Страница:
Когда после 17 октября я стал председателем совета министров, то уже не по дружескому знакомству, а по праву спросил Ламсдорфа, в каком положении дело о Биоркском соглашении. Он мне ответил: {431} - Будьте покойны, соглашения этого боле не существует.
С тех пор император Вильгельм почел Ламсдорфа явным врагом Германии и до меня начали доходить слухи, что германский Император перестал мною восторгаться, хотя я искренне до сих пор убежден, что правильная политика России заключалась в стремлении установить союзные связи между Францией, Германией и Poccией, находясь в хороших отношениях с Англией и прочими державами.
К сожалению, с моим уходом от власти, а равно уходом графа Ламсдорфа, не без косвенного влияния Вильгельма, дело, по-видимому, пошло совершенно по другому пути. Извольский, заменивший графа Ламсдорфа, склонен более к соглашению России, Англии и Франции, и первый в этом направлении шаг сделан недавно опубликованным соглашением России с Англией по азиатским вопросам. Само по себе это соглашение пол беды, но как бы оно не стало началом других, которые могут кончиться большими пертурбациями. Вильгельм, конечно, тревожится, хотя он сам, или его близорукая дипломатия сама отчасти способствовала такому направлению дела; к тому же на толкание по пути союза Франции, Англии и России премного способствует наш советник посольства в Лондоне, Поклевский-Козел, фаворит короля Эдуарда и ближайший друг Извольского и его семейства.
Для того, чтобы успокоить Вильгельма, состоялось, несколько недель тому назад, новое свидание императоров в Свинемюнде, на котором присутствовали князь Бюлов и Извольский.
Начальник генерального штаба уверяет меня, что на этом свидании ничего письменно не установлено, что только императоры подтвердили, что они будут стремиться действовать в духе Биоркского соглашения. Газеты, конечно, уверяют, что это свидание чисто личное, а не деловое. Но ведь этим сообщениям нельзя давать никакого значения.
В одном я уверен, это что, если императору Вильгельму не дано реального удовлетворения, а таким удовлетворением не могут служит фразы, то он будет носить против России за пазухой камень. *
{432}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
БУЛЫГИНСКАЯ ДУМА
Еще ранее моего выезда в Америку уже было приступлено к обсуждению проекта Булыгина, о котором я говорил ранее, т. е. проекта положения о Думе совещательной. При обсуждении этого положения явно выступила следующая тенденция, даже не тенденция, а как бы общее суждение, что единственно, на кого можно положиться при настоящем смутном и революционном состоянии России, есть крестьянство, что крестьяне представляют собою консервативный оплот государства, а поэтому, и выборный закон должен быть основан, главным образом, на крестьянстве, т. е., чтобы Дума была по преимуществу крестьянской и выражала крестьянские взгляды. Так как интеллигенция во время всего смутного времени с 1903 года выражала более или менее крайние взгляды о необходимости положить конец бывшему государственному строю и ввести народное представительство в управление судьбами империи, то она потеряла вполне свой кредит в глазах правительства. В самых высших сферах дворянство, которое было в то время вполне не объединенным, вторило в дудку интеллигенции, т. е. также выражало, что Россия доведена до позорной войны и до полной дезорганизации, благодаря самодержавному правлению, которое в конце концов сводится к безответственному правлению бюрократии и потому необходимо положить предел такому порядку вещей.
В сущности говоря, разница между песней, которую в это время пело дворянство, или, по крайней мере, ее видные представители, и песней других сословий - заключалась не в том, что нужно покончить с бывшим в то время государственным строем, а в ином: как этот строй переделать. Большинство русской интеллигенции, в сущности говоря, говорило: мы желаем монарха царствующего, но не управляющего судьбами империи. Управление судьбой {433} империи должно принадлежать народному представительству, а народное представительство должно заключаться, главным образом, в нас, так как покуда еще народ темен; они желали буржуазную конституцию, а некоторые были не прочь от буржуазной республики.
Дворянство первую часть формулы интеллигенции оставило без изменения, а только изменило вторую часть и говорило, что управление страной должно находиться в наших руках, в руках дворян, которые, по их мнению, составляют соль земли русской, т. е., иначе говоря, они говорили монарху: ты, мол, от управления уйди, но только мы одни можем тебя в управлении страной заменить.
Крестьянство же осталось верным своим традиционным воззрениям, по которым народ не может существовать без царя, а царь может стоять только на народе, и никаких политических преобразовании не желало и о них не мечтало, но оно находило, что ему, крестьянству, трудно жить, что ему должна принадлежать, если не вся, то большая часть земли русской, что они главные работники на земле, а что потому эксплуатирующий их труд, кто бы он ни был, дворянство ли, купечество, или вообще интеллигенция суть, по меньшей мере, трутни, а потому гораздо более мечтало об экономических, социальных преобразованиях, нежели о преобразованиях политических.
Если что в России происходило дурного (даже и японская война, которая как гром разразилась над Россией), то простой народ, особенно крестьянство, никогда Государя в этом не винили. Они не могли себе представить, что Государь может быть в чем либо виновен, а если и есть виновные, то виновные - его советчики, все те же дворяне различных категорий и различных происхождений.
Конечно, этот взгляд - совершенно неверный, если можно так выразиться, куцый, ибо история всюду показала, что экономические реформы на низу никогда не даются без предварительных политических реформ на верху. Замечательно, что такой взгляд у крестьянства, который окончательно подорван событиями с 1903 года и особливо злосчастным управлением Столыпина, провозгласившим, что все должно делаться лишь для сильных, а не для слабых, мог существовать в Poccии в народе в начале 20-го столетия, - когда этот фантастический взгляд, основанный на иллюзиях, пал уже во всех цивилизованных европейских странах, как взгляд несостоятельный. Такой взгляд мог держаться в России только благодаря великим преобразованиям Императора Александра II, вся политика которого {434} тем была велика, что Его лозунг был совершенно обратный: Россия не для сильных, а Россия для слабых, и этим путем слабые делаются сильными и вся империя делается великой.
При обсуждении проекта Государственной Думы Булыгина в особом совещании под председательством графа Сольского твердо держался тот взгляд, что необходимо, чтобы Дума была по преимуществу крестьянская, что в этом заключается оплот консерватизма, в этом заключается безопасность Царствующего Дома и в этом заключается и залог государственного порядка.
С особым жаром держались за необходимость, дабы Государственная Дума была, по преимуществу, крестьянской; держались этого такие столпы консерватизма, как К. П. Победоносцев и государственный контролер Николай Львович Лобко, остальные члены такому взгляду не противоречили, хотя должен сказать, что у меня иногда являлось сомнение в правильности такого взгляда. У меня также являлось сомнение и в самом принципе совещательной Думы, ибо нигде и никогда совещательное народное собрание не существовало в силу постоянного закона, точно определяющего все детали выборов, все детали организации, все детали действий народного собрания, почти непрерывно действующего и составляющего как бы такое звено государственного правления, без которого государственное правление не может существовать и двигаться.
Все формы Государственной Думы взяты были из образцов различных парламентов, но в то время, когда эти парламенты везде имели силу решающую и в известных пределах обязательную для монарха и главы правительства, русский парламент, русскую Государственную Думу полагали устроить по образцам западноевропейским, дать ей все туловище, все функции, все порядки в общем государственном строе народного представительства с голосом совещательным, но только не давать ему решающего голоса, а сказать: мы будем постоянно выслушивать твои мнения, твои суждения, но затем будем делать так, как мы хотим.
Для меня, по крайней мере, было ясно, что такое уродливое построение кончится или темь что Дума будет существовать только несколько месяцев, или же тем, что Государственной Думе, устроенной по парламентарному образцу, будут даны и функции парламента.
Я во время обсуждения проекта Булыгина под председательством Сольского ничего не возражал, так как вообще в моем тогдашнем {435} положении я старался поменьше высказывать своих мнений, если об них специально не спрашивают, но я решил, что выскажу все мои сомнения, когда дело будет обсуждаться под председательством Государя Императора.
Обсуждение под председательством Государя Императора происходило уже в мое отсутствие, когда я был в Америке, и я несколько держался в курсе этого дела министром финансов В. Н. Коковцевым, который телеграфировал мне вообще о всем, происходящем в Петербурге, или же бывшим в моей свите Иваном Павловичем Шиповым, директором департамента казначейства. Шипов являлся при мне как бы представителем министра финансов.
Из этих телеграмм я видел, что и в совещаниях, под председательством Его Величества, преобладал все тот же взгляд, что единственное сословие, на которое Государь и государство может опереться, есть сословие крестьянское. В заседание под председательством Государя были приглашены между прочим лица из партии крайних правых, как то граф Бобринский, Нарышкин и другие.
* Мне передавали лица достоверные, участвовавшие в этих заседаниях, что Победоносцев и Лобко особенно настаивали на том, чтобы всю силу выборов склонить к крестьянству, как сословие, на которое можно положиться. Вследствие сего была выдумана Коковцевым комбинация, чтобы крестьянство, которому и без того были даны широкие привилегии, кроме того в губернских выборных собраниях имело право прежде всего выбирать одного члена Думы, а затем, вместе с другими выборными, выбирало других членов.
Тупые носители дворянских идей, между прочим, граф Бобринский стремились к предоставлению при выборах особых привилегий дворянству. Это дало повод Великому Князю Владимиру Александровичу бросить им в глаза жестокий, но справедливый упрек, что дворянство все на словах кричит о своей преданности Самодержавному Государю, а между тем, кто, если не дворяне, систематически вели линию к Его ограничению.
Действительно, дворянство, как класс наиболее просвещенный с одной стороны, а с другой, по природе человеческой, с начала XIX столетия, как только оно в Наполеоновское время коснулось Франции и ее идей, стремящийся к уравнению прав и привилегий, подняло вопрос о введении конституции в России и ограничении Самодержавного {436} Монарха. Движение это причинило много беспокойства Александру Благословенному и Его правительству в последние годы Его царствования.
Затем, с Его смертью произошел декабрьский кровавый бунт, наложивший печать на все царствование Николая I. Кто сотворил этот бунт? Дворяне, и какие дворяне - не такие, которые ныне большею частью скрытно и тайно участвуют в позорном Дубровинском союзе русских людей.
Имена пострадавших дворян декабристов чтутся ныне весьма и даже Царями, как личности несомненно светлые.
Как только окончилось продолжительное царствование Николая I севастопольским погромом не нашего доблестного войска, а николаевского режима, и началось либеральное царствование Великого Освободителя Александра II, и Он, между прочим, дал земские и городские учреждения, то кто, если не дворяне начали в этих учреждениях систематически проводить линию, ведущую к конституции. Это, впрочем, совершенно в порядке вещей, так как я доказал в записке (ответ министру внутренних дел Горемыкину), о которой много кричали и на которую до сих пор еще ссылаются в прессе, что земские учреждения - это конституция снизу, которая несомненно рано или поздно естественным социальным путем приводит к конституции сверху. И этот путь самый спокойный; к если бы раз давши земское и городское самоуправление и затем, в течение четверти века, с ними не воевали, а постепенно их развивали, то мы пришли бы к конституции без смутных революционных эксцессов.
В царствование Александра II образовалась интеллигентная и сознательная буржуазия, а затем, начал образовываться сознательный, так называемый, пролетариат. Дворянство несомненно хотело ограничения Государя, но хотело ограничить Его для себя и управлять Россией вместе с ним. Многие из них проглядели образование буржуазии, третьего сословия, сознательного пролетариата. Кто, если преимущественно не дворянство участвовало во всех съездах, так называемых земских и городских представителей в 1904 и 1905 годах, требовавших конституцию, систематически подрывавших всякие действия царского правительства и Самодержавного Государя... К этому движению пристала буржуазия и, в особенности, торгово-промышленная. Морозовы и другие питали революцию своими миллионами.
Дворянство увидело, что ему придется делить пирог с буржуазией, - с этим оно мирилось, но ни дворянство, ни буржуазия не подумали о сознательном пролетариате. Между тем, последний для сих близоруких деятелей, вдруг, только в сентябре 1905 года {437} появился во всей своей стихии иной силы. Сила эта основана и на численности и на малокультурности, а в особенности, на том, что ему терять нечего. Он, как только подошел к пирогу, начал реветь, как зверь, который не остановится, чтобы проглотить все, что не его породы. Вот, когда дворянство и буржуазия увидели сего зверя, то они начали пятиться, т. е. начал производиться процесс поправения.
Газетный торговец "Нового Времени", Суворин, еще три года тому назад предвещавший весну и ликовавший, предвкушая ее благоухание, вдруг обратился, во что? - в шарлатана, ежедневно кричащего: "я хочу конституцию и разные свободы, но только для блага Poccии все должно делаться как Царь и мы благоразумные русские люди имеющие стотысячные заработки, того хотим".
Одним словом, дворянство сто лет добивалось конституции, но только для себя и вся та часть дворянства, которая носит в себе только проглоченную пищу, а не идеи, когда она увидела, что конституция не может быть дворянскою, явно или стыдливо тайно начала исповедывать идеи таких каторжников (они и на это не способны), а просто сволочи, как Дубровин, Пуришкевич и пр...
6-го августа при манифесте был обнародован закон об учреждении Думы.
По закону сему: 1) Дума есть учреждение постоянно действующее по образцу парламентов, 2) все постоянные и временные законы, штаты, бюджет обязательно вносятся на ее обсуждение, 3) она -учреждение совещательное, но с правом полной свободы выражения своих мнений по предметам обсуждений, 4) выборный закон основан преимущественно на крестьянстве, как на преобладающем элементе населения и наиболее, по мнению составителей закона, надежном монархическом и консервативном элементе; закон о выборах может подлежать изменению в порядке, в положении о Думе установленном, т. е., выслушав мнение Думы, 5) право на выборы находится вне зависимости от национальности и религии.
В сущности была установлена нижняя палата и Россия вошла в конституционное устройство. Было наивностью думать, что то, что Думе придан характер совещательный при всех других прерогативах парламента, может что либо изменить. Или совсем не следовало учреждать Думы или Дума, устроенная на парламентских основаниях, должна была или обратиться в настоящий парламент или произвести революционную сумятицу. Совещательный парламент, это по истине есть изобретение господь чиновников-скопцов. {438} Опубликование закона 6-го августа никого не успокоило, а всеми рассматривалось, как широчайшая дверь в спальню госпожи конституции. Напротив того, с августа месяца революция начала все более и более лезть во все щели, а неудовлетворение в течение десятков лет насущных моральных и материальных народных нужд и позорнейшая война обратили все эти щели в прорвы *.
Я же с своей стороны был уверен, что эта Дума, в зависимости от хода смуты и волнений, будет или навсегда закрыта, или перейдет в обыкновенный тип парламента, хотя бы и с весьма ограниченными полномочиями.
Является большой вопрос, при какой форме правления было лучше жить народу: при настоящей, или при прежней? Я, конечно, не сомневаюсь в ответе на этот вопрос и отвечаю: совершенно уверен в том, что при настоящей форме правления народу хуже, чем при прежней форме правления. Но, как река течь обратно не может, так нельзя и вернуться к прежнему, а нынешняя форма правления есть переходная, которая неизбежно немного позже, или немного ранее, приведет к тем конституционным порядкам, которые существуют во всех цивилизованных странах.
{439}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС ДО 17 ОКТЯБРЯ 1905 Г.
* Великий акт освобождения крестьян от крепостной зависимости, сделанный Великим Императором Александром II, был совершен с наделением их землею. Наделение это было в сущности принудительное, ибо помещики обязаны были подчиниться самодержавной и неограниченной Царской воле. Первый акт с точки зрения гражданских норм и самосознания не возбуждает никаких принципиальных и политических отрицаний. Что же касается второго, то с точки зрения гражданского самосознания, как оно установилось со времен Римской Империи, конечно, он являлся этому самосознанию, принципу свободы и незыблемости собственности, полным противоречием.
Можно преклоняться и восторгаться этим актом - это другой вопрос; но не следует не усматривать в нем того, что он действительно представляет нарушение принципа собственности, принесение в жертву принципа собственности политическим, может быть, неизбежным потребностям, а, раз стали на этот путь, естественно было и ожидать и последствий сего направления. Этого не только тогда не понимали, но многие не понимают или не желают понимать и теперь. Водворению сознания собственности был нанесен и другой ущерб.
Наделение землею всего населения - это акт бесконечной сложности. Составление положения и затем введение его требовало, даже при гениальности творцов и исполнителей - многие годы.
Все же было сделано спешно, наскоро. При таких условиях самый вопрос об общинном и индивидуальном наделении не был ни по положению ясно и определенно разработан, но еще менее определенно проведен в действительную жизнь. Явилась масса недомолвок и вопросов, висевших и ныне висящих в воздухе. {440} Когда приходится в сложной материи делать работу спешно, гораздо легче ее делать огульно, нежели детально. Несравненно легче иметь как материал для действия, в данном случае для наделения землею, единицы в несколько тысяч людей, нежели отдельных людей. Поэтому, с точки зрения технического осуществления реформы, община была более удобна, нежели отдельный домохозяин.
С административно-полицейской точки зрения она также представляла более удобства - легче пасти стадо, нежели каждого члена стада в отдельности. Такое техническое удобство, кстати, получило довольно мощную поддержку в весьма почтенных любителях старины, славянофилах и иных старьевщиках исторического бытия русского народа. Было провозглашено, что "община" это особенность русского народа, что посягать на общину значит посягать на своеобразный русский дух. Общество, мол, существовало с древности, это цемент русской народной жизни.
Раз приняв такой высокий и патриотический лозунг, пользуясь им, при известной способности делать нужные заключения, на бумаге можно выводить разные узоры (бумага все терпит и при некоторой талантливости и набитости пишущей руки - даже усердно читается). Было довольно не трудно доказать и убедить, что в сущности община существовала повсюду, что она примитивная форма владения. Есть не мало людей, которые и ныне эту истину не признают.
Почтеннейший член Государственного Совета П. Семенов (сделавшийся в этом году Тянь-Шанским), едва ли не единственный, оставшийся в живых из ближайших сотрудников графа Ростовцева по освобождению крестьян - ярый сторонник общины и только этой зимой, в гостиной А. Н. Нарышкиной, сознался, что после пережитого в последние два года он убедился, что была сделана большая ошибка в 60-х годах: не оценили при крестьянской реформе принципа собственности, увлекшись общинным началом. Это на 84-м году жизни после кровавой революции с сентября 1905 года по февраль 1906 года и затем с уходом моим с поста главы правительства, после водворения анархии, которая тянется до сей минуты. А что еще предстоит?..
Чувство любви старины очень похвально и понятно; это чувство является непременным элементом патриотизма, без него патриотизм не может быть жизненным. Но нельзя жить одним чувством - нужен еще разум. Координацией и соответствующей координацией этих двух элементов человеческой природы только и может жить, как отдельный человек, так и государство. Разум же всякому, {441} кто таковым обладает, говорит, что люди, народы, как и все на свете, двигаются, только мертвое, отжившее стоит, да и то не долго, ибо начинает идти назад, гнить.
Общинное владение есть стадия только известного момента жития народов, с развитием культуры и государственности оно неизбежно должно переходить в индивидуализм - в индивидуальную собственность; если же этот процесс задерживается и, в особенности, искусственно, как это было у нас, то народ и государство хиреет. Теперешняя жизнь народов вся основана на индивидуализме, все народные отправления, его психика основана на индивидуализме. Соответственно сему конструировалось и государство. "Я" организует и двигает все. Это "я", особенно развитое в последние два столетия, дало все великие и все слабые стороны нынешней мировой жизни народов. Без преклонения перед "я" не было бы ни Ньютонов, ни Шекспиров, ни Пушкинов (так в оригинале -; ldn-knigi), ни Наполеонов, ни Александров II и пр., и не существовало бы чудес развития техники, богатства, торговли и пр. и пр.
Одна и может быть главная причина нашей революции - это запоздание в развитии принципа индивидуальности, а следовательно и сознания собственности и потребности гражданственности, а в том числе и гражданской свободы. Всему этому не давали развиваться естественно, а так как жизнь шла своим чередом, то народу пришлось или давиться, или силою растопыривать оболочку; так пар взрывает дурно устроенный котел - или не увеличивай пара, значит отставай, или совершенствуй машину по мере развития движения. Принципом индивидуальной собственности ныне слагаются все экономические отношения, на нем держится весь мир.
В последней половине прошлого столетия явился социализм во всех его видах и формах, который сделал довольно видные успехи в последние десятилетия.
Несомненно, что эта эволюция в сознании многих миллионов людей приносит положительную пользу, так как она заставляет правительства и общества обращать более внимания на нужды народных масс. Бисмарк явил тому явное доказательство.
Но насколько движение это стремится нарушить индивидуализм и заменить его коллективизмом, особливо в области собственности, настолько движение это имело мало успеха и едва ли оно, по крайней мере в будущем, исчисляемом десятками лет, сделает какие либо заметные успехи.
Чувство "я" - чувство эгоизма в хорошем и дурном смысле есть одно из чувств наиболее сильных в человеке. Люди в {442} отдельности и в совокупности будут бороться на смерть за сохранение своего "я". Наконец то, что существует, ясно потому, что оно существует, а то, что предлагают, не ясно не только потому, что не существует, но и потому, что оно настолько искусственно и слабо, что не выдерживает даже поверхностной, мало-мальски серьезной критики.
Единственный серьезный теоретический обоснователь экономического социализма, Маркс, более заслуживает внимания своею теоретическою логичностью и последовательностью, нежели убедительностью и жизненною ясностью.
Математически можно строить всякие фигуры и движения, но не так легко их устраивать на нашей планете при данном физическом и моральном состоянии людей. Вообще социализм для настоящего времени очень метко и сильно указал на все слабые стороны и даже язвы общественного и государственного устройства, основанного на индивидуализме, но сколько бы то ни было разумно-жизненного иного устройства не предложил.
Он силен отрицанием, но ужасно слаб созиданием. Между тем, духом социализма-коллективизма заразились у нас многие, даже очень почтенные люди. Они, уже не говоря о натурах, поклоняющихся всякому государственному разрушение, также явились сторонниками "общины". Первые потому, что видели в ней применение принципа мирного социализма, а вторые потому, что в применении этого принципа в жизни народа не без основания усматривали зыбкую почву, на которой легко произвести землетрясение в общей экономической, а следовательно и государственной жизни. Таким образом защитниками общины явились благонамеренные, почтенные "старьевщики", поклонники старых форм, потому что он стар, полицейские администраторы, полицейские пастухи, потому что считали более удобным возиться со стадами, нежели с отдельными единицами; разрушители, поддерживающие все то, что легко привести в колебание и, наконец, благонамеренные теоретики, усмотревшие в общине практическое применение последнего слова экономической доктрины - теории социализма.. Последние меня больше всего удивляли, так как, если когда либо и восторжествует "коллективизм", то, конечно, он восторжествует совершенно в других формах, нежели он имел место при диком или полудиком состоянии общественности.
С тех пор император Вильгельм почел Ламсдорфа явным врагом Германии и до меня начали доходить слухи, что германский Император перестал мною восторгаться, хотя я искренне до сих пор убежден, что правильная политика России заключалась в стремлении установить союзные связи между Францией, Германией и Poccией, находясь в хороших отношениях с Англией и прочими державами.
К сожалению, с моим уходом от власти, а равно уходом графа Ламсдорфа, не без косвенного влияния Вильгельма, дело, по-видимому, пошло совершенно по другому пути. Извольский, заменивший графа Ламсдорфа, склонен более к соглашению России, Англии и Франции, и первый в этом направлении шаг сделан недавно опубликованным соглашением России с Англией по азиатским вопросам. Само по себе это соглашение пол беды, но как бы оно не стало началом других, которые могут кончиться большими пертурбациями. Вильгельм, конечно, тревожится, хотя он сам, или его близорукая дипломатия сама отчасти способствовала такому направлению дела; к тому же на толкание по пути союза Франции, Англии и России премного способствует наш советник посольства в Лондоне, Поклевский-Козел, фаворит короля Эдуарда и ближайший друг Извольского и его семейства.
Для того, чтобы успокоить Вильгельма, состоялось, несколько недель тому назад, новое свидание императоров в Свинемюнде, на котором присутствовали князь Бюлов и Извольский.
Начальник генерального штаба уверяет меня, что на этом свидании ничего письменно не установлено, что только императоры подтвердили, что они будут стремиться действовать в духе Биоркского соглашения. Газеты, конечно, уверяют, что это свидание чисто личное, а не деловое. Но ведь этим сообщениям нельзя давать никакого значения.
В одном я уверен, это что, если императору Вильгельму не дано реального удовлетворения, а таким удовлетворением не могут служит фразы, то он будет носить против России за пазухой камень. *
{432}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
БУЛЫГИНСКАЯ ДУМА
Еще ранее моего выезда в Америку уже было приступлено к обсуждению проекта Булыгина, о котором я говорил ранее, т. е. проекта положения о Думе совещательной. При обсуждении этого положения явно выступила следующая тенденция, даже не тенденция, а как бы общее суждение, что единственно, на кого можно положиться при настоящем смутном и революционном состоянии России, есть крестьянство, что крестьяне представляют собою консервативный оплот государства, а поэтому, и выборный закон должен быть основан, главным образом, на крестьянстве, т. е., чтобы Дума была по преимуществу крестьянской и выражала крестьянские взгляды. Так как интеллигенция во время всего смутного времени с 1903 года выражала более или менее крайние взгляды о необходимости положить конец бывшему государственному строю и ввести народное представительство в управление судьбами империи, то она потеряла вполне свой кредит в глазах правительства. В самых высших сферах дворянство, которое было в то время вполне не объединенным, вторило в дудку интеллигенции, т. е. также выражало, что Россия доведена до позорной войны и до полной дезорганизации, благодаря самодержавному правлению, которое в конце концов сводится к безответственному правлению бюрократии и потому необходимо положить предел такому порядку вещей.
В сущности говоря, разница между песней, которую в это время пело дворянство, или, по крайней мере, ее видные представители, и песней других сословий - заключалась не в том, что нужно покончить с бывшим в то время государственным строем, а в ином: как этот строй переделать. Большинство русской интеллигенции, в сущности говоря, говорило: мы желаем монарха царствующего, но не управляющего судьбами империи. Управление судьбой {433} империи должно принадлежать народному представительству, а народное представительство должно заключаться, главным образом, в нас, так как покуда еще народ темен; они желали буржуазную конституцию, а некоторые были не прочь от буржуазной республики.
Дворянство первую часть формулы интеллигенции оставило без изменения, а только изменило вторую часть и говорило, что управление страной должно находиться в наших руках, в руках дворян, которые, по их мнению, составляют соль земли русской, т. е., иначе говоря, они говорили монарху: ты, мол, от управления уйди, но только мы одни можем тебя в управлении страной заменить.
Крестьянство же осталось верным своим традиционным воззрениям, по которым народ не может существовать без царя, а царь может стоять только на народе, и никаких политических преобразовании не желало и о них не мечтало, но оно находило, что ему, крестьянству, трудно жить, что ему должна принадлежать, если не вся, то большая часть земли русской, что они главные работники на земле, а что потому эксплуатирующий их труд, кто бы он ни был, дворянство ли, купечество, или вообще интеллигенция суть, по меньшей мере, трутни, а потому гораздо более мечтало об экономических, социальных преобразованиях, нежели о преобразованиях политических.
Если что в России происходило дурного (даже и японская война, которая как гром разразилась над Россией), то простой народ, особенно крестьянство, никогда Государя в этом не винили. Они не могли себе представить, что Государь может быть в чем либо виновен, а если и есть виновные, то виновные - его советчики, все те же дворяне различных категорий и различных происхождений.
Конечно, этот взгляд - совершенно неверный, если можно так выразиться, куцый, ибо история всюду показала, что экономические реформы на низу никогда не даются без предварительных политических реформ на верху. Замечательно, что такой взгляд у крестьянства, который окончательно подорван событиями с 1903 года и особливо злосчастным управлением Столыпина, провозгласившим, что все должно делаться лишь для сильных, а не для слабых, мог существовать в Poccии в народе в начале 20-го столетия, - когда этот фантастический взгляд, основанный на иллюзиях, пал уже во всех цивилизованных европейских странах, как взгляд несостоятельный. Такой взгляд мог держаться в России только благодаря великим преобразованиям Императора Александра II, вся политика которого {434} тем была велика, что Его лозунг был совершенно обратный: Россия не для сильных, а Россия для слабых, и этим путем слабые делаются сильными и вся империя делается великой.
При обсуждении проекта Государственной Думы Булыгина в особом совещании под председательством графа Сольского твердо держался тот взгляд, что необходимо, чтобы Дума была по преимуществу крестьянская, что в этом заключается оплот консерватизма, в этом заключается безопасность Царствующего Дома и в этом заключается и залог государственного порядка.
С особым жаром держались за необходимость, дабы Государственная Дума была, по преимуществу, крестьянской; держались этого такие столпы консерватизма, как К. П. Победоносцев и государственный контролер Николай Львович Лобко, остальные члены такому взгляду не противоречили, хотя должен сказать, что у меня иногда являлось сомнение в правильности такого взгляда. У меня также являлось сомнение и в самом принципе совещательной Думы, ибо нигде и никогда совещательное народное собрание не существовало в силу постоянного закона, точно определяющего все детали выборов, все детали организации, все детали действий народного собрания, почти непрерывно действующего и составляющего как бы такое звено государственного правления, без которого государственное правление не может существовать и двигаться.
Все формы Государственной Думы взяты были из образцов различных парламентов, но в то время, когда эти парламенты везде имели силу решающую и в известных пределах обязательную для монарха и главы правительства, русский парламент, русскую Государственную Думу полагали устроить по образцам западноевропейским, дать ей все туловище, все функции, все порядки в общем государственном строе народного представительства с голосом совещательным, но только не давать ему решающего голоса, а сказать: мы будем постоянно выслушивать твои мнения, твои суждения, но затем будем делать так, как мы хотим.
Для меня, по крайней мере, было ясно, что такое уродливое построение кончится или темь что Дума будет существовать только несколько месяцев, или же тем, что Государственной Думе, устроенной по парламентарному образцу, будут даны и функции парламента.
Я во время обсуждения проекта Булыгина под председательством Сольского ничего не возражал, так как вообще в моем тогдашнем {435} положении я старался поменьше высказывать своих мнений, если об них специально не спрашивают, но я решил, что выскажу все мои сомнения, когда дело будет обсуждаться под председательством Государя Императора.
Обсуждение под председательством Государя Императора происходило уже в мое отсутствие, когда я был в Америке, и я несколько держался в курсе этого дела министром финансов В. Н. Коковцевым, который телеграфировал мне вообще о всем, происходящем в Петербурге, или же бывшим в моей свите Иваном Павловичем Шиповым, директором департамента казначейства. Шипов являлся при мне как бы представителем министра финансов.
Из этих телеграмм я видел, что и в совещаниях, под председательством Его Величества, преобладал все тот же взгляд, что единственное сословие, на которое Государь и государство может опереться, есть сословие крестьянское. В заседание под председательством Государя были приглашены между прочим лица из партии крайних правых, как то граф Бобринский, Нарышкин и другие.
* Мне передавали лица достоверные, участвовавшие в этих заседаниях, что Победоносцев и Лобко особенно настаивали на том, чтобы всю силу выборов склонить к крестьянству, как сословие, на которое можно положиться. Вследствие сего была выдумана Коковцевым комбинация, чтобы крестьянство, которому и без того были даны широкие привилегии, кроме того в губернских выборных собраниях имело право прежде всего выбирать одного члена Думы, а затем, вместе с другими выборными, выбирало других членов.
Тупые носители дворянских идей, между прочим, граф Бобринский стремились к предоставлению при выборах особых привилегий дворянству. Это дало повод Великому Князю Владимиру Александровичу бросить им в глаза жестокий, но справедливый упрек, что дворянство все на словах кричит о своей преданности Самодержавному Государю, а между тем, кто, если не дворяне, систематически вели линию к Его ограничению.
Действительно, дворянство, как класс наиболее просвещенный с одной стороны, а с другой, по природе человеческой, с начала XIX столетия, как только оно в Наполеоновское время коснулось Франции и ее идей, стремящийся к уравнению прав и привилегий, подняло вопрос о введении конституции в России и ограничении Самодержавного {436} Монарха. Движение это причинило много беспокойства Александру Благословенному и Его правительству в последние годы Его царствования.
Затем, с Его смертью произошел декабрьский кровавый бунт, наложивший печать на все царствование Николая I. Кто сотворил этот бунт? Дворяне, и какие дворяне - не такие, которые ныне большею частью скрытно и тайно участвуют в позорном Дубровинском союзе русских людей.
Имена пострадавших дворян декабристов чтутся ныне весьма и даже Царями, как личности несомненно светлые.
Как только окончилось продолжительное царствование Николая I севастопольским погромом не нашего доблестного войска, а николаевского режима, и началось либеральное царствование Великого Освободителя Александра II, и Он, между прочим, дал земские и городские учреждения, то кто, если не дворяне начали в этих учреждениях систематически проводить линию, ведущую к конституции. Это, впрочем, совершенно в порядке вещей, так как я доказал в записке (ответ министру внутренних дел Горемыкину), о которой много кричали и на которую до сих пор еще ссылаются в прессе, что земские учреждения - это конституция снизу, которая несомненно рано или поздно естественным социальным путем приводит к конституции сверху. И этот путь самый спокойный; к если бы раз давши земское и городское самоуправление и затем, в течение четверти века, с ними не воевали, а постепенно их развивали, то мы пришли бы к конституции без смутных революционных эксцессов.
В царствование Александра II образовалась интеллигентная и сознательная буржуазия, а затем, начал образовываться сознательный, так называемый, пролетариат. Дворянство несомненно хотело ограничения Государя, но хотело ограничить Его для себя и управлять Россией вместе с ним. Многие из них проглядели образование буржуазии, третьего сословия, сознательного пролетариата. Кто, если преимущественно не дворянство участвовало во всех съездах, так называемых земских и городских представителей в 1904 и 1905 годах, требовавших конституцию, систематически подрывавших всякие действия царского правительства и Самодержавного Государя... К этому движению пристала буржуазия и, в особенности, торгово-промышленная. Морозовы и другие питали революцию своими миллионами.
Дворянство увидело, что ему придется делить пирог с буржуазией, - с этим оно мирилось, но ни дворянство, ни буржуазия не подумали о сознательном пролетариате. Между тем, последний для сих близоруких деятелей, вдруг, только в сентябре 1905 года {437} появился во всей своей стихии иной силы. Сила эта основана и на численности и на малокультурности, а в особенности, на том, что ему терять нечего. Он, как только подошел к пирогу, начал реветь, как зверь, который не остановится, чтобы проглотить все, что не его породы. Вот, когда дворянство и буржуазия увидели сего зверя, то они начали пятиться, т. е. начал производиться процесс поправения.
Газетный торговец "Нового Времени", Суворин, еще три года тому назад предвещавший весну и ликовавший, предвкушая ее благоухание, вдруг обратился, во что? - в шарлатана, ежедневно кричащего: "я хочу конституцию и разные свободы, но только для блага Poccии все должно делаться как Царь и мы благоразумные русские люди имеющие стотысячные заработки, того хотим".
Одним словом, дворянство сто лет добивалось конституции, но только для себя и вся та часть дворянства, которая носит в себе только проглоченную пищу, а не идеи, когда она увидела, что конституция не может быть дворянскою, явно или стыдливо тайно начала исповедывать идеи таких каторжников (они и на это не способны), а просто сволочи, как Дубровин, Пуришкевич и пр...
6-го августа при манифесте был обнародован закон об учреждении Думы.
По закону сему: 1) Дума есть учреждение постоянно действующее по образцу парламентов, 2) все постоянные и временные законы, штаты, бюджет обязательно вносятся на ее обсуждение, 3) она -учреждение совещательное, но с правом полной свободы выражения своих мнений по предметам обсуждений, 4) выборный закон основан преимущественно на крестьянстве, как на преобладающем элементе населения и наиболее, по мнению составителей закона, надежном монархическом и консервативном элементе; закон о выборах может подлежать изменению в порядке, в положении о Думе установленном, т. е., выслушав мнение Думы, 5) право на выборы находится вне зависимости от национальности и религии.
В сущности была установлена нижняя палата и Россия вошла в конституционное устройство. Было наивностью думать, что то, что Думе придан характер совещательный при всех других прерогативах парламента, может что либо изменить. Или совсем не следовало учреждать Думы или Дума, устроенная на парламентских основаниях, должна была или обратиться в настоящий парламент или произвести революционную сумятицу. Совещательный парламент, это по истине есть изобретение господь чиновников-скопцов. {438} Опубликование закона 6-го августа никого не успокоило, а всеми рассматривалось, как широчайшая дверь в спальню госпожи конституции. Напротив того, с августа месяца революция начала все более и более лезть во все щели, а неудовлетворение в течение десятков лет насущных моральных и материальных народных нужд и позорнейшая война обратили все эти щели в прорвы *.
Я же с своей стороны был уверен, что эта Дума, в зависимости от хода смуты и волнений, будет или навсегда закрыта, или перейдет в обыкновенный тип парламента, хотя бы и с весьма ограниченными полномочиями.
Является большой вопрос, при какой форме правления было лучше жить народу: при настоящей, или при прежней? Я, конечно, не сомневаюсь в ответе на этот вопрос и отвечаю: совершенно уверен в том, что при настоящей форме правления народу хуже, чем при прежней форме правления. Но, как река течь обратно не может, так нельзя и вернуться к прежнему, а нынешняя форма правления есть переходная, которая неизбежно немного позже, или немного ранее, приведет к тем конституционным порядкам, которые существуют во всех цивилизованных странах.
{439}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС ДО 17 ОКТЯБРЯ 1905 Г.
* Великий акт освобождения крестьян от крепостной зависимости, сделанный Великим Императором Александром II, был совершен с наделением их землею. Наделение это было в сущности принудительное, ибо помещики обязаны были подчиниться самодержавной и неограниченной Царской воле. Первый акт с точки зрения гражданских норм и самосознания не возбуждает никаких принципиальных и политических отрицаний. Что же касается второго, то с точки зрения гражданского самосознания, как оно установилось со времен Римской Империи, конечно, он являлся этому самосознанию, принципу свободы и незыблемости собственности, полным противоречием.
Можно преклоняться и восторгаться этим актом - это другой вопрос; но не следует не усматривать в нем того, что он действительно представляет нарушение принципа собственности, принесение в жертву принципа собственности политическим, может быть, неизбежным потребностям, а, раз стали на этот путь, естественно было и ожидать и последствий сего направления. Этого не только тогда не понимали, но многие не понимают или не желают понимать и теперь. Водворению сознания собственности был нанесен и другой ущерб.
Наделение землею всего населения - это акт бесконечной сложности. Составление положения и затем введение его требовало, даже при гениальности творцов и исполнителей - многие годы.
Все же было сделано спешно, наскоро. При таких условиях самый вопрос об общинном и индивидуальном наделении не был ни по положению ясно и определенно разработан, но еще менее определенно проведен в действительную жизнь. Явилась масса недомолвок и вопросов, висевших и ныне висящих в воздухе. {440} Когда приходится в сложной материи делать работу спешно, гораздо легче ее делать огульно, нежели детально. Несравненно легче иметь как материал для действия, в данном случае для наделения землею, единицы в несколько тысяч людей, нежели отдельных людей. Поэтому, с точки зрения технического осуществления реформы, община была более удобна, нежели отдельный домохозяин.
С административно-полицейской точки зрения она также представляла более удобства - легче пасти стадо, нежели каждого члена стада в отдельности. Такое техническое удобство, кстати, получило довольно мощную поддержку в весьма почтенных любителях старины, славянофилах и иных старьевщиках исторического бытия русского народа. Было провозглашено, что "община" это особенность русского народа, что посягать на общину значит посягать на своеобразный русский дух. Общество, мол, существовало с древности, это цемент русской народной жизни.
Раз приняв такой высокий и патриотический лозунг, пользуясь им, при известной способности делать нужные заключения, на бумаге можно выводить разные узоры (бумага все терпит и при некоторой талантливости и набитости пишущей руки - даже усердно читается). Было довольно не трудно доказать и убедить, что в сущности община существовала повсюду, что она примитивная форма владения. Есть не мало людей, которые и ныне эту истину не признают.
Почтеннейший член Государственного Совета П. Семенов (сделавшийся в этом году Тянь-Шанским), едва ли не единственный, оставшийся в живых из ближайших сотрудников графа Ростовцева по освобождению крестьян - ярый сторонник общины и только этой зимой, в гостиной А. Н. Нарышкиной, сознался, что после пережитого в последние два года он убедился, что была сделана большая ошибка в 60-х годах: не оценили при крестьянской реформе принципа собственности, увлекшись общинным началом. Это на 84-м году жизни после кровавой революции с сентября 1905 года по февраль 1906 года и затем с уходом моим с поста главы правительства, после водворения анархии, которая тянется до сей минуты. А что еще предстоит?..
Чувство любви старины очень похвально и понятно; это чувство является непременным элементом патриотизма, без него патриотизм не может быть жизненным. Но нельзя жить одним чувством - нужен еще разум. Координацией и соответствующей координацией этих двух элементов человеческой природы только и может жить, как отдельный человек, так и государство. Разум же всякому, {441} кто таковым обладает, говорит, что люди, народы, как и все на свете, двигаются, только мертвое, отжившее стоит, да и то не долго, ибо начинает идти назад, гнить.
Общинное владение есть стадия только известного момента жития народов, с развитием культуры и государственности оно неизбежно должно переходить в индивидуализм - в индивидуальную собственность; если же этот процесс задерживается и, в особенности, искусственно, как это было у нас, то народ и государство хиреет. Теперешняя жизнь народов вся основана на индивидуализме, все народные отправления, его психика основана на индивидуализме. Соответственно сему конструировалось и государство. "Я" организует и двигает все. Это "я", особенно развитое в последние два столетия, дало все великие и все слабые стороны нынешней мировой жизни народов. Без преклонения перед "я" не было бы ни Ньютонов, ни Шекспиров, ни Пушкинов (так в оригинале -; ldn-knigi), ни Наполеонов, ни Александров II и пр., и не существовало бы чудес развития техники, богатства, торговли и пр. и пр.
Одна и может быть главная причина нашей революции - это запоздание в развитии принципа индивидуальности, а следовательно и сознания собственности и потребности гражданственности, а в том числе и гражданской свободы. Всему этому не давали развиваться естественно, а так как жизнь шла своим чередом, то народу пришлось или давиться, или силою растопыривать оболочку; так пар взрывает дурно устроенный котел - или не увеличивай пара, значит отставай, или совершенствуй машину по мере развития движения. Принципом индивидуальной собственности ныне слагаются все экономические отношения, на нем держится весь мир.
В последней половине прошлого столетия явился социализм во всех его видах и формах, который сделал довольно видные успехи в последние десятилетия.
Несомненно, что эта эволюция в сознании многих миллионов людей приносит положительную пользу, так как она заставляет правительства и общества обращать более внимания на нужды народных масс. Бисмарк явил тому явное доказательство.
Но насколько движение это стремится нарушить индивидуализм и заменить его коллективизмом, особливо в области собственности, настолько движение это имело мало успеха и едва ли оно, по крайней мере в будущем, исчисляемом десятками лет, сделает какие либо заметные успехи.
Чувство "я" - чувство эгоизма в хорошем и дурном смысле есть одно из чувств наиболее сильных в человеке. Люди в {442} отдельности и в совокупности будут бороться на смерть за сохранение своего "я". Наконец то, что существует, ясно потому, что оно существует, а то, что предлагают, не ясно не только потому, что не существует, но и потому, что оно настолько искусственно и слабо, что не выдерживает даже поверхностной, мало-мальски серьезной критики.
Единственный серьезный теоретический обоснователь экономического социализма, Маркс, более заслуживает внимания своею теоретическою логичностью и последовательностью, нежели убедительностью и жизненною ясностью.
Математически можно строить всякие фигуры и движения, но не так легко их устраивать на нашей планете при данном физическом и моральном состоянии людей. Вообще социализм для настоящего времени очень метко и сильно указал на все слабые стороны и даже язвы общественного и государственного устройства, основанного на индивидуализме, но сколько бы то ни было разумно-жизненного иного устройства не предложил.
Он силен отрицанием, но ужасно слаб созиданием. Между тем, духом социализма-коллективизма заразились у нас многие, даже очень почтенные люди. Они, уже не говоря о натурах, поклоняющихся всякому государственному разрушение, также явились сторонниками "общины". Первые потому, что видели в ней применение принципа мирного социализма, а вторые потому, что в применении этого принципа в жизни народа не без основания усматривали зыбкую почву, на которой легко произвести землетрясение в общей экономической, а следовательно и государственной жизни. Таким образом защитниками общины явились благонамеренные, почтенные "старьевщики", поклонники старых форм, потому что он стар, полицейские администраторы, полицейские пастухи, потому что считали более удобным возиться со стадами, нежели с отдельными единицами; разрушители, поддерживающие все то, что легко привести в колебание и, наконец, благонамеренные теоретики, усмотревшие в общине практическое применение последнего слова экономической доктрины - теории социализма.. Последние меня больше всего удивляли, так как, если когда либо и восторжествует "коллективизм", то, конечно, он восторжествует совершенно в других формах, нежели он имел место при диком или полудиком состоянии общественности.