Виталий Лозович. Теща для всех

   – Просто у нас… – дочь искоса бросила взгляд на отца и глаза её блеснули женским коварством, – была новость.
   – Хорошая новость? – Михаил повесил ей полотенце на плечо.
   – Нормальная. Несколько необычная. Не спрашивай, всё равно не скажу!
   – Я и не пытаюсь.
   – Бабушка приезжает, слышал? – тут же сказала Оксана.
   – Слышал. Надеюсь, обойдётся.
   Дочь прыснула со смеха и спросила:
   – Вы с мамой в зал переселяетесь?
   – Нет, – спокойно ответил отец, – в зале теперь будет жить ваша бабушка.
   – Как? – вытаращила глаза Оксана. – Бабушка в зале? А она знает?
   – Думаю, ещё нет. Но узнает. Что торопиться?
   – Ого! – Ксюша, казалось, восхитилась отцовской смелостью. – Тогда может не обойтись…
   – Тогда ей придётся жить в гостинице.
   – Ого! – ещё раз воскликнула дочь и, смотря на отца, садившегося за стол ужинать, боком вышла их кухни.
   Через несколько минут в кухню пришёл сын, уже во всём осведомлённый, и сразу без лишних слов спросил:
   – Пап, а ты скандала не боишься?
   – С бабушкой? – не отрываясь от еды, спросил тот.
   – Да и с бабушкой, и с мамой.
   – Нет, не боюсь. С мамой мы договорились, что теперь в нашем доме скандалю я. Смена обязанностей и привилегий! И ваша бабушка в этом трагедийном действии не участвует!
   – Да-а, – сказал сын то ли с восхищением, как его сестра, то ли заранее сочувствуя своему отцу.
   А Михаил, не смотря на своё чадо, наворачивал котлеты с картофелем и глубоко внутри себя думал: «Интересную штуковину я заварил, чем всё закончится? Так, похоже, процесс этот необратимый».
   После ужина Худяков прилёг в зале на диван и взял в руки один из самых читаемых российских детективов. Сюжет произведения был крайне прост, повествование держалось на сплошной погоне за каким-то особо важным пакетом… Всё действие укладывалось в три слова – пиф-паф, дыц-быц, сюси-сюси… Как-то две коллеги Михаила по институту, с его кафедры, так же преподававшие словесность, назвали в его присутствии такую книгу «проституткой». Михаил попросил раскрыть смысл такого определения.
   – Как же, Михал Иваныч, – удивилась одна, – обложка красивая, заглядеться можно, а откроешь – там пусто!
   Потому, наверное, Худяков сейчас книгу не читал, книга эта служила ему щитом от внешнего мира, точнее, от супруги и её назойливых вопросов. Как он и ожидал, долго супруга молчать не могла, походила вокруг него, походила, то пыль стирая с мебели, то что-то перекладывая на этой мебели с места на место, и, наконец, спросила:
   – Ты и в самом деле не собираешься перебираться в зал?.. Или это ещё один…
   – Правда, – бросил нехотя он и ещё глубже ушёл в роман.
   – Смотри, как тебе здесь удобно, – донеслось от супруги через книгу, – а разложим диван, так совсем будет…
   – Не поместимся, – прервал он её размышления вслух.
   – Вот же скотина, – сдерживая голос, выпалила жена и бросила в Худякова тряпкой.
   Михаил отложил книгу, снял с себя тряпку и зачитал приказ:
   – Я сказал – тёща живёт либо в зале, либо в гостинице! Либо сразу назад домой, времени на это у неё будет ровно четыре часа до вечернего поезда! Что-то не понятно?
   – Всё нам понятно, – пошла жена из зала, – всё понятно! Надеюсь, и детям понятно, – гремел её голос уже в коридоре, – как их отец измывается над их бабушкой! В Европе тебя бы засудили за безнравственное отношение к родителям!
   – Велика Россия! – крикнул ей Худяков. – Полная свобода личности. Хочу – уважаю тёщу, хочу – нет!
   – И не тёщу!!. Не-е тёщу! – вынырнула из дверного проёма супруга. – А маму! Или уж, если вы так субтильно-застенчивы, Раису Семёновну!
   – Так вот, – так же громко сказал Худяков, – Раиса Семёновна будет жить в зале!
   Взял пульт телевизора, нажал кнопку, и разговор мигом прервал голос ведущего новостей одного из центральных телеканалов страны. Ведущий давал сводку из одной «горячей точки» страны. Потом пошли кадры, в них кровь, стрельба, забинтованные дети, носилки с ранеными… Через минуту точно такие же по виду кадры уже передавали из другой «горячей точки», находящейся в далёкой, раскалённой Азии.
   Михаил поднялся с дивана и ушёл в спальную комнату. Шёл он решительно и целеустремлённо. Войдя, он посмотрел на супружеское ложе, представлявшее собой две раздельные кровати, составленные в одно единое целое, как символ любви, верности и неразделимости семейного очага, потом решительно отодвинул свою кровать от кровати жены. Низкие, толстенькие ножки кровати легонько, но высоко пискнули и скрипнули по полу, и ложе семейного очага разъехалось надвое.
   Расстояние в полметра вполне устроило Михаила.
   – Всё! – очень удовлетворённо произнёс он.
   Эта довольно тихая перестановка мебели, наверное, не вызвала бы ничего особенного в обычное, спокойное время в жизни Худяковых, Ирина сама могла сделать точно так же, но не сейчас! Первым на скрип кровати прибежал Володя, приоткрыл дверь и спросил немного сбивчиво:
   – Пап, мебель двигаешь? Помочь?
   Тут же увидел перестановку, пожал плечами и удалился. В коридоре послышался сдержанный голос Оксаны:
   – Что там?..
   И тут же в спальную вошла супруга с тарелкой в руках. Вошла и остекленела. Остекленела, остолбенела и плечи опустила ниже обычного.
   – Ты что тут делаешь? – тихо, срывающимся голосом спросила она. – Ты что тут задумал? Это что за передвижки такие?
   – Прощай, старая жизнь! – пропел Михаил бодро. – Здравствуй, новая жизнь! – Посмотрел на жену орлиным взором и напомнил: – Договор на полгода остаётся в силе. А пока поспим врозь! Вы-ырозь!! Через полгода результат – минус сорок кило веса!.. Всё!
   Последнее слово он крикнул, и в квартире воцарилась мигом секундная и явно ощутимая тишина.
   – Начинаем бороться за здоровый образ жизни и красивое тело! – Здесь ему на ум пришло изречение из Библии, и он процитировал: – «Всяк мне противен, разрушающий храм мой!» Так сказано в Писании. Тело человека – есть храм Господа нашего. Садись на диету!
   Ирина бросила на пол тарелку, и та разлетелась вдребезги. Затем повернулась и вышла из спальной.
   – Козёл! Скот! – крикнула уже из кухни преподаватель русского языка и литературы средней школы города Северска, отличник по профессии местного гороно и победитель областного соревнования среди учителей старших классов.
   Из спальной комнаты на всю квартиру раздалось несколько мстительное:
   – Не-епра-авда!!.
   После этого оправдательного вопля, Худяков сел на свою отодвинутую кровать, сам себя спросил: «Что ты делаешь?» В вопросе не прозвучало не то чтобы осуждения, а даже простого изумления. После чего Михаил был вынужден признаться самому себе, что ему всё происходящее нравится. Даже эта странная для него мстительность, которую он никогда в себе раньше не замечал. Неужели всё так надоело, что любое движение, похожее на сопротивление, может доставлять ему наслаждение? Должно быть, это нехорошо. Упёрся рогами в землю и не сдвинешь.
   Кстати!.. Про «рога». Михаил отчего-то, совсем, казалось бы, не к месту, вспомнил далёкую юность. Ту юность, когда его дорогая супруга ещё была девушкой «в теле», а не напоминала большое блюдо с холодцом. Володьке шёл шестой год, Ксюше было около трёх, они находились всё лето у тёщи. Он тогда писал кандидатскую и как-то, по возвращении из очередной экспедиции по поискам народных сказок и басен Севера России, заметил в своём доме некоторые следы мужского присутствия – окурки сигарет «Прима». Сама Ирина не курила, потому ему сказали, что курила подруга – Зойка-математичка, заходившая в гости. Но Михаил хорошо знал, что Зойка, с её претензиями к маленьким роскошествам, никогда не станет курить сигареты такого класса. Однако супруга быстро нашлась, сказав, что сигарет не было и они попросили у соседей. Вот. Так сильно курить хотелось Зойке. Тогда это как-то очень быстро забылось. Может, даже и поверилось. А может, и потому, что в экспедиции у него две такие «зойки» были? Теперь вот вспомнилось ещё и то, что после этого случая кто-то несколько раз ошибался номером телефона. Несчастный мужик всё не мог то Машу, то Глашу найти. Глупо. А когда родилась Ксюха, его супруга почему-то ходила на приём к детскому врачу ближе к вечеру постоянно. Часам к шести… Странное время для приёма детей? Но он тогда этого не очень заметил. Сказали, что в это время без очереди, да и ладно, а что там было без очереди, это уже не очень-то и волновало. Не замечалось. Может, потому, что сам иногда в институте задерживался? Та самая Любка на втором курсе отдалась ему где-то между кафедрой и первой партой. И между словами любви нежно спрашивала его: «У меня теперь будут только хорошие отметки, правда?» Одевалась она потом хоть и недолго, но очень смущённо и столь же смущённо предложила продолжить союз до конца учёбы. А когда оделась, подошла к нему и договорила: «У меня должно быть твёрдое "пять" по вашему предмету, твёр-рдое!.. Вот как тут у тебя!» И здесь легонько хлопнула его собранной ладошкой в пах. Гадюка!.. Впрочем, училась Любка и без его помощи очень хорошо, а потому «красный» диплом, на который она так надеется, и в самом деле ей обеспечен. Молодец баба! Некрасова любит… модернизировать умеет классическую поэзию. Правда, немного болтлива. Как иначе расценить, что её подружка Наташка через два дня после их случки нашла предлог остаться с ним в лекционном зале и запросто предложить: «Скажите, Михаил Иванович, вы когда-нибудь видели, как выглядят наши студенческие скамейки с кафедры через женский затылок?» И, не дожидаясь ответа, подходит к кафедре и начинает раздеваться… снизу. Что делать? Надо что-то делать.
   Вспоминая эти мелочи жизни, Михаил пришёл к выводу, что теперь ему на всё наплевать. Может, стоит просто подать на развод? Себе голову не морочить, жене, детям? Однако внутренний голос ему сказал: «Когда тёща уедет, только когда тёща уедет». И то правильно. В сорок лет начинать новую жизнь – должно быть, сложно. Надо хоть что-то к этому подготовить. А сейчас и в самом деле надо пережить приезд тёщи. Эта встреча уже необратима. Лишь бы время её присутствия прошло быстрее. Ещё предстоит череда разборок и скандалов. Начнётся с того, что Раису Семёновну не пустили жить в спальную комнату. Она ведь не бедная родственница – спать на диванах! Михаил вспомнил мощный бас своей тёщи и встряхнулся всем телом, как с перепоя. Девятнадцать лет он слышит этот бас и ровно столько же времени его ненавидит. А тёща в свою очередь ненавидит его или просто терпеть не может, что, в сущности, одинаково. Раньше он думал, что ко всему в жизни можно привыкнуть, приучить себя терпеть и соглашаться. Теперь он так не думает. Или так думать надоело? Теперь ему тридцать восемь, двое детей взрослых, жена в центнер, и не пойми чего хочется. Секса вдоволь было, а любви, о которой мечталось в детстве и юности, так и не увиделось. Какой-то запоздалый романтизм в душе. Да и какой любви ему хочется? Вокруг никого. Не то что рядом, а просто… в жизни. Куда ни посмотришь – там у друга жена гуляет, там друг от жены. Там вообще… жёнами и мужьями поменялись, но никто ни о чем ни гугу! Все так живут. А ему, понимаешь, любви подавай! Рассвет встречать с любимой женщиной! Обнявшись, смотреть на горизонт и удивляться величию природы. Где-нибудь сидеть на старом ящике, возле катушки из-под кабеля рядом с любимой, в сумерках тающей на глазах ночи и любоваться первыми всплесками подступающей зари. Первым цветом и светом, пронизывающим восток, растворяющим ночную черноту небосвода. А может, эту любимую можно найти?.. Где? Где обитают нынче любимые? Там, где неиссякаемый источник романтизма отношений между людьми бьёт горячим ключом среди холодных скал партнёров и партнёрш? Пойди-ка поищи этот источник!
 
   На следующий день в обед поезд «Москва – Северск» привёз тёщу Худякова. На вокзале её встречала дочь Ирина без мужа и без детей. Рядом они так и смотрелись, как мать и дочь. Раиса Семёновна была выше Ирины на целую голову. И хоть в обхвате они были одинаковы, но выглядела она не толстой, а статной. Когда мадам Пырькина (фамилия тёщи) надевала туфли с каблуками, она была выше и самого Худякова, потому регулярно и всегда его тёща носила в доме туфли и смотрела на зятя свысока. При этом слегка откидывала голову назад, и видимость превосходства увеличивалась во много раз. Худякова это несколько раздражало, и он, когда бывал в её присутствии под хмельком, позволял себе делать то же самое, с той разницей, что голову ему приходилось чуть ли не запрокидывать себе на спину. Со стороны они выглядели в этот момент как два клоуна. Мадам Пырькина это чувствовала и своим густым баритоном, почти басом, говорила зятю строго: «Не паясничайте, сударь! Не доросли ещё!» Это была, пожалуй, единственная вольность, что позволял себе Михаил с тёщей. Зять он до сих пор был воспитанный, можно даже сказать послушный. Говорила мадам Пырькина веско, с расстановкой, всегда выговаривала каждое слово полностью, не глотая звуки. Густой баритон при этом гремел в квартире властно и торжественно, любые пререкания были исключены. Как сказала – так быстро все и сделали! Выговор у неё был несколько южно-русский. Ходила мадам Пырькина поступью женщины, несущей на себе пудовую корону. Внуков любила по-своему, у них же особенно по этому поводу ничем таким не интересовалась. Нередко, ещё маленьких, бессловесных, спрашивала: «Ну что, дружок? Ты опять мне обоссался? Мерзкий поросёнок!» После чего уже меняла им бельё. Взгляд мадам Пырькиной обладал способностью физического воздействия на человека: глянет – и того как назад отбрасывает. Худяков звал её просто и ласково – гренадёр. Мадам Пырькина тоже не баловала зятя при разговоре с дочерью лестными эпитетами, обычно разговор начинался со слов:
   – И как твой накачанный коротышка живёт? Он ещё исполняет свои мужские обязанности? Или стёрся весь на поблядушечек?
   Ирина поначалу пыталась протестовать и постоянно восклицала:
   – Мама!
   – А что мама? – удивлялась басом та. – Вот когда получишь от мужа триппер, тогда крикнешь: «Мама!», да поздно будет. Я бы давно на твоём месте купила авоську презервативов.
   – Мама!
   – Не забудь мои слова, когда ответ на свои анализы получишь.
   Сегодня, на перроне вокзала, Раиса Семёновна была тиха и задумчива. Увидев дочь одну, она интуитивно почувствовала что-то недоброе в её семье и для начала не стала даже вспоминать Михаила. Позволив поцеловать себя в щёку, она поинтересовалась здоровьем детей, услышала в ответ – учатся, тут же отдала дочери чемодан и последовала за Ириной к стоянке такси. Так называемый муниципальный транспорт, в виде автобусов, Раиса Семёновна презирала и никогда им не пользовалась, отдавая предпочтение лёгким таксомоторам и их разговорчивым водителям, которые и багаж могут поднести, и разговором повеселят, а если ни того, ни другого, то которым и похамить в конце поездки можно, и сдачу потребовать, да и скандал закатить на всю улицу. Всё развлечение.
   Уже с первых метров, проезжая по железнодорожному микрорайону, Раиса Семёновна оглянулась в машине по сторонам, и сказала то ли шофёру, то ли дочери:
   – Что-то медленно у вас идёт городская реконструкция. Деревяшки по сторонам стоят (деревянные дома), там совсем ничего, пустырь поганый, тоже мне – ворота города! Что, воруют начальники?! Сволочи поганые, как не хотели работать, так и не хотят, всё бы урвать, всё бы спереть, скоты, ворюги!!. Тьфу!
   Таксист на её звучный баритон повернулся и согласно кивнул, чуть вжав голову в плечи. Раиса Семёновна сидела с ним рядом на переднем сиденье.
   – А вообще, где ваш мэр города? Он хоть что-нибудь делает или только штаны просиживает в своём кресле?
   Таксист хохотнул, а Ирина сказала:
   – Мам, дальше увидишь, в городе очень много нового…
   – Что, обиделась за мэра? – повернулась на секунду к ней мама. – Ха! Ну ничего, когда защищают начальство и правительство – это первый признак раболепства и холопства! Лакеи!.. Свободный человек защищает себя, только свободный человек является ячейкой общества и только от свободного человека зависит, каким будет это общество! Остальное всё – быдло, толпа! – Тут же водителю: – Пожалуйста, не дёргайте своей физиономией, смотрите на дорогу! Глянь, Ирина, как сразу отвернулся недовольно, словно грубость услышал. А скажи-ка мне, голубчик, бывают у тебя пассажиры хамы?.. Или только ты себе это позволяешь? Ты хоть понимаешь, что за такую, с позволения сказать, езду и денег брать нельзя, а надо преследовать тебя по судебному иску за причиненный моральный и геморроидальный ущерб?.. – Помолчала и добавила вперёд в дорогу: – Расплодилось нынче шоферюг по стране! Никто работать не хочет, всем бы кататься!.. Кататься да деньги грести… Сволочи!
   Водитель только глянул испуганно на неё и промолчал, а Раиса Семёновна как итог сказанному подвела:
   – Север!.. Северск!.. И назвали городишко, словно видели, каким будет! Тундра… аборигены примороженные! Первый раз ехала, думала, вместо вокзала чум будет торчать!..
   – Мама!!
   – … Воду горячую дали? Или вы тут не знаете, что в городах есть горячая вода?..
   – Дали, конечно. День шахтёра прошёл же.
   – Тоже мне праздник нашли! – возмутилась Раиса Семёновна. – День шахтёра! Понаделали праздников для бездельников, лишь бы не работать! Может, у вас тут и День оленевода есть?
   – Есть, – кивнула Ирина.
   – Ха! – пробасила Раиса Семёновна. – Вы себе ещё и день кобеля устройте. Твой супруг сразу станет героем дня!
   – Мама, – попробовала разъяснить дочь, – День шахтёра и День оленевода – это общероссийские праздники.
   – Да? – повернулась к ней мать, словно проверяя, правду ли та говорит, нет ли здесь скрытой шутки. Потом развернулась обратно всем своим большим телом и разочарованно сказала: – Что ж, это лишний раз доказывает, при каком правительстве живём. Праздников скоро будет больше, чем рабочих дней, а всё что-то там удвоить хотим! Когда государство устраивает много праздников, такое государство боится своего народа, хочет его задобрить!.. А значит, это антинародное правительство! Горячая вода чистая идёт?
   – Чистая, – ответила дочь.
   – Что ж, – мирно проговорила мать, – вижу, клумбы у вас в городе посажены. Даже хорошо посажены, случайно получилось, да? Ксюшенька как?
   – Что?
   – По мужикам бегает?
   – Мама!
   – Опять мама, без мамы никуда, а как спросить чего, так сами всё знают! Я же говорю по мужикам, а не по бабам! Всё естественно. Расскажи мне про Володю. У него уже есть дети? На стороне, конечно.
   – Мам, ну?..
   – Понятно. Нет, – тут же поняла Раиса Семеновна, – а что так? Боится чего или просто дурак?
   – Да чего ж ему бояться?
   – Дурак, значит?
   – Да нет, но…
   – А что, СПИД в ваши края ещё не залетал?
   – Мам, Володе ещё только восемнадцать лет.
   – Я помню то время, когда у меня была маленькая, прелестная дочь и ей тоже было восемнадцать лет. Так ты себе не представляешь, Ирина, она вдруг взяла и забрюхатела в один момент! И ты себе не представляешь от кого! Какой-то… а потом ещё и родила. А потом ещё и замуж вышла за этого бесфамильного идиота с большими потугами на научного работника! И всё это в восемнадцать лет!..
   – Поговорим дома, – попросила дочь.
   – Мы одни, кто тебе мешает? – удивилась мать.
   Водитель обернулся на неё на один миг.
   – Глянь туда, – тут же указала она пальцем, – глянь на этих людей. Их же шатает от недоедания! Это местный люмпен-пролетариат?
   – Мама, это бомжи. У вас в городе тоже есть бомжи.
   – Бомжи есть везде. Потому что везде никто не хочет работать! Кстати, твоему суженому среди них самое место! Мне освободили комнату?
   Дочь промолчала. После туманно ответила:
   – Сама увидишь. Будешь удивлена.
   – Тайны! – констатировала Раиса Семёновна. – Интриги! Обожаю! Хоть что-то хорошее в вашей мерзкой жизни! На дор-рогу смотри! Тупица! – крикнула она повернувшемуся на мгновение водителю. – Вертишь башкой, как боров на скотобойне! Мне живой доехать надо. Нет, такая езда не стоит даже и рубля! Вперё-ёд смотри!!
   Возле дома, Раиса Семёновна сказала громко:
   – Денег он не получит, он не водитель, а практикант! Практикант должен быть доволен, что он на нас проходит свою практику! Всё!
   Ирина расплатилась с таксистом, взяла чемодан. Не успел таксист сесть в машину, как услышал последнее:
   – Телега у тебя дрянь, милейший. Водитель ты – полное дерьмо! Стыдно, наверное, быть скотиной!
   Водитель мотнул головой и уехал. Женщины вошли в дом.
 
   Светлана Анатольевна Истомина, родившаяся тридцать лет назад под знаком Девы, всё детство и юность мечтала стать то актрисой, то певицей, то врачом-педиатром, а стала лингвистом и преподавателем. Светлана Анатольевна в совершенстве владела английским, французским и латынью. В зависимости от ситуации в жизни преподавала то один, то другой язык, а то и все вместе. Детство её прошло в незабвенные советские годы при торжестве коммунистической партии, юность выпала на смутные девяностые, когда великая Россия в конце концов получила независимость от стран Прибалтики и Закавказья. Светлана Анатольевна родилась во второй половине сентября и была, что называется, поздней Девой. Если это применить к семейной жизни, то Светлана Анатольевна и здесь была девушкой поздней, потому как до сих пор замужем не была и детей не имела. От такой жизненной неустроенности она не особенно пока страдала, потому как никогда не собиралась рожать «для себя», как многие её знакомые и подружки. В Северском филиале крупного столичного Института управления и бизнеса Светлана Анатольевна преподавала английский язык.
   …Филиал Института управления и бизнеса находился в восьмиэтажном здании бывшего «Шахтстроя», в самом центре города. Кроме института, там же помещались ещё несколько заведений, как учебных, так и торгово-представительских. Офисы различных компаний росли в Северске как грибы и так же быстро умирали. Оставались только те, что действительно были нужны городу либо его жителям. Светлана Анатольевна часто наблюдала: только-только откроется где-нибудь магазин или комплекс услуг сегодня, как уже завтра ни магазина, ни комплекса, зато вместо них тут же зал игровых автоматов, пивная, бар… Потом и это пропадает. То ли воруют, то ли просто работать не умеют…
   В своё время, после окончания общеобразовательной школы, Истомина уехала вместе с родителями из города Северска в южные широты необъятной России… Родители – и мать, и отец, – едва дождавшись своей северной пенсии, очень быстро погрузили в контейнеры имущество и зареклись об этом проклятом Севере и думать. И дочери наказали то же самое. Светлана забыла и проучилась в местном университете пять лет, после чего тоже погрузила своё имущество и уехала назад в Северск. Денег в Северске заработать к этому времени стало просто невозможно. Потому уехала Светлана просто так – город свой посмотреть, с друзьями встретиться, юность вспомнить да подальше от заботливых родителей пожить. Поначалу казалось, что получилось, но когда присмотрелась – получилось-то и не очень. Работа была, даже не одна, а две, иногда было и три. Светлана смогла скопить денег и купить себе квартиру на девятом этаже. Однако квартира очень быстро стала естественной необходимостью, а жизнь требовала уже другого уюта и других домашних радостей. Их-то часто и не хватало, особенно по вечерам.
   Хотелось видеть рядом надёжного и постоянного мужчину, пусть не любимого, но своего. Кто сможет и защитить, если что, и семью создать, и опорой быть всегда. Но мужики такие все придурки законченные, не поймешь что им нужно. Самый первый, кого она подобрала, когда только приобрела себе жильё, оказался полным придурком: композитором, сочинителем да исполнителем своих песен. Пожил с ней пару месяцев и засобирался в Петербург доказывать кому-то свою гениальность. Песни его Светлана слушала. Выдержала. Думала – оценит. Не оценил. Уехал. Кто-то видел его в Петербурге, рассказывал, что он там деньги из кассовых автоматов собирает. Про песни ничего не говорили. Потом были ещё, тоже гениальные. Кто сам сбежал, кого выгнала. Потому как после первого придурка все остальные женщинам умным кажутся уже передурками. Так вот на сегодняшний день и жила – полный букет воспоминаний, а рядом никого. И самое обидное, девка была – загляденье.
   В свои тридцать лет Светлана, наконец, определила для себя план ближайшего будущего: если в следующие два года не устроит свою личную жизнь, то бросит всё и все силы отдаст карьерному росту. И тогда, вполне возможно, она покинет этот Северск, потому как за последние шесть лет самостоятельно изучила ещё испанский и португальский языки.
   Два года назад она была в турпоездке в тревожном городе Иерусалиме и там случайно познакомилась с одной супружеской парой из Испании. Они совсем не владели английским, и им очень трудно было общаться с местным населением. Светлана немного помогла им, и они очень искренне хвалили её за хорошее произношение. Светлана навела после этого справки, и оказалось, что испанский на сегодня вместе с португальским имеют очень хороший спрос. Но для этого, конечно, надо менять место жительства. С таким настроением Светлана Анатольевна и приступила к новому учебному году в Институте управления и бизнеса. Институт её был платным. А потому студенты в нём не всегда были семи пядей во лбу, попадались и просто с родительскими деньгами. Их тоже надо было чему-то научить.