Страница:
Копия первого письма, адресованного тирянам:
«Император Марк Антоний посылает привет должностным лицам, совету и народу города Тира. Ввиду того, что ко мне в Ефес прибыли послы первосвященника Гиркана и заявили мне, что вы владеете их областью, которую вы заняли во время владычества наших противников, я желаю, так как мы начали войну за главенство и, заботясь о всех благочестивых и праведных людях, наказали тех, кто забывал оказанные благодеяния и нарушал данные клятвы, – итак, я желаю, чтобы тот мир, которым пользуетесь вы, распространился также на союзников наших, и повелеваю вам далее не задерживать имущества, полученного от наших противников, но возвратить его тем, у кого вы его отняли. Ведь никто из противников наших не получал ни своей области, ни своего войска от сената; напротив, овладев всем этим насильно, они держались за это силой и вознаграждали этим своих сообщников по преступности. Так как они подверглись теперь заслуженному наказанию, то мы желаем, чтобы наши союзники невозбранно владели своей прежней собственностью и чтобы вы вернули иудейскому первосвященнику Гиркану все занятые вами теперь земли, которые принадлежали ему хотя бы за день до начала преступной войны Гая Кассия против нашей провинции, равно как запрещаем вам насильно мешать им в пользовании их личной собственностью. Если же у вас есть какие-нибудь в этом отношении оправдания, то вы можете привести их в свою пользу, когда мы приедем в ваши места, ибо мы намерены соблюдать в одинаковой мере интересы всех союзников наших».
Копия второго письма, адресованного тирянам:
«Император Марк Антоний посылает привет свой должностным лицам, совету и населению Тира. Сим посылаю вам свое распоряжение, которое прошу принять к сведению и относительно которого прошу распорядиться поместить его в общественном архиве с латинскими и греческими копиями. Самый же оригинал прошу держать на особенно видном месте, чтобы все желающие могли прочитать его. Император Марк Антоний, один из триумвиров, постановил: ввиду того, что во время последнего бунта Гай Кассий разграбил чужую провинцию, занятую войсками союзников, и притеснял дружественных римскому народу иудеев, мы, наказав его с оружием в руках за наглость, путем наших решений и постановлений повелеваем, чтобы все отнятое у наших союзников, равно как все то, что у иудеев было продано с публичных торгов, будь то люди или вещи, было возвращено им, а именно, чтобы всем людям была возвращена их первоначальная свобода, а вещи были отданы прежним владельцам. Всякого, кто осмелится ослушаться моего распоряжения, постигнет кара. В случае нарушения мне предоставляется право распорядиться с ослушником сообразно моему личному усмотрению».
Глава восьмая
ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ
1
Из Ефеса Антоний отправился в Сирию, где остановился в Дафне[107]. Сюда устремились с поздравлениями правители всех подвластных Риму восточных провинций. Поспешили в Дафну и Гиркан с Иродом.Пьянки с оргиями, начавшиеся еще в Греции, продолжались и здесь. Едва Ирод с Гирканом вошли в огромную пиршественную залу, сплошь заставленную ломящимися от обилия изысканнейших яств столами, как им навстречу поднялся Антоний, облаченный в расшитую золотыми пальмами тогу[108] и золотым венцом, усыпанным драгоценными камнями, на голове – подарок, отправленный Иродом и Гирканом Антонию в Ефес.
– Кого я вижу! – заорал Антоний, заглушая гул голосов и звуки музыки в зале, пробираясь к гостям из Иудеи и заключая Ирода в объятия. – Смотрите, кто пожаловал к нам в гости, – продолжал он, обращаясь к присутствующим, – это не кто иной, как храбрый Ирод, который помог мне покончить с бунтовщиком Бассом Цецилием под Апамеей! – Язык Антония заплетался, он явно был пьян. Но мысль его работала четко – он помнил все, что нужно было Ироду, а если бы и забыл, то Ирод сумел бы напомнить ему о делах не таких уж давних дней. – Ирод, – продолжал Антоний, все еще обнимая его, – ты почему не посетил Рим, хотя я тебя приглашал туда в качестве моего личного гостя?
– Наверное, потому же, почему и ты не посетил Иерусалим, хотя я тоже приглашал тебя в Иудею в качестве моего гостя.
– Ты прав, друг, все дела и дела, которые мы не можем передоверить никому. – Антоний похлопал Ирода по плечу. – Мы с тобой в этом отношении похожи: для нас на первом месте долг перед отечеством, а уж все остальное мы откладываем на потом. Сегодня это потом наступило. Пойдемте, друзья, вы займете места за столом рядом со мной.
Ирод с Гирканом протиснулись сквозь толпу пляшущих гостей к освобожденным для них по левую руку от Антония ложам. Прежде чем возлечь, как это принято у римлян во время трапез, Ирод ополоснул руки в серебряной чаше с лепестками роз, поданной ему кудрявым мальчиком-рабом, и вытер ладони о пышные светлые волосы рабыни с тонкими чертами лица северянки, опустившейся перед ним на колени. Гиркан, которому закон запрещал садиться за один стол с язычниками, жестом отослал мальчика-раба и светловолосую рабыню, и уступил свое ложе другим гостям, которое тут же было занято. Ирод, пока слуги накладывали на блюдо перед ним кушанья, цепким взглядом окинул с головы до ног женщину, возлежавшую по правую руку от Антония. Женщина ему не понравилась: уже не первой молодости – на вид ей было не меньше тридцати лет, – с огромным носом-клювом и маленьким скошенным подбородком, она если и могла обратить на себя внимание, то разве что только своим изысканным нарядом и крошечной диадемой в густых черных волосах. Зато Антоний, несмотря на свои сорок с лишним лет, был по-прежнему хорош собой: с гордо посаженной на сильной шее головой, прямым носом и чувственным ртом, он привлекал к себе внимание решительно всех женщин, находившихся в зале.
Как ни был пьян Антоний, он заметил критический взгляд, которым Ирод окинул его сотрапезницу, и спросил, обращаясь одновременно к Ироду и своей соседке:
– Вы не знакомы? Это храбрый Ирод, сын Антипатра, который помог Цезарю одержать победу в Александрийской войне, а это Клеопатра Филопатра, верная союзница и опора Рима в Африке.
Ирод чуть было не поперхнулся сочным куском мяса, который не успел прожевать. Так вон она какая, эта знаменитая Клеопатра! Чем она покорила Цезаря, который не устоял перед ней и от которого она, по слухам, родила сына, названного в честь любовника Цезарионом? Клеопатра улыбнулась Ироду, и улыбка эта несколько смягчила черты ее некрасивого лица.
– Я имела случай познакомиться с твоим отцом, – сказала она мелодичным голосом, и Ирод догадался, что женщина с такой улыбкой и таким голосом может привлечь к себе внимание мужчин. – Мне жаль, что он погиб, но я надеюсь, что мы с тобой станем добрыми друзьями.
Ирод, тщательно прожевывая мясо, пробормотал в ответ:
– Я тоже на это надеюсь.
Антоний, что-то вспомнив, хлопнул себя по высокому лбу, на который ниспадали тщательно расчесанные волосы, и обратился к Ироду:
– Ты, я слышал, женился на внучке Гиркана, и внучка эта необыкновенна хороша собой?
При упоминании о Мариамне Ирод почувствовал, как на него нахлынула теплая волна и закружилась голова. Тут же в воздухе, будто издеваясь над ним, выткалась окровавленная фигура Малиха, ощерившаяся беззубым ртом.
– Предлагаю выпить за молодых, – громко предложил Антоний, поднимая кубок. – А куда делся Гиркан? Ну да оставим старика в покое. Твое здоровье, Ирод, и здоровье твоей юной прелестницы жены. Как ее хоть зовут?
– Мариамна, – ответил Ирод, поднимая кубок. – Благодарю тебя, Антоний.
– Твое здоровье и здоровье твоей Мариамны, – сказала и Клеопатра, отпив из своего кубка глоток, и еще раз улыбнулась Ироду.
А Малих все качался и качался в воздухе, щеря свой беззубый рот.
2
На следующий день в Дафну прибыла депутация иудеев, составленная из ста самых знатных граждан Иерусалима. Антоний, полагая, что они приехали поздравить его с победой, устроил в ее честь пышный прием. Каково же было его удивление, когда иудеи вместо поздравлений стали жаловаться на Ирода и Фасаила, обвиняя их в насильственном захвате власти в стране, и требуя назначить царем Иудеи Гиркана. «У Гиркана есть все основания стать царем Иудеи не только по праву первосвященства, – заявили депутаты, – но и по праву крови, поскольку Гиркан происходит из рода Маттафии Хасмонея». Антоний был раздосадован. Клеопатра, сощурившись, презрительно смотрела на иудеев. Кто-то явственно произнес: «Какая неслыханная дерзость – предъявлять требования победителю!» Ирод чувствовал себя оплеванным. Тогда слово взял молодой сенатор Валерий Мессала, с которым Ирод успел накануне познакомиться. От этого Мессалы он узнал, что тот состоит в близких отношениях с Октавием, который советуется с ним по всякому поводу и ни на шаг не отпускает от себя. Мессале стоило больших трудов уговорить триумвира на время включить его в свиту Антония с тем, чтобы он лично изучил обычаи, существующие на Востоке, и, усвоив восточную мудрость, впредь мог использовать ее в интересах Рима. С этим-то Мессалой Ирод просидел за столом до глубокой ночи, состязаясь с ним в искусстве произносить здравицы. Теперь Мессала экспромтом произнес речь в защиту братьев, и речь эта, как отметил про себя Ирод, сделала его победителем в затеянном накануне состязании в красноречии. На Антония речь Мессалы также произвела благоприятное впечатление. Дождавшись ее окончания и поаплодировав молодому сенатору, он обратился к иудеям со следующими словами:– Итак, вы не желаете, чтобы вами и впредь правили братья Фасаил и Ирод?
– Истинно так, – подтвердили иудеи.
– Вы требуете, – продолжал Антоний, – чтобы вами властвовал один человек?
– Истинно так, – повторили иудеи.
– Гиркан, – обратился Антоний к первосвященнику Иудеи, – кто, по твоему мнению, из двух братьев, Ирод или Фасаил, более способен к правлению?
Гиркан, как и вся депутация иудеев, не ожидал такого поворота разговора, и на минуту замешкался.
– Я жду ответа! – нетерпеливо произнес Антоний.
– Ирод, – поспешно сказал Гиркан, облизывая языком пересохшие от волнения губы.
– Все слышали решение первосвященника? – обратился Антоний к депутации. – Отныне правителем Иудеи по решению Гиркана и моему, императора Марка Антония, одобрению назначается один только Ирод. Донесите это решение до всех ваших соотечественников, которых мы считаем нашими верными союзниками.
Решение это никоим образом не удовлетворило депутацию иудеев. Они заговорили все разом, перебивая друг друга и не слушая друг друга. Иудеи, говорили они, действительно настаивают, чтобы над ними стоял один правитель, а не два, но этим одним правителем должен быть Гиркан, а вовсе не Ирод.
– У вас, полагаю, – сказал Антоний, понижая голос, в котором явственно зазвучала угроза, – от дальнего путешествия случилось что-то неладное со слухом. Я на свой слух не жалуюсь. Я, равно как все присутствующие в этом зале, ясно слышал, как на мой вопрос, кто, по мнению Гиркана, имя которого вы упомянули в числе трех названных здесь имен, этот один, наиболее достойный править Иудеей, первосвященник назвал не себя и не Фасаила, а Ирода. И я от лица Рима и всего римского народа одобрил его выбор. Вопрос исчерпан.
Иудеи снова недовольно загудели. Тогда Антоний приказал арестовать пятнадцать самых крикливых из них, а остальным убраться с глаз долой, пока он не принял в отношении них более крутые меры.
3
Рассказ об итогах поездки к Антонию возвратившейся в Иерусалим депутации вызвала брожение в умах горожан. Снова пошли разговоры о том, что иудеями должен править чистокровный иудей, то есть иудей, происходящий из евреев, а на идумеянин, лишь по видимости перешедший в иудейскую веру. Наиболее горячие головы предложили проверить, обрезан ли Ирод. Таким возразили: «Как вы собираетесь это сделать? Смотрите, как бы он сам не обрезал, а отрезал ваши детородные органы». «Надо спросить об этом Дорис и Мариамну. Уж они-то наверняка знают, обрезан их муж или нет». Послали женщин расспросить Дорис и Мариамну. Дорис, желая досадить Ироду, сказала, что тот необрезан, а Мариамна расплакалась и велела охране прогнать женщин вон.Позже Ирод, узнав о демарше жителей столицы, приказал казнить всех женщин, которые ходили к Дорис и Мариамне, а их мужей кастрировал, превратив их в евнухов. Но это случилось позже, а пока Антоний настоял на том, чтобы Ирод и Гиркан сопроводили его в Тир, где он намеревался разобраться в мотивах захвата тирянами трех крепостей в Галилее и продолжить торжества по случаю победы над Кассием.
Сюда, в Тир, прибыла морем новая депутация иудеев, состоящая на этот раз из тысячи человек. Тщетно уговаривали их вышедшие им навстречу Ирод и Гиркан возвратиться домой и не гневить Антония, который не меняет единожды принятого им решения. Иудеи не послушались и стали требовать встречи с Антонием. Тогда из-за стен города выскочила конница во главе с Марионом, желавшим загладить свою вину перед Антонием за поддержку Кассия, и стала рубить строптивых иудеев. Копыта лошадей вязли в прибрежном песке, где несколькими месяцами ранее нашел свою смерть Малих, это злило конников и они с еще большим остервенением продолжали рубить безоружных иудеев.
Паника охватила многочисленную депутацию. Оставив на берегу убитых и раненых товарищей, они бросились бежать. Конники преследовали их, продолжая свое черное дело до тех пор, пока лошади под ними уже не стали спотыкаться о тела убитых. Прибывший на следующий день в Тир Антоний, сопровождаемый Клеопатрой, узнав о резне, устроенной на берегу, одобрил действия Мариона, пятнадцать арестованных иудеев из числа первой депутации, прибывшей к нему в Дафну, приказал казнить, а Ироду в присутствии Клеопатры и Гиркана выговорил:
– Делай свою работу сам, а не перекладывай ее на плечи других, чтобы выглядеть в глазах своего народа добреньким.
С тем Антоний, изменив свое первоначальное намерение посетить Иерусалим, отбыл с Клеопатрой на ее вызолоченной галере в Александрию, а Ирод и Гиркан, похоронив зарубленных под Тиром иудеев, возвратились домой. Известие о расправе римлян над мирной депутацией повергло столицу в шок.
3
В Александрии, как сообщали тамошние иудеи в Иерусалим, Антоний, опьяненный победой над Кассием и уверовавший в свою исключительность, позволявшую ему поступать так, как заблагорассудится, пустился во все тяжкие. Клеопатра всячески потакала ему, строя какие-то свои далеко идущие планы. Она, писали иудеи, ни на минуту не оставляла Антония одного: шумным празднествам, скачкам на колесницах, охоте на львов и ночным оргиям не видно было конца. Клеопатра называла себя новой Исидой, а Антония новым Дионисом[109]. Пресытившись пирами и оргиями, Клеопатра облачалась рабыней, а Антония выдавала за своего хозяина-торговца, прибывшего в Египет за товаром, и вместе с ним отправлялась по притонам, где не умолкала самая грязная речь и происходили еще более грязные сцены. Наутро, возвратившись во дворец, Клеопатра со смехом рассказывала за завтраком о своих с Антонием ночных похождениях, вызывая у своих и Антониевых приближенных восторг и зависть.У Клеопатры были серьги с жемчужинами размером с голубиное яйцо, которые были бесценны и о которых ходили легенды. Однажды во время очередного пиршества она вынула их из ушей, приказала одну из жемчужин растолочь в порошок, всыпала его в кубок с вином и выпила за здоровье Антония. Вторую жемчужину она также хотела растолочь и предложить выпить с вином Антонию за ее, Клеопатры, здоровье. Антоний, знавший толк в ценностях, не позволил уничтожить и вторую жемчужину. Тогда Клеопатра подарила ее своей любимой рабыне.
Во дворце Клеопатры была собрана коллекция старинных ваз, расписанных лучшими греческими художниками. Антоний как-то похвалил эту коллекцию и тонкий вкус Клеопатры. Клеопатра тотчас распорядилась доставить всю коллекцию в дом, где разместился на время визита в Александрию Антоний со своей свитой. Антоний был безмерно благодарен Клеопатре за ее щедрый подарок, но подасадовал на то, что отныне ее дворец многое потеряет в убранстве. Клеопатра лишь улыбнулась в ответ и пригласила Антония со всей его свитой посетить ее дворец на следующий вечер. Каково же было изумление римлян, когда, прибыв к ней на следующий день, они увидели, что весь дворец уставлен новыми, еще более прекрасными вазами.
Антоний не желал уступать своей гостеприимной хозяйке ни в роскоши, ни в расточительности. Никто не брался в точности подсчитать, какие баснословные суммы тратит он на одну только провизию. Некто иудей Филот, врач по профессии, писал в Иерусалим, как его однажды пригласил главный повар Антония для освидетельствования качества продуктов, предназначенных для приготовления обеда. Филот, увидев запасы, которых хватило бы, чтобы накормить не одну сотню людей, поинтересовался у повара, на какое число персон готовится обед. «На двенадцать», – ответил повар. «Как?! – вскричал изумленный Филот. – Неужели восемь кабанов и вся эта провизия предназначены только на двенадцать персон?» «Да, – подтвердил повар. – Не забывай, что время обеда не определено и неизвестно, когда господам захочется есть. Приходится готовить обед каждый час из свежих продуктов, иначе Антоний выгонит меня со службы».
Тем временем служанка Фульвии Ревекка, не знавшая, что ее патрон Малих убит и ее письма читают Фасаил и Ирод, продолжала слать из Рима свои донесения. Фульвия, писала она, раздосадованная поведением своего мужа в Александрии, вознамерилась отомстить Антонию и пригласила к себе Октавия, где предстала перед ним в голом виде, полагая, что молодой триумвир тут же набросится на нее. Октавий, однако, со смехом отверг предложенную ему любовь, заявив, что Фульвия по возрасту годится ему в матери, а он свободен от комплекса Эдипа[110]. Тогда Фульвия, не оставляя своего намерения сделать Октавия союзником по мести Антонию, сосватала ему свою дочь от первого брака с Публием Клодием Клавдию, которой еще только шел двенадцатый год и по закону она не могла вступить в брак. Молодой Октавий поначалу согласился с предложением Фульвии, но вскоре раскаялся в том, что пошел на поводу у вздорной женщины. Фульвия с первых же дней помолвки стала слишком активно вмешиваться в политику, диктуя Октавию условия, на которых он должен порвать всякие отношения с Антонием, расправиться с третьим товарищем по триумвирату Лепидом и взять власть над Римом и его провинциями целиком в свои руки. Октавий расторг помолвку и отослал Клавдию назад, объяснив свой поступок «несносным характером тещи».
Фульвия пришла в ярость от такого поведения Октавия и уговорила Луция, брата Марка Антония, поднять мятеж против «несмышленого мальчишки». Луций Антоний поддался на уговоры Фульвии и, полагаясь на свой консульский сан и могущество брата, поднял мятеж. Октавий заставил его отступить в Перусию[111]. Вынудив Луция сдаться, Октавий казнил множество пленных. Пощады не было никому. Всех, кто пытался оправдаться своим неведением относительно планов Луция, он обрывал словами: «Ты должен умереть». Отобрав из числа пленных триста человек всех сословий, он погнал их, скованных цепью, пешком в Рим, где в мартовские иды, в шестую годовщину убийства Цезаря, перерезал всем им горло, как жертвенному скоту, у подножия статуи Цезаря, где догнивали головы Кассия и Брута.
Эта неслыханная жестокость молодого триумвира отрезвила многие головы, но только не голову Фульвии. Она стала распространять слухи о том, будто Октавий развязал войну с Луцием Антонием с единственной целью обогатиться за счет конфискации имущества казненных римлян.
4
Не лучшим образом развивались события и в Иудее, население которой, оправившись от шока, вызванного известием о расправе римлян с мирной депутацией иудеев под Тиром, все более громогласно выражало недовольство правлением Ирода. Его обвиняли во всех действительных и вымышленных грехах, и больше всего в том, что он, предав интересы нации, самим Предвечным избранной для соблюдения данных людям законов, целиком и полностью продался римлянам и злейшему врагу всех иудеев Марку Антонию.На сторону Антигона, который на время затаился, чтобы не привлекать к себе внимания римлян, взявшихся навести порядок в Азии, стало переходить все больше и больше народу. Ирод, которому Мариамна подарила сына Александра, зачатого ею в первую же брачную ночь, не получил ни дня, когда бы смог в полной мере насладиться счастьем с юной женой. К этому времени от невыясненной причины скончался еще не старый тесть Антигона Птолемей. Его внезапную смерть также приписали проискам Ирода и его клевретов, разосланных повсюду. Место покойного Птолемея занял его сын Лисаний. Воспользовавшись тем, что Антоний надолго застрял в Египте, упиваясь там вином и развратной связью с Клеопатрой, власть в Сирии захватили сын парфянского царя Артабана VII Пакор и сатрап[112] Барзафарн. Все они безоговорочно встали на сторону Антигона, благо они лучше, чем сами иудеи, помнили о сумасбродствах его отца Аристовула и в еще большей степени его деда Александра Янная, на руках которого была кровь тысяч и тысяч иудеев и по вине которого начался массовый исход из страны евреев, сравнимый по масштабам с исходом их предков из Египта. По мнению новых союзников Антигона именно такой человек, как он, мог надолго усмирить Иудею и предоставить им возможность безнаказанно наживаться за ее счет. Антигон, в свою очередь, понимал, что союзники поддержали его лишь из собственных интересов, однако желание стать царем слишком глубоко засело в нем, подобно крючку, застрявшему в теле проглотившей его жадной рыбы, и он, гоня прочь все сомнения, пообещал тысячу талантов и пятьсот самых красивых женщин-евреек, включая свою племянницу и жену Ирода прекрасную Мариамну, тому, кто физически устранит с его пути Ирода и Фасаила и поможет ему взойти на престол.