Витаков Алексей. Домой не возвращайся!

   – Не пытайся меня подбодрить. Лучше, повнимательнее отнесись к моим словам.
   – Я весь внимание.
   – Сейчас я точно скажу тебе, сколько прошло с того момента, как ты уехал: один час и восемь минут. Теперь ты понимаешь, что за нашей квартирой тоже следят, Алеша!
   Несколько секунд висела пауза. Мохов нервно стучал пальцами по рулю:
   – Ты хочешь сказать, что после моего утреннего визита кто-то повис у меня «на хвосте»?
   – Нет. Зачем висеть у тебя «на хвосте», если ты не собирался продолжать это дело?
   – Но ведь никто не знал, собираюсь я продолжать или нет.
   – Вот, если бы они знали, что собираешься, тогда и нужно было устанавливать слежку. А так, зачем чего тратить время на милиционера, который приехал, допросил и уехал. К тому же, ты мог заметить хвост.
   – Ну, знаешь, какие профи бывают.
   – Все равно, нескладно как-то. Я склоняюсь к другой версии: наш адрес просто продиктовали люди, очень хорошо тебя знающие, например, твои коллеги. Всем известен твой упертый характер, особенно по прошлому случаю, когда ты раскрыл преступление наперекор начальству. Сейчас аналогичная ситуация.
   – Что ты, Владимир Лексаныч проверенный, тертый волк. Он бы никому мой адрес не дал.
   – Не велика проблема, найти наш адрес. Дело в другом: слежка есть – это очевидно. Какая теперь разница, как они добыли адрес? Важно то, что тебе домой тоже нельзя. Сейчас они видели, как ты меня увозишь, а значит, складывать оружие не намерен. Во всяком случае, на их месте я бы именно так это расценила.
   – Может, мы временно переезжаем, чтобы пожить у подруги и залечить стресс?
   – А они подождут, им торопиться некуда. Если вернешься один, значит, увозил прятать жену, а сам не успокоился.
   – Ты умница, Настен, что бы я без тебя делал? Половина преступников, которых я упрятал, разгуливала бы на свободе, если бы не ты.
   – Шутки шутками, Алеша, но я боюсь тебя одного отпускать. Ты не должен возвращаться.
   – Значит, все время, пока я ездил на встречу со стариком, кто-то буквально сидел у нас под дверью и ждал сообщения, появился ли Мохов возле общаги?
   – Вот именно.
   – «Домой не возвращайся», прямо девиз сегодняшнего дня.
   – Ты о чем?
   – Да так о своем, о девичьем. Кстати, хвоста не вижу. Сколько смотрю, все чисто.
   – А зачем сейчас за нами следить, ведь я им не нужна. А тебя они могут и подождать.
   – Хорошо, а если я просек их план и, спрятав тебя, сам поселился у друга или в гостинице, что тогда?
   – А тогда они спросят у твоих коллег: куда это капитан Мохов запропастился? И услышат два варианта: или живет с женой у друзей и пытается забыть кошмар, или снял номер в гостинице и замышляет: поквитаться. Алеша я чувствую, кто-то из своих, сознательно или сам того не понимая, работает на банду. Теперь скажи мне, как ты намерен поступить?
   – Я намерен их поймать и подвесить: высоко и надолго.
   Ничего другого Настя услышать не рассчитывала. Оставшуюся часть пути ехали молча. Гостеприимный дом Вахида Азеровича был всегда открыт для друзей, но, если надо, мог в любую минуту стать неприступной крепостью, которую охраняют четыре кавказские овчарки и десяток вооруженных людей. Бывший директор овощной базы, а ныне хозяин нескольких продуктовых рынков, Гасымов Вахид Азер-оглы не только испытывал привязанность к чете Моховых, но и считал себя должником Алексея за очень давнюю историю, когда сегодняшний капитан носил погоны лейтенанта. Поздней осенью нагрянули к Гасымову парни в спортивных костюмах с мясистыми, бритыми затылками и сказали: «плати», заломив такую сумму, что пожилой Вахид едва дар речи не потерял. В общем отказался. Те пожали плечами и ушли. А назавтра две палатки сгорели. Парни опять пришли, дескать, не заплатишь, сам сгоришь. Сел Вахид, обхватил голову руками: хоть волком вой. Для бизнеса часть денег взята в кредит, часть у друзей одолжена. А тут эти… Пошел Гасымов в милицию правду искать, но и там ему мягко намекнули: иди, мол, сам разбирайся. И ушел бы, не подвернись молодой лейтенант с максималистскими представлениями о добре и зле, а также со специфическим чувством юмора. Приглашает одного из «спортсменов», якобы на опознание, да не куда-нибудь, а в психиатрическую лечебницу. А там показывает, что бывает с человеком после лоботомии, если тот не признается в незаконной продаже наркотических средств. «Спортсмен» во всем, конечно, признался, а заодно и всех подельников выдал. Объяснили ребятам, что рэкетом вредно заниматься: можно за наркоторговлю загреметь. Гасымов от счастья чуть не плакал, клялся в дружбе и клятву свою никогда не забывал.
   – Заходытэ, госты дорогые. Всегда рад такой хорошая пара, душа рада, хоть сам женись в девятый раз.
   – Вахид Азерович, извини, дорогой. Настя, если можно, пусть дня три у вас поживет. – Мохов решил не заходить в дом.
   – Какой проблем, пусть хоть тры года живет. А сам что, даже чаю не выпьешь?
   – Не могу! Очень важная работа и очень срочная.
   – Понимаю тебя. Разве у Мохова бывает па-другому. Дай им, как следует, пусть знают, кто в доме хозяин! Ну иди, иди. Если помощь мой какая нужен, гавари: я твой – ты знаешь.
   – И машину можно оставить? Я обратно что-нибудь поймаю.
   – Дай ключ Бабеку, он все сделает. Обратно чистым заберешь. А то даже цвет какой, нэ понять. Ловить ничего не нада. Мой шафер прывэзет, куда скажешь. Забудь, э, забудь, только нэ благодари, нэ люблю. Эй, Аббас, выгоняй машина, че мэдлишь? Нэ видишь, человек торопится!
   Аббас привез капитана к самому подъезду. Мохов поблагодарил и быстро пересек расстояние от машины до дверей. Не включая свет в квартире, снял с крюка боксерскую грушу и положил в спальне на кровать под одеяло. Волейбольный мяч приладил вместо головы. Все это он проделал очень быстро. Затем, распластавшись на полу у прикроватной тумбочки, осторожно включил светильник. Ждать пришлось недолго. Приблизительно через полчаса оконное стекло вздрогнуло: вокруг образовавшейся дырочки потекли мелкие трещины. Дернувшись, зашипел мяч, выпуская воздух. Алексей, двигаясь по пластунски, оказался в прихожей, где уже встав на ноги, укрылся за висевшей зимней одеждой. Прошло еще около часа. По опыту капитан знал: в этом случае убийцы должны удостовериться, что жертва мертва, и произвести еще один выстрел: контрольный. Наконец, в замочной скважине воровато завозилась отмычка. Два человека вошли в квартиру и двинулись по направлению спальни, туда, где горел свет. В то же время хозяин квартиры нащупал выключатель и щелкнул, одновременно давя на спусковой крючок своего «стечкина». Чтобы не было лишнего шума, свой пистолет капитан снабдил глушителем. Пули отбросили мужчин в серых костюмах к противоположной стене, где один из них застыл жутким манекеном в невероятной позе, а другой, зажимая кровоточащий живот, стонал, стоя на коленях.
   – Если хочешь жить или умереть без диких мучений, делай, что я тебе скажу! – Капитан сверлил дулом пистолета висок поверженного.
   Человек облизал пересохшие губы, и ошалело повел глазами:
   – Хорошо.
   – Бери телефон и звони тому, кому ты должен сообщить о выполненном задании. Живо.
   – Обещай мне жизнь!
   – Обещаю. Но ты в свою очередь дашь все необходимые показания.
   – Да, – прохрипел мужчина и достал из кармана пиджака мобильник: – Алло, Скорпион. Клиент откинулся. Все тихо. Да, да. Уходим. – Отбросил на пол перепачканную кровью вещь и с надеждой посмотрел на Алексея: – Нужна медицина. Боюсь копыта отбросить.
   – Я вызову «скорую помощь», но сначала ответишь мне на пару вопросов. – Мохов отвернулся: закрыть дверь на замок. Вдруг, скорее интуитивно, чем сознательно, резко выбросил руку с пистолетом и выстрелил. Это был очень своевременный поступок, так как противник успел выхватить из кобуры под правой штаниной небольшой револьвер и уже готов был нажать на курок.
   Теперь нужно избавляться от трупов. Минуту подумав, Мохов решил все же сначала позвонить:
   – Алло, Бальзамов Вячеслав Иванович. Мне нужно с вами поговорить, очень срочно.
   – Доброй ночи. Ну, во первых, вы бы извинились для начала за поздний звонок, во-вторых, можно просто Вячеслав.
   – Почему-то мне показалось, что вам сейчас не до сна. Хотя, конечно, могу ошибаться.
   – Давайте к делу.
   – Вячеслав, у нас с вами – один общий враг, это некий Саид Омаров. Если вы мне поможете…
   – Почему я вам должен верить? Где гарантия, что вы сам не его человек?
   – Зачем бы я тогда приходил к вам в общежитие?
   – Чтобы выяснить, как далеко зашла «мышка» и не пора ли «кошке» ее сцапать.
   – Вы ошибаетесь. Помните того старика, который с вами тоже… хм… хотел побеседовать? Он, кстати, вас спас. Если бы не его посох, был бы долгий бег с барьерами. Так вот, я с ним имел двухчасовую беседу.
   – Почему я должен вам верить? Ну хорошо, сейчас вы мне скажете, как связаться с этим бомжем, дескать, сам удостоверься, что имел беседу. Но откуда я, черт возьми, знаю, что это за дед такой с луны свалился.
   – Ладно. Вам, что-нибудь говорит имя Глеб Сергеевич Горелый?
   – Дальше!
   – Он убит. Труп сегодня выловили в Яузе.
   – Это обстоятельство не подтверждает вашу непричастность к банде Омарова.
   – Попробуем последний аргумент. Вы помните людей, которые сегодня на вас устраивали погоню?
   – Я помню только их паршивые серые костюмы. И мне этого вполне достаточно.
   – Я могу с большим удовольствием показать вам два трупа людей в сером с дырками от моего «стечкина» в тупоумных головенках.
   – Но, может, вы меня просто заманиваете. – Бальзамов интуитивно чувствовал, что этот милиционер может быть его последним спасением, но страх мешал интуиции.
   – Я вас прошу, позвоните старику. Сейчас продиктую его номер. Другого выхода нет, нам надо объединить усилия.
   – Скажите, как вы представляете противостояние Омарову, имея в своей армии пару бомжей и безоружного человека.
   – Насчет оружия, дело поправимое. Я же сказал, что имею перед собой два вооруженных трупа. – Мохов облегченно выдохнул, понимая, что смог убедить Бальзамова: – И последнее, мне нужна ваша помощь, чтобы ликвидировать тела. После того, как поговорите со стариком и убедитесь, что я говорю правду, приезжайте. – Капитан начал диктовать адрес.
   Едва успел сказать «конец связи», как телефон снова зазвонил.
   – Капитан, это я, Разведка. – Голос старика был глух и спокоен: – В центр доставлен человек, похоже, что девушка. Вряд ли они что-то будут делать прямо сейчас. Наверняка дождутся утра.
   – Значит, надо срочно готовить операцию. Действуй, как договорились, пусть Мустафа не жалеет ног. А ты не спускай глаз с объекта, о малейших движениях сигнализируй.
   – Понял, капитан.
   – Если увидишь Омарова на улице, ничего не предпринимай, он нам нужен с поличным.
   – Так точно. Прошу лишь об одном!
   – Ну.
   – Я хочу, чтобы перед смертью он увидел меня.
   – Конец связи, Разведка. Утро вечера мудренее.
   Ждать пришлось полтора часа. Наконец, за дверью послышались шаги. Алексей, не дожидаясь звонка, повернул в замке ключ:
   – Входите, Вячеслав. На черные мешки не обращайте внимания. Кровь я уже убрал, так что можно по чашке кофе перед дальней дорожкой. Спать сегодня, сразу говорю, не придется.
   – Что так? И предлагаю перейти на «ты».
   – Согласен. Так вот: операция назначена на утро, и ты в ней будешь играть основную роль.
   Они прошли на кухню. Капитан звякнул туркой о плиту и достал из шкафчика пачку молотого «президента».
   – Не боишься, что дурные видения покоя давать не будут? – Бальзамов кивнул на черные мешки.
   – Если будут, обменяю квартиру. Главное, чтобы моя Настена ничего не поняла.
   – Можно услышать, что нас ждет в ближайшем будущем?
   – Конечно. Первым делом вывезем трупы подальше от Москвы и до рассвета окажемся возле того самого медицинского центра. Утром нас ждет увлекательное поэтическое шоу от поэта Вениамина Шнырина с большой толпой бомжей в качестве зрителей.
   – Я плохо понимаю весь план хитроумной операции. Какой еще поэт Шнырин? Какие бомжи?
   – Ладно, Бальзамов, не заморачивайся. Пей кофе, расслабься, готовься к физическим нагрузкам.
   – А ты представляешь всю схему действий банды Омарова с донорами?
   – Примерно – да. Вначале несчастных увозят в некий загородный особняк, где, возможно, усыпляют. Далее транспортируют в таком состоянии к месту операции, где уже ждет бригада хирургов. Затем необходимые органы в контейнерах предлагаются заказчику. Есть другие варианты: например, доноров под предлогом отправки на работу переправляют за рубеж, где они исчезают. Вариантов может быть множество.
   – Я только одного не понимаю, неужели так легко пересечь границу с контейнерами, содержащими человеческие органы.
   – Когда-нибудь у нас будет неподкупная таможня, как, впрочем, и многое другое. А пока остается только воевать. Ну, как кофе?
   – Мастерский.
   – Я спрашиваю, еще налить или хватит? Время – жизнь, надо действовать.
   Они быстро оделись и спустились вниз. Затем капитан подогнал свою «Ниву» задом к подъезду и убрал спинки задних кресел: образовался очень вместительный багажник.
   – Теперь – за мешками! – скомандовал Мохов.
   Спустя пару десятков минут машина рискового милиционера выехала на шоссе и взяла курс на окраину мегаполиса, а точнее: до ближайшего подмосковного леса.
   – Слушай, Вячеслав, а ты где служил?
   – В ВДВ.
   – Круто. А место?
   – Полтора года в Афганистане.
   – У меня друг погиб под Кандагаром. С детсадовского возраста вместе росли. Жили в одном дворе. Родители наши между собой дружили. Он перед армией успел жениться. Так вот его жена похоронке не поверила и два года подряд ходила в аэропорт: рейсы оттуда встречала. Все твердила: «Не мог мой Сережа погибнуть!» Ее все работники аэропорта знали: не прогоняли, только глаза прятали. Придет, к окну лицом прилипнет и ждет самолета. Пальтецо всегда одно и то же надевала: им купленное. Провожала осенью в нем, в нем же и встретить хотела. Обезумела от горя девчонка. Хорошо еще, детей не успели нарожать, не представляю, как бы тогда пришлось ей и им. Конечно, родители бы помогли, но мать есть мать, сам понимаешь. В общем определили мы ее в психиатрическую больницу им. Кащенко. Так она и оттуда несколько побегов в аэропорт совершила. Постепенно психику чуть выправили врачи: вернулась. Но замуж второй раз так и не вышла. Через какое-то время уехала с родителями жить в деревню. С тех пор ни весточки. Как они там девяностые смогли пережить, не представляю!
   Белая «Нива» капитана Мохова успешно миновала пост ГАИ и пересекла МКАД. После ярких огней столицы пригород, казалось, был погружен во мрак, хотя фонари горели, но каким-то пришибленным, тусклым светом.
   – Интересно, есть ли жизнь за МКАДом? – мрачно пошутил Бальзамов.
   – Московским ученым пока установить не удалось, – отреагировал Алексей.
   – Когда наворуются и дадут людям нормально жить?
   – Никогда. Выборы-то каждые пять лет. Одни честно заработают для своей семьи, другим место уступят. Все-таки в условиях нашего менталитета власть должна быть наследной. Ты как считаешь?
   – Ты имеешь в виду монархию?
   – Ее родимую.
   – Да вы утопист, господин капитан.
   – Я не знаю, кому служу и чьи интересы защищаю. Во всяком случае, в наших коридорах не часто вспоминают о гражданах. Более того, хочу тебе сказать, что и твое дело – это моя личная инициатива. Если начальство узнает, а оно узнает, то меня уволят без выходного пособия.
   – Чем думаешь заняться?
   – Организую частный охранный бизнес или буду раскрученных певичек от рэкета заслонять своей грудью.
   – Не дрейфь, капитан: может, еще звезду героя получишь.
   – Ага, и праздничный пирог от президента за спасение одаренного молодого поэта. Нет, серьезно, начальник сперва нажимал, требовал, чтобы я шевелился, а как только узнал, что есть интересная информация на этот счет, тут же приказал сворачиваться и браться за новое дело.
   – Для галочки, наверно. Дескать, были, занимались, искали. Вдруг отвечать придется.
   – Наверное, ты прав. Но почему?
   – Крут, видать, этот Саид-эфенди. Держит руку на пульсе: следит не только за своими донорами и всем этим хозяйством, но еще и милиции подсказывает, как нужно себя вести.
   – Не могу поверить, что мой Лексаныч как-то втянут в этот страшный бизнес. Сердцем не могу, а головой – не имею права. Ладно, прорвемся!
   Мохов резко вывернул руль вправо, и машина съехала на проселочную дорогу. Русский внедорожник до половины колес провалился в мерзлую ноябрьскую жижу, но, урча двигателем и переваливаясь с боку на бок, без напряжения поплыл сквозь мрак ночного леса. Километров через пять капитан заглушил двигатель:
   – Все. Дальше потащим на себе. Вон видишь ельник? Туда.
   – Лопаты-то хоть имеются?
   – Есть одна: копать будем по очереди.
   – Хорошо. Капитан, если у меня туго дела в литературе пойдут, обещай, что возьмешь к себе в частную контору на подработку.
   – А как же слеза ребенка, которой не стоит ни одна война?
   – О да, мы классику читали!
   – А ты думаешь, у людей в форме одна извилина и та от фуражки? Ладно, договорились. – Капитан открыл дверь багажника и резким движением закинул один из мешков на спину. Бальзамов последовал его примеру. Понадобился час, чтобы замести следы. Вячеслав мысленно отметил, что у него ни разу даже не екнуло сердце, словно закапывали не людей, а какие-то ненужные вещи.
   Мустафа почувствовал на своей спине в области лопаток чей-то сверлящий взгляд. Мышцы напряглись, как у зверя, почуявшего прицел охотника. Он передернул плечами и резко обернулся: кусты, облитые фонарным светом, чуть качнулись.
   – Дэд, я сэйчас. Пасматрэть нада: нэ так чего-то. Дай нож, прыгадыться может. Пастараюс нэ долго.
   – Будь внимателен, Мустафа, – сказал Кондаков, протягивая финку.
   – Харашо. – Мустафа метнулся в сторону качнувшихся веток, забирая немного в сторону, чтобы не натолкнуться на засаду. В застывшей паутине кустов вздрогнул темный силуэт, и человек, развернувшись на сто восемьдесят градусов, побежал, с треском ломая ветки. Мустафа, стиснув в зубах лезвие финки, бросился следом. Добежав до гаражей, преследуемый молнией взлетел на забор и в одно мгновение оказался на железной крыше. Напарник фронтового разведчика не отставал. Но бежать тем же путем было нельзя: враг находился в выгодной позиции. Что стоит нанести удар ногой сверху по голове человека, карабкающегося на забор? Поэтому бывший, азиатский гоп-стопник решил преследовать врага по земле, к тому же, выпустить из вида человека, бегущего по крышам, почти невозможно. Лишь бы тот не спрыгнул с гаражей с другой стороны в том месте, где нет прохода. Но соперник, по всей видимости, давно и тщательно продумал все возможные пути отступления: фигура, оттолкнувшись от крыши, в мгновение ока исчезла из поля зрения по ту сторону гаражных сооружений, стук о землю тяжелых зимних ботинок заставил встрепенуться спящих ворон. Мустафа с разбега в прыжке ухватился за кромку крыши, подтянулся, уперся ногой о висячий замок и выкатился наверх. Железо гулко зароптало, прогибаясь под его упругим и напористым телом. В какой-то момент челюсти разжались, и нож, выпав, заскользил по наклонной поверхности. Мустафа, спрыгнув, угодил в куст шиповника и тут же, выбросившись, сделал кувырок вперед. И весьма вовремя, потому что неизвестный носком своего ботинка рассек пустоту в том месте, куда он только, что приземлился. Мустафа знал, что нужно заставить соперника промахиваться. Это снижает уверенность, нервирует, вынуждает совершать ошибки. Выбрав низкую стойку для схватки, он больше уклонялся и ставил блоки, чем нападал. Жаль, что лица соперника было почти не видно. Хал когда-то научил его, что бить нужно немного, лучше всего два раза: один раз по врагу, другой – по крышке его гроба. Когда соперник после очередного промаха начал тяжело дышать и материться сквозь зубы, он ударил своим излюбленным способом: ногтем большого пальца в глаз. Враг взвыл и, сделав шаг назад, споткнулся о ящик, после чего упал на спину. Мустафа прыгнул: колено с хрустом раздробило переносицу.
   – Не убивай, – поверженный выдавил из себя хрип.
   – Вот эта встрэча. Максым Леоныдавыч, каким судьбамы?
   – Я все расскажу. Меня попросили последить за общежитием: кто выходит, кто заходит и обо всем сообщать. Особое внимание уделить студенту. За это они мне платят немного денег. Я больше не буду, честное слово.
   – Понымаю тваых людэй: зачэм тратыть денга на агентов, если можно нанять бомж, и дэшэвлэ и бэзопаснэй. На бродягу вэдь никто нэ подумает. И слежку от бродяги трудна замэтить. Правильна?
   – Правильно. Но я больше не буду, честное слово. Я ведь и сам толком-то ничего не знаю: зачем, кому нужна информация и так далее. Просто, очень нужны деньги, и я выполняю поручения.
   – Как ты с ним гаварыл? Они тэбэ мобилу дали?
   – Да. Вот возьми, пожалуйста.
   – Давай. Болшэ ты им ничего нэ скажешь. Сэйчас я тэбя прывяжу к дэрэва, заткну рот и моли своего Бог, чтобы я утром за тобой прышел. Всё.
   Мустафа рывком поставил на ноги неудачливого шпика, приткнул к стволу тополя и, сняв ремень, скрутил тому за спиной руки. Затем, скинув с себя пальто, снял рубаху и оторвал от нее рукава. Соединив узлом рукава и пропустив ткань под локтями «Штирлица», привязал того к дереву. Оглядел свою работу, недовольно хмыкнул и вытащил из ботинок арестованного шнурки, которые тоже соединил между собой. Получилась тонкая и достаточно прочная веревка. Этой веревкой связал ноги своему врагу, а жутко пахнущей рукавицей заткнул рот. – «Вот тэпэрь харашо! Стой, Максэм Леоныдавыч и нэ о чем нэ парся. А гдэ фынка? А-а, вот фынка: далеко нэ мог убэжать. Захочэшь пысать: пысай в штаны. Ну, пака!»
   Мустафа легко, по-кошачьи, залез на крышу и через секунду исчез с другой стороны гаражей.

ГЛАВА 34

   Тяжелая конница вытянулась несокрушимым копьем и врезалась в неприятельский строй, рассекла надвое, пронзила навылет и устремилась к лагерю. Всадник на белом коне несся в образовавшемся коридоре, вращая над головой тройной цеп. Удары на головы противника обрушивались один за другим. От ударов таким оружием шлемы раскалывались яичной скорлупой, уши превращались в капустные листы, а мозги разбрызгивались в разные стороны на несколько метров. Месть, обида и боль жгли каждого воина, скакавшего в этом потоке, потому что там, во вражеском стане, забитые в колодки, ждали спасения пленники, угнанные во время вероломного набега. Белый конь то и дело вставал на дыбы, пробивая себе путь передними копытами. В мощную конскую грудь осой впилась стрела, слава вечному небу, что не глубоко: он в пылу боя даже не заметил такую рану. У его хозяина из обоих бедер торчало по несколько стрел, но не беда: под кольчугой надето нательное белье из мокрого китайского щелка, которое вминается в плоть вместе с наконечником и при этом не рвется. Врач после боя аккуратно потянет за ткань и извлечет металл из тела, при этом рана останется чистой. Главное, не пропустить удар в голову. Строй противника окончательно распался, открывая путь на долину. Воины скакали к лагерю, желая побыстрее увидеть родных и близких. Мечами разрубались веревки, сбивались деревянные колоды, освобожденные плакали от счастья, вздымая руки к вечному, синему небу. Белый конь с пустым седлом шел за хозяином, метавшимся по лагерю, заглядывавшим во все шатры и палатки. Наконец, он увидел ее. Женщина брела, широко расставив ноги, глядя поверх происходящего куда-то вдаль обезумевшими глазами. По внутренним сторонам бедер текла кровь, жуткие лохмотья едва прикрывали исцарапанную, всю в кровоподтеках, кожу. На голове вместо длинных, черных локонов, клочками торчали наспех усеченные волосы. Потрескавшиеся, опухшие губы разлепились:
   – Ты пришел слишком поздно. Они вырвали мое лоно вместе с твоим ребенком. – Женщина отвернулась и побрела прочь, изображая мать, которая качает на руках дитя. Колыбельная песня текла над искалеченной боем степью. На краю обрыва оглянулась и, остановив пение, тихо выдохнула: – Джучи…
   Зульфия лежала под простыней. Волосяной покров на голове, включая ресницы и брови, отсутствовал. Борис Михайлович Рачков зажег операционную лампу и большим пальцем отогнул веко девушки:
   – Красивые глаза. Интересно, кому такие достанутся?
   – Это не наше с тобой дело, эскулап. Когда думаешь начинать?
   – Скорпион, как только, так сразу. Ждем-с господина офтальмолога, профессора Робсона. Мои ассистенты уже готовы: изволят пить кофий в служебке.
   – Важно, чтобы ничего не заподозрил этот Робсон.
   – Мы сделали нашей пациентке все, что могли. Раны вполне убедительно тянут на последствия автомобильной катастрофы.
   – Хорошо. Пойду наверх: готовиться к встрече дорогого гостя. Труп, как обычно, мои люди вывезут ночью. А ты можешь неделю-другую отдохнуть до следующего заказа.
   – Все равно любопытно, кто будет носить эти глаза.
   – Кто много знает, долго не живет. – Скорпион вышел, плотно закрыв за собой дверь.

ГЛАВА 35

   Избавившись от трупов, Мохов и Бальзамов за час да рассвета прибыли к месту будущих событий.
   – Из машины не выходим. Можешь подремать, если получится. – Капитан откинул спинку кресла и потянулся.
   – Ну и нервы у вас, товарищ милиционер. Позавидуешь. Впрочем, чашечку кофе я бы с удовольствием пропустил.
   – Ох-ох, какие мы аристократы с утонченной психикой. Нервы! Скажите, пожалуйста! А в Афгане мы мороженое кушали, лежа под южным, ласковым солнышком?