Вольски Пола. Проклятие чародея

   В бессмысленном взгляде Девраса читалось абсолютное непонимание. Улыбнувшись своей саркастической улыбкой, так что глаза почти утонули в мясистых щеках, Уэйт-Базеф сказал:
   — Ничего, воздействие дурмана скоро пройдет. А пока, раз уж вас, похоже, заинтересовала природа ордена, не желаете ли полюбоваться на представление его непревзойденности Ваксальта Глесс-Валледжа, который сегодня порадует нас своим обаянием, умом и самым бессовестным враньем. Не думаю, что сумею воздержаться от комментариев.
   Деврас хотел, было испросить объяснения, но ограничился односложным:
   — Где?
   — В герцогском театре. Я вас проведу. Не беспокойтесь, юноша, терять вас не входит в мои планы.
   Какие планы — о том Деврасу было неведомо. Но на обдумывание этого вопроса времени не осталось, потому что он снова волей-неволей очутился в цветастом лабиринте дворца.

Глава 4

   Деврас с покорностью марионетки снова смешался с блестящей толпой. Кукловод Рэйт Уэйт-Базеф ловко вел его зеркальным коридором, пока они не пришли в так называемый театр «Шоннет» место зрелищ и маскарадов, к которым герцог Ланти-Юма, как того и требовала традиция, был неравнодушен. Уэйт-Базеф приберег им хорошие места недалеко от авансцены, и Деврас не без удовольствия погрузился в бархатное кресло. И все же он никак не мог избавиться от чувства, что за ним наблюдают десятки пар глаз. Головокружение еще не прошло. Его спутник обрушил на него нескончаемый поток всевозможных сведений о высшем свете Ланти-Юма, что, в принципе, было полезно, но в своем нынешнем состоянии Деврас мало что соображал. Правда, два замечания каким-то чудом все же проникли в его сознание.
   — Это его милость, — осторожно указывая пальцем, проговорил Уэйт-Базеф, — герцог Бофус Дил-Шоннет.
   Деврас проследил по направлению пальца и увидел коротконогого, толстого, темноволосого мужчину в роскошном камзоле из бело-золотой парчи. То был не кто иной, как сам владыка главного города среди городов-государств, переходившего по наследству сотням его предшественников. В его руках находилась судьба рода Феннахаров.
   Нет, он не был похож на грозного властителя. У герцога были короткие толстые руки, мягкий подбородок со скудной козлиной бородкой и покатые плечи. Черты его лица обнаруживали слабоволие и невинность. Губы складывались в слащавую улыбку, а голубые, как ясное небо, глаза под длинными ресницами излучали любезность и неотягощенность мыслью.
   Как ни силился Деврас, он не увидел в Бофусе Дил-Шоннете ничего, что могло бы произвести впечатление. «Стоит ли говорить с ним о чем-нибудь? Н-да…» Объект его пристального внимания с удовольствием посасывал леденец.
   — Гигант среди людей, — с тихим смешком заметил Рэйт Уэйт-Базеф и вновь указал пальцем: — А это дочь герцога и предположительно наследница, ее милость Каравайз Дил-Шоннет.
   Это был тот редкий случай, когда дочь абсолютно не походила на отца. Леди Каравайз было двадцать шесть лет от роду, и, к ужасу ее будущих подданных, она до сих пор не вышла замуж. Дочь герцога Бофуса была высока, стройна и держалась прямо, как гвардеец на параде. Лицо умное и аристократическое, но, откровенно говоря, не наделенное особой красотой. Не было и в помине ни розовых щечек, ни надутых губок, ни томных глазок, что отличает записных красоток от прочих представительниц слабого пола. Лицо леди Каравайз было чистым и довольно приятным, но резковатые черты его, лучше всяких слов, говорили о характере этой девушки: скулы были излишне выступающими, подбородок слишком волевым, а лоб чересчур высоким. Даже в тонко очерченном рисунке губ читались решительность и сила воли. Небесно-голубые глаза под черными бровями вразлет можно было бы назвать очень красивыми, если бы не их выражение. Глазам молодой женщины пристало быть нежно-мягкими, возможно, с искоркой озорства. Взгляд же леди Каравайз был холодным, пронзительным и, по словам недоброжелателей, надменным. Вьющиеся каштановые волосы ниспадали с высокого лба. Струящееся шелковое платье смягчало очертания ее худощавой фигуры. Деврас на время задумался и, в конце концов, произнес:
   — Леди Каравайз одета совсем не как девушка на выданье.
   — Леди Каравайз себе на уме, — сказал Рэйт Уэйт-Базеф уважительным тоном, что случалось с ним весьма редко.
   Деврас не стал развивать эту тему. При одном только взгляде на собравшуюся аудиторию его захватила игра красок, сияние драгоценностей, безумная экстравагантность плюмажей и кружев. Это было похоже на картинки в калейдоскопе, на которые можно смотреть часами, предаваясь блаженной праздности. Но вдруг кто-то стал трясти его за руку.
   — Очнитесь, юноша! — скомандовал Уэйт-Базеф. — Перед вами его непревзойденность Глесс-Валледж, магистр ордена Избранных. Комедия начинается.
   Сотни придворных заполнили театр до отказа. Они внимательно наблюдали, как Ваксальт Глесс-Валледж, один из самых выдающихся чародеев, степенно поднимался на сцену. За ним шла толпа разодетых в атлас ливрейных лакеев, несших Полуночный Телескоп — хитроумное устройство, состоящее из экранов, призм, кристаллов и линз, поддерживающих радужное сияние шара из тончайшего стекла. Вся эта конструкция была довольно громоздкой — почти в рост человека. Увидев загадочное устройство, Деврас постарался привести в порядок свои мысли, и это частично ему удалось. Он заметил, что сидевший рядом Рэйт Уэйт-Базеф смотрел на Глесс-Валледжа с ироничной ухмылкой, а дочь герцога леди Каравайз — с холодной враждебностью.
   Если даже премудрый Ваксальт Глесс-Валледж заметил неприязненные взгляды, то не подал виду. Высокий плечистый мужчина в темной мантии Избранных, он держался уверенно и непринужденно. Лицо с квадратными скулами было увенчано пышными густыми и ухоженными серебристыми волосами. Он обладал звучным, хорошо поставленным голосом опытного оратора, а манера говорить была приятной и убедительной. Жестом отпустив слуг, Валледж разродился краткой вступительной речью, щедро пересыпая необходимые пояснения комплиментами герцогу Бофусу. Судя по простоватой улыбке, Бофус искренне наслаждался изысканной лестью. Ее милость Каравайз — напротив. Чем дальше она слушала, тем отчетливее на ее лице проявлялось выражение неприкрытого отвращения.
   — Таким образом, постепенно мы перейдем от светил, собравшихся здесь сегодня, к тем тусклым звездам, что освещают небеса, — закончил свое вступление Глесс-Валледж.
   — Низкий подхалим, — заметил Уэйт-Базеф. Глесс-Валледж или не услышал, или счел ниже своего достоинства обращать внимание на реплику.
   — Звезды, любезные друзья, — продолжал он мягко, — нечто большее, нежели небесные украшения. Звезды постоянно влияют на нас — именно они определяют срок наших жизней от рождения до самой смерти. С холодным безразличием они вершат наши судьбы. И хотя звезды несказанно далеки, все же благоволят говорить с нами. Небеса — открытая книга, которую на досуге могут читать те из нас, кто овладевает знаниями.
   — Не правда ли, как мило он говорит? — спросила сидевшая неподалеку от Девраса румяная матрона свою соседку.
   Та одобрительно кивнула.
   — Какой голос! Какие глаза!
   Ухмылка на лице Уэйт-Базефа стала еще шире. Деврас обнаружил, что постепенно начал улавливать суть происходящего.
   — Немногие из нас умеют читать по звездам, — признал Глесс-Валледж, комически-печально тряхнув красивой головой. — Для тех, кто не сидел за учебниками астрологии, их язык так же непонятен, как мне — какой-нибудь верхнестреллианский.
   Зал отозвался на эту шутку волной благодарного смеха. Герцог Бофус хихикал. Лицо же его дочери по-прежнему оставалось каменным.
   — Поэтому я рад представившейся мне возможности продемонстрировать вам, с наилучшими пожеланиями от ваших друзей-чародеев, Полуночный Телескоп, который можно считать универсальным толкователем. Сегодня с его помощью мы откроем тайны загадочных звездных сигналов.
   — «Универсальный толкователь»! На дне канала, вот где ему самое место, — фыркнул Уэйт-Базеф. — Блестит, и больше ничего.
   Его реплика вызвала ропот у части присутствующих. Леди Каравайз быстро оглянулась, а затем вновь устремила свой взор на Глесс-Валледжа.
   — От моего внимания не ускользнуло, — в сладкозвучном голосе его непревзойденности послышались нотки беспокойства, — что недавний феномен — появление средь бела дня в небе Ланти-Юма яркой звезды — вызвал некоторый переполох. В умах граждан поселились путаница, сомнения, и даже опасения относительно того, что данное явление носит не вполне естественный характер.
   — Однако до чего оно красиво! — заметил герцог Бофус.
   Уэйт-Базеф хмыкнул.
   — Но не все люди обладают благородной храбростью, присущей вашей милости. — Глесс-Валледж поклонился герцогу. — Сие явление поставило перед нами, чародеями, множество сложных вопросов. С помощью Полуночного Телескопа мы теперь надеемся получить на них ответы, которые, наконец, откроют истину. С самого начала хочу разъяснить всем: здесь нечего и некого бояться. Можно рассматривать эту необычную звезду как новый бриллиант в короне нашего прекрасного города. А сейчас — внимание. С вашего позволения, я приведу в действие Полуночный Телескоп.
   Глесс-Валледж произнес несколько маловразумительных слов, сделал пару пассов, от которых кристаллы и призмы Телескопа начали вращаться и засияли неожиданно ярким светом. По залу пронесся благоговейный шепот. Большой стеклянный шар потемнел, затем на нем ясно проявилось изображение Лурейского канала с полуденным солнцем, сверкающим над дворцами и лодками, — точно таким же, каким его видели собравшиеся несколькими часами ранее. Новая звезда — пятно ярко-красного цвета — отчетливо выделялось в безоблачном небе. Раздались спонтанные аплодисменты, и Глесс-Валледж снисходительно улыбнулся.
   — Посмотрите на звезду Ланти-Юма, — жестом пригласил он. — Безусловно, это восхитительнейший дар природы нашему городу! Божественное признание его красоты!
   — Ну, Валледж, это уже ни в какие ворота не лезет! Вас следовало бы повесить за ложь. — На этот раз голос Рэйт Уэйт-Базефа прозвучал немного тише.
   — Рассмотрим звезду поближе. — И в ответ на команды Глесс-Валледжа изображение на Полуночном Телескопе стало меняться, превращаясь в изображение звезды. Его непревзойденность вновь произнес несколько магических заклинаний, и голубое небо превратилось в пурпурное, затем почернело. Из ниоткуда выплыли созвездия и засияли на своих обычных местах. Новое светило сверкало гораздо ярче своих далеких родственниц. И вновь зрители зааплодировали.
   — А теперь… — Валледж сделал многозначительную паузу, — звезды откроют нам свои тайны. Ваша милость, лорды и леди, посмотрите на кристаллы, призмы и саму небесную сферу. Они, как видите, светятся различными красками. Эти краски суть спектральное проявление звездного излучения, которое оттеняет несомый им определенный и особенный смысл.
   Уэйт-Базеф понизил голос, чуть ли не до шепота.
   — Шарлатан! — процедил он сквозь зубы. — Фигляр с дорогостоящей кучей стеклянного мусора!
   — Поскольку излучения претерпевают воздействие великого множества наисложнейших факторов, для точной интерпретации данного явления нам необходимо будет прибегнуть не только к науке, но и в не меньшей степени к искусству.
   — Лжешь, Валледж, лжешь!
   — И я надеюсь, что мне по силам справиться с этой задачей. Мои благородные друзья, как вы можете заметить, призмы Полуночного Телескопа отражают преимущественно голубые и зеленые цвета. Эти два цвета приятны для глаза сами по себе, а их слияние обещает период блистательного процветания для Ланти-Юма и его жителей. Мерцание цвета индиго в основании самой нижней призмы символизирует морские волны, по которым наши торговые суда будут возвращаться из заморских стран, груженные сокровищами, что вскоре наполнят наши сундуки. — Голос Валледжа звучал теперь спокойно и уверенно, в нем появилась теплота и соблазнительность речи опытной куртизанки.
   Герцог Бофус и большинство его гостей, казалось, были зачарованы этими радужными предсказаниями.
   Но только не Рэйт Уэйт-Базеф. «Ты просто так не отделаешься!» — пообещал он себе и, явно не в силах больше сдерживаться, повысив голос для того, чтобы его было слышно во всех уголках театра, сказал:
   — Ваша непревзойденность, прежде чем вы продолжите, один вопрос, если позволите.
   — Кто спрашивает? — Глесс-Валледж нашел глазами не в меру любопытного слушателя, во взгляде его мелькнула холодная враждебность, которая, впрочем, тут же исчезла.
   — А, премудрый Уэйт-Базеф! Что ж, весьма польщен. Я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы после завершения показа. Мои благородные друзья, — продолжил он, — обратите внимание на эти оранжевые полосы…
   — Я бы хотел услышать ответ сейчас, — перебил Уэйт-Базеф, и его голос отчетливо прозвенел в тишине зала. — Полагаю, вы не откажете мне в этом удовольствии?
   Глесс-Валледж неохотно замолчал. Приглушенный шум голосов выразил всеобщее удивление и недовольство.
   — Почему он остановился? — капризно спросил герцог Бофус у дочери. Та похлопала по его руке и ничего не ответила.
   Глесс-Валледж на мгновение задумался, оценивая создавшуюся ситуацию, и решил все обратить в шутку.
   — Рэйт, Рэйт, я и забыл про вашу всем известную любознательность. — Великий чародей широко улыбнулся, дабы блеснуть хорошими манерами в глазах собравшихся здесь гостей. — Ну-с, спрашивайте. Вам что-нибудь непонятно?
   — Лично мне все понятно, — сказал герцог Бофус дочери. — А мне казалось, Базефа считают человеком выдающегося ума.
   — Тсс! — приструнила отца леди Каравайз, отчего он, было, насупился, но затем пожал плечами и стал сосать другой леденец.
   — Чего я решительно не понимаю, — начал Уэйт-Базеф, обнажая в улыбке белоснежные зубы, — так это то, как ваша непревзойденность может затевать дискуссию о новой звезде, не предварив ее сведениями относительно древних пророчеств, предсказавших ее появление.
   — Наше время ограничено. — Желваки почти незаметно заходили на лице Глесс-Валледжа. И все-таки ему удалось сохранить веселое выражение лица. — И я не хочу утомлять моих благородных слушателей ненужными подробностями. Они желают познакомиться с четко изложенными фактами.
   — Благодарю вас, лорд Валледж… Четко изложенные факты, только и всего! Тогда как ваша непревзойденность объяснит сокрытие важнейших обстоятельств дела, от которого зависит безопасность каждого лантийца, более того, безопасность каждого человека, живущего на Далионе?
   — Мой коллега Уэйт-Базеф всегда отличался импульсивностью. — Произнося эту фразу, Валледж повернулся к аудитории, будто шутя с нею, при этом Улыбка на его лице было просто шедевром веселой снисходительности. — Не судите его строго. Дорогой Рэйт, факты, которые я сейчас изложу, докажут нашей благородной аудитории, что ей нечего опасаться.
   — Нечего опасаться даже самых страшных проклятий лорда Террза Фал-Грижни?
   Слова Уэйт-Базефа приковали к нему всеобщее внимание. Даже несколько столетий так и не стерли из сознания лантийцев недобрую память о Фал-Грижни. Мало того, множество легенд было связано с именем проклятого ученого. Могущественный колдун, кошмарный сын Эрты Грижни выступал в роли непобедимого злодея во многих популярных народных сказаниях. Ему приписывались самые невообразимые позорные деяния. И многие верили, что бессмертный и злобный колдун однажды вернется покарать город, нанесший ему смертельное оскорбление.
   Гости герцога изучали Уэйт-Базефа с жадным любопытством. Сам Бофус подергал свою козлиную бородку и с надеждой спросил леди Каравайз:
   — Он расскажет нам что-нибудь о Фал-Грижни? Глесс-Валледж не мог больше поддерживать добродушное выражение. Его глаза, превратившиеся в узкие щелочки, буквально впились в лицо Уэйт-Базефа.
   — Я сказал, что нам неинтересны досужие вымыслы. Здесь им не место. Понимаете меня, вы, мудрейший?
   — Я вас очень хорошо понимаю, ваша непревзойденность, может быть, даже слишком хорошо, но это едва ли относится к существу вопроса. А посему я еще раз спрашиваю вас, и все мы имеем право услышать ответ: почему вы пытаетесь скрыть тот факт, что новая звезда предзнаменует ужасную катастрофу?
   Зал возбужденно загудел, в то время как Деврас пытался собрать разбегающиеся мысли и оценить здравомыслие своего нового знакомого.
   — Мудрейший, вы забываетесь. — Лицо Глесс-Валледжа исказила злоба. — Вы что-то лепечете о сказках, преданиях и легендах. Я не могу позволить ученому, одному из Избранных, выставлять напоказ свое скудоумие. Для вашего же блага приказываю вам прекратить.
   — Приказываете? Вы приказываете? — Уэйт-Базеф расхохотался. — По какому праву, Валледж, вы осмеливаетесь мне приказывать?
   — По праву власти, данной мне как главе ордена Избранных. Или вы забыли об этом? Если так, то Совет Избранных непременно вам об этом напомнит.
   — Вы живете в мире иллюзий. — Знаменитая саркастическая улыбка Уэйт-Базефа, посланная его оппоненту, разила наповал, словно укол шпагой. — Или, возможно, вы попросту невежда. И для того чтобы вы не выказывали себя еще большим глупцом, я обязан напомнить вам, что ваша власть как главы ордена Избранных ограничена Уставом, и вы не можете распоряжаться личными жизнями старших ученых.
   — Но я вправе обращаться с любым непокорным членом ордена, невзирая на ранги, по своему усмотрению. Когда слова и поступки ученых бросают тень на весь наш орден, я вправе применить свою власть. Чем сейчас и воспользуюсь. — Нельзя не отдать должного умению Глесс-Валледжа владеть своими эмоциями: глаза пылали гневом, но голос оставался ровным и спокойным.
   — Мои слова не бросают тени на репутацию магов и ни в коей мере не умаляют значимости их деятельности. Но даже если это и так, я был бы рад повторить уже сказанное мной, поскольку в Уставе Избранных ясно сказано, что интересы Ланти-Юма превыше интересов ордена. Страница двадцать шестая, параграф два, раздел «и», если пожелаете проверить.
   — Меня не интересуют юридические детали. — Взгляд Глесс-Валледжа источал презрение. — Ваше сегодняшнее поведение — свидетельство того, что вы вообще не понимаете существа вопроса, что, впрочем, нередко бывало и раньше. Вы испытываете терпение собравшихся своими сумасбродными выходками. Я приказываю вам покинуть зал.
   Судя по выражению лица Уэйт-Базефа, у него имелся ответ, который должен был доказать его осведомленность в существе вопроса, но отповедь, увы, не прозвучала, поскольку в этот самый момент со стороны задних рядов прогремел голос управляющего дворцом:
   — Гонец из Фенза просит немедленной аудиенции у его милости. Срочное послание для его милости.
   От центральной двери по проходу в сопровождении слуг герцога медленно шел гонец из Фенза — изнуренный и грязный после дальней дороги. Он был облачен в простую одежду тех, кто первыми осваивал новые земли в глубине острова. Его мертвенную бледность не в силах был скрыть даже загар. Поддерживающие его под руки лакеи вели его мимо изумленных придворных к креслу герцога. Когда они отпустили гонца, тот закачался, но удержался на ногах.
   Голубые глаза герцога широко раскрылись.
   — Вы уверены, что вам не нужна помощь? — участливо спросил он.
   — Ваша милость, — проговорил путник, тихий, надтреснутый голос которого нельзя было слушать без сострадания, — я принес весть о кровавой резне в нашем городе. Фенз уничтожен!
   — Где находится Фенз? — спросил Бофус.
   — Поясните, — приказала леди Каравайз. Гонец перевел дыхание, собрал все свои силы и ответил:
   — Сперва наступила темнота. Мы слышали об этом от речных торговцев, но никто не верил им. Они оказались правы. Все случилось так, как они говорили. В одно утро над вершиной Дамбарского хребта мы заметили ее. Три дня спустя она достигла Фенза.
   — Что достигло Фенза? Где находится Фенз?
   — Тьма, ваша милость, — пояснил гонец. — Подобной ей мир еще не видел. Наверняка магического происхождения, никак не иначе.
   — Опишите все подробно, — потребовала леди Каравайз.
   Все придворные повскакали со своих мест и поспешили окружить гонца. Деврас, подталкиваемый Рэйтом Уэйт-Базефом, двигался в общем потоке. Сам не зная каким образом, он оказался у самой сцены перед собравшейся вокруг посланника толпой.
   — Чернота. Чернее, чем что-либо, о чем можно и помыслить. Ни фонари, ни факелы не могут ее осветить. Вы не представляете… — Голос гонца на мгновение запнулся. — Какая-то теплая обволакивающая сырость, заставляющая вас ощущать вокруг себя грязь. Она распространяет зловоние, как от гнилого болота. Через несколько дней люди почувствовали головокружение, тошноту. Их постоянно рвало, и работать не стало сил.
   — Затем начался страшный мор? — спросила леди Каравайз.
   — Нет. — Гонец покачал головой. — Позвольте, я продолжу. Еще через несколько дней мы уже не могли ходить. Половина нашего народа лежала плашмя. Остальные чувствовали себя не лучше. Мы все пали духом перед Тьмой, окружившей нас. Ничто не могло вывести нас из этого состояния. И когда мы вконец обессилели, пришли они.
   — Кто пришел? — вопросил Бофус, заинтересовавшись рассказом.
   — Не знаю, ваша милость. Они похожи на людей, но не люди. Их лица белее снега, и от каждого исходит какое-то свечение, которое видно даже во тьме. Они передвигаются на двух ногах, как люди, носят оружие, как люди, но эти гигантские глаза… — Гонец задрожал. — Кем бы они ни были, им эта Тьма не причиняет никаких неудобств. Они умеют воевать. Шутя взяли наш Фенз. Мы даже не подозревали об их существовании, пока они не напали на нас. Затем началась резня. Они перебили всех. Детей, женщин, всех. Один только их предводитель порешил, по крайней мере, шестерых. Кто бы он ни был — человек, зверь или демон, — он сживет всех нас со света. — Гонец уронил голову на грудь и зашатался.
   — Вы не знаете, откуда пришли эти существа? — подалась вперед леди Каравайз. — Почему напали и чего они от вас хотят?
   — Уничтожения. Они хотят полного уничтожения.
   — Они грабят? — вновь спросила леди Каравайз.
   — Нет. Только убивают.
   — Но почему? — Герцог Бофус был поражен. — Почему?
   — Кто знает, ваша милость? — едва прошептал гонец. — Возможно, жажда убийства заложена в их природе. Опасность приближается к вашему городу, ваша милость. Берегитесь. Пошлите сейчас все свои силы, чтобы сокрушить их, иначе будет поздно. — Силы разом покинули посланника, и его колени подогнулись. Управляющий двором и лакей едва успели подхватить его, не дав рухнуть на пол.
   Герцог Бофус смотрел на обессиленного мужчину озадаченно и вместе с тем сочувственно. Придворные заерзали и загудели как мухи.
   Чтобы получше расслышать слова гонца, Ваксальт Глесс-Валледж подошел к самому краю сцены, и теперь Рэйт Уэйт-Базеф свирепо взирал на него снизу вверх.
   — Вы этого хотели, Валледж? Как видите, началось. Скажете ли вы всем правду, пока еще есть время или вам еще мало доказательств?
   Валледж наклонился к нему и почти неслышно прошептал:
   — Вы больше не произнесете ни единого слова на публике. Только попробуйте упомянуть при всех имя Грижни! Как старший по рангу я приказываю вам замолчать. Если вы не подчинитесь, то горько об этом пожалеете. Вас подвергнут остракизму до конца дней ваших.
   Взгляды обоих мужчин встретились.
   Герцог Бофус некоторое время обеспокоено смотрел на полуживого гонца, затем произнес:
   — Ну сделайте же что-нибудь!
   Леди Каравайз приказала слугам отдать посланца на попечение личного лекаря его милости. Уэйт-Базеф повернулся к герцогу:
   — Если мне будет позволено, я хотел бы задать вопрос вашей милости. Намерены ли вы послать к Фензу войска?
   — Послать войска, основываясь на неподтвержденных словах всего лишь одного человека? — занервничал Бофус. — Пока не знаю. Необходимо взвесить.
   — Ну тогда хотя бы небольшой дозор, — надавил Уэйт-Базеф. — Пошлите, наконец, маленький патруль проверить сообщение гонца. Полагаю, это не требует раздумий.
   — Обещаю вам обсудить этот вопрос с министрами при первой же возможности. — Бофус глянул на дочь, ища поддержки. — Надо многое обдумать. Еще раз допросить гонца, не так ли?
   — Нет времени ждать. Неужели вы не понимаете?
   — Вам ответили, мудрейший, — жестко заметил Глесс-Валледж. — Его милость объявил вам свое намерение, стало быть, вам больше не о чем беспокоиться. В свое время подданные его милости и вы вместе с ними будете извещены о его окончательном решении.
   Уэйт-Базеф колебался не более секунды, после чего голос его загрохотал на весь театр:
   — Дамы и господа, существует ряд фактов, касающихся причин появления новой звезды, а также магической Тьмы и нападения на Фенз, о которых я не могу говорить публично. Однако нет закона, запрещающего мне обсуждать их частным образом. — Саркастическая улыбка вновь появилась на его лице при виде того, как Глесс-Валледж весь пожелтел от негодования и злости. — Тех из вас, кто хочет знать правду, я приглашаю завтра утром ко мне домой в башню Мауранайза, после того как часы пробьют девять. Милости прошу.