Я заставил себя не читать ее мысли. Одна часть моего мозга, разинув рот, смотрела на расстилающиеся под нами пейзажи, а другая тем временем следила за Джордан, собирая случайные образы, плавающие на поверхности ее мыслей… питаясь ее реальностью. Окружающий мир снова ожил; литая человеческая плоть — Джордан и других, — которая была непроницаема для моих мыслей целых три года, неожиданно преобразилась: начала дышать, думать, чувствовать.
   Сейчас трудно было представить, что я не пользовался своим Даром много лет; даже не знал, что я телепат. Моя мама родилась на Гидре. Когда я был маленьким и только-только начинал понимать, что происходит, ее убили на улице в Старом городе. Я прочувствовал ее смерть и пережил это, но боль пережгла мой мозг. На долгие годы я остался один и жил как твердолобый. Я даже не помнил, что когда-то было существо, которое заботилось обо мне. Я проводил время, погруженный, точно под наркотиком, в забытье, скрываясь от жизни, которую потерял, и от себя самого — ходячего мертвеца. Потом в Старый город заглянула Федерация, ей нужны были псионы, и она выдернула меня из этой помойной ямы. Доктор Ардан Зибелинг собрал мои мозги и научил ими пользоваться. А Джули Та Минг рассказала мне, почему важно уметь владеть Даром. Потом Федерация использовала нас как пешек, сделав послушным орудием в борьбе за власть. И я убил человека. И умер снова. Только теперь я знал, что потерял.
   Все вернулось. Осознание того, что я не мог удержать мозг в узде, доставляло мне животное наслаждение. Мне захотелось дотронуться щупальцами мыслей до Джордан: поделиться, описать ей… приоткрыть тайну, которой из-за своей слепоты она знать не могла. Заставить ее почувствовать то, что чувствовал я, любуясь миром через иллюминатор, — ощущение настолько глубокое, что слова оказывались бессильны выразить его. Да и всегда, когда ты пытаешься передать чьи-то мысли, свое ощущение и осознание их, все слова звучат глупо, фальшиво, грубо…
   Она вдруг повернулась ко мне, ее глаза колюче блеснули подозрительно-гневно-обвиняюще:
   — Вы читаете мои мысли?
   — Что? Нет… — соврал я, мысленно перехватив ее раскаленное добела негодование. Я и не заметил, как это случилось. Интересно, неужели я так ослабил контроль? Но тут же понял, что я не позволял ей почувствовать меня, не терял контроль, — это ее собственный страх внезапно выскочил наружу: она боялась, что я прочту, услышу то, что она думает обо мне.
   — Брэди сказал, что дал вам наркотики, значит, вы можете…
   — Еще не успел воспользоваться, — сказал я как можно равнодушнее. Если я скажу ей правду, она, я знал, ударится в панику; а мы находились, черт возьми, в воздухе. Бог знает, что ей придет в голову…
   Джордан пристально смотрела на меня, но я видел и чувствовал, что она немного успокоилась, позволив себе чуть-чуть расслабиться.
   — Не волнуйтесь. Я не могу читать все ваши мысли. Мне надо сконцентрироваться. А я еще не совсем в порядке.
   Это была правда. Я и на самом деле не привел себя в порядок. Не так, как раньше… И не потому, что я давно не практиковался: наркотик Брэди тоже был не очень. Существовали наркотики, которые, если доза индивидуально подобрана, блокировали химические реакции — так их называли умники, а я называл их болью, ужасом и ощущением катастрофы, которые моя память возбуждала каждый раз, когда я использовал Дар. Существовали наркотики, ослабляющие действие травмированных реактивных центров, которые скручивали меня, если я пытался зайти слишком далеко… Но я уже знал, что пытаться забраться поглубже в чью-либо башку, нажать посильнее — все равно, что биться лбом о стену. Даже с двойной дозой. Наркотики недостаточно сильны. Брэди не хотел использовать мои способности на всю катушку: я стану опасен. А если так, то мне казалось странным, что ему вообще вздумалось иметь со мной дело. Может, страх превратил его в болвана, как это обычно случается с людьми.
   Несмотря на запрет, я пощупал-таки его мозг — очень осторожно. Он был защищен от взломщиков, от любого электромагнитного шпиона. Ну что ж, ладно. Даже пси-энергия могла вляпаться. Может и нет; но я не настолько любопытен, чтобы рисковать собственной шкурой, выясняя это. Я посмотрел в окно.
   — Никогда не думал, что увижу Землю. Я не такой ее представлял.
   — И что же вы ожидали увидеть? — спросила Джордан спокойно и почти вежливо, помолчав с минуту.
   — Что она голубая… — Я засмотрелся на поднимающиеся невдалеке голубые, цвета лаванды, горы, на деревья… — Ну, не такая разноцветная.
   — Мир разнообразен, вы знаете. Я оглянулся на нее:
   — Думаю нет, — сказал я, вспоминая Ардатею, Старый город и Куарро. Мой мир был одного цвета — черного.
   Она встретилась со мной глазами, и лицо ее снова окаменело. Стряхнув с себя мой пристальный взгляд, она оглядела мой новый наряд: рубашку с высоким воротничком, просторную, подпоясанную ремнем куртку и брюки. Все выглядело просто, но стоило дорого и сидело на мне так, словно было сшито на заказ. Возможно, что так и было. На рукаве блестела эмблема Центавра: мое новое клеймо.
   — Что у вас с волосами? — спросила она.
   Я чуть не подскочил в кресле:
   — Брэди велел мне исправить прическу.
   Я использовал гель, который дал Брэди, чтобы заставить волосы встать дыбом: нечто подобное вошло в моду в Старом городе как раз перед моим отъездом.
   Она издала что-то наподобие вздоха, больше походившего, впрочем, на шипение, и тихо сказала: «Дрянь». Я вжался в кресло и даже не попытался выяснить, кого из нас она имеет в виду. Больше Джордан не сказала ни слова, я тоже.
   Прошло немногим более получаса, как мы оставили владения Центавра, и флайер стал снижаться. Это означало, что мы пролетели около трехсот километров. Я был поражен, когда беспредельность пространства внезапно сменилась узкой полоской городских построек, вытянувшихся вдоль западного побережья. Я увидел стайки частных коттеджей и городки, ничем не отличавшиеся от тех командирских нор, которые мне случалось встречать в других местах. Но Земля отличалась от «других мест», командиры здесь не управляли. Трудно поверить, что никто не хочет здесь жить. Но большинство стремилось туда, где были деньги. И лишь те люди, которые уже имели деньги, могли выжить в таком мире.
   Флайер плавно опускался в объятия зеленой долины, окруженной горами. Если высоко в горах наступила осень, то внизу еще стояло лето, и долина была словно покрыта зеленым бархатом. Я видел поместья, лежащие вдоль серебряной дорожки — реки, от ее устья до истока. Одно поместье больше другого и, вероятно, дороже.
   — Которое из них — Та Мингов? — спросил я, первым нарушив молчание.
   — Все, — сказала она. — Долина целиком в их частном владении.
   — И им хватает? — с недоверием спросил я.
   — У них есть и другие: здесь, на Земле, на Ардатее. По всей транспортной сети, — мрачным тоном ответила Джордан, даже не потрудившись на меня посмотреть. Она дотронулась до эмблемы на воротнике блузы — эмблемы, которая не принадлежала Центавру.
   Я хмыкнул.
   Флайер мягко приземлился на широком внутреннем дворе рядом с домом. Дом, казалось, рос прямо из земли, слившись в одно целое с плотно окружающими его зарослями деревьев и кустарника. Он весь был из камня и дерева. Маленькие окна с разделенными на полдюжины узких клеточек стеклами молчаливо взирали на нас, когда мы вышли из флайера и ступили на потрескавшиеся старые каменные плиты. Двор пересекали длинные тени: день клонился к вечеру, но воздух был теплым и сладким; я думал, будет холоднее. Деревья кудрявились яркой зеленью; виноградные лозы карабкались, обвивая решетки, вверх и красно-зеленой волной перекатывались через высокую каменную стену. Какой-то человек в мешковатом костюме терпеливо и почти беззвучно подстригал живую изгородь лазерными ножницами. Джордан, пребывавшая в состоянии сжатой пружины с момента нашего знакомства, на секунду расслабилась. В конце концов, она была дома.
   — Здесь все выглядит так, словно существовало всегда.
   — Пятьсот восемьдесят лет, — не задумываясь, ответила Джордан. Затем она взглянула на меня, и пружина сжалась снова. — Это личная резиденция леди Элнер, когда она живет на Земле. Каждый член семьи владеет собственным поместьем, выбрав то, какое ему или ей нравится. Я тоже живу здесь. Будете жить и вы.
   Жужжа и стрекоча, флайер взлетел в воздух и послушно отправился в гараж — туда, где он не будет разрушать ничьих иллюзий: стоя рядом с домом, вы почти верили, что находитесь в другом, докосмическом, веке, что не прошли еще эти пятьсот восемьдесят лет. Вокруг — никаких следов охраны, хотя я знал, что там, во флайере, за нами следило с полсотни приборов-шпионов, которые, не понравься мы хотя бы одному из них, дали бы команду и нас выкинуло бы к черту. Чем больше денег и независимости ты хочешь, тем надежнее должен быть у тебя щит. Некоторые вещи не меняются и гораздо дольше пятисот лет.
   Джордан стала подниматься по широким каменным ступеням, ведущим на крытую террасу, окруженную стеной виноградных зарослей. Я перекинул через плечо сумку и пошел следом.
   Внутри было темно. Я испугался: глаза видели хуже, чем раньше. Но спустя минуту я перестал паниковать: зрение улучшилось. Мы прошли по пахнущему деревом коридору, поднялись по скрипучим ступеням в огромный зал. Дом был куда больше, чем показалось мне снаружи. Мы остановились перед закрытой дверью.
   Джордан мельком взглянула на меня. Я стоял и ждал, но дверь не открывалась. Джордан оттолкнула меня в сторону и сама открыла ее, глядя на меня, как на дурака, который ждет, что дверь откроется сама собой. Но ведь в приличных местах все двери, которые я видел, открывались сами.
   — Вот ваша комната.
   Я посмотрел из-за спины Джордан внутрь. Спальня… Постель. Деревянная кровать с резьбой — такая широкая, что на ней могли уместиться четверо. Комната, казалось, существовала всегда, заполненная бюро, столами, креслами и еще чем-то, чему я не мог подобрать названия. И только стол-терминал у оконной ниши напоминал о настоящем. Я переступил порог. Темный густой ковер мягко пружинил под ногами и переливался сверкающим, как драгоценные камни, калейдоскопом цветов. Потолок был высокий: почти четыре метра. Я положил сумку на кровать; постель закачалась, словно наполненная желе. Я сел рядом с сумкой на гладкое прохладное покрывало, внезапно почувствовав смертельную усталость. Джордан все еще стояла в дверях. Я принужденно улыбнулся.
   — М… да… слишком тесно, но я смогу это вынести. Джордан не отреагировала. Никакого чувства юмора. Она коснулась невидимого, скрытого в стене пульта.
   — Если вам что-нибудь понадобится, здесь — доступ к программам домашнего обслуживания. Есть и небольшой штат прислуги. — Я кивнул. — Вопросы?
   Я помотал головой.
   — Наверно, вы захотите отдохнуть…
   — Нет. — Я встал. — Давайте закончим с этим. Она поморщилась.
   — Ну, хорошо… Вы можете пойти со мной к леди.
   Ее сомнения молчаливо отозвались во мне, соединившись с моими собственными, но все-таки лучше было делать что-нибудь, чем оставаться здесь в одиночестве.
   Леди Элнер сидела на солнечной террасе. Свет проникал внутрь через высокие окна, рассыпаясь золотыми и зелеными лучами. Она рисовала картину: вид из окна, наполовину скрытого в виноградных лозах. Картинка была так себе. Я и не ожидал, что она рисует… Интересно, чего же я вообще ожидал?
   Она обернулась на звук наших шагов. Обвислое, печальное лицо — как на той голограмме, неуклюжее тело, простая одежда. Но сейчас, увидев Джордан, она улыбнулась — и неожиданно передо мной оказался другой человек. Самая красивая улыбка, какую я когда-либо встречал. Как солнце, она на мгновение ослепляла, заставляя забыть все на свете.
   — Филиппа, ты вернулась. — Она заметила меня. Улыбка исчезла. — А это… молодой человек. Тот самый, которого прислал Брэди. Друг Джули. — Даже голос ее был странным, какого-то необычного тембра: слегка дрожащий, мелодичный и неуверенный в одно и то же время. Когда она произнесла имя Джули, в ее голосе прозвучали теплые нотки. Элнер пыталась не таращиться на меня, но это плохо у нее получалось. — Телепат.
   Я кивнул. Джордан больно пихнула меня локтем в бок.
   — Да, мадам, — сказал я. — Леди. Я — Кот.
   — Кот… — Элнер подняла бровь, ожидая продолжения.
   — Просто Кот. — Я пожал плечами и, поймав взгляд Джордан, добавил: — Мадам.
   Элнер улыбнулась, но на этот раз — фальшиво. Она понимала, что ей придется подать мне руку, чтобы поздороваться; но ей трудно было заставить себя сделать это. Как будто от меня посыплются искры, если она до меня дотронется. Как будто телепат — заразная болезнь.
   Я протянул руку: приветствие, больше похожее на вызов.
   Ее рука была жесткая и теплая.
   — Я никогда не встречала… гидранов раньше. — Ей пришлось сказать это.
   — Полугидран, — сказал я, — получеловек. Большинство людей никогда не встречало полукровок тоже; люди скорее предпочтут, чтобы их сын получил сотрясение мозга, чем был выродком с узкими кошачьими зрачками. Когда-то человечество обрадовалось, обнаружив, что оно во вселенной не одиноко. Но время это давно прошло.
   Бледные щеки Элнер порозовели.
   — Пожалуйста, простите мою неловкость. Это не из-за вас. Просто мне не случалось находиться рядом с телепатами. Но скоро я привыкну… — Она отступила назад, бессильно опустив руки.
   Возможно, что и всей жизни не хватит, чтобы привыкнуть. Я лишь пожал плечами, пытаясь сбросить невидимый груз, который все сильнее давил на меня.
   Джордан подошла к Элнер и прошептала что-то, чего я не мог слышать: она говорила, что без наркотиков я калека и не могу сейчас читать их мысли.
   — Нет, могу, — сказал я. — Я лгал вам.
   Джордан резко вскинула голову. В ее глазах сверкнуло холодное бешенство.
   Элнер мягко, но решительно взяла ее за руку.
   — Тише, Филиппа, — пробормотала она, взглядом требуя от меня объяснения.
   — Центавр нанял меня охранять вас. Джордан права: без наркотиков я бессилен вас защитить. Я подумал, что, чем быстрее я приступлю к своим обязанностям, тем лучше. Если вы не можете примириться с этим, это ваше дело, — сказал я им обеим. — Но если кто-то попытается убить меня, то я, черт возьми, буду очень рад доставить ему побольше хлопот с этим. Мадам.
   С таким же успехом я мог вырасти бандитом. Все лучше, чем быть выродком.
   Элнер кивнула, но выражение их лиц не очень-то изменилось. Она провела Джордан мимо меня, все еще держа ее за руку, точно боялась, что мы подеремся.
   — Пойдем, Филиппа, скоро обед. Я должна переодеться. Они просили меня прийти к ним, в Хрустальный дворец. Мне неудобно было отказываться. Ты составишь мне компанию?
   Я остался на месте, наблюдая, как они становились все меньше и меньше, удаляясь от меня по коридору. Они уходили, не сказав мне ни слова, даже не оглянувшись… Нет, это я уменьшался, это меня поглощала удушающая пустота молчащего дома; и когда они вернутся, я исчезну совсем…
   (Я не просил этого!)
   Они развернулись на сто восемьдесят градусов, когда посланная мной мысль ударила их сзади, изумленно посмотрели на меня, схватившись за головы. Несколько мгновений обе оставались неподвижными. Затем леди Элнер двинулась по направлению ко мне. Джордан схватила ее за руку, но Элнер отмахнулась от нее. Дойдя до двери, она остановилась снова. Мешковатый рукав скользнул по руке, когда она ухватилась за окрашенную белой краской дверь, чтобы не упасть. Она стояла, пристально глядя на меня и держась другой рукой за голову.
   — Пойдемте, — проговорила она наконец. — Конечно, вы должны пообедать с нами. Должны познакомиться с семьей. Вы ведь мой новый помощник…
   Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что я не ослышался. Мой мозг работал! Еще секунда — и я заставил себя пошевелиться. Когда я поравнялся с Элнер, она была удивлена так же, как и я. Мы пошли вместе. Впереди нас коридор был пуст…
   — На каких условиях Брэди вас нанял? — спросила она, словно и не заметив, что Джордан исчезла. Я рассказал.
   — На вашем месте я бы провела контракты через юридическую консультативную программу, прежде чем соглашаться на что-либо, — сказала она без всякого выражения на лице. — В этом деле перестараться невозможно.
   — Да, я так и сделаю, — кивнул я. — Знаю. — И улыбнулся.
   Глядя в дальний конец коридора, она улыбнулась тоже.

Глава 4

   Хрустальный дворец полностью соответствовал своему названию. Словно высеченный изо льда, сверкающий изнутри, он вытянулся вдоль темного берега реки, любуясь своим отражением. Земное солнце скользнуло за западные горы, сумерки окрасили долину в голубой цвет. Мы стояли у входа во дворец. Он напоминал мне командирские офисы в Куарро. Но Хрустальный дворец, построенный из стекла и металла, казался таким же древним, как и резиденция Элнер. Она рассказала, что дворец перенесли в долину откуда-то с другого конца Земли, как и многие другие дома… как и вообще все, что когда-либо поразило воображение Та Мингов, и все, что имело цену. Некоторые антиквариат коллекционировали — Та Минги жили в нем. Задрав голову, глядя на потоки льющегося со всех сторон, рассыпающегося на тысячи лучиков света, сквозь который мы проходили, я почувствовал, что скоро взорвусь, переполненный ощущениями… Частный дом… Мечта. Никто не жил так, как жили здесь.
   Я шел немного позади леди Элнер; не потому, что Джордан рассказала о здешних правилах, а просто потому, что не знал, что же, черт побери, мне еще делать, кроме как следовать за кем-либо. У меня было такое ощущение, словно я иду по минному полю. Элнер переоделась в свободную, похожую на мешок, длинную тунику и облегающие брюки; на шее сверкало несколько ниток драгоценностей. Если она и не выглядела элегантной, то, по крайней мере, выглядела богатой. Джордан шла рядом с ней. После моего отчаянного молчаливого окрика Элнер потратила добрых полчаса, уговаривая Джордан выйти из комнаты. Элнер не сделала мне замечания и даже не предупредила, чтобы я впредь не выкидывал подобных фокусов. Я ей понравился. Она обращалась со мной, как и положено обращаться с новым помощником: внушала, объясняла, давала указания всю дорогу, пока мы поднимались из долины к дворцу. Элнер делала все это, потому что не любила недоразумений. Она отлично умела скрывать свои чувства. Это было условием Игры. У нее не было выбора, и она притворялась, что я обычный помощник. Прикинув все свои шансы, я обрадовался, что она — хороший игрок.
   Интерьер Хрустального дворца был одним цельным открытым пространством. Интересно, для чего дворец использовали раньше? Та Минги разбили его на комнаты и уровни, как стеклянный улей. Стены, потолки, полы были прозрачные, но некоторые стекла с помощью оптических уловок сделали светонепроницаемыми, и у меня было такое ощущение, словно я находился внутри серо-черно-белого калейдоскопа.
   — Эту фамильную резиденцию Эстеван Та Минг перенес сюда, возвратившись на Землю. Он был первым главой Транспорта Центавра и сделал карьеру и состояние в системе Центавра, — просвещала меня Элнер, читая в моих глазах вопросы. — Сейчас здесь живет брат моего мужа, отец Джули. Прожив в одном доме столько лет, иногда начинаешь уставать от него. — Она перевела взгляд на окна. Сквозь полдюжины идеально чистых стекол блестела река.
   — Почему просто не переехать? — спросил я, тут же почувствовав, что сморозил глупость.
   — Традиция, — тихо ответила Элнер. — Та Минг — упрямая семья. Они не любят ничего менять.
   Я промолчал, думая о Джули. Мы приближались к группе горячих, распаленных мозгов, которые я почувствовал, как только мы вошли. Элнер сказала мне, что сегодня Та Мингов здесь больше, чем обычно, потому что Центавр проводит ежеквартальную встречу членов руководящего совета правления. Летающий робот-дворецкий, проведя нас через лабиринт зеркал, неожиданно исчез в дверном проеме перламутрово-серой стены.
   Когда мы вошли, дворецкий позвонил и плавно улетел куда-то. «Спасибо», — кивнула Элнер дворецкому, хотя он был простой машиной. В комнате уже толпилось двадцать-тридцать человек. Головы стали поворачиваться в нашу сторону. Я почувствовал, что Элнер сжалась внутри, как будто готовясь окунуться в холодную воду.
   — Тетушка! Тетушка! — пронзительный детский голос сверлом пробуравил учтивое бормотание взрослых, обсуждающих соглашения, голосование и вынужденное объединение корпораций. Какая-то маленькая девочка с длинными черными волосами протолкалась через ноги толпы и стрелой понеслась через комнату. Она столкнулась с Элнер, как самонаводящийся тепловой снаряд, и прижалась к ней, визжа от радости.
   — Талита, — волшебно улыбнулась Элнер, ласково погладив девочку по голове. Лицо девочки засветилось улыбкой в ответ. — Как моя любимица?
   — У меня новые ботинки, — сказала Талита, — видишь? — Она выставила ногу, обутую во что-то, похожее на большого волосатого жука в красной шляпе.
   — Очаровательно, — сказала Элнер, — вот это вещь! Давай покажем Филиппе.
   Талита запрыгала вокруг Элнер на одной ноге. И тут она увидела меня. Она застыла как вкопанная, вы таращилась, потом зарылась лицом в тунику Элнер. Через минуту из складок туники выглянул один глаз, затем другой.
   — Талита. Это мой новый помощник, — Элнер потрепала ее по плечу. — Его зовут Кот.
   Талита посмотрела на меня из-под блестящей черной челки.
   — У меня есть две кошки, — сказала она. — Их зовут Ошибка и Катастрофа. Мне — четыре. — Она показала четыре пальца.
   — Прекрасные имена, — одобрил я. Глядя на Талиту, я вдруг вспомнил Джули: так она должна была выглядеть в детстве. Она, скорее всего, никогда не видела Талиту. — Ты напоминаешь мне твою кузину Джули.
   Ее нос сморщился.
   — Мы не говорим о Джули, — прошептала она и приложила палец к губам. — Она плохая.
   Я посмотрел на Элнер.
   — Нет, мое сокровище, она не плохая, — мягко сказала она, отводя взгляд. — Она только… несчастная. Но сейчас ей лучше.
   — А Дэрик сказал, что плохая…
   — Талита! — на этот раз кричал мальчишка. На вид лет одиннадцати, с такими же блестящими черными волосами и серыми глазами.
   — Ой, тетушка! — Он поцеловал Элнер, и она обняла его свободной рукой. — Мама сказала, что ты не придешь сегодня вечером. Я так скучал, что мне казалось — я проваливаюсь в черную дыру. Можно мы будем спать в твоем доме? Здесь я ненавижу спать… — Он осекся, обернувшись.
   — Посмотрим, — ответила Элнер. — Я спрошу у твоей мамы.
   Он состроил радостную рожицу. Элнер развернула его ко мне.
   — Это Кот. Поздоровайся.
   — Правда? — Он окинул меня изумленным взглядом. — Неужели тебя так зовут? Оу, твои волосы стоят колом!
   — Точно моя мысль, — пробурчала Джордан.
   — Ты покажешь, как сделать то же самое с моими? Сколько тебе лет? Ты тетушкин любовник?
   — Джиро! — Рука Элнер поднялась, точно Элнер хотела зажать мальчику рот, задрожала в воздухе и опустилась. — Кот — мой новый помощник.
   — Ну хорошо, — согласился он и посмотрел на меня: — Не забудь про обещание насчет прически. Пойдем, Талита. Найдем маму. Ты ведь хочешь остаться у тетушки? — Он потащил сестру за собой, громко крича.
   — Следовало бы поберечь его уши, — заметила Джордан, когда Джиро уже не мог нас услышать.
   Элнер разгладила подол туники.
   — Да, здесь непросто быть ребенком. Или взрослым… — Она почти сконфуженно взглянула на меня. — Вы только что познакомились с младшим поколением семьи Та Минг, будущими руководителями империи. Познакомитесь и с остальными.
   Мы влились в колышущуюся, словно в танце, толпу, окружавшую длинный стол с едой и напитками. Множество одинаковых людей. Родители и дети, тетушки и дядюшки, племянники и племянницы — по меньшей мере шесть поколений; но никто из них, даже самые старые, не выглядели старше Элнер. И даже те, кто не был похож на Та Мингов, были красивы, прекрасно одеты и сверкали драгоценностями, отчего у меня кружилась голова. Люди бормотали что-то, чего я не понимал, и думали то, что я не хотел слышать…
   И все были живыми, слишком реальными — думая, чувствуя… но теперь уже не вокруг меня, а внутри меня — злые, напряженные, притворяющиеся, самодовольные, скучающие, испуганные. Я забыл, что значит быть открытым для чужих мыслей, забыл, как контролировать это состояние. Я очертя голову бросился в толпу, проведя до этого три года в отшельничестве. И мои нервы были готовы перегореть, как пробка.
   Выбрав момент, когда никто не смотрел на меня, я сорвал пластырь и бросил его на пол. Теперь все, что я мог делать, — это сдерживать себя до тех пор, пока опьяненные наркотиком нервные центры моего мозга, дремавшие три года, не проснутся снова: пока черная боль, которой я не мог подобрать названия, выползет из норы; пока искалеченные пси-реакции не утихомирятся, успокоив бушевавший внутри меня огонь чужих мозгов… Я шел за Элнер сквозь толпу, наталкиваясь на сплошные заборы мозгов, глухонемой и почти в бессознательном состоянии. Никто ничего не заметил, и Элнер тоже. Я был ее костылем — предметом для разговора с людьми, которым ей больше нечего было сказать. Мы столкнулись лицом к лицу с еще одним Та Мингом: с красивым мужчиной в серебристом вечернем костюме, на котором сияла огромная, похожая на глаз рубиновая пуговица. На вид ему было лет тридцать пять, но я знал, что он гораздо старше: это был отец Джули.