Воронин Андрей Николаевич. Бриллиант для Слепого

   — Я же говорю, большой он, уникально большой. Думал, порадуюсь на старости лет, а оказалось... — Хайтин горестно вздохнул, — и тут народ дурят. Семьдесят лет дурили, опять за старое взялись. И где — в Кремле!
   — Вы врете! — кулак брюнета тяжело опустился на письменный стол. — Что вам еще известно об этом бриллианте?
   — Я даже табличку прочесть не успел.
   Мужчины переглянулись. На идиота Соломон Ильич походил мало, но свою неосведомленность разыгрывал искусно.
   — Вы здесь оказались не случайно, — твердо и убежденно произнес брюнет, пальцы его сжимались в кулак, будто он собирался ударить ювелира в лицо.
   — Конечно! Я специально на выставку пошел, за билет сумасшедшие деньги заплатил, — наивные глаза старого ювелира блуждали по лицам следователей.
   — Зачем вам изворачиваться? — спросил шатен. — Вы же умный человек...
   — Неглупый, — поправил его Хайтин. — Был бы умным, не сидел бы сейчас с вами. Ел бы мороженое в Александровском саду. Знаете, сколько мороженого можно купить на те деньги, которые я за билет отдал? Деньги, молодые люди, надо брать за что-то, а вы подделку выставили и трудовые рубли с народа дерете. Мне вернут деньги за билет?
   — Вы наверняка неспроста оказались здесь, но только не хотите нам рассказывать правду. Соломон сокрушенно покачал головой:
   — Всю жизнь говорил я себе: любопытство до добра не доведет! — это уже было похоже на признание. — Только это между нами. Сижу я сегодня дома, ничего плохого не жду, чай попиваю, мастерю кое-что. И вдруг ко мне заявляется, кто бы вы думали? — Соломон сделал многозначительную паузу.
   — Покороче нельзя? — не выдержал брюнет. Шатен под столом ударил его ногой.
   — Старший лейтенант из МУРа, — «старший лейтенант» прозвучало как «генералиссимус», — и рассказывает мне о том, что украли какой-то большущий бриллиант, и если его принесут оценивать ко мне, то я должен ему позвонить. Как вы справедливо заметили, молодой человек, я не дурак, прикинул, что к чему, и высчитал, какой такой бриллиант мог пропасть. Другого большого бриллианта теперь в Москве на обозрение не выставлено. Дай, думаю, проверю себя, схожу, посмотрю, может, ошибаюсь? Подхожу и вижу: так и есть, стекляшка лежит! Вы мне не верите? — изумился Хайтин, вынул из кармана визитку старшего лейтенанта из МУРа и положил на стол. — Только вы уж меня не выдайте, я ему обещал о нашем разговоре никому не рассказывать.
   — Нам проверить надо, вы не против? — брюнет подвинул к себе визитку.
   — Еще учтите, когда проверять будете, — посоветовал Хайтин, — я судимый, сидел, но это давно было, при большевиках. Самих бы их пересажать за то, что такие бриллианты за границу продавали.
   На некоторое время Хайтина оставили одного, но дверь не закрыли. Ювелир, довольный собой, вздохнул, расстегнул пиджак и развалился в кресле. Кабинет ему определенно нравился: небольшой, уютный, с видом на Успенский собор.
   — Вот и мне довелось в кремлевских кабинетах посидеть, — усмехнулся он, разглядывая на стене большущий плакат с календарем.
   «Гнилую игру Тихон затеял, — подумал Хайтин. — Нет из нее выхода, менты плотно обложили со всех сторон. И не найдется сегодня такого идиота, который был бы готов купить камень. Некуда с ним сегодня податься». Наконец, вернулись его мучители. Брюнет вежливо подал визитку:
   — Извините, что побеспокоили.
   — Можно узнать, кто и как камень оприходовал? — поинтересовался ювелир. — Дело-то не шуточное — из Кремля ценность мирового значения увести! Брюнет сел на стул напротив ювелира, шатен остался стоять. «Наверное, звание у него ниже», — подумал Хайтин.
   — Вы единственный из посторонних, кто сегодня доподлинно знает, что бриллиант похищен. И это налагает на вас особую ответственность.
   — О чем знают двое, о том знает и свинья, — вставил ювелир. — А что касается меня, буду нем, как рыба. Но за других не ручаюсь. Брюнету пришлось пропустить это замечание мимо ушей.
   — Поэтому никаких комментариев журналистам, никаких рассказов знакомым. Все должно оставаться, как есть.
   — Если вы думаете, что журналисты ко мне, старику, толпами ходят, то ошибаетесь. Большинство моих знакомых уже в могиле, а кто успел вовремя, тот в Израиле. Документик мне какой-нибудь подписать надо? — поинтересовался Хайтин, поняв, что его готовы отпустить.
   — Это лишнее. Вы человек разумный.
   — Что ж, рад был познакомиться, — ювелир поднялся и первым подал руку на прощание. Рукопожатия получились вялыми, не искренними.
   Хайтин не отказал себе в удовольствии еще раз осмотреть витрину с поддельным бриллиантом. На неосведомленного человека камень мог произвести впечатление: срабатывала подсветка, яркая, умело направленная.
   Выходя из зала, ювелир победно посмотрел на брюнета и шатена. Чувствовалось, что те тихо ненавидят его и справедливо полагают, что старику известно раза в три больше, чем он сообщил.
   «Ну не мог Тихон бриллиант прямо из выставочного зала увести! Однако он у него, — подумал Хайтин, уже выходя из музея. — Во всем большевики виноваты, — не очень логично заключил он. — Не продай они камень в двадцатые годы, не было бы и сегодняшней нервотрепки».
   Хайтина не покидало чувство, что за ним следят. Такого не случалось с ним давно. Первые два года после выхода на свободу подобное чувство везде преследовало его. Старик пешком дошел до Большого театра, чтобы убедиться, что преследования нет и оно ему померещилось.
   — Я один из многих, — сказал себе Хайтин. — Они контролируют всех ювелиров, всех блатных и персонально для меня «наружку» держать не станут.
   Эта мысль успокоила ювелира, и ему показалось, что света в городе прибавилось: то ли облака разошлись, то ли солнце поднялось повыше.
   «Жадность не только фраера, но и матерого вора сгубить может. А Тихон молодец, — с завистью подумал ювелир, — всех ментов в Москве на уши поставил. И как только ему это удалось? Талант. Одно слово — талант».
 

***

 
   Санкт-Петербург встретил Глеба Сиверова моросящим холодным дождем, резким ветром и какой-то непроницаемой серостью. Из аэропорта, вслед за Гусовским, Глеб въехал в город. Он смотрел на знакомые силуэты, которые еще с детства отпечатались в памяти.
   — Что, не узнаете город? — спросил почти четверть часа молчавший таксист.
   — Да, изменился Питер.
   — Ха, изменился. Здесь-то он не очень изменился, а вот в центре — там он уже совсем другой.
   — Что, и дворов не стало?
   — А куда ж они денутся?! Дворы остались. Просто все первые этажи стали красивыми, нарядными. Но я такой Питер не люблю, — признался таксист и поскреб седую щеку. — А вам, собственно, куда?
   — Мне за той машиной впереди. Видишь «мерс», не отставай от него.
   — Не отстану. Такси догнало «мерседес» у гостиницы и остановилось на некотором расстоянии.
   — Спасибо вам, — Глеб рассчитался.
   — Если надо, звоните, — предложил свои услуги не очень разговорчивый таксист и протянул визитку.
   Глеб закинул на плечо сумку, в которой была аппаратура, проследил, как Гусовский вошел в отель вместе с двумя телохранителями. Затем, минут через пять, вошел следом. Сто долларов сделали свое дело, Глеб получил номер на том же этаже, что и небезызвестный олигарх Гусовский. Разница была лишь в том, что номер Гусовского располагался в другом конце коридора, метрах в пятнадцати от номера, который снял себе Сиверов. Номер Гусовского был забронирован заранее.
   «Наверно, он всегда останавливается здесь. Хотя я на его месте останавливался бы где-нибудь за городом, в специально снятом доме. Так оно спокойнее, да и от лишних глаз подальше. Хотя, — рассуждал Сиверов, — может быть, у него важных встреч на эту поездку не намечено. Тех встреч, которые надо скрывать».
   Он уже не один год работал на ФСБ, провел много сложнейших операций, помогая генералу Потапчуку изобличать преступников. И был осведомлен не понаслышке о том, как работают наемные убийцы.
   «Кто такой Брагин? Бизнесмен, довольно крупный, ворочающий миллионами долларов. Значит он кому-то мешал. И кто-то наверняка хотел прибрать его дело к рукам. Или вариант №2, — рассуждал Глеб, глядя в окно на ночной Питер. — Брагин для кого-то был конкурентом. И в том, и в другом случае он мешал, и его следовало устранить. Скорее всего, договориться с ним не удалось. Возможно, не удалось и запугать. Покушение на убийство уже было. После него Брагин был вынужден усилить личную охрану. Его сопровождали не один и не два телохранителя. Под силу подобная операция... — Глеб мысленно прикинул, сколько может стоить подобное мероприятие человеку могущественному. — Завладев делом рыбного магната, кто-то надеялся получить большие барыши. А где большие барыши, там никогда денег на устранение конкурента не жалеют. Но сколько могла стоить подобная операция? Не меньше миллиона долларов. Во-первых, — рассуждал Глеб, — Брагина пасли, пасли довольно долго. Знали дом, подъезд, квартиру его любовницы. Знали о том, что он отправляется в заграничную командировку. Знали, когда он возвращается из Норвегии в Питер, а затем в Москву. К этому надо прибавить расходы на выведывание коммерческих секретов: только владея подобной информацией, можно извлечь пользу из смерти конкурента. Выходит, знали все, следили за ним не один день, не неделю и даже, наверное, не месяц. Значит, в операции было задействовано, по меньшей мере, человек десять. Одному такое дело не потянуть. А где много людей, там возможна и утечка информации. Значит, люди должны быть подготовленными, надежными, и заказчик должен им всецело доверять. Такие люди есть, это старые кадры спецслужб. Возможно, за операцией устранения Брагина стоит какой-нибудь старый полковник из органов госбезопасности. Может быть, даже из ФСБ, ГРУ — короче говоря, из спецслужб. Бандиты действовали бы наверняка по-иному. Убийца — последнее звено операции — спокойно ждал Брагина, находясь во дворе его дома. В соседнем дворе, вероятнее всего, стояла машина, которая ждала убийцу. Наверняка она уехала недалеко — каких-нибудь три-четыре квартала. Там ее бросили, пересели в следующую. А оттуда убийца мог уйти в любом направлении и отсидеться, если, конечно, он не оказался за пределами России, там, где его никто и никогда не достанет. В Греции, Тунисе, Болгарии. Да где угодно! При больших деньгах и с документами проблем не будет — нигде. А может быть, кто-то приехал из-за границы, чтобы понажимать здесь на курки пистолетов, заработать и опять исчезнуть. Но ничего, — думал Глеб, — я ведь тоже не лыком шит, вполне возможно, что не Гусовский стоит за всеми этими делами и не его люди убрали Брагина. Но почему тогда Потапчук попросил меня последить за Гусовским? Наверное, старик что-то знает или догадывается, поэтому попросил меня ни во что не вмешиваться, быть предельно осторожным. Ну что ж, я высовываться не стану. Все-таки голова-то у меня не только для того, чтобы шапку носить».
   Глеб прислушался к шагам в коридоре гостиницы. Он специально оставил дверь приоткрытой, чтобы лучше слышать, затем выглянул. Он увидел одного из телохранителей Гусовского. Тот стоял в коридоре, опустив руки, присматриваясь, прислушиваясь. Глеб догадался — сейчас хозяин покинет свои апартаменты. Он быстро накинул куртку и схватил сумку. «Вперед!» — сказал он сам себе, покидая свой номер.
   Он опередил Ефима Аркадьевича и его охранника, которые ждали, когда лифт придёт пустым. По лестнице Глеб сбежал в вестибюль, вышел на крыльцо и жадно затянулся сигаретой.
   Вначале из лифта вышел охранник, затем еще один и лишь после них Ефим Аркадьевич, воротник приподнят, лица не видно. Третий охранник покинул лифт, прижимая к уху мобильный телефон.
   «Так... значит, ты собрался ехать. Что ж, здорово, вперед на танки», — сказал Глеб, быстро останавливая такси и садясь рядом с водителем.
   — Добрый вечер, — поприветствовал Глеб молоденького водителя.
   — Добрый, — сказал водитель, ожидая указаний пассажира.
   Глеб сидел молча, глядя, как Ефим Аркадьевич Гусовский с присущей ему важностью садится в черный шестисотый «мерседес» с московскими номерами.
   «Неужели машину специально пригнали, — подумал Глеб. — А почему бы и нет. Деньги могут все. Ну не все, — тут же исправил он сам себя. — Ни за какие деньги Гусовский не смог бы купить меня или генерала Потапчука. Ни за какие!»
   — Давай, родной, гони вон за той машинкой. Видишь, какой красивый «мерсик».
   — Красивый, ничего не скажешь, абсолютно свежий.
   — Ага, свежий, эта сволочь жену у меня собирается увести.
   — Жену? — изумился молоденький таксист.
   — Да, да. Вальку мою. Она у меня такая красивая, ты себе даже не представляешь, все при ней, запал на нее мужик и хочет увести.
   — А ты... вы... — заинтересованно взглянул на Глеба водитель такси.
   — А что я? Я, конечно, возражаю, можно сказать, даже категорически. Я Вальку у морского волка отбил. Представляешь, капитан! Фуражка с якорем, на погонах — звезды, а я отбил... Капитаном первого ранга ее жених был. И этому гаду ее тоже не отдам! Ни за какие коврижки! Не смотри, что я такой... я за свое горло кому хочешь перегрызу, — и Глеб Сиверов, картинно сжав кулак, потряс им перед лобовым стеклом. — Как думаешь, куда они едут?
   — К порту, наверное.
   — К порту, говоришь, а какого черта им в порту делать?
   — Да мало ли чего? — таксист пожал плечами. — В порту товар, а где товар, там и деньги. В общем, товар — деньги — товар. Вот так-то.
   Таксист сам удивился, как точно он сформулировал сложный процесс накопления денег по Карлу Марксу. Глебу стало смешно, но, естественно, вида он не подал.
   — Слушай, ты так близко к ним не подъезжай, а то засекут. Он, сволочь, тебе еще ни за что ни про что накостыляет, жалко тебя. Водитель такси тотчас нажал на тормоз, и машина взвизгнула протекторами.
   — Вот-вот, так и держи.
   — Так они могут уйти. Там же мотор не такой, как в моей тачке.
   — Ничего-ничего. От меня не уйдут. Я этого козла и на том свете достану.
   Еще минут двадцать Глеб чертыхался, глядя на черный шестисотый «мерседес» Гусовского, махал кулаком и отпускал проклятия в адрес хозяина машины. Наконец, когда машина Гусовского въехала в порт, Глеб попросил таксиста остановиться, щедро с ним расплатился и, заглянув ему в глаза, прошептал:
   — Сынок, ты подожди меня здесь. Я тебе еще столько же дам. И сверху накину. Очень я хочу увидеть, с кем этот гад встретится. Не дай бог и моя Валька сейчас там?!
   — Я подожду, конечно, — пряча деньги в карман, пообещал молоденький таксист.
   — Уж будь добр. С тобой мне как-то спокойнее.
   Глеб без труда попал на территорию порта, нашел машину Гусовского. У входа в ангар маячила уже знакомая фигура охранника.
   — Понятно, — прошептал он, — значит, хозяин за той дверью. А с кем это он встречается? — осматривая машины, стоящие у ангара, рассуждал Глеб.
   Зайдя за угол, он достал фотоаппарат с длиннофокусным объективом, каким любят пользоваться папараццы, сфотографировал машины, затем обошел ангар и по железной лестнице добрался до пыльного окна. Рама была чуть приподнята. Глеб осторожно заглянул внутрь. В центре ангара стоял Гусовский и еще двое незнакомых мужчин. Они курили и о чем-то спорили.
   Иногда до Глеба долетали обрывки фраз, но что-либо понять было невозможно. Тогда Глеб вынул из сумки наушники и микрофон. Он навел микрофон на говорящих и услышал все, даже тихое покашливание, затем сделал несколько снимков, приблизив разговаривающих и спорящих бизнесменов мощной оптикой.
   — Я узнаю, кто вы такие...
   Говорили о трех огромных партиях рыбы, которые должны поступить из Аргентины в питерский порт, о том, что надо успеть оформить какие-то документы.
   — Так я же с вами договорился, вы должны были уже это сделать. Почему не успели? Я не понимаю слов «не успели». Гусовский схватил за пуговицу плаща своего собеседника.
   — Ты должен был сделать это еще вчера. Выходит, я зря из Москвы в Питер летел. Ты что, не понимаешь, какими деньгами мы рискуем?! Или ты думаешь, если деньги не твои, то можно не спешить? Чтобы завтра же все закончил! Понял?!
   Гусовский так дернул своего собеседника, что пуговицы покатились по бетонному полу.
   — Ефим Аркадьевич, послушай, пойми...
   — Не хочу слушать! Если тебе жить не надоело, делай, как я тебе сказал! А если надоело, то можешь прямо сейчас на мурманском кладбище место себе подыскивать. Или ты его уже подыскал?
   Гусовский плюнул себе под ноги, еще раз выругался и направился к двери. Он оказался на улице одновременно с Глебом. Глеб постарался уйти незаметным. Таксист оказался честным малым, машина стояла неподалеку.
   — Ну, браток, давай, сейчас этот козел выедет, держись опять за ним.
   — А куда едем? — спросил таксист.
   — Куда он, туда и мы. Вальки не было, а то бы я ему башку проломил.
   «Опасный пассажир, — подумал таксист, — псих какой-то. Что там за Валька такая, чтобы по ней так сохнуть?»
   — Валька хоть красивая? — спросил таксист, следуя за «мерседесом».
   — Валька? Красивая, лучше, я тебе скажу, не бывает, браток, глаз не отведешь. А как платье черное в облипку наденет, на бретельках, как у комбинации, так вообще все мужики в отпаде, губы кусают. Короче, понял, какая она?
   — Понял, — кивнул молоденький таксист.
   Гусовский доехал до отеля и отправился в ресторан ужинать. За столиком он сидел один, перед ним лежал мобильный телефон. Время от времени Ефим Аркадьевич поглядывал то на свои часы, то на изящную трубку, ел он мало, портил блюда, ковыряя вилкой то в одном, то в другом, явно нервничал и чего-то ждал.
   Когда принесли кофе, на белой скатерти завибрировал телефон. Ефим Аркадьевич аккуратно поставил чашку на блюдце, посмотрел на номер и, прижав трубку к уху, произнес:
   — Слушаю. Да, хорошо, хорошо. Конечно. Все остается в силе. Конечно, да.
   Потом он не спеша допил кофе. Трубка мобильника его уже не интересовала, он с облегчением вздохнул, словно с плеч свалилась гора, и безразличным взглядом обвел окружающих. В ресторане было немноголюдно. Уходил он вместе с охраной.
   Глеба в ресторане уже не было, он находился в своем номере, прислушиваясь к шагам в коридоре.
   «Гад какой, — подумал он о Гусовском, — даже кофе из-за него не допил. Но ничего, будет и на моей улице праздник, когда машина с пряниками перевернется». Глеб вспомнил детскую шутку и улыбнулся.
   «Наверное, на сегодня все, — подумал Глеб, прикуривая сигарету. — Гусовский свои дела в Питере закончил. Так что, в принципе, и моя здесь завершена. Итак, Гусовский решил перекупить проект покойного бизнесмена».
   Гусовский спать не ложился. Поглядывая на часы, он смотрел по телевизору выпуск новостей. Вглядываясь в лица политиков, до боли ему опротивевшие, он скептически усмехался.
   Когда на экране телевизора появился генеральный прокурор, Гусовский весь подобрался, сделал звук громче. На прокурора олигарх смотрел с ненавистью, даже щека начала дергаться и уши покраснели.
   — Прокуратура отслеживает утечку капиталов на Запад, — говорил генеральный прокурор. И могу сказать, что в этом году поток денег, вывозимый из России в зарубежные банки и оффшорные зоны, значительно уменьшился. Прозвучали проценты. Ефима Аркадьевича Гусовского от этих слов передернуло.
   — Генеральная прокуратура готовит отчет о своей работе. Многие из тех, кто считает себя неуязвимым и недосягаемым для закона, будут привлечены к ответственности.
   — Интересно, мою фамилию на этот раз назовет или нет. Сволочь! Ну же, ну, ну... — шевелил тонкими губами Ефим Аркадьевич. — Давай, давай.
   Но фамилия Гусовского из уст генерального прокурора так и не прозвучала. И это насторожило Ефима Аркадьевича — одно дело, если пугают открыто, другое, если затаили злобу.
   «Когда же эти сволочи, — подумал он о компаньонах, которым поручил скупить бизнес Брагина, — все закончат. Ладно, у меня есть еще одно дело».
   После ночного выпуска новостей Гусовский вызвал охранника. Тот появился с небольшим кожаным портфелем и поставил его на журнальный столик.
   — Убери на пол. Охранник переставил портфель.
   — Машину. Я поеду один.
   — Что, за рулем?..
   — Нет, с водителем, — сказал Гусовский.
   — Сейчас, — охранник покинул апартаменты олигарха и через пять минут позвонил своему боссу.
   Гусовский уже не в элегантном костюме, а в черных джинсах, свитере и кожаной куртке с поднятым воротником, с портфелем в руке вышел из апартаментов. Охрана проводила его до выхода из отеля. Машина уже стояла у крыльца. Это был джип с тонированными стеклами. Гусовский сел на заднее сиденье.
   — Поехали, — сказал он водителю.
   — Куда? — спросил тот после того, как автомобиль тронулся.
   Ефим Аркадьевич назвал улицу. Ни водителю, ни Гусовскому даже в голову не могло прийти, что одно из трех такси, одновременно отъехавших от крыльца отеля, следует за ними. Рядом с таксистом сидел Глеб Сиверов, его сумка стояла на коленях.
   «Сейчас, вероятно, произойдет важная встреча, возможно, именно та, ради которой Гусовский и приехал в Питер, — подумал Глеб. — Не к любовнице же он едет с портфелем в руках. На женщин у него не хватает времени. Роза — единственная баба, способная его расшевелить в моменты смертельной усталости. Что может быть в портфеле? — рассуждал Глеб. — Документы, деньги или и то и другое...»
   Водитель такси оказался довольно расторопным. Он умело, не привлекая к себе внимания, вел «пежо».
   — Я тебе хорошо заплачу, — сказал Глеб. — Только делай все так, как я попрошу. Тот кивнул головой в знак согласия. Глеб безоговорочно внушал ему доверие.
   «На бандита он вроде не похож. Хотя сейчас бандиты не те, что прежде. Нет кожаных курток, цепей на шее и перстней на пальцах. Их теперь не отличишь от важных чиновников. Этот же, скорее всего...» — додумать таксист не успел.
   — Стоп! — скомандовал Глеб и расплатился.
   — Может, подождать? — спросил водитель.
   — Постой четверть часа. Если через это время я не появлюсь, уезжай.
   — Понял, шеф.
   Водитель заглушил двигатель, положил голову на баранку, но глаза не закрывал. Он не успел заметить, куда пропал пассажир. На пустой, почти безлюдной улице тот словно растворился в воздухе.
   Глеб же перешел на другую сторону улицы, вошел в подъезд и через минуту уже стоял на лестничной площадке, прижимаясь лицом к стеклу. Стекло, на удивление, оказалось чистым. Глеб хорошо видел джип Гусовского и две машины, припаркованные прямо к тротуару. Перед джипом и «BMW», стоявшим первым, появился мужчина в сером пальто и кепке, с зажженной сигаретой в руке. Он посмотрел на джип, затем огляделся по сторонам и быстрыми шагами направился к машине. Задняя дверца открылась, и мужчина исчез в салоне. Тут же из джипа вышел водитель, отошел от машины шагов на десять и закурил, оглядываясь по сторонам.
   Гусовский сидел, держа портфель на коленях. Мужчина в сером пальто сел рядом. Ефим Аркадьевич Гусовский выглядел возбужденным и испуганным одновременно. Он вжался в сиденье, голову втянул в плечи, пальцы стучали по портфелю.
   — Добрый вечер, — слегка охрипшим голосом произнес мужчина в сером пальто.
   — Здравствуй, Стас, — Гусовский протянул руку. Стас пожал холодную, почти безжизненную ладонь олигарха.
   — Ну вот я и приехал, — быстро произнес Ефим Аркадьевич.
   — Вижу, — сказал Стас. — Я, как и обещал...
   — Давай, — сказал мужчина.
   Он был гладко выбрит, кепка надвинута на глаза. Голова на мощной шее поворачивалась на удивление легко и быстро, словно могучая шея была без костей.
   — Здесь часть налички.
   — Какая часть? — тем же хриплым голосом спросил Стас.
   — Одна треть, как и договаривались. Ты же понимаешь, такое количество живых бабок сложно выдернуть из дела.
   — Когда будут остальные?
   — Как договаривались: когда приедешь в Грецию. Там и получишь, в том же банке.
   — Все получу или опять только часть?
   — Все, все, — дважды произнес Гусовский. — До последнего цента, можешь мне поверить. Я же тебя никогда не обманывал и никогда не кидал.
   — Что да, то да, — сказал Стас и положил руку на портфель.
   Пальцы Гусовского разжались и спрятались в карманах кожаной куртки. Стас открыл замок, портфель до самого верха был заполнен пачками евро.
   — Мы же договаривались о долларах, — взглянул на бизнесмена Стас.
   — Ну какая тебе разница? Это что — не деньги! В банке поменяешь, какими хочешь, такими и получишь. Какие сумел выдернуть, такие и привез. Хочешь, назад отдай. Завтра встретимся.
   — Нет, не хочу, — сказал Стас. — Ты меня просил сделать работу, я ее сделал.
   — Так какая тебе, собственно, разница, — нервно и быстро шевеля пересохшими губами, говорил Гусовский.
   — Баксы, евро, фунты. Так можно и до хохлячих гривен дойти, — криво улыбнулся Стас, — извини, привычка. Русский человек привык все в долларах считать, чтобы без обмана.
   Он вытащил одну из пачек, быстро просмотрел. Затем вытащил другую, потом третью. Он явно не спешил. От этого Гусовский начинал нервничать еще больше. Ему никогда не нравился этот тип, но в жизни приходилось встречаться не только с теми, кто тебе приятен. Приходилось общаться и с теми, кто тебе до блевотины противен. Стаса Гусовский боялся, хотя и до конца не понимал почему. Просто этот тип, немногословный, сильный и уверенный в себе, внушал ему патологический ужас. И Баневского, и Брагина, и еще парочку несговорчивых Стас и его люди убрали по заказу Гусовского.