Володин Александр. С любимыми не расставайтесь! (сборник)

   СЛАВА. Ты что?
   КАТЯ. Вчера шла садиком – воробьиха воробья за крыло таскает, наверно, он ей изменил…
 
   Слава поднялся, достал Тамарины папиросы, закурил. Вернулся к Кате, остановился за ее спиной.
 
   (Поправила волосы.) А я решила покраситься, а то ни разу брюнеткой не была. (Встала, повернулась к нему лицом, беспокойно засмеялась.)
   СЛАВА. Смотрю я на тебя и думаю: дура ты или умная?
   КАТЯ. Я не дура, я не умная – я веселая. Меня специально в компанию приглашают, чтобы я их веселила.
   СЛАВА (облокотился на стул, обнял ее). Ну и как, многих развеселила?
   КАТЯ (поначалу улыбаясь, а затем – зло, с усилием разняла его руки). Не можешь руки при себе держать!
   СЛАВА (ощетинился). А что я тебе сделал?
   КАТЯ. Ничего. Всякий будет рукам волю давать…
   СЛАВА. Я что – всякий?
   КАТЯ. А ты думал, тебе особая привилегия? Иди в Мраморный зал на танцы, там есть такие страшненькие, специально для тебя.
   СЛАВА. Зачем же тогда со мной в кино пошла? В первый раз видишь человека…
   КАТЯ. А чего теряться? Убудет меня – в кино сходить?
   СЛАВА (с мучительной развязностью). А убудет тебя?.. (Обнял ее.)
   КАТЯ (вырвалась). Сколько стоит билет?
   СЛАВА (простодушно). Четыре пятьдесят.
   КАТЯ (положила деньги на стол). Пятьдесят копеек на чай. (Направляется к двери.)
   ТАМАРА (отодвинув ширму, поднялась на кровати). Двенадцать часов, тебе завтра в восемь вставать.
   КАТЯ (Тамаре). Простите, пожалуйста. (Славе.) А во-вторых, я тебя не в первый раз вижу. Я с твоей Лидочкой в одной квартире живу, вот ты какой наблюдательный.
   ТАМАРА. А вы, девушка! Пришли ночью к молодому человеку домой. Такая молоденькая и вот как начинаете себя вести. И Славу хотите отвлечь от занятий.
   КАТЯ. А я его не отвлекаю. Он не из-за меня двойки получает.
   ТАМАРА. Какие двойки?
   КАТЯ. Спросите у его Лидочки.
   ТАМАРА. Какая Лидочка? (Славе.) В чем дело?
   СЛАВА. А я знаю?
   КАТЯ. У нас ее вся квартира не любит. Самописку твою.
   ТАМАРА. Какую самописку?
   КАТЯ. Она лекции конспектирует очень скоро. Прямо слово в слово, как попугай. Только вот несчастье – поссорился с ней Слава, она ему конспекты не дает. Зато когда ей что-нибудь нужно, он на все готов, даже себе в ущерб. У нас ее в квартире никто не любит. Только и знает тетрадки перелистывать – двери не отворит, хоть ты раззвонись! Я ее так и зову: самописка, вечное перо.
   ТАМАРА. Ну и что же, значит, старательная девушка, серьезная. А вам не мешает с нее пример взять.
   КАТЯ. А зачем мне брать? Я и так пользуюсь успехом.
   ТАМАРА. Видите, как вы отвечаете? Вы – девушка, для вас честь дороже всего. Я в ваши годы уже Славика растила!
   СЛАВА. Повело.
   ТАМАРА. Что?
   СЛАВА. Спать, говорю, пора.
   ТАМАРА. А ты! Как ты мог! Пришли. Двенадцать часов ночи!
   КАТЯ. Мы замерзли в парадном, погреться пришли.
   ТАМАРА (не слушая). Стыдись! Привести кого-то. Ко мне.
   КАТЯ. А к кому он должен меня привести, к товарищу?
   ТАМАРА. Уходите, я спать хочу.
   КАТЯ. Спокойной ночи.
   ТАМАРА. Погремите болтом, дворник откроет.
   СЛАВА (угрюмо). Провожу.
   КАТЯ. Сама дойду. (Уходит.)
   ТАМАРА. Святослав, что случилось?
   СЛАВА. Видишь ли, какая петрушка. Мы с Лидой договорились идти вместе, а шпаргалки были у меня.
   ТАМАРА. Какие шпаргалки?
   СЛАВА. Ну какая разница. Нумерованные, по тридцать штук в каждом кармане. Она берет билет – тридцать первый. (Увлекаясь.) Начинаю перелистывать в правом кармане, дошел до тридцатой, соображаю: тридцать первая-то в левом. Нашел наконец ей шпаргалку, начинаю искать для себя. Вынул: вместо девятой – одиннадцатая…
   ТАМАРА. А зачем тебе понадобились шпаргалки?
   СЛАВА. Ты что, никогда не училась?
   ТАМАРА. Я училась без шпаргалок.
   СЛАВА. Карась-идеалист.
   ТАМАРА. Может быть. Теперь объясни, что это за девица?
   СЛАВА. Ну, с междугородной станции, телефонистка.
   ТАМАРА. И она в первый же день согласилась прийти к тебе домой? Ночью?!
   СЛАВА. А может, она надеялась, что я порядочный человек?
   ТАМАРА. Это ее меньше всего беспокоит. Ты знаешь, какие бывают женщины? Неужели тебе самому не противно, скажи честно?
   СЛАВА. Нет.
   ТАМАРА. Боже мой, какой ты! Никаких принципов!
   СЛАВА. Зато у тебя слишком много принципов. Ты из принципа замуж не вышла.
   ТАМАРА (встала с кровати, очень взволнована). Да, я из принципа. Я из принципа. А ты? Вот ты грубишь. Ничего нет для тебя святого. И ты считаешь, что это подвиг. Смотрите, как я ничего не боюсь! (Достает с полки книжку, раскрывает ее.) Вот, хочу, чтоб ты прочитал.
   СЛАВА. Ладно, положи.
   ТАМАРА. Нет, сейчас, при мне.
   СЛАВА. Я начитан до мозга костей, я насыщен теорией по горло.
   ТАМАРА (смотрит на него молча и вдруг с силой бьет по щеке). Это письма Маркса!
 
   Входит Ильин. Полускрытая ширмочкой, Тамара грустно листала странички писем Карла Маркса.
 
   СЛАВА. Кто это?
   ИЛЬИН. Ильин, Александр Петрович.
   СЛАВА. Какой Ильин?
   ИЛЬИН. Остановился у вас временно.
   СЛАВА. Очень приятно.
   ТАМАРА. Почему ты от меня скрыл, что получил двойку? Какой-то незнакомой девице рассказал, а от меня скрыл?
   СЛАВА. Я никому ничего не рассказывал. Вообще не люблю посвящать в свои дела посторонних.
   ТАМАРА. Он не посторонний. Он тебя знал, когда тебе два года было. Пускай послушает.
 
   Ильин прислонился к косяку: слушает.
 
   СЛАВА. Трагедия из жизни советского студента – «Начало пути». Внимание, занавес!
   ТАМАРА. Я ему всю молодость отдала, ничего не осталось!
   ИЛЬИН. Ну ладно, старик, тебе спать пора.
 
   Слава берет раскладушку, уходит в свою комнату.
 
   ТАМАРА (Ильину). И вы уходите, вы мне оба надоели.
 
   Ильин тоже направляется к себе.
 
   Только заприте сначала дверь.
 
   Ильин запирает входную дверь.
 
   И погасите свет.
 
   Ильин гасит свет.
 
   И дайте мне хоть немного поспать сегодня!
 
   Ильин ушел к себе, сел на диван. Слава гремит раскладушкой, всячески притесняя гостя.
 
   ИЛЬИН. Ну, как там наш технологический? Фомичев существует?
   СЛАВА. Свирепствует. А вы что, тоже жертва науки?
   ИЛЬИН. Вот именно – жертва. Меня вышибли с третьего курса.
   СЛАВА. За что пострадали?
   ИЛЬИН. За откровенность. Как-то на досуге изложил Фомичеву все, что о нем думаю. Тогда он повел против меня холодную войну, которую завершил блестящей победой в конце семестра.
   СЛАВА. Бывает.
   ИЛЬИН. Я вижу – вы с тетей плохо ладите.
   СЛАВА. По третьему закону Ньютона – действие равно противодействию. Она меня воспитывает – я сопротивляюсь.
   ИЛЬИН. А что, ваша тетя все время одна живет, замуж не выходила?
   СЛАВА. Не родился еще тот несчастный… Впрочем, был у нее кто-то на заре туманной юности. По неофициальным данным.
   ИЛЬИН. Тише. (Мотнул головой на дверь.) А ведь, наверно, это я и был. Мы с ней до войны познакомились, я у вас комнату снимал. Папа твой служил на Морфлоте, мама и Тома только еще начинали клейщицами на «Треугольнике». Она красавица была, твоя тетя, теперь таких нет. Звезда! Ее в цеху так и звали – Звезда. Прибежит с завода – стук-стук по ступенькам…
   СЛАВА. А вы романтик.
   ИЛЬИН. Мы с ней всю войну переписывались. Потом по причине некоторых обстоятельств я перестал писать, а письма ее все с собой таскал. Потом и письма куда-то пропали.
   СЛАВА. А знаете, я бы на вашем месте описал все это в поэме. Что-нибудь такое:

 
Милый взгляд твоих дивных глазенок
Пробудил впечатленье во мне,
Ты одна мне милей из девчонок,
Моему сердцу пришлась по душе…
 

   ИЛЬИН (засмеялся). Ничего. Только рифма хромает.
   СЛАВА. Рифма – это не важно. Было бы чувство в груди. Ну, рад, что познакомился. (Протянул Ильину руку. Ильин медленно сжал ее так, что Слава охнул.)
   ИЛЬИН. Тсс… (Сжал еще сильнее.)
 
   Слава приподнялся.
 
   Тсс. (Со зловещим спокойствием.) Так вот. Если ты при мне обидишь эту женщину, то я семь шкур с тебя спущу и голым в Африку пущу. Рифма устраивает?
   СЛАВА (простонал). Устраивает.
   ИЛЬИН. Тсс… (Отпустил.) Какое мы имеем сегодня число?
   СЛАВА. Пятнадцатое.
   ИЛЬИН. Так вот, в течение этих дней, что я провожу в вашем доме, я намерен обеспечить этой женщине счастливую жизнь. Усвоил?
   СЛАВА. Усвоил. (Взял полотенце, ушел на кухню.)
 
   Ильин погасил свет. В полумраке мы видим Тамару и Ильина.
 
   Они лежат в своих комнатах с открытыми глазами.
 
   ИЛЬИН. Тома…
 
   Тамара не отвечает.
 
   Тома.
 
   Тамара молчит.
 
   Тома!..
 
   Пауза.
 
   ТАМАРА. Что?
   ИЛЬИН. Не спишь? (Пауза.) А я тебя вспоминал. А ты?
   ТАМАРА. Первое время вспоминала.
   ИЛЬИН. А ты мало изменилась.
   ТАМАРА. Не болтай.
 
   Ильин засвистел мотив песенки.
 
   Довольно уж, мне на работу рано.
   ИЛЬИН. Спокойной ночи.
   ТАМАРА. Спокойной ночи.
 
   Лежит с открытыми глазами. На сцене меркнет свет. Так закончился первый вечер.

Второй вечер

   Мы сразу перейдем к нему, потому что за день ничего существенного не произошло.
 
   Ильин и Слава в комнате Тамары. Ильин сидит верхом на стуле, наблюдая за Славой. В продолжение последующего разговора Слава постелит на стол белую скатерть, распределит по комнате три букета мимозы в стеклянных банках, оботрет пыль с комода.
 
   ИЛЬИН. Видишь, как хорошо. Когда на столе белая скатерть и цветы – неловко быть мелочным, грубым, злым. Скатерть должна быть со складками от утюга: они пробуждают воспоминания детства.
   СЛАВА. Возвышенно.
   ИЛЬИН. Жить надо мудро, без суеты. Учти, в книге жизни много лишних подробностей. Но тут существует секрет: эти страницы можно пропускать.
   СЛАВА. Ну так вот, эту самую страницу мне читать неохота. Придет тетя Тома, пускай убирается. В конце концов, существует разделение труда?
   ИЛЬИН (учтиво). Не серди меня, работай.
 
   Слава, не ответив, сел на другой стул точно в такой же позе, как Ильин.
 
   И будешь проделывать эту операцию каждую субботу.
   СЛАВА. Ха-ха.
   ИЛЬИН. А ну, встань.
 
   Слава не двигается.
 
   ИЛЬИН. Неудобно же мне бить сидячего.
 
   Слава встал, Ильин тоже.
 
   Опусти подбородок на грудь, развернись боком к противнику, левая рука выставлена вперед, правая защищает подбородок. В боевой стойке ты неуязвим для удара.
 
   Слава встал в стойку.
 
   Наиболее эффективны удары, нанесенные по концу подбородка. В боксе нет замахов. Поступательное движение кулака происходит по прямой, ибо прямая – кратчайшее расстояние между двумя точками. Усвоил?
   СЛАВА. Усвоил.
   ИЛЬИН. Бей.
 
   Слава бьет. Ильин подставил ладонь, шаг назад.
 
   Вперед левой, протягивай правую. Удар.
 
   То же самое.
 
   Пальцами вниз, коротко, неожиданно, бей!..
 
   Отходя к двери.
 
   Бей!..
 
   За его спиной открывается дверь. Это Катя, в оранжевом платье. Мгновение она смотрит на происходящее молча и вдруг с пронзительным визгом бросилась на Ильина, вцепилась ему в руку.
 
   КАТЯ. Ты что делаешь, гад ползучий! Ты что делаешь!
   СЛАВА. Обалдела? Пусти, это запрещенный прием.
 
   Катя оставила Ильина.
 
   Тренируемся, понятно? Техника бокса.
   КАТЯ (Ильину). За такую тренировку знаете что бывает? Пятнадцать суток.
   ИЛЬИН. Демоническая женщина. Маникюр у тебя, что ли?
   КАТЯ (Славе). Зачем на переговорный приходил?
   СЛАВА. Так, мимо шел – зашел.
   КАТЯ. А я думала – по делу. Больше так не приходи. (Направляется к двери.)
   СЛАВА. Посидела бы.
   КАТЯ. Еще чего!
   СЛАВА. Куда спешить-то…
   КАТЯ. Детишки плачут.
   СЛАВА. Александр Петрович, правда, она на Земфиру похожа из «Цыган»?
   КАТЯ (польщена, хотя это нисколько не соответствует действительности). Неправда. Вот, говорят, я на артистку Ларионову похожа, – это может быть.
   СЛАВА (Ильину). А что, сходство есть.
   КАТЯ. Не знаю. А другие говорят, что я похожа на сестер Федоровых. Только худею что-то. Прошлый год в талии было семьдесят, а сейчас шестьдесят семь. Совсем дистрофик стала.
   СЛАВА. С чего бы это?
   КАТЯ. Влюбилась сильно.
   СЛАВА. В кого, не секрет?
   КАТЯ. В монтера нашего, Ваню.
   СЛАВА. А я смотрю – вырядилась. (Ильину.) Нет, девушки не должны одеваться ярко. Пускай хотя бы делают вид, что они неземные существа. Ладно, раз пришла, давай включайся, а то мы тут зашились.
   КАТЯ. Что это у вас за приготовления?
   ИЛЬИН. Праздник такой. День рождения.
   КАТЯ (кивнула на Славу). У этого, что ли?
   ИЛЬИН. Нет, не у этого… у тети его.
   КАТЯ. Сколько же ей стукнуло?
   СЛАВА. Вообще день рождения, абстрактно.
   КАТЯ. Понятно. Между прочим, у нас на лестнице одна женщина – тридцать восемь лет – вышла замуж.
   СЛАВА. За семидесятилетнего.
   КАТЯ. В тридцать восемь лет можно выйти за что угодно.
   ИЛЬИН. Ну, ближе к делу. Оботри окошко, полочку, в общем, вас теперь двое – действуйте. Я скоро вернусь. (Ушел.)
   КАТЯ (сняла пальто, подвязалась фартучком). Сперва скатерть постелили, потом пыль вытирают. Уборщики!
   СЛАВА. Ладно, больше дела – меньше слов. (Сел на место Ильина, наблюдает за работой.)
   КАТЯ (после паузы). Сейчас иду по улице, смотрю, птицы сидят над карнизом. Он спит, а она его клюет – ей скучно.
 
   Слава молчит.
 
   (Глядя в окно.) Вон девочка пошла в ботиночках, они триста рублей стоят. Хорошо бы они сто пятьдесят стоили, я бы обязательно купила.
   СЛАВА. У тети Томы есть календарь женщины – там точно подсчитано: если средняя продолжительность жизни семьдесят лет, то на сон уходит двадцать пять лет, на еду – шесть, на умывание – полтора года. А если подсчитать, сколько уходит на бессмысленные разговоры…
   КАТЯ. Можешь не разговаривать. (Убирается молча. Обтирает книжную полку, достала книжку, раскрыла.) Жюль Ренар.
   СЛАВА. Это тебе неинтересно.
   КАТЯ. Почему неинтересно!.. (Отложила книжку на тумбочку, продолжает работать молча.) Я еще тоже студентка буду, в техникум связи пойду. Это почти что институт, там четыре года учатся.
   СЛАВА. Давай старайся.
   КАТЯ. А что, наш монтер говорит, у меня есть технические способности. Это редкость у женщины. У меня в школе были очень хорошие характеристики, что я ангел. Только с переговорного уходить неохота. За все время ни одного замечания, одни благодарности. Потому что меня все знают, что я четко работаю. У меня на дежурстве даже голос становится другой, правда? (Пауза.) Слава, хочешь в «Зарю» на восемь тридцать? У меня там билетерша знакомая. Я один раз двоих провела. Сижу между ними, один говорит: «Ты со мной пришла, повернись ко мне». Поворачиваюсь, тогда другой с претензией.
   СЛАВА. А я третий буду сидеть? Совсем извертишься. (Указал.) В той комнате убери.
 
   Катя уходит в комнату Славы. Входит ТАМАРА. Некоторое время молча смотрит на происходящее.
 
   ТАМАРА. Что здесь происходит? Кто тебе разрешил стелить эту скатерть? Зачем ты взял банки, их надо сдать в магазин, я специально приготовила. Слезь со стола и объясни мне, в чем дело…
   СЛАВА. А я знаю… Жилец твой распорядился.
   ТАМАРА (после паузы). При чем тут мой жилец?! Пускай скажет спасибо, что его пустили ночевать. Новое дело, со своим уставом в чужой монастырь. Освободи банки.
 
   Слава складывает на окно мимозу. Тамара убирает скатерть. Постепенно комната приобретает прежний вид. В дверях появляется Катя.
 
   (Испуганно.) Кто это?
   КАТЯ. Это я, Катя.
   ТАМАРА. Какими судьбами?
   КАТЯ. А я… пришла.
   ТАМАРА. Сама?
 
   Катя опустила голову, неопределенно пожала плечами.
 
   А что вы там делали?
   КАТЯ. Чемодан обтерла.
   ТАМАРА (Славе). Задвинь его обратно.
   СЛАВА. Может, и мусор обратно принести?
 
   Входит Ильин и останавливается у двери. В руках у него разнообразные свертки и бутылка вина.
 
   ИЛЬИН (Славе). В чем дело? А ну, поставь обратно цветы.
 
   Славе нравятся эти разногласия. Вразвалочку пошел за цветами, снова ставит их в банки.
 
   ТАМАРА (следит за ним молча). Освободи банки, мне нужно сдать их в магазин.
 
   Слава радостно хмыкнул, ожидает дальнейших распоряжений.
 
   ИЛЬИН (Тамаре). А мы тут обмыть решили.
   ТАМАРА. Что обмыть?
   ИЛЬИН. Нашу встречу.
   ТАМАРА. Во-первых, я не вижу надобности отмечать нашу встречу салютом. А во-вторых, мне надо переодеться.
   ИЛЬИН. Тогда прошу прощения. (Славе.) Освободи банки, продукты – на холод, цветы – на помойку. (Ушел в другую комнату.)
 
   Тамара стоит задумавшись.
 
   СЛАВА. Тетя Тома, ты уж слишком.
   ТАМАРА. Думаешь, он обиделся?
   СЛАВА. А то нет! Человек хлопочет…
   ТАМАРА. Не знаю. Ну позови его… если хочешь.
   СЛАВА. Ты прогнала, ты и зови.
   ТАМАРА (после паузы). А может, правда он обиделся. (Тихо, Славе.) Как ее зовут?
   СЛАВА. Екатерина.
   ТАМАРА. Катя, хочешь – позови.
   КАТЯ. Мне как-то нетактично. Сама в гостях – и сама зову.
 
   Тамара постояла в нерешительности, открыла дверь в соседнюю комнату.
 
   ТАМАРА. Александр Петрович! Вы что, обиделись? Ну, если хотите, давайте выпьем, дело какое!.. (Вышла на кухню.)
   КАТЯ. Какая странная!
   СЛАВА. На свете, друг мой, много непонятного. (Поставил на стол цветы, сел.) Свистать всех к столу!
 
   Катя тоже села – непроницаемая, бесстрастная, с книжкой Ренара, которую она во время предыдущей сцены листала.
 
   (Открыл бутылку, налил себе.) А то потом не дадут.
   КАТЯ (прикрыла свою стопку ладошкой). Мне нельзя, меня от нее мутит.
   СЛАВА. Непьющих не держим. Поехали. (Глотнул, поперхнулся, отставил, но духом не упал.) Живем!
   КАТЯ (безразлично). Маслом закуси.
 
   Возвращается Тамара, увидела начатую бутылку.
 
   ТАМАРА. Уже успели.
   СЛАВА. А мы эпикурейцы. Знаешь, что у них на двери было написано? «Прохожий, зайди, здесь тебя ждут наслаждения».
   КАТЯ. Вот так пошлость сказал.
   ТАМАРА. Только они понимали не плотские наслаждения, а духовные.
   СЛАВА. Тогда отказываюсь. Лучше буду стоик.
   ТАМАРА. Не пора ли тебе марксистом стать?
   СЛАВА. Маркс тоже не родился марксистом, марксистом он стал потом.
   ТАМАРА. Тогда сходи на кухню, покроши салат.
   СЛАВА. Ну знаешь… (Но пошел.)
   ТАМАРА. Может, стол к дивану придвинуть, потанцуем? Лет уж сто не танцевала, разучилась. Теперь ведь как-то по-стильному надо?
   КАТЯ. Кто как. Необязательно.
 
   Разговаривают, накрывая на стол.
 
   ТАМАРА. Вы тут со Славой поместитесь?
   КАТЯ. Поместимся, только я с ним не сяду.
   ТАМАРА. Почему?
   КАТЯ. Правду говорят, переученный хуже недоученного. Целый вечер с ним гуляли и ни о чем толком не поговорили.
   ТАМАРА. Может быть, ему скучно с тобой?
   КАТЯ. Если бы я захотела, ему бы сразу стало весело. У него были попытки, только неудачные.
   ТАМАРА. Сама виновата – значит, он мало тебя уважает.
   КАТЯ. Подумаешь, сверхличность! Я больше его читаю. Хотите, тетрадку принесу, я туда отдельные мысли записываю.
   ТАМАРА. Милая моя, он студент, тебе догонять его и догонять.
   КАТЯ. Ну и что же. Вот «Мартин Иден» читали? Он за несколько месяцев все изучил, даже политические труды. А я знаете как читаю? Я шестьдесят страниц могу в час прочитать. А если стихи – семьдесят пять.
   ТАМАРА. А толку что? Лучше ты прочитай страничку и подумай. А то сегодня прочитала – завтра забыла.
   КАТЯ. Ну да, у меня память знаете какая? Я два раза только прочитаю, уже наизусть помню. Я уже Александра Твардовского изучила, Александра Блока, Алексея Суркова…
   СЛАВА (входит с миской салата). Веру Панову, Веру Кетлинскую, Веру Инбер…
 
   Входит Ильин.
 
   КАТЯ (громко). Александр Петрович, скажите ему.
   ТАМАРА. А правда, злой ты, Славка.
   КАТЯ. Люди видели бы вокруг себя много прекрасного, если бы не были так злы.
   СЛАВА. Где-то читал.
   КАТЯ. Жюль Ренар.
   ТАМАРА. То, что не надо, читаешь, а заниматься – времени нет. Еще двойку схватишь!
   СЛАВА. У меня по теплотехнике конспектов нет. Завтра возьму у кого-нибудь – засяду.
   КАТЯ (Тамаре). Ну как можно заниматься по чужим конспектам!
   ТАМАРА. Александр Петрович, скажите ему…
   ИЛЬИН. А что, конспектировать – это, брат, не механический процесс. Ты же одновременно осваиваешь материал.
   СЛАВА. Второй фронт открылся.
   ИЛЬИН. Что-то торжественная часть затягивается. Выпьем?
   СЛАВА (выпил). Сила…
   КАТЯ. Ой, давайте закусывать!
   СЛАВА. Покормите ее.
   КАТЯ. Я не о себе беспокоюсь. Если хотите знать, я сегодня уже была в гостях.
   СЛАВА (берет у нее тарелку). Ах, она уже была в гостях…
   ТАМАРА. Слава!
   КАТЯ. Я на него не обижаюсь. Я вообще не верю мальчишкам. Я с одним два года дружила. А потом он меня избил и бросил. Да, сейчас уже не может быть, как в каком-то веке: девушка, жизнь за нее отдать… Сейчас перегиб в другую сторону. Им неинтересно с такой, которая будет какие-нибудь идеи толкать. У них одна цель – считают, что нужно обязательно чего-нибудь добиться. Уйдет без поцелуя домой – значит, вечер зря пропал.
   ТАМАРА. От девушки тоже зависит, надо быть гордой.
 
   Слава поставил пластинку. Пригласил Катю. Танцуют. Тамара взглянула на Ильина, подняла рюмку, они выпили.
 
   СЛАВА. Что за групповщина! Я осуждаю вас, и все вас осудят за то, что вы пьете индивидуально. Катя, выпьем на брудершафт!
   ТАМАРА. Уймись, развеселился.
   СЛАВА. А что, мне весело, я не стыжусь. Между прочим, мне не так уж весело, как вам кажется. Тетя Тома! (Целует ее в щеку.) Я один тебя понимаю. Ты держись за меня!
   ИЛЬИН (отставил его стопку). Ты перебрал, поди отдохни.
   СЛАВА. Не знаю, что мне делать: демонстративно уйти или демонстративно остаться.
   КАТЯ (вежливо, Ильину). А зачем вы распоряжаетесь? Вы кто здесь, жилец? Жилец. Значит, ведите себя тактично. И на Славу плохо влияете. Вот он выпил три рюмки, зачем это?
 
   Ей не ответили. Слава почуял неладное. Повел глазами, чтобы Катя обратила внимание: рука Ильина лежит на руке Тамары. Слава кивнул головой на дверь. Катя встала, неслышно отошла, надела пальто. Слава дал понять, что она должна выйти, он ее догонит.
 
   Катя ушла. Тогда он тоже встал и тихо пошел к двери. Только тут на него посмотрела Тамара.
 
   ТАМАРА. А Катя где?
   СЛАВА. Домой ушла.
   ТАМАРА. А ты куда?
   СЛАВА. Пойти пройтись.
   ТАМАРА. На ночь-то глядя. Сиди.
 
   Слава сел на стул. Посидел, усыпляя бдительность. Встал, взял пальто.
 
   ИЛЬИН. Сказано – сиди.
   СЛАВА (сел, вздохнул). Можно ехать.
 
   Его никто не слышит. Надел пальто, вышел.
 
   ТАМАРА (взяла гитару, поет).

 
– Миленький ты мой, возьми меня с собой.
Там, в краю далеком, назовешь меня женой.
– Милая моя, взял бы я тебя —
Там, в краю далеком, ждет меня жена.
 
 
– Миленький ты мой, возьми меня с собой,
Там, в краю далеком, назовешь меня сестрой.
– Милая моя, взял бы я тебя —
Там, в краю далеком, ждет меня сестра.
 
 
– Миленький ты мой, возьми меня с собой,
Там, в краю далеком, назовешь меня чужой.
– Милая моя, взял бы я тебя —
Там, в краю далеком, чужая ты мне не нужна.
 

   (Вдруг, очень просто.) Какой был бы ужас, если бы я за кого-нибудь вышла замуж! (Играет.)
   ИЛЬИН. Что?..
 
   Тамара играет все громче, все быстрей.
 
   Что ты сказала?..
 
   Свет гаснет. Теперь музыка звучит в оркестре. Это стремительная, страстная, почти экзотическая мелодия.

Третий вечер

   Смеркается. Вечерняя смена уже заступила. Снег все идет. Дворники засыпают песком ледяные дорожки, но дети и женщины снова их раскатывают. А в Михайловском саду тихо, как в лесу. И Петропавловская крепость стоит, кажется, не на берегу Невы, а на самом краю снежного поля.
   Просцениум. Барьерчик, за ним у коммутатора – Катя. На скамье сидит Слава. На втором занавесе нарисованы две кабины с номерами 5 и 4… Остальные за кулисами. Это переговорный пункт междугородной телефонной станции. Абонентов мы не видим, телефонные разговоры слышны из-за кулис.
 
   КАТЯ (с характерными интонациями телефонистки). Алло! Дежурненькая? Три семь. Сережу, пятнадцать минут. Минск!
   Минск, третья кабина! (В паузах последующей сцены Катя, продолжая работу, может произносить в микрофон:
   Последняя минута, заканчивайте.
   Звенигород, там Кубинка, это местечко.
   Пятьдесят три, кто подойдет.
   Муром, четвертая кабина, Муром, четвертая.
   Закончили, разъединяю, все, все…
 
   Из закулисной кабины: «Папа, передай трубку маме. Мама? Все в порядке, уже пять зубов. Два сверху, три снизу».)
 
   СЛАВА. И один посередине.
   КАТЯ. Посмеяться можно на улице. Выборг, третья кабина, идите, девушка.
   ГОЛОС ДЕВУШКИ. Сережа? Ты получил мое письмо?.. Нет, ты говори, получил мое письмо?
   СЛАВА. Врет, получил.
   ГОЛОС ДЕВУШКИ. А почему ты мне не ответил? Ты говори, говори, у меня пятнадцать минут заказано, я стипендию получила.
   КАТЯ. Ты же говорил, что больше не придешь?
   СЛАВА. Позвонить зашел.
   КАТЯ. Звони.
   СЛАВА. Разменяй.