Страница:
Шелковников прохаживался по залу, задерживался у окна и сквозь планки жалюзи смотрел на улицу, на спешащих, гуляющих людей, на весеннюю Москву, и на душе у него вновь сделалось погано, словно туда наплевали. Еще, собственно, ничего не произошло, но шкурой Шелковников чувствовал, что этот визит ничего хорошего ему не сулит. «Не к добру это, ох не к добру…» – повторял он про себя.
Владимир Адамович Хохлов появился через двадцать шесть минут. Он вошел со служебного входа, и та же длинноногая девица, которая звала Шелковникова к телефону, провела гостя в экспозиционный зал. Выглядел полковник по сравнению с Шелковниковым бледно.
Костюм на нем был старый, неопрятный, ботинки обшарпанные, лицо помятое, нездоровое: понятно, что пил он чаще не коньяк, а дешевую водку.
– Ты что, Владимир Адамович, неделю не спал? – после рукопожатия спросил Шелковников.
– Да уж, и не говори, мать ., с их работой! Какую неделю, уже две недели на ногах, бегаю, как гончий пес за зайцем с батарейкой «энерджайзер».
– Что, послать больше некого за бутылкой, сам бегаешь?
– Хорошо тебе, Паша, шутить, с тебя никто не спросит, никто тебя не накажет. А мы по-прежнему люди подневольные, сам ходил в нашей шкуре, знаешь.
– Знаю, знаю, ходил, потому искренне сочувствую.
Пойдем, коньячку тяпнем, чего на сухую разговаривать.
– Да, да, пойдем.
– Томочка, я воспользуюсь вашим кабинетом, поговорю с человеком? Кстати, наша Тамара – главный менеджер картинной галереи. Томочка, это Владимир Адамович, мой старый приятель.
– Очень приятно, – неуклюже поклонился Хохлов и сделал столь же неуклюжую попытку поцеловать руку в перстнях.
Тамаре, знавшей, что перед ней полковник ФСБ, было немного не по себе, но от его неловкого жеста она развеселилась.
– Не надо, к чему эти любезности, очень рада познакомиться. Да-да, Павел Павлович, располагайтесь, я еще час пробуду здесь. Надо все собрать, рассортировать, чтобы завтра начать упаковывать и готовить экспозицию к вывозу.
– Что, за границу? – сощурил глаза Хохлов.
– Черт его знает, у меня своих проблем хватает, – покачал головой Шелковников. – Пойдем, Владимир Адамович, пойдем. Поздравляю тебя со звездой, вернее, даже с двумя; когда я уходил, тебя еще только к майору представили.
– Да, было дело.
– Так ты быстро… За пять лет две звезды, еще годика четыре-пять – и в генералы выйдешь?
– Может быть, может быть, если не сдохну. Заездили уже, Паша, как скаковую лошадь – бьют, погоняют и все время новые барьеры передо мной ставят и ставят. Дух перевести некогда, грязь с боков, пену с морды смыть не успеваю…
– Красиво говоришь.
– Да уж, говорить мы все научились, а вот дело делать некому.
– Что, молодежь не идет?
– Какая это молодежь – выскочки! Все толковые ушли – кто в банки, кто в частные сыскные агентства.
Кто к бандитам… В общем, разбрелись, разлетелись по свету.
– Ладно, пойдем, обмоем встречу и твои звездочки.
Кабинет Тамары Васильевой был обставлен просто, но со вкусом.
– Коньяк, водку, вино?
– Все равно, – бросил Хохлов, устало опускаясь в мягкое кремовое кресло.
На столе появилась бутылка коньяка, две рюмки, из холодильника было извлечено стеклянное блюдо с тонко порезанным лимоном, а также несколько бутербродов.
Шелковников выглянул за дверь и, обратившись к длинноногой девице в кожаной юбке, негромко распорядился:
– Людочка, пожалуйста, минут через пятнадцать подай кофе. Я тебе буду очень обязан.
На столе появилась коробка импортных конфет в блестящей фольге.
– Красиво живете.
– Приходится, иностранцы бывают. В общем, стараемся, мух не ловим. Упустить клиента – все равно что кошелек потерять, – пояснил Шелковников.
– Слушай, чем ты вообще занимаешься, Паша? – немного фамильярно обратился к нему Хохлов.
– Как видишь, картины, скульптура, вожу выставки, консультирую, помогаю с оформлением документов. Слава Богу, я на всем этом собаку съел, поднаторел, да и знакомства кое-какие остались. В общем, друзья-приятели не отказывают в помощи.
– Понятно. Живешь безбедно?
– Хотелось бы жить богаче, – спокойно произнес Павел Павлович Шелковников, бросая на стол пачку дорогих сигарет.
Хохлов вытащил сигарету из своей помятой пачки, щелкнул одноразовой зажигалкой. А его бывший коллега небрежно поставил на стол золоченую зажигалку «зиппо».
– Да, жизнь идет, – произнес полковник Хохлов, затягиваясь сигаретой.
– Насколько я понимаю, ты с машиной?
– Да, с водителем, сейчас ожидает, спит.
– Тогда тебе можно расслабиться.
– Да нет, расслабляться некогда, работы вагон.
– У всех работы много, Владимир Адамович.
– Не называй ты меня по отчеству, что за церемонии!
– Ладно, ладно, – милостиво согласился Шелковников, – хорошо, Володя, хорошо. Так что тебя привело ко мне?
Он отвинтил пробку бутылки, разлил коньяк по рюмкам, по чуть-чуть.
Хохлов взял рюмку, Шелковников свою.
– За твои звезды.
– Ну их к черту, эти звезды, не с неба они мне на плечи упали, давай за встречу.
– За встречу и за звезды, – сказал Шелковников, аккуратно чокаясь – так, чтобы не пролить ни капли ароматного напитка.
– Хороший коньяк, – опрокинув рюмку одним глотком, вздохнул полковник Хохлов.
– Да, настоящий французский.
– Давненько я такого не пил.
– А что тебе мешает? С твоей властью, с твоим умением и опытом…
– Многое мешает, и, в первую очередь, принципы.
– На принципы наплюй, – сказал Шелковников. – Я вот наплевал и видишь – живу неплохо.
– Вижу и рад за тебя.
Мужчины выпили по второй рюмке, затем по третьей. Шелковников закурил и пристально взглянул на своего бывшего сослуживца;
– Так что скажешь, Володя? Ведь ты приехал не просто посмотреть, как я живу?
– Ты знаешь, – охмелев после долгих бессонных ночей, проговорил полковник Хохлов, – прижали меня, Паша, к стенке. Да и не только меня, все управление прижали. Приказано найти то, не знаю что. Вторую неделю ищем, а толку чуть…
– Конкретнее, – попросил Шелковников и почувствовал, что у него на затылке зашевелились коротко стриженые волосы.
– Вот какое дело, может, ты что подскажешь… Ты же с этими жучками связан, которые антиквариатом торгуют, картинами из музеев промышляют…
– Был связан, – уточнил Шелковников, – пока работал в конторе. Сейчас нет, мой бизнес чистый.
– Ну, ты мне будешь рассказывать о своем бизнесе! Наслышан о нем немало.
– Ладно, наслышан так наслышан, продолжай.
– Прижали нас с больших верхов. И ФСБ, и МВД на ушах стоят, картины ищем.
– ФСБ ищет картины? – изумился Шелковников, как будто это был абсолютно невероятный род деятельности для сотрудников такого ведомства.
– Да-да, картины. В чем там суть дела, я не знаю и понятия не имею, какого хрена эти картины понадобились.
– Какие картины, Володя, конкретнее? Ты со мной не виляй, я смогу помочь, если все будет оговорено, разложено по полочкам, каждая вещь на своем месте. Картина картине рознь.
– Ладно, что мне с тобой в прятки играть, если уж приехал.
Шелковников тут же подумал:
«Наверное, и правда, не знают, бедолаги, куда кидаться, раз обращаются к человеку, который давным-давно оставил службу».
– Так вот, – продолжал Хохлов, – в Смоленском краеведческом музее хранилась коллекция, вывезенная в 1946 году из Германии. Лежала себе в хранилище пятьдесят лет, а тут вдруг хватились: вынь да положь именно эту коллекцию. Ее якобы вернуть Германии надо, и вроде бы даже наш президент пообещал ихнему канцлеру, что к девятому числу коллекция будет возвращена, то есть, подарена. Ну вот, послали меня с Митрохиным – ты его, скорее всего, не знаешь, он пришел к нам из МВД, майор, нормальный мужик.
Поехали мы с ним в Смоленск. Коллекция на месте, мы ее загрузили – и к реставраторам в Пушкинский музей, чтобы те помыли, привели все в порядок.
– Чья коллекция, ты говоришь?
– Барона Отто фон Рунге, может, ты когда о нем и слышал.
– Нет, не слышал, – удрученно покачал головой Шелковников, внутренне холодея, словно его осторожно готовили к страшной вести о смерти близкого человека.
– Так вот, реставраторы стали мыть, чистить эти полотнища и вдруг на тебе – там, оказывается, восемь подделок.
– Не полотнища, как я понимаю, а холсты. Может, подделки и вывезли из Германии? – вставил Шелковников.
– Если бы! – воскликнул полковник Хохлов. – Если бы так, тогда и незачем было бы разводить весь этот сыр-бор. А выяснилось следующее: эти поддельные картины сделаны недавно, в последние два года.
– Что ты говоришь! – словно бы не веря услышанному, воскликнул Шелковников.
– То и говорю: кому они могли понадобиться, эти долбанные картины, хрен его знает! И пошло поехало.
Каждый день оперативные совещания, каждый день нагоняй, что сделано, что раскручено. В общем, носом землю роем, ищем эти картины по всей России. А может, их давным-давно и след простыл.
– Да, задача, – Шелковников взял бутылку с коньяком, понимая, что сейчас самое время опрокинуть рюмку залпом, не смакуя аромат и не растягивая удовольствие, выпить, как лекарство, чтобы снять нервное сердцебиение, чтобы пальцы рук перестали предательски подрагивать.
– Ну, и до чего вы докопались?
– Докопались мы до многого, не зря зарплату получаем. И реставратора вычислили, который сделал туфту, и хранителя музея, который в этом деле завязан – не без его помощи картины изъяли из коллекции.
– Так и прекрасно, крутите их дальше.
– Как бы не так, – зло пробурчал полковник Хохлов, – крутите! Хорошо тебе говорить… Я бы их крутанул, я бы их так крутанул, что из них бы кровавые сопли потекли, да только крутить некого.
– Ты же только что сказал, что вычислили реставратора.
– Вычислить вычислили, а реставратор-то на том свете, сгорел вместе со своей мастерской. И, как я сейчас понимаю, специально его сожгли, гады, чтобы следы замести, чтобы ниточки оборвать. И хранителя туда же – застрелили, так что мы остались без персоналий.
– Понимаю, понимаю… – с облегчением вздохнул Шелковников и постарался придать своему лицу озабоченное выражение. Глаза его заблестели, он подался вперед, сел поближе к полковнику Хохлову. – Слушай, Володя, любопытные вещи ты рассказываешь, и что дальше?
– А дальше вот что: трясем всех коллекционеров, тычемся туда-сюда, как слепые котята, в надежде уцепиться хотя бы за что-нибудь, но ни одной ниточки.
Может, ты что-нибудь подскажешь?
– Я? Откуда? Брось ты, я уже давно ушел от всех этих дел, да и криминал меня не интересует.
– Да нет, я серьезно, Паша, подкинь идейку. Ты же всех наперечет знаешь, кто с картинами завязан, кто с этим товаром работает.
– Мои бывшие клиенты теперь работают легально.
А что хоть там за картины?
– Мазня какая-то. Пейзажи, портреты, охотничьи трофеи… Всего восемь картин. Где их искать, ума не приложу.
– Список-то хоть у тебя есть?
– Вот, читай, тут и авторы, и годы создания, и примерная стоимость.
Шелковников смотрел на лист, но не читал: этот список он знал наизусть.
– А еще что-нибудь выяснили?
– Выяснили, что раньше был там другой хранитель, сейчас мои ребята его адрес выясняют. Но тот хранитель два года как ушел на пенсию, уехал из Смоленска, продал дом. Правда, отзывы о том старике самые благоприятные, прямо-таки ангельские характеристики.
– Ангельские, говоришь?
– Да. Говорят, был фанатиком своего дела, которого нельзя ни купить, ни соблазнить.
– Таких людей, Володя, вообще не бывает, всех можно купить или соблазнить. Если не деньгами, то бабой, если не бабой, то квартирой, если не квартирой, то красивой жизнью. Всех, всех – и тебя, и меня, и даже генералов с президентами покупают, только у каждого своя цена. А не купить – так припугнуть можно, ты же знаешь, ко всякому свой ключик подбирается.
– Это точно, – проговорил Хохлов. Его лицо раскраснелось, глаза блестели, пальцы сжимались в кулаки. – Вот сейчас этого старика пытаемся найти, есть информация. Может, он тебе когда и попадался по службе?
– Разве всех упомнишь?
– Я совсем недавно, за час до того, как к тебе ехать, информацию получил, будто бы этот старик с ума сошел и сейчас где-то лечится.
– Вот как? Спятил старик? И где же он лечится?
– Да вроде бы, в клинике Ганнушкина. Думаю, его трясти бесполезно. А кого трясти, где копать?
– Я бы тебе посоветовал тряхнуть антикварные магазины, тех, кто занимается продажей картин легально. Осмотреть их хранилища, галереи, магазины. Их не так уж и много, за пару дней все можно проверить.
– Думаешь, там что-нибудь можно зацепить?
– Думаю, можно, – убежденно произнес Шелковников, – уж я знаю, поверь. Кстати, есть один магазин, они грешат этим делом, книги продают ворованные из библиотек, картины иногда… – и Шелковников назвал адрес с таким многозначительным видом, словно оказывал огромную услугу своему сослуживцу, доверяя ему служебную тайну.
Хохлов тут же оживился, вытащил из кармана блокнот, записал адрес и название магазина.
– А как на них наехать, может, посоветуешь?
– Наехать? Ну, вы теперь и формулировки изобретаете, как настоящие уголовники.
– На чем их можно прижать? – уже иначе сформулировал задачу полковник Хохлов.
– Я знаю, – понизил голос Шелковников, – у них есть два подлинника Айвазовского. Картины эти украдены у одной старухи, вдовы академика. Чем он раньше занимался, я не помню – то ли реакторами, то ли ракетами – не суть важно, но коллекцию жене оставил богатую. Вот этот магазинчик и тряхни, а они, если сделаешь это умело, другие адреса дадут. Так что сеть можно забросить, авось, что-нибудь и попадется.
Павел Павлович Шелковников знал, что делает и понимал, что на все эти дела уйдет не меньше недели.
Галерей и магазинов в Москве масса, есть они и в других российских городах.
– Выпьем еще, Володя, а?
– Наливай. Спасибо тебе, помог, дельную идею подбросил. Вот я сейчас этим и займусь. А к старику хранителю, если он, конечно, еще что-то соображает и что-то помнит, пошлю майора Митрохина, пусть попробует с сумасшедшим пообщаться.
– Не с сумасшедшим, Володя., а с душевнобольным старым человеком.
– Хрен с ним, псих – он и есть псих! С каким материалом приходится работать!
– И не говори, – вздохнул Шелковников, разливая по рюмкам коньяк.
Сам он пить не стал, только помочил губы, а вот полковник Хохлов выпил свою рюмку одним махом, затем взял дольку лимона, запихнул ее в рот и с аппетитом принялся за бутерброд с красной рыбой. Люда принесла кофе.
– Кофейку давай, а то совеем уснем, – предложил Павел Павлович.
– Да уж, ладно, пора мне. Я бы посидел еще с тобой, но, увы, дела не ждут. Вечером обязан доложить руководству о результатах.
– А кому докладываешь?
– Генералу Потапчуку.
– О, еще служит старик?
– Служит, служит, сносу ему нет. Вечный мужик, как из железа сделан.
– И не говори. Кажется он в генералах так и остался?
– Да он бы уже куда-нибудь продвинулся выше, но, наверное, сам не хочет, не прогибается.
Выпив кофе, Хохлов по-дружески простился с Павлом Павловичем, крепко пожал на прощание руку и негромко произнес:
– Слушай, Паша, если что-нибудь надо, обращайся, запросто помогу. Безо всяких там…
– Ладно, договорились. Может быть, и придется в скором времени прибегнуть к твоей помощи.
– Обращайся, не откажу. Ты же знаешь, старая дружба крепче новой.
– Да, знаю.
Шелковников проводил своего бывшего сослуживца до выхода и с облегчением вздохнул, когда за ним закрылась дверь. В окно он увидел, как полковник Хохлов садился в черную «волгу» с темными стеклами.
Шелковников запомнил номера, хотя они и были слегка забрызганы грязью.
«Вот оно как, мать его… Кто же мог подумать, что эта долбанная коллекция, кроме барона, еще кому-то понадобится? Как же это получилось?»
Он вернулся в кабинет Тамары Васильевой, сел в кресло и принялся размышлять.
"Подобраться хотел ко мне и уличить? Нет, невозможно, тем более, в таком случае он понимал бы, что я в курсе и буду готов к разговору. Значит… Это же надо, так повезло! А может, проверка на вшивость? Может, меня хотят прощупать? Нет, Хохлов слишком прост, даром что в органах работает, он до такого не додумается. А Потапчук? – вдруг мелькнуло в голове, и от этой мысли сердце пропустило удар. – Да, Потапчук старый лис, хитер, как дьявол, людей насквозь видит. Но вряд ли он меня помнит, я с ним никогда не контачил. Так, спокойно, не дергаться… Кто знает об этих картинах, кому известно? Знают о них двое… Старик, старик… – мгновенно в памяти Павла Павловича Шелковникова всплыла фамилия, – Скуратович Василий Антонович. Ах ты, старая перечница, еще не помер? Да, он меня видел, я к нему приезжал, пытался его соблазнить, предлагал деньги. Да, старик оказался стойкий, не всех в этом мире можно соблазнить. Старика я тогда не смог ни купить, ни уговорить. Да, честно говоря, особо и не пытался, был другой вариант про запас. Значит, Скуратович жив, он в психушке, и к нему поедет майор Митрохин из ФСБ. А если старик не совсем выжил из ума? Если расскажет, что я к нему приезжал? Ну, допустим, расскажет, – рассуждал Шелковников. – Я тогда показал свое старое удостоверение, фамилию не называл, да и вообще, кто поверит душевнобольному? Мало ли что он может придумать? Поверить не поверят, и свидетелем душевнобольной выступать не может… И все-таки на хрена мне лишние проблемы? На хрена мне головная боль?
Старика надо будет убрать… И еще – Мишу".
О своем водителе и подручном Шелковников был невысокого мнения, но терпел его, пока не мог без него обойтись.
"Мразь полнейшая. Но без этой мрази я был как без рук. Дальше мне он не нужен. На хрена мне теперь водитель, на хрена подручный? От него надо избавиться. Но лучше, пожалуй, комбинацию немного усложнить и сделать более эффективной. Пусть Миша отправится в сумасшедший дом – спасибо Хохлову, знаю теперь точный адрес – и уберет долбанного старика. И неважно, сумасшедший он или в здравом рассудке, его надо убрать. Зачем мне лишняя болтовня и разборки? А затем я избавлюсь и от Миши, он свое дело сделал. О картинах он ничего не знает. Вернее, знает, но где они сейчас, ему неизвестно. Так что от этих двоих в самое ближайшее время следует избавиться.
И тогда вообще ко мне не будет тянуться ни одна ниточка, тогда я буду чист. Вот только куда это запропастился мой барон фон дер Пшик? Звоню звоню, а его нет и нет, будь он неладен. Но ничего, все складывается наилучшим образом, и ровно через неделю всю экспозицию повезут в Германию. Я поеду вместе с экспозицией, с ней вывезу картины. Это главное. А уж там сориентируюсь на месте, как мне лучше действовать".
В кабинет по-хозяйски вошла Тамара.
– Ну, что, Павел Павлович, вы закончили?
– Да, конечно, – взглянув на аппетитные колени женщины, сказал Шелковников, встал с кресла и предложил хозяйке сесть.
Тамара уселась, забросила ногу за ногу и лукаво посмотрела на Шелковникова:
– Вы, никак, выпили немного?
– Да уж, пришлось. Старый сослуживец, сейчас большой начальник.
– Вид, скажу я вам, у него непрезентабельный.
– Что вы хотите от действующего полковника? Да даже будь он генералом, опрятностью он никогда не отличался. Извините, Тома, – сказал Шелковников, – я сейчас уберу.
– Бросьте, Павел Павлович, Люда уберет. За что же мы ей платим деньги?
– Да-да, правильно, – Шелковников вел себя немного суетливо, и Тамара поняла, что флирту не суждено продолжиться: Павел Павлович чем-то сильно озабочен, что-то ему сказали такое, от чего он утратил свое обычное хладнокровие. В таких случаях, подумалось ей, о человеке говорят: «потерял лицо».
Глава 17
Владимир Адамович Хохлов появился через двадцать шесть минут. Он вошел со служебного входа, и та же длинноногая девица, которая звала Шелковникова к телефону, провела гостя в экспозиционный зал. Выглядел полковник по сравнению с Шелковниковым бледно.
Костюм на нем был старый, неопрятный, ботинки обшарпанные, лицо помятое, нездоровое: понятно, что пил он чаще не коньяк, а дешевую водку.
– Ты что, Владимир Адамович, неделю не спал? – после рукопожатия спросил Шелковников.
– Да уж, и не говори, мать ., с их работой! Какую неделю, уже две недели на ногах, бегаю, как гончий пес за зайцем с батарейкой «энерджайзер».
– Что, послать больше некого за бутылкой, сам бегаешь?
– Хорошо тебе, Паша, шутить, с тебя никто не спросит, никто тебя не накажет. А мы по-прежнему люди подневольные, сам ходил в нашей шкуре, знаешь.
– Знаю, знаю, ходил, потому искренне сочувствую.
Пойдем, коньячку тяпнем, чего на сухую разговаривать.
– Да, да, пойдем.
– Томочка, я воспользуюсь вашим кабинетом, поговорю с человеком? Кстати, наша Тамара – главный менеджер картинной галереи. Томочка, это Владимир Адамович, мой старый приятель.
– Очень приятно, – неуклюже поклонился Хохлов и сделал столь же неуклюжую попытку поцеловать руку в перстнях.
Тамаре, знавшей, что перед ней полковник ФСБ, было немного не по себе, но от его неловкого жеста она развеселилась.
– Не надо, к чему эти любезности, очень рада познакомиться. Да-да, Павел Павлович, располагайтесь, я еще час пробуду здесь. Надо все собрать, рассортировать, чтобы завтра начать упаковывать и готовить экспозицию к вывозу.
– Что, за границу? – сощурил глаза Хохлов.
– Черт его знает, у меня своих проблем хватает, – покачал головой Шелковников. – Пойдем, Владимир Адамович, пойдем. Поздравляю тебя со звездой, вернее, даже с двумя; когда я уходил, тебя еще только к майору представили.
– Да, было дело.
– Так ты быстро… За пять лет две звезды, еще годика четыре-пять – и в генералы выйдешь?
– Может быть, может быть, если не сдохну. Заездили уже, Паша, как скаковую лошадь – бьют, погоняют и все время новые барьеры передо мной ставят и ставят. Дух перевести некогда, грязь с боков, пену с морды смыть не успеваю…
– Красиво говоришь.
– Да уж, говорить мы все научились, а вот дело делать некому.
– Что, молодежь не идет?
– Какая это молодежь – выскочки! Все толковые ушли – кто в банки, кто в частные сыскные агентства.
Кто к бандитам… В общем, разбрелись, разлетелись по свету.
– Ладно, пойдем, обмоем встречу и твои звездочки.
Кабинет Тамары Васильевой был обставлен просто, но со вкусом.
– Коньяк, водку, вино?
– Все равно, – бросил Хохлов, устало опускаясь в мягкое кремовое кресло.
На столе появилась бутылка коньяка, две рюмки, из холодильника было извлечено стеклянное блюдо с тонко порезанным лимоном, а также несколько бутербродов.
Шелковников выглянул за дверь и, обратившись к длинноногой девице в кожаной юбке, негромко распорядился:
– Людочка, пожалуйста, минут через пятнадцать подай кофе. Я тебе буду очень обязан.
На столе появилась коробка импортных конфет в блестящей фольге.
– Красиво живете.
– Приходится, иностранцы бывают. В общем, стараемся, мух не ловим. Упустить клиента – все равно что кошелек потерять, – пояснил Шелковников.
– Слушай, чем ты вообще занимаешься, Паша? – немного фамильярно обратился к нему Хохлов.
– Как видишь, картины, скульптура, вожу выставки, консультирую, помогаю с оформлением документов. Слава Богу, я на всем этом собаку съел, поднаторел, да и знакомства кое-какие остались. В общем, друзья-приятели не отказывают в помощи.
– Понятно. Живешь безбедно?
– Хотелось бы жить богаче, – спокойно произнес Павел Павлович Шелковников, бросая на стол пачку дорогих сигарет.
Хохлов вытащил сигарету из своей помятой пачки, щелкнул одноразовой зажигалкой. А его бывший коллега небрежно поставил на стол золоченую зажигалку «зиппо».
– Да, жизнь идет, – произнес полковник Хохлов, затягиваясь сигаретой.
– Насколько я понимаю, ты с машиной?
– Да, с водителем, сейчас ожидает, спит.
– Тогда тебе можно расслабиться.
– Да нет, расслабляться некогда, работы вагон.
– У всех работы много, Владимир Адамович.
– Не называй ты меня по отчеству, что за церемонии!
– Ладно, ладно, – милостиво согласился Шелковников, – хорошо, Володя, хорошо. Так что тебя привело ко мне?
Он отвинтил пробку бутылки, разлил коньяк по рюмкам, по чуть-чуть.
Хохлов взял рюмку, Шелковников свою.
– За твои звезды.
– Ну их к черту, эти звезды, не с неба они мне на плечи упали, давай за встречу.
– За встречу и за звезды, – сказал Шелковников, аккуратно чокаясь – так, чтобы не пролить ни капли ароматного напитка.
– Хороший коньяк, – опрокинув рюмку одним глотком, вздохнул полковник Хохлов.
– Да, настоящий французский.
– Давненько я такого не пил.
– А что тебе мешает? С твоей властью, с твоим умением и опытом…
– Многое мешает, и, в первую очередь, принципы.
– На принципы наплюй, – сказал Шелковников. – Я вот наплевал и видишь – живу неплохо.
– Вижу и рад за тебя.
Мужчины выпили по второй рюмке, затем по третьей. Шелковников закурил и пристально взглянул на своего бывшего сослуживца;
– Так что скажешь, Володя? Ведь ты приехал не просто посмотреть, как я живу?
– Ты знаешь, – охмелев после долгих бессонных ночей, проговорил полковник Хохлов, – прижали меня, Паша, к стенке. Да и не только меня, все управление прижали. Приказано найти то, не знаю что. Вторую неделю ищем, а толку чуть…
– Конкретнее, – попросил Шелковников и почувствовал, что у него на затылке зашевелились коротко стриженые волосы.
– Вот какое дело, может, ты что подскажешь… Ты же с этими жучками связан, которые антиквариатом торгуют, картинами из музеев промышляют…
– Был связан, – уточнил Шелковников, – пока работал в конторе. Сейчас нет, мой бизнес чистый.
– Ну, ты мне будешь рассказывать о своем бизнесе! Наслышан о нем немало.
– Ладно, наслышан так наслышан, продолжай.
– Прижали нас с больших верхов. И ФСБ, и МВД на ушах стоят, картины ищем.
– ФСБ ищет картины? – изумился Шелковников, как будто это был абсолютно невероятный род деятельности для сотрудников такого ведомства.
– Да-да, картины. В чем там суть дела, я не знаю и понятия не имею, какого хрена эти картины понадобились.
– Какие картины, Володя, конкретнее? Ты со мной не виляй, я смогу помочь, если все будет оговорено, разложено по полочкам, каждая вещь на своем месте. Картина картине рознь.
– Ладно, что мне с тобой в прятки играть, если уж приехал.
Шелковников тут же подумал:
«Наверное, и правда, не знают, бедолаги, куда кидаться, раз обращаются к человеку, который давным-давно оставил службу».
– Так вот, – продолжал Хохлов, – в Смоленском краеведческом музее хранилась коллекция, вывезенная в 1946 году из Германии. Лежала себе в хранилище пятьдесят лет, а тут вдруг хватились: вынь да положь именно эту коллекцию. Ее якобы вернуть Германии надо, и вроде бы даже наш президент пообещал ихнему канцлеру, что к девятому числу коллекция будет возвращена, то есть, подарена. Ну вот, послали меня с Митрохиным – ты его, скорее всего, не знаешь, он пришел к нам из МВД, майор, нормальный мужик.
Поехали мы с ним в Смоленск. Коллекция на месте, мы ее загрузили – и к реставраторам в Пушкинский музей, чтобы те помыли, привели все в порядок.
– Чья коллекция, ты говоришь?
– Барона Отто фон Рунге, может, ты когда о нем и слышал.
– Нет, не слышал, – удрученно покачал головой Шелковников, внутренне холодея, словно его осторожно готовили к страшной вести о смерти близкого человека.
– Так вот, реставраторы стали мыть, чистить эти полотнища и вдруг на тебе – там, оказывается, восемь подделок.
– Не полотнища, как я понимаю, а холсты. Может, подделки и вывезли из Германии? – вставил Шелковников.
– Если бы! – воскликнул полковник Хохлов. – Если бы так, тогда и незачем было бы разводить весь этот сыр-бор. А выяснилось следующее: эти поддельные картины сделаны недавно, в последние два года.
– Что ты говоришь! – словно бы не веря услышанному, воскликнул Шелковников.
– То и говорю: кому они могли понадобиться, эти долбанные картины, хрен его знает! И пошло поехало.
Каждый день оперативные совещания, каждый день нагоняй, что сделано, что раскручено. В общем, носом землю роем, ищем эти картины по всей России. А может, их давным-давно и след простыл.
– Да, задача, – Шелковников взял бутылку с коньяком, понимая, что сейчас самое время опрокинуть рюмку залпом, не смакуя аромат и не растягивая удовольствие, выпить, как лекарство, чтобы снять нервное сердцебиение, чтобы пальцы рук перестали предательски подрагивать.
– Ну, и до чего вы докопались?
– Докопались мы до многого, не зря зарплату получаем. И реставратора вычислили, который сделал туфту, и хранителя музея, который в этом деле завязан – не без его помощи картины изъяли из коллекции.
– Так и прекрасно, крутите их дальше.
– Как бы не так, – зло пробурчал полковник Хохлов, – крутите! Хорошо тебе говорить… Я бы их крутанул, я бы их так крутанул, что из них бы кровавые сопли потекли, да только крутить некого.
– Ты же только что сказал, что вычислили реставратора.
– Вычислить вычислили, а реставратор-то на том свете, сгорел вместе со своей мастерской. И, как я сейчас понимаю, специально его сожгли, гады, чтобы следы замести, чтобы ниточки оборвать. И хранителя туда же – застрелили, так что мы остались без персоналий.
– Понимаю, понимаю… – с облегчением вздохнул Шелковников и постарался придать своему лицу озабоченное выражение. Глаза его заблестели, он подался вперед, сел поближе к полковнику Хохлову. – Слушай, Володя, любопытные вещи ты рассказываешь, и что дальше?
– А дальше вот что: трясем всех коллекционеров, тычемся туда-сюда, как слепые котята, в надежде уцепиться хотя бы за что-нибудь, но ни одной ниточки.
Может, ты что-нибудь подскажешь?
– Я? Откуда? Брось ты, я уже давно ушел от всех этих дел, да и криминал меня не интересует.
– Да нет, я серьезно, Паша, подкинь идейку. Ты же всех наперечет знаешь, кто с картинами завязан, кто с этим товаром работает.
– Мои бывшие клиенты теперь работают легально.
А что хоть там за картины?
– Мазня какая-то. Пейзажи, портреты, охотничьи трофеи… Всего восемь картин. Где их искать, ума не приложу.
– Список-то хоть у тебя есть?
– Вот, читай, тут и авторы, и годы создания, и примерная стоимость.
Шелковников смотрел на лист, но не читал: этот список он знал наизусть.
– А еще что-нибудь выяснили?
– Выяснили, что раньше был там другой хранитель, сейчас мои ребята его адрес выясняют. Но тот хранитель два года как ушел на пенсию, уехал из Смоленска, продал дом. Правда, отзывы о том старике самые благоприятные, прямо-таки ангельские характеристики.
– Ангельские, говоришь?
– Да. Говорят, был фанатиком своего дела, которого нельзя ни купить, ни соблазнить.
– Таких людей, Володя, вообще не бывает, всех можно купить или соблазнить. Если не деньгами, то бабой, если не бабой, то квартирой, если не квартирой, то красивой жизнью. Всех, всех – и тебя, и меня, и даже генералов с президентами покупают, только у каждого своя цена. А не купить – так припугнуть можно, ты же знаешь, ко всякому свой ключик подбирается.
– Это точно, – проговорил Хохлов. Его лицо раскраснелось, глаза блестели, пальцы сжимались в кулаки. – Вот сейчас этого старика пытаемся найти, есть информация. Может, он тебе когда и попадался по службе?
– Разве всех упомнишь?
– Я совсем недавно, за час до того, как к тебе ехать, информацию получил, будто бы этот старик с ума сошел и сейчас где-то лечится.
– Вот как? Спятил старик? И где же он лечится?
– Да вроде бы, в клинике Ганнушкина. Думаю, его трясти бесполезно. А кого трясти, где копать?
– Я бы тебе посоветовал тряхнуть антикварные магазины, тех, кто занимается продажей картин легально. Осмотреть их хранилища, галереи, магазины. Их не так уж и много, за пару дней все можно проверить.
– Думаешь, там что-нибудь можно зацепить?
– Думаю, можно, – убежденно произнес Шелковников, – уж я знаю, поверь. Кстати, есть один магазин, они грешат этим делом, книги продают ворованные из библиотек, картины иногда… – и Шелковников назвал адрес с таким многозначительным видом, словно оказывал огромную услугу своему сослуживцу, доверяя ему служебную тайну.
Хохлов тут же оживился, вытащил из кармана блокнот, записал адрес и название магазина.
– А как на них наехать, может, посоветуешь?
– Наехать? Ну, вы теперь и формулировки изобретаете, как настоящие уголовники.
– На чем их можно прижать? – уже иначе сформулировал задачу полковник Хохлов.
– Я знаю, – понизил голос Шелковников, – у них есть два подлинника Айвазовского. Картины эти украдены у одной старухи, вдовы академика. Чем он раньше занимался, я не помню – то ли реакторами, то ли ракетами – не суть важно, но коллекцию жене оставил богатую. Вот этот магазинчик и тряхни, а они, если сделаешь это умело, другие адреса дадут. Так что сеть можно забросить, авось, что-нибудь и попадется.
Павел Павлович Шелковников знал, что делает и понимал, что на все эти дела уйдет не меньше недели.
Галерей и магазинов в Москве масса, есть они и в других российских городах.
– Выпьем еще, Володя, а?
– Наливай. Спасибо тебе, помог, дельную идею подбросил. Вот я сейчас этим и займусь. А к старику хранителю, если он, конечно, еще что-то соображает и что-то помнит, пошлю майора Митрохина, пусть попробует с сумасшедшим пообщаться.
– Не с сумасшедшим, Володя., а с душевнобольным старым человеком.
– Хрен с ним, псих – он и есть псих! С каким материалом приходится работать!
– И не говори, – вздохнул Шелковников, разливая по рюмкам коньяк.
Сам он пить не стал, только помочил губы, а вот полковник Хохлов выпил свою рюмку одним махом, затем взял дольку лимона, запихнул ее в рот и с аппетитом принялся за бутерброд с красной рыбой. Люда принесла кофе.
– Кофейку давай, а то совеем уснем, – предложил Павел Павлович.
– Да уж, ладно, пора мне. Я бы посидел еще с тобой, но, увы, дела не ждут. Вечером обязан доложить руководству о результатах.
– А кому докладываешь?
– Генералу Потапчуку.
– О, еще служит старик?
– Служит, служит, сносу ему нет. Вечный мужик, как из железа сделан.
– И не говори. Кажется он в генералах так и остался?
– Да он бы уже куда-нибудь продвинулся выше, но, наверное, сам не хочет, не прогибается.
Выпив кофе, Хохлов по-дружески простился с Павлом Павловичем, крепко пожал на прощание руку и негромко произнес:
– Слушай, Паша, если что-нибудь надо, обращайся, запросто помогу. Безо всяких там…
– Ладно, договорились. Может быть, и придется в скором времени прибегнуть к твоей помощи.
– Обращайся, не откажу. Ты же знаешь, старая дружба крепче новой.
– Да, знаю.
Шелковников проводил своего бывшего сослуживца до выхода и с облегчением вздохнул, когда за ним закрылась дверь. В окно он увидел, как полковник Хохлов садился в черную «волгу» с темными стеклами.
Шелковников запомнил номера, хотя они и были слегка забрызганы грязью.
«Вот оно как, мать его… Кто же мог подумать, что эта долбанная коллекция, кроме барона, еще кому-то понадобится? Как же это получилось?»
Он вернулся в кабинет Тамары Васильевой, сел в кресло и принялся размышлять.
"Подобраться хотел ко мне и уличить? Нет, невозможно, тем более, в таком случае он понимал бы, что я в курсе и буду готов к разговору. Значит… Это же надо, так повезло! А может, проверка на вшивость? Может, меня хотят прощупать? Нет, Хохлов слишком прост, даром что в органах работает, он до такого не додумается. А Потапчук? – вдруг мелькнуло в голове, и от этой мысли сердце пропустило удар. – Да, Потапчук старый лис, хитер, как дьявол, людей насквозь видит. Но вряд ли он меня помнит, я с ним никогда не контачил. Так, спокойно, не дергаться… Кто знает об этих картинах, кому известно? Знают о них двое… Старик, старик… – мгновенно в памяти Павла Павловича Шелковникова всплыла фамилия, – Скуратович Василий Антонович. Ах ты, старая перечница, еще не помер? Да, он меня видел, я к нему приезжал, пытался его соблазнить, предлагал деньги. Да, старик оказался стойкий, не всех в этом мире можно соблазнить. Старика я тогда не смог ни купить, ни уговорить. Да, честно говоря, особо и не пытался, был другой вариант про запас. Значит, Скуратович жив, он в психушке, и к нему поедет майор Митрохин из ФСБ. А если старик не совсем выжил из ума? Если расскажет, что я к нему приезжал? Ну, допустим, расскажет, – рассуждал Шелковников. – Я тогда показал свое старое удостоверение, фамилию не называл, да и вообще, кто поверит душевнобольному? Мало ли что он может придумать? Поверить не поверят, и свидетелем душевнобольной выступать не может… И все-таки на хрена мне лишние проблемы? На хрена мне головная боль?
Старика надо будет убрать… И еще – Мишу".
О своем водителе и подручном Шелковников был невысокого мнения, но терпел его, пока не мог без него обойтись.
"Мразь полнейшая. Но без этой мрази я был как без рук. Дальше мне он не нужен. На хрена мне теперь водитель, на хрена подручный? От него надо избавиться. Но лучше, пожалуй, комбинацию немного усложнить и сделать более эффективной. Пусть Миша отправится в сумасшедший дом – спасибо Хохлову, знаю теперь точный адрес – и уберет долбанного старика. И неважно, сумасшедший он или в здравом рассудке, его надо убрать. Зачем мне лишняя болтовня и разборки? А затем я избавлюсь и от Миши, он свое дело сделал. О картинах он ничего не знает. Вернее, знает, но где они сейчас, ему неизвестно. Так что от этих двоих в самое ближайшее время следует избавиться.
И тогда вообще ко мне не будет тянуться ни одна ниточка, тогда я буду чист. Вот только куда это запропастился мой барон фон дер Пшик? Звоню звоню, а его нет и нет, будь он неладен. Но ничего, все складывается наилучшим образом, и ровно через неделю всю экспозицию повезут в Германию. Я поеду вместе с экспозицией, с ней вывезу картины. Это главное. А уж там сориентируюсь на месте, как мне лучше действовать".
В кабинет по-хозяйски вошла Тамара.
– Ну, что, Павел Павлович, вы закончили?
– Да, конечно, – взглянув на аппетитные колени женщины, сказал Шелковников, встал с кресла и предложил хозяйке сесть.
Тамара уселась, забросила ногу за ногу и лукаво посмотрела на Шелковникова:
– Вы, никак, выпили немного?
– Да уж, пришлось. Старый сослуживец, сейчас большой начальник.
– Вид, скажу я вам, у него непрезентабельный.
– Что вы хотите от действующего полковника? Да даже будь он генералом, опрятностью он никогда не отличался. Извините, Тома, – сказал Шелковников, – я сейчас уберу.
– Бросьте, Павел Павлович, Люда уберет. За что же мы ей платим деньги?
– Да-да, правильно, – Шелковников вел себя немного суетливо, и Тамара поняла, что флирту не суждено продолжиться: Павел Павлович чем-то сильно озабочен, что-то ему сказали такое, от чего он утратил свое обычное хладнокровие. В таких случаях, подумалось ей, о человеке говорят: «потерял лицо».
Глава 17
Напуганные телефонным звонком самого директора ФСБ, работники здравоохранения, генералы и полковники встретили Федора Молчанова как самого дорого гостя, но за их приветливыми улыбками чувствовалось весьма недоброжелательное отношение.
«Начальство в России не любят», – вспомнил слова генерала Потапчука Глеб, усаживаясь перед компьютером.
Глебу помогала миловидная женщина лет тридцати пяти, из регистратуры.
– Вот здесь вся информация за последние двенадцать лет. Вам помочь разобраться?
– Нет, спасибо, я сам управлюсь с вашим компьютером.
– Но если что, сразу же обращайтесь, я за стенкой в соседнем кабинете, генерал поручил мне помогать вам.
– Извините, как вас зовут?
– Вера Павловна. А вас?
– Федор.
– А по отчеству?
– Можно и без отчества, я еще не так стар. Называйте меня просто Федором.
– Хорошо, Федор, – кивнула женщина в белом халате.
«Наверное, у нее звание не ниже капитана», – подумал Глеб.
– А в каком вы звании будете? – немного кокетливо задала вопрос Вера, словно угадав его мысли.
– Я майор, – скромно произнес Глеб, хотя майором он не был даже в прошлой жизни.
– Значит, мы с вами равны. Я тоже майор.
– Очень приятно, – искренне улыбнулся Глеб.
И этой своей улыбкой он просто-таки обезоружил женщину. Та была готова к приезду какого-нибудь привередливого зануды, а явился приятный и обходительный мужчина, да еще красавец. Вера была уже три года разведена и надеялась, что судьба еще подарит ей женское счастье, а потому случая пообщаться с интересным мужчиной никогда не упускала.
– Вы пьете кофе? – поинтересовалась она.
– Конечно, – кивнул Глеб.
– Курите?
– Курю, но немного.
– Я тоже немного курю, – призналась Вера. – Вот вся наша картотека. Давайте я вам все-таки объясню…
– Нет, погодите. Вера, – сказал Глеб, – знаете что, сделаем иначе. Будем сужать круг поисков. Мне не нужны все офицеры… Во-первых, только мужчины…
– Зачем вам вообще это нужно, если не секрет? – полюбопытствовала Вера.
– Нужно не мне, мне просто дали задание, я должен его выполнить как можно скорее.
– Так здесь же картотека на несколько тысяч сотрудников!
– Что поделаешь, но, естественно, все просматривать не стану.
По портрету, нарисованному Василием Антоновичем Скуратовичем, Глеб примерно прикинул возраст мужчины на то время.
– Меня интересуют мужчины от тридцати пяти до сорока пяти лет. Будем просматривать только эти кандидатуры.
– Пожалуйста, пожалуйста. Сейчас организуем поиск.
– Вера, извините, но я хотел бы поработать один, – вежливо, но твердо произнес Глеб.
– Я все понимаю. Но если будет нужна помощь…
– То я знаю, вы за стенкой.
– Я сейчас сварю вам кофе и, пожалуйста, можете здесь курить, вот пепельница, – рядом с компьютером появилась хрустальная пепельница.
– Я вам очень признателен, Вера, – Глеб уже не знал как избавиться от чересчур услужливой помощницы.
Наконец Вера удалилась, вильнув на прощание соблазнительными бедрами, и Глеб принялся работать.
Но вскоре он понял, что разобраться во всем этом без помощи врача будет очень сложно. Тут как раз снова появилась Вера с кофеваркой и чашкой на блюдце.
– А почему одна чашка? – спросил Глеб. – Вы что, не выпьете со мной кофе и не выкурите сигарету?
Лицо Веры просияло лучезарной улыбкой.
– С огромным удовольствием. Тем более, никаких дел у меня сейчас нет.
– Давайте с вами заниматься делом и пить кофе.
– Пожалуйста, пожалуйста.
Глеб подвинул к компьютеру еще один стул и предложил женщине устроиться рядом. Вера села, поправила полы белого крахмального халата, и на Сиверова повеяло тонким запахом дорогих духов – прежде его не было.
«Это же надо, надушиться успела».
К хорошим духам Глеб всегда был неравнодушен.
Но, к сожалению, чашка его тоже пахла духами: женщина спешила и взялась за посуду надушенной рукой.
– Знаете, что меня интересует, Вера?
– Что же?
– Меня интересуют офицеры с какими-нибудь увечьями, ранениями, болезнями рук.
– Инвалидов у нас не так много, – заметила Вера.
– Тем лучше. Давайте попытаемся найти тех, у кого какие-то неполадки с руками, кто обращался в поликлинику с подобными проблемами.
– Что ж, давайте.
Как ни удивительно для столь миловидной и симпатичной женщины, Вера обладала прекрасными деловыми качествами и хваткой. Она мгновенно сообразила, что нужно Глебу и принялась ему помогать, попутно консультируя. Более трех часов ушло у них на то, чтобы просмотреть всю картотеку, но офицера подходящего возраста с изуродованной или больной рукой так и не нашлось. Глеб был озадачен.
– Что-то не так, Федор?
– Да нет, я просто не понимаю…
– Чего вы не понимаете? – спросила Вера.
– Скажите, Вера, какие-нибудь медицинские карточки не могли исчезнуть?
Вера пожала плечами и с любопытством посмотрела на Глеба.
– По идее не могли. Хотя мы можем проверить, правда, это будет кропотливая работа, да и нудная.
Я сейчас отыщу старую дискету, на этом компьютере и дисковода такого нет, и проверю по алфавиту.
Проверка заняла еще полтора часа. Результаты ее Глеба ошеломили: при сравнении списков КГБ и ФСБ оказалось, что в новой картотеке отсутствуют шесть личных карточек офицеров.
– Так, так, – пробормотал Глеб. – А ну-ка, Вера, пожалуйста, мне все эти фамилии.
На экране монитора яркими строчками высветилось шесть фамилий. Глеб положил перед собой лист бумаги и записал их все. Четвертой в списке стояла фамилия майора КГБ Шелковникова, но Глебу она пока еще ничего не говорила. Сиверов устал, глаза болели от мелькания строк на экране монитора.
«Начальство в России не любят», – вспомнил слова генерала Потапчука Глеб, усаживаясь перед компьютером.
Глебу помогала миловидная женщина лет тридцати пяти, из регистратуры.
– Вот здесь вся информация за последние двенадцать лет. Вам помочь разобраться?
– Нет, спасибо, я сам управлюсь с вашим компьютером.
– Но если что, сразу же обращайтесь, я за стенкой в соседнем кабинете, генерал поручил мне помогать вам.
– Извините, как вас зовут?
– Вера Павловна. А вас?
– Федор.
– А по отчеству?
– Можно и без отчества, я еще не так стар. Называйте меня просто Федором.
– Хорошо, Федор, – кивнула женщина в белом халате.
«Наверное, у нее звание не ниже капитана», – подумал Глеб.
– А в каком вы звании будете? – немного кокетливо задала вопрос Вера, словно угадав его мысли.
– Я майор, – скромно произнес Глеб, хотя майором он не был даже в прошлой жизни.
– Значит, мы с вами равны. Я тоже майор.
– Очень приятно, – искренне улыбнулся Глеб.
И этой своей улыбкой он просто-таки обезоружил женщину. Та была готова к приезду какого-нибудь привередливого зануды, а явился приятный и обходительный мужчина, да еще красавец. Вера была уже три года разведена и надеялась, что судьба еще подарит ей женское счастье, а потому случая пообщаться с интересным мужчиной никогда не упускала.
– Вы пьете кофе? – поинтересовалась она.
– Конечно, – кивнул Глеб.
– Курите?
– Курю, но немного.
– Я тоже немного курю, – призналась Вера. – Вот вся наша картотека. Давайте я вам все-таки объясню…
– Нет, погодите. Вера, – сказал Глеб, – знаете что, сделаем иначе. Будем сужать круг поисков. Мне не нужны все офицеры… Во-первых, только мужчины…
– Зачем вам вообще это нужно, если не секрет? – полюбопытствовала Вера.
– Нужно не мне, мне просто дали задание, я должен его выполнить как можно скорее.
– Так здесь же картотека на несколько тысяч сотрудников!
– Что поделаешь, но, естественно, все просматривать не стану.
По портрету, нарисованному Василием Антоновичем Скуратовичем, Глеб примерно прикинул возраст мужчины на то время.
– Меня интересуют мужчины от тридцати пяти до сорока пяти лет. Будем просматривать только эти кандидатуры.
– Пожалуйста, пожалуйста. Сейчас организуем поиск.
– Вера, извините, но я хотел бы поработать один, – вежливо, но твердо произнес Глеб.
– Я все понимаю. Но если будет нужна помощь…
– То я знаю, вы за стенкой.
– Я сейчас сварю вам кофе и, пожалуйста, можете здесь курить, вот пепельница, – рядом с компьютером появилась хрустальная пепельница.
– Я вам очень признателен, Вера, – Глеб уже не знал как избавиться от чересчур услужливой помощницы.
Наконец Вера удалилась, вильнув на прощание соблазнительными бедрами, и Глеб принялся работать.
Но вскоре он понял, что разобраться во всем этом без помощи врача будет очень сложно. Тут как раз снова появилась Вера с кофеваркой и чашкой на блюдце.
– А почему одна чашка? – спросил Глеб. – Вы что, не выпьете со мной кофе и не выкурите сигарету?
Лицо Веры просияло лучезарной улыбкой.
– С огромным удовольствием. Тем более, никаких дел у меня сейчас нет.
– Давайте с вами заниматься делом и пить кофе.
– Пожалуйста, пожалуйста.
Глеб подвинул к компьютеру еще один стул и предложил женщине устроиться рядом. Вера села, поправила полы белого крахмального халата, и на Сиверова повеяло тонким запахом дорогих духов – прежде его не было.
«Это же надо, надушиться успела».
К хорошим духам Глеб всегда был неравнодушен.
Но, к сожалению, чашка его тоже пахла духами: женщина спешила и взялась за посуду надушенной рукой.
– Знаете, что меня интересует, Вера?
– Что же?
– Меня интересуют офицеры с какими-нибудь увечьями, ранениями, болезнями рук.
– Инвалидов у нас не так много, – заметила Вера.
– Тем лучше. Давайте попытаемся найти тех, у кого какие-то неполадки с руками, кто обращался в поликлинику с подобными проблемами.
– Что ж, давайте.
Как ни удивительно для столь миловидной и симпатичной женщины, Вера обладала прекрасными деловыми качествами и хваткой. Она мгновенно сообразила, что нужно Глебу и принялась ему помогать, попутно консультируя. Более трех часов ушло у них на то, чтобы просмотреть всю картотеку, но офицера подходящего возраста с изуродованной или больной рукой так и не нашлось. Глеб был озадачен.
– Что-то не так, Федор?
– Да нет, я просто не понимаю…
– Чего вы не понимаете? – спросила Вера.
– Скажите, Вера, какие-нибудь медицинские карточки не могли исчезнуть?
Вера пожала плечами и с любопытством посмотрела на Глеба.
– По идее не могли. Хотя мы можем проверить, правда, это будет кропотливая работа, да и нудная.
Я сейчас отыщу старую дискету, на этом компьютере и дисковода такого нет, и проверю по алфавиту.
Проверка заняла еще полтора часа. Результаты ее Глеба ошеломили: при сравнении списков КГБ и ФСБ оказалось, что в новой картотеке отсутствуют шесть личных карточек офицеров.
– Так, так, – пробормотал Глеб. – А ну-ка, Вера, пожалуйста, мне все эти фамилии.
На экране монитора яркими строчками высветилось шесть фамилий. Глеб положил перед собой лист бумаги и записал их все. Четвертой в списке стояла фамилия майора КГБ Шелковникова, но Глебу она пока еще ничего не говорила. Сиверов устал, глаза болели от мелькания строк на экране монитора.