Влодавец Леонид. Против лома нет приема (Таран)

   Нет, речь о спектакле могла идти только с момента отплытия теплохода, хотя и тут возникала масса сомнений. Буквально за несколько минут до того, как Магомаду позвонили и сообщили об аресте или задержании Зуба с братвой, тот полоскал мозги Тарану насчет того, что на дачу вот-вот может ворваться СОБР, что Коля его совсем зажал и так далее. Да и потом он утверждал, что ему очень сложно выбирать, с кем дружить, с Колей или Птицеловом. И вдруг очень резко принял решение отправить Юрку с Полиной в "свадебный круиз". Ни фига не поймешь!
   За пять минут, которые прошли с того момента, как Алик вышел из каюты, а потом вновь вернулся, приведя с собой двух мордоворотов в тренировочных костюмах, Таран, конечно, ни до чего не додумался.
   То, что Алик пришел не один, как это ни удивительно, Юрку даже обрадовало. Может, он позвонил Магомаду по спутниковому и доложил, что тут молодежь какие-то нездоровые финты выкидывает. А дядюшка, выслушав доклад, сдвинул седые брови и сказал: "Цх! Значит, им комфорта не хватает, говоришь? Пусть они свои сексуальные проблемы с крысами в трюме решают!"
   Соответственно Алик понял, что Полина блефует и ни о чем он, как она обещала, "сильно не пожалеет". Вот и пришел со жлобами, чтоб спровадить их в "менее комфортное место".
   Но он опять не угадал.
   Алик, ни слова не говоря, подошел к Юрке и защелкнул ему браслетку на левом запястье.
   - Как договаривались, - сказал он, указывая Тарану на стул у окна. Смотреть будешь оттуда...
   Юрка поглядел на жлобов и подумал, что лучше не упираться. Такие амбалы и его самого отдрючат без проблем. Утешился тем, что Полина себе выпросила еще то развлечение: эти гориллы ее пополам разорвут, если разойдутся...
   Он покорно уселся на стул и дал пристегнуть себя к батарее.
   - Включите лампу, пожалуйста! - скорее потребовала, чем попросила Полина. - И поверните ее так, чтоб она светила на меня и на этих мальчиков...
   Когда Алик исполнил это распоряжение, Полина сказала ему тоном злой барыни времен крепостного права:
   - А теперь - пошел вон!
   И этот самый крутой Алик, который, несомненно, даже в отсутствие жлобов мог неплохо надавать Полине по щекам за такое невежливое обращение, повернулся как ни в чем не бывало и вышел за дверь. Жлобы, как это ни странно, тоже никак не отреагировали, хотя могли бы, наверно, хотя бы удивиться. Вообще для таких верзил, которых привели в каюту, где находилась голая девица с не самыми плохими формами, причем объяснив, какую они должны выполнять задачу, они вели себя более чем скромно. Стояли как столбы, даже на диванчики не присели.
   ЖУТКАЯ БАБА!
   Башка у Тарана лихорадочно соображала. То, что Полина будет вытворять с этими бугаями, его особо не волновало. Блин, что же тут за спектакль придумали? И самое главное - для чего? Чтоб убедить его, будто Полина - некая тайная королева преступного мира? Или, быть может, тут, на теплоходе, едет некто более солидный, кто должен в этом убедиться? К примеру, какой-нибудь агент спецслужб, у которого в этой каюте установлены прослушка и видеокамера? Но ведь если так, то весь "инструктаж", который Алик давал Юрке и Полине, тоже был прослушан и записан. И тогда этот самый гипотетический агент запросто поймет, что ему лажу вкручивают... Между тем Полина начала командовать жлобами:
   - Что стоите, козлы вонючие?! Раздевайтесь! За "козла", как известно, принято отвечать. За это в приличных местах могут и "пасть порвать и моргалы выколоть". Стерпеть такое от какой-то девки?! Даже Таран, который не считал себя связанным блатными понятиями, да и вообще не причислял себя к бандитам в полном смысле слова, наверно, сделал бы Полине замечание. Но эти-то - громилы настоящие! - почему-то стерпели. И, не выказав никакого неудовольствия, покорно стали раздеваться. Причем, как это ни удивительно, без каких-либо шуточек-прибауточек, похотливых хихиканий и издевательских реплик в адрес Тарана. Они раздевались быстро, но не потому, что жаждали посерее сцапать Полину в свои мохнатые лапищи, а потому, что опасались вызвать ее гнев. Это было "четко видно по их взволнованным рожам.
   - Быстрее, быстрее! - поторапливала Полина.
   И хоть бы один огрызнулся, черт побери! Нет, они поспешно стянули с себя остатки одежды и стояли теперь перед Полиной навытяжку - голые, волосатые, татуированные, "мышцатые". А она им даже до плеча головой не доставала. Но они ее явно боялись!!!
   Еще несколько минут Таран подозревал, будто и Полина, и ее кавалеры просто прикалываются по какому-то тайному уговору. Хотя откуда этот уговор мог взяться, ведь этих бугаев не было ни в охране Магомада, ни в той компании, которая со-, провождала Алика на "Соболе". То есть ни на даче, ни в подсобке на рынке, где Полина время от времени выпадала из поля зрения Тарана, никакого сговора быть не могло. А на теплоходе Полина все время сидела здесь, никуда не выходила. Нет, если они сговаривались, то еще задолго до того, как на даче появился Магомад и началась вся эта кутерьма...
   - Лечь на пол между диванами! - приказала Полина. - Лицом вниз! Руки вытянуть вперед, ладонями вниз! Не шевелиться!
   Бугаи улеглись на пол так послушно, будто на них было наведено с десяток стволов. А Полина поставила стул спинкой к переднему краю столика, сбоку от которого сидел Таран, вытянула ножки и положила пятки на стриженые головы жлобов.
   - Тебе все хорошо видно, миленький? - произнесла она каким-то пошленьким голоском, обратившись к Юрке.
   - Да... - пробормотал Таран и, как это ни удивительно было для него самого, ничего больше произнести не сумел. Будто горло перехватило.
   - Эй, вы! - жестко процедила Полина бугаям. - Забыли, что надо делать?! Покажите, как вы преданы своей госпоже!
   Громилы осторожно приподняли свои бошки, нежно взяли Полину за лодыжки один за левую, другой за правую - и, чуть ли не с благоговением поддерживая ладонями, приложились губами к подошвам ее ног.
   - Плохо! - сказала Полина. - Лизать языками! Иначе я вас жестоко накажу.
   И бугаи, вытянув языки-лопаты, стали облизывать ей ступни. Надо сказать, не самые чистые, потому что пол в каюте был вовсе не стерильный, а Полина довольно долго ходила по нему босиком. Таран почему-то думал, будто Полина зайдется визгом и хохотом от щекотки, но она только блаженно улыбалась, изредка поглаживая себе грудки.
   Таран уже понял, нет, ни фига это не сговор! Это что-то другое, непонятное, вроде того, что происходило зимой с самой Полиной, Магомадом, его племянницами и еще несколькими людьми после того, как они хлебнули водки, куда был подмешан некий таинственный порошок. Тот самый, из банок, которые обнаружились в подполе бельевой бывшего санатория, где заправляла толстуха Дуся. Поведение бугаев, беспрекословно повинующихся фантазиям Полины, очень напоминало то, как вели себя кочегары санатория, когда ими командовала коротышка Лизка. Правда, та просто заставила их уголь кидать без передышки, а потом сказала: "Стоп!", и они аж застыли с лопатами в руках...
   Но ведь Юрка был готов поклясться, что у Полины не было времени и возможности напоить бугаев этим жутким зельем, напрочь лишающим человека собственной воли и превращающим его в биоробота. Может, это сделал Алик? Но и Алик вел себя как-то странно, слишком уж покорно.
   Да, чем больше Юрка припоминал и анализировал поведение Алика, тем больше ему казалось, что и тот действовал против собственной воли. Но его-то Полина уж никак не могла напоить! Они с ним виделись исключительно на глазах Тарана. Да и где бы она, в конце концов, спрятала водку с порошком? Ведь все чемоданы нагружали бойцы Нарчу, а у нее самой ни под курткой, ни в карманах ничего не было!
   Нет, тут все-таки что-то другое. Те, что зимой наглотались этой дряни, выглядели совсем неживыми. У них и лица были неподвижные, и никаких эмоций на них не отражалось. И они без приказа и шага сделать не могли. Таран ведь и сам напоследок покомандовал всей этой братией во главе с Седым, когда выводил их из канализации на очистные сооружения. Алик же и эти громилы выглядели более-менее нормально, и внешне их действия выглядели осмысленными. К тому же Полина ведь не говорила жлобам напрямую: "Целуйте мне пятки!" Она им сказала: "Покажите, как вы преданы своей госпоже!" И они стали ей пятки целовать. Если б димой самой Полине, когда она в этом "кайфе" находилась, отдали такой нечеткий приказ, она бы его не выполнила. Да и второй приказ: "Лизать языками!" - для тех "закайфованных" был бы не очень понятен. Неясно, что лизать: все ступни, только пятки или пол, по которому все это ходит?
   Между тем Полина, насладившись покорностью детин, по велела:
   - Хватит! Недостойные свиньи! Ничтожные рабы! В должны быть наказаны!
   Тут Таран впервые услышал голоса бугаев. Но какие!
   Тот кто, казалось бы, должен был самоуверенно басить, залепетал наперебой, как провинившиеся детишки:
   - Прости нас, о великодушнейшая! Помилуй нас, о повелительница! Взываем к твоему милосердию!
   Конечно, Юрка понимал, что в России, как в самой читающей стране мира, даже отпетые бандиты вполне могли ознакомиться с "Тысячью и одной ночью" и припомнить все эти подходящие к случаю восточные витиеватости. Дядя Вова, например, Седой или тем более Магомад. Но насчет бугаев, которых попирала ножками Полина, он сильно сомневался. По разумению Тарана, последней книгой, которую эти конкретные ребята прочитали, была "Курочка Ряба". И то, что они не начали гундосить: "Сеструха, ты чо, в натуре? Не гони волну!" - было для Юрки еще одной неожиданностью.
   - Милосердие мое велико, но не безгранично! - суровым тоном абсолютной властительницы произнесла Полина. - Лежать! И молите Всевышнего, чтоб он сделал мое сердце мягче!
   С этими словами она встала со стула, надела на босые, облизанные жлобами ступни свои туфельки на острых каблучках, а затем неторопливо прошлась по спинам своих "рабов". Тарана аж передернуло, слегка, когда он представил себе, каково им это было вытерпеть. Уж о чем, о чем, а о том, что эти "шпильки" собой представляют, он знал. Именно таким каблучком с медной подковкой чертова Дашка проломила висок домушнику, которого они с Тараном приняли за журналиста Крылова. Этих, здешних, Полина не протоптала насквозь, но следы на спинах оставила.
   Между тем Полина вынула из платяного шкафа крепкий кожаный ремень, предназначавшийся для Юркиных свежекупленных брюк, и, гадко ухмыляясь, приказала "рабам":
   - На колени, гадкие мальчишки!
   "Рабы" поднялись на колени, повернулись лицом к Полине, и она, помахивая сложенным вдвое ремнем, подошла к ним и встала, широко расставив ноги. Бугаи покорно нагнули головы, уперлись руками в пол.
   - Сейчас я вас буду жестоко сечь! - объявила "повелительница". - Кто хочет первым искупить свою вину передо мной?
   Хотя Таран вовсе не считал, что несчастные жлобы в чем-то виноваты перед Полиной, он уже не удивился, когда оба "раба" наперебой забормотали:
   - Я! Я! Накажи сперва меня, о величайшая! Великая услада терпеть боль от твоей руки!
   Именно в этот момент Юрка понял: они говорят то, что хочет услышать Полина, и возможно, что она каким-то таинственным способом диктует им, что именно произносить.
   - Ты! - Полина ткнула пальцем в макушку того из "рабов", кто стоял напротив ее левой ноги, после чего зажала ему ляжками шею.
   - О-о, - раздувая ноздри и садистски сопя, оскалилазубы Полина, - как славно я тебя выпорю! С этими словами она размахнулась и изо всех сил хлестнула "раба" ремнем. Крепко, так, что красная полоса появилась. Однако "раб" принял этот явно болезненный удар со счастливой улыбкой - будто ничего слаще в жизни не испытывал. Глядя на него, Таран ни в жисть бы не поверил, что этот жлоб уродился мазохистом. Садистом он его еще сумел бы представить. Но эта сладострастная, искренне-восторженная улыбка Юрке не почудилась. Таран увидел ее в зеркале на открытой дверце платяного шкафа, ибо непосредственно в его сторону была обращена задница наказуемого.
   - Вот тебе! Вот тебе! - распаляясь от сознания своей власти, Полина с подлинной яростью полосовала эту задницу ударами ремня, а второй мужик, ждавший своей очереди на экзекуцию, нежно гладил ее ноги и целовал пальцы на ногах. Потом они поменялись ролями: Полина начала сечь второго, а выпоротый - гладить и целовать ноги мучительницы.
   Таран пожалел, что в свое время почти не расспрашивал Милку, которой доводилось играть роль садистки в порнотеатре Дяди Вовы и ублажать настоящих мазохистов. Может быть, она могла бы ему объяснить, отчего такие бзики происходят и как расценивать поведение Полины и ее партнеров: как игру или как натуральное извращение. Впрочем, Милка о своем проклятом прошлом вспоминать не любила и навряд ли стала бы разжевывать Юрке подробности.
   Однако одно оказалось несомненным: у обоих жлобов после порки поднялись их "инструменты".
   - Ты! - Полина ткнула пальцем в голову того, кого первым выпорола. - Лечь на спину!
   Детина покорно улегся на пол. Полина вальяжно прошлась до столика, около которого мрачно сидел в объятиях своих мыслей Таран.
   - Ну, а теперь самое сладкое, дорогой! - все тем же паточно-приторным голоском проворковала она. - Ты ведь хотел этого, верно? Сейчас ты увидишь, как меня ....! Сразу двое!
   И она оторвала от "пулеметной ленты", принесенной Тиной, сразу два "патрона", а затем бросила их "рабам". Те ухватились за них, как собаки за косточку, и тут же накатили себе на шишки.
   - Не пропусти ничего! Смотри внимательно! - оскалилась Полина, поставив ноги по обе стороны лежащего на спине мужика. Затем она присела на корточки и нарочно раздвинула коленки пошире, чтоб Таран мог все видеть. Лампа светила прямо туда...
   - Я приговариваю себя к посажению на кол! - торжественно объявила Полина и, придерживая ручками то, на что садилась, с легким стоном плавно присела, неторопливо так, чтоб Юрка все разглядел, куда и как вошло. Вот жуткая баба!
   - А ты - спереди! - велела Полина второму "рабу", укладываясь спиной на грудь первому. Тот улегся сверху, причем специально ноги раскорячил, обняв ими и Полину, и своего коллегу. Так что ничто не помешало Юрке увидеть, как у них втроем получается... Тьфу! Глаза бы не смотрели.
   Но тем не менее Таран, которому, казалось бы, ничего не мешало отвернуть голову в сторону, начал пялить глаза на это безобразие. Сначала с презрением, отвращением и ненавистью, потом - с любопытством и интересом и, наконец, как ни удивительно, с завистью и вожделением. Эти настроения у него изменялись в течение одной минуты, не больше.
   Полина, зажатая между партнерами, как сосиска в хот-доге, медленно и сладко стонала в ритме неторопливых колыханий этой кучи-малы. А Юрка, уже не отрываясь, прямо-таки как примагниченный, глядел на то, как жлобы толкут ее тело сразу двумя хреновинами. Нет, сейчас он испытывал совсем не те чувства, какие жгли его в прошлом году на помоечном складе, где Даша ублажала парней Калмыка. Там он в основном ненавидел: и Дашу, и бандюг, и себя за то, что не может умереть, пристегнутый наручниками к столбу. Сейчас он чувствовал какое-то противоестественное удовольствие оттого, что видит эту похабную сценку. Более того, он с удовольствием сейчас отстегнул бы наручники, но не для того, чтоб прекратить эту возню. Юрке было стыдно признаться даже самому себе, но ему жутко хотелось принять участие в этой сладкой возне. "Змей Горыныч" резко выпрямился.
   - Стоп! - вдруг сказала Полина своим партнерам. - По-моему, Юрик хочет к нам присоединиться?
   И, выпростав правую руку, взмахнула ей, будто что-то бросила. Фр-р! Бряк! Прямо перед Тараном на столик упали ключики от наручников. Ни фига себе! Выходит, Алик их ей оставил? Очень странно... Впрочем, насчет "странно" или "не странно" Юрка долго не думал, просто поспешно отстегнулся от батареи.
   Он подошел туда, где из-за плеча верхнего "раба" виднелась голова Полины, и, подчиняясь какому-то неосознанному зову, опустился на колени.
   - Какой умница! - похвалила она Тарана и заставила "раба" подняться на вытянутые руки, чтоб не мешать Юрке. Ротик ее открылся, рука ухватила Тарана за возбужденный конец и притянула поближе. Влажные губы этой жуткой бабы мягко обняли Юркино хозяйство... Таран обнял ее руками за шею, заплетя пальцы в каштановые кудряшки, начал покачиваться и... стал четвертым участником этого беснования!
   Впрочем, это продолжалось недолго. Тот "раб", что лежал на Полине, быстро-быстро задергался и с глухим стоном кончил. Сразу после этого он бережно поцеловал Полину в обе груди, живот и напоследок - в самую мохнушку. Выполнив этот прощальный ритуал, он встал, осторожно обошел Тарана и в дальнейших делах участия не принимал. Юрка, всецело увлеченный Полиной, даже не заметил, как он оделся и выскользнул за дверь, но мог бы поклясться, что не слышал, щелчка замка. Не иначе, как дверь все это время оставалась незапертой...
   Затем - Таран тоже не очень понял, как и по чьей инициативе - произошло перестроение. Юрка как-то неожиданно обнаружил, что Полина стоит перед ним на четвереньках и неистово трясет головой, чуть ли не по самый корешок пропуская в рот его систему, а сзади, крепко ухватив за крутые бедра, ее интенсивно дрючит "раб". Еще через десяток секунд детина зарычал, испустил удовлетворенный стон и стал целовать Полине спину, попку и ляжки. Потом он тихо поднялся на ноги и удалился так же бесшумно, как и первый.
   А Полина еще несколько секунд потряслась и со стоном обмякла у Юрки на руках. Вся скользкая, липкая от пота, горячая, она, казалось, была совершенно измучена, но тем не менее повалилась спиной на коврик и пробормотала:
   - Заканчивай...
   Был бы Таран в нормальном состоянии, он, наверно, только плюнул бы от брезгливости. Но сейчас он неизвестно почему ощутил жуткий прилив страсти. Юрка жадно прильнул к этой психованной "многостаночнице" и после нескольких бешеных толчков испытал такой кайф, что после этого минут пять не мог отойти.
   - Ладно, - сказала Полина, когда он наконец оторвался от нее. - Хорошего понемножку...
   Юрки хватило лишь на то, чтоб окатиться душем, вытереться и повалиться в койку. Сон сразу же погасил его сознание.
   Короткая майская ночь близилась к концу. Теплоход плыл себе, понемногу приближаясь к выходу в Большую Волгу, Таран и Полина безмятежно посапывали каждый на своем диванчике, а менее чем в ста километрах за кормой судна, на даче Магомада, шел очень напряженный разговор. Собеседниками хозяина, как это ни странно, были Коля с Фроськиной дачи и Вася с катера "Светоч". Жаль, что там не было Юрки! То-то бы он удивился.
   Коля и Вася приехали к Магомаду вместе, когда еще не было и десяти вечера. До этого они вдвоем встретились днем, чтоб попытаться понять, что же произошло тем ненастным вечером, когда Таран повез Полину на "шестерке", чтобы передать ее Васе на катер. Каждый из них уже кое-что знал, ибо провел, так сказать, "предварительное следствие".
   СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТ КОЛЯ
   Расследование, которое проводил Коля, началось с того, что он лично допросил Фроську и охранников, а потом осмотрел камеру, в которой содержался Суслик.
   Допрос Коля провел скорее для очистки совести. Ну, и в меньшей степени для того чтоб разобраться в последовательности событий. Ни Фроську, ни ее подручных он всерьез не подозревал. Слишком уж растерянный и перепуганный у них был вид. Да и не могли они по своей инициативе отпустить постояльца, за каждый час пребывания которого на даче им капало по двадцать долларов.
   Впрочем, если б все же кто-то и сумел убедить Фроську, что ей будет выгодно запихать живого или мертвого Суслика в багажник синей "шестерки", установить на нее мину и в таком виде отправить Тарана с Полиной на пристань, то Фроська вряд ли стала бы спокойно дожидаться утра. Наверно, постаралась бы смыться с дачи еще до приезда Коли. Или подготовила бы убедительную "легенду", что, мол, Суслик, сукин сын, выломал дверь, выскочил из подвала и его случайно завалили наповал "при попытке к бегству". А потом, дескать, решили, что Таран положит его к себе в багажник, увезет куда подальше и там выбросит. Разоблачения со стороны Тарана она, конечно, не побоялась бы, ибо была уверена, что он тоже взлетел на воздух.
   Но Фроська никакого "доклада" заранее не подготовила, никуда с дачи не уехала, а просто нажралась, как клизма, и завалилась спать. Утром проснулась с больной головой и пошла бутылки сдавать, принесла свежий пузырь и похмелилась. Причем после этого взялась готовить кашу для Суслика, будучи в полной уверенности, что он по-прежнему сидит в подвале.
   Наконец, ни Фроська, ни ее сторожа ни хрена не понимали в минном деле, тем более в сложных системах с радиовзрывателями. Как говорилось в одном старинном и позабытом фильме с участием Папанова: "Тут спец нужен! Умелец!"
   Именно о таких спецах-умельцах и подумал Коля, когда осматривал подвал.
   Некогда, говорят, еще в шестидесятые годы, эта дача принадлежала какому-то подпольному миллионеру. Он здорово набарахлился сразу после войны, будучи при каком-то интендантстве, натырил из Германии чуть ли не несколько вагонов часов, сервизов, капроновых чулок, столового серебра и даже мебели. При этом он успел вовремя остановиться и уволиться из армии еще до того, как начались репрессии против "трофейщиков". Где и как он прятал все это барахло, как реализовывал и почему его долго не могли поймать - история умалчивает. Фроська, которая в 60-х годах еще пешком под стол ходила, подробностей не знала. Только краем уха от бабок-старожилок слышала. Вроде бы этот барахольщик на деньги, вырученные от продажи трофеев, скупал золотишко и камушки, а также валюту. Наверно, доживи он до нынешних времен, ему все удалось бы благополучно отмыть и умереть процветающим бизнесменом. Увы, времена были иные. Ему приходилось бояться и КГБ, и ОБХСС, и бандитов, а потому от. всех прятаться. Кроме того, он жутко боялся ядерной войны, хотя наверняка мечтал о том, чтоб СССР кто-нибудь разгромил и оккупировал. Так или иначе, но барыга заключил фиктивный брак с какой-то бабкой - нормальной семьи у него никогда не было, никому, кроме себя, он своих тайн не доверял - и переехал сюда, рассчитывая, что ежели американцы сбросят на Москву атомную или водородную бомбу, то будут целиться в Кремль, а сюда, за Кольцевую дорогу (ее тогда только-только построили) ударная волна не дойдет. Впрочем, на случай, ежели янки все-таки промахнутся, он оборудовал ниже обычного подпола небольшой бункер из монолитного железобетона. Скорее всего делал он его сам, в одиночку и вручную - копал котлован, сваривал арматуру, ставил опалубку, мешал и заливал бетон. При этом, должно быть, снаружи никто ни о чем и не догадывался. В общем, за несколько лет получилось вполне солидное подземное сооружение, в которое барахольщик, должно быть, собирался свезти свои сокровища с городской квартиры. Но увы, ему не повезло. Какие-то налетчики ломанули его городскую хату и унесли все, что было. Мало того, они со всем этим попались ментам да еще и раскололись, где все это было добыто. ОБХСС в момент накрыло своим стальным крылом жертву ограбления, и он кончил свои дни в тюряге, не отсидев и половины срока из десяти лет с конфискацией. На даче провели обыск, бетонное убежище нашли, но в нем ничего не обнаружили. Поскольку дача формально принадлежала фиктивной жене, а следствие в ее действиях состава преступления не усмотрело, дачу конфисковывать не стали. Потом бабка померла, от нее дача досталась какой-то дальней родственнице Фроськи, а когда и эта бабка богу душу отдала - перешла во владение нынешней хозяйки.
   Фроська обнаружила "бункер" чисто случайно - покойная родственница, двадцать с лишним лет прожив в доме и каждое лето сдавая его дачникам, ничего о нем не знала. Новое поколение местных ментов - их уже хрен знает сколько поменялось в райотделе за тридцать лет! - о "бункере" не помнили, и, хотя Фроськину хазу (это было еще до ее знакомства с Колей) несколько раз серьезно шмонали, даже входа в "бункер" найти не смогли. Конечно, потому, что специально его не искали.
   Дело было в том, что верхний подвал выглядел как самый обычный деревенский погреб с земляным полом, отдушинами и несколькими дощатыми стеллажами, на которых стояли . банки с солеными огурцами и помидорами, которые Фроська заготавливала каждую осень. Еще там имелась большая бочка с квашеной капустой и наклонные, засыпанные песком поддоны для картошки. В углу был неглубокий дренажный колодец для стока воды, которая по весне просачивалась в подвал, но любой заглянувший в него с фонариком смог бы убедиться, что у колодца земляные стенки и никуда глубже из него пролезть нельзя. Вход в верхний подвал был в боковой стене дома, под ржавым жестяным навесом. Сперва надо было спуститься по трем ступенькам в обложенную кирпичом ямку с давно облупившейся штукатуркой, потом отпереть амбарный замок, на который запиралась деревянная, обитая жестью дверь, когда-то крашенная не то охрой, не то суриком, а теперь в основном, ржавая. После этого надо было спуститься еще на полтора метра вниз по шаткой деревянной лесенке с перилами. Справа от лесенки, если смотреть от входа, начинались стеллажи с банками, а слева в углу стояла бочка с капустой. Рядом с бочкой на полу стоял огромный, буквально вросший в земляной пол сундук, длиной аж в два метра и шириной больше полуметра. Дубовый, обитый стальными полосами и уголками. Было видно, что его сто лет никто не двигал с места, а потому и менты его при обысках не пытались сдвинуть. Хотя, как правило, осматривая подвал, первым делом просили его открыть. Фроська с готовностью открывала, и представители закона убеждались, что в сундуке нет ничего, кроме гнилого тряпья - пары старых лоскутных одеял да двух телогреек с торчащей из дыр отсырелой ватой. Один раз, правда, простукали дно, но ничего не выстукали.