Воронцова Ольга. Не любовью единой (Новеллы о женских судьбах)

   - Кажется, она ее нашла, - едва слышно сказала Агриппина, но Луций Вителлий услышал ее и осекся. - Ты, Луций, пребываешь консулом последние денечки. Кто станет им после тебя, ты, надеюсь, помнишь. И что может быть со всеми нами, ты тоже, надеюсь, понимаешь. А я всего лишь глупая женщина и мать беззащитного малолетнего ребенка.
   - Гм, не такой уж он беззащитный. Твой сын - единственный прямой потомок Германика мужского пола, и память о великом Германике охраняет его - и тебя, кстати, тоже - лучше любой вооруженной охраны.
   Агриппина покачала головой.
   - Память о великом Германике не спасла моего брата Калигулу от клинка Кассия Хереи.
   - Херея был казнен.
   - Его-то казнили, но всех, кто думает так же, как он, не казнишь. Иначе придется поубивать добрую половину Рима.
   Луций впервые с интересом посмотрел на женщину. Выходило, что она не так глупа, как могло показаться, и с ней надо держаться осторожно.
   - Дорогая моя Агриппина... - вкрадчиво начал он.
   - Дорогой мой Луций, - перебила его матрона. - Консулом на будущий год станет сенатор Гай Силий. Все в Риме, кроме Клавдия, знают, что Мессалина уже не может и дня провести, чтобы не увидеться со своим ненаглядным Гаем.
   - Гай Силий благоразумный молодой человек, - избегая встретиться взглядом с собеседницей, сказал Луций Вителлий. - Он прекрасно понимает двусмысленность и опасность своего положения. Я имел с ним беседу, он сокрушался, что причиняет боль нашему императору.
   Агриппина укоризненно покачала головой: столь искушенному римскому политику, как Луций Вителлий, не пристало произносить вслух такие нелепые слова даже перед женщиной.
   - Он, конечно, сокрушается, но также понимает, что обратной дороги для него нет, не так ли, Луций?
   Вителлий не ответил, и Агриппина, улыбнувшись про себя, продолжала:
   - Силий понимает, что единственное средство для него остаться в живых, когда император узнает о его романе с Мессалиной, это ускорить события. Положение любовников не таково, чтобы ждать, когда Клавдий умрет от старости. У них есть сообщники, которые страшатся того же. Вместе с тем чего им ждать! Ведь Гай Силий не какой-нибудь актеришка Мнестер, не экскулап Веттий, с которыми Мессалина оскверняла супружеское ложе императора Рима. И даже, прости за правду, Луций, не твой достойнейший племянник Авл, молодой человек, богатый бицепсами, но не умом. Консул-суффект Гай Силий - достойный сын полководца Гая Силия, статую отца он по-прежнему держит в атрии своего дома, несмотря на грозящую за это смертную казнь, и римский народ знает об этом. Гай Силий не женат, детей у него нет, он готов вступить в супружество с императрицей и усыновить Британника. Если они опередят Клавдия, доверчивого и беспечного, но неистового во гневе, у Мессалины сохранится прежнее могущество, но добавится безопасность. Со дня на день Клавдий отбывает на жервоприношения в Остию, тогда и надо ждать новых событий. Или тебе, Луций, не известно, что подготовка к свадебным обрядам уже идет полным ходом?
   Агриппина замолчала, словно опустошенная своей длинной и страстной речью. Молчал и Луций Вителлий. Разумеется, он был в курсе всех событий и давно прикидывал, какую пользу можно извлечь из назревающего дворцового переворота, еще колеблясь, на чью сторону ему встать. Имперский министр финансов Паллант, сидевший сейчас в его приемной как простой проситель, имел при себе уже заготовленные анонимные доносы Клавдию на распутство императрицы и Гая Силия и такие же безымянные письменные угрозы Мессалине, чтобы она не торопила события с Силием. Но неожиданный приход Агриппины странным образом пробудил в душе Луция Вителлия самые сокровенные планы, в которых он боялся признаться даже самому себе. Сейчас он лихорадочно взвешивал все "за" и "против".
   Игра предстояла долгая, многоходовая и смертельно опасная, но на кону этой игры стояли не новые должности и новые прибыли - денег и почета у Луция Вителлия и так хоть отбавляй, а то, о чем и подумать страшно. Но так сладко и заманчиво помечтать, даже голова начинает кружиться. Эти высокородные аристократы, словно скорпионы в банке, пожирают самое себя с такой прожорливостью, что скоро их вообще не останется в Риме. Уже почти не осталось! Сейчас между ним, внуком сапожника и булочника, и престолом императора стояли всего полдюжины живых душ, пальцев двух рук будет много, чтобы их пересчитать. Старый придурок Клавдий, его малолетний сынок Британик со своей любвеобильной мамочкой Мессалиной и ее любовником Гаем Силием и, наконец, сидящая сейчас напротив него Агриппина. Ведь она даже не пытается скрыть свою истинную цель: убрать со своего пути Мессалину с наследником Клавдия Британиком и занять ее место с новым наследником своим сыночком Нероном, последним отпрыском Германика. Последним! Если его и Британика не станет, династия Юлиев-Клавдиев прервется, и волей-неволей Рим будет вынужден избрать себе нового императора. Так почему бы родоначальником новой династии не стать ему, Луцию Вителлию? Во всяком случае, самых веских оснований для этого - денег - у него побольше, чем у остальных претендентов, которые, разумеется, моментально полезут отовсюду, как тараканы из щелей.
   Луций задумчиво смотрел на Агриппину, в последний раз проверяя, нет ли в его плане не замеченного им сразу слабого звена. Такого вроде не было. Руками Агриппины он уничтожит Клавдия и сопляка Британика, а потом наступит черед умереть Агриппине и ее сынку Нерону. Но сначала надо отправить под нож палача глупую Мессалину и слабовольного Гая Силия. Луцию Вителлию молодая императрица нравилась, всегда веселая, приветливая, без всякой заносчивости. Жаль ее будет, конечно, но что поделаешь.
   Вероятно, что-то изменилось во взгляде Луция, потому что Агриппина вздрогнула и тихо спросила:
   - Ну?
   - Ты очень умная женщина, Агриппина, ты выиграла, отныне можешь твердо рассчитывать на мою преданность и, пусть тебе не покажется это обидным, на мой кошелек. Когда придет время, я получу от тебя вдвойне. Надеюсь, ты понимаешь, о каком времени я говорю.
   Агриппина опустила ресницы. Они оба понимали, что речь сейчас идет о дворцовом перевороте, в результате которого императором Рима вместо Божественного Клавдия станет юный Нерон, а реально империей будет управлять его мать Агриппина. Между тем Луций Вителлий продолжал:
   - Ко мне больше не ходи, не надо, чтобы это видели люди. На днях к тебе зайдет Паллант. С ним можно говорить начистоту. Но действовать надо через других министров Клавдия. Лучше всего - через Нарцисса. Клавдий вытащил этого вольноотпущенника из грязи, и он предан Клавдию, как пес, а значит, не очень умен. К тому же императрица недолюбливает Нарцисса, считая, что император слишком высоко вознес бывшего раба, а Нарцисс, в свою очередь, боится и ненавидит Мессалину.
   Луций Вителлий встал со стула и поднял за руку Агриппину. Склонив перед ней голову с заметной пролысиной, консул поцеловал ее в плечо, словно Агриппина уже была императрицей-матерью и регентшей.
   * * *
   Вечером накануне отъезда императора в Остию на жертвоприношения Мессалина была неестественно оживлена. Клавдий с удивлением посмотрел на жену.
   - Что ты вертишься, словно невеста перед приходом сватов? - пошутил Клавдий
   - Со мной все в порядке, а вот ты, кажется, очень доволен, что снова покидаешь жену и детей. Думаешь, я не знаю, кому ты будешь приносить жертвы в Остии.
   - Богам, - сказал Клавдий, внимательно глядя на Мессалину. - Кому же еще?
   - Не богам, а богине своей грязной любви ты принесешь в жертву меня и наших детей. Зачем туда едут с тобой эти мерзкие девки Кальпурния и Клеопатра, тоже жертвы богам приносить? Подумать только, мой муж император Рима выбрал себе в наложницы рабыню по имени Клеопатра, а своим главным министром назначил раба по имени Нарцисс. Да над тобой все смеются!
   Клавдий покраснел. Насчет наложниц возразить было нечего, поэтому он предпочел пропустить упрек мимо ушей.
   - Нарцисс очень опытный и знающий человек. Разве я виноват, что он гораздо умнее и работоспособнее любого римского всадника или сенатора.
   - Верно, ума у него хватает, чтобы пить с тобой и поставлять тебе самых непотребных девок из лупанариев.
   На Клавдия было жалко смотреть.
   - Валерия, ты не права, - пробормотал он. - Нарцисс очень начитанный человек, он помогает мне писать мои книги.
   - И много пользы принесли тебе твои книги! - Валерия Мессалина подняла свиток со стола мужа и бросила его на место, брезгливо вытерев пальцы о платье.
   Клавдий побагровел и грохнул кулаком по столу так, что песочница подпрыгнула и перевернулась.
   - Молчи, женщина! Много ты понимаешь в этом деле! К тому же ты, кажется, тоже не скучаешь в мое отсутствие. Я ведь не ставлю тебе в упрек твоих актеров и докторов... - Клавдий осекся, увидев, как при этих его словах Валерия вся сжалась и из ее глаз брызнули слезы. - Ну, полно, полно. - Клавдий обнял жену и погладил ее по голове. - Прости меня, я погорячился.
   Он вернулся на свое место и, усадив Валерию к себе на колени, развернул на столе карту.
   - Смотри, это план моей новой военной базы в Остии. Нужен сильный флот, чтобы великий Рим стал владыкой Океана. И это нужно не мне, а нашему сыну Британику. Ему править всем миром после нас с тобой. Без мощного флота ему не обойтись. Теперь ты понимаешь, почему я должен принести жертвы богам в Остии? Это только начало, первый шаг, и он очень важен. Боги должны быть нашими союзниками, а не врагами на нашем пути через Океан.
   Валерия шмыгала носом и утирала кулачком слезы.
   - Не езди туда, останься, - тихо сказала она.
   Клавдий молча гладил ее по голове.
   - Это невозможно, - наконец проговорил он. - Я не только твой муж, но и император. Я должен туда ехать.
   Валерия соскользнула с его коленей, как-то странно взглянула на мужа и, надменно вздернув подборок, быстро вышла из кабинета. Потом Клавдию много раз вспоминался этот ее последний взгляд. В нем читалась странная смесь мольбы и презрения. Словно Валерия просила его о чем-то, но уже знала, что просит напрасно.
   * * *
   В Остии Клавдий задержался надолго. Подрядчики строительства нового порта оказались жуликами. Волнолом, который они возвели при входе в гавань, разметало первым же штормом. Работы было много, а ведь необходимо было еще соблюдать внешние приличия - ежедневно приносить жертвы богам по всем правилам, что отнимало львиную часть времени у Клавдия. По ночам приходилось заниматься почтой, читать и визировать отчеты и доносы из провинций и Рима.
   Собственноручно написав очередной указ о необходимости возродить в Риме почти утраченную профессию гаруспиков - гадателей по внутренностям животных, император поднял красные от бессонницы глаза на почтительно склонившегося Нарцисса и протянул ему таблички с текстом указа. Министр ab epistulis (переписки) сунул таблички за пазуху, но не уходил, а склонился еще ниже. Клавдий почувствовал, что его ждет какая-то очередная неприятность. Возможно, пришло донесение с неспокойного Востока о новом перевороте в Армении: там местные царьки свергали друг друга примерно раз в полгода, причем каждый новый тут же приглашал для охраны своего трона парфян. Римские войска с трудом выгоняли заклятых врагов империи парфян из Армении, сажали на тамошний престол своего ставленника, но через несколько месяцев все повторялось снова. В который уже раз Клавдий пожалел о том, что жизнь человеческая коротка. Вероятно, ему не удастся довести свой план усмирения Востока до конца. Но ничего, его дело завершит их с Мессалиной сын Британик: он поведет большой римский флот из Верхнего Египта по Океану в обход парфянского царства и ударит им в спину, сделав то, что не успел завершить Александр Великий три века назад.
   - Что там у тебя, не тяни, говори, - раздраженно сказал Клавдий, не глядя на Нарцисса.
   - Божественный! - Нарцисс вдруг повалился на колени.
   Клавдий удивленно поднял брови:
   - Ты с ума сошел, встань сейчас же!
   - Божественный Клавдий, стыд и печаль мешают говорить твоему ничтожному рабу, который заслуживает смерти за то, что не осмеливался сказать тебе об этом раньше, когда еще не было поздно...
   - Что? - Клавдий даже привстал. - Что-нибудь случилось с моим сыном Британиком, не жуй язык, говори, дуралей!
   Но Нарцисс молча отползал задом к двери, а из-за двери неожиданно появились две женские фигуры. Клавдий от неожиданности даже не сразу узнал в них своих наложниц Клеопатру и Кальпурнию. Разглядел он их, только когда Кальпурния бросилась ему в ноги и обхватила за колени, мешая встать с места. При этом обе девицы рыдали, словно плакальщицы на похоронах. Клавдий попытался оттолкнуть Кальпурнию, но та держалась за него крепко.
   - Пусти же, мне больно, - взмолился Клавдий, у которого с недавних пор болели суставы, и он начал прихрамывать при ходьбе. - Пусти, кому я сказал!
   Но Кальпурния не отпускала, а что-то лепетала скороговоркой, что именно - Клавдий понять никак не мог.
   - Что ты бормочешь, какой Гай Силий, да что случилось, кто мне скажет наконец!
   Наложницы вдруг как по команде умолкли, и до Клавдия донесся голос Нарцисса:
   - Божественный Клавдий, твоя жена Валерия дала тебе развод и вышла замуж на консула-суффекта Гая Силия. Отныне не ты, а Гай Силий отец Британика и Октавии.
   - Что! - Клавдию показалось, что он ослышался, но в следующую секунду он все понял. Словно в калейдоскопе, отдельные намеки, сплетни, которым он не придавал значения, косые взгляды и затаенные усмешки придворных, последние разговоры с женой, ее прячущиеся глаза - все это вдруг сложилось в единую и законченную картинку. Клавдий все понял сразу и окончательно, внутри у него словно что-то оборвалось.
   - Что же вы... - только и мог произнести он непослушными губами.
   Девки снова завыли и запричитали, а Нарцисс что-то говорил монотонным голосом. До Клавдия доносились какие-то обрывки:
   - ...Он встретился в заранее условленный день с Мессалиной, созвав свидетелей для подписания их брачного договора, и она слушала слова совершавших обряд бракосочетания... Надела на себя свадебное покрывало, приносила жертвы перед алтарями богов, а потом они возлежали среди пирующих... И там были поцелуи, объятия... Наконец, ночь была проведена ими в супружеской вольности... Разнузданная более чем когда-либо, ссылаясь на осеннюю пору, устроила во дворце представление, изображающее сбор винограда... Сама Мессалина с распущенными волосами... И рядом с нею увитый плющом Силий...
   Клавдий только сейчас заметил, что Нарцисс читает это по табличке, и, отбросив Кальпурнию ударом ноги, он подскочил к министру и вырвал у него из рук таблички и швырнул их о пол с такой силой, что те раскололись.
   - Ложь! - вскричал Клавдий. - Гнусная ложь.
   Клавдий не помнил, как в его руке оказался кубок с вином. Потом этот кубок каким-то чудесным образом наполнялся, хотя Клавдий из него пил, все время пил, он мог поклясться. А в мозгу у него звучал бесцветный монотонный голос Нарцисса: "Или тебе неизвестно, что ты получил развод? Ведь бракосочетание Силия произошло на глазах народа, сената и войска, и, если ты не станешь немедленно действовать, супруг Мессалины овладеет Римом".
   - Так кто же я теперь? - бормотал пьяный император и сам отвечал себе: - Старый дурак - вот кто я, ничтожество.
   Наутро хмурый Клавдий, распространявший такой запах перегара, что неприятно было самому, приказал собираться для возвращения в Рим.
   - Мою жену доставьте во дворец, я хочу с ней поговорить, - на ходу буркнул Клавдий префекту преторианцев Лузию Гете и пошел выпить и закусить перед дорогой.
   * * *
   Поезд императора из множества рыдванов, двуколок и всадников охраны двигался по дороге в Рим медленно. Вечный город замер в предчувствии беды: повсюду - и на городском базаре, и в термах, и во дворце на Палатине шепотом говорили, что Клавдий вне себя и обуреваем жаждой мести. Молодожены не знали кому и верить, ведь это было так не похоже на Клавдия. Гай Силий ходил на заседания сената и там делал вид, что ничего страшного не произошло, но это ему плохо удавалось. А Мессалина, по-женски чувствовавшая, что на этот раз император, похоже, действительно задет за живое ее неверностью, ринулась искать защиту к старшей из весталок Вибидии, пользовавшейся в Риме большим влиянием. Вибидия, тоже хорошо знавшая характер Клавдия, посоветовала Мессалине единственный возможный в такой ситуации выход - лично встретиться с императором и вместе с маленькими детьми броситься ему в ноги и вымолить прощение. Вибидия обещала поговорить с Клавдием и предостеречь его от опрометчивых решений. Префект претория Лузий Гета, симпатизировавший Мессалине, тоже посоветовал ей встретиться с императором прежде, чем тот въедет в город, и указал, где это будет удобнее всего. Со своей стороны он обещал сделать так, чтобы охрана из его преторианцев беспрепятственно пропустила императрицу к повозке Клавдия.
   Но и придворные Клавдия понимали, что стоит императору увидеть распутную красавицу Мессалину, да еще с их общими детишками, как от решимости принцепса покарать изменщицу не останется и следа. В ход пошли деньги и угрозы, приближенные Мессалины куда-то бесследно исчезали каждый день, и когда пришло время ехать на встречу с Клавдием, уже подъезжавшим к заставе города, оказалось, что некому заложить золоченую повозку императрицы. Мессалина металась по двору, пытаясь найти хоть кого-нибудь, когда прибежала ее служанка и сказала, что только что приходили какие-то вооруженные люди и именем императора увезли с собой Британика и Октавию. У Мессалины опустились руки, боги были против нее. Тем не менее в единственной телеге, которая была на ходу - ее нашли на хозяйственном дворе, на ней вывозили садовый мусор, - Мессалина отправилась на дорогу, ведущую в Остию, где и состоялась их первая и последняя встреча. Лузий Гета сдержал свое обещание, мусорную телегу его легионеры пропустили к карете Кладия.
   Клавдий был хмур, но трезв. Однако он был не один. С одной стороны от него сидел Нарцисс, с другой консул Луций Вителлий. Не успела Мессалина открыть рот, как оба они наперебой закричали: "Какая дерзость! Какое преступление!" Клавдий поморщился и поднял руку, чтобы остановить весь этот шум, но Нарцисс ловким движением вложил в нее свиток.
   - Что это? - машинально спросил император.
   - Это список измен твоей бывшей супруги Мессалины! - громко сказал Нарцисс, гипнотизируя своим взглядом молодую императрицу, которая умоляюще сложила руки и отрицательно качала головой. - Смотри, Божественный Клавдий, какой он длинный.
   - Какая дерзость! - снова запричитал Луций Вителлий, закатывая глаза в ужасе.
   Клавдий развернул свиток, но прочесть ничего не мог, от криков Нарцисса и Луция трещала голова, буквы прыгали в глазах и сливались в какую-то кашу. Когда он поднял глаза от списка, Мессалины перед ним уже не было. Солдаты охраны по знаку Вителлия оттеснили ее.
   Уже на самом въезде в город карета императора снова остановилась, послышались какие-то крики, шум, но они тут же стихли. К императору приблизилась весталка Вибидия.
   - Клавдий, - ровным голосом сказала Вибидия. - Боги надеются, что ты не обречешь на гибель свою супругу, не выслушав ее объяснений.
   Клавдий промолчал. Вместо него заговорил Нарцисс:
   - Принцепс непременно выслушает все стороны, и подсудимых, и свидетелей защиты. Императрица будет иметь возможность очистится от возводимого на нее обвинения. А ты, благочестивая дева, возвращайся к отправлению священнодействий.
   Вибидия взглядом смерила вольноотпущенника, потом посмотрела на Клавдия. Тот покраснел и отвернулся. Вибидия повернулась и пошла к своим носилкам. Клавдий смотрел на ее прямую фигуру и, казалось, вот-вот окликнет ее. Нарцисс и Луций переглянулись, и сенатор тайком дал знак возничим трогаться.
   Императора, не завозя во дворец, сразу повезли к дом Гая Силия. Луций Вителлий, делая вид, что впервые переступил этот порог, шел впереди императора и громко ужасался.
   - Какая дерзость, - качал он головой и притворно отшатывался от статуи отца Гая Силия. - Все изображения этого государственного преступника подлежали уничтожению, но, видно, не для всех в Риме законы писаны!
   После встречи с Мессалиной Клавдий молчал, словно в рот воды набрал. Он, казалось, равнодушно рассматривал вещи, которые когда-то дарил своей юной красавице жене и которые сейчас стояли в доме ее нового мужа. Нарцисс и Луций Вителлий наперебой ужасались: "Да ведь это наследственное достояние Друзов и Неронов!"
   Из гнездышка молодоженов Клавдий вышел мрачнее тучи.
   - Ну, куда теперь? - устало спросил он своих провожатых.
   Из дома Силия императора повезли в казармы преторианцев. Солдаты уже были выстроены на плацу, но командовал ими какой-то новый офицер. Лузия Геты нигде не было видно, убрать его из лагеря преторианцев заранее позаботился Луций Вителлий. Легионеры заученно проскандировали: "Привет, Цезарь! - А потом вразнобой закричали: - Смерть изменникам! Смерть!"
   Откуда-то притащили Гая Силия и еще десяток человек в растерзанных одеждах. Увидев их, Клавдий вздрогнул и в упор посмотрел на Нарцисса.
   - Это и есть любовники моей жены? - хрипло спросил он и перевел тяжелый взгляд на Луция Вителлия. - По вашему списку? И этот тоже? Клавдий указал пальцем на Суиллия Цезонина. - Он же скорее женщина, чем мужчина, надо мной и так потешается весь Рим.
   Нарцисс растерялся и попятился, но сенатор Вителлий нашелся:
   - Это сообщники заговорщиков, их нет в списке. Начальник личной охраны императрицы Титий Прокул, префект пожарной стражи Декрий Кальпукрниан, начальник императорской школы гладиаторов Сульпиций Руф...
   - Вот как? - саркастически перебил его император. - И пожарные тоже?
   В этот момент один из толпы осужденных сумел проскользнуть мимо охраны и упал у ног Клавдия.
   - Пощади, цезарь, я не виноват! Ты же сам приказал мне исполнять все прихоти императрицы.
   Клавдий молча рассматривал застарелые шрамы от плетей на спине мима Мнестера. Что-то такое он вспомнил: действительно, подарив эту живую игрушку своей юной жене, он сказал, чтобы актер выполнял все повеления императрицы. Клавдия передернуло при мысли о том, что руки Валерии ласкали эти позорные рубцы на теле лицедея.
   Клавдий еще раз окинул взглядом группку заговорщиков. Мысленно он поставил себя - старого, хромого, с дряблым подернутым жирком телом и плохим запахом изо рта - рядом со стройным красавцем Гаем Силием, который в упор смотрел на императора и криво улыбался, блестя белыми крепкими зубами. Клавдий почувствовал, как внутри у него поднимается волна ярости. Конечно, на что он надеялся, старый дурак, на свои романы из жизни этрусков. Очень ей были нужны его ученые сказки, вот что ей было нужно, суке!
   Клавдий сделал жест, понятный всем, и осужденных на смерть потащили с плаца убивать.
   Клавдий, словно вспомнив о чем-то, хлопнул себя по лбу и прошептал несколько слов на ухо консулу Вителлию. Тот метнулся к ближайшему трибуну и коротко повторил ему приказ императора. Трибун, придерживая меч, опрометью бросился за осужденными, и Клавдий увидел, как от толпы отделили гомосексуалиста Цезонина и Плавтия Латерана, племянника командующего римской армией в Британии Авла Латерана.
   * * *
   Вечером того же дня Клавдий обедал во дворце все в той же компании. Словно по уговору никто не вспоминал о казнях и вообще о том, что случилось. Однако после обеда Клавдий встал с ложа и на ходу сказал Нарциссу:
   - Завтра я хочу видеть Валерию.
   Император удалился в свою спальню, а Нарцисс, переглянувшись с Луцием Вителлием, быстро вышел из дворца и направился в лагерь преторианцев. Когда стемнело, из ворот лагеря выехали три всадника и, пришпорив лошадей, галопом поскакали на северную окраину Рима. Здесь возле садов, разбитых еще Лукуллом, они спешились, привязали лошадей к дереву. Один центурион остался их охранять, а двое других пошли в глубь усадьбы. Впереди быстро семенил секретарь Нарцисса вольноотпущенник Эвод, за ним, широко шагая, двигалась внушительная фигура трибуна.
   При их виде Валерия Мессалина все поняла сразу. Она схватила кинжал и приставила лезвие к своей груди, потом горлу. Но на последнее усилие у нее не хватало сил. И тогда, отбросив нож, она упала ничком на землю, накрыв голову подолом.
   Эвод что-то кричал, ругая ее самыми последними площадными словами, но трибун молча отодвинул его и, шагнув к распростертому на земле женскому телу, вытащил меч. Клинок блеснул в свете луны и погрузился в плоть. Отчаянный женский крик нарушил тишину сада. Белая одежда Мессалины окрасилась в черный, в лунном свете, цвет крови. Трибун крякнул, выдергивая меч, и снова ударил им, на этот раз удачнее. Женский вопль оборвался и перешел в хрип. После третьего удара затих и хрип.
   Эвод нагнулся, приподнял подол с лица Мессалины и удовлетворенно кивнул. Императрица была мертва.
   * * *
   На следующий день Клавдию доложили, что его жена волей богов скончалась, не вынеся позора. Император на удивление спокойно воспринял эту весть. Он не сказал ни слова, только потребовал вина. Этот и еще несколько дней подряд он пил без просыпу, предаваясь самому разнузданному разврату с наложницами. Один раз он пьяный выбежал из дворца и, добежав до казарм преторианцев, плакал там перед солдатами и кричал, что больше никогда не женится, потому что все женщины распутницы и место им всем в одном большом лупанаре под названием Рим. Новобранцы в открытую смеялись над седым императором, а ветераны, раздавая юнцам затрещины за неуважение власти, сочувственно качали головами и говорили друг другу: "Эк разбирает нашего старика! Видать, сильно любил он свою непутевую женушку".