Страница:
И опасаться тебе этого нечего.
Злобы к тебе у меня никакой нет. Мы совершенно разные люди. Общего у нас с тобой ничего нет. Человек я очень занятый и очень уставший. И уделять внимание и время не могу. Это не исключает моего уважения к тебе лично и как к матери моих детей.
Практически – ты, по-моему, вредишь детям такими разговорами. Не думаю, чтобы у тебя было такое намерение. Им надо пройти через серьезную ломку, чтобы приспособиться к культурной европейской жизни. Может быть, они и гении, но покуда таковыми еще себя не проявили и никто в них не нуждается, за ними не бегает. Чтобы я смог помочь им связаться со здешним миром и жизнью, они должны научиться многому, диаметрально противоположному тому, чему они до сих пор в жизни научились. Для их пользы ты должна не путать и не мешать им. Ты не имеешь также права забывать, что они не совсем здоровы. Говорю с тобой как с их матерью.
Надеюсь, что объяснил тебе неосновательность твоих опасений и желательность ликвидировать твою ревность для их блага.
Желаю тебе всего хорошего.
П. Рутенберг
Дети тебе, вероятно, писали, что хотел, чтобы Толя женился, но из этого ничего не вышло.
Постарайся, чтобы Ж<еня> получил разрешение поехать на полгода или год сюда полечиться и учиться. Если это почему-либо невозможно, смотри, чтобы он не болтался без дела. Это очень вредно вообще, а при его нервном состоянии особенно.
<К письму приложена записка, обращенная к дочери:> Вавуля. Вложи это письмо в конверт и перешли маме.
П. Р.
Говоря об иерархии «своего» и «чужого» – национального и космополитичного, следует иметь в виду, что в разные периоды жизни Рутенберга она не оставалась неизменной, а подчинялась известной динамике. Неизменным оставалось лишь то, что национальное окрашивалось для него в революционные тона, а революция неизбежно включала в себя национальный компонент. Эта диалектика в еще более концентрированном виде воплотилась в идеалах и жизненном поведении другого первопроходца промышленного строительства Израиля – Моше Новомейского, делившего свой общественный темперамент между русской революцией и сионизмом. Близко стоявший к эсеровским идеям и эсеровской борьбе, Новомейский не отделял сугубо еврейских интересов от вселенской революционной перспективы. Так, в 1916 г., после смерти С. Фруга, который для национально мыслящей еврейской интеллигенции воплощал образ еврейского художника, Новомейский – через еврейского общественного деятеля, поэта, критика, переводчика и издателя Л.Б. Яффе – передал вдове Фруга Е. Фроловой значительную денежную сумму. В письме от 6 января 1917 г. Фролова писала Яффе:
О том, как Рутенберг подобрал себе подпольную кличку Мартын (Мартын Иванович), никаких свидетельств не сохранилось. Истории российского освободительного движения известен еще один образ нелегала Мартына, о котором вспоминал Л.Г. Дейч, к сожалению забывший его подлинные имя и фамилию. Рассказывая о своей народовольческой молодости, он так описывал этого «первого» Мартына:
Возвращаясь в революционную молодость Рутенберга, следует разрешить одно заблуждение, которое и по сей день разделяют некоторые авторы, – о его принадлежности к боевой организации эсеров (БО) и даже ее руководстве. Наперекор фактам, об этом говорится как о чем-то само собой разумеющемся. Ср., к примеру: Рутенберг
о. Гапона», в которой делалась откровенная попытка Рутенберга оклеветать. В последнем случае говорить вообще не о чем, поскольку мы имеем дело с явной фальшивкой. Этой шаткой аргументации противостоят утверждения самого Рутенберга: см. его письмо в ЦК партии эсеров от 18/31 января 1909 г., опубликованное в № 15 «Знамени труда» за 1909 г. (приведено в Приложении И. 4), а также ДГ: 9441. В письме к Савинкову от 19 февраля 1908 г. он писал (RA):
Все это, однако, не противоречит тому, что Рутенберг фактически был, пользуясь терминологией авторов исследования о поэтике террора, носителем «террористического менталитета» (Одесский, Фельдман 1997: 9). Он досконально изучил «мудрую науку подполья», как назвал нелегальную противоправительственную работу С.Д. Мстиславский, один из рутенберговских сподвижников по революционной борьбе (Мстиславский 1928а: 23), и его отношения с террором в любой момент могли утратить «платонический» характер. Ежедневное участие в российском кровавом революционном действе не могло соответствующим образом не отразиться на человеческой психологии. Существование в мире революционного футуризма неизбежно смещало привычные моральные нормы и критерии. Обыденный жизненный опыт оказывался недостаточным в объяснении принятых между эсеровскими боевиками моральных конвенций, и поэтому поиски «оправдательных аргументов» революционного насилия не могли преуспеть в рамках традиционных гуманистических ценностей – для этого необходимо было выйти за их пределы. Сломить жестокую реальность еще более жестоким страхом возмездия и тем самым заставить подчиняться ему как высшей силе по-своему понятой «исторической справедливости» – в этом, по существу, заключалась основная задача теории и практики террора. Рутенберг, который, исключая особый случай убийства Гапона, формально не участвовал ни в одной состоявшейся акции Б О, без сомнения, разделял эти конвенции и рассматривал насилие как один из самых действенных способов революционной борьбы (об истории терроризма в российском освободительном движении и развитии террористических идей см. в кн.: Будницкий 2000, опирающейся на обильную библиографию).
Черты авантюрной революционной романтики, поклонение радикальным методам эсеровского террора, который, по резкому определению С.В. Зубатова, составлял душу этой «доморощенной партии неисправимых утопистов, органических бес-порядочников и сентиментального зверья» (Зубатов 1922: 281), останутся у Рутенберга навсегда. Однако парадоксальным образом те же самые качества в иной обстановке, в экстремальных обстоятельствах дадут поразительный продуктивный эффект. Психологические навыки боевой революционной работы, которые вырабатывала и тренировала российская действительность, окажутся необычайно востребованными в Палестине, где логика борьбы зачастую сокращала выбор принимаемых решений до драматического минимума и вынуждала к решительным, подчас жестким и даже жестоким действиям.
Но дело было не столько в тренированных мускулах, умении владеть оружием или знакомстве с азами военной тактики, сколько в решительном духе и том заряде идеализма, отпечаток которого лежал даже на самых отчаянных прагматиках террора. На эту черту – идеализм палестинских первопрохоцев, столкнувшихся с непроторенными путями и неготовыми решениями как на центральную указывал Жаботинский в письме к Рутенбергу от 1 июля 1936 г. (RA):
2. В ряде источников (см., напр.: Краткая еврейская энциклопедия 1976–2005, VII: 552; Ксенофонтов 1996: 117; Горький 1997-(2007), VI: 599; Охранка 2004, II: 579; Амфитеатров 2004, II: 579, и др.) в качестве даты рождения Рутенберга указан 1878 г.; вероятно, эта дата может рассматриваться в качестве «альтернативной»: именно 1878 г. приводится, например, в докладной записке Департамента полиции об убийстве Гапона, где сообщаются биографические данные Рутенберга (см. Приложение I. 2). Однако сам Рутенберг годом своего рождения считал 1879, см. юбилейные торжества в Эрец-Исраэль по случаю его 60-летия. В. Лебедев датирует рождение Рутенберга 1880 г. (Лебедев 1942, № 10551: 2). Что касается 1870 г., который значится в книге Эттингер 1980: 50, то это или описка мемуаристки, или – что более вероятно – типографская опечатка.
3 Мозес (Моше) Монтефиоре (1784–1885), британский (еврейского происхождения) финансист, общественный деятель, филантроп.
4. В устойчивом русском переводе: «ковчег завета» – шкаф или ларец, в котором хранятся свитки Торы.
5. Первоначально этот небольшой мемуарный фрагмент появился в тель-авивской газете «Davar» (1939. 5 февраля) среди материалов, посвященных 60-летнему юбилею Рутенберга.
6. В соответствии с действовавшими в это время нормами доля евреев, принимаемых в высшие учебные заведения столицы, не должна была превышать 3 %, в Казанском и Харьковском учебных округах – 5 %, в учебных округах в зоне «черты оседлости» (Виленский, Киевский, Варшавский, Одесский, Западно-Сибирский) -10 % (Иванов А. 1999: 213).
7. Приведенная тирада взята как удачная иллюстрация, не более того. Что касается художественных достоинств рассказа, нет оснований спорить с эмигрантскими критиками, один из которых замечал, что в нем «грозная правда разменена на фальшивую монету мелодрамы» (Звено. 1923. № 28. 13 августа. С. 3), а другой (рецензия на сборник «Одиссея», где рассказ был напечатан, подписана М.) подчеркивал, что автор «не мог справиться» с трагической жизненной коллизией разлада в семье (один из героев-братьев – коммунист, другой – белогвардеец), усложненной национальной проблематикой (Дни. 1923. № 87. 11 февраля. С. 14).
8. Аарон Исаакович Зунделевич (1854–1923), народник, член исполкома «Народной воли»; входил в группу «Земля и воля»; организатор подпольных типографий в С.-Петербурге, ведал связями с заграницей. В 1880 г. приговорен к вечной каторге. С 1907 г. – политэмигрант.
9. Рахель (Роза) Моисеевна Рутенберг, жила в Петрограде.
10. Речь идет о жене Рутенберга Ольге Николаевне Хоменко и его сыне Анатолии, который в Палестину к отцу не приезжал, но действительно выехал на Запад на учебу. О семье Рутенберга см. далее.
11. Э.М. Зиновьева-Дейч, скульптор.
12. Розалия Марковна Плеханова (урожд. Боград; 1856–1949), народоволка, участница группы «Освобождение труда»; жена Г.В. Плеханова с 1878 г. Родилась в селе Добренькое (Херсонского уезда) в зажиточной еврейской семье. Образование получила в частной школе, затем в херсонской гимназии. В 1874 г. поступила на Высшие медицинские курсы при Медико-хирургической академии в Петербурге, которые не окончила из-за преследования полиции. Медицинское образование завершила в Женевском университете (1883-85). После смерти Плеханова отдала все силы увековечению его памяти и сохранению архива. В советское время заведовала Домом Г.В. Плеханова в Ленинграде (1928-39). Биографическую справку о Плехановой см.: Филимонова 1999: 500-05.
13. К содержащимся в купюрированном фрагменте письма двум просьбам Дейча мы еще вернемся (см.: V: 1).
14. Л.Г. Ле Савуре-Плеханова – старшая дочь Г.В. Плеханова.
15. В августе 1939 г. Плеханова выехала во Францию для свидания с дочерью и в Советский Союз больше не возвращалась.
16. Абрам Моисеевич Рутенберг, с 1920 г. жил в Палестине.
17. Имеется в виду запущенное англичанами выражение «national home», ставшее устойчивой парафразой Эрец-Исраэль.
18. Не исключено, что импульсом для образования этого лапидарного тропа послужили боевики, принадлежавшие к финляндской партии активного сопротивления (создана в 1903–1904 гг.), боровшейся против царской власти на территории Финляндии и находившейся в тесном контакте с эсерами. Эта партия конспирировала свои боевые кружки под спортивные общества. Ср. также выражение «спортсмены от революции» в романе А. Белого «Петербург» (1913–1914) (Белый 1981: 85).
19. Судя по всему, познакомились они не в студенческой аудитории (автор воспоминаний учился на юрфаке Петербургского университета), а именно участвуя в студенческих беспорядках 1899 г., за что Савинков был отчислен из университета и обучение продолжал за границей – в Берлине и Гейдельберге.
20. В книге М.И. Леонова об истории партии эсеров в 1905–1907 гг., в целом богато информативной, эта группа превратилась в «Красное знамя» (Леонов 1997:179).
21. Ср. в другой савинковской автобиографии, где он пишет, что вместе с Рутенбергом и Н.И. Эрасси они «основали социал-демократическую группу – Группу “Социалист”, по программе близкую к воззрениям Г.В. Плеханова» (Савинков 1967: 311).
22. См., напр., в докладной записке вице-директора Департамента полиции С.Е. Виссарионова (март 1909), в которой сказано (.RA, копия):
Из донесений заведующего агентурой в Финляндии от 25 февраля и 22 марта 1906 г. за № 14 усматривается, что в пределах Финляндии проживал Рутенберг, не имевший определенного местожительства, и что в марте в Гельсингфорс прибыла с транспортом революционных изданий его жена – Ольга.
23. Архив Дома Плеханова. Ф. 1093. Оп. 3. Ед. хр. В. 376.
24. Письмо и следующая за ним открытка хранятся в РО ГБЛ (Москва). Ф. 358. Карт. 272. Ед. хр. 24. В том же архивохранилище (собрание Д.Н. Мамина-Сибиряка) имеется письмо главного редактора Большой энциклопедии (С.-Петербург) С.Н. Южакова Д.Н. Мамину-Сибиряку следующего содержания (Ф. 157. Карт. 3. Ед. хр. 94. Л. И):
Дорогой друг Дмитрий Наркисович,
Рекомендую твоему любезному вниманию подательницу сего письма Ольгу Николаевну Рутенберг, которая сама объяснит тебе свое положение и твою роль тоже. Надеюсь, что ты отнесешься к ее словам с добрым чувством.
Искренно преданный
С. Южаков
29 февр<аля> 1904
25. Т. е. до и после 17 октября 1905 г., когда был обнародован царский манифест о предоставлении гражданских свобод.
26. На открытке поверх текста имеется надпись, сделанная красным карандашом, по всей видимости, рукой Рубакина: «Жена инженера<,> убившего Гапона<,> издательниц<а> Рутенберг».
27. В приводимых далее воспоминаниях А.Я. Столкинд датирует описываемые события октябрем 1905 г. (Столкинд 1944: 22), О.О. Грузенберг пишет о 9 января (Кровавом воскресенье).
28. Полная фамилия зачеркнута.
29. Грузенберг ошибается: кличка Рутенберга была Мартын.
30. NUL Arc. Ms Var 322/4.
31. Мать Ольги Николаевны.
32. CZA L. Yaffe Collection. А 13/172.
33. Об антисемитизме в народнической среде, которая вроде бы отстаивала самые высокие идеалы человеколюбия, равенства и свободы, см.: Кельнер 1995: 212-15.
34. Вера Самойловна Гоц (урожд. Гассох; 1861–1938), член партии с.-р. В конце 70-х гг. XIX в. входила в кружок А.И. Желябова в Одессе. С будущим мужем встретилась в якутской ссылке в 1888 г., где и состоялась их свадьба. В после октябрьской эмиграции входила в Комитет помощи русским писателям и ученым, являлась членом его Ревизионной комиссии (см.: Кельнер, Познер 1994: 270, 276, 277), была членом правления Тургеневской бибоиотеки.
Подчеркивая вклад фамильного клана, из которого вышла Вера Самойловна, в русскую революцию, обозреватель профашистского «Нового слова» писал:
Отметим, кстати, что партию социалистов-революционеров из обломков натансоновского «народничества» создала и правила ею еврейская капиталистическая династия Гоцев – Гассох – Высоцких, один из отпрысков которой Бунаков-Фундаминский разлагает сейчас русскую молодежь в Париже (Искра 1934: 8).
35. Семен Абрамович Луцкий (1891–1977) родился в Одессе, учился в Коммерческом училище им. Николая I, которое окончил в 1909 г. с золотой медалью и титулом «Почетный житель Одессы». Его мать, Клара (Хая) Самойловна Гассох (1872–1962), была родной сестрой
B.C. Гоц. К партии эсеров принадлежала еще одна их сестра, Татьяна Самойловна (?-1932), которая была замужем за эсером д-ром А.И. Потаповым (ум. в 1915). Ближайшим другом Луцкого был народоволец С.А. Иванов (псевд. Берг; 1859–1927), шлиссельбуржец с двадцатилетним стажем и член эсеровской партии. Из-за действовавшей в России процентной нормы Луцкий отправился получать высшее образование за границу – сначала в Льежский университет (1909–1913), а затем в Гренобльский электротехнический институт (1913–1915). Став инженером-электриком, он в течение 42 лет проработал во французской электротехнической промышленности (основное время в фирме «Alsthom»). Автор ряда статей во французских научных журналах и двух капитальных трудов по электромеханике: «Calcul pratique des machines electriques a courant continu» (Paris, 1963) и «Calcul pratique des alternateurs et des moteurs asynchrones» (Paris, 1969). В 1933 г. был посвящен в масонскую ложу (о Луцком-масоне см.: Хазан 2000: 307-31). Всю жизнь писал стихи, издал два поэтических сборника: «Служение» (Париж, 1929) и «Одиночество» (Париж, 1974). Более подробно о нем см.: Бэнишу-Луцкая 1995: 262-72; Ласунский 1996: 77–86; Хазан 2002: 7-32.
36. В. Гоц не стало 7 января 1938 г., похоронена на кладбище Bagneux. Некролог написал В.М. Зензинов (Зензинов 1938: 4). См. выражение соболезнования от семьи Луцких, парижской организации партии эсеров, парижского Политического Красного Креста, правления Тургеневской библиотеки в: «Последние новости» (1938. № 6133. 9 января. С. 1). На ее похоронах траурные речи произнесли В.М. Зензинов, Б.И. Николаевский, С.Д. Щупак, Д.М. Одинец, М.А. Кроль (см.: Последние новости. 1938. № 6135.11 января. С. 2). По завещанию покойной, вместо цветов на ее могилу был устроен сбор в пользу заключенных и ссыльных в России (см.: Последние новости. 1938. № 6138.14 января. С. 5).
Злобы к тебе у меня никакой нет. Мы совершенно разные люди. Общего у нас с тобой ничего нет. Человек я очень занятый и очень уставший. И уделять внимание и время не могу. Это не исключает моего уважения к тебе лично и как к матери моих детей.
Практически – ты, по-моему, вредишь детям такими разговорами. Не думаю, чтобы у тебя было такое намерение. Им надо пройти через серьезную ломку, чтобы приспособиться к культурной европейской жизни. Может быть, они и гении, но покуда таковыми еще себя не проявили и никто в них не нуждается, за ними не бегает. Чтобы я смог помочь им связаться со здешним миром и жизнью, они должны научиться многому, диаметрально противоположному тому, чему они до сих пор в жизни научились. Для их пользы ты должна не путать и не мешать им. Ты не имеешь также права забывать, что они не совсем здоровы. Говорю с тобой как с их матерью.
Надеюсь, что объяснил тебе неосновательность твоих опасений и желательность ликвидировать твою ревность для их блага.
Желаю тебе всего хорошего.
П. Рутенберг
Дети тебе, вероятно, писали, что хотел, чтобы Толя женился, но из этого ничего не вышло.
Постарайся, чтобы Ж<еня> получил разрешение поехать на полгода или год сюда полечиться и учиться. Если это почему-либо невозможно, смотри, чтобы он не болтался без дела. Это очень вредно вообще, а при его нервном состоянии особенно.
<К письму приложена записка, обращенная к дочери:> Вавуля. Вложи это письмо в конверт и перешли маме.
П. Р.
Говоря об иерархии «своего» и «чужого» – национального и космополитичного, следует иметь в виду, что в разные периоды жизни Рутенберга она не оставалась неизменной, а подчинялась известной динамике. Неизменным оставалось лишь то, что национальное окрашивалось для него в революционные тона, а революция неизбежно включала в себя национальный компонент. Эта диалектика в еще более концентрированном виде воплотилась в идеалах и жизненном поведении другого первопроходца промышленного строительства Израиля – Моше Новомейского, делившего свой общественный темперамент между русской революцией и сионизмом. Близко стоявший к эсеровским идеям и эсеровской борьбе, Новомейский не отделял сугубо еврейских интересов от вселенской революционной перспективы. Так, в 1916 г., после смерти С. Фруга, который для национально мыслящей еврейской интеллигенции воплощал образ еврейского художника, Новомейский – через еврейского общественного деятеля, поэта, критика, переводчика и издателя Л.Б. Яффе – передал вдове Фруга Е. Фроловой значительную денежную сумму. В письме от 6 января 1917 г. Фролова писала Яффе:
Многоуважаемый Лев Борисович,В связи с затронутым предметом – взаимосвязью революционных идеологем и национальной проблематики нельзя не упомянуть имени активного участника революционного движения в России, известного еврейского общественного деятеля, публициста и философа, одного из основателей партии эсеров за границей X. Житловского (1865–1943), который пережил в российской атмосфере мятежного бурления умов подлинную идейную драму. Попытка народовольца Житловского придать революционно-освободительной борьбе национальную окраску не пользовалась популярностью у его русских сподвижников33. В работе «Еврей к евреям» (1892), где он призывал еврейскую интеллигенцию к единению со своим народом, вопрос был поставлен таким образом, что прежде чем отстаивать гражданские свободы, евреи должны добиться элементарного национального равноправия, которое придаст новые импульсы и перспективы их борьбе за общее дело. По существу, это был прообраз автономистической идеи, которая впоследствии сложится в теории С. Дубнова. По свидетельству Р. Эттингер, Рутенберг признавался, что, познакомившись с Житловским в Америке, «был ему многим обязан в возвращении к еврейской деятельности» (Эттингер 1980: 53).
очень благодарна Вам за пересылку денег от Моисея Абрамовича Новомейского и прошу выразить ему мою сердечную благодарность.
Мне отрадно думать, что заслуги покойного перед своим народом чтут так далеко от его родины. <…>32
О том, как Рутенберг подобрал себе подпольную кличку Мартын (Мартын Иванович), никаких свидетельств не сохранилось. Истории российского освободительного движения известен еще один образ нелегала Мартына, о котором вспоминал Л.Г. Дейч, к сожалению забывший его подлинные имя и фамилию. Рассказывая о своей народовольческой молодости, он так описывал этого «первого» Мартына:
Мартын принадлежал к более солидным лицам, – ему было под или за тридцать лет, он являлся среди нас единственным кандидатом прав, но революционного прошлого у него не было никакого. Поляк, чрезвычайно привлекательной наружности, с благородными манерами, Мартын производил впечатление недовольного, чем-то обиженного человека. Так, когда еще этот кружок <«чайковцев»> жил в Киеве до моего ареста, Мартын никогда не принимал участия в общих сборищах, развлечениях и выпивках. Причиной этой отчужденности, как я потом узнал, были его размолвки с Мокриевичем. На какой почве они возникли, не помню, а может быть, я и тогда не знал. Но едва ли я сильно ошибусь, если выскажу предположение, что Мартын был не прочь занять первенствующее место в кружке, а потому в Мокриевиче он видел конкурента. Эта его претензия – если, действительно, она была у него, – являлась совершенно неосновательной и тем более странной, что он был очень неглупым человеком, но, кажется, несмотря на окончание университета, не особенно развитым (Дейч 1926: 226).Заражение Мартына-Рутенберга революционным микробом и его формирование как эсеровского активиста проходили в тесном соприкосновении и сотрудничестве с «бомбистами» – высшими российскими авторитетами в области террора – Г. Гершуни, Е. Азефом, Б. Савинковым, И. Каляевым, Е. Созоновым и др. Был Рутенберг знаком и с одним из руководителей эсеровской партии М.Р. Гоцем. В RA сохранилось письмо его вдовы, B.C. Гоц (урожденной Гассох)34, написанное много лет спустя (датировано 15 марта 1936 г.), когда былые революционные бури уже отшумели и эсеры находились в эмиграции. Как и многие ее соратники по борьбе, Вера Гоц жила в Париже, откуда писала Рутенбергу о своем племеннике Семене Луцком, инженере-электрике и поэте35, который в одном из писем называл ее «второй мамочкой» (см. также его стихотворение «Памяти Веруни» (Луцкий 2002: 152-53), написанное на смерть В. Гоц36):
Дорогой Петр Моисеевич,Помочь тогда С.А. Луцкому Рутенберг ничем не мог: электрическая компания, которой он руководил, переживала переизбыток кадров. Так сложились обстоятельства, что позднее Луцкий не только посетил палестинскую землю, но и бывал там неоднократно – впервые это случилось летом 1948 г., уже после смерти Рутенберга и образования Государства Израиль, и потом почти ежегодно навещал жившую там дочь и ее семью38.
Давно с Вами не виделась! Вы обещали как-то зайти ко мне, так и не зашли. Ну, об этом при свидании, если удастся. А пока у меня просьба к Вам. Надеюсь, если сможете, то исполните. Дело вот в чем.
У меня есть племянник, мне очень близкий друг. Его хорошо знала Амалия Осиповна37. Он инженер-электрик, окончивший во Франции в 1915 г. в Гренобле, и с тех пор здесь работает на разных заводах. Его специальность – расчет и конструкция машин постоянно и переменных токов. Сейчас он работает уже 10 лет по электрической части у Альстона, рассчитывает локомотивы и трамваи. Но он все не может здесь хорошо устроиться, платят плохо, а сейчас и вообще кризис, и он как иностранец все время под риском лишиться службы, а новой во Франции найти сейчас нельзя. Вот и я хотела, и по его тоже просьбе, спросить, есть ли в Палестине какое-нибудь применение его знаниям, мог бы ли он найти там работу по своей специальности? Вы ведь там давно живете и все хорошо знаете. Можете ли Вы ему оказать в этом содействие, дать совет или указания? Большую услугу мне этим окажете, и я заранее сердечно Вас благодарю. Я, конечно, уверена, ничуть не сомневаюсь, что Вы все сделаете, что в Вашей возможности. Желаю Вам всего наилучшего и шлю Вам самый сердечный привет.
Вера Самойловна Гоц
Очень Вас прошу написать мне ответ. Когда будете в Париже, надеюсь, что посетите меня.
Мой адрес: Mme V. Gotz
101, rue Dareu Paris – 14-е
Возвращаясь в революционную молодость Рутенберга, следует разрешить одно заблуждение, которое и по сей день разделяют некоторые авторы, – о его принадлежности к боевой организации эсеров (БО) и даже ее руководстве. Наперекор фактам, об этом говорится как о чем-то само собой разумеющемся. Ср., к примеру: Рутенберг
приехал на Капри, окруженный ореолом героя, участника событий 1905 года и организатора убийства Гапона. И хотя среди террористов Рутенберг считался одним из наиболее здравомыслящих и хладнокровных, понятие личной героики и «жертвенной» участи было безусловно определяющим для всех членов боевой организации социалистов-революционеров (Басинский 1989: 145).Или:
С 1907 по 1915 г. жил в Италии руководитель боевой организации эсеров Пинхас (Пётр Моисеевич) Рутенберг (Пархомовский 2008: 424)39.Между тем Рутенберг в Боевой организации эсеров никогда не состоял. Возможно, здесь произошла путаница, и Боевая организация оказалась смешана или с нарвской боевой дружиной, или с петербургским боевым комитетом, который должен был отвечать за доставку, хранение и распределение оружия и обучение дружинников военному делу (Рутенберг стоял во главе и той и другой организаций; во втором случае – вместе с Х.И. Гершковичем). Правда, говорить о его деятельности на посту руководителя боевого комитета не приходится, поскольку сразу же после назначения он был арестован. Мнение о его принадлежности к БО отстаивает А. Гейфман, считающая, что «члены ЦК <…> пытались скрыть, что Рутенберг был членом Боевой организации», и при этом ссылающаяся на воспоминания В. Поповой «Динамитные мастерские 1906–1907 гг. и провокатор Азеф»40 (Geifman 1993: 282, п. 91; то же: Гейфман 1997: 379, прим. 91); можно думать, что этого же мнения придерживается и Р. Спенс (Spence 1991: 47), а израильский историк М. Минц использует для доказательства этого сообщения зарубежной агентуры (Mintz 1983: 184) – источник ненадежный, тем более что речь идет о донесениях, относящихся к 1913 г. «Членом боевой организации» Рутенберга называл еще И.Ф. Манасевич-Мануйлов в подложной статье «К убийству
о. Гапона», в которой делалась откровенная попытка Рутенберга оклеветать. В последнем случае говорить вообще не о чем, поскольку мы имеем дело с явной фальшивкой. Этой шаткой аргументации противостоят утверждения самого Рутенберга: см. его письмо в ЦК партии эсеров от 18/31 января 1909 г., опубликованное в № 15 «Знамени труда» за 1909 г. (приведено в Приложении И. 4), а также ДГ: 9441. В письме к Савинкову от 19 февраля 1908 г. он писал (RA):
Ты, конечно, знаешь также, что я говорил, что сомневаюсь, чтоб смог сыграть предложенную вами мне роль, что опасаюсь этой ролью только замарать себя, так к<аж Р<ачковский> не настолько наивен, чтоб на основании одной рекомендации Г<апона> подпустить к себе меня, которого считает членом БО.Из этого ясно вытекает, что Рутенберг не был членом БО, как считал Рачковский. Если бы это было иначе, приведенная фраза была бы построена по-другому. Кроме того, в том же письме, соглашаясь с некоторыми замечаниями Савинкова по поводу рукописи своих записок об убийстве Гапона, он писал:
Из сделанных тобой замечаний будет отмечено в рукописи, что я не член Б О.О том же свидетельствуют заявления действительных членов БО, которые вряд ли можно оспорить. Так, в рецензии на книгу Б.И. Николаевского «История одного предателя» В. Зензинов писал:
П.М. Рутенберг никогда не стоял «близко к БО». Что касается организации убийства Гапона с Рачковским, то это поручение (по его собственному настоянию) было ему дано вне какого бы то ни было соприкосновения с БО; все сношения с П.М. Рутенбергом вел по этому делу один лишь Азеф (Зензинов 1932: 483).На непринадлежность Рутенберга к БО указывают и современные исследователи, в работах которых имя Рутенберга среди боевиков не фигурирует (см., например: Морозов 1995: 243–314; Городницкий 1998).
Все это, однако, не противоречит тому, что Рутенберг фактически был, пользуясь терминологией авторов исследования о поэтике террора, носителем «террористического менталитета» (Одесский, Фельдман 1997: 9). Он досконально изучил «мудрую науку подполья», как назвал нелегальную противоправительственную работу С.Д. Мстиславский, один из рутенберговских сподвижников по революционной борьбе (Мстиславский 1928а: 23), и его отношения с террором в любой момент могли утратить «платонический» характер. Ежедневное участие в российском кровавом революционном действе не могло соответствующим образом не отразиться на человеческой психологии. Существование в мире революционного футуризма неизбежно смещало привычные моральные нормы и критерии. Обыденный жизненный опыт оказывался недостаточным в объяснении принятых между эсеровскими боевиками моральных конвенций, и поэтому поиски «оправдательных аргументов» революционного насилия не могли преуспеть в рамках традиционных гуманистических ценностей – для этого необходимо было выйти за их пределы. Сломить жестокую реальность еще более жестоким страхом возмездия и тем самым заставить подчиняться ему как высшей силе по-своему понятой «исторической справедливости» – в этом, по существу, заключалась основная задача теории и практики террора. Рутенберг, который, исключая особый случай убийства Гапона, формально не участвовал ни в одной состоявшейся акции Б О, без сомнения, разделял эти конвенции и рассматривал насилие как один из самых действенных способов революционной борьбы (об истории терроризма в российском освободительном движении и развитии террористических идей см. в кн.: Будницкий 2000, опирающейся на обильную библиографию).
Черты авантюрной революционной романтики, поклонение радикальным методам эсеровского террора, который, по резкому определению С.В. Зубатова, составлял душу этой «доморощенной партии неисправимых утопистов, органических бес-порядочников и сентиментального зверья» (Зубатов 1922: 281), останутся у Рутенберга навсегда. Однако парадоксальным образом те же самые качества в иной обстановке, в экстремальных обстоятельствах дадут поразительный продуктивный эффект. Психологические навыки боевой революционной работы, которые вырабатывала и тренировала российская действительность, окажутся необычайно востребованными в Палестине, где логика борьбы зачастую сокращала выбор принимаемых решений до драматического минимума и вынуждала к решительным, подчас жестким и даже жестоким действиям.
Но дело было не столько в тренированных мускулах, умении владеть оружием или знакомстве с азами военной тактики, сколько в решительном духе и том заряде идеализма, отпечаток которого лежал даже на самых отчаянных прагматиках террора. На эту черту – идеализм палестинских первопрохоцев, столкнувшихся с непроторенными путями и неготовыми решениями как на центральную указывал Жаботинский в письме к Рутенбергу от 1 июля 1936 г. (RA):
Если суждено, чтобы из Бейтара42 вышел толк, то Бейтар – школа назорейства: забудь про карьеру, про интерес личный или классовый, приноси жертвы, хотя бы даже невпопад – лишь бы сионистское пионерство перестало быть etablissement de luxe43 и опять стало авангардом идеалистов.Рутенберг оказался именно из тех, кто в молодости прошел школу революционного идеализма (тоже своеобразного «назорейства») и был в этой школе одним из самых добросовестных и примерных учеников.
________________________
1. Степняк-Кравчинский 1989: 44.2. В ряде источников (см., напр.: Краткая еврейская энциклопедия 1976–2005, VII: 552; Ксенофонтов 1996: 117; Горький 1997-(2007), VI: 599; Охранка 2004, II: 579; Амфитеатров 2004, II: 579, и др.) в качестве даты рождения Рутенберга указан 1878 г.; вероятно, эта дата может рассматриваться в качестве «альтернативной»: именно 1878 г. приводится, например, в докладной записке Департамента полиции об убийстве Гапона, где сообщаются биографические данные Рутенберга (см. Приложение I. 2). Однако сам Рутенберг годом своего рождения считал 1879, см. юбилейные торжества в Эрец-Исраэль по случаю его 60-летия. В. Лебедев датирует рождение Рутенберга 1880 г. (Лебедев 1942, № 10551: 2). Что касается 1870 г., который значится в книге Эттингер 1980: 50, то это или описка мемуаристки, или – что более вероятно – типографская опечатка.
3 Мозес (Моше) Монтефиоре (1784–1885), британский (еврейского происхождения) финансист, общественный деятель, филантроп.
4. В устойчивом русском переводе: «ковчег завета» – шкаф или ларец, в котором хранятся свитки Торы.
5. Первоначально этот небольшой мемуарный фрагмент появился в тель-авивской газете «Davar» (1939. 5 февраля) среди материалов, посвященных 60-летнему юбилею Рутенберга.
6. В соответствии с действовавшими в это время нормами доля евреев, принимаемых в высшие учебные заведения столицы, не должна была превышать 3 %, в Казанском и Харьковском учебных округах – 5 %, в учебных округах в зоне «черты оседлости» (Виленский, Киевский, Варшавский, Одесский, Западно-Сибирский) -10 % (Иванов А. 1999: 213).
7. Приведенная тирада взята как удачная иллюстрация, не более того. Что касается художественных достоинств рассказа, нет оснований спорить с эмигрантскими критиками, один из которых замечал, что в нем «грозная правда разменена на фальшивую монету мелодрамы» (Звено. 1923. № 28. 13 августа. С. 3), а другой (рецензия на сборник «Одиссея», где рассказ был напечатан, подписана М.) подчеркивал, что автор «не мог справиться» с трагической жизненной коллизией разлада в семье (один из героев-братьев – коммунист, другой – белогвардеец), усложненной национальной проблематикой (Дни. 1923. № 87. 11 февраля. С. 14).
8. Аарон Исаакович Зунделевич (1854–1923), народник, член исполкома «Народной воли»; входил в группу «Земля и воля»; организатор подпольных типографий в С.-Петербурге, ведал связями с заграницей. В 1880 г. приговорен к вечной каторге. С 1907 г. – политэмигрант.
9. Рахель (Роза) Моисеевна Рутенберг, жила в Петрограде.
10. Речь идет о жене Рутенберга Ольге Николаевне Хоменко и его сыне Анатолии, который в Палестину к отцу не приезжал, но действительно выехал на Запад на учебу. О семье Рутенберга см. далее.
11. Э.М. Зиновьева-Дейч, скульптор.
12. Розалия Марковна Плеханова (урожд. Боград; 1856–1949), народоволка, участница группы «Освобождение труда»; жена Г.В. Плеханова с 1878 г. Родилась в селе Добренькое (Херсонского уезда) в зажиточной еврейской семье. Образование получила в частной школе, затем в херсонской гимназии. В 1874 г. поступила на Высшие медицинские курсы при Медико-хирургической академии в Петербурге, которые не окончила из-за преследования полиции. Медицинское образование завершила в Женевском университете (1883-85). После смерти Плеханова отдала все силы увековечению его памяти и сохранению архива. В советское время заведовала Домом Г.В. Плеханова в Ленинграде (1928-39). Биографическую справку о Плехановой см.: Филимонова 1999: 500-05.
13. К содержащимся в купюрированном фрагменте письма двум просьбам Дейча мы еще вернемся (см.: V: 1).
14. Л.Г. Ле Савуре-Плеханова – старшая дочь Г.В. Плеханова.
15. В августе 1939 г. Плеханова выехала во Францию для свидания с дочерью и в Советский Союз больше не возвращалась.
16. Абрам Моисеевич Рутенберг, с 1920 г. жил в Палестине.
17. Имеется в виду запущенное англичанами выражение «national home», ставшее устойчивой парафразой Эрец-Исраэль.
18. Не исключено, что импульсом для образования этого лапидарного тропа послужили боевики, принадлежавшие к финляндской партии активного сопротивления (создана в 1903–1904 гг.), боровшейся против царской власти на территории Финляндии и находившейся в тесном контакте с эсерами. Эта партия конспирировала свои боевые кружки под спортивные общества. Ср. также выражение «спортсмены от революции» в романе А. Белого «Петербург» (1913–1914) (Белый 1981: 85).
19. Судя по всему, познакомились они не в студенческой аудитории (автор воспоминаний учился на юрфаке Петербургского университета), а именно участвуя в студенческих беспорядках 1899 г., за что Савинков был отчислен из университета и обучение продолжал за границей – в Берлине и Гейдельберге.
20. В книге М.И. Леонова об истории партии эсеров в 1905–1907 гг., в целом богато информативной, эта группа превратилась в «Красное знамя» (Леонов 1997:179).
21. Ср. в другой савинковской автобиографии, где он пишет, что вместе с Рутенбергом и Н.И. Эрасси они «основали социал-демократическую группу – Группу “Социалист”, по программе близкую к воззрениям Г.В. Плеханова» (Савинков 1967: 311).
22. См., напр., в докладной записке вице-директора Департамента полиции С.Е. Виссарионова (март 1909), в которой сказано (.RA, копия):
Из донесений заведующего агентурой в Финляндии от 25 февраля и 22 марта 1906 г. за № 14 усматривается, что в пределах Финляндии проживал Рутенберг, не имевший определенного местожительства, и что в марте в Гельсингфорс прибыла с транспортом революционных изданий его жена – Ольга.
23. Архив Дома Плеханова. Ф. 1093. Оп. 3. Ед. хр. В. 376.
24. Письмо и следующая за ним открытка хранятся в РО ГБЛ (Москва). Ф. 358. Карт. 272. Ед. хр. 24. В том же архивохранилище (собрание Д.Н. Мамина-Сибиряка) имеется письмо главного редактора Большой энциклопедии (С.-Петербург) С.Н. Южакова Д.Н. Мамину-Сибиряку следующего содержания (Ф. 157. Карт. 3. Ед. хр. 94. Л. И):
Дорогой друг Дмитрий Наркисович,
Рекомендую твоему любезному вниманию подательницу сего письма Ольгу Николаевну Рутенберг, которая сама объяснит тебе свое положение и твою роль тоже. Надеюсь, что ты отнесешься к ее словам с добрым чувством.
Искренно преданный
С. Южаков
29 февр<аля> 1904
25. Т. е. до и после 17 октября 1905 г., когда был обнародован царский манифест о предоставлении гражданских свобод.
26. На открытке поверх текста имеется надпись, сделанная красным карандашом, по всей видимости, рукой Рубакина: «Жена инженера<,> убившего Гапона<,> издательниц<а> Рутенберг».
27. В приводимых далее воспоминаниях А.Я. Столкинд датирует описываемые события октябрем 1905 г. (Столкинд 1944: 22), О.О. Грузенберг пишет о 9 января (Кровавом воскресенье).
28. Полная фамилия зачеркнута.
29. Грузенберг ошибается: кличка Рутенберга была Мартын.
30. NUL Arc. Ms Var 322/4.
31. Мать Ольги Николаевны.
32. CZA L. Yaffe Collection. А 13/172.
33. Об антисемитизме в народнической среде, которая вроде бы отстаивала самые высокие идеалы человеколюбия, равенства и свободы, см.: Кельнер 1995: 212-15.
34. Вера Самойловна Гоц (урожд. Гассох; 1861–1938), член партии с.-р. В конце 70-х гг. XIX в. входила в кружок А.И. Желябова в Одессе. С будущим мужем встретилась в якутской ссылке в 1888 г., где и состоялась их свадьба. В после октябрьской эмиграции входила в Комитет помощи русским писателям и ученым, являлась членом его Ревизионной комиссии (см.: Кельнер, Познер 1994: 270, 276, 277), была членом правления Тургеневской бибоиотеки.
Подчеркивая вклад фамильного клана, из которого вышла Вера Самойловна, в русскую революцию, обозреватель профашистского «Нового слова» писал:
Отметим, кстати, что партию социалистов-революционеров из обломков натансоновского «народничества» создала и правила ею еврейская капиталистическая династия Гоцев – Гассох – Высоцких, один из отпрысков которой Бунаков-Фундаминский разлагает сейчас русскую молодежь в Париже (Искра 1934: 8).
35. Семен Абрамович Луцкий (1891–1977) родился в Одессе, учился в Коммерческом училище им. Николая I, которое окончил в 1909 г. с золотой медалью и титулом «Почетный житель Одессы». Его мать, Клара (Хая) Самойловна Гассох (1872–1962), была родной сестрой
B.C. Гоц. К партии эсеров принадлежала еще одна их сестра, Татьяна Самойловна (?-1932), которая была замужем за эсером д-ром А.И. Потаповым (ум. в 1915). Ближайшим другом Луцкого был народоволец С.А. Иванов (псевд. Берг; 1859–1927), шлиссельбуржец с двадцатилетним стажем и член эсеровской партии. Из-за действовавшей в России процентной нормы Луцкий отправился получать высшее образование за границу – сначала в Льежский университет (1909–1913), а затем в Гренобльский электротехнический институт (1913–1915). Став инженером-электриком, он в течение 42 лет проработал во французской электротехнической промышленности (основное время в фирме «Alsthom»). Автор ряда статей во французских научных журналах и двух капитальных трудов по электромеханике: «Calcul pratique des machines electriques a courant continu» (Paris, 1963) и «Calcul pratique des alternateurs et des moteurs asynchrones» (Paris, 1969). В 1933 г. был посвящен в масонскую ложу (о Луцком-масоне см.: Хазан 2000: 307-31). Всю жизнь писал стихи, издал два поэтических сборника: «Служение» (Париж, 1929) и «Одиночество» (Париж, 1974). Более подробно о нем см.: Бэнишу-Луцкая 1995: 262-72; Ласунский 1996: 77–86; Хазан 2002: 7-32.
36. В. Гоц не стало 7 января 1938 г., похоронена на кладбище Bagneux. Некролог написал В.М. Зензинов (Зензинов 1938: 4). См. выражение соболезнования от семьи Луцких, парижской организации партии эсеров, парижского Политического Красного Креста, правления Тургеневской библиотеки в: «Последние новости» (1938. № 6133. 9 января. С. 1). На ее похоронах траурные речи произнесли В.М. Зензинов, Б.И. Николаевский, С.Д. Щупак, Д.М. Одинец, М.А. Кроль (см.: Последние новости. 1938. № 6135.11 января. С. 2). По завещанию покойной, вместо цветов на ее могилу был устроен сбор в пользу заключенных и ссыльных в России (см.: Последние новости. 1938. № 6138.14 января. С. 5).