей, начальник полиции, видимо, решил расследовать оба прискорбных случая по собственной инициативе. Герцогу не хотелось встречаться с ним, но он тут же подумал о спасении Морнингтона и направился к двери. Его проводили в кабинет. Там он застал весьма сердитого начальника полиции, раздраженного до крайности Морнингтона и архидиакона, не изменившего своему обычному спокойствию.
- Герцогу - наше почтение! - оживился полицейский. - Вас-то нам и не хватало. Нет, какую чушь говорят!
Вот полюбуйтесь, у отца архидиакона пропал потир, а он не хочет помочь нам, властям.
- Если вы имеете в виду полицию, - мягко произнес архидиакон, - я действительно не хочу, чтобы они обыскивали мой храм. Вы спросили, что искали грабители в храме, и я ответил вам: старый потир. Вы спросили, верно ли, что потир пропал, и я ответил: да, верно. Но я не просил вас искать его.
Герцог подумал, что среди англиканских священников тоже попадаются приятные люди. В трезвом уме и твердой памяти едва ли нашелся бы человек, рискнувший подвигнуть начальника полиции на какие бы то ни было розыски. Однако грабеж есть грабеж, и хотя англиканского священника и священником-то не назовешь, и служба у них не правильная, но потир остается потиром, искать его все равно надо, а тогда почему бы и не поискать? Впрочем, герцог ничего не сказал, просто кивнул и посмотрел на Морнингтона.
- Вы хотите, чтобы мы его нашли? - утомленно сказал начальник полиции.
- Нет, не хочу, - отвечал архидиакон. - Простите, но вы меня вынудили это сказать. Так вот, я не хочу, чтобы полиция нашла его. Во-первых, я не считаю, что церковь вправе пользоваться силой; во-вторых, я предпочел бы избежать огласки; в-третьих, я знаю, где потир; наконец, в-четвертых, этого нельзя доказать.
- Раз у нас нет доказательств, - резко сказал Кеннет, - какое же мы имеем право обвинять других?
- Вот уж в чем я совершенно неповинен, - откликнулся архидиакон, - я и не думал никого обвинять. Я только сказал, что знаю, где потир.
- И где же он? - нетерпеливо спросил начальник полиции. - А откуда вам известно, что он там?
- Отвечаю по порядку, - смиренно проговорил архидиакон. - Потир - в Калли, у мистера Персиммонса. Возможно, он стоит на полке, в зале, но я не уверен. Что до второго вопроса, отвечу: установить, где он, мне удалось, сопоставив назидательные беседы о воспитании детей, список книг по черной магии, уничтоженный абзац в гранках некоей книги, попытку надуть меня, место предыдущего хранения Чаши, одну угрозу, автомобиль и еще кое-какие мелочи.
Пока начальник полиции тупо моргал, пытаясь понять, откуда взялся Персиммонс, герцог решил задать вопрос.
- Если у вас столько улик, то чего же вам не хватает для уверенности? Хотя бы внутренней, - добавил он, решив, что владелец усадьбы просто не может бить по голове настоятеля церкви, чтобы завладеть его потиром.
- Я вполне уверен во всем, - ответил архидиакон. А вот полиции недостает мотива, - А у вас он, конечно, есть? - с горькой иронией спросил Кеннет.
- У "нас", как вы говорите, он есть, - твердо ответил архидиакон. - Мы знаем, что это за потир, и еще мы знаем, что религии бывают разные.
- Значит, вы уверены, что он - это он? - спросил Кеннет.
- Нет, - ответил священник, - но я решил поверить.
Очень часто это и есть главное для человека: решить, во что верить.
- Я вас правильно понял, сэр? - спросил начальник полиции. - Вы обвиняете в краже мистера Персиммонса? Но зачем ему красть потир? И даже если предположить, что он украл его, зачем держать краденую вещь на видном месте?
- В "Похищенном письме" так и было, - задумчиво проговорил герцог. - Но даже там никто не прикалывал письмо к доске объявлений. А почему бы нам не поехать и не посмотреть?
- Именно это я и собирался предложить, - сказал начальник полиции и встал. - Я понимаю, вы беспокоитесь за церковное имущество. - При этих словах Кеннет неожиданно хихикнул и поспешно отошел к окну. - Всякий бы беспокоился! Насколько я понимаю, потир - древний и представляет антикварную ценность. Но в отношении мистера Персиммонса вы, по-моему, ошибаетесь. Да, да, я уверен. Надеюсь, если мы осмотрим его потир, вы измените свое мнение и предоставите полиции возможность во всем разобраться. - Он с надеждой посмотрел на священника. - Вы не откажетесь сопровождать нас? Это займет не более получаса.
- Я не сделаю ни шагу, - спокойно ответил архидиакон, - до тех пор, пока мы не достигнем полной ясности. Я не обвиняю мистера Персиммонса ни в одном из юридических значений этого слова. Если хотите, я пойду с вами, не могу же я отказаться, когда в просьбе нет греха и просит сам судья Начальник полиции расправил плечи. - Поскольку у меня нет оснований щадить чувства мистера Персиммонса.., честное слово, нет, - пояснил он Кеннету, уже отвернувшемуся от окна, - я бы хотел посмотреть, что за потир стоит у него на полке. Вот и все.
- Понимаю! - одобрил просиявший начальник полиции. - Герцог, вы с нами? Мистер?.. - он нерешительно посмотрел на Кеннета. Герцог тоже на него посмотрел, и Морнинггон ответил именно ему:
- Наверное, мне надо бы пойти. Не хочу вас задерживать, герцог, но думаю, это ненадолго.
- Прекрасно, - кивнул герцог. - Я могу подбросить вас до ворот, подожду, а прямо оттуда поедем ко мне.
В машине архидиакон и начальник полиции говорили о погоде. В другой машине Морнингтон объяснял герцогу ситуацию.
- А сами вы что думаете? - выслушав, спросил герцог.
Морнингтон скривился.
- Certum quia imposibile, - сказал он. - Если уж выбирать чью-то сторону, я бы выбрал архидиакона. Особенно после вчерашнего, - добавил он, не сумев скрыть обиды. - Хотя, честно признаться, вся эта история - бред какой-то. Версия Персиммонса вполне убедительна - но не убеждает. Судите сами: сначала были и абзац в рукописи, и Чаша в церкви, а теперь нет ни того, ни другого.