Владимир Меженков
Русские: откуда мы?

   ЧИТАЙТЕ ТРИПТИХ РУССКОГО НАЦИОНАЛИСТА ВЛАДИМИРА МЕЖЕНКОВА:
 
   «Русские: откуда мы?», «Русские: кто мы?», «Русские: куда мы идем?»
 
   РУССКИЕ
   Стóит произнести это слово вслух, как оно тотчас обрастет множеством эпитетов: шовинисты, оккупанты, фашисты.
   Автор предлагаемого вниманию пользователей Интернета триптиха не принадлежит ни к шовинистам, ни к оккупантам, ни к фашистам. Тем не менее он называет себя РУССКИМ НАЦИОНАЛИСТОМ. Никакие эпитеты его не трогают. Русский националист не тот, кто испытывает ненависть к инородцам и иноверцам (подобные националсты существуют среди представителей всех наций, а не только среди русских); РУССКИМ НАЦИОНАЛИСТОМ ВПРАВЕ НАЗЫВАТЬСЯ ЛИШЬ ТОТ, КТО ДЕЯТЕЛЬНО ЛЮБИТ СВОЙ СТРАДАЮЩИЙ НАРОД.
   Ответственность за бедственное положение, в каком оказались сегодня русские, за неврастению, поразившую нацию, лежит, утверждает автор триптиха, на самих русских. И происходит это оттого, что русские в своей основной массе не знают своей истории, своей ментальности, самих себя. «Если мы хоть чуточку лучше узнаем себя, – пишет он, – если почувствуем, что русские, как и другие народы, способны просчитывать последствия своих действий или бездействия пусть не на дальнюю перспективу, а хотя бы на шаг-другой вперед, если поймем, что нам никто не поможет, кроме нас самих, – значит, у нас есть шанс избавиться от затянувшейся болезни, значит, у нации есть силы, чтобы самостоятельно решать свою судьбу, значит, у России есть будущее, нравится это кому-то или не нравится».
   Автор на огромном фактологическом материале исследует корни происхождения русских, особенности формирования ментальности, начальных религиозных представлений, историю объединения в единый народ, в нацию. Особое внимание уделено взаимоотошениям русского народа и власти, между которыми, доказывает автор, с самых зачатков возникновения государства на Руси пролегла и до сих пор пролегает непреодолимая пропасть.
   Соответственно замыслу триптих состоит из трех книг. Первая книга – «Русские: откуда мы?» – посвящена исследованию вопросов от первых свидетельств о предках русских и до Октябрьской революции. Вторая книга – «Русские: кто мы?» – рассматривает историю русского народа советского периода. Третья книга – «Русские: куда мы идем?» – посвящена новейшей истории России от развала СССР как единого государства и по март 2011 года, когда триптих был дописан.
   Несколько слов об авторе триптиха.
   Меженков Владимир Павлович окончил Литературный институт им. М. Горького и аспирантуру этого института. Работал в журналах «Октябрь» и «Театральная жизнь», в издательствах «Прогресс» и «Хосе Марти» (Республика Куба), в Администрации президента России…
   Автор будет признателен за любые отзывы о его триптихе.

Русские: откуда мы?

   И прежде, и теперь мне казалось, что русский гражданин должен знать дела Европы. Но я был убежден всегда, что если, при этой похвальной жадности знать чужеземное, упустишь из виду свои русские начала, то знанья эти не принесут добра, собьют, спутают и разбросают мысли, наместо того чтобы сосредоточить и собрать их. И прежде и теперь я был уверен в том, что нужно очень хорошо и очень глубоко узнать свою русскую природу и что только с помощью этого знанья можно почувствовать, что именно следует нам брать и заимствовать из Европы.
Н. В. Гоголь. «Авторская исповедь»

Предисловие

   Русские составная часть человечества и этим интересны. Нет ничего, что присуще всем людям со времени их появления на земле, и что не было бы свойственно и русским.
   В то же время русские не похожи ни на один другой народ в мире, и этим интересны вдвойне.
   Наша непохожесть на других начинается с попытки найти удовлетворительный ответ на простой вопрос: кто мы? Русские, россияне, русскоязычные?
   Каждый человек вправе идентифицировать себя с нацией, к которой принадлежит. Это право русский язык закрепил в именах существительных. Мы говорим: татары, башкиры, удмурты, чуваши, осетины, евреи, украинцы, белорусы, армяне, казахи, китайцы, японцы, канадцы, американцы, перуанцы и т. д. Право на самоидентификацию со своими нациями мы признаем за представителями так называемых малых народов, населяющих Российскую Федерацию: коряки, алеуты, юкагиры, нивхи, ахвахи, ижорцы… Даже для исчезнувших народов в нашем языке нашлись существительные: иссидоны, керкеты, киммерийцы, меоты, половцы, сарматы, синды, скифы, хазары и т. д. Лишь себя мы никак не идентифицируем. И потому на вопрос о своей национальной принадлежности отвечаем не существительным, а прилагательным: русские. Другими словами, ссылаемся на свою принадлежность к чему-то (народу? географическому пространству?), что само нуждается в определении.
   Русский язык чуток к нюансам и не позволяет слукавить даже в малом. В результате часто случается так, что мы, произнося что-либо вслух, имеем в виду одно, а язык сообщает другое. Возьмите такое заурядное явление, как знакомство. Представители всех народов говорят о себе: «Мое имя такое-то». Русский человек, представляясь, скажет: «Меня зовут Петр, Василий, Анна». То есть, не мы идентифицируем себя со своим именем, а нас так называют, мы лишь подтверждаем свою принадлежность к данному нам имени.
   Непросто отождествить нас со своей нацией и по внешнему облику. Расселившись на огромной территории, занимающей восьмую часть суши, русские из-под Архангельска или Вологды, Ростова или Краснодара, Смоленска или Белгорода, Хабаровска или Владивостока выглядят как представители разных народов. «Среднестатистический» портрет русского попытался нарисовать директор Института антропологии при МГУ, доктор биологических наук Владимир Чтецов: «Европеоидный тип. Мужчина ростом 172 сантиметра, весом 72—73 килограмма, женщина соответственно 160—162 сантиметра и 60—64 килограмма. Каштановые широковолнистые волосы. Прямая спинка носа. Глаза между зеленым и серым…» Впрочем, ученый тут же уточнил: этот портрет одинаково подходит большинству европейцев и распространен вплоть до центральной Франции. Как видим, даже специалисту трудно отождествить русских с русской же нацией.
   Иное дело наши пристрастия, привычки, нормы поведения. Тут сразу все становится на места. Причем для того, чтобы распознать в русском русского, вовсе не требуются особые аналитические способности, глубокие знания антрополага или психолога. Достаточно одного-двух штрихов, и мы безошибочно определим: свой брат! Нужны доказательства? Извольте.
   Для нас все, что не белое, черное, и все, что не черное, белое. Многоцветье мира для нас как бы не существует. Попытка разнообразить нашу цветовую гамму другими красками, предпринятая в начале 90-х годов ХХ века, привела к образованию некой «красно-коричневой» смеси, которая до смерти напугала самих составителей этой смеси. К счастью, она никак не отразилась на нашем мировосприятии. Да оно и понятно. В основе русской ментальности лежит «или – или». Или белое или черное. Или всё или ничего. Или добро или зло. Мы мыслим и судим без затей, по Собакевичу: «Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек – прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья».
   Нет народа более разобщенного, чем мы, русские. Готовые поделиться последним ради блага дальних, мы в отношениях с ближними руководствуемся правилом: бей своих, чтобы чужие боялись. В целом мире не найти людей, которые относились бы друг к другу с большей неприязнью, чем относимся друг к другу мы, русские. Обхамить русскому русского по малейшему поводу, вмазать промеж глаз, вложить в драку всю ярость, на какую только мы способны, – проще, чем простуженному лишний раз высморкаться.
   Носители богатейшего языка, способного передать тончайшие движения души, мы вкладываем всю душу в мат, одинаково понятный как в высших сферах власти, так и в среде бомжей. Привычка материться по поводу и без повода дала, подобно запущенной раковой опухоли, обширные метастазы, вытравившие из нас способность нормально думать и изъясняться по-русски. Мы перестали понимать родной язык и, лишившись речи, утратили способность мыслить.
   Мы не то чтобы фаталисты, а, скорее, прирожденные пессимисты. История так часто ставила нас в безвыходное положение, что мы уже не надеемся ни на что хорошее и заранее готовы смириться со всем дурным, подстерегающим нас за любым углом. «От сумы да от тюрьмы не зарекайся» – вот кредо русских людей. Многократно битые и перебитые, мы не строим никаких планов на будущее. На все случаи жизни у нас припасены готовые, оправдывающие любые наши действия и бездействие ответы: авось, небось и как-нибудь. Потому-то, начав что-либо делать, мы редко доводим начатое до конца.
   В оценке поступков других, да и своих собственных, мы исходим из принципа: «Казнить так казнить, миловать так миловать». Миловать нас не за что. Остается казнить. И мы безропотно всходим на эшафот, готовые сложить голову за самый ничтожный проступок. Стоит ли удивляться, что современная Россия, объявившая себя правовым государством, заняла лидирующие позиции в мире по числу заключенных? Их у нас 740 на сто тысяч жителей, включая глубоких старцев и только что родившихся младенцев. Для сравнения: в Германии их 72, во Франции 90, в Англии 96. Такого огромного числа заключенных, какое содержится сегодня в российских тюрьмах, не было даже при Сталине. Между тем в царской России было всего 60 заключенных на те же сто тысяч жителей. Меньше, чем в современной Германии, славящейся своими законопослушными гражданами.
   Сильно преувеличено мнение, будто русским от природы присуща тяга к знаниям. До сих пор нахожусь под гнетущим впечатлением от телепередачи из Карачаево-Черкесии. Заезжий московский журналист беседовал с пожилыми женщинами-казачками, которые жаловались на отсутствие работы, на то, что коренные жители воруют у них скот и поджигают дома, русских девушек насилуют, а парней ни за что ни про что убивают. В конце передачи журналист спросил, что, по мнению этих многое повидавших на своем веку женщин, нужно сделать, чтобы изменить положение к лучшему? Казачки, до той минуты бойко изливавшие свои горести, вдруг разом примолкли, и лишь одна ответила за всех: «А я не зна-аю, я негра-амотная!..»
   Читатель, вам доводилось встретить на рынке ли вашего города, в торговом ларьке, просто на улице представителя нерусской нации, который признался бы в своей неграмотности? Дожить до седых волос и остаться неграмотной в стране, где всеобщее бесплатное образование не декларировалось, а было фактом, – это позор, в котором и на ушко-то близкому соседу стыдно признаться. А тут на всю страну как орден нацепила себе на грудь: «Я негра-амотная!..» Что стоит за этим бахвальством (а это именно бахвальство и ничего больше)? Убеждение, что чем ты униженней, чем более убог телом и душой, тем больше у тебя прав на особое к тебе внимание, тем больше ты заслуживаешь защиты и опоры. Юродивые, выставляющие напоказ свои действительные и мнимые изъяны, – тоже явление сугубо русское, которое не встретишь ни у какого другого народа. В какой стране можно увидеть памятник, сооруженный в честь юродивого? В одной только России: в самом центре Москвы, на Красной площади, высится Покровский собор что на Рву, более известный как Храм Василия Блаженного, – так звали не народного героя, не защитника земли русской, а юродивого.
   Поскорей получить специальность в колледжах, как стали именоваться бывшие ПТУ, чтобы самостоятельно зарабатывать деньги, – вот предел мечтаний многих и многих русских. Глубокие знания не относятся к числу добродетелей ни основной массы русской молодежи, ни их родителей. Почему-то в среде огромного большинства русских повелось считать, что образование – блажь, впустую потраченное время, помеха для занятий делом. Отчасти в этом повинны власти бывшего СССР, которым для осуществления их «грандиозных планов» то по строительству новых городов, то по поднятию целины, а то по прокладке БАМа требовались молодые сильные руки, а не умные головы. Не секрет, что в последние годы существования советской власти зарплата шофера автобуса втрое превышала зарплату инженера или врача. Вот в русских и вызрело убеждение: зачем гробить лучшие годы на протирание штанов в библиотеках, если и без знаний можно жить припеваючи и при этом быть ничуть не глупей «ученых червей»? Об этом сугубо русском феномене рассказ Василия Шукшина «Срéзал».
   Вошло в многочисленные поговорки неуважительное отношение русских к законам. «Где закон, там и обида», «Закон, что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет», «Все бы законы потонули да и судей перетопили» – в этих и других подобных высказываниях запечатлен горький опыт русского народа, для которого любой закон от века олицетворял несправедливость.
   На деле неприятие законов обернулось против нас самих. Вот грустный и отнюдь не единичный пример. Во второй половине 90-х годов в Москве работал французский журналист Антуан Дюрат. Вернувшись на родину, он написал книгу о нас, русских. В письме московскому другу он так объяснил причины, побудившие его взяться за перо: «Есть вещи, которые видны только издалека. Лишь в Париже я понял, что губит вас как народ, как нацию. Прислушайся ко мне…» И поведал несколько историй, способных потрясти воображение любого нормального человека, только не русского. Дюрата возмущал не столько произвол, чинимый российскими милиционерами, сколько покорность, с которой русские мирятся с этим произволом. Лишь один случай показался французу достойным внимания, и вот как он описал его: «Одного человека страж порядка избивал на моих глазах. Человек после каждого удара падал, но снова вставал и требовал у милиционера соблюдения формальностей: представиться и предъявить удостоверение. Милиционер на это только удивленно хмыкал и бил, бил, бил. Ему очень хотелось быть сильным, таким, чтобы с одного удара свалить с ног кого угодно. Ему нравилось, что у него есть дубина, а у других ее нет. И ему было непонятно, что такое мужество. А мужество – это вставать после каждого удара, презирая боль, и требовать соблюдения своих прав. Если бы все русские были такими, как этот, Россия была бы величайшей державой мира!..»
   Читатель, положа руку на сердце, ответьте: много ли среди нас найдется таких мужественных людей? Единицы на миллионы! А потому Россия не скоро станет великой державой. Зато милиционеры, почувствовав свою власть над нами, распоясались настолько, что уже палят из пистолета в покупателей в торговом комплексе, могут застрелить водителя снегоуборочной машины за то, что тот по неосторожности задел боковое зеркальце на его дорогостоящем импортном автомобиле, начинают похищать и грабить людей, разрешать споры между собой посредством табельного оружия. Как такую службу ни назови – милиция, полиция, как угодно еще, – суть останется одна: полная, ничем не стесняемая и абсолютно уверенная в собственной правоте вседозволенность. Косвенное доказательство тому – система Госавтоинспекции. Было ГАИ, стало ГИБДД, а теперь и вовсе ПИДР (Полицейская инспекция дорожного регулирования). Ну и что изменилось в системе от перемены названия? Стало больше порядка на дорогах? Инспектора стали быстрее приезжать на место аварии? Может быть, они научились оказывать первую медицинскую помощь посрадавшим в ДТП? Уменьшилась сумма поборов или соучастие в бандформированиях по грабежам фур, перевозящих ценные грузы, или угонам дорогостоящих автомобилей?
   В частной жизни мы почувствуем себя полными идиотами, если пройдем мимо бесхозной вещи и не присвоим ее. И ведь не скажешь, что без этой вещи нам и дня не прожить; мы тащим все подряд потому, что не можем поступить иначе. Один пример. В Швеции во дворы многоквартирных муниципальных домов завозят для детей строительные конструкции, рулоны фольги, банки с красками всех цветов и оттенков, кисти, другие материалы, из которых можно соорудить и разукрасить дворец, крепость, немудреный лабиринт, все, что подскажет детям их фантазия. Когда конструкции и материалы приходят в негодность, их увозят и привозят новые. Вы можете представить что-нибудь подобное в наших дворах? Да пусть только попробуют завезти не то чтобы готовые строительные конструкции, а хотя бы одну-единственную банку списанной за давностью срока хранения краски! В ту же секунду сопрем ее и не испытаем ни малейших угрызений совести. «В хозяйстве все сгодится». Для нас воровство – это когда лезут в мой карман или обчищают мою квартиру. Ну а что зазорного в том, чтобы взять ничье? В результате в той же Швеции из детей почему-то вырастают созидатели, а наши дети превращаются в вандалов. Задержавшись в умственном и эмоциональном развитии на уровне двух–трехлетних крох, когда дети ломают все вещи подряд, чтобы посмотреть, что внутри них, наши отпрыски и в подростковом и юношеском возрасте делают то же самое: режут сиденья в автобусах и электричках, выламывают почтовые ящики, уродуют качели и карусели в своих и чужих дворах… Да и могут ли они поступать иначе, если те же качели и карусели запомнились им именно в таком изуродованном виде? Вот и получается, что в Швеции, население которой меньше, чем жителей Москвы, любая техника «сделана с умом» и пользуется спросом во всем мире, а от отечественной техники мы же первые и воротим носы.
   Для нас нет ничего более постоянного, чем временное. Поэтому мы без сожаления расстаемся с тем немногим, что имеем. В итоге мы лишились всего. Сегодня всеми богатствами страны завладели 3 процента наших соотечественников. Остальные 97 процентов дожидаются, когда в частную собственность полностью перейдет вся земля, а вместе с землей водоемы, леса, недра. Ну да ведь мы с младых ногтей усвоили, что земли у нас немереные, недра неисчерпаемые, нашего добра с лихвой хватит на всех, а потому незачем крохоборничать.
   Если обстоятельства вынуждают нас что-то сделать, мы непременно начнем «с нуля», выбросив за ненадобностью все, что было сделано до нас. Кто подсчитает, какие невосполнимые материальные (и не только) потери понесла Россия из-за нашей неуемной страсти «разрушать до основанья» все, что досталось нам в наследство, а уж потом возводить на месте разрушенного новое? Вот и последние реформы в России начались с уничтожения прежнего общественного строя вместе со всем, что этому строю сопутствовало: бесплатное жилье, символическая плата за коммунальные услуги, бесплатные медицина и образование, гарантированные заработная плата, пенсии и стипендии и т. д. За ними последовал снос памятников, изменение государственной символики, названий городов и улиц… В 1993 году мы проголосовали за очередную Конституцию, которых понапринимали за годы советской власти аж пять штук и ни одной из них не руководствовались, поскольку только в России Конституция обретает силу закона лишь тогда, когда каждая ее статья подкрепляется бесчисленным множеством подзаконных актов, а не наоборот. Конца этому разрушительному буйству не видно! Мы, русские, все еще язычники, которые полагают, будто искупительная жертва в виде всего, что было создано до нас, принесенная на алтарь истуканам, разом изменит нашу жизнь к лучшему. И недоумеваем: почему у других народов, которым и в голову не приходит крушить и ломать все, что напоминает о прошлом, к лучшему получается, а у нас – нет?
   Видя, как уважительно относятся к своему прошлому и к себе другие народы, мы спохватываемся, что делаем что-то не так, не можем понять, что именно делаем не так, и тогда сгребаем за грудки первого встречного и грозно вопрошаем: «Ты меня уважаешь?». Горе тому, кто скажет «нет». Зато мы тут же влюбимся в каждого, кто скажет «уважаю», хотя при этом будет иметь в виду совсем другое: «Уважаю, уважаю, ты только отцепись от меня». Исполненные самых пылких чувств к новоявленному «уважальщику», мы сорвем с себя последнюю рубаху и молвим: «Возьми, друг, мне для себя ничего не надо, лишь бы тебе жилось хорошо». Рубаха наша скорей всего тут же окажется на помойке, но мы почувствуем себя на верху блаженства от мысли, что и нас уважают.
   Не признавая над собой никакой власти, мы грезим о сильном государстве, управляемом твердой рукой. Мы верим, что только сильная власть избавит нас от всех напастей, которые сыплются на нас со всех сторон, надежно защитит нас, наведет порядок в стране, чистоту возле нашего подъезда и заодно в подъезде, насквозь провонявшем кошками, мочой и еще какой-то мерзостью, оденет нас, обует, накормит, отремонтирует прохудившуюся крышу, починит покосившуюся ограду, вспашет огород бабе Нюре и повысит пенсию деду Коле… Словом, сделает все, что и должна делать, по нашему разумению, власть. Иначе зачем нам она? Превыше всего мы ценим свободу! Свобода для русского суть воля, ну а воля – это «да пошли вы все».
   Продолжать перечень сугубо русских свойств и качеств можно долго. Ну а вывод последует один, – тот, который сделал полтора века назад тургеневский Базаров: «Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения».
   Что же в итоге? В итоге, как установили психологи, русские превратились в больную нацию. Ситуация осложнена тем, что среда обитания русских все более сужается. В последнее десятилетие ХХ века русские стали лишними в странах ближнего зарубежья, их вытесняют из северокавказского региона, немногим лучше положение в национальных республиках, входящих в состав Российской Федерации. Развитию болезни способствуют и такие негативные явления, как нищенское существование значительной части населения, социальная незащищенность, утрата нравственных ориентиров.
   При всем при том мы озабочены не собственными болячками и тем, как их излечить, а достижениями в других странах. В Америке есть Силиконовая долина, где разрабатываются новейшие технологии. Ну а чем мы хуже? И мы затеваем строительство вблизи Москвы собственной Силиконовой долины в уверенности, что и мы способны удивить мир невиданными открытиями. Между тем весной 2010 года Совет Федерации Российской Федерации озвучил шокирующие цифры: около 40 миллионов россиян живут в домах, лишенных канализации и горячего водоснабжения. Треть населения лишена элементарных бытовых удобств! Стоит ли удивляться, что в нашей стране, по словам кинорежиссера Никиты Михалкова, «насрано так, что дальше некуда».
   Смертность среди русских превысила рождаемость. Общие потери за двадцатилетие реформ составили 15 миллионов человек. Специалисты утверждают: если такая тенденция сохранится и впредь, основное население России к середине XXI века сократится вдвое, а к концу столетия русские, как нация, исчезнут вовсе (немногочисленные диаспоры русских в странах Западной Европы и США не спасут положения). Прибавьте к сказанному, что из ста новорожденных русских лишь 20 можно признать здоровыми, и общая картина будущего нации предстанет в самом мрачном свете.
   Ну а что же в это время мы? Бесконечная борьба за сносное существование истощила внутренние силы нации, а череда непродуманных реформ ослабила и без того низкую волю к жизни. Демограф и социолог, доктор медицинских наук Игорь Гундаров пишет: «Нация умиранием реагирует на навязывание чуждых жизненных ценностей, на ломку психологического архетипа, на смену критериев добра и зла, на уничтожение ценностей, заложенных с детства, на формирование ощущения национальной ущербности». И без того склонные к неумеренному потреблению спиртного, как средству ухода от действительности, русские превратились в нацию пьяниц. В России появились уже не отдельные деревни и города, а целые регионы – Чукотка, например, Магаданская и Сахалинская области, – где пьянством охвачено практически все население от мала до велика.
   Если в начале 90-х годов численность алкоголиков-мужчин и алкоголичек-женщин соотносилась как 10 к 1, то к началу XXI века эта пропорция ужалась до 6 к 1, а сегодня сократилась еще больше. Беда, однако, не только в том, что численность алкоголиков мужчин и женщин выравнивается, но, что хуже всего, омолаживается. Катастрофически быстро растет число подростков, которым врачи поставили диагноз «алкогольный психоз». Многие дети страдают от алкоголизма уже в утробе матери. На свет появляется все больше детей-дегенератов, зачатых родителями в пьяном виде. На пороге ХХI века 17 процентов всех новорожденных русских были признаны дебилами. России осталось «добрать» всего один процент, чтобы процесс дебилизации нации стал необратимым. В довершение всех напастей на страну обрушилась наркомания, и уже никого не шокирует, что пациентом наркодиспансера в Хабаровске стал 6-летний ребенок.
   Безволие, покорность судьбе, ни на чем не основанная уверенность, что рано или поздно все образуется, – без нас образуется, но образуется для нас, – вот что стало определяющим в жизни русских. Эти же причины превратили нацию в подопытных кроликов, над которыми проводятся опыты по искусственной «европеизации». Автор предисловия к многотомной антологии для юношества «Благая весть» Григорий Померанц пишет: «Как империя, Россия – обрубок. Как нация Европы, она неполноценна, не научилась жить, как европейские нации живут, а научиться этому не просто, за короткое время – даже совсем невозможно». Автор не уточняет, на какую именно европейскую нацию русские должны походить: на англичан, французов, немцев или более близких нам по крови поляков, болгар, сербов? Ведь все это очень разные нации, между которыми больше различий, чем сходства.