– Думаю, на число поставить, вы что посоветуете?
   – Подождите… – так же тихо ответил Вольф, не сводя взгляда с крутящейся рулетки.
   Канарис подозвал официанта и попросил принести кофе. Мессинг все стоял, словно окаменев, и смотрел то на рулетку, то на крупье – мужчину средних лет, в белой рубашке с черной бабочкой, с седыми висками и гладко зачесанными назад волосами. И вот взгляды Вольфа и крупье встретились, и словно молния промелькнула между ними. Они пристально глядели друг на друга, затем крупье опустил глаза. Игроки в это время делали ставки. Мелькали над игровым полем руки, слышались перешептывания, охи и вздохи. Кто-то вытирал мокрое лицо платком, кто-то пил кофе, кто-то – коньяк. Многие нервно курили папиросы, пуская над головами присутствующих кольца дыма.
   Канарис маленькими глотками отхлебывал горячий кофе и от нетерпения чуть ли не дергал Мессинга за рукав.
   – Самый большой выигрыш, как я понимаю, дает зеро? – тихо спросил Вольф.
   – Да.
   – Сколько у вас с собой денег?
   – Всего? – со страхом посмотрел на него Канарис.
   – Всего, всего… – нетерпеливо перебил Вольф.
   – С собой у меня тысяча двести франков.
   – Ставьте их на зеро.
   – Вы с ума сошли, – вздрогнул Канарис. – Это самоубийство. Ни один игрок так не поступает.
   – Ставьте на зеро, я вам говорю, – отчеканил Вольф.
   – Вы хоть знаете, что зеро выпадает один раз на тысячу ставок? – сопротивлялся Канарис. – Я проиграю последние деньги. На что я буду существовать, Мессинг?
   – Тогда я ухожу. – Вольф сделал движение, чтобы отойти от стола, но Канарис схватил его за руку:
   – Хорошо, хорошо… я иду на самоубийство, чтоб вас черти взяли. – Генрих достал бумажник, вытащил из него пачку банкнот и бросил ее перед крупье, продолжая бормотать. – И зачем я с вами связался, идиот… сам напросился, сам уговорил…
   – Помолчите, – оборвал его Вольф.
   Крупье пересчитал деньги и выдал Канарису фишки. Тот составил их столбиком и поставил этот столбик на зеро. Почти все игроки уставились на Канариса, во взглядах – изумление, недоумение, а многие смотрели на него, как на умалишенного. Крупье запустил рулетку и бросил шарик. С тихим костяным стуком шарик запрыгал по желобку.. Все медленнее и медленнее крутилась рулетка, все медленнее подпрыгивал шарик, и вот он совсем замедлил бег и… остановился на клетке «зеро»!
   – Зеро… – тихим шепотом выдохнули игроки.
   А крупье молча, странным взглядом поглядел на Вольфа, потом вздохнул и проговорил:
   – Зеро. Поздравляю… – Лопаткой он сгреб фишки, расставленные по всему полю, в одну кучу и решительным жестом придвинул ее к Канарису, стоявшему теперь вплотную к столу. Потом крупье стал отсчитывать фишки, лежавшие перед ним. Он отделил весомую кучу фишек и опять придвинул их лопаткой к Канарису. Потом проговорил: – Сумма очень большая, у меня столько нет. Будьте любезны пройти в кассу. – С этими словами он протянул небольшой серебряный поднос, на который Канарис с лихорадочной торопливостью принялся складывать фишки.
   Со всех сторон послышалось:
   – Поздравляю… вы отчаянный игрок, мсье…
   – Примите поздравления. Вот уж действительно недаром говорят: риск – благородное дело. Я бы на такое не решился.
   – Поздравляем, мсье… поздравляем, герр… поздравляем, мистер…
   Канарис в ответ кивал, улыбался, лицо его покрылось испариной, а руки подрагивали. В сопровождении Мессинга он направился через зал к кассе, где стояли хозяин казино и средних лет мужчина в такой же, как у крупье, белой рубашке с бабочкой. Мужчина держал в руках поднос с двумя рюмками коньяку. Хозяин, толстый, пузатый человек во фраке, встретил Канариса улыбкой:
   – Дорогой мой завсегдатай! Вы заслужили этот выигрыш! Настоящий игрок не ждет удачу, а бьет ее влет, как охотник дичь, – елейно проговорил он. – Вы настоящий стрелок, господин Канарис.
   – Благодарю вас, благодарю… – Канарис отдал поднос с фишками в окошко кассы, где двое молодых людей стали их пересчитывать, и, повернувшись к хозяину, взял рюмку с подноса.
   – Позвольте вам представить моего друга – господин Вольф Мессинг, маг, волшебник и иллюзионист!
   – О-о! – выпучил глаза хозяин. – Очень много наслышан, но еще не был на вашем представлении – дела, как видите, не дают отлучиться ни на минуту. – Он взял рюмку с подноса и подал ее Вольфу.
   – Благодарю вас… – ответил Вольф, принимая рюмку.
   Человек с подносом метнулся к стойке бара, и бармен мгновенно налил еще одну рюмку коньяку.
   – Вы еще повторите свое представление, не так ли? – спросил хозяин казино.
   – Да, придется повторить. Слишком много просьб. Может быть, перед прибытием в Буэнос-Айрес…
   – Обязательно буду, обязательно… Говорят, вы читаете мысли на расстоянии? Это что, телепатическая связь? Ведь животные обладают такой связью и передают друг другу сигналы на расстоянии. Я читал Дарвина…
   – Да, в этом смысле мы мало отличаемся от животных, – улыбнулся Вольф и пригубил коньяк.
   – Страшно интересно… обязательно приду посмотреть и поучаствовать, если позволите, – улыбаясь, говорил хозяин, глядя на Канариса.
   Канарис в это время рассовывал пачки купюр по карманам. Он кивнул хозяину и взял под руку Мессинга, отводя его в глубь зала.
   – Может, попробуем в карты?
   – В карты? – Мессинг задумался. Казалось, что его тоже захватил азарт. – Ну давайте попробуем…
   Они прошли в другой зал, где стояли около десятка карточных столов, вокруг которых тоже толпились игроки. На зеленом сукне лежали карты, фишки, денежные купюры.
   Крупье одну за другой метал из колоды карты, на мгновение задерживался, бросая взгляд на игрока, сидящего за столом.
   – Откройте еще две карты, – попросил игрок. Крупье открывал одну за другой карты, коротко сообщал:
   – Вы проиграли… Будете играть еще?
   – Нет, благодарю… – Игрок шагнул в сторону, и перед крупье выросли Канарис и Мессинг.
   – Новую колоду, – велел Канарис.
   Крупье вскрыл новую колоду, не спеша стал тасовать карты. Взглянул на Канариса:
   – Можно начинать?
   – Да, пожалуйста…
   – Кто играет? – спросил крупье. – Вы или этот господин?
   – Я играю, – ответил Мессинг
   Ловко тасуя карты, крупье посмотрел на Мессинга. И тот ответил ему долгим черным взглядом. Крупье поспешно отвел глаза, но через секунду, помимо своей воли, снова поглядел в глаза Вольфу. Движения его рук замедлились.
   – Какова будет ставка? – спросил крупье.
   – Тысяча франков. Я буду играть на джек-пот.
   – Неразумно, – усмехнулся крупье. – Джек-пот бывает…
   – Я знаю. Но сегодня у вас джек-пот еще не выходил, не так ли?
   – Откуда вы знаете? – удивился крупье. – Вы же только что подошли.
   – Мне так кажется, – ответил Мессинг. – Давай на джек-пот… Все остальные комбинации ваши. Дайте мне карту.
   Крупье молча положил перед ним карту рубашкой вверх. Мессинг посмотрел, положил ее на стол, вновь посмотрел в глаза крупье:
   – Дайте еще одну, пожалуйста…
   Крупье замедлил движения рук и вовсе остановился. Пальцы сжимали колоду, а он смотрел в глаза Мессингу. Потом снова стал медленно тасовать карты. Остановился. Осторожно снял верхнюю карту, положил на стол. Мессинг взял ее и перевернул. Джек-пот!
   Тихо ахнули стоявшие вокруг игроки. Раздались возбужденные голоса:
   – Сегодня первый раз! При такой ставке – выигрыш сто тысяч франков! Колоссально!
   – Говорят, он новичок? Зашел от скуки? Вот вам и от скуки – сто тысяч франков!
   Крупье вытер пот со лба, достал из ящика чековую книжку, быстро написал на ней несколько цифр, расписался, затем стал суетливо убирать в ящик фишки, деньги и разбросанные по столу колоды карт.
   – Прошу прощения, господа, игра на полчаса прекращается, – крупье посмотрел на Мессинга. – Пойдемте со мной, пожалуйста.
   Втроем они пересекли зал и подошли к окну кассы. Внутри сидел здоровенный черноусый мужчина в белой, обтягивающей мускулистую фигуру рубашке. Крупье протянул в окно чек и проговорил:
   – Сто тысяч франков. У меня такой наличности нет. Выплати, пожалуйста.
   Кассир посмотрел на чек, кивнул и, открыв дверцу сейфа, стоявшего сбоку, стал доставать оттуда пачки банкнот и выкладывать их на стол. Крупье ушел, а Мессинг и Канарис терпеливо ждали. Глаза Канариса едва не вылезали из орбит, губы вздрагивали, на лице выступила испарина.
   Крупье сложил пачки в кожаный коричневый портфель и подал его в окно со словами:
   – Портфель потом отдайте палубному стюарду.
   – Непременно, – улыбнулся Мессинг, забирая портфель.
   И в это время к кассе подошел хозяин казино в сопровождении плечистого и тоже черноусого мужчины в черном костюме.
   – Вас можно снова поздравить, мсье? – Он смотрел на Канариса. – И какова же сумма выигрыша?
   – Сто тысяч франков, – ответил за Канариса кассир.
   Лицо хозяина перекосила мгновенная гримаса злобы, но в следующую секунду он уже улыбался.
   – Выиграл мой друг, – тоже улыбаясь, ответил Канарис. – Он играл в первый раз, а новичкам, как вы знаете, фантастически везет.
   – Мсье Мессинг? – Хозяин повернулся к Вольфу, и вновь гримаса злобы исказила его лицо. – Людям вашей профессии мы запрещаем играть в казино.
   – Какой профессии? – удивленно спросил Мессинг.
   – Ну, то, чем вы занимаетесь… внушение мыслей на расстоянии, чтение чужих мыслей… Вы не имели права играть, поэтому нам придется аннулировать ваш выигрыш.
   Да кто же вам сказал, что я читаю чужие мысли? – вновь удивился Мессинг. – Я просто фокусник. Как говорят, вся моя тайна заключается в ловкости рук и внимательности. Никакого чтения чужих мыслей, поверьте…Як картам даже не прикасался, банк держал крупье…
   – И тем не менее, мсье Мессинг, я должен аннулировать ваш выигрыш, – повторил хозяин, и плечистый мужчина в темном костюме придвинулся к Мессингу и даже протянул руку, чтобы забрать портфель.
   – Если вы аннулируете этот выигрыш, вы можете аннулировать и дальнейшую судьбу вашего казино, – нахмурившись, проговорил Мессинг и жестом отвел руку черноусого от портфеля. – Меня знают по всей Европе… и в Аргентине, в Буэнос-Айресе, меня тоже знают. Я буду гастролировать по приглашению мэра Буэнос-Айреса. И у меня в кармане приглашение от мэра Рио-де-Жанейро. Я сделаю заявление для прессы о вашем поступке – хозяин казино силой отобрал выигрыш у игрока-пассажира! Это неслыханно! Я пожалуюсь на вас мэру Буэнос-Айреса и мэру Рио-де-Жанейро. Не думаю, мсье, что после этого дела у вашего казино пойдут хорошо.
   Лицо хозяина снова исказилось, словно от мучительной зубной боли. Он сделал знак черноусому, и тот отошел от Мессинга.
   – Хорошо… – процедил хозяин. – Но я настоятельно прошу вас больше не появляться в казино.
   – Будьте спокойны – не появлюсь, – ответил Мессинг. – тем более что до прибытия остались всего сутки.
   Он повернулся и направился к выхода из зала. Канарис весело подмигнул хозяину казино и поспешил за Мессингом.
   В узком коридоре у каюты Канариса они остановились. Мессинг молча вручил ему портфель и сказал:
   – Держите. Надеюсь, это поможет вам выкарабкаться. И запомните: я помог вам первый и последний раз. Желаю здравствовать.
   – Подождите, Мессинг. – Канарис крепко ухватился за ручку портфеля. – Я хотел бы поделиться с вами выигрышем. Возьмите свою долю – сорок тысяч франков, больше я дать не могу. Возьмете?
   – Мою долю? – усмехнулся Мессинг. – Нет, не возьму. Я сыграл для вас. Для себя я не стал бы играть. Прощайте, мсье Канарис… – Мессинг пошел по коридору, но вдруг остановился. – Будьте осторожны. Мне кажется, хозяин казино задумал что-то нехорошее против вас.
   – Не беспокойтесь, мсье Мессинг, – усмехнулся Канарис, открывая дверь своей каюты. – За такие деньги я смогу постоять… Хотя, простите, а не могли бы вы еще раз выручить меня?
   – Каким образом? – пожал плечами Мессинг.
   – Можно, я побуду до прибытия в порт в вашей каюте? Если я буду здесь, хозяин казино со своими молодчиками действительно может напасть на меня и отнять деньги. А то, чего доброго, меня выкинут за борт… Моя просьба не очень вас затруднит?
   – Что ж, пойдемте, – вздохнул Мессинг и пробурчал вполголоса: – Навязались вы на мою голову..
 
   В большой просторной каюте Вольфа расположились Цельмейстер, Канарис и сам Мессинг. Хрипело и плевалось словами радио. Цельмейстер налил себе виски из бутылки, стоящей на небольшом столике, добавил лед из вазочки и закурил папиросу. Канарис маленькими глотками потягивал виски, потом отставил бокал и, вытащив из хрустальной вазы с фруктами яблоко, с хрустом откусил от него.
   – Нет, я отказываюсь что-либо понимать в этой вонючей жизни. – Цельмейстер огорченно взмахнул рукой и отхлебнул виски. – Простите, Вольф, я тоже очень нуждаюсь в деньгах, и у меня много долгов. И у меня семья – жена и четверо детей, черт бы вас побрал! Почему вы для меня не сыграли в казино?
   – Я же не знал, что у вас много долгов, – усмехнулся Мессинг.
   – Нет, я понимаю, конечно, что гений сродни сумасшедшему, но не до такой же степени, дорогой мой! Выиграть кошмарную сумму денег и отдать ее первому встречному!
   – Мы с господином Мессингом старые приятели, – сказал Канарис.
   – А я, выходит, совсем новый приятель? – вытаращил глаза Цельмейстер. – Мне денег не нужно? Вы хоть бы поделились выигрышем, старый приятель! Захапали все денежки да еще у нас прячетесь!
   – Не завидуйте, – ответил Канарис и отпил глоток виски. – Зависть – нехорошее чувство… Я предлагал господину Мессингу сорок тысяч, но он отказался.
   – Что-о?! – завопил Цельмейстер. – Сорок тысяч? Отказался?! Да он в самом деле сумасшедший! – Цельмейстер залпом допил виски и тут же налил себе еще, бросив в стакан несколько кусочков льда. – Слышите, как вас там… Канарис? Давайте сюда сорок тысяч.
   – Не дам. Вы-то здесь при чем? – набычился Канарис.
   – Я – финансовый директор этого человека. – Цельмейстер ткнул пальцем в сторону Мессинга. – Вы хоть знаете, что он находится на стадии полного банкротства?
   – Перестаньте, Питер, – улыбнулся Мессинг. – Мы скоро разбогатеем…
   – Вы? Разбогатеете? Никогда! – категорически отрезал Цельмейстер, глотнул виски, поморщился. – Мой драгоценный Вольф, первое ваше выступление – в оперном театре. Это главный очаг культуры в столице Аргентины. И от этого выступления будет зависеть успех всего турне. Иначе вы останетесь нищим до конца дней своих! Я не ясновидящий, но в этом почему-то уверен!
   – У господина Мессинга все будет отлично, – улыбнулся Канарис и откусил от яблока.
   Вольф молча вертел в пальцах стакан, задумчиво глядя в большой круглый иллюминатор, за которым плескалось море. В дверь резко постучали, и вошел Лева Кобак. Он был взволнован:
   – Вы не слышали? Только что передали!
   – Что же такого особенного передали, Лева? В Германии подешевела колбаса, а в Париже – вино?
   – В Германии революция, Германия подписала капитуляцию. В Берлине беспорядки, стрельба, много убитых. Кайзер свергнут, – отрывисто выпалил Кобак.
   – Н-да-а, вовремя мы дали деру из Европы… – глубокомысленно изрек Цельмейстер.
   Мессинг встал, покрутил ручку настройки, но по-прежнему слышался лишь треск и неразборчивая мужская речь.
   – Ну, хоть, слава Богу, эта проклятая война закончилась… – пробормотал Кобак и, подойдя к столику, налил себе виски, бросил два кусочка льда, встряхнул стакан. – Правда, другая началась… в России…
   – С кем? – спросил Цельмейстер.
   Да черт разберет… гражданская война… свои со своими… и еще с Польшей… в общем, господа, начался вселенский бардак… и только нашему ясновидящему Вольфу известно, когда и чем эта новая война закончится. А, господин Мессинг, скажите, успокойте наши растревоженные души. – Кобак смотрел на Вольфа совсем не весело, а, скорее, с большой тревогой…
   – Ничего, Америка далеко от Европы… – многозначительно проговорил Канарис. – Когда там все утрясется, я вернусь с миллионами в кармане!
   – Мне кажется, вы вернетесь значительно раньше, – ответил Цельмейстер. – В тюремной каюте…
   Канарис посмотрел на него и засмеялся. Он покрутил головой, продолжая смеяться, потом сказал:
   – Вы хоть знаете, господа, что Аргентина сегодня самая богатая страна во всей Америке? Да, пожалуй, и во всем мире.
   – Самая богатая? – недоверчиво спросил Лева Кобак.
   – Да, да! Европа за время войны обнищала вдрызг, а здесь люди лопаются от денег. И знаете, на чем они разбогатели? На торговле мясом!
   – Мясом? – опять недоверчиво переспросил Лева Кобак.
   – Да-да, мясом! Так что тут есть чем поживиться – деньги лежат прямо на дорогах! – и Канарис снова засмеялся.
   Мессинг по-прежнему молчал, задумчиво глядя в иллюминатор, за которым дышало безбрежное море.
   В дверь каюты постучали, она открылась, и внутрь заглянул стюард, одетый в белый с золотыми пуговицами китель:
   – Господа, прибываем в Буэнос-Айрес – лучший и самый красивый город в мире, – с лучезарной улыбкой доложил он.
   Дверь закрылась. Канарис тут же поднялся, подхватил кожаный портфель, стоявший у его ног, тоже лучезарно улыбнулся:
   – Благодарю вас, господин Мессинг. Не говорю: прощайте. Уверен, судьба обязательно сведет нас снова… даже если вам будущее видится по-другому, чем мне…
   – А я говорю вам: прощайте, господин Канарис, – ответил Мессинг и повторил: – Прощайте и еще раз – прощайте.
   – Прощайте, господа. Удачных и вам, и мне гастролей. – Канарис с улыбкой исчез за дверью…
   Германия подписывает капитуляцию в Компъене… Представители Франции, Великобритании и Германии ставят свои подписи под документами…
   Гражданская война в России… На трибуне с речью выступают Ленин… Троцкий… Свердлов… Буденный, ведущий в бой эскадроны Первой конной… Полки красноармейцев, уходящие на фронт…
   Офицерские полки белых идут в атаку под барабанный бой… Иностранные газеты с портретами генерала Деникина и адмирала Колчака… Колчак в окружении офицеров… Мчатся казачьи сотни под царскими знаменами…
   Революция в Германии, столкновения демонстрантов с полицией… Роза Люксембург и Карл Либкнехт выступают перед рабочими машиностроительного завода… Рабочие сражаются с регулярными войсками… мертвые люди на улицах Берлина…
   Польша… Здесь разворачиваются боевые действия против Советской России… Маршал Пилсудский ораторствует на трибуне. Заголовки газет: «Я бил двуглазого урода раньше, теперь бью жидовскую красную звезду большевиков!»… Польская кавалерия на марше…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Буэнос-Айрес, 1918 год
   Ярким солнечным днем пассажиры сходили по трапу в порту Буэнос-Айреса. Небольшая толпа встречающих пестрела букетами цветов и яркими одеждами.
   Когда Мессинг в сопровождении Цельмейстера и Левы Кобака ступил на землю, его окружили с десяток журналистов. Вспыхивали магниевые огни, щелкали фотоаппараты.
   – С прибытием в Аргентину, господин Мессинг!
   – Благодарю вас, господа, я тоже очень рад увидеть Буэнос-Айрес.
   – Как долго вы намерены пробыть в Аргентине?
   – Это зависит от вашего гостеприимства.
   – Сколько представлений вы намерены дать здесь?
   – Это будет зависеть от того, будете ли вы хорошо посещать мои представления.
   – Господин Мессинг, вы уехали из Европы, спасаясь от войны?
   – Я уехал, спасаясь от злых людей…
   – Кому из воюющих сторон вы сочувствовали в этой войне, господин Мессинг, – Антанте или Германии?
   – Я сочувствую несчастным жителям всей Европы, которых обжег страшный пожар этой войны.
   Фотоаппараты наперебой продолжали щелкать…
 
   Тихо насвистывая незатейливую мелодию, Канарис вышел из порта и двинулся по узкой улочке. В руке он держал увесистый саквояж. Многочисленные магазины и магазинчики Буэнос-Айреса вели бойкую торговлю всевозможным товаром, пестрели разноцветные вывески, лотки ломились от фруктов и рыбы, вокруг сновали кричащие и улыбающиеся люди в цветастых одеждах.
   Канарис свернул на другую пустынную улочку. Вдоль нее тянулись высокие глухие стены, под самыми крышами на брошенных из окна в окно веревках сушилось выстиранное белье. Канарис, оглядываясь по сторонам, быстро шел по улочке и вдруг увидел двух идущих навстречу мужчин в светлых костюмах и шляпах, надвинутых на глаза.
   Канарис чуть замедлил шаги, но продолжал идти. Завел правую руку за спину, приподнял край пиджака – на спине из-за пояса торчала рукоятка пистолета. Канарис не замедлил шага. Он и двое мужчин постепенно сближались.
   Выдернуть пистолет и выстрелить Канарис успел раньше. Противники еще только поднимали пистолеты, когда прогремели два выстрела. Оба мужчины грузно завалились на мостовую. Канарис подошел к ним, пригляделся, брезгливо пнул одного ногой и процедил:
   – Поганый латинос… – и быстро пошел по улице.
   Из одного окна высунулась полураздетая черноволосая женщина, глянула вниз и что-то испуганно прокричала.
   Канарис ускорил шаги, потом побежал.
Варшава, 1939 год, немецкая оккупация
   Черный «майбах» и мотоциклы остановились у подъезда старинного здания с колоннами. У колонн стояли два автоматчика. Дальше широкая лестница вела к подъезду с большими дубовыми дверьми, украшенными бронзовыми ручками с львиными головами. По бокам дверей несли караул еще два немецких солдата с автоматами.
   – Прошу, пан Мессинг! – Канарис предупредительно распахнул дверцу, и Мессинг выбрался из автомобиля.
   Он огляделся по сторонам и вновь наткнулся на улыбающуюся физиономию Канариса.
   – Пойдемте, пан Мессинг, я устрою вас как нельзя лучше. – Канарис взял его под руку и почти насильно повел по ступенькам лестницы, на ходу обернулся к охране: – Ждите! Сейчас поедем!
   Один из автоматчиков, унтер-офицер, козырнул:
   – Слушаюсь, герр штандартенфюрер. – Солдаты повернулись и отошли к своим мотоциклам.
   …Они шли по гулкому коридору. Мессинг впереди. Канарис сзади.
   – Стойте, – скомандовал Канарис.
   Мессинг остановился. Канарис толкнул дверь и положил руку на плечо Вольфа, направляя его внутрь.
   Это была приемная перед кабинетом. За письменным столом сидел молоденький шарфюрер. При виде штандартенфюрера он поспешно встал.
   – Вызывайте наряд. Обыскать и определить в одну из подвальных камер. В одиночную. Охрана строжайшая. Никаких мер воздействия не предпринимать. Завтра я им займусь лично. Все ясно?
   – Так точно, repp штандартенфюрер, – козырнул секретарь.
   – Кто меня домогался? – спросил Канарис.
   – Звонил комендант города. Звонил командир танкового полка полковник Курт Швангер. Сказал, что у вас назначена встреча.
   – Ах да, совсем забыл. В карты поиграть собирались. – Канарис стукнул себя ладонью по лбу. – Ладно, придется отложить.
   Мессинг, услышав про карты, вдруг усмехнулся:
   – Надеюсь, вы больше не будете просить меня отыграться за вас?
   – А может, и попрошу! – ничуть не смутившись, улыбнулся Канарис. – Полагаю, вы не откажете? Выручите меня, как тогда… много лет назад… Я вполне серьезно говорю вам: я все помню и до сих пор благодарен вам…
   – Что здесь раньше было? – спросил Мессинг.
   – Странно, что вы об этом спрашиваете, пан Мессинг, – усмехнулся Канарис. – Неужели не дошли своим внутренним взором?
   – Польская контрразведка… – подумав, ответил Мессинг.
   – Браво, пан Мессинг. Вы снова не ошиблись. Неужели доводилось раньше здесь бывать?
   – Нет, не доводилось…
   – Действительно, у вас уникальные способности. Недаром фюрер назначил за вашу голову награду в двести пятьдесят тысяч… Но теперь от меня ничего не зависит. Приказ есть приказ. Завтра мы увидимся и обо всем поговорим. – Канарис снова широко улыбнулся и вышел.
   – Садитесь, – приказал шарфюрер и указал на кресло у стола.
   Мессинг сел. Через секунду в кабинете появились два фельдфебеля. За ними вошли два солдата и встали у дверей.
   – Встаньте. Снимите пальто, – приказал высокий рыжий фельдфебель.
   Мессинг снял пальто. Рыжий передал его другому фельдфебелю, тот принялся методично прощупывать его длинными пальцами, потом вывернул карманы и после этого отложил пальто на кожаный диван. Мессинг все это время не сводил с него глаз.
   Затем рыжий фельдфебель начал обыскивать самого Мессинга.
   Потом два фельдфебеля снова вели его по длинному коридору мимо дверей с номерами. Шаги гулко отдавались под сводами. Рыжий крутил на пальце большую связку ключей, они позвякивали.
   Навстречу им попались два таких же фельдфебеля и человек в окровавленной белой рубашке, с руками, заведенными за спину. Опустив голову, человек смотрел в пол.
   Потом они спускались по лестнице… Один пролет… другой… и снова коридор, бетонный пол, и снова – двери. Только теперь не деревянные, а железные с круглыми глазками.
   Возле одной такой двери рыжий фельдфебель скомандовал:
   – Стоять.
   Мессинг остановился. Рыжий открыл дверь, снова скомандовал:
   – Заходи.
   Мессинг зашел, и дверь с железным грохотом затворилась. Лязгнул засов. Мессинг постоял, осматривая камеру – топчан в углу, под потолком тусклая лампочка, забранная пыльной решеткой, стены, выкрашенные бурой краской.
   Мессинг прошел к топчану, лег, накрылся пальто и закинул руки за голову. Его остановившийся взгляд был устремлен на лампочку под потолком.