Воронецкая Татьяна. Леонид Филатов

 
   А что касается звездности. Леня пришел в кино, в котором звездный небосклон еще составляли великое сияние звезд — Крючков, Баталов, Самойлова, Андреева, Ладынина, Леонов, то есть действительно выдающееся система звезд, которая просто неразумно, нерачительно использовалась, что было одной из колоссальных глупостей системы. Кстати, Сталин это понимал. У Сталина было понимание необходимости кинематографической звездности актеров. А когда пришел Леня в кино, это как бы считалось старомодным: — Вот хорошо бы снимать человека из толпы, которого никто не знает, без 24 зубов, не выговаривает 64 буквы — вот это хорошо, потому что он такой же, как в трамвае, хотя этот трамвай на самом деле никого не интересует, всем хватает трамваев в обыкновенной жизни. Когда в кино попадаешь и опять трамвай — сходишь с ума, просто. И вот Леня пришел и на этом уже угасающем звездном небосклоне зажглась исключительно яркая звезда, потому что Леня при всей своей изысканной интеллигентности, я бы даже сказал при элитно-интеллигентном складе души и складе человеческом — он очень демократичен, как тип человеческий, т.е. очень многим людям хотелось бы, как они себе представляли бы вот такое невиданное счастье, вот какого-то романа с Леней, да? Правильно его Митта нашел как фатального героя-любовника... потому что он как раз такой демократический массовый, масскультовый герой-любовник нес в себе те черты, которых так не хватало в жизни миллионам женщин и девушек, которые имели дело в большинстве своем с мордастыми жлобами, от которых вечно пахнет перегаром.
   Филатов — это одна из самых что ли — удачливых актерских судеб, скажем, моего поколения. Одна из блистательных судеб, потому что Леня — настоящая советская кинематографическая звезда в прошлом... в настоящем. Ну как — вряд ли найдется человек, который не знает, кто такой Филатов, да?.. И при этом при всем я... утверждаю что актерская судьба Лени осуществилась на какой-то маленький процент. Почему? Потому что в каждом человеке заложено некое количество жизненной энергии... и жизнь дана для того, чтобы это количество энергии истратить, отдать, передать. Я смею надеяться, что я довольно хорошо знаю Леню. Я смею надеяться, что я довольно хорошо понимаю его колоссальный артистический потенциал. И если взять те роли, которые он сыграл, скажем, тот же Б.К., Чичерин или, роли его в картинах Саши Митты — это все замечательно сделанные работы, превосходно, первоклассно сделанные работы, но это работы, в которых как бы использован и задействован очень маленький процент его огромной человеческой личности. Почему так случается не только с ним, но вообще с нашим поколением? Очень уж конечно уродливые общественные условия, в которых мы живем, очень уж придурочная, прямо скажем, страна, которая не понимает все-таки, что нефть и алюминий, в общем, судьбу страны не решают, а историческую судьбу страны решает в общем то, насколько сильно будет использован энергетический потенциал человека, человеческой личности.
   В Лене, как в по-настоящему хорошем человеке — в нем все-таки живет остаток одной иллюзии: он думает, что своим личным участием в том или ином как бы общественном совершенствовании, да? — он может способствовать тому, что это общественное совершенствование — произойдет. На самом деле это я например, знаю — идиотическая иллюзия... Любое общественное совершенствование — всегда гадость. Вот всегда гадость, вот как там — совершенствование нашего общества от социализма к бандитизму, да? Это все тоже общественное совершенствование и вот мне очень смешно и грустно думать про то, что и я как-то тоже в какие-то моменты — да, нам нужно всем, возьмемся за ноги, друзья и там так сказать — чтоб не пропасть. Потом брались за ноги и пропадали еще больше, нежели бы не брались за ноги, а сидели бы и читали Льва Николаевича Толстого и Библию, да?. Поэтому все, что у Лени связано с Таганкой — это говорит о том, как долго в нем жила вот эта очень светлая и чистая иллюзия того, что общественное совершенствование возможно, если ты в нем принимаешь мощное энергетическое личное участие. И если ты в этом абсолютно бескорыстен, бескомпромиссен и идешь до конца. Он был бескорыстен, бескомпромиссен, шел до конца и всегда оказывалось так, что он таскает из огня каштаны для кого-то. Леня почти лишен иллюзий, возможно, последняя иллюзия, которая от него уходила, это иллюзия того, что постсоциалистическое общество — неважно, где оно существует: в театре или в Кремле — подлежит какому-то совершенствованию. Никакому совершенствованию оно не подлежит.
 
   Избранные — колумбийское общество крупных магнатов, королей кофе и табака, спокойно и сыто живущих в то время, когда в мире бушует трагедия — 1944 год. Вторая мировая война бесчеловечностью и жестокостью происходящего перевернула сознание людей. Это время не оставило в стороне никого, даже грядущие поколения. Не один, не два, не сотни, а миллионы людей жили в условиях экстремальных, в условиях выбора, проверки морально-нравственного кодекса, созданного человечеством. История преподнесла потрясение, которое стало неисчерпаемым источником, второй Библией, ситуацией нравственного выбора, ответственности человечества за все содеянное. Мы до сих пор живем в плену у этого времени, еще порой не осознавая, какой силы получили урок вседозволенности и насколько он не пройдет для нас бесследно. Жить в то время и остаться вне его было невозможным, и поэтому С.Соловьев определяет для себя главным нравственный выбор героя. В романе главный герой барон Б.К., довольно легко раздобыв визу на выезд, эмигрировал в Америку. Совсем иначе решает отъезд героя С. Соловьев — обостряя ситуацию, чтобы спасти свою жизнь, Б.К. должен эмигрировать, а для этого он совершает вроде формальную сделку, ставит подпись на бумаге, удостоверяющей, что он тайный агент нацистов. Фаустовская тема: спасая жизнь, теряешь душу.
   Роль Б. К. — одна из лучших ролей Л. Филатова. Герой Леонида — это всегда драма. Актер умеет удивительно точно улавливать динамику ее развития: кульминацию, спад. Находить нюансы речи, пластики, мимики. Так же произошло и с образом Б.К. Перед нами драма человека, который не только преступил заветную черту человеческой нравственности, но и несет всю тяжесть вины за содеянное. Пока Б.К. в фашистской Германии, он честен, умен, независим в суждениях. Находясь в изоляции своего особняка, он существует как бы над происходящим, рьяно осуждает фашизм. Нечто героическое, стальное есть в герое Филатова, и только изредка появляется излишняя экзальтация в речах, и только вскользь задумываешься, что отвага ученого попугая, который выкрикивает ругательства в адрес нацистов, — это еще не поступок против нацистов, а мелкий эпатаж, почти мальчишество. Все это осмыслится позже, а пока Филатов играет сильного и, безусловно, привлекательного человека, чей лихой протест, бунт в одиночестве нам очень симпатичен. Вот он разбивает приемник, из которого несутся нацистские речи, виртуозно стреляет по мишеням — как он ненавидит врага! В прекрасных интерьерах его особняка находится и прекрасная женщина, которая дополняет комплекс его героического и независимого начала. Богатый немец в нацистской Германии, учившийся в Сорбонне, приверженец философии, литературы, науки, бунтует против нацистов, уничтоживших все это в Германии, опозоривших страну. В данном случае его прежде всего коробит позор нации, а уже потом все остальное. Подписавший бумаги герой Филатова впервые растерян, он морщится от яркой вспышки фотоаппарата, как-то пытается отстраниться, спрятаться от происходящего. Былая независимость вдруг куда-то улетучилась.
   И вот долгожданная Колумбия... Все удивительно красиво, ярко, и Б.К. погружается в жизнь, конкретную своей буржуазностью. Он не понимает всей ее прелести и притягательности, заключающейся в полноте и ясности бытия. В этой стране он еще больше ощущает себя немцем, эмигрировавшим из фашистской Германии. Филатов виртуозно играет угловатое великолепие героя. В этом потерянном аристократе, во всем его облике есть что-то шутовское и комичное. Его по-немецки безукоризненно белый костюм мешковат и нелеп... С чем связана растерянность, это внезапное исчезновение геройского бунта благородного немца? Как только герой покидает великолепие особняка, укрывающего его от коллизий времени, он попадает в реальное время, которое требует от него конкретных решений, выбора. Собственно, все действия Б.К. — это попытка бегства от реального времени. То он укрывается в бункере-особняке, то эмигрирует в Колумбию, но в Колумбии он опять пытается устраниться и поселиться где-то на берегу моря в тишине и покое с любимой женщиной. Каждый раз очередная попытка бегства удается за счет внутренней потери, нравственного падения героя. Эмигрируя, герой подписывает нацистский документ. В Колумбии, спасаясь от черных списков, отдает Мюллеру свою возлюбленную, чтобы только не замарать своего честного имени. Наконец, идет на убийство, так как может всплыть его подпись на нацистских бумагах. Но нужных бумаг в портфеле убитого нет, и они опять где-то существуют, грозя появиться в любой момент. Предательство возлюбленной не спасает от черных списков, как и эмиграция не сохраняет жизнь... Кажущаяся удача оборачивается горькой иронией.
   Б.К. не только в плену своего времени, но и своего воспитания, своей родины, с ней он имеет более глубокую связь, нежели предполагает. Обучение в Сорбонне... Взрыв экзистенциализма в Германии между двумя мировыми войнами... Размышления о выборе, о времени... Вся жизнь Б.К. теоретизирована, она состоит из определенных моделей, конструкций, с высоты которых он падает в пропасть реального времени, где уже должен не говорить, а поступать. Совершив чудовищный поступок — отдав на поругание свою возлюбленную Ольгу, — он еще с большим упоением начинает размышлять о жизни и природе. Чем сильнее его падение, тем высокопарнее его суждения, которые проявляются как защитная реакция его души. Герой Филатова все время живет в двух измерениях. Он пренебрегает реальной жизнью, живя в мире теорий, философствований. Крушение идей, теорий, концепций, пренебрегающих ценностью человеческой жизни, — через это прошла Германия, принеся трагедию человечеству, через подобное падение проходит и Б.К.
   Маленький Габриэль, сын его бывшей возлюбленной, убивает Б.К. с такой же жестокостью и ненавистью, которой когда-то обучал его барон. «Чтобы попасть, надо очень ненавидеть!» Вспоминается начало фильма, когда Б.К., стреляя по мишеням, олицетворяющим фашистов, говорит себе те же слова, и теперь ситуация повторяется как фарс. Габриэль мстит за надругательство над прирученностью, за обесценивание человеческих судеб, чувств... «Я же тебе говорил, никогда не целься в живое», — успевает сказать барон Габриэлю. Однако, совершив предательство, духовно, нравственно Б.К. погибает, и физическая смерть его звучит как приговор времени. Судьба нации слилась с судьбой своего сына. Подтверждается еще раз давно известная истина—все мы дети своего времени, все мы дети своего народа и не можем не отвечать за то, что так или иначе творим, даже если не участвуем, живя в стороне, на обочине времени...
   В создании образа Б. К. Леониду пригодился его ернический дар, в некоторых эпизодах Леонид доходит почти до гротеска. Любовная сцена с Мерседес соединила в себе и иронию над героем, и элементы пародии на подобные сцены, но, не переставая быть любовной. Очень ценное качество артиста: он не боится быть смешным. В образе Б.К. удивительно сочетается умение быть великолепным и комичным одновременно, чем достигается еще большая свобода образа, естественность, обаяние. По мнению Сергея Соловьева, романтическое и комическое в Леониде по чистоте своего сочетания еще никак не реализованы в кинематографе. Все-таки в образе Б.К. это сочетание произошло и помогло развитию внутренней драмы героя.
   В каждой роли Леонида есть своя внутренняя логика, которая определяется не только драматургией роли. Она рождается мировоззрением, мироощущением артиста. Например, роль Федора в фильме К. Худякова «Кто заплатит за удачу?» и роль барона Б.К. при сходной ситуации в фильмах: попытка героев находиться в стороне от коллизий времени разрешается по-разному. В одном случае герой осуществляет себя как личность, обретая судьбу, время; в другом — нравственное падение уничтожает его. Разные герои, разные фильмы, разные жанры, но свои роли Леонид выстраивает по закону драмы. Страдания, внутренние противоречия героев артист проживает во всех нюансах, во всем возможном многообразии. К нравственному совершенствованию или падению героя он никогда не идет однозначно, восхваляя или осуждая его. Фильм «Избранные» часто ругали за эстетство, чрезмерную выстроенность, за то, что перед нами чужая жизнь, другая страна и все, что происходит на экране, не трогает нас. Можно в оправдание призвать всю мировую культуру, которая имеет слабое отношение к нашей жизни, многие великие произведения литературы, живописи, в которых упиваешься красотой построения, стиля не меньше, чем мыслью. Соловьев так видит мир, красоту человека, природы... В фильме возник контрапункт между красотой жизни и безнравственными поступками барона Б.К. В этой «не нашей жизни» режиссер нашел наши проблемы, наши конфликты, которые в традициях русской литературы. Недаром С. Соловьев сильно изменил роман, снял фильм о том, чем он сам болен. Состоялся серьезный, современный разговор-размышление о духовности, о расхождении идеалов и поступков, о нравственном падении общества. Герой Леонида современен, но не костюмом, а существом своих противоречий. Он интересен нам сегодня, когда мы задумываемся над драмой целых поколений нашего общества, о расхождении проповедующихся идеалов и совершающихся поступков и еще о многом другом...
   Работать над ролью Леониду было трудно. Месяц съемок в Колумбии он назвал «адской пахотой». В кратчайшие сроки надо было полностью снять фильм. Съемочная группа так уставала, что к концу дня кричащая экзотика Колумбии становилась для всех унылой и безразличной. А слова друзей, уверявших Леонида, что он едет в райский уголок почти на отдых, воспринимались как издевательство. Из газет Леонид знал, что в Колумбии «постреливают», но дома об этом особенно не задумывался. Он прочувствовал ситуацию только тогда, когда съемки пришлось отложить из-за свиста пуль на съемочной площадке. Это было, как говорится, последней каплей, уничтожившей светлый образ экзотического курорта. Конечно же, помимо изнуряющих съемок, были и другие сложности. Картина — многоязычная. То, что говорит партнер по роли, актер узнает из примерного перевода. Когда не слышишь речь на родном языке, то отвечаешь не на нюансы интонации, которые очень важны при игре, а на довольно-таки огрубленную фразу, которая тебе не понятна даже по своей интонации. Приходилось приноравливаться, обретать опыт работы в многоязычном фильме. «К тому же, — вспоминает Леонид, — очень трудно играть богатого человека, богатого, значит, свободного, не имея этого в природе... Сразу вспоминается М. Жванецкий... Потом уже, задним числом анализируя фильм (ведь я отсмотрел массу картин из зарубежной жизни и снялся в не меньшем количестве), я понял, насколько картина С. Соловьева заставляет себя уважать по своему классу. К ней можно относиться по-разному, но в ней нет нашей жалкой попытки: на три рубля снять, а думать, что на миллион. В ней нет потуги...». Однако главным испытанием для Леонида на фильме была режиссерская манера работы Сергея Соловьева. «Сережа фантазирует тут же, на съемочной площадке, и совершенно непредсказуемо, — рассказывает Леонид. — Он выстраивает, выстраивает кадр, а потом вдруг быстро что-то меняет и дает новый текст. Нужно абсолютное доверие, потому что он снимает кино, и он еще будет десять тысяч раз все менять. Другой текст тебе вложит и перестроит сцену, снятую про одно, как бы совершенно про другое. Найдет способ, как это подать и без насилия, без потуги перекроить, потому что он всецело человек кинематографического мышления. Одновременно, снимая, он уже монтирует, понимая, что это целлулоид, что это пленка, что он складывает из тысячи кадров мозаику. У Сережи вольность в работе, он совершенно не закрепощен... Несмотря на все сложности, мне было комфортно все равно, потому что было очень интересно работать... Кино — это все же другое искусство, нежели театральное, и требует совершенно других приемов. Поэтому такая вольность, которая была для меня в „Избранных“, как бы естественна для кино. Если снимают театральную сцену, я знаю, что мне будет очень сложно, но я понимаю ее движение, развитие. У Соловьева то, что сейчас снимают, — это капелька в общем море, которая займет свое место, маленький камушек. И моей задачей становится биологическая необходимость упраздниться до уровня этого камушка и понимать ровно столько, сколько сейчас нужно понимать. Придерживаясь какой-то линии, но зная, что картина Сережей может быть смонтирована и задом наперед и как угодно, я должен как бы самоупраздниться, слушать его, пытаться выполнить то, что сейчас необходимо. Мне не нужно вникать в его замыслы. Есть другие режиссеры, и там уже по-другому».
 

ЧЕЛОВЕК НАЧИНАЛ ГОВОРИТЬ

 
...А началом явился испуг
От нечаянно хрустнувшей ветки...
И дремучий немыслимый звук
Шевельнулся тогда в Человеке...
 

 
Человек начинал говорить!..
И, не в силах бороться с искусом,
Обнаружил великую прыть
В овладении этим искусством.
 

 
Он придумывал тысячи тем,
Упиваясь минутным реваншем.
Говори-и-ть! — А о чем и зачем —
Человеку казалось не важным.
 

 
Он смолкал по ночам, но и тут —
Что ни утро, — в поту просыпаясь,
Он пугался безмолвных минут
И ничем не заполненных пауз.
 

 
Но однажды случилась беда...
Он влюбился и смолк в восхищенье...
И к нему снизошла немота
И свершила обряд очищенья...
 

 
Он притих и разгладил чело,
И до боли прочувствовал снова
То мгновение, после чего
Станет страшно за первое слово.
 

Л. Филатов, 1969 г.

   «— Творческие люди иногда как бы прозревают в своих снах, находят ответы на то, как играть роль, как писать роман, как снимать фильм. А вам снятся творческие сны?
   — Да. Только это всегда такие странные трансформации, такое сочетание знакомого и незнакомого, обыденного и фантастического, что никакое, даже приблизительное перенесение в реальную жизнь невозможно».

УСПЕХ «УСПЕХА», ИЛИ САМАЯ ТРУДНАЯ РОЛЬ

   Следующей совместной работой Леонида с режиссером К. Худяковым стал фильм «Успех», название которого для Леонида в какой-то мере символично. Если после роли Игоря Скворцова в фильме «Экипаж» Филатов пережил прежде всего зрительский успех, к нему пришло общественное признание, то роль Фетисова принесла не только зрительский успех, но и внутреннее удовлетворение от максимальной реализации своих возможностей. Фетисов стал лучшей работой Леонида в кино. Эта роль вошла в его жизнь, когда он наиболее был готов к ней: накопился опыт работы в кино с разными по своей творческой индивидуальности режиссерами; с годами пришла и большая свобода «игры перед камерой» (было время, когда Филатов утверждал право даже на существование своей внешности на экране); сыграны роли, которые раскрыли Леонида в широком диапазоне его актерских возможностей: от Виктора Грача до барона Б.К.
   Режиссер С. Соловьев сказал о Леониде, что для его творчества нет понятия «удачные» или «неудачные» роли, настолько Леонид личность. Говоря о личности, мы прежде всего говорим о том мироощущении артиста, которое сильно и ярко выражается в моменте творчества, от этого зависит глубина звучания роли, ее возможный подтекст. Однако чтобы иметь возможность максимально реализовать себя, надо не только иметь то, что ты хочешь сказать, но и уметь средствами искусства передать свои мысли и чувства. Чем сильнее твое мастерство, чем выше твой профессионализм, тем полнее, ярче и свободнее ты можешь говорить со зрителем. Важно найти гармонию своего существования в искусстве, что определяет твою творческую зрелость. Профессионализм не должен подменять личность, иначе родится очередной штамп, личность не исключает мастерства, иначе исчезнет момент творчества. Герой Филатова—режиссер Фетисов, тот тип человека, к которому принадлежит и сам Леонид. Для него, как сказал К. Худяков, «не работа — часть жизни, а жизнь — часть работы». Фильм «Успех» — это не столько рассказ о жизни и проблемах актера, театра, сколько размышления о тех сложных душевных нравственных противоречиях, в которых находится художник в процессе творчества. В XX веке формулы «искусство для искусства», «искусство для себя» уже не срабатывают, тем более в таком зависимом виде творчества, как режиссура. Важно не только создать, но и донести созданное до зрителя, получить отклик, понимание, признание.