– Может, поговорим?
   Лекша нахмурился:
   – О чем? Ты все равно умрешь! Души наших родичей ждут жертвы!
   – Вот тебе труп для костра! – Савинов ткнул ногой в тело Согуда. – Зачем тебе я? Зачем тебе война? Твой род погибнет. Прими мир и союз с Белоозером, и роду Выдры нечего будет бояться...
   – Нет! – в глазах вождя полыхнуло белое пламя. – Падаль не годится для костра! Его явсе равно убил бы... кто предал один раз – предаст и другой!.. – Он помолчал. – А сопровождать моих воинов к предкам, в обитель мертвых, должен настоящий воин! Ты!
   Лекша замолчал, ища в Сашкиных глазах признаки страха, и, не найдя, продолжил:
   – Воин, со связанными руками убивший врага, вооруженного мечом, не умрет как свинья! Принесите его оружие!
   Поляна взорвалась воем и ревом. Весины одобрительно свистели. Вверх полетели шапки и топоры, причем все это было очень ловко подхвачено и запущено вверх по второму разу. Савинов с удивлением заметил, что некоторые топоры бросали женские руки. “Во как! Хороши весские девки. Небось с оглоблей на медведя выходят. И поджилками не звенят, как я в тот раз...” Через толпу протиснулся Рысенок. В руках – Сашкины мечи. Он вытащил из ножен тот, что покороче, взвесил в ладони, довольно причмокнул и, зайдя Савинову за спину, коротко взмахнул клинком. Путы послушно распались. Сашка пошевелил пальцами, проверяя – все ли на месте. Изрядно задубевшие, они оказались в порядке. Башка уже не кружилась, но тело слушалось плохо. Сотрясение мозга – это не шуточки. Тем более – такое... Он размял запястья, а в голове вихрем пронеслась сцена: Ольбард у костра, с двумя мечами в руках, и весины, один за другим павшие от его ударов...
   “Не думай об этом, кретин!” – сказал он себе и взялся за рукояти мечей. И мигом успокоился. Вождь уже стоял перед ним, огромный как медведь. Он скинул рубаху, явив солнечным лучам богатую татуировку. “Ну, прям Третьяковка!” Сашка прищурился и спросил:
   – А что будет, если я убью тебя, вождь?
   И снова сцена перед глазами. Стена щитов и Хаген, вызывающий Ольбарда на бой. Весин ответил то же:
   – Попробуй! – Глаза его стали пусты, как стеклянные. – Если сможешь – уйдешь цел. Тогда я сам провожу своих воинов к предкам. То – Суд Богов! Да только ты не сможешь, гридень Ольбарда Синеуса. – Могучие руки сжали топорища двух широких секир. Вождь предупреждающе рыкнул и прыгнул вперед.
   Савинов предполагал, что Лекша будет стремителен, несмотря на свой тяжеловесный облик. Но тот оказался не просто стремителен – молниеносен! Он едва не уложил Сашку первым же ударом. Едва увернувшись – секира пронеслась в сантиметре от его плеча, он отпрыгнул в сторону и затанцевал вокруг, стараясь достать противника длинным клинком... И снова чуть не погиб. Вождь, не раздумывая и доли секунды, метнул в него одну из секир. Уклониться удалось каким-то чудом, как если бы кто-то огромный схватил Сашку, как котенка, за шкирку и отшвырнул в сторону. Сверкающий снаряд с гулом ударился в бревна костра... Весин просто размазывался в воздухе, и Савинов безнадежно опаздывал – он не мог достать своего врага. Было вообще непонятно, почему Сашка еще жив. Клинки стонали, отводя удары – мощные и быстрые. Лекша наносил их так, что из каждого предыдущего рождался следующий. Даже с одной секирой он выглядел так, как будто их у него пять.
   Савинов понял, что умрет. Этот воин был гораздо лучше него. Даже Ольбарду пришлось бы с ним повозиться. Но Сашка не собирался сдаваться, он каким-то чудом держался еще минуту, две... И почувствовал, что устает, теряет темп. А этот богатырь – двужильный, прет и прет, как циркулярная пила. Сашкин ум лихорадочно искал выход. Секира срезала прядь волос на его голове, левая рука, отражавшая удары, стала неметь...
   “Чик-трак”, – сказала, открываясь, потайная дверца. Неистово холодный ветер ринулся в голову человека с двумя мечами. На миг в сознании мелькнул силуэт медведя. Но не он нужен для победы. Медведь – это смерть. Вождь искрошит берсерка в капусту. Нет, не медведь, а... Вот оно! Погибающий человек вдруг осознал, что его враг хочет умереть! И не может! Хочет уже давно. Ледяной ураган сожрал и эту мысль. Осталось только сейчас. Миг – наполненный вихрящейся сталью. Оружие – это ты сам!
* * *
   Рысенок с ужасом и восхищением увидел, как варяг, только что безнадежно терпевший поражение, вдруг крутанулся стремительной атакой. Изогнутые клинки исчезли, утянув за собой в небытие руки и тело невиданного воина. Потом осталась одна голова... Вождь яростно атаковал этот жуткий мерцающий призрак, но тот вдруг исчез и появился вновь с другой стороны. Вождь обернулся... и упал. Люди исторгли из своих грудей протяжный отчаянный крик. Последний из вождей рода Выдры приподнялся на локте, пытаясь встать, но тонкий порез на его шее вдруг раскрылся с отвратительным хлюпающим звуком, и кровь хлынула на убитый ногами сверкающий снег. Вождь уронил голову на руки, еще сжимающие секиру, ... и умер.
   Варяг стоял над ним, страшный и неподвижный. Его мертвые глаза смотрели прямо вперед. Люди замерли, не в силах даже вопить от ужаса. Все взгляды были прикованы к грозному чужаку, который только что лишил их надежды... Варяг молчал. Рысенку почудилось, что тот борется с чем-то внутри себя, пытаясь заговорить. Охотник подумал– демоны-помощники не выпускают колдуна из своих лап! Но варяг все же победил... Его лицо просветлело, плечи расслабились, и он сказал:
   – Ваш род должен жить!– Повернулся и медленно пошел мимо расступающихся в страхе людей к чернеющей стене леса. Все молчали, глядя на его удаляющуюся фигуру. Тот уже почти дошел до деревьев, когда юный Вячко вдруг схватил лук и с каким то плачущим криком выпустил стрелу...
* * *
   Сашка, если это еще был он, медленно шел к лесу. Навязчивая пустота прочно завладела его умом. Он пытался вырваться из нее, помня Хагеновы наставления, но – тщетно. Люди и весь мир вокруг превратились во что-то непонятное и ужасающе прекрасное. И стрела, та, что летела ему в затылок, тоже была прекрасна. Да и не стрела это была вовсе. Да и не было ее...
   Нечто сделало нечто и отправилось далее, пытаясь стать человеком.
* * *
   Никто не успел увидеть, как варяг отбил стрелу. Что-то вспыхнуло, блеснуло. Силуэт колдуна затуманился, и стрела ушла в сторону. Вячко, не веря своим глазам, снова как во сне натягивал тетиву, когда сильный удар сбил его с ног. Рысенок стоял над ним с лицом, искаженным от ярости.
   – Недоумок! Ты хочешь, чтобы мы умерли все? Это не человек! Это Бог Войны! Кто ты такой, чтобы стрелять в Бога?!
   Другой голос, дребезжащий старческий голос кудесника, перебил его:
   – Это не Бог! Но у варягов теперь еще один сильный вождь. Он взял нашу мощь, и теперь мы должны заключить с ними союз, чтобы выжить!
   Кудесник отвернулся от них и велел людям уложить тело вождя в костер. Вскоре к небу рванулось пламя. Рысенок смотрел на пляску языков огня и думал. Думал о том, что род Выдры будет жить и станет данником Синеуса... Должен жить, как сказал варяг... А что он, Рысенок? Каково его место в этом новом мире? Что он может сделать для своих сородичей? Могущество, свидетелем которого он был, потрясло охотника до глубины души. Он хотел присоединиться, пристать к великой удаче варягов, вкусить ее и разделить с ними, чтобы через Рысенка к ней, этой удаче, причастился весь род... Эта зима будет тяжелой. И потому ныне его место здесь... Но по весне... Рысенок знал, что, едва вскроются реки и сойдут последние снега, он отправится в варяжский город, чтобы вступить в дружину этого вождя, который смеялся, идя на смерть. Именно в его дружину.
   Пламя танцевало, унося в небеса пепел прошлого. Наступало неумолимое, словно стена щитов, новое время. И чтобы не быть погребенным под его тяжкой поступью, нужно идти в ногу с ним.
* * *
   Даже богам холодно в зимнем лесу, особенно если они не совсем боги и одеты в одну лишь рубаху, штаны да сапоги... “Эх, шубейку бы!.. Яринка, ты слышишь? Я иду к тебе...”
 
Конец
 
   Санкт-Петербург
   Май 2000– сентябрь 2001