Володарский Эдуард Яковлевич. Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

   Вольф лежал на кровати, смотрел в потолок и слышал неразборчивый голос Цельмейстера, доносившийся из гостиной. Он закрыл глаза и притворился, что спит.

Варшава, 1939 год, немецкая оккупация

   Посреди булыжной мостовой вдруг тяжело шевельнулась металлическая крышка люка, приподнялась и со скрежетом поползла в сторону. Из отверстия показалась голова в кепке – это был проводник Збышек. Он с трудом выбрался наверх, протянул внутрь люка руку и помог выбраться на мостовую Мессингу.
   – Ну, все, – сказал Збышек, отряхивая пальто. – В ту сторону не ходите – там патрулей много, там выход из гетто. А все живут дальше. Бараки, сараи, склады – сами увидите.
   – Благодарю вас… В этих бараках тоже живут? Все окна погашены. – Мессинг достал пачку ассигнаций, протянул их Збышеку.
   – Везде живут. Просто боятся свет зажигать. – Збышек, не считая, сунул деньги в карман пальто и быстро пошел по улице вдоль приземистых кирпичных строений с черными безжизненными окнами. Скоро он растворился в темноте.
   Зябко поежившись и запихнув руки в карманы. пальто, Мессинг побрел по улице в противоположную сторону.
   Мессинг сидел на табурете посреди подвала, а перед ним стояли две женщины и пожилой мужчина.
   В полуподвальном помещении с запыленными окнами дети бегали и играли в куклы. Тут же, по углам, женщины готовили еду на керосинках, чистили картошку, резали лук на дощечках, вдоль стен были устроены двухэтажные нары, и кое-где наверху на них лежали спящие.
   – А больше никого нет родом из Горы-Кальварии? – спросил Мессинг, оглядываясь по сторонам.
   – Больше никого… всех угнали… – ответила одна из женщин в мокром грязном фартуке и шерстяной кофте с продранными локтями.
   – Но вы не знали такую Сару Мессинг?
   – Почему же? Они в соседнем бараке жили – и Сара, и ее дети. Они уже взрослые… ну. вот примерно одного с вами возраста, и невестка, и дети – трое детей у них было. Девочка и два мальчика, не помню, кто чей сын или дочка были. Помню по именам – Яша, Вольфик и Фаня. Они с моими детьми часто играли.
   – Вольфик? – переспросил Мессинг.
   – Нуда…
   – И всех увезли немцы?
   – Всех. И другие семьи из Горы-Кальварии увезли. Две недели назад…
   – А куда? Вы не слышали ничего? Что в гетто говорят?
   – Разное говорят… – Женщина опустила глаза.
   – Кто говорит, на работы на какие-то заводы… – подал голос мужчина и тоже отвел глаза в сторону. – А кто говорит… на ликвидацию…
   Мессинг долго сидел опустив голову. Кричали дети и носились по подвалу, шипели на горячих сковородках лук и картошка.
   – А вы сидите и ждете? – наконец спросил Мессинг и поднялся. – Когда вас повезут?
   А что мы можем сделать? Кто-то бежит из гетто, но все же убежать не могут… – ответила женщина и всхлипнула, высморкалась в подол грязного фартука.
   – Эх, евреи, евреи… овечье стадо… – вздохнул Мессинг и пошел из подвала.
 
   Несмотря на то что стоял день, на улицах гетто людей почти не было. Изредка мелькнет впереди фигура, жмущаяся к стенам бараков, и тут же исчезнет. И Мессинг вдруг поймал себя на мысли, что и сам все время прижимается к стенам, чтобы остаться незамеченным.
   Вот впереди показался немецкий патруль – два автоматчика и фельдфебель с пистолетом на поясе в кобуре.
   Мессинг быстро свернул за угол, заторопился по улице, снова свернул в узкий переулок, остановился, тяжело дыша. Увидел подворотню и направился к ней. Он оказался в небольшом дворе, окруженном двухэтажными каменными домами, присел на лавочку у стены одного из домов, вновь огляделся по сторонам.
   В углу стояли ящики для отбросов, и в них копался какой-то сгорбленный человек в грязном плаще и старой шляпе, надвинутой на глаза. Он что-то выискивал там и складывал в старую холщовую сумку.
   Мессинг пригляделся к нему и вздрогнул. Он узнал в нищем доктора Абеля, своего первого импресарио и учителя!
   Мессинг медленно встал, подошел, позвал негромко:
   – Доктор Абель… это вы?
   Нищий замер, напрягшись, – это Мессинг почувствовал по его спине, потом осторожно повернулся. Вольф увидел изможденное, морщинистое лицо Абеля, седые волосы, выбивающиеся из-под шляпы. Доктор узнал ученика и слабо улыбнулся:
   – А ведь я всегда верил, что мы обязательно встретимся… и встретимся здесь… в варшавском гетто… как видишь, я тоже стал провидцем…
   – Почему вы здесь? – спросил Мессинг.
   – А ты почему здесь, Вольф?
   – Я искал родных… маму, брата, сестер… племянников…
   – И никого не нашел? – вновь улыбнулся Абель.
   – Их куда-то угнали… на какое-то строительство…
   – Их никуда не угоняли, Вольф… их ликвидировали… И мою семью тоже… Мне одному удалось спастись, но теперь я даже не знаю, зачем я спасся.
   – Хотите, пойдем вместе? Постараемся выбраться отсюда, – сказал Мессинг.
   – Куда?
   – Будем пробираться к границе. Уйдем в Советский Союз.
   – У вас это не получится. – Абель заглянул в свою сумку, достал заплесневелый черствый кусок хлеба, откусил и стал жевать беззубым ртом.
   – Вы же погибнете здесь, доктор Абель. – Казалось, Мессинг сейчас заплачет.
   – Мы все погибнем, Вольф… скоро… И я никуда с тобой не пойду… Я живу здесь. – Абель показал рукой на один из домов. – Там, в подвале. У меня есть лежанка…
   – Пойдемте, пойдемте, доктор Абель. Я помогу вам.
   – Не надо. Я никуда не пойду. Я сделал ошибку – мне не надо было спасаться, мне надо было погибнуть с моей семьей. Думаю, скоро ошибка будет исправлена… Прощай, Вольф… Не надо было нам видеться… Впрочем, что Бог ни делает – все к лучшему. Прощай. – И Абель медленно пошел через двор к подъезду.
   – Подождите, доктор Абель! – Мессинг сделал шаг к нему. – Пойдемте со мной. Все поправится. Мы будем вместе работать.
   – Это новое ваше пророчество? – обернулся Абель. – Вы посылаете мне надежду?
   – Я верю, так будет. Мы заживем другой жизнью, доктор Абель.
   – Не хочу… я вообще не хочу больше никакой жизни… евреям не место в этой жизни. Прощайте. – Абель пошел прочь, но вдруг снова обернулся. – Я все эти годы следил за вашими выступлениями. У вас хорошо получалось… Только почему вы не предсказали всего этого? – Доктор Абель обвел рукой двор и медленно пошел дальше.
   Мессинг смотрел ему вслед, потом встряхнулся и повернул в подворотню. Вышел в переулок и пошел по тротуару, свернул за угол – и чуть ли не столкнулся со Збышеком.
   – Торопимся? – усмехнулся тот. – Патруль увидели?
   – Ну да, патруль… – ответил Мессинг и оглянулся.
   – Нашли родственников?
   – Нет. Их две недели назад угнали немцы… а куда – неизвестно.
   – Известно. Это всем известно, – ответил серьезно Збышек. – Только евреи этого знать не хотят.
   – Послушайте… вы… вы не могли бы вывести меня обратно? – спросил Мессинг.
   – Это будет стоить дороже, – улыбнулся Збышек. – Полторы тысячи марок.
   – Хорошо, я заплачу вам две тысячи марок.
   – Откуда у бедного еврея столько денег, чтобы ходить в гетто и обратно? – продолжал улыбаться Збышек.
   – Вы поможете мне? – вместо ответа спросил Мессинг. – Или я поищу другого проводника?
   – Только идиот может отказаться от таких денег. А лучше меня вы никого здесь не найдете… Как стемнеет, пойдем.
   – Опять в канализацию?
   – К сожалению, другой дороги нет, – развел руками Збышек. – Пойдем, я отведу вас туда, где вы сможете скоротать время до темноты, а то недолго и патрулям в лапы попасться.
   И дальше они пошли вместе, стараясь держаться поближе к стенам и зорко оглядываясь по сторонам.
 
   И вновь они шагали по гигантской кирпичной трубе, и вода хлюпала под ногами.
   – Хотел сказать вам, где-то я вас видел… – говорил на ходу Збышек, подсвечивая дорогу фонариком.
   – Может, где-то и видели… – не сразу ответил Мессинг.
   – Нет-нет, определенно где-то видел. – Збышек обернулся, посветил Мессингу фонариком в лицо и снова двинулся вперед. Вдруг опять остановился и пристально посмотрел на Мессинга. – А вы министром каким-нибудь при Пилсудском не были?
   – Каким-нибудь министром не был… – загораживаясь рукой от света, ответил Збышек.
   – А кем же вы были? – спросил Збышек.
   – Хотите, я лучше скажу, кем вы были? – спросил Мессинг.
   – Да вы-то откуда знать можете? – усмехнулся Збышек.
   – Вы родом из Лодзи. Вам двадцать шесть лет, вы были сержантом в армии. Войну встретили под Лодзью. Отступали до Варшавы. Ваш полк разгромили под Варшавой. Вы были ранены, вылечились. А тут и война кончилась…
   – Черт знает что… – перепуганно пробормотал Збышек. – Вы кто? Дьявол? Откуда вы это знаете?
   – Пойдемте, Збышек. Мы теряем время.
   Збышек молча повиновался. Какое-то время они шли молча. И снова Збышек остановился:
   – Хорошо. А когда я вас выведу, вы скажете, кто вы такой и откуда все про меня знаете?
   – Скажу, скажу., пойдемте, – улыбнулся Мессинг.
 
   Во дворе, закрытом с четырех сторон невысокими четырехэтажными домами, со скрежетом приподнялась и сдвинулась крышка люка и показалась голова Збышека. Было темно, у одного подъезда горел подслеповатый фонарь, рассеянным светом обозначая на фоне тьмы кроны деревьев и провалы окон. Збышек выбрался, затем помог вылезти Мессингу. Здесь царило тревожное молчание, лишь тихо шуршали под ветром ветви кленов.
   – Ну, вот вы и в свободной Варшаве, – сказал Збышек, и его зубы блеснули в улыбке.
   – Благодарю вас. Возьмите деньги. – Мессинг протянул ему ассигнации.
   – Теперь вы скажете, откуда вы про меня все знаете? – спросил Збышек, пряча деньги.
   – Я постарался вас хорошенько изучить. Уже когда мы встретились в пивной, – ответил Мессинг. – Иначе как бы я доверился вам?
   – Это понятно. Но каким образом?
   Видите ли… дело в том, что я Мессинг… Вольф Мессинг, – несколько смутившись, ответил Вольф. – Может, вы слышали обо мне? В газетах читали? Я долго концертировал в Варшаве… Берлине…
   – Точно… Дева Мария, как же я раньше вас не узнал… – расплылся в улыбке Збышек. – Ну да, в газетах читал… и портреты ваши… Как же вы это делаете?
   – Что именно?
   – Ну, вот про меня как вы все узнали?
   – Этого словами не объяснишь, Збышек… Я закрыл глаза и увидел вас в Лодзи… потом увидел вас в военной форме артиллериста. Вы ведь артиллерист?
   – Да, наводчиком служил… Закрываете глаза и все видите?
   – Не всегда… – улыбнулся Мессинг. – Мне вот не следовало идти в гетто, я уже знал, что никого родных живыми не застану, а я все-таки пошел… Надеялся на чудо, а получается – чудес в жизни не бывает.
   – Как это не бывает? То, что вы говорите, и есть настоящее чудо, пан Мессинг. Вот буду друзьям рассказывать, как водил вас по варшавской канализации, никто не поверит, ха-ха! – И он рассмеялся.
   Через подворотню они вышли из двора на улицу. Пусто и тихо. И вдруг в стороне послышалась автоматная очередь, через секунду вторая, потом крики, потом опять все стихло. Мессинг и Збышек стояли, прислушиваясь.
   – Вы теперь куда? – спросил Збышек, прикуривая сигарету.
   – Не знаю пока… буду выбираться из Варшавы…
   – Куда?
   – Буду пробираться к границе. Хочу в Россию. В Советский Союз. Только там я могу спастись.
   – Да вас три раза зацапают, прежде чем вы до границы доберетесь, – сказал Збышек.
   – Другого выхода у меня нет… Может, поможете? У вас, наверное, есть знакомые? Вы знаете, Збышек, у меня еще есть деньги. В Советском Союзе они мне не понадобятся. Я вам отдам их. Тут много… – Мессинг полез в дырку в подкладке и достал целую пачку марок. – Не знаю точно, сколько здесь. Берите все. – И он протянул пачку Збышеку.
   – Да куда столько? – Збышек даже испугался. – Себе хоть что-то оставьте.
   – Зачем? В Советском Союзе эти деньги не ходят. Новую жизнь надо начинать нищим, Збышек… отряхнув с себя весь прах прошлого… Извините за высокопарные слова. – Мессинг виновато улыбнулся.
   Но Збышек этой улыбки не увидел и даже, кажется, не слышал слов Мессинга – он держал на ладони толстую пачку денег и смотрел на нее, потом проговорил глухо:
   – Может, и я начну новую жизнь, а, пан Мессинг? Что вы думаете на этот счет?
   – Новую жизнь может начать любой человек, если знает зачем, – ответил Мессинг.
   – На эти марки можно купить кучу оружия… – вслух размышлял Збышек.
   – Уйдете в партизаны? – спросил Мессинг.
   – А для чего еще нужно оружие? Ладно, пан Мессинг, пойдемте. Я знаю, как вам помочь… – И он, не оборачиваясь, быстро зашагал в темноту.
   Мессинг едва поспевал за ним.
 
   Во дворе дома на окраине Варшавы двое парней запрягали в телегу лошадь. Мессинг и Збышек стояли рядом, Збышек курил.
   Один из парней похлопал лошадь по шее, поправил сбрую и сказал:
   – Пошли в дом. На дорогу подкрепиться надо.
   За большим столом расселись молча. На столе дымилась в миске горячая картошка, в другой миске горками лежали соленые огурцы и помидоры, на тарелках – куски вареного мяса, тут же бутыль самогона и маленькие стаканчики. Самый старший, с короткой окладистой бородой, налил в стаканы самогон, сказал:
   – Ну, в добрый путь…
   Все молча чокнулись и выпили и так же молча принялись за еду.
   – Когда придет человек от пана Щуки? – спросил Збышек.
   – В среду обещался, – ответил старший.
   – Янек, скажи ему, что я достал денег на взрывчатку и на оружие.
   – Откуда? – недоверчиво уставился на него Янек. – Ты знаешь, сколько нужно?
   – Есть деньги. Марки… – И Збышек выразительно скосил глаза в сторону Мессинга, и остальные тоже посмотрели на него, продолжая есть, и больше вопросов не задавали…
   Мессинг съел две картофелины, поел мяса и отодвинул от себя тарелку.
   – Благодарю вас.
   – Мало поели, вельможный пан, дорога долгая. Поешьте еще, поешьте, – сказал настоятельно Янек и, придвинув тарелку обратно к Мессингу, сам положил на нее два больших куска мяса и пару картофелин, налил в стаканчики самогону.
   – За ночь до реки доберетесь? – спросил Збышек.
   Нет. За две ночи. Днем будем сидеть в лесу. Чем ближе к границе, тем больше разных патрулей, – ответил Янек и поднял свой стаканчик, проговорил тихо, но с глухой яростью: – Смерть всем бошам!
   – Смерть, – повторили остальные и подняли свои стаканчики.
   – Смерть всем фашистам, – сказал Мессинг и поднял свой стаканчик.
   Чокнувшись, они молча выпили.

Марсель, 1936 год

   Вольф Мессинг сходил по трапу, улыбался и приветственно махал поднятой рукой. За ним шли улыбающийся Цельмейстер и Лева Кобак. Все в белых костюмах и белых лакированных туфлях. Внизу на причале собралась целая толпа корреспондентов и простых зевак. Многие размахивали газетами с портретами Мессинга. Крупным шрифтом чернели заголовки: «Знаменитый на весь мир Вольф Мессинг возвращается в Европу!», «Билеты в концертных залах Марселя и Парижа раскуплены за две недели до его приезда!».
   Другие пассажиры, спускавшиеся по трапу, с любопытством поглядывали на Мессинга и его спутников, переговаривались между собой, наверное, спрашивая друг друга, с какой такой знаменитостью они плыли через Атлантику?
   Когда Мессинг в сопровождении Цельмейстера и Кобака сошел на причал, толпа окружила их – совали газеты для автографа, наперебой задавали вопросы:
   – Мсье Мессинг, распишитесь, пожалуйста!
   – Автограф, мсье, поставьте свой автограф!
   – Как вы себя чувствуете, ступив на землю Франции?
   Я счастлив, господа! Все эти годы я мечтал о прекрасной Франции! – торопливо отвечал Мессинг, успевая расписываться на газетах, на блокнотах, просто на каких-то картонках и клочках бумаги.
   – Как долго вы намерены пробыть во Франции?
   – Где и когда состоится ваше первое выступление?
   – Господа, господа, дайте же пройти, черт возьми! – Цельмеистер и Кобак старались загородить Мессинга, с трудом пробирались через толпу. – Мы устали в пути! Дайте пройти, прошу вас! Дорогу, господа, дорогу!
   – Вы так и не женились за все эти годы, мсье Мессинг? Неужели во всей Америке не нашлось той, которая покорила бы ваше сердце?
   – Как видите, не нашлось! – ответил за Мессинга Цельмеистер. – Некогда ему жениться! Ему работать надо! И потом, глядя на каждую женщину, маэстро видит ее будущее, и это будущее его пугает!
   – Мсье Мессинг, скажите мне о моем будущем!
   И вдруг, когда они уже подходили к открытому автомобилю, к ним протолкался невысокий сухощавый человек в клетчатом светло-коричневом костюме, с хищным остроносым лицом.
   – Мсье Мессинг! Я – Эрих Ганусен! Я занимаюсь примерно такими же сеансами гипноза и телепатии, как вы! Где мы можем поговорить с вами о будущем?
   – О будущем господина Мессинга вам придется говорить со мной. – Цельмеистер грубо отстранил Ганусена. – Я распоряжаюсь его будущим, понятно? И уйдите, пожалуйста! В его будущем я вас не вижу!
   Они торопливо сели в автомобиль, который окружила толпа.
   – Поехали, мсье, поехали! – скомандовал Цельмейстер шоферу, и тот медленно тронул машину, отчаянно гудя клаксоном.
   Толпа расступалась, открывая дорогу, и только Ганусен, вцепившись в борт автомобиля, быстро шел рядом и говорил торопливо:
   – Вы не поняли, мсье! Меня знают в Германии! Я предлагаю вам совместное выступление!
   – Мсье, отцепитесь от машины! – перебил его Цельмейстер.
   – Совместное выступление! Огромный успех, мсье! – Ганусен продолжал бежать рядом с автомобилем.
   – Отцепитесь от машины, вам говорят! – пытаясь отодрать пальцы Ганусена от борта, закричал Цельмейстер.
   Наконец ему удалось оттолкнуть назойливого преследователя, и тот, едва не упав, сделал еще несколько шагов по инерции, остановился и с ожесточением сплюнул.
   – Кто такой этот Ганусен? – спросил Мессинг.
   – Твой конкурент, – усмехнулся Цельмейстер. – Тоже выступает с публичными опытами телепатии и гипноза. Говорят, он связан с фашистами…. Будто бы даже с самим Гитлером. Выступает в роли оракула…
   – Откуда ты все это знаешь? – удивленно посмотрел на него Мессинг.
   – Мой дорогой, я на пароходе последние пять дней только и делал, что читал французские и немецкие газеты. Пусть и месячной давности, но… кое-какое представление об обстановке во Франции, Германии и вообще в Европе они дают… Правда, не ожидал, что мы встретим этого типа уже в Марселе, в морском порту. Видно, специально приехал.
   – Откуда журналисты узнали, что мы приплываем?
   – Я заранее послал телеграммы в разные газеты, – осклабился Цельмейстер. – Рекламу, дорогой Вольф, надо делать заранее, иначе на твои выступления придут три с половиной человека.
   Машина ловко маневрировала по улице, заполненной автомобилями и конными экипажами. И скоро остановилась у подъезда четырехэтажного отеля, построенного в старом мавританском стиле: изящные колонны, подпирающие портик над подъездом, украшенные восточным орнаментом двери. Вход охраняли два швейцара в ливреях, тут же суетились мальчики-посыльные в форменных курточках и кепках.
   Не успел автомобиль остановиться, как несколько мальчиков кинулись к нему, мгновенно расхватали чемоданы и сумки и понесли к подъезду. Цельмейстер расплатился с шофером.
   – Будьте так любезны, мсье, приехать сюда вечером. Мы хотим покататься по городу, – сказал Цельмейстер. – Освежить в памяти прошлое.
   – Конечно, мсье, – кивнул шофер. – Могу предложить вам на выбор разные уютные местечки, где можно неплохо развлечься. Девочки на любой вкус – черненькие, беленькие, мулаточки, и цены весьма разумные. И не какие-то портовые шлюхи, а хорошо воспитанные девочки… даже образованные попадаются. А цены, правду говорю, мсье, очень… ну очень разумные.
   – Разумные, говоришь? А ты с этих разумных цен свой процент имеешь?
   – Совсем небольшой, мсье. У меня большая семья, трое маленьких мальчишек, подрабатываю, где могу..
   – Ладно, эту программу мы обсудим, когда поедем кататься, – понизив голос, сказал Цельмейстер и опасливо покосился на Мессинга, который медленно направился от автомобиля ко входу в отель.

Берлин, 1936 год

   Ганусен сидел в кресле в кабинете Геббельса, покуривал сигару и медленно говорил:
   – Что я могу сказать, рейхсминистр, мне было достаточно нескольких взглядов, чтобы понять… – Ганусен потянулся к столику, на котором стояла рюмка с коньяком, взял ее, отпил глоток, почмокал губами.
   – Чтобы понять что? – резко спросил сидевший за столом Геббельс.
   Громадный канцелярский стол производил внушительное впечатление на посетителей, и маленькая фигурка рейхсминистра казалась за ним еще меньше. За спиной Геббельса на стене висел огромный портрет Гитлера, и изображение фюрера было больше, чем рейхсминистр в натуральную величину.
   – Что передо мной шарлатан, но… – Ганусен вновь отпил глоток, потянул сигару и выпустил дым.
   – Что «но»? – вновь нервно спросил рейхсминистр.
   – Но шарлатан очень умный… наделенный некоторыми телепатическими способностями…
   – Какими же, интересно знать? Что я должен сказать фюреру?
   – Способностями телепатической связи… Я постараюсь выяснить все подробно при близком общении. Я сумею его заинтересовать.
   – Учтите, доктор, фюрер проявил самый живой интерес к этому еврею. И если…
   – Понимаю… – усмехнулся Ганусен. – Если он произведет впечатление на фюрера, мне дадут отставку.
   – Совсем не обязательно. Один прорицатель хорошо, два – лучше. Жду от вас сообщений, доктор. А теперь допивайте коньяк и пошли вон.
   Ганусен, нисколько не изменившись в лице, допил коньяк, поставил рюмку на стол, поднялся из кресла и спокойно вышел. Геббельс злыми глазами смотрел ему в спину.

Марсель, 1936 год

   Мессинг вышел из ванной, прошел в спальню, вытираясь на ходу большим махровым полотенцем, и открыл платяной шкаф. Достав оттуда рубашку и костюм, начал одеваться. Он как раз застегивал перед зеркалом рубашку, когда в номер постучали.
   – Входи, Питер, входи! – прокричал Мессинг из спальни.
   Щелкнула дверь, и из гостиной раздался веселый женский голос:
   – Куда вы спрятались, мсье? Я пришла, как и обещала…
   Когда Мессинг вышел из спальни в гостиную, он не смог скрыть удивления.
   У стола стояла стройная девушка с сильно накрашенными губами и подведенными глазами. Игривая шляпка с бумажным красным цветком на голове, черные ажурные чулки – ни дать ни взять Кармен из дешевой оперетки.
   – Простите, вы не ошиблись номером? – придя в себя, спросил Мессинг.
   Ну что ты, Вольф, как я могла ошибиться? Я мечтала о встрече с тобой. Я бредила тобой все эти годы. Ты иссушил мою душу. Ты сделал мою жизнь сплошным мучительным ожиданием… – Говоря без остановки, она подошла к Мессингу и порывисто обняла его, прижала к себе. – Я люблю тебя, Вольф! Ты мой единственный возлюбленный! Мессинг попытался сопротивляться, но девица впилась губами в его губы и стала подталкивать к дивану. Скоро они обрушились на него.
   – Милый мой, милый… – бормотала нежданная гостья, ловко срывая с себя шелковую блузку и не менее ловко избавляясь от юбки.
   Мессинг вывернулся из-под нее, встал, поправляя растерзанную на груди рубаху.
   – Ну куда же ты?! – плачущим голосом пропела прелестница, протягивая к нему руки и сверкая соблазнительными большими грудями.
   – Я сейчас… дорогая… сейчас, одну минуту.. – заикаясь, ответил Мессинг и бросился в прихожую, выскользнул из номера и столкнулся с Цельмейстером, который как раз шел к нему.
   – Полицию, Питер, немедленно полицию… у меня в номере девица…
   Цельмейстер мгновенно все понял, и в это время из номера раздался истошный визг и женский крик:
   – На помощь! Насилуют! Помогите!
   Цельмейстер бросился бежать по коридору, крикнув Мессингу на ходу:
   – Не заходи туда!
   Но Мессинг заглянул в номер-уж очень жалобно кричала девица, но как только он появился, она кинулась к нему, обняла и снова стала целовать, пачкая губной помадой щеки и губы и умудряясь одновременно истошно вопить. Мессинг пытался отбиваться, но девушка попалась на удивление сильная и Мессинга не выпускала.
   И в это время в номер на крики вошли администратор и две горничные в белых наколках на голове и белых фартуках. Страшная картина предстала перед ними: растерзанная полуголая девушка и не менее растерзанный Мессинг, с расцарапанным лицом и следами помады на щеках и губах. Увидев их, девица завизжала:
   – Он меня хотел изнасиловать! Он меня избивал!
   Секундой позже в номер вломились двое ажанов. за ними запыхавшийся Цельмеистер, а следом несколько журналистов с фотоаппаратами. Девица при виде полицейских заголосила еще громче, но один из них, грузный, с выпиравшим из-под ремня животом, злобно рявкнул:
   – А ну заткнись!
   Та мгновенно замолчала, потом проговорила спокойно и устало:
   – Он хотел меня изнасиловать! Он меня в номер зазвал, обещал угостить вином и сразу набросился как зверь…
   – Вы ее знаете? – шепотом спросил полицейского Цельмеистер.
   – А как же… На Тюильри всегда торчит, – буркнул полицейский.
   Журналисты щелкали фотоаппаратами. Мессинг повернулся и вышел из гостиной в спальню. Один из журналистов кинулся за ним, но Вольф закрыл дверь перед его носом.