- Если понадобится моя помощь, чтобы досадить шефу полиции, дайте мне знать, - серьезно произнес герцог. - Однажды он назвал поэзию "непрактичной штукой".
У ворот Калли обе машины остановились.
- Вы зайдете с нами? - спросил начальник полиции У герцога.
- Нет, - ответил тот, - меня это дело не касается.
Управьтесь там побыстрее с вашими дознаниями, опознаниями и прочими делами.
Проводив взглядом небольшую процессию, герцог достал блокнот и углубился в работу над новой пьесой в греческом стиле о Мировой войне и гибели Германской империи. Он специально выбрал классическую форму, намереваясь выразить все как можно сильнее, изобразив при этом и великое, и малое. Сцена будет представлять ближние немецкие тылы во Франции весной 1918 года; хор - француженки с оккупированных земель, а бог из машины - Сен-Дени, св. Дионисий, покровитель Франции, похожий в данном случае на Феба, то есть на Аполлона. Сейчас герцог набрасывал как раз его монолог в самом начале.
От зеленых нив, что уцелели
В злобном шторме, в огненной метели,
Свыше охранимых...
Он задумался, как лучше "Зевсом" или "Богом"?
Тем временем Грегори Персиммонс с холодной учтивостью принимал незваных гостей. Архидиакон, напротив, так и лучился доброжелательностью.
- Это меня вы должны винить за неожиданное вторжение, - говорил он, представляя хозяину начальника полиции. - Полковник Коннерс разыскивает наш украденный потир, он непременно хотел заглянуть к вам.
- Я в общем-то не собирался, - пробормотал полковник, обнаружив себя в столь неловком положении, - просто архидиакон считает, что его потир мог каким-то образом попасть в Калли, вот я и решил внести ясность в это дело.
- Наверное, это Морнингтон рассказал вам о моем потире? поинтересовался Грегори.
- Нет, зачем же? - удивился архидиакон. - Я и сам видел его у вас. Совершенно особые условия его хранения заставили меня поверить, что он.., очень ценен. Должен сказать, у ваших людей есть чувство юмора, - он покачал головой и вдруг забормотал полушепотом:
- Славьте Бога богов, ибо...
Полковник Коннерс посмотрел сначала на хозяина, потом на священника.
- Что-то я вас не вполне понимаю, - начал он раздраженно.
- ..ибо.., это неважно, полковник.., ибо вовек милость Его, - заключил архидиакон с сердечной улыбкой.
Казалось, что с каждой минутой пребывания в Калли архидиакона охватывает все большая радость. Он весело поглядывал на полковника, ехидно, а то и задорно - на Персиммонса, а когда его глаза останавливались на Морнингтоне, 6 них легко читалось подлинное расположение, они ведь и впрямь успели подружиться и привязаться друг к другу.
Грегори, напротив, смотрел на священника со все возрастающим беспокойством. Он понимал оскорбительную грубость сэра Джайлса, хотя в душе и презирал его за несдержанность (примерно так же оценивал сэр Джайлс притворную любезность самого Персиммонса), но он совершенно не видел, откуда взяться такой восторженности. Снова подумав, не перестарался ли Леддинг и не тронулся ли священник умом, он перевел взгляд на Морнингтона - ну, с этим все ясно: чувствует власть над собой и знает, что ее можно пустить в ход. Немного успокоившись, он выжидательно взглянул на полковника. С минуту все молчали. Первым не выдержал полицейский.
- Я думаю, - не очень уверенно начал он, обращаясь к Персиммонсу, если бы вы показали нам этот.., злополучный сосуд, архидиакон смог бы убедиться в своей ошибке.
- Охотно, - ответил Грегори и пригласил гостей следовать за собой. Подойдя к полке, он сделал широкий жест;
- Вот мой потир. Если угодно, могу рассказать его историю. Мне он достался... - Дальше последовало повторение легенды, которую Кеннет выслушал днем раньше.
- Что вы на это скажете? - укоризненно обратился полковник к священнику.
Архидиакон смотрел на потир, и лицо его было серьезно. Недавняя беспричинная веселость сменялась радостью всеохватной, танец крохотных молекул счастья ширился и готов был захватить его целиком. И снова расслышал он слабый прекрасный звук, но уже не снаружи, и даже не изнутри, а из внепространственного, вневременного, внеличностного бытия. Если это и была музыка, то музыка самого движения - звучали не вещи, а природа вещей. Чем дальше он смотрел, тем больше ощущал себя рекой, бегущей по узкому руслу, а над водою сверхъестественным светом сиял Грааль.
- Да, - тихо промолвил архидиакон, - да, это Чаша.
Грегори пожал плечами и повернулся к начальнику полиции.
- Я могу дать вам адрес человека, который продал мне эту штуку, предложил он, - а вы можете его допросить, если сочтете нужным.
Полковник поджал губы и негромко ответил:
- Я извещу вас, если возникнет такая необходимость.
Кажется, наше опознание ничего не дало. Насколько мне известно, архидиакон недавно повредил голову?
- К несчастью, это так, - подтвердил Грегори. - Это я нашел его на дороге и привез домой. Может быть, поэтому он считает, что это я его ограбил, - доверительно добавил он. - Конечно, это очень неудобно. Если пойдут разговоры, мне придется продать имение. Знаете, он-то старожил, а я пришлый, ему скорее поверят. Я уже подумывал отдать ему этот злосчастный потир, но жалко. Люблю старинные вещи - правда, не настолько, чтобы ради них убивать священников.
Что бы вы мне посоветовали в этой ситуации, полковник?
Полковник задумался. Кеннет деликатно отошел, чтобы не мешать их разговору. Архидиакон, отрешившись от всего, смотрел на потир. Частью сознания он ощущал начало некоего движения, узнавал эти признаки и ждал, светло и безмятежно. За долгую практику архидиакон приучил себя, будь то на людях или в одиночестве, за работой или на отдыхе, в разговоре или в молчании, быстро собирать все силы, чтобы переноситься туда, где творится самое действие. Там, отдавшись Предвечной Причине всего сущего, влившись в поток Божественной воли, он легко плыл среди изменчивых человеческих воль, никогда и нигде не теряя совершенства терпения, мудрости, красоты и радости. Там, в этом состоянии, не было сомнений, не было и тревог, одна лишь ясность, там все обретало новые, истинные очертания. Вот и сейчас краем глаза архидиакон видел, как фигура Персиммонса в нескольких шагах от него вдруг начала разрастаться. Нет, на самом деле он и не думал увеличиваться в размерах, это недавно произнесенные им перед Чашей слова отдавались бессмысленным эхом в мироздании? Только Промысел может бросить вызов Промыслу - все другие попытки высокопарны до глупости. Грегори тщетно рвался к незаконной власти, тщетно - и довольно мерзко, как все высокопарное. В мироздании, как и в Фардле, высокопарность считается неприличной; и Грааль, простодушно содрогнувшись, слегка наклонился вперед. Тот же импульс в ту же секунду пронзил и архидиакона и выразился точно таким же движением. Чаша и человек узнали друг друга, они встретились. И всей душой приняв и признав происшедшее, архидиакон с неожиданной прытью метнулся к выходу.
Остальные пришли в движение несколько мгновений спустя. Полковник, надумав наконец нечто, отошел вместе с Грегори в сторонку и наставлял его. Ни один из них ничего не увидел, лишь Кеннет заметил мимолетное движение, которым архидиакон схватил Чашу. Но они услышали, как он бежит, и кинулись вдогонку. Ближе всех к выходу стоял Кеннет, но и он среагировал только после того, как священник прошмыгнул мимо него. Архидиакон, привыкший преодолевать заборы и живые изгороди, мчался по дорожке. А вот Грегори с полковником на первых же шагах сбили дыхание:
Грегори звал на бегу Леддинга, полковник - священника.
Только молодой и длинноногий Кеннет нагнал беглеца на полпути к воротам. До сих пор он не знал, чью сторону занимает в этой истории, но, поравнявшись с архидиаконом, вдруг с непреложной ясностью понял: прав он или нет, никакие силы на свете не заставят его остановить этого симпатичного человека или помешать ему. Приняв решение, он сразу повеселел, в несколько прыжков достиг ворот, распахнул их, подскочил к машине герцога и открыл дверцу.
Герцог, сидя за рулем, писал стихи. Констебль Патенхем неподалеку просто спал на солнышке. Но герцог, размышляя над очередной рифмой, смотрел в сторону ворот и приготовился встретить гостей еще до того, как вопли полковника ворвались в сны констебля.
Едва архидиакон добежал до машины, Кеннет оказался рядом с водителем, захлопнул дверцу и крикнул:
- Гоните вовсю!
Констебль, пробужденный криками "Патенхем", резко выпрямился и увидел начальника, спешащего изо всех сил к воротам.
- Останови его, Патенхем! - орал тот.
Ошарашенный полицейский завертел головой. Вот машина герцога. На заднем сидении - архидиакон, на переднем, рядом с его светлостью, гость, молодой редактор из Лондона. Машина тронулась. Так кого же останавливать?
Не герцога же! Правда, по дорожке впереди полковника бежал Грегори Персиммонс, он как раз появился из-за поворота. Констебль, не долго думая, бросился ему наперерез и поймал.
- Да не меня, обезьяна чертова! - рявкнул на него Грегори.
- Машину держи, бабуин, машину! - сипел подоспевший полковник. Задержать архидиакона!
Констебль бросил Грегори и кинулся вдогонку за машиной.
- Стой, черт тебя побери! - взвыл полковник. - Назад, кретин!
Совершенно сбитый с толку констебль вернулся на место. Грегори и полковник, отпихивая друг друга, рвались в машину.
- Гони как черт! - крикнул полковник констеблю. - Может, еще поймаем.
- Герцога, сэр? - переспросил на всякий случай ошалевший констебль.
- Этого проклятого лицемера в рясе, - крикнул полковник так, что за четверть мили архидиакон оглянулся, решительно не согласный с таким определением. - Я его сана лишу! - бесновался полковник. - За решетку упеку!
- Да поезжайте вы наконец! - сказал Грегори, с неудовольствием глядя на констебля, и тот поехал.
По английским дорогам уносился прочь Грааль. Охраняли его герцог, архидиакон и редактор, а гнались за ним владелец поместья, начальник полиции и совершенно выбитый из колеи полицейский. Наверное, это нравилось ангелам на небесах.
Во всяком случае, герцогу это нравилось. Спустя две-три минуты он осведомился у Морнингтона:
- Я полагаю, вы знаете, что мы делаем?
- Мы спасаем Святой Грааль, - ответил Морнингтон. - Ланселот, Пелеас и Пелинор, нет, я перепутал, прошу прощения, Боре, Персифаль и Галахад <Ланселот, Пелеас, Пелинор, Боре, Персифаль и Галахад - рыцари Круглого Стола. Двое последних - рыцари Св. Грааля.>. Вот так правильно. Архидиакон, конечно, Галахад вам герцог, вполне подойдет роль Персифаля, вы ведь не женаты? Ну а мне остается сэр Боре. Правда, я тоже не женат, а у Борса, помнится, была семья. Впрочем, это неважно. С вами-то понятно, вы - поэт, и никем, кроме Персифаля, быть не можете. А Боре был простым работягой, вроде меня. Так что вперед, вперед в Саррас! - воскликнул Морнингтон и, повернувшись к преследовавшей машине, еще раз прокричал:
- В Саррас! Встретимся в Карбонеке <Саррас - по Томасу Мэлори владения короля Пелеаса, властителя Нездешней Страны Иногда отождествляется с аббатством Гластонбери, основателем которого считается Иосиф Аримафейский. Замок Карбонек - замок Св. Грааля.>!
- Господи! Да о чем это вы, наконец? - взмолился герцог.
Морнингтон собрался ответить, но его опередил архидиакон. Он наклонился вперед, к плечу герцога, и вполне светским тоном сказал:
- Милорд, мне неловко пользоваться вашим благорасположением, тем более что вам неизвестны все обстоятельства, из-за которых мы спешим. Мне неловко торопить вас...
- Да? - перебил его герцог. - А мне определенно показалось, что мы торопимся. Конечно, я могу ошибаться, но пока не имею ничего против. Говоря это, он, не снижая скорости, вписался в крутой поворот дороги. - Так вот, мы явно торопимся. Быть может, дело в том, что за нами кто-то едет...
Морнингтон! Да перестаньте вы смеяться! Лучше бы объяснили, куда мне ехать!
- Но право же, - запротестовал архидиакон, - не лучше ли высадить меня где-нибудь здесь?..
- Нет, не надо, - сказал Кеннет, прекратив смеяться. - Все в порядке, герцог, я не шучу. У архидиакона там и правда Грааль.
- Грааль? - повторил герцог, а потом снова повторил недоверчиво:
- Грааль?
- Да, да, именно Грааль, - заверил его Морнингтон. - Мэлори, Теннисон, Кретьен де Тру а, мисс Джесси Вестон. Как это у нее? "От романа к реальности"? Ну вот, так и получилось. Честное слово, это очень серьезно.
Герцог бросил на него короткий внимательный взгляд.
Час, проведенный в разговорах о почти забытом поэте, чудесным образом сблизил двух его страстных поклонников. Морнингтон тихо и ясно изложил герцогу ситуацию, и тот, выслушав, пожал плечами:
- Хорошо. Раз вы так говорите... Но все-таки, куда мы едем?
Кеннет повернулся, хотел что-то спросить у архидиакона, но передумал и спросил герцога:
- А сейчас куда мы едем?
- Насколько я понимаю, в Лондон, - ответил герцог.
- В Лондон? - переспросил Морнингтон. - Наверное, у вас там есть дом?
- Несколько, на выбор, - ответил герцог.
- Что ж, поехали. Там и поговорим спокойно. А не могут они с дороги позвонить в полицию? - осведомился Морнингтон у архидиакона.
- Едва ли, - отвечал священник. - Персиммонс не захочет впутывать власти.
- Арестовать им нас не удастся, пока мы не остановимся, - резонно заметил герцог. - Но я не собираюсь останавливаться.
- Арестованы на дороге герцог Йоркширский и настоятель Фардля! выкрикнул Морнингтон. - Необычайное происшествие! Святой Грааль - в Англии? Свидетельствует отставной издатель! Покупайте вечерний выпуск! Да нет, не посмеют они нас остановить, - закончил он обычным голосом.
- Ну что ж, в Лондон, так в Лондон, - покоряясь неизбежному, сказал герцог.
Кеннет оглянулся на машину преследователей. "Архидиакон, конечно, потеряет свой приход, - подумал он. - Работу я уже потерял, а герцог вот-вот потеряет репутацию. Зато старый Персиммонс уже потерял Грааль, а сэр Джайлс Тамалти поубавит свою спесь, если только я доберусь до него".
В машине, преследовавшей их, Грегори как раз думал о возможной огласке. Ему пришлось остановить полковника, собравшегося повернуть к станции, чтобы позвонить в полицию. Он попытался объяснить Коннерсу масштаб предстоящего скандала.
- Еще неизвестно, чем кончится суд, - говорил он. - Даже если мне удастся вернуть потир, представляете, сколько народа поверит архидиакону? А клерикалы в парламенте?
Давайте все-таки попробуем догнать герцога и все ему объяснить. Должен же он понять, что доводы рассудка на моей стороне. Разве они друзья с архидиаконом?
- Я вообще не знал, что они знакомы, - раздраженно ответил Коннерс. Герцог, да и все его семейство, - католики. Он же из Норфолков, его мать урожденная Ховард.
Поэтому мне совершенно непонятен его каприз. Разве что этот чертов священник заморочил ему голову.
Машины неслись по дороге, Грегори пытался сообразить расклад сил. В стане противников только герцог неизвестная величина; но, в конце концов, и на герцога можно найти управу. Сэр Джайлс вхож в самые неожиданные круги.
Грегори вспомнил, как в субботу они заходили в аптеку и обсудили вместе с ее владельцем более убедительную версию, без всяких ссылок на малахольного Стивена. С такой легендой да с полицией за спиной можно играть смело. Он усмехнулся и, прищурившись, поглядел вслед другому автомобилю. Пока он удирает, как белый небесный олень от стаи гончих. Пока. Но надежды у него мало. Позади уже лязгают зубы, кровь выступает на белой шкуре, собаки почувствовали ее вкус, и теперь их не остановишь. С Морнингтоном разберемся в два счета, это ясно, он у нас попрыгает. Архидиакону тоже не сдобровать правда, не совсем понятно, что с ним сделать. А Грааль вернется на место, в холодное капище, уготованное ему.
Так они и добрались до Лондона. Расстояние между машинами то сокращалось, то увеличивалось, в целом оставаясь неизменньм. По сторонам замелькали предместья. Герцог гнал машину в сторону Вест-Энда на предельно допустимой скорости и, подъехав к дому на Гровнер-сквер, резко затормозил. Морнингтон выскочил, открыл заднюю дверцу и помог выбраться архидиакону, так и не выпускавшему Чашу из рук.
Все трое бросились к парадной двери. Герцог втащил своих попутчиков в прихожую и, схватив за руки, быстро повел через залу к дальней двери. На ходу он бросил дворецкому:
- Твайс, если будут звонить, меня ни для кого нет дома!
- Хорошо, ваша светлость, - ответил тот и направился к входной двери, в которую уже барабанил полковник.
- Герцог, герцог! - завопил полковник, едва перед ними отворилась дверь. Он хотел было ринуться вперед, но наткнулся на широкую грудь слуги, тогда как герцог и его гости удалялись в неясную мглу.
- Его светлости нет дома, сэр, - сообщил дворецкий.
- Как это нет? Да я его только что видел! - возмутился полковник.
- Сожалею, сэр, но его светлости нет дома, - последовал непреклонный ответ.
- Я начальник хартфордширской полиции! - взъярился полковник. - Я представляю официальные власти!
- Сэр, я весьма сожалею, но его светлости нет дома.
Грегори тронул полковника за рукав.
- Это бесполезно. Нам надо было написать или позвонить предварительно.
- Это черт знает что! - выругался полковник. - Слушай, приятель, обратился он к дворецкому, - я из полиции и должен видеть твоего хозяина по важному делу.
- Сожалею, сэр, но его светлости нет дома, - сказал тот.
- Идемте, - позвал Грегори. - Раз уж мы здесь, убедимся в моей правоте, а потом подумаем, как ее отстаивать.
- Ну погоди, приятель, - с угрозой проговорил полковник. - Торчишь тут, вкручиваешь мне про его светлость! Передай герцогу, что я жду от него объяснений, и чем скорее, тем лучше. Надо мной еще ни разу в жизни так не издевались!
- Сожалею, сэр, но его светлости...
Полковник отскочил от двери, Твайс захлопнул ее и, заслышав колокольчик, неторопливо проследовал в библиотеку.
- Ушли они? - спросил герцог.
- Да, ваша светлость. Осмелюсь заметить, ваша светлость, один из этих джентльменов был очень огорчен. Он просил вас написать ему.
Трое соучастников переглянулись.
- Хорошо, Твайс, - сказал герцог. - Пока меня нет дома ни для кого, повторил он. - После завтрака посмотрим. А сейчас приглядите, чтобы нам дали поесть, и желательно побыстрее.
Когда дворецкий вышел, герцог поудобнее устроился в кресле и повернулся к священнику.
- Вот теперь, - сказал он, - расскажите мне о Граале.
Глава 10
Вторая атака на Грааль
Подведя итоги проделанной работе, инспектор Колхаун выделил три направления дальнейшего расследования, хотя сам он склонялся к одному заняться тем, что осталось от веслианской программки. Надежд на нее было немного, но он бы гораздо скорее сделал все, что мог, если бы не отвлекался, выясняя график передвижений сотрудников издательства в день убийства. Основное внимание Колхаун уделил двоим: Лайонелу Рекстоу и Стивену Персиммонсу. Первый был обязан этим сэpy Джайлсу, а второй, как ни странно, своему стопроцентному алиби. По опыту инспектор знал, как редко удается подозреваемым найти свидетелей для промежутка времени в несколько часов, и Стивен Персиммонс неизбежно должен был навлечь на себя подозрение, ибо у него свидетелей оказалось с избытком.
Сначала это заинтересовало инспектора, а позже интерес перерос во враждебную подозрительность. Конечно, опыт и навык запрещали вмешиваться в расследование подобным чувствам; умом он понимал, что Стивена подозревать нельзя, но подсознательно уже сел в засаду. Совершенное алиби не давало ему покоя, оно просто бросало вызов своей неуязвимостью. Стивен стал для него тем, чем были для знатного афинянина di Aristides . Тем не менее, отложив на время эту версию, инспектор углубился в изучение архивов и журналов методистских церквей. Попутно он обнаружил, что три веслианских церкви - в Илинге, в Ист Хэме и неподалеку от Виктории, несколько недель подряд устраивали специальные службы для новообращенных и всех желающих. Включил он в список и семь церквей, расположенных между Манчестером и Кентербери Откровенно говоря, он не надеялся выжать из этого хоть что-нибудь. Логичнее было опросить священников, не пропадал ли в последнее время кто из прихожан, но если убийца готовился к преступлению заранее, то скорее всего он позаботился придать такому исчезновению естественный характер.
Возвращаясь домой на автобусе после дня бестолковых поисков, Колхаун испытывал все большую неприязнь к сэру Джайлсу, не снимая подозрений и с Персиммонса-младшего.
Два этих чувства, однако, привели к неожиданным результатам. Инспектор решил еще раз допросить Стивена, во-первых, чтобы уточнить кое-что о сотрудниках и расположении комнат, а во-вторых, чтобы еще раз взглянуть на единственного человека, который никак не мог совершить преступление. В разговоре мелькнуло имя сэра Джайлса. Рассказывая о перечне изданий, Стивен заметил: "Сэр Джайлс знает отца лучше, чем меня. По-моему, он и сейчас гостит в усадьбе..."
Если в тот момент фраза эта совершенно не задела сознания инспектора, то ночью, на границе сна и яви, два имени, засевшие в подсознании, вспыхнули двойной звездой. В них была насмешка, они долго мучили его, они бросали ему вызов. Дневной здравый смысл все еще настаивал: "Дурак, это же его отец, отец, отец ." Причудливый вымысел отвечал:
"Что отец, что сын - имя-то у них одно. Подмена, личина, семья, месть, вендетта, Одетта..." Почти обретенная разгадка затерялась в лабиринтах сна.
Следующий вечер пришлось посвятить отчету о ходе расследования, а полдня съел помощник комиссара полиции, не скрывавший своего недовольства.
- И что же, у вас никаких идей, инспектор? - допытывался он.
- Есть, но маловато, сэр, - честно отвечал Колхаун. - Я почти убежден, что мотив убийства - личный. Кто-то готовился к преступлению заранее, он знал, что этот Рекстоу уйдет. Но мы слишком мало знаем о жертве, поэтому и убийца до сих пор неизвестен. Сейчас я навожу справки в веслианских приходах. Один очень близко от меня, и я жене сказал (она у меня в церковь ходит), чтобы прислушивалась к разговорам. Но убитый мог зайти в церковь случайно или мог жить в этом месте недавно.
Помощник комиссара поморщился.
- Ладно, инспектор, держите меня в курсе. Паршивая штука - эти нераскрытые убийства. Да-да, я все понимаю, но лучше бы их не было. Пока.
Инспектор вышел от начальства, едва не столкнувшись с полковником Коннерсом. Неожиданно попав в Лондон, тот решил уладить некоторые дела и заодно поинтересоваться, нет ли какого-нибудь материала на герцога Йоркширского. Однако улов оказался скудным. Однажды на университетских гребных гонках герцог оскорбил словом должностное лицо, а не так давно был задержан за езду на велосипеде с выключенной фарой. Больше ничего. Правда, на архидиакона и того не было. Грегори Персиммонс тоже оказался чист перед законом, как и названный им аптекарь Димитрий Лавродопулос.
Помощник комиссара, сообщивший все это полковнику, поинтересовался:
- Зачем они вам, полковник? Что вы ищете?
- Официально - ничего, - ответил Коннерс. - Сейчас пока рано об этом говорить. Если вдруг будет что-нибудь новенькое на этих людей, дайте мне знать, хорошо? Всего наилучшего.
- Подождите, полковник, - остановил его помощник комиссара. Персиммонс проходит у нас по одному делу.
Против него ничего нет, но вам-то он зачем?
- Да как вам сказать... - замялся полковник. Не станешь же объяснять помощнику комиссара, что таков стиль его работы - включать в расследование всех, хотя бы мало-мальски причастных к делу. Мелькни где-нибудь имя его собственной жены, он бы и ее тут же занес в список подозреваемых на предмет выяснения образа жизни и прочих обстоятельств. Два часа назад они вместе с Грегори побывали на Лорд-Мэр-стрит, и грек, усталый и неподвижный, подтвердил показания Персиммонса. Да, потир продал он; да, купил у другого грека, тот живет в Афинах, заезжал в Лондон месяца два-три тому назад; да, заплатил, вот квитанция; да, отдал мистеру Персиммонсу; потир из Эфеса, потом был в Смирне, его спасали от турок.
Все сходилось. Полковник и так чувствовал неловкость за свое вторжение в Калли, а тут еще помощник комиссара...
- Да нет, с ним все в порядке, - сказал он. - Мне бы не хотелось сейчас рассказывать вам, мы решили пока не предавать дело огласке. У меня там архидиакон рехнулся.
Если бы герцог не вел себя более чем беспардонно, я бы давно все уладил.
- Какой ужас! Герцоги, священники... Нет, расскажите! - сказал помощник комиссара. - У нас герцоги проходят все больше по бракоразводным делам, а священников совсем не бывает. Сами понимаете, не наше ведомство.
Сама история, однако, не оправдала его надежд. Ничего интересного в ней не было. А уж о том, чтобы уловить связь украденного потира с убийством в издательстве, и говорить не приходилось. Вот разве что Персиммонс... Хорошо бы, конечно, выяснить, думал помощник комиссара, что делал и где был Персиммонс в день убийства, но теперь, месяц спустя, это непросто. Он давно работал в полиции, но все еще удивлялся, как это люди вспоминают совершенно точно, что они делали в четыре часа дня девятого октября, если их спрашивают об этом в половине двенадцатого двадцать пятого января.
Он полистал лежащий на столе отчет Колхауна.
- Скажите, а вам не доводилось встречаться с сэром Джайлсом Тамалти? спросил он. - Или с Лайонелом Рекстоу?
- Нет, не припомню, - отвечал полковник.
- А имя Кеннета Морнингтона вам не знакомо?
У ворот Калли обе машины остановились.
- Вы зайдете с нами? - спросил начальник полиции У герцога.
- Нет, - ответил тот, - меня это дело не касается.
Управьтесь там побыстрее с вашими дознаниями, опознаниями и прочими делами.
Проводив взглядом небольшую процессию, герцог достал блокнот и углубился в работу над новой пьесой в греческом стиле о Мировой войне и гибели Германской империи. Он специально выбрал классическую форму, намереваясь выразить все как можно сильнее, изобразив при этом и великое, и малое. Сцена будет представлять ближние немецкие тылы во Франции весной 1918 года; хор - француженки с оккупированных земель, а бог из машины - Сен-Дени, св. Дионисий, покровитель Франции, похожий в данном случае на Феба, то есть на Аполлона. Сейчас герцог набрасывал как раз его монолог в самом начале.
От зеленых нив, что уцелели
В злобном шторме, в огненной метели,
Свыше охранимых...
Он задумался, как лучше "Зевсом" или "Богом"?
Тем временем Грегори Персиммонс с холодной учтивостью принимал незваных гостей. Архидиакон, напротив, так и лучился доброжелательностью.
- Это меня вы должны винить за неожиданное вторжение, - говорил он, представляя хозяину начальника полиции. - Полковник Коннерс разыскивает наш украденный потир, он непременно хотел заглянуть к вам.
- Я в общем-то не собирался, - пробормотал полковник, обнаружив себя в столь неловком положении, - просто архидиакон считает, что его потир мог каким-то образом попасть в Калли, вот я и решил внести ясность в это дело.
- Наверное, это Морнингтон рассказал вам о моем потире? поинтересовался Грегори.
- Нет, зачем же? - удивился архидиакон. - Я и сам видел его у вас. Совершенно особые условия его хранения заставили меня поверить, что он.., очень ценен. Должен сказать, у ваших людей есть чувство юмора, - он покачал головой и вдруг забормотал полушепотом:
- Славьте Бога богов, ибо...
Полковник Коннерс посмотрел сначала на хозяина, потом на священника.
- Что-то я вас не вполне понимаю, - начал он раздраженно.
- ..ибо.., это неважно, полковник.., ибо вовек милость Его, - заключил архидиакон с сердечной улыбкой.
Казалось, что с каждой минутой пребывания в Калли архидиакона охватывает все большая радость. Он весело поглядывал на полковника, ехидно, а то и задорно - на Персиммонса, а когда его глаза останавливались на Морнингтоне, 6 них легко читалось подлинное расположение, они ведь и впрямь успели подружиться и привязаться друг к другу.
Грегори, напротив, смотрел на священника со все возрастающим беспокойством. Он понимал оскорбительную грубость сэра Джайлса, хотя в душе и презирал его за несдержанность (примерно так же оценивал сэр Джайлс притворную любезность самого Персиммонса), но он совершенно не видел, откуда взяться такой восторженности. Снова подумав, не перестарался ли Леддинг и не тронулся ли священник умом, он перевел взгляд на Морнингтона - ну, с этим все ясно: чувствует власть над собой и знает, что ее можно пустить в ход. Немного успокоившись, он выжидательно взглянул на полковника. С минуту все молчали. Первым не выдержал полицейский.
- Я думаю, - не очень уверенно начал он, обращаясь к Персиммонсу, если бы вы показали нам этот.., злополучный сосуд, архидиакон смог бы убедиться в своей ошибке.
- Охотно, - ответил Грегори и пригласил гостей следовать за собой. Подойдя к полке, он сделал широкий жест;
- Вот мой потир. Если угодно, могу рассказать его историю. Мне он достался... - Дальше последовало повторение легенды, которую Кеннет выслушал днем раньше.
- Что вы на это скажете? - укоризненно обратился полковник к священнику.
Архидиакон смотрел на потир, и лицо его было серьезно. Недавняя беспричинная веселость сменялась радостью всеохватной, танец крохотных молекул счастья ширился и готов был захватить его целиком. И снова расслышал он слабый прекрасный звук, но уже не снаружи, и даже не изнутри, а из внепространственного, вневременного, внеличностного бытия. Если это и была музыка, то музыка самого движения - звучали не вещи, а природа вещей. Чем дальше он смотрел, тем больше ощущал себя рекой, бегущей по узкому руслу, а над водою сверхъестественным светом сиял Грааль.
- Да, - тихо промолвил архидиакон, - да, это Чаша.
Грегори пожал плечами и повернулся к начальнику полиции.
- Я могу дать вам адрес человека, который продал мне эту штуку, предложил он, - а вы можете его допросить, если сочтете нужным.
Полковник поджал губы и негромко ответил:
- Я извещу вас, если возникнет такая необходимость.
Кажется, наше опознание ничего не дало. Насколько мне известно, архидиакон недавно повредил голову?
- К несчастью, это так, - подтвердил Грегори. - Это я нашел его на дороге и привез домой. Может быть, поэтому он считает, что это я его ограбил, - доверительно добавил он. - Конечно, это очень неудобно. Если пойдут разговоры, мне придется продать имение. Знаете, он-то старожил, а я пришлый, ему скорее поверят. Я уже подумывал отдать ему этот злосчастный потир, но жалко. Люблю старинные вещи - правда, не настолько, чтобы ради них убивать священников.
Что бы вы мне посоветовали в этой ситуации, полковник?
Полковник задумался. Кеннет деликатно отошел, чтобы не мешать их разговору. Архидиакон, отрешившись от всего, смотрел на потир. Частью сознания он ощущал начало некоего движения, узнавал эти признаки и ждал, светло и безмятежно. За долгую практику архидиакон приучил себя, будь то на людях или в одиночестве, за работой или на отдыхе, в разговоре или в молчании, быстро собирать все силы, чтобы переноситься туда, где творится самое действие. Там, отдавшись Предвечной Причине всего сущего, влившись в поток Божественной воли, он легко плыл среди изменчивых человеческих воль, никогда и нигде не теряя совершенства терпения, мудрости, красоты и радости. Там, в этом состоянии, не было сомнений, не было и тревог, одна лишь ясность, там все обретало новые, истинные очертания. Вот и сейчас краем глаза архидиакон видел, как фигура Персиммонса в нескольких шагах от него вдруг начала разрастаться. Нет, на самом деле он и не думал увеличиваться в размерах, это недавно произнесенные им перед Чашей слова отдавались бессмысленным эхом в мироздании? Только Промысел может бросить вызов Промыслу - все другие попытки высокопарны до глупости. Грегори тщетно рвался к незаконной власти, тщетно - и довольно мерзко, как все высокопарное. В мироздании, как и в Фардле, высокопарность считается неприличной; и Грааль, простодушно содрогнувшись, слегка наклонился вперед. Тот же импульс в ту же секунду пронзил и архидиакона и выразился точно таким же движением. Чаша и человек узнали друг друга, они встретились. И всей душой приняв и признав происшедшее, архидиакон с неожиданной прытью метнулся к выходу.
Остальные пришли в движение несколько мгновений спустя. Полковник, надумав наконец нечто, отошел вместе с Грегори в сторонку и наставлял его. Ни один из них ничего не увидел, лишь Кеннет заметил мимолетное движение, которым архидиакон схватил Чашу. Но они услышали, как он бежит, и кинулись вдогонку. Ближе всех к выходу стоял Кеннет, но и он среагировал только после того, как священник прошмыгнул мимо него. Архидиакон, привыкший преодолевать заборы и живые изгороди, мчался по дорожке. А вот Грегори с полковником на первых же шагах сбили дыхание:
Грегори звал на бегу Леддинга, полковник - священника.
Только молодой и длинноногий Кеннет нагнал беглеца на полпути к воротам. До сих пор он не знал, чью сторону занимает в этой истории, но, поравнявшись с архидиаконом, вдруг с непреложной ясностью понял: прав он или нет, никакие силы на свете не заставят его остановить этого симпатичного человека или помешать ему. Приняв решение, он сразу повеселел, в несколько прыжков достиг ворот, распахнул их, подскочил к машине герцога и открыл дверцу.
Герцог, сидя за рулем, писал стихи. Констебль Патенхем неподалеку просто спал на солнышке. Но герцог, размышляя над очередной рифмой, смотрел в сторону ворот и приготовился встретить гостей еще до того, как вопли полковника ворвались в сны констебля.
Едва архидиакон добежал до машины, Кеннет оказался рядом с водителем, захлопнул дверцу и крикнул:
- Гоните вовсю!
Констебль, пробужденный криками "Патенхем", резко выпрямился и увидел начальника, спешащего изо всех сил к воротам.
- Останови его, Патенхем! - орал тот.
Ошарашенный полицейский завертел головой. Вот машина герцога. На заднем сидении - архидиакон, на переднем, рядом с его светлостью, гость, молодой редактор из Лондона. Машина тронулась. Так кого же останавливать?
Не герцога же! Правда, по дорожке впереди полковника бежал Грегори Персиммонс, он как раз появился из-за поворота. Констебль, не долго думая, бросился ему наперерез и поймал.
- Да не меня, обезьяна чертова! - рявкнул на него Грегори.
- Машину держи, бабуин, машину! - сипел подоспевший полковник. Задержать архидиакона!
Констебль бросил Грегори и кинулся вдогонку за машиной.
- Стой, черт тебя побери! - взвыл полковник. - Назад, кретин!
Совершенно сбитый с толку констебль вернулся на место. Грегори и полковник, отпихивая друг друга, рвались в машину.
- Гони как черт! - крикнул полковник констеблю. - Может, еще поймаем.
- Герцога, сэр? - переспросил на всякий случай ошалевший констебль.
- Этого проклятого лицемера в рясе, - крикнул полковник так, что за четверть мили архидиакон оглянулся, решительно не согласный с таким определением. - Я его сана лишу! - бесновался полковник. - За решетку упеку!
- Да поезжайте вы наконец! - сказал Грегори, с неудовольствием глядя на констебля, и тот поехал.
По английским дорогам уносился прочь Грааль. Охраняли его герцог, архидиакон и редактор, а гнались за ним владелец поместья, начальник полиции и совершенно выбитый из колеи полицейский. Наверное, это нравилось ангелам на небесах.
Во всяком случае, герцогу это нравилось. Спустя две-три минуты он осведомился у Морнингтона:
- Я полагаю, вы знаете, что мы делаем?
- Мы спасаем Святой Грааль, - ответил Морнингтон. - Ланселот, Пелеас и Пелинор, нет, я перепутал, прошу прощения, Боре, Персифаль и Галахад <Ланселот, Пелеас, Пелинор, Боре, Персифаль и Галахад - рыцари Круглого Стола. Двое последних - рыцари Св. Грааля.>. Вот так правильно. Архидиакон, конечно, Галахад вам герцог, вполне подойдет роль Персифаля, вы ведь не женаты? Ну а мне остается сэр Боре. Правда, я тоже не женат, а у Борса, помнится, была семья. Впрочем, это неважно. С вами-то понятно, вы - поэт, и никем, кроме Персифаля, быть не можете. А Боре был простым работягой, вроде меня. Так что вперед, вперед в Саррас! - воскликнул Морнингтон и, повернувшись к преследовавшей машине, еще раз прокричал:
- В Саррас! Встретимся в Карбонеке <Саррас - по Томасу Мэлори владения короля Пелеаса, властителя Нездешней Страны Иногда отождествляется с аббатством Гластонбери, основателем которого считается Иосиф Аримафейский. Замок Карбонек - замок Св. Грааля.>!
- Господи! Да о чем это вы, наконец? - взмолился герцог.
Морнингтон собрался ответить, но его опередил архидиакон. Он наклонился вперед, к плечу герцога, и вполне светским тоном сказал:
- Милорд, мне неловко пользоваться вашим благорасположением, тем более что вам неизвестны все обстоятельства, из-за которых мы спешим. Мне неловко торопить вас...
- Да? - перебил его герцог. - А мне определенно показалось, что мы торопимся. Конечно, я могу ошибаться, но пока не имею ничего против. Говоря это, он, не снижая скорости, вписался в крутой поворот дороги. - Так вот, мы явно торопимся. Быть может, дело в том, что за нами кто-то едет...
Морнингтон! Да перестаньте вы смеяться! Лучше бы объяснили, куда мне ехать!
- Но право же, - запротестовал архидиакон, - не лучше ли высадить меня где-нибудь здесь?..
- Нет, не надо, - сказал Кеннет, прекратив смеяться. - Все в порядке, герцог, я не шучу. У архидиакона там и правда Грааль.
- Грааль? - повторил герцог, а потом снова повторил недоверчиво:
- Грааль?
- Да, да, именно Грааль, - заверил его Морнингтон. - Мэлори, Теннисон, Кретьен де Тру а, мисс Джесси Вестон. Как это у нее? "От романа к реальности"? Ну вот, так и получилось. Честное слово, это очень серьезно.
Герцог бросил на него короткий внимательный взгляд.
Час, проведенный в разговорах о почти забытом поэте, чудесным образом сблизил двух его страстных поклонников. Морнингтон тихо и ясно изложил герцогу ситуацию, и тот, выслушав, пожал плечами:
- Хорошо. Раз вы так говорите... Но все-таки, куда мы едем?
Кеннет повернулся, хотел что-то спросить у архидиакона, но передумал и спросил герцога:
- А сейчас куда мы едем?
- Насколько я понимаю, в Лондон, - ответил герцог.
- В Лондон? - переспросил Морнингтон. - Наверное, у вас там есть дом?
- Несколько, на выбор, - ответил герцог.
- Что ж, поехали. Там и поговорим спокойно. А не могут они с дороги позвонить в полицию? - осведомился Морнингтон у архидиакона.
- Едва ли, - отвечал священник. - Персиммонс не захочет впутывать власти.
- Арестовать им нас не удастся, пока мы не остановимся, - резонно заметил герцог. - Но я не собираюсь останавливаться.
- Арестованы на дороге герцог Йоркширский и настоятель Фардля! выкрикнул Морнингтон. - Необычайное происшествие! Святой Грааль - в Англии? Свидетельствует отставной издатель! Покупайте вечерний выпуск! Да нет, не посмеют они нас остановить, - закончил он обычным голосом.
- Ну что ж, в Лондон, так в Лондон, - покоряясь неизбежному, сказал герцог.
Кеннет оглянулся на машину преследователей. "Архидиакон, конечно, потеряет свой приход, - подумал он. - Работу я уже потерял, а герцог вот-вот потеряет репутацию. Зато старый Персиммонс уже потерял Грааль, а сэр Джайлс Тамалти поубавит свою спесь, если только я доберусь до него".
В машине, преследовавшей их, Грегори как раз думал о возможной огласке. Ему пришлось остановить полковника, собравшегося повернуть к станции, чтобы позвонить в полицию. Он попытался объяснить Коннерсу масштаб предстоящего скандала.
- Еще неизвестно, чем кончится суд, - говорил он. - Даже если мне удастся вернуть потир, представляете, сколько народа поверит архидиакону? А клерикалы в парламенте?
Давайте все-таки попробуем догнать герцога и все ему объяснить. Должен же он понять, что доводы рассудка на моей стороне. Разве они друзья с архидиаконом?
- Я вообще не знал, что они знакомы, - раздраженно ответил Коннерс. Герцог, да и все его семейство, - католики. Он же из Норфолков, его мать урожденная Ховард.
Поэтому мне совершенно непонятен его каприз. Разве что этот чертов священник заморочил ему голову.
Машины неслись по дороге, Грегори пытался сообразить расклад сил. В стане противников только герцог неизвестная величина; но, в конце концов, и на герцога можно найти управу. Сэр Джайлс вхож в самые неожиданные круги.
Грегори вспомнил, как в субботу они заходили в аптеку и обсудили вместе с ее владельцем более убедительную версию, без всяких ссылок на малахольного Стивена. С такой легендой да с полицией за спиной можно играть смело. Он усмехнулся и, прищурившись, поглядел вслед другому автомобилю. Пока он удирает, как белый небесный олень от стаи гончих. Пока. Но надежды у него мало. Позади уже лязгают зубы, кровь выступает на белой шкуре, собаки почувствовали ее вкус, и теперь их не остановишь. С Морнингтоном разберемся в два счета, это ясно, он у нас попрыгает. Архидиакону тоже не сдобровать правда, не совсем понятно, что с ним сделать. А Грааль вернется на место, в холодное капище, уготованное ему.
Так они и добрались до Лондона. Расстояние между машинами то сокращалось, то увеличивалось, в целом оставаясь неизменньм. По сторонам замелькали предместья. Герцог гнал машину в сторону Вест-Энда на предельно допустимой скорости и, подъехав к дому на Гровнер-сквер, резко затормозил. Морнингтон выскочил, открыл заднюю дверцу и помог выбраться архидиакону, так и не выпускавшему Чашу из рук.
Все трое бросились к парадной двери. Герцог втащил своих попутчиков в прихожую и, схватив за руки, быстро повел через залу к дальней двери. На ходу он бросил дворецкому:
- Твайс, если будут звонить, меня ни для кого нет дома!
- Хорошо, ваша светлость, - ответил тот и направился к входной двери, в которую уже барабанил полковник.
- Герцог, герцог! - завопил полковник, едва перед ними отворилась дверь. Он хотел было ринуться вперед, но наткнулся на широкую грудь слуги, тогда как герцог и его гости удалялись в неясную мглу.
- Его светлости нет дома, сэр, - сообщил дворецкий.
- Как это нет? Да я его только что видел! - возмутился полковник.
- Сожалею, сэр, но его светлости нет дома, - последовал непреклонный ответ.
- Я начальник хартфордширской полиции! - взъярился полковник. - Я представляю официальные власти!
- Сэр, я весьма сожалею, но его светлости нет дома.
Грегори тронул полковника за рукав.
- Это бесполезно. Нам надо было написать или позвонить предварительно.
- Это черт знает что! - выругался полковник. - Слушай, приятель, обратился он к дворецкому, - я из полиции и должен видеть твоего хозяина по важному делу.
- Сожалею, сэр, но его светлости нет дома, - сказал тот.
- Идемте, - позвал Грегори. - Раз уж мы здесь, убедимся в моей правоте, а потом подумаем, как ее отстаивать.
- Ну погоди, приятель, - с угрозой проговорил полковник. - Торчишь тут, вкручиваешь мне про его светлость! Передай герцогу, что я жду от него объяснений, и чем скорее, тем лучше. Надо мной еще ни разу в жизни так не издевались!
- Сожалею, сэр, но его светлости...
Полковник отскочил от двери, Твайс захлопнул ее и, заслышав колокольчик, неторопливо проследовал в библиотеку.
- Ушли они? - спросил герцог.
- Да, ваша светлость. Осмелюсь заметить, ваша светлость, один из этих джентльменов был очень огорчен. Он просил вас написать ему.
Трое соучастников переглянулись.
- Хорошо, Твайс, - сказал герцог. - Пока меня нет дома ни для кого, повторил он. - После завтрака посмотрим. А сейчас приглядите, чтобы нам дали поесть, и желательно побыстрее.
Когда дворецкий вышел, герцог поудобнее устроился в кресле и повернулся к священнику.
- Вот теперь, - сказал он, - расскажите мне о Граале.
Глава 10
Вторая атака на Грааль
Подведя итоги проделанной работе, инспектор Колхаун выделил три направления дальнейшего расследования, хотя сам он склонялся к одному заняться тем, что осталось от веслианской программки. Надежд на нее было немного, но он бы гораздо скорее сделал все, что мог, если бы не отвлекался, выясняя график передвижений сотрудников издательства в день убийства. Основное внимание Колхаун уделил двоим: Лайонелу Рекстоу и Стивену Персиммонсу. Первый был обязан этим сэpy Джайлсу, а второй, как ни странно, своему стопроцентному алиби. По опыту инспектор знал, как редко удается подозреваемым найти свидетелей для промежутка времени в несколько часов, и Стивен Персиммонс неизбежно должен был навлечь на себя подозрение, ибо у него свидетелей оказалось с избытком.
Сначала это заинтересовало инспектора, а позже интерес перерос во враждебную подозрительность. Конечно, опыт и навык запрещали вмешиваться в расследование подобным чувствам; умом он понимал, что Стивена подозревать нельзя, но подсознательно уже сел в засаду. Совершенное алиби не давало ему покоя, оно просто бросало вызов своей неуязвимостью. Стивен стал для него тем, чем были для знатного афинянина di Aristides . Тем не менее, отложив на время эту версию, инспектор углубился в изучение архивов и журналов методистских церквей. Попутно он обнаружил, что три веслианских церкви - в Илинге, в Ист Хэме и неподалеку от Виктории, несколько недель подряд устраивали специальные службы для новообращенных и всех желающих. Включил он в список и семь церквей, расположенных между Манчестером и Кентербери Откровенно говоря, он не надеялся выжать из этого хоть что-нибудь. Логичнее было опросить священников, не пропадал ли в последнее время кто из прихожан, но если убийца готовился к преступлению заранее, то скорее всего он позаботился придать такому исчезновению естественный характер.
Возвращаясь домой на автобусе после дня бестолковых поисков, Колхаун испытывал все большую неприязнь к сэру Джайлсу, не снимая подозрений и с Персиммонса-младшего.
Два этих чувства, однако, привели к неожиданным результатам. Инспектор решил еще раз допросить Стивена, во-первых, чтобы уточнить кое-что о сотрудниках и расположении комнат, а во-вторых, чтобы еще раз взглянуть на единственного человека, который никак не мог совершить преступление. В разговоре мелькнуло имя сэра Джайлса. Рассказывая о перечне изданий, Стивен заметил: "Сэр Джайлс знает отца лучше, чем меня. По-моему, он и сейчас гостит в усадьбе..."
Если в тот момент фраза эта совершенно не задела сознания инспектора, то ночью, на границе сна и яви, два имени, засевшие в подсознании, вспыхнули двойной звездой. В них была насмешка, они долго мучили его, они бросали ему вызов. Дневной здравый смысл все еще настаивал: "Дурак, это же его отец, отец, отец ." Причудливый вымысел отвечал:
"Что отец, что сын - имя-то у них одно. Подмена, личина, семья, месть, вендетта, Одетта..." Почти обретенная разгадка затерялась в лабиринтах сна.
Следующий вечер пришлось посвятить отчету о ходе расследования, а полдня съел помощник комиссара полиции, не скрывавший своего недовольства.
- И что же, у вас никаких идей, инспектор? - допытывался он.
- Есть, но маловато, сэр, - честно отвечал Колхаун. - Я почти убежден, что мотив убийства - личный. Кто-то готовился к преступлению заранее, он знал, что этот Рекстоу уйдет. Но мы слишком мало знаем о жертве, поэтому и убийца до сих пор неизвестен. Сейчас я навожу справки в веслианских приходах. Один очень близко от меня, и я жене сказал (она у меня в церковь ходит), чтобы прислушивалась к разговорам. Но убитый мог зайти в церковь случайно или мог жить в этом месте недавно.
Помощник комиссара поморщился.
- Ладно, инспектор, держите меня в курсе. Паршивая штука - эти нераскрытые убийства. Да-да, я все понимаю, но лучше бы их не было. Пока.
Инспектор вышел от начальства, едва не столкнувшись с полковником Коннерсом. Неожиданно попав в Лондон, тот решил уладить некоторые дела и заодно поинтересоваться, нет ли какого-нибудь материала на герцога Йоркширского. Однако улов оказался скудным. Однажды на университетских гребных гонках герцог оскорбил словом должностное лицо, а не так давно был задержан за езду на велосипеде с выключенной фарой. Больше ничего. Правда, на архидиакона и того не было. Грегори Персиммонс тоже оказался чист перед законом, как и названный им аптекарь Димитрий Лавродопулос.
Помощник комиссара, сообщивший все это полковнику, поинтересовался:
- Зачем они вам, полковник? Что вы ищете?
- Официально - ничего, - ответил Коннерс. - Сейчас пока рано об этом говорить. Если вдруг будет что-нибудь новенькое на этих людей, дайте мне знать, хорошо? Всего наилучшего.
- Подождите, полковник, - остановил его помощник комиссара. Персиммонс проходит у нас по одному делу.
Против него ничего нет, но вам-то он зачем?
- Да как вам сказать... - замялся полковник. Не станешь же объяснять помощнику комиссара, что таков стиль его работы - включать в расследование всех, хотя бы мало-мальски причастных к делу. Мелькни где-нибудь имя его собственной жены, он бы и ее тут же занес в список подозреваемых на предмет выяснения образа жизни и прочих обстоятельств. Два часа назад они вместе с Грегори побывали на Лорд-Мэр-стрит, и грек, усталый и неподвижный, подтвердил показания Персиммонса. Да, потир продал он; да, купил у другого грека, тот живет в Афинах, заезжал в Лондон месяца два-три тому назад; да, заплатил, вот квитанция; да, отдал мистеру Персиммонсу; потир из Эфеса, потом был в Смирне, его спасали от турок.
Все сходилось. Полковник и так чувствовал неловкость за свое вторжение в Калли, а тут еще помощник комиссара...
- Да нет, с ним все в порядке, - сказал он. - Мне бы не хотелось сейчас рассказывать вам, мы решили пока не предавать дело огласке. У меня там архидиакон рехнулся.
Если бы герцог не вел себя более чем беспардонно, я бы давно все уладил.
- Какой ужас! Герцоги, священники... Нет, расскажите! - сказал помощник комиссара. - У нас герцоги проходят все больше по бракоразводным делам, а священников совсем не бывает. Сами понимаете, не наше ведомство.
Сама история, однако, не оправдала его надежд. Ничего интересного в ней не было. А уж о том, чтобы уловить связь украденного потира с убийством в издательстве, и говорить не приходилось. Вот разве что Персиммонс... Хорошо бы, конечно, выяснить, думал помощник комиссара, что делал и где был Персиммонс в день убийства, но теперь, месяц спустя, это непросто. Он давно работал в полиции, но все еще удивлялся, как это люди вспоминают совершенно точно, что они делали в четыре часа дня девятого октября, если их спрашивают об этом в половине двенадцатого двадцать пятого января.
Он полистал лежащий на столе отчет Колхауна.
- Скажите, а вам не доводилось встречаться с сэром Джайлсом Тамалти? спросил он. - Или с Лайонелом Рекстоу?
- Нет, не припомню, - отвечал полковник.
- А имя Кеннета Морнингтона вам не знакомо?