Володин Александр. С любимыми не расставайтесь! (сборник)

   ЛЯМИН. Товарищи, ну что это, ни к чему, не надо!
   САНЯ. Ты сиди молча.
   ЛЮБА (отобрала папку у Егорова). Правда, это все можно потом, у нас в запасе вечность.
   ЕГОРОВ. Может быть, лучше после работы? Посидели бы спокойно.
   САНЯ (освободил стол от бумаг). После работы я не могу, мне надо пораньше уйти.
   ЛЮБА (достала выпивку и закуску, разносит бутерброды по столам). Ничего не знаю, мне сегодня просто необходимо уйти раньше. А двоим сразу нельзя.
   ЕГОРОВ. Всем как раз сегодня понадобилось.
   ЛЮБА. Хочу напиться. Я сейчас напьюсь.
   САНЯ. Ну что, все?
   ЛЯМИН (с неловкостью). Тогда уж хорошо бы пригласить Анну Ивановну. Может, позовем?
   ЛЮБА. Боже мой, у Леши теперь секретарша! Без секретарши он уже не может водку пить.
   ЛЯМИН. Она все время остается из-за меня после работы. Без нее я бы зашился там с этой писаниной.
   САНЯ. Ну как, зовем или не зовем? Я против.
   ЕГОРОВ. Если Алексей Юрьевич просит – надо пригласить.
   ЛЯМИН. Зачем же так ставить вопрос?
   САНЯ. Черт с ней, звони.
   ЛЮБА (набрала двузначный номер). Анна Ивановна? Алексей Юрьевич просит вас зайти. У нас заперта дверь, стукнете два раза. (Положила трубку.) Совсем другой тон. Ну, люди…
   САНЯ. Ждать не будем. (Поднял бумажный стаканчик.) С чувством законной гордости я предлагаю выпить за А.Ю. Лямина. В прошлом – рядовой советский человек, каких тысячи, ныне… (Развел руками.)
 
   Каждый за своим столом выпил, закусил.
 
   И вот, за нехитрой едой, прихваченной из дому, все ощущают два противоречивых чувства: адскую усталость и радость победы… Товарищи! Нет Куропеева!
   ЛЮБА. Как нет?
   САНЯ. Практически. Мы лично больше его не увидим. И мы больше его не услышим! Вы еще не оценили все значение этого факта.
   ЛЯМИН. Куропеев просто нервный, усталый человек. У него хватает сил добиваться исполнения, но не хватает сил подумать, чего стоит, а чего не стоит добиваться.
   САНЯ. Я бы дал всем начальникам солидное содержание, чтобы они взяли все и ушли на покой.
   ЛЮБА (глядясь в зеркало). Все такие прогрессивные стали, спасу нет. Какую бы мне прическу запузырить? Красота не получается, черт с ним, попробуем сделать что-нибудь абстрактное.
   САНЯ. Надо уплотниться, у нас мало времени. С чувством глубокой скорби я поднимаю тост за этого перерожденца и карьериста А.Ю. Лямина.
   ЛЮБА. А я сегодня напьюсь. (На Лямина.) О, смотрите, уже испугался.
   ЕГОРОВ. Алексей Юрьевич – скромный человек. Значит, надо сразу сесть ему на голову?
   ЛЮБА (имея в виду Егорова). Леша, неужели ты на это клюнешь?
   ЕГОРОВ. Ну, в подхалимаже меня обвинить трудно. Вы знаете, какие отношения были у меня с Куропеевым. (Лямину.) Боюсь, что с вами, Алексей Юрьевич, будет то же самое.
   САНЯ. Не запугивайте его.
   ЛЮБА. Мальчики, я вас прошу, позвоните кто-нибудь и мужским голосом спросите Валю Чулко. А то мне не ответят.
   ЛЯМИН. Не стоит, Люба.
   ЛЮБА. Почему? Мне интересно знать, где мой муж, уже у своей возлюбленной или еще нет. (Дала Лямину трубку.)
   САНЯ (уводя Лямина прочь). Потом позвоним. Сейчас некогда.
   ЛЮБА. Вчера видела на улице Валю Чулко. Она была в светлом пальто, которое все переливалось, как нефть. Очень интересная. У моего миленького есть вкус.
 
   В дверь стукнули два раза. Саня открыл. Входит Нюта. Сейчас очень проста и весела. Увидела стол, не совсем искренне удивилась.
 
   НЮТА. Ой, что это вы!
   ЛЯМИН. Садитесь.
   НЮТА. Куда? Сюда?.. (Присела.) А мне нельзя пить, у меня глаза будут блестеть.
   ЛЮБА. Это не страшно.
   НЮТА. Ну, да я еще Куропеева не проводила. Ну ладно, тогда только одну – за Алексея Юрьевича.
   ЛЮБА. Оригинально.
   НЮТА (подняла бумажный стаканчик). За то, что вы такой простой. И оставайтесь таким всегда. Давайте с вами чокнемся… (Выпила.) Ой, побежала. А вы веселитесь, только осторожно, а то и себя подведете, и Алексея Юрьевича. Закройте.
 
   Саня закрыл за ней дверь.
 
   ЛЮБА. Леша, она тебя чарует. Ты не смотри, что она глупая. Валя Чулко тоже глупая. Мой миленький мне все время рассказывал про нее анекдоты, какая она глупая, я даже обманулась и пустила это дело на самотек. А теперь оказалось, что это не глупость, а такая непосредственность. Она такая стихийная, дитя природы.
   САНЯ (запел из «Кармен»). «Любовь!.. Любовь!.. Любовь!.. Любовь!..»
 
   Люба взяла с соседнего стола папку, размахнулась и стукнула Саню по голове.
 
   За что?!
   ЛЮБА (просто, серьезно). Если он меня бросит, я умру. Не нарочно умру, а от горя, я перестану есть, спать, пить. Я умру от звериной болезни «сморщенное сердце». Звери так погибают, когда их бросают люди, которых они любят.
   САНЯ. Да, чур, я переселяюсь за твой стол!
   ЕГОРОВ. Алексей Юрьевич, мы же с вами договорились.
   ЛЮБА. А я что, опять остаюсь в углу? Ничего не знаю, я буду сидеть у окна.
   ЛЯМИН. Бросьте, честное слово! Я вообще не уверен, может, я завтра же вернусь обратно. Я не приспособлен к руководящей деятельности. Когда меня выбрали профоргом, я сразу развалил профсоюзную работу: полгода наклеивал марки на книжки, а их надо было наклеивать на карточки.
   САНЯ. Ничего, опирайся на нас, мы тебе будем помогать. Ты еще не знаешь, какая это сила – массы.
   ЕГОРОВ. Все будут помогать. Вы же знаете, как к вам относятся.
   ЛЯМИН (тронут). Ну спасибо. Честно говоря, поддержка мне понадобится. Я еще не знаю, справлюсь ли вообще, но какие-то планы у меня есть.
   САНЯ. Дерзай, дерзай.
   ЕГОРОВ. Значит, я сижу за столом Алексея Юрьевича, а вы – где хотите. (Взял со стула подушечку, пошел за стол Лямина.)
   ЛЮБА. Иван Никифорович, я все-таки женщина.
 
   Егоров не ответил, вернулся на свое место.
 
   Ну ладно, садитесь.
   САНЯ. А вот Валя Чулко так бы не поступила.
   ЛЮБА. Именно поступила. (Села за стол Лямина.) Совсем другое дело. Можно смотреть на Неву…
   САНЯ. Со своей грустью на лице она была очаровательна.
   ЛЮБА. Валя Чулко сказала моему мужу, что меня нельзя любить, потому что я неэстетичная. Леша, мне надо сегодня пораньше уйти. Ты меня отпускаешь?
   САНЯ. Слушай, это нечестно, я первый сказал, что мне надо уйти.
   ЛЮБА. Не знаю, у меня от этого зависит семейная жизнь, зависит все. Если он меня не отпустит, я все равно уйду, пускай меня увольняют.
   ЕГОРОВ. Когда был Куропеев, ваша семейная жизнь не зависела от работы. Теперь вдруг начала зависеть.
   ЛЮБА. Вдруг стала зависеть.
   ЛЯМИН. Тебе что, действительно так срочно?
   ЛЮБА (отчужденно). Да, действительно… (Собралась, подошла к двери, вытащила стул.)
   ЛЯМИН (вслед). Тогда что ж, я тебя отпускаю. Можешь идти.
   ЛЮБА (холодно). Причем я, собственно, все сделала, что нужно. Моя совесть почти спокойна. (Ушла.)
   ЕГОРОВ (иронично). Хм…
   САНЯ. Хорошо погуляли. Ну, за дело, господа, за карты.
   ЛЯМИН. Да, да, все. Работаем.
 
   Комната обрела свой обычный деловой облик. Затрещали арифмометры.
 
   ЕГОРОВ. А я неделю собирался отпроситься на сегодняшний день пораньше – так и не смог.
   САНЯ. Интересно, почему именно сегодня?
   ЕГОРОВ. А почему сегодня – удостоверьтесь. (Протягивает ему талон.) Потому что я должен до пяти часов получить зубной протез. А что это значит, вы поймете потом, когда вам будет шестьдесят лет.
   ЛЯМИН. Если бы вы раньше сказали! Раз у вас на руках талон к врачу, неужели я бы вас не отпустил?
   ЕГОРОВ. Я не думал, что получится такое совпадение. И Люба ушла, и я уйду, так все разбегутся. (Сане.) Вот когда вам будет шестьдесят лет и вы будете жить один среди чужих людей, тогда вы поймете, зачем это может понадобиться человеку раз в год уйти с работы на час раньше. (Лямину.) Ничего, я посижу.
   ЛЯМИН. Зачем же, раз у вас талон, вы можете идти, вы просто имеете право.
   ЕГОРОВ. А если я не доработал на семь копеек, могу внести в фонд государства наличными.
   ЛЯМИН. А я говорю: отправляйтесь.
 
   Егоров сидит.
 
   Идите!
 
   Егоров, не прощаясь, ушел.
 
   САНЯ. Любопытная подробность. Он предлагал нам выпить после работы. Очевидно, зубы не имели для него решающего значения.
   ЛЯМИН. Ему год до пенсии. Надо как-то продержаться. А уже склероз, все путает.
   САНЯ. Он путает, потому что попивает.
   ЛЯМИН. Злой ты все-таки малый, как я погляжу.
   САНЯ. Почему, я сентиментален, я могу прослезиться в кино. Но я могу в упор убить человека. Может быть, по Ницше – это сверхчеловек, не знаю…
 
   Работают молча.
 
   Моя беда, что я не люблю врать. Я первый сказал, что мне надо уйти. И вот все ушли, а я сижу. Я тоже мог бы наврать, что у меня то-то и то-то.
 
   Работают молча.
 
   Но поберегитесь, когда я позволю себе врать. Тогда уж я не остановлюсь ни перед чем, я буду врать всеми способами, которые изобрело человечество. Но для этого мне надо опуститься. Это даже интересно – опуститься. И пускай все говорят: он опускается.
 
   Лямин молчит.
 
   Леша, почему ты не занимаешься спортом? Тебе надо развивать волевые качества. (Встал.) Хочешь, я обучу тебя приемам карате? Вот я стою здесь, а ты иди ко мне с ножом.
   ЛЯМИН. Мне некогда.
   САНЯ. Ну хорошо, вот со стулом, на!
   ЛЯМИН. Отстань.
   САНЯ. Твоя беда, что ты не спортсмен.
   ЛЯМИН. Не спортсмены запустили спутники и написали «Войну и мир».
   САНЯ. Ну хорошо, подойди ко мне сзади. Или хочешь, я сам подойду к тебе задом. Так?.. Смотри, что получается…
   ЛЯМИН (вывернулся из-за стола, отскочил). Слушай, хватит.
 
   Саня все же бросился на него. Борьба серьезная, с ругательствами, с участием столов и стульев. От двери эту борьбу наблюдает Куропеев. Он смотрит пристально и в то же время неловко улыбается, как взрослые улыбаются детям. Когда его заметили, он, смеясь, покачал головой.
 
   КУРОПЕЕВ. Я вижу, вы тут распоясались, друзья… Где люди?
   ЛЯМИН. Любу Никулину я тут отпустил, у нее серьезные неприятности.
   КУРОПЕЕВ. Так, так…
   ЛЯМИН. У Егорова талон в поликлинику.
   КУРОПЕЕВ. С веселым хохотом разбежались по домам?
   ЛЯМИН. Он только что ушел, минуту назад.
   КУРОПЕЕВ. А что ты предо мной оправдываешься? Твои люди, можешь хоть всех разогнать. Ты теперь начальник. А я так зашел, по старой памяти.
   ЛЯМИН (Сане). Ну все, работаем.
   КУРОПЕЕВ (посмотрел на часы). А ведь рабочий день кончился.
   САНЯ (спохватился). Уже? Сегодня что-то пересидели. (Убрал бумаги в стол.) Придется отложить на завтра. Привет.
   КУРОПЕЕВ. Товарищ Сучков. (Тот остановился.) А что, это все так останется? Сейчас в США уже миллионеры перешли на самообслуживание.
 
   Саня вернулся, ставит на место столы и стулья. Лямин хотел было помочь, но Куропеев придержал его.
 
   Ладно, Сучков, идите.
 
   Саня ушел.
 
   Милый, ты так пропадешь.
   ЛЯМИН. Я говорил.
   КУРОПЕЕВ. Тебе надо усвоить несколько правил, это все упростит. Например: не все слушай, что тебе говорят. У каждого человека есть десятки обстоятельств жизни, перед каждым обстоятельством может стать в тупик гений. Поэтому слушай только то, что отвечает интересам дела. Правда, спорить с подчиненными тоже не надо. Достаточно, если скажешь: «Виноват, я не совсем вас понял». Он сам сообразит, что не все в порядке. Элементарное правило безопасности. А, что я тебя учу, ты умнее меня. Я иногда не понимаю, ты действительно такой скромный или это дьявольская хитрость?
   ЛЯМИН (разбирая бумаги Егорова). А мне тут придется еще посидеть.
   КУРОПЕЕВ. Будешь ишачить на Егорова? Да, я насчет него подписал приказ. А то, если это сделаешь ты, он тебя съест живьем.
   ЛЯМИН. Коля, я думаю, сейчас его никуда не стоит переводить, ему год до пенсии.
   КУРОПЕЕВ. Черт вас знает! Ну валяй как хочешь, потом не плачь.
   ЛЯМИН. Если бы только в нем было дело. Любу бросил муж. То ли уже бросил, то ли еще бросает. Она не спит ночи, потом приходит на работу и все теряет. Вчера потеряла ведомость, нигде не можем найти. Я не справляюсь. Тут нужна сильная личность.
   КУРОПЕЕВ. Ерунда. Начальство тебя ценит за башку. Кстати, там на тебя делают ставку, пока не скажу какую, а то зазнаешься. Ну, довольно трепаться. (Он достал из кармана тетрадку, положил перед Ляминым.)
   ЛЯМИН. Сегодня не могу.
   КУРОПЕЕВ. Можешь.
   ЛЯМИН. Серьезно, сегодня никак. Давай завтра.
   КУРОПЕЕВ. Завтра тоже поработаем. Милый, меня же торопят из редакции! Может, тебя не устраивает, что статья под моим именем? Что делать, мне же заказали не как литератору, а как должностному лицу…
   ЛЯМИН. Не в этом дело.
   КУРОПЕЕВ. Не понимаю: что, тебе деньги не нужны? Ему предлагают деньги, а он не берет. Прямо в руки – на! Не хочет. Обеспеченный человек.
   ЛЯМИН. Сейчас мне деньги не нужны.
   КУРОПЕЕВ. Во-первых, ты врешь, я знаю. А во-вторых, ладно, мне нужны. Мне. Нельзя быть таким эгоистом. Тебе знакомо такое слово – надо? Так вот, Леша, надо.
   ЛЯМИН (с трудом, но твердо). Коля, ты каждый день требуешь, чтобы я бросал все свои дела и занимался твоими. И каждый раз я соглашаюсь, потому что мне неудобно отказаться. Но скажи, почему мне отказывать тебе неудобно, а тебе заставлять меня удобно? Я все время вхожу в твое положение. Но прошу тебя – входи и в мое. Если я не соглашаюсь сразу, значит, мне это очень трудно. В таких случаях будь тактичен, не дави на меня.
   КУРОПЕЕВ (не сразу). Леша, я хочу задать тебе один вопрос. Как ты вообще ко мне относишься? Только прошу, не лицемерь.
   ЛЯМИН (покраснел, но ответил бодро). Па-уа-жи– тель-но!
   КУРОПЕЕВ. Нет, серьезно, я ничего не знаю. Может быть, я просто навязываюсь, а ты по своей деликатности не можешь от меня отделаться? Я тебе говорю прямо: у меня нет более близкого человека, чем ты. Ну, если не считать жену и мальчишек…
   ЛЯМИН (уклоняясь). Слушай, не чуди…
   КУРОПЕЕВ. Я знаю, ты считаешь, что я… (Постучал пальцем по столу.) Ты всегда так считал. И все ваши в институте так считали, это мне известно. Но скажи, я бездарней, чем Димка Шенгелая?
   ЛЯМИН. Я не говорю, что ты бездарен.
   КУРОПЕЕВ. А я считаю, что у меня есть способности, но я скорее практик. Думаешь, почему я пристаю к тебе с этой статьей? Я готов месяц над ней просидеть. Но у меня не получится. Я не умею формулировать, я не способен к абстрактному мышлению. Вот, помнишь, ты интересно говорил насчет изменения в структуре органов управления производством? Представляешь, как это сейчас прозвучит, какой будет бум! Потом еще, помнишь, как ты издевался над статьей Карпова? Вот и напиши все это. Пускай будет ирония, тем лучше. Ничего не бойся. Причем реальный результат обеспечен, это же газета «Известия»! Неужели это тебя нисколько не интересует?
   ЛЯМИН. Ладно, потружусь.
   КУРОПЕЕВ. Нет, сначала я хочу, чтобы ты мне ответил: друзья мы или нет? Говори откровенно, я не обижусь. Если нет – то мне не нужно от тебя никаких одолжений.
   ЛЯМИН (страдает). Конечно, что за вопрос…
   КУРОПЕЕВ (растроганный, ткнул его кулаком в плечо, бросил на стол тетрадку). Вот здесь то, что ты тогда начал… Катя даже сказала, чтобы я притащил тебя к нам, у нас тебе никто не будет мешать.
   ЛЯМИН. Мне и здесь никто не мешает, кроме тебя.
   КУРОПЕЕВ. Я хочу убедиться, что ты хоть начал работать.
   ЛЯМИН. Я начал.
   Куропеев (обнял его, потряс). Спасибо… Все, меня здесь нет. (У двери остановился.) Ты на меня не обижаешься?
   ЛЯМИН. Нет.
   КУРОПЕЕВ. Смотри! (Ушел.)
 
   Тут же у двери появилась Нюта.
 
   НЮТА (встревожена). Влетело?
   ЛЯМИН. За что?
   НЮТА. А я испугалась, думала, он узнал про нашу выпивку. Ну, тогда все в порядке. Домой не собираетесь?
   ЛЯМИН. Надо писать статью…
   НЮТА. Нельзя столько сидеть, будет размягчение мозга. Ладно, я пошла. А перепечатать вам ничего не надо?
   ЛЯМИН. Это идея. Может быть, я вам позвоню.
   НЮТА. А куда мне звонить, у меня же нет телефона. Знаете, женщина без телефона – это не женщина. Ехать к ней – еще неизвестно: дома ли она, стоит ли? Так что, если женщина и похуже, но с удобствами, лучше уж позвонят ей. Тогда я посижу, подожду, а вы работайте. Мне все равно некуда спешить.
   ЛЯМИН. Вам же будет скучно.
   НЮТА. Что вы! Я привыкла одна, мне с собой никогда не скучно.
 
   Лямин работает.
 
   У вас неважный вид. Может быть, потому, что вы днем выпили, а сейчас реакция?
   ЛЯМИН. Возможно.
   НЮТА. Хотя ваш вид очень обманчив. Вы вообще выглядите в зависимости от своего настроения в этот момент. Немного недоспите, вовремя не пообедаете – и уже осунулись.
   ЛЯМИН. Вы говорите, говорите, я слушаю.
   НЮТА. Я могла бы купить машинку, но дома все равно неудобно стучать. Я живу в коммунальной квартире. Я привыкла к коммуналке, перемен уже не жду, замуж выходить поздно…
   ЛЯМИН. Почему поздно? Сколько вам лет?
   НЮТА. У женщин не спрашивают. Правда, у нас не такие отношения. Я знаю, что выгляжу молодо, потому что у меня нет любовных переживаний. От них женщины особенно стареют.
   ЛЯМИН (оторвался от работы, посмотрел на нее). У вас хорошее, своеобразное лицо.
   НЮТА (покачала головой). У меня ничего еще глаза. А нос плохой. В общем, уже не произвожу того впечатления.
 
   Лямин засмеялся, встал, погладил ее по волосам.
 
   (Лукаво.) Не приближайтесь ко мне так близко.
   ЛЯМИН. Виноват.
   НЮТА. Вот так и начинаются напрасные романы. Просто мужчина наедине с женщиной не смог держать руки при себе.
   ЛЯМИН (смеется). А знаете, это верно. Я действительно чуть было не начал что-то такое испытывать!
   НЮТА. Вот вы и развеселились. Я рада.
   ЛЯМИН. Нет, вы очень смешно подметили. Действительно, я же подошел к вам совершенно не в том смысле!
   НЮТА. А вот это не обязательно объяснять… Я все-таки пойду, вас не дождешься.
   ЛЯМИН (вдруг впал в бешенство). Нет, почему я должен жертвовать Куропееву своим временем, своей головой, своей жизнью! Я живу только один раз. Если бы два, тогда было бы понятно: один раз – для себя, другой раз – для него. Потому что он меня любит? Но ведь это он меня любит, а не я его! А получается, что я в чем-то виноват, не отвечаю на его чувства! Все! К черту! (Открыл ящик стола, бросил туда тетрадку, запер ящик, а ключ швырнул в угол.) Пошли гулять!
   НЮТА. Куда?
   ЛЯМИН. Куда хотите.
   НЮТА. Вот сейчас вы мне нравитесь. Я люблю, когда вы такой. (Поцеловала его в щеку.)
 
   Воодушевленный, решительный, способный сейчас на все, Лямин обнимает ее и, запрокинув голову, целует. Это несколько неожиданно для них обоих.
 
   Я не умею целоваться… с вами.
 
   Комната Лямина. Раннее утро, около семи. Лямин в рубашке, курит, немного растерян. Нюта убирает со стола, не знает, куда деть посуду.
 
   НЮТА. Куда это?
   ЛЯМИН. На кухню.
   НЮТА. Я боюсь, а вдруг твои там уже проснулись.
   ЛЯМИН. Кто проснулся, еще нет семи часов. Зачем мы так рано встали?
 
   Нюта вынесла посуду, вернулась. Оглядела комнату. Половина ее имеет вид пустой и небрежный, другая – нечто вроде мастерской художника. Свернутые холсты, подрамники, контуры женской фигуры из проволоки, длинный деревянный чурбан.
 
   НЮТА. Неужели у тебя никто никогда не убирает?
   ЛЯМИН. Тут трудно, я работаю, мусорю.
   НЮТА. Тем более. (И принялась убирать. Откатила чурбан к стене, переставила в угол проволочную даму, туда же подрамники.) Должен быть какой-то порядок.
 
   Эта деятельность, видимо, доставляет ей удовольствие.
 
   А ты вообще влюбчивый, правда? Какая-нибудь на тебя посмотрит – ты и готов. Потому что тебе кажется, что другая на тебя уже не посмотрит.
   ЛЯМИН. Ну уж. (Но, подумав, согласился.) А впрочем, возможно.
   НЮТА (сдержанно). Вообще, имей в виду, из того, что между нами произошло, я не делаю никаких выводов, это мое правило. Это никого ни к чему не обязывает. К тому же я знаю, что я не в твоем вкусе, тебе нравятся тихие девушки, вот с такими глазами наискосок. (Оценила результат уборки.) Ну вот, теперь как будто терпимо. Тогда ты одевайся, а я пойду, мне все равно надо раньше. А то, представляешь себе, что будет, если мы вместе придем на работу? Все с ума сойдут!
   ЛЯМИН. Подожди.
   НЮТА. Зачем? Мне все равно надо раньше. (Она подошла к Лямину, обняла его на прощание.) Только не думай. Не надо думать. Ладно?
   ЛЯМИН. Постараюсь.
   НЮТА (шепотом). А там никого нет? А то я боюсь.
   ЛЯМИН. Чего ты боишься?
   НЮТА. Ну так, нехорошо. (Пошла к двери, обернулась.) Леша, ответь мне на один вопрос: ты ничего не испытываешь? Ни капельки? Ни вот столько?
   ЛЯМИН. Нюта, я хочу познакомить тебя с моими родителями.
   НЮТА. С вашими родителями? (Польщена.) Хм… Очень приятно.
 
   Лямин пошел за родителями.
 
   Когда, сейчас?..
   ЛЯМИН. Сейчас.
   НЮТА. Они спят.
   ЛЯМИН. У них бессонница.
   НЮТА. Зачем?
   ЛЯМИН. Нужно. (Вышел.)
 
   Нюта еще раз оглядела комнату, поправила постель, чтобы и в голову не могло ничего прийти. И в последний момент успела надеть пальто.
   Лямин ввел мать, женщину с нервным лицом. Она удивилась.
 
   МАТЬ. Ты не один?..
   ЛЯМИН. Познакомься, это Нюта.
   НЮТА. Очень приятно.
   МАТЬ. Но ведь еще очень рано! И ты решился впустить человека в свою берлогу утром? Слава богу, сегодня здесь хоть убрано. Леша, я тебя не узнаю!
   ЛЯМИН. Мама, посиди с нами.
   МАТЬ (рассмеялась). Но ведь тебе скоро на работу! А вам разве не надо на работу? Вы работаете вместе с Лешей? Или вам можно опоздать?
   НЮТА. Мне можно. У меня хороший начальник.
   МАТЬ. Леша ходит минута в минуту, хотя, если бы он даже опоздал, ему бы ничего не было, его очень любят. Но вам, наверно, это известно лучше, чем мне.
   ЛЯМИН. Мама, не отвлекайся. Нам надо поговорить серьезно.
 
   В двери появляется отец. У него голова мыслителя, но тоже нервное, трагическое лицо.
 
   ОТЕЦ. Что случилось? Сумасшедший дом какой-то.
   МАТЬ. Ничего не случилось, тебя никто не трогает.
   ЛЯМИН. Папа, познакомься. Это – Нюта.
   НЮТА (протянула руку). Очень приятно.
   МАТЬ. Не обращайте внимания, он всегда чем-нибудь недоволен. Все не по нем, все не так. Изводит себя, изводит всех вокруг – такой характер.
   ОТЕЦ (стиснул голову руками). Оставь меня, пожалуйста, в покое.
   ЛЯМИН. Папа, садись.
   МАТЬ. Разве я не права? Леша, скажи по совести: правда, твой отец нелегкий человек?
 
   Отец устало закрыл глаза.
 
   ЛЯМИН (Нюте). Мама преувеличивает.
   МАТЬ. Эгоистичный, желчный человек, никого не любит, кроме себя.
   ЛЯМИН (Нюте). Ну, общее представление о нашем образе жизни ты теперь имеешь.
   НЮТА. У всех в семье какие-нибудь нелады.
   МАТЬ. Вы не поняли. Разве мы ссоримся? Просто я хочу, чтобы Леша сказал откровенно: разве не правда, что твой отец слишком любит себя? Разве не так?
   ЛЯМИН. Так.
   ОТЕЦ. Негодяй!
   ЛЯМИН. Папа, не сейчас, потом. Дело в том, что я женюсь.
   МАТЬ (улыбнулась). Как женишься, на ком?
   ЛЯМИН. Если Нюта согласна, то я женюсь на ней.
 
   Нюта засмеялась.
 
   Я говорю серьезно: я делаю предложение.
 
   Нюта смеется еще пуще.
 
   МАТЬ. Леша, это шутка?
   НЮТА. Конечно. Что вы, не понимаете?
   МАТЬ. В таком случае не очень удачная шутка.
   ОТЕЦ. Ты не видишь, что он не шутит? Сначала одна дурацкая история, теперь другая дурацкая история, не знаю, что лучше: то, что было, или то, что будет. А может быть, будет и то и другое сразу? У нас в доме все возможно, я не удивлюсь.
   МАТЬ. Леша, ты же нам ничего не говорил. Ты хоть достаточно знаешь… эту девушку?
   ЛЯМИН. Я знаю все, что мне нужно.
   НЮТА (матери). Вы не думайте, у меня и в мыслях ничего не было… Конечно, это все наивно.
   МАТЬ. Вот, тебе это поделом. Оказывается, ты ее даже не спросил. Ты был уверен, что она обрадуется твоему предложению. У тебя самомнение, дружок.
   НЮТА. Нет, вы напрасно. Я к нему так отношусь… Он знает, как я к нему отношусь.
   МАТЬ. Я не поняла. Только что вы говорили так определенно.
   НЮТА. Я и сейчас говорю. И кроме того… дело в том, что у меня есть ребенок, дочь.
   МАТЬ (невольно). Какой ужас…
   НЮТА. Правда, дочка живет отдельно, совершенно отдельно.
   ОТЕЦ. Сумасшедшие, о чем они говорят? Зачем тебе дочь?
   НЮТА. Он не знал. Я не скрывала, но у нас просто не заходил об этом разговор.
   МАТЬ. Зачем тебе вообще жениться? Так срочно. От тебя же этого никто не требует, напротив! Нюта, я правильно вас поняла?
   ОТЕЦ (жене). Что ты с ним толкуешь, неужели ты не видишь, в чем дело…
   НЮТА. Если вы в чем-то подозреваете меня, то напрасно.
   МАТЬ. Так что же мы решили?
   НЮТА (обращаясь к отцу). А что это за история, вы говорили?
   ЛЯМИН. Это замужняя женщина, у нас с ней очень давние отношения. Но теперь это все кончено.
   МАТЬ. Так скажите ему определенно, и прекратим этот разговор, вам же пора на работу.
   ЛЯМИН. Мама, не дави, не дави, не дави.
 
   Нюта молчит.
 
   ОТЕЦ (Лямину). Видишь? Она молчит. Поставил в идиотское положение приличного человека. Отправляйся к своей бабе и оставь ее в покое.
   НЮТА. Нет, зачем же, я согласна.
   МАТЬ (мужу). Скажи что-нибудь! Что ты молчишь? Ты – отец.
   ОТЕЦ. Зачем ты нас позвал? Ты же не спрашиваешь у нас совета, ты просто ставишь нас в известность. Теперь мы осведомлены, можем убираться восвояси. Идем, Лида. Он не сейчас начал катиться по наклонной плоскости. Если я тогда не смог его остановить, что же теперь!.. (Нюте.) Он был способный человек. Можете мне поверить, я говорю это не потому, что он мой сын. У него были способности к математике. У него были способности к живописи – вот обломки увлечений. Он писал неплохие стихи. У него есть книжка с надписью поэта Антокольского: «Победителю в песнях застольных от его собутыльников школьных. Павел Антокольский». Я говорил ему: иди в Академию художеств, иди в Литературный институт! Есть люди, которые меня достаточно уважают, – иди куда хочешь. Нет, он не хочет быть поденщиком, он не хочет всю жизнь искать выход из безвыходного положения. А кто ты теперь? Ты служащий. В молодости я гордился, что могу писать в анкете: социальное происхождение – рабочий. Я ничего плохого не говорю о вашей работе: от планирования сейчас зависит все благосостояние страны… Это другой вопрос. Но хорошо, может быть, ты счастлив в личной жизни? Этот бесконечный роман с замужней бабой, у которой было только то достоинство, что она его безумно любила. Однако развестись с мужем она не пожелала…