Страница:
С XVII века монастырь прославился своими звонами. Самые голосистые колокола ему пожаловали цари Михаил Феодорович и Алексей Михайлович. В 1668 году на территории монастыря «казенный колокольный мастер» Александр Григорьев с учениками отлил Большой благовестный колокол весом 2125 пудов с великолепным звуком, исключительно мягким, бархатистым.
Здесь же, на звоннице, сохранился трофейный колокол 1636 года с латинской надписью. Декор колокола состоит из орнамента в виде переплетенных цветущей ветвью фигурок амуров и рогов изобилия. Не случайно появился он на звоннице после освобождения русскими войсками нашего Смоленска, где он висел на здании городской ратуши. Этот колокол из несостоявшейся резиденции польского короля Сигизмунда – признание заслуг братии в защите русских земель.
В 1781 году на гербе Звенигорода появилось изображение колокола.
В грозные для Отечества годы монастырь стал крепостью для завоевателя и домом родным для всех верующих, а монахи его – воинами Христовыми.
Мирные колокола становились в ряды бойцов.
Первые бронзовые артиллерийские орудия появились в XV веке. Первый известный случай переливки колоколов на пушки датируется началом XVIII века, когда по приказу Петра I для этой цели была изъята четвертая часть всех российских колоколов.
Колокола не только тревожным голосом, но и плотью своей стали участвовать в боях: при тогдашней нехватке металла из колокольной бронзы стали отливать пушки. И как торжественно, празднично звонили колокола, возвещая победу под Полтавой, другие победы русского оружия. И все же тогда возникла новая реальная опасность для русских колоколов.
На стыке XIX и XX веков наука и промышленность сделали очень заметный шаг в своем развитии. Наладили выпуск пушек из стали. Казалось, опасность уничтожения для бронзовых колоколов миновала. В 1913 году Карл Вальтер убежденно писал: «В настоящее время благоговение перед истинными произведениями искусства, будь то камень или бронза, столь глубоко и прочно проникло в сознание людей, что не приходится более опасаться их гибели от рук человеческих…»
Но произошло все наоборот. Пушек стали делать в сотни, тысячи раз больше, а изготовление снарядов для них невозможно без меди (даже сейчас). Всего через год после оптимистического прогноза Вальтера началась Первая мировая война, и тысячи уникальных колоколов были переплавлены, превратившись в оружие смерти. Продолжилось это и в Гражданскую войну на оккупированных русских землях. Войны закончились, прошло двадцать с небольшим лет, и вновь из стран покоренной Европы пошли эшелоны колоколов для переплавки на нужды фашистской армии. Исчезали безвозвратно и небольшие деревенские, и большие – монастырские, из главных городских храмов; все со своей биографией, историей, отлитые тяжелым трудом искусных мастеров, нередко на собранные прихожанами деньги, бережно хранимые и почитаемые. Когда уже шла Вторая мировая война, один из соратников Гитлера – Геринг – заявил, что для Германии достаточно иметь чисто символически 10–12 колоколов, все остальное – металл, необходимый для оружия и создания всемирного нацистского государства.
А сколько колоколов погибло у нас!
Как сбрасывали колокола со звонниц – всем известно. В августе 1932 года в Секретариат президиума ВЦИК поступило заключение Комиссии по вопросам культа при ВЦИК: «На Москве колокольный звон прекращен. Вопрос дальнейшего использования колоколов не носит уже культового значения, и Культовая комиссия не имеет возражений к их использованию». А использовали колокола восьми московских церквей для переливки и изготовления из них горельефов на новое здание Государственной публичной библиотеки имени В.И. Ленина, строительство которой было «признано ударным и должно быть полностью закончено к 16-й годовщине Октября». Минули времена и исполнились сроки, к сожалению, наша главная библиотека находится в плачевном состоянии… А рядом восстановили храм Христа Спасителя, и торжественно звучат его колокола.
Вот что писал в своем дневнике М.Пришвин, побывавший в Троице-Сергиевой лавре: «Как по-разному умирали колокола… Я был свидетелем гибели… Сбрасывались величайшие в мире колокола годуновской эпохи… было очень похоже на зрелище публичной казни».
На двух старых фотографиях – два события. На одной люди, пришедшие увидеть чудо – завершение их труднейшей работы – строительства колокольни, отливки колокола. Здесь и мастера, и рабочие, те, кто внес пожертвования (а в этом богоугодном деле участвовали, как правило, практически все местные верующие, независимо от их состояния). Через некоторое время закончится подъем колокола, он займет предназначенное ему место. И полетит его долгожданный звон к каждому сердцу. И тогда начнется праздник всех участников торжеств, ведь это их труд, их мастерство, их желание, их вера.
На другой – холодный зимний день в Троице-Сергиевой лавре. Сброшен «Царь-колокол» – он сброшен, но… не разбился. На лежащего сбрасывают «Годунова» – добивают. «Годунов» особо почитался в православном мире, это он звонил в осажденной обители, призывая народ в страшный период Смуты объединиться и изгнать интервентов с земли русской. И ни души. А люди? Вера?
И вновь война – Отечественная. Миллионы погибших. Сожженные деревни, города. Разрушенные монастыри, храмы.
Колокола как люди – вместе с ними они пережили ужасы бойни – умирали, получали ранения, а выжившие встречали победу.
Звоны православного Большого колокола (1,8 т), установленного в соборе Александра Невского в Париже, для всех живущих вне отечества были связующим с далекой родиной звеном. Ведь возвели храм «для укрепления веры и памяти о родине». Впервые «русский» звон прозвучал над французской землей в 1877 году.
В конце 40-х годов XIX века число русских, приезжавших в Париж, очень быстро росло. И до этого было много желающих посмотреть культурную столицу Европы, где закончился поход русских воинов в Отечественную войну и о которой с удовольствием вспоминали ветераны, но сделать это было чрезвычайно трудно. Развитие транспорта – железных дорог и появление пароходов – предоставило такую возможность.
В середине XIX века протоиерей Иосиф Васильев направил предложение о строительстве православного храма в Париже в Святейший Синод и Российскую Иностранную коллегию, но они не поддержали его, считая, что Россию «опять обвинят» в «пропаганде славизма на берегах Сены».
В 1848 году во Франции наступила «смута» – грянула революция, а в 1854 году французские войска высадились в Крыму, поддержав Турцию. Севастополь пал. Война закончилась в 1856 году Парижским миром.
И только тогда сам император Александр II дал разрешение на возведение храма, но исключительно на пожертвования православных.
Проект выполнил архитектор из Северной столицы Роман Кузьмин, консультировал его известный архитектор Иван Шторм, один из авторов Владимирского собора в Киеве. Он стал автором внутреннего оформления храма. Автор считал, что необходимо «дать такой характер своему произведению, чтобы каждый русский, живущий в Париже, взирая на этот храм Божий, с умилением вспоминал о своем любезном отечестве… и чтобы в стиле его не было резкого противоречия с окружающими зданиями», и это ему удалось.
Освятили храм 12 сентября 1861 года, в день праздника перенесения мощей баговерного князя Александра Невского.
Пятиглавый храм возведен в московско-византийском стиле и отделан тесаным белым камнем. Центральную сорокавосьмиметровую башню окружают четыре меньшие башни, увенчанные золочеными главками.
Две башенки, выходящие на фасад, украшены курантами и служат колокольнями. Храм в плане имеет форму греческого креста (28 метров в длину и ширину)
В храме много икон, имеющих церковную и историческую ценность. Например, список Федоровской иконы Богоматери, выполненный в 1807 году иконописцем Каменщиковым. Его передала семья французских фабрикантов Менье в 1940 году, когда над Францией нависла угроза оккупации фашистской Германией. По всей видимости, из России ее вывез один из наполеоновских вояк.
Существует предположение, что сама чудотворная икона Богоматери, именуемая Федоровской, была написана в 1239 году как подарок великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича (в крещении носившего имя Федор) на свадьбу сына – князя Александра (Невского). А писали ее с Владимирской иконы Божией Матери, автором которой был апостол Лука.
Федоровской иконой Богоматери благословила инокиня Марфа своего сына Михаила Романова на царство.
В соборе есть две иконы, пожертвованные императором Александром II в память о его чудесном спасении, – это икона Вознесения и икона св. Александра Невского.
…Это произошло 25 мая (6 июня) 1867 года, в день Вознесения. Император Александр II в сопровождении великих князей Владимира и Александра (будущего императора Александра III), находившиеся в Париже на Всемирной выставке, были приглашены на парад в Булонском лесу, устроенный в честь русского императора. После окончания парада в царя, медленно проезжавшего в карете, любующегося красотой скалы и большого водопада, практически в упор стрелял польский террорист Березовский, но дрогнула рука его, и он не попал.
На следующий день в соборе Св. Александра Невского был отслужен благодарственный молебен в присутствии императоров – русского Александра II с супругой и наследником, французского Наполеона III, а также короля прусского Вильгельма I и его министра Бисмарка.
В октябре 1896 года собор посетил последний русский царь Николай II, он принимал участие в закладке моста через Сену, который носит имя его отца, императора Александра III. И сегодня этот мост многие считают самым красивым мостом в Париже. Им гордятся парижане, любуются туристы. А вот о памятнике Николаю II знают немногие, только те, кто был в соборе Александра Невского. Автор памятника инженер Алымов, его поставили в двадцатую годовщину со дня гибели императорской семьи, в 1938 году. При освящении памятника митрополит Евлогий сказал. «Необычно само место, где поставлен этот памятник, так как обычно памятники ставятся на площадях, на улицах. Необычна и его форма в виде креста – обыкновенно памятники сооружаются в виде статуй или фигур тех лиц, которым они созидаются, а здесь – святой крест и священные изображения тех угодников Божиих, имена которых носили умученные и убиенные члены императорской фамилии».
В центре трехметрового стилизованного креста изображение св. Николая – покровителя императора Николая II, на левом окончании креста покровительница императрицы Александры Федоровны – св. царица мученица Александра, на окончании справа изображение святителя Алексея – покровителя царевича Алексея.
Иконы небесных покровительниц дочерей императора на нижней перекладине: св. Ольги, св. Татианы, св. равноапостольной Марии Магдалины, св. Анастасии. На гранитном подножии – копия императорской короны – это лампада, чуть ниже герб российского государства.
Удивительно скромен и выразителен этот печальный крест.
Под звон исторического Большого колокола храма Св. Александра Невского «крестились, венчались, уходили в жизнь вечную» многие известные и простые русские люди.
В нем отпевали в 1883 году Тургенева, умершего под Парижем; погребен писатель на Волковском кладбище Петербурга.
Здесь провожали в последний путь Федора Шаляпина, Василия Кандинского, Ивана Бунина, а уже в наше время, в 1987 году, – Андрея Тарковского.
После революции 1917 года неоднократно ставился вопрос о передаче собора советской власти. Особенно остро эта проблема обсуждалась, когда в 1924 году французское правительство признало советскую республику. И только в апреле 1928 года французский суд, благодаря вмешательству широких слоев общественности, защитил права приходской общины и признал за ними право владения землей и зданием церкви.
Основным аргументом стал тот факт, что собор возвели на пожертвования, государство на его строительство не дало ни копейки.
В 1922 году митрополитом Русской православной церкви в Западной Европе стал Евлогий (Василий Георгиевский).
В эмиграции это был очень уважаемый человек. Родился он в 1868 году в селе Сомово под Тулой. Был архиепископом Волынским и даже избирался депутатом II и III Государственной думы России. Когда на родине советское правительство закрыло все духовные учебные заведения, он посчитал своим долгом открыть в столице Франции высший Богословский институт, который продолжил бы традиции духовных российских школ и готовил бы пастырей для нелегкой службы народу, отечеству в условиях эмиграции.
На северной окраине Парижа на склоне холма ему приглянулась утопающая в зелени усадьба. В центре возвышалось темно-красное здание в «готическом стиле», построенное в 1860–1861 годах; это была лютеранская кирха во имя Пресвятой Троицы.
После начала Первой мировой войны французские власти реквизировали немецкое владение и использовали его для временного размещения призывников в армию. Прошло совсем немного времени, усадьба была выкуплена и превратилась в подворье Сергия Радонежского. 1 марта 1925 года прошло освящение церкви, на котором митрополит Евлогий сказал: Сергий Радонежский основал свою знаменитую обитель «в глуши лесов, в непроходимых дебрях пустыни <…> мы же устрояем эту новую обитель среди шумного города, очага всемирной цивилизации», но разве не представляет она «пустынь еще более дикую, сухую и бесплодную, нежели суровая пустыня Сергиева?»
Два года художник Дмитрий Стеллецкий расписывал потолки, своды и стены церкви в стиле XVI века, примером для него были росписи Дионисия в Ферапонтовом монастыре. Вскоре по его эскизам появился многоярусный иконостас, а в нем принесенные прихожанами иконы, была собрана церковная утварь и установлены Царские врата XVI века. Справа от Царских врат появилась икона Сергия Радонежского в монашеском одеянии. В Париже появился второй русский «чудный православный храм». Здесь уместно будет добавить, что уже в 50-е годы архитектор Исцеленов очень гармонично пристроил к церкви колокольню, созданную по псковским мотивам, с голубой луковкой купола и золоченым крестом. Иконостас и внутренняя отделка церкви были выполнены на пожертвования великой княгини Марии Павловны в память великой княгини Елизаветы Федоровны, замученной в России. Известно, что деньги (40 тысяч франков) великая княгиня получила, продав редчайший фамильный изумруд.
Здесь следует отметить, что деньги собирались с большими трудностями. Эмигранты из знатных древних русских родов оказались за границей без средств для существования, их деньги лежали в банках России и были национализированы, как и дворцы, поместья, земли. Деньги были только у тех, кто занимался коммерцией, торговлей, но у них всегда только одна цель – умножить свой капитал. Им нас не понять.
Богословский институт – единственное за границей русское духовное высшее учебное заведение – начал свою деятельность в апреле 1926 года. В те годы в эмиграции были очень известные ученые и церковные деятели, которые приняли самое активное участие в становлении института. Известный писатель Борис Зайцев отмечал, что удалось создать «не захолустную бурсу, а учреждение, стоящее на высоте европейского богословского просвещения».
Преподавание в институте велось на русском языке. Митрополит Евлогий вспоминал: «Нам приходилось принимать офицеров, шоферов… лиц самых разнообразных профессий и биографий».
Первый набор состоял из 29 человек. Среди них был о. Михаил Яшвиль, память о нем «сохраняется в звоне колоколов»: это он подобрал их для звонницы Сергиевского подворья, и они звонят и сейчас, напоминая о нелегкой судьбе и испытаниях, с честью выдержанных Православием в изгнании.
И наконец, многие, даже те, кто никогда не бывал во Франции, знают, что недалеко от Парижа, в тридцати километрах, расположено кладбище Сент-Женевьев де Буа, которое зовут «Пантеоном русской эмиграции». Здесь нашли свой последний приют около десяти тысяч беженцев из России.
Русский художник-эмигрант Ю.П. Анненков когда-то написал: «Весь ансамбль – белизна стен, голубые купола, сочетание форм и пропорций, светлые стволы берез, окружающих их строение, и главное – его непередаваемая ласковость и призывность, несмотря на трагическое назначение возглавлять последнее земное убежище покинувших нас людей и – в будущем – нас самих, свидетельствуют о проникновенном таланте зодчего». Им был архитектор А.А. Бенуа, взявший за образец новгородские храмы XV–XVI веков. Митрополит Западноевропейский Евлогий (Георгиевский) освятил в Покров 1939 года этот храм. В 1946 году в ее крипте он был погребен.
На некотором расстоянии от церкви, справа, в 1939 году по проекту А.А. Бенуа возвели двухъярусную звонницу, увенчанную небольшой главкой во имя апостола Павла, она возведена явно в псковском стиле. Это тоже совершенно уникальное сооружение, построенное в древних русских традициях.
В двух проемах разместили шесть колоколов, их отливали на заводе Боля в Орлеане, но они уже давно стали православными, и даже русскими.
Ведь живут в России люди с французскими фамилиями и считают себя русскими не только по языку, но и по духу, общности.
Погребальный звон этих колоколов провожал в последний путь писателей И.А. Бунина, И.С. Шмелева и Б.К. Зайцева, художников М.В. Добужинского, К.А. Коровина, З.Е. Серебрякову и К.А. Сомова, балерин М.Ф. Кшесинскую и О.О. Преображенскую, многих участников Белого движения. В советское время на кладбище похоронили эмигрантов-диссидентов – литератора А.А. Галича, кинорежиссера А.А. Тарковского, писателя В.П. Некрасова, физика Панина. Здесь же похоронен танцовщик Р. Нуриев. И каждый раз звучал православный звон этих удивительных колоколов, скорбевших с людьми о невосполнимой утрате.
Новый соборный храм Преображения Господня с 33-саженной колокольней освящен 26 июня 1892 года преосвященным Антонием, епископом Выборгским, в присутствии великого князя Владимира Александровича.
«Первый большой колокол, так называемый Андреевский, вылит в честь св. апостола Андрея, весом в 1000 п. и отлит тщанием о. игумена Дамаскина в 1873 г. на иждивение усердствующих благотворителей. Отливали его в С.-Петербурге, на Охте, на заводе Стуколкиной. Отделка колокола изящна; на нем изображены барельефы: Св. Троицы, Преображения Господня, Успения Божией Матери, святителя Николая, преподобных Сергия и Германа Валаамских и св. апостола Андрея Первозванного, изображенного с каменным крестом, который он поставил на горах Валаама, в бытность его на Валааме, который он посетил на пути в новгородские страны, почему у игумена Дамаскина явилось усердие устроить колокол в честь сего св. Апостола. Как от апостола Андрея во всю землю изыде вещание и в концы вселенныя глаголы его, так и от колокола сего не только на всю валаамскую землю исходит вещание, но и за пределы озера: в Финляндии и Карелии, за 40 верст, слышится звон его» (Описание Валаамского монастыря и скитов его. СПб., 1904).
Остальные большие колокола: 650 пудов (Воскресенский); 257 п., 150 п., 82 п. и 7 зазвонных. Кроме того, были два памятных колокола из совсем необычайного материала: металлической бахромы тканей и одежд, собранных на погребение императора Александра I. Отливали их, как и многие другие колокола для Валаама, в Петербурге и на самом острове.
В конце XIX века в монастыре было 5 храмов и скиты, и в каждом – колокола. Главный колокол в ските преподобного Авраамия Ростовского весил 160 п., а всего в 9 колоколах – 273 п. 8 ф.
Скит Коневской Божией Матери – большой колокол 97 пудов 35 фунтов, а во всех – 144 пуда.
Скит Святоостровский – 10 колоколов общим весом 200 пудов.
На колокольне церкви во славу Преображения Господня скита св. Иоанна Предтечи был колокол времен Бориса Годунова.
Кладбищенская церковь – 9 колоколов (150 пудов).
С древних времен в монастыре существовала традиция: о смерти монаха возвещал одиночный звон большого колокола. Когда умирал игумен – в колокол ударяли три раза. Когда колокол звучит двенадцать раз – эти звоны означают трагедию: наступил самый страшный час – умирает монастырь. 18 марта 1940 года над Ладожским озером прозвучали двенадцать таких редких трагичных ударов.
Из дневника последнего игумена «Старого» Валаама Харитона.
«Утро. 22.10.1941 года. Первым долгом мы пришли в собор, отслужили молебен Преподобным и Божией Матери. Иконостас удален, и стенная живопись закрашена масляной краской…
…В первом ярусе колокольни висит Андреевский колокол, третья часть его отбита и отсутствует, а язык сброшен на землю. Во втором ярусе висит воскресный колокол; все прочие колокола увезены большевиками».
За пять лет до этого дня И.С. Шмелев писал о валаамских колоколах: «Серебряный звон, хороший, ясный»; а о главном колоколе: «Громадный колокол. – Тыща пудов! – Андреевский, за полсотни верст, в Корелах слышен». «Апостол Андрей Первозванный сам сюда приходил и Евангелие изуверам возвестил. И “во всю землю изыде вещание и в концы вселенные глагол его”. А звон у него ма-а-линовый! А что Исаия пророк говорит? Ну… вы, ученые, ну? Вот и не знаете. “Да воздадут Господу славу и хвалу Его на островах да возвестят”. Вот и возвещаем на островах».
Что касается Воскресного 650-пудового колокола, то ему судьба улыбнулась: отлитый на Валааме в 1820 году мастером А.Шиловым из Валдая, он чудом сохранился, звонит в праздничные дни и сейчас.
Кончился страшный сон. Хочется верить, навсегда. И находят старые, почитаемые колокола, отливают новые, и все чаще и громче звучат они на звонницах, устремившихся к небу…
Молитвы священнослужителей, монахов, прихожан возносились в храмах и монастырях иногда несколько веков. Возле них нашли вечный покой наиболее почитаемые люди, воины-герои, сложившие головы в ратных боях, в них хранятся святые мощи. Эти земли становились и останутся навсегда намоленными, святыми. И звон церковных колоколов – «звук верховный», который «с высоты пророчит нам, что есть другая жизнь».
Колокола Ростова Великого
Здесь же, на звоннице, сохранился трофейный колокол 1636 года с латинской надписью. Декор колокола состоит из орнамента в виде переплетенных цветущей ветвью фигурок амуров и рогов изобилия. Не случайно появился он на звоннице после освобождения русскими войсками нашего Смоленска, где он висел на здании городской ратуши. Этот колокол из несостоявшейся резиденции польского короля Сигизмунда – признание заслуг братии в защите русских земель.
В 1781 году на гербе Звенигорода появилось изображение колокола.
В грозные для Отечества годы монастырь стал крепостью для завоевателя и домом родным для всех верующих, а монахи его – воинами Христовыми.
Мирные колокола становились в ряды бойцов.
А.К. Толстой
В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба
Грянула; с треском кругом от нее разлетелись осколки;
Он же вздрогнул, и к народу могучие медные звуки
Вдаль потекли, негодуя, гудя и на бой созывая.
Первые бронзовые артиллерийские орудия появились в XV веке. Первый известный случай переливки колоколов на пушки датируется началом XVIII века, когда по приказу Петра I для этой цели была изъята четвертая часть всех российских колоколов.
Колокола не только тревожным голосом, но и плотью своей стали участвовать в боях: при тогдашней нехватке металла из колокольной бронзы стали отливать пушки. И как торжественно, празднично звонили колокола, возвещая победу под Полтавой, другие победы русского оружия. И все же тогда возникла новая реальная опасность для русских колоколов.
На стыке XIX и XX веков наука и промышленность сделали очень заметный шаг в своем развитии. Наладили выпуск пушек из стали. Казалось, опасность уничтожения для бронзовых колоколов миновала. В 1913 году Карл Вальтер убежденно писал: «В настоящее время благоговение перед истинными произведениями искусства, будь то камень или бронза, столь глубоко и прочно проникло в сознание людей, что не приходится более опасаться их гибели от рук человеческих…»
Но произошло все наоборот. Пушек стали делать в сотни, тысячи раз больше, а изготовление снарядов для них невозможно без меди (даже сейчас). Всего через год после оптимистического прогноза Вальтера началась Первая мировая война, и тысячи уникальных колоколов были переплавлены, превратившись в оружие смерти. Продолжилось это и в Гражданскую войну на оккупированных русских землях. Войны закончились, прошло двадцать с небольшим лет, и вновь из стран покоренной Европы пошли эшелоны колоколов для переплавки на нужды фашистской армии. Исчезали безвозвратно и небольшие деревенские, и большие – монастырские, из главных городских храмов; все со своей биографией, историей, отлитые тяжелым трудом искусных мастеров, нередко на собранные прихожанами деньги, бережно хранимые и почитаемые. Когда уже шла Вторая мировая война, один из соратников Гитлера – Геринг – заявил, что для Германии достаточно иметь чисто символически 10–12 колоколов, все остальное – металл, необходимый для оружия и создания всемирного нацистского государства.
А сколько колоколов погибло у нас!
Как сбрасывали колокола со звонниц – всем известно. В августе 1932 года в Секретариат президиума ВЦИК поступило заключение Комиссии по вопросам культа при ВЦИК: «На Москве колокольный звон прекращен. Вопрос дальнейшего использования колоколов не носит уже культового значения, и Культовая комиссия не имеет возражений к их использованию». А использовали колокола восьми московских церквей для переливки и изготовления из них горельефов на новое здание Государственной публичной библиотеки имени В.И. Ленина, строительство которой было «признано ударным и должно быть полностью закончено к 16-й годовщине Октября». Минули времена и исполнились сроки, к сожалению, наша главная библиотека находится в плачевном состоянии… А рядом восстановили храм Христа Спасителя, и торжественно звучат его колокола.
Вот что писал в своем дневнике М.Пришвин, побывавший в Троице-Сергиевой лавре: «Как по-разному умирали колокола… Я был свидетелем гибели… Сбрасывались величайшие в мире колокола годуновской эпохи… было очень похоже на зрелище публичной казни».
На двух старых фотографиях – два события. На одной люди, пришедшие увидеть чудо – завершение их труднейшей работы – строительства колокольни, отливки колокола. Здесь и мастера, и рабочие, те, кто внес пожертвования (а в этом богоугодном деле участвовали, как правило, практически все местные верующие, независимо от их состояния). Через некоторое время закончится подъем колокола, он займет предназначенное ему место. И полетит его долгожданный звон к каждому сердцу. И тогда начнется праздник всех участников торжеств, ведь это их труд, их мастерство, их желание, их вера.
На другой – холодный зимний день в Троице-Сергиевой лавре. Сброшен «Царь-колокол» – он сброшен, но… не разбился. На лежащего сбрасывают «Годунова» – добивают. «Годунов» особо почитался в православном мире, это он звонил в осажденной обители, призывая народ в страшный период Смуты объединиться и изгнать интервентов с земли русской. И ни души. А люди? Вера?
И вновь война – Отечественная. Миллионы погибших. Сожженные деревни, города. Разрушенные монастыри, храмы.
Колокола как люди – вместе с ними они пережили ужасы бойни – умирали, получали ранения, а выжившие встречали победу.
Звоны православного Большого колокола (1,8 т), установленного в соборе Александра Невского в Париже, для всех живущих вне отечества были связующим с далекой родиной звеном. Ведь возвели храм «для укрепления веры и памяти о родине». Впервые «русский» звон прозвучал над французской землей в 1877 году.
В конце 40-х годов XIX века число русских, приезжавших в Париж, очень быстро росло. И до этого было много желающих посмотреть культурную столицу Европы, где закончился поход русских воинов в Отечественную войну и о которой с удовольствием вспоминали ветераны, но сделать это было чрезвычайно трудно. Развитие транспорта – железных дорог и появление пароходов – предоставило такую возможность.
В середине XIX века протоиерей Иосиф Васильев направил предложение о строительстве православного храма в Париже в Святейший Синод и Российскую Иностранную коллегию, но они не поддержали его, считая, что Россию «опять обвинят» в «пропаганде славизма на берегах Сены».
В 1848 году во Франции наступила «смута» – грянула революция, а в 1854 году французские войска высадились в Крыму, поддержав Турцию. Севастополь пал. Война закончилась в 1856 году Парижским миром.
И только тогда сам император Александр II дал разрешение на возведение храма, но исключительно на пожертвования православных.
Проект выполнил архитектор из Северной столицы Роман Кузьмин, консультировал его известный архитектор Иван Шторм, один из авторов Владимирского собора в Киеве. Он стал автором внутреннего оформления храма. Автор считал, что необходимо «дать такой характер своему произведению, чтобы каждый русский, живущий в Париже, взирая на этот храм Божий, с умилением вспоминал о своем любезном отечестве… и чтобы в стиле его не было резкого противоречия с окружающими зданиями», и это ему удалось.
Освятили храм 12 сентября 1861 года, в день праздника перенесения мощей баговерного князя Александра Невского.
Пятиглавый храм возведен в московско-византийском стиле и отделан тесаным белым камнем. Центральную сорокавосьмиметровую башню окружают четыре меньшие башни, увенчанные золочеными главками.
Две башенки, выходящие на фасад, украшены курантами и служат колокольнями. Храм в плане имеет форму греческого креста (28 метров в длину и ширину)
В храме много икон, имеющих церковную и историческую ценность. Например, список Федоровской иконы Богоматери, выполненный в 1807 году иконописцем Каменщиковым. Его передала семья французских фабрикантов Менье в 1940 году, когда над Францией нависла угроза оккупации фашистской Германией. По всей видимости, из России ее вывез один из наполеоновских вояк.
Существует предположение, что сама чудотворная икона Богоматери, именуемая Федоровской, была написана в 1239 году как подарок великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича (в крещении носившего имя Федор) на свадьбу сына – князя Александра (Невского). А писали ее с Владимирской иконы Божией Матери, автором которой был апостол Лука.
Федоровской иконой Богоматери благословила инокиня Марфа своего сына Михаила Романова на царство.
В соборе есть две иконы, пожертвованные императором Александром II в память о его чудесном спасении, – это икона Вознесения и икона св. Александра Невского.
…Это произошло 25 мая (6 июня) 1867 года, в день Вознесения. Император Александр II в сопровождении великих князей Владимира и Александра (будущего императора Александра III), находившиеся в Париже на Всемирной выставке, были приглашены на парад в Булонском лесу, устроенный в честь русского императора. После окончания парада в царя, медленно проезжавшего в карете, любующегося красотой скалы и большого водопада, практически в упор стрелял польский террорист Березовский, но дрогнула рука его, и он не попал.
На следующий день в соборе Св. Александра Невского был отслужен благодарственный молебен в присутствии императоров – русского Александра II с супругой и наследником, французского Наполеона III, а также короля прусского Вильгельма I и его министра Бисмарка.
В октябре 1896 года собор посетил последний русский царь Николай II, он принимал участие в закладке моста через Сену, который носит имя его отца, императора Александра III. И сегодня этот мост многие считают самым красивым мостом в Париже. Им гордятся парижане, любуются туристы. А вот о памятнике Николаю II знают немногие, только те, кто был в соборе Александра Невского. Автор памятника инженер Алымов, его поставили в двадцатую годовщину со дня гибели императорской семьи, в 1938 году. При освящении памятника митрополит Евлогий сказал. «Необычно само место, где поставлен этот памятник, так как обычно памятники ставятся на площадях, на улицах. Необычна и его форма в виде креста – обыкновенно памятники сооружаются в виде статуй или фигур тех лиц, которым они созидаются, а здесь – святой крест и священные изображения тех угодников Божиих, имена которых носили умученные и убиенные члены императорской фамилии».
В центре трехметрового стилизованного креста изображение св. Николая – покровителя императора Николая II, на левом окончании креста покровительница императрицы Александры Федоровны – св. царица мученица Александра, на окончании справа изображение святителя Алексея – покровителя царевича Алексея.
Иконы небесных покровительниц дочерей императора на нижней перекладине: св. Ольги, св. Татианы, св. равноапостольной Марии Магдалины, св. Анастасии. На гранитном подножии – копия императорской короны – это лампада, чуть ниже герб российского государства.
Удивительно скромен и выразителен этот печальный крест.
Под звон исторического Большого колокола храма Св. Александра Невского «крестились, венчались, уходили в жизнь вечную» многие известные и простые русские люди.
В нем отпевали в 1883 году Тургенева, умершего под Парижем; погребен писатель на Волковском кладбище Петербурга.
Здесь провожали в последний путь Федора Шаляпина, Василия Кандинского, Ивана Бунина, а уже в наше время, в 1987 году, – Андрея Тарковского.
После революции 1917 года неоднократно ставился вопрос о передаче собора советской власти. Особенно остро эта проблема обсуждалась, когда в 1924 году французское правительство признало советскую республику. И только в апреле 1928 года французский суд, благодаря вмешательству широких слоев общественности, защитил права приходской общины и признал за ними право владения землей и зданием церкви.
Основным аргументом стал тот факт, что собор возвели на пожертвования, государство на его строительство не дало ни копейки.
В 1922 году митрополитом Русской православной церкви в Западной Европе стал Евлогий (Василий Георгиевский).
В эмиграции это был очень уважаемый человек. Родился он в 1868 году в селе Сомово под Тулой. Был архиепископом Волынским и даже избирался депутатом II и III Государственной думы России. Когда на родине советское правительство закрыло все духовные учебные заведения, он посчитал своим долгом открыть в столице Франции высший Богословский институт, который продолжил бы традиции духовных российских школ и готовил бы пастырей для нелегкой службы народу, отечеству в условиях эмиграции.
На северной окраине Парижа на склоне холма ему приглянулась утопающая в зелени усадьба. В центре возвышалось темно-красное здание в «готическом стиле», построенное в 1860–1861 годах; это была лютеранская кирха во имя Пресвятой Троицы.
После начала Первой мировой войны французские власти реквизировали немецкое владение и использовали его для временного размещения призывников в армию. Прошло совсем немного времени, усадьба была выкуплена и превратилась в подворье Сергия Радонежского. 1 марта 1925 года прошло освящение церкви, на котором митрополит Евлогий сказал: Сергий Радонежский основал свою знаменитую обитель «в глуши лесов, в непроходимых дебрях пустыни <…> мы же устрояем эту новую обитель среди шумного города, очага всемирной цивилизации», но разве не представляет она «пустынь еще более дикую, сухую и бесплодную, нежели суровая пустыня Сергиева?»
Два года художник Дмитрий Стеллецкий расписывал потолки, своды и стены церкви в стиле XVI века, примером для него были росписи Дионисия в Ферапонтовом монастыре. Вскоре по его эскизам появился многоярусный иконостас, а в нем принесенные прихожанами иконы, была собрана церковная утварь и установлены Царские врата XVI века. Справа от Царских врат появилась икона Сергия Радонежского в монашеском одеянии. В Париже появился второй русский «чудный православный храм». Здесь уместно будет добавить, что уже в 50-е годы архитектор Исцеленов очень гармонично пристроил к церкви колокольню, созданную по псковским мотивам, с голубой луковкой купола и золоченым крестом. Иконостас и внутренняя отделка церкви были выполнены на пожертвования великой княгини Марии Павловны в память великой княгини Елизаветы Федоровны, замученной в России. Известно, что деньги (40 тысяч франков) великая княгиня получила, продав редчайший фамильный изумруд.
Здесь следует отметить, что деньги собирались с большими трудностями. Эмигранты из знатных древних русских родов оказались за границей без средств для существования, их деньги лежали в банках России и были национализированы, как и дворцы, поместья, земли. Деньги были только у тех, кто занимался коммерцией, торговлей, но у них всегда только одна цель – умножить свой капитал. Им нас не понять.
Богословский институт – единственное за границей русское духовное высшее учебное заведение – начал свою деятельность в апреле 1926 года. В те годы в эмиграции были очень известные ученые и церковные деятели, которые приняли самое активное участие в становлении института. Известный писатель Борис Зайцев отмечал, что удалось создать «не захолустную бурсу, а учреждение, стоящее на высоте европейского богословского просвещения».
Преподавание в институте велось на русском языке. Митрополит Евлогий вспоминал: «Нам приходилось принимать офицеров, шоферов… лиц самых разнообразных профессий и биографий».
Первый набор состоял из 29 человек. Среди них был о. Михаил Яшвиль, память о нем «сохраняется в звоне колоколов»: это он подобрал их для звонницы Сергиевского подворья, и они звонят и сейчас, напоминая о нелегкой судьбе и испытаниях, с честью выдержанных Православием в изгнании.
И наконец, многие, даже те, кто никогда не бывал во Франции, знают, что недалеко от Парижа, в тридцати километрах, расположено кладбище Сент-Женевьев де Буа, которое зовут «Пантеоном русской эмиграции». Здесь нашли свой последний приют около десяти тысяч беженцев из России.
Русский художник-эмигрант Ю.П. Анненков когда-то написал: «Весь ансамбль – белизна стен, голубые купола, сочетание форм и пропорций, светлые стволы берез, окружающих их строение, и главное – его непередаваемая ласковость и призывность, несмотря на трагическое назначение возглавлять последнее земное убежище покинувших нас людей и – в будущем – нас самих, свидетельствуют о проникновенном таланте зодчего». Им был архитектор А.А. Бенуа, взявший за образец новгородские храмы XV–XVI веков. Митрополит Западноевропейский Евлогий (Георгиевский) освятил в Покров 1939 года этот храм. В 1946 году в ее крипте он был погребен.
На некотором расстоянии от церкви, справа, в 1939 году по проекту А.А. Бенуа возвели двухъярусную звонницу, увенчанную небольшой главкой во имя апостола Павла, она возведена явно в псковском стиле. Это тоже совершенно уникальное сооружение, построенное в древних русских традициях.
В двух проемах разместили шесть колоколов, их отливали на заводе Боля в Орлеане, но они уже давно стали православными, и даже русскими.
Ведь живут в России люди с французскими фамилиями и считают себя русскими не только по языку, но и по духу, общности.
Погребальный звон этих колоколов провожал в последний путь писателей И.А. Бунина, И.С. Шмелева и Б.К. Зайцева, художников М.В. Добужинского, К.А. Коровина, З.Е. Серебрякову и К.А. Сомова, балерин М.Ф. Кшесинскую и О.О. Преображенскую, многих участников Белого движения. В советское время на кладбище похоронили эмигрантов-диссидентов – литератора А.А. Галича, кинорежиссера А.А. Тарковского, писателя В.П. Некрасова, физика Панина. Здесь же похоронен танцовщик Р. Нуриев. И каждый раз звучал православный звон этих удивительных колоколов, скорбевших с людьми о невосполнимой утрате.
* * *
Из летописей известно, что в 1192 году на Валааме был построен каменный монастырь Св. Спаса Преображения.Новый соборный храм Преображения Господня с 33-саженной колокольней освящен 26 июня 1892 года преосвященным Антонием, епископом Выборгским, в присутствии великого князя Владимира Александровича.
«Первый большой колокол, так называемый Андреевский, вылит в честь св. апостола Андрея, весом в 1000 п. и отлит тщанием о. игумена Дамаскина в 1873 г. на иждивение усердствующих благотворителей. Отливали его в С.-Петербурге, на Охте, на заводе Стуколкиной. Отделка колокола изящна; на нем изображены барельефы: Св. Троицы, Преображения Господня, Успения Божией Матери, святителя Николая, преподобных Сергия и Германа Валаамских и св. апостола Андрея Первозванного, изображенного с каменным крестом, который он поставил на горах Валаама, в бытность его на Валааме, который он посетил на пути в новгородские страны, почему у игумена Дамаскина явилось усердие устроить колокол в честь сего св. Апостола. Как от апостола Андрея во всю землю изыде вещание и в концы вселенныя глаголы его, так и от колокола сего не только на всю валаамскую землю исходит вещание, но и за пределы озера: в Финляндии и Карелии, за 40 верст, слышится звон его» (Описание Валаамского монастыря и скитов его. СПб., 1904).
Остальные большие колокола: 650 пудов (Воскресенский); 257 п., 150 п., 82 п. и 7 зазвонных. Кроме того, были два памятных колокола из совсем необычайного материала: металлической бахромы тканей и одежд, собранных на погребение императора Александра I. Отливали их, как и многие другие колокола для Валаама, в Петербурге и на самом острове.
В конце XIX века в монастыре было 5 храмов и скиты, и в каждом – колокола. Главный колокол в ските преподобного Авраамия Ростовского весил 160 п., а всего в 9 колоколах – 273 п. 8 ф.
Скит Коневской Божией Матери – большой колокол 97 пудов 35 фунтов, а во всех – 144 пуда.
Скит Святоостровский – 10 колоколов общим весом 200 пудов.
На колокольне церкви во славу Преображения Господня скита св. Иоанна Предтечи был колокол времен Бориса Годунова.
Кладбищенская церковь – 9 колоколов (150 пудов).
С древних времен в монастыре существовала традиция: о смерти монаха возвещал одиночный звон большого колокола. Когда умирал игумен – в колокол ударяли три раза. Когда колокол звучит двенадцать раз – эти звоны означают трагедию: наступил самый страшный час – умирает монастырь. 18 марта 1940 года над Ладожским озером прозвучали двенадцать таких редких трагичных ударов.
Из дневника последнего игумена «Старого» Валаама Харитона.
«Утро. 22.10.1941 года. Первым долгом мы пришли в собор, отслужили молебен Преподобным и Божией Матери. Иконостас удален, и стенная живопись закрашена масляной краской…
…В первом ярусе колокольни висит Андреевский колокол, третья часть его отбита и отсутствует, а язык сброшен на землю. Во втором ярусе висит воскресный колокол; все прочие колокола увезены большевиками».
За пять лет до этого дня И.С. Шмелев писал о валаамских колоколах: «Серебряный звон, хороший, ясный»; а о главном колоколе: «Громадный колокол. – Тыща пудов! – Андреевский, за полсотни верст, в Корелах слышен». «Апостол Андрей Первозванный сам сюда приходил и Евангелие изуверам возвестил. И “во всю землю изыде вещание и в концы вселенные глагол его”. А звон у него ма-а-линовый! А что Исаия пророк говорит? Ну… вы, ученые, ну? Вот и не знаете. “Да воздадут Господу славу и хвалу Его на островах да возвестят”. Вот и возвещаем на островах».
Что касается Воскресного 650-пудового колокола, то ему судьба улыбнулась: отлитый на Валааме в 1820 году мастером А.Шиловым из Валдая, он чудом сохранился, звонит в праздничные дни и сейчас.
Кончился страшный сон. Хочется верить, навсегда. И находят старые, почитаемые колокола, отливают новые, и все чаще и громче звучат они на звонницах, устремившихся к небу…
Молитвы священнослужителей, монахов, прихожан возносились в храмах и монастырях иногда несколько веков. Возле них нашли вечный покой наиболее почитаемые люди, воины-герои, сложившие головы в ратных боях, в них хранятся святые мощи. Эти земли становились и останутся навсегда намоленными, святыми. И звон церковных колоколов – «звук верховный», который «с высоты пророчит нам, что есть другая жизнь».
Колокола Ростова Великого
Если в столице взрослеющего государства отливались самые большие в мире колокола, высоко в небе горели золотые купола на самых больших храмах и самых высоких колокольнях, то в провинции, «во глубине России», монументальности было меньше – все как-то спокойнее, будничнее, человечнее.
Исключение – колокола Ростова Великого, но это особый случай – их уникальный звон признан лучшим и в наши дни. В свое время этот город тоже был столицей – Ростовского княжества.
Ростовский кремль – это удивительный памятник русского зодчества. Здесь собраны образцы иконописи, фресковой живописи, резьбы по камню и дереву, художественной лепки и керамики, литейного искусства и кузнечного дела. Славу Ростову Великому принесли и неповторимые колокольные звоны. Самые знаменитые звоны были слышны за восемнадцать верст, в далеких окрестностях Ростова Великого.
Впервые город упомянут в «Повести временных лет» под 862 годом, когда его округу населяли угро-финские племена. Новгородские словене и смоленские кривичи стали проникать на территорию Ростово-Суздальской земли с севера и запада в IX веке. В самом начале XI века происходит христианизация края, усиливается влияние Киевской Руси.
В 1164 году в Ростове были обретены мощи святителя Леонтия Ростовского – на территории Северо-Восточной Руси это произошло впервые. Первый белокаменный храм строится здесь уже при Андрее Боголюбском.
Центральную часть города составили вечевая площадь, куда по звону колокола собирался народ, епископский двор, Иоанновский и Григорьевский монастыри, а позже и Успенский собор, Борисоглебская церковь. В XIII веке это городское ядро, расположившееся на берегу озера Неро, обносят деревянными укреплениями, рвом с водой.
Ростов издавна славился своими колоколами, и их отливали лучшие в те годы мастера-умельцы. В «Истории государства Российского» Н.М. Карамзин приводит факт из летописи, что в 1290 году в Устюг из Ростова Великого был отправлен колокол «Тюрик». И позже, в летописях XV века неоднократно встречаются записи о колоколах, «политых в Ростове». На главной колокольне Ивана Великого Московского Кремля звонит «Ростовский» колокол весом 3267 кг, отлитый в 1687 году. Он был отлит в Белогостицкий монастырь, находившийся близ Ростова (отсюда и название колокола). Автор колокола – московский плавильный и колокольный мастер Филипп Андреев, работавший на Пушечном дворе с 1664 по 1688 год.
Большая земляная крепость «о девяти углах», названная впоследствии Ростовским кремлем, строилась в первой трети XVII века. Главным сооружением стал большой комплекс Архиерейского дома, окруженный земляными валами с одиннадцатью башнями. Обширное пространство вокруг оставлено незастроенным. Создание столь могучего города-крепости связывают с деятельностью последователя патриарха Никона митрополита Ионы, сторонника идеи господства церковной власти над светской. Архитектурными доминантами города становятся расположенный в его геометрическом центре огромный Успенский собор (усыпальница ростовских князей, митрополитов) и к востоку от него звонница.
Исключение – колокола Ростова Великого, но это особый случай – их уникальный звон признан лучшим и в наши дни. В свое время этот город тоже был столицей – Ростовского княжества.
Ростовский кремль – это удивительный памятник русского зодчества. Здесь собраны образцы иконописи, фресковой живописи, резьбы по камню и дереву, художественной лепки и керамики, литейного искусства и кузнечного дела. Славу Ростову Великому принесли и неповторимые колокольные звоны. Самые знаменитые звоны были слышны за восемнадцать верст, в далеких окрестностях Ростова Великого.
Впервые город упомянут в «Повести временных лет» под 862 годом, когда его округу населяли угро-финские племена. Новгородские словене и смоленские кривичи стали проникать на территорию Ростово-Суздальской земли с севера и запада в IX веке. В самом начале XI века происходит христианизация края, усиливается влияние Киевской Руси.
В 1164 году в Ростове были обретены мощи святителя Леонтия Ростовского – на территории Северо-Восточной Руси это произошло впервые. Первый белокаменный храм строится здесь уже при Андрее Боголюбском.
Центральную часть города составили вечевая площадь, куда по звону колокола собирался народ, епископский двор, Иоанновский и Григорьевский монастыри, а позже и Успенский собор, Борисоглебская церковь. В XIII веке это городское ядро, расположившееся на берегу озера Неро, обносят деревянными укреплениями, рвом с водой.
Ростов издавна славился своими колоколами, и их отливали лучшие в те годы мастера-умельцы. В «Истории государства Российского» Н.М. Карамзин приводит факт из летописи, что в 1290 году в Устюг из Ростова Великого был отправлен колокол «Тюрик». И позже, в летописях XV века неоднократно встречаются записи о колоколах, «политых в Ростове». На главной колокольне Ивана Великого Московского Кремля звонит «Ростовский» колокол весом 3267 кг, отлитый в 1687 году. Он был отлит в Белогостицкий монастырь, находившийся близ Ростова (отсюда и название колокола). Автор колокола – московский плавильный и колокольный мастер Филипп Андреев, работавший на Пушечном дворе с 1664 по 1688 год.
Большая земляная крепость «о девяти углах», названная впоследствии Ростовским кремлем, строилась в первой трети XVII века. Главным сооружением стал большой комплекс Архиерейского дома, окруженный земляными валами с одиннадцатью башнями. Обширное пространство вокруг оставлено незастроенным. Создание столь могучего города-крепости связывают с деятельностью последователя патриарха Никона митрополита Ионы, сторонника идеи господства церковной власти над светской. Архитектурными доминантами города становятся расположенный в его геометрическом центре огромный Успенский собор (усыпальница ростовских князей, митрополитов) и к востоку от него звонница.