– Ну, как ты? – спросил он, когда она немного успокоилась.
   – Бывало хуже. Что ты натворил-то, красавец?
   Глаза у нее уже немного расфокусировались, это было видно даже в полумраке кабины, и Илларион пошел по линии наименьшего сопротивления, то есть сказал правду – точнее, почти правду.
   – Украл наложницу Старика, – признался он и, не дожидаясь реакции собеседницы, запрокинув голову, влил в себя все, что оставалось в бутылке.
   После этого он поспешно запустил двигатель и тронул машину с места.
   – Извращенец, – заплетающимся языком сказала Ирина.
   – Ничего подобного, – возразил Илларион.
   Щеки уже начинали понемногу деревенеть, и появилось желание выпячивать челюсть, что было тревожным признаком. Он прибавил газу. – Просто жаль девчонку.
   – Вон как… Не пойму, куда ты так торопишься? Останови, давай покурим…
   – Давай покурим дома. У меня вдруг появилось предчувствие, что если я сейчас остановлюсь, то мы здесь и заночуем.
   – Чем плохо?
   – Не выспимся, а завтра трудный день. И потом, должен же я хоть раз за двое суток полежать в постели?
   – Один? Всегда один? Нет, ты извращенец.
   – Слушай, ты что, правда такая пьяная?
   – Не правда. Просто вхожу в роль. А она как – ничего?
   – Кто?
   – Да эта.., ну, которую ты умыкнул.
   – Красивая. Но.., как бы тебе сказать.., слишком маленькая, что ли.
   – Лилипутка? Карлица? Откуда она здесь?
   – Ирма, не валяй дурака. Она маленькая внутри. Снаружи женщина, а внутри ребенок.
   – А я? Я – большая?
   – Ты? – Илларион помедлил с ответом. – Ты тоже маленькая.
   – Слушай, ты, – сказала Ирина, – рыцарь печального образа. – Она была уже основательно пьяна, но это выражалось только в том, что она немного растягивала слова. – Я ведь тебя насквозь вижу.., герой. Ты кто такой? Чего ты хочешь? Я же вижу. Я не маленькая для тебя. Я для тебя грязная. Грязная, да? Ну, чего молчишь?
   – Ты выпила совсем немного, – сказал Илларион. – Через полчаса, самое большее через час хмель пройдет, и ты будешь жалеть о том, что сейчас наговорила. Так стоит ли?..
   – Да знаю я, – резко сказала Ирина и отвернулась к своему окошку. – О чем же тут жалеть, если все – правда? Трезвые правды не говорят, трезвые мы все умничаем, хитрим, выгадываем.., не так, что ли, напарник?
   Илларион снял правую ладонь с рычага переключения передач и, положив ее на плечо соседки, сжал и легонько потряс – он не знал, что сказать. Ирма вдруг начала всхлипывать, ухватившись за его запястье обеими руками и прижавшись к нему мокрой щекой.
   Забродов скрипнул зубами и плавно затормозил.
   «Лендровер» замер у обочины лесной дороги, уткнувшись своим обрубленным носом в густую поросль молодых сосенок. Мигнув, погасли круглые фары, и стало видно, что на востоке уже прорезалась узкая светлая полоса начинающегося утра.
   «Лендровер» покинул стоянку только тогда, когда уже основательно рассвело и над вершинами сосен показался ослепительно-яркий краешек солнца.
   Вернувшись в отведенную ему комнату, Илларион кое-как разделся, расшвыривая одежду по всем углам, и упал в постель, чувствуя себя выжатым как лимон.
   Проснувшись, он совсем не удивился, обнаружив рядом Ирму.

Глава 11

   Мебельный фургон неторопливо выполз из высоких ворот гаража. Собственно, это был не фургон даже, а обыкновенный трейлер – огромный, четырехосный, – словом, один из тех, что в народе коротко и всеобъемлюще именуются «фурами». От прочих сородичей его отличала только сделанная по трафарету надпись «Мебель», тянувшаяся вдоль бесконечного борта, которая и превращала обыкновенную многоцелевую фуру в мебельный фургон.
   Водитель, невысокого роста развеселый толстяк с большими усами, душераздирающе зевал и очумело мотал головой – было четыре часа утра, и солнце только начинало подкрадываться к Москве с востока. Монотонные вспышки желтых мигалок на перекрестках только усиливали одолевавшую его дремоту. Наплевав на железное правило (установленное, как и большинство правил, его молодой женой) – не курить раньше восьми утра, – водитель вытянул из пачки сигарету и чиркнул зажигалкой. Первая затяжка, словно миниатюрный взрыв, вышибла сон из всего тела, но песок в глазах остался, что было, в общем-то, неудивительно – у первенца водителя резались молочные зубки, и ночка выдалась еще та.
   Если не брать этого в расчет, водитель любил дальние рейсы – как, наверное, девяносто процентов его коллег. Особенно ему нравилось покидать огромный мегаполис ранним утром, когда еще не началась толчея на дорогах, когда вечно страдающие от безденежья гаишники мирно спят, передоверив пустые улицы желтым мигалкам, и по этим улицам неторопливо и деловито катят оранжевые автоцистерны коммунальных служб, распустив в обе стороны шипящие водяные усы.
   Выехав на Волоколамское шоссе, он энергично встряхнулся и протер глаза. Трасса есть трасса, и ей безразлично, спал ты ночью или успокаивал вопящего младенца. Пройдет какой-то час, и здесь будет не протолкнуться от рычащих, выдыхающих облака ядовитого смога, идущих бампер к бамперу, автомобилей, стремящихся на запад так, словно началась невиданная по своим масштабам эвакуация. Солнце будет медленно, но уверенно раскалять жестянку, в которой ты сидишь, и останется только потеть и глотать минералку, без конца гоняя взад-вперед заигранные, заученные наизусть кассеты…
   Он посмотрел в зеркало слева и удивленно приподнял брови: черный «фольксваген-пассат», севший ему на хвост в трех кварталах от проходной, все еще был здесь. Покопавшись в памяти, водитель припомнил, что на выезде из города «пассата» позади, кажется, не было. Он неопределенно фыркнул в усы и почесал переносицу – ощущение «хвоста» за спиной было непривычным. Впрочем, «пассат», словно почувствовав его недоумение, легко вырвался вперед и вскоре исчез где-то вдали, идя с превышением скорости и игнорируя дорожные знаки, категорически запрещающие обгон на этом участке трассы. Водитель фуры проводил его взглядом, пытаясь отогнать странное чувство: ему казалось, что он видит этот «пассат» не в последний раз.
   Предчувствие его не обмануло: километров через десять он увидел «пассат» припаркованным у придорожного круглосуточного кафе. Все было ясно:
   «братва» делала утренний объезд, собирая с «точек» дань. Водитель тихо выругался и выбросил «фольксваген» из головы. Теперь его мысли заняла его эта странная командировка. Он работал уже не первый год, но таких поездок у него еще не было.
   Ему предписывалось перегнать груженный мебелью фургон в Великие Луки, где в условленном месте, а именно у закусочной на выезде из города, его будет ждать человек, которому он должен передать машину с грузом. Груз, конечно, дело наживное, но вот о том, чтобы передать кому-то свою машину вместе с путевыми документами, думать было как-то непривычно. Все было как-то несолидно, словно в детективном романе. Впрочем, и груз, и накладная были в порядке, это он проверил сам.
   Конечно, в ящики с фурнитурой он не заглядывал, но ведь фурнитура – она фурнитура и есть. Вряд ли кому-то придет в голову пользоваться для транспортировки героина услугами одного из грузовых автопарков.
   А что, подумал он, это было бы, по крайней мере, интересно. В течение следующих двадцати минут он прокрутил в мозгу не менее десятка детективных сюжетов, круто замешанных на крови и наркотиках, главным героем которых был он сам. Время от времени в эти сюжеты проникала Тамарка из диспетчерской – она лезла во все щели, как ни пытался он, храня верность супруге, изгнать прочь из сознания соблазнительный образ голоногого диспетчера.
   Вскоре его снова обогнал черный «пассат» – даже стекла у него были черными. Он напоминал какой-нибудь пистолет или бластер из фантастического боевика. Водитель представил, каково сидеть за баранкой такого автомобиля, и легонько причмокнул – это было покруче трех Тамарок, вместе взятых.
   Он миновал поворот на Волоколамск, опять объехав стоящий возле очередной забегаловки «пассат».
   Теперь ему стало интересно, как далеко распространяется сфера влияния тех ребят, что невольно стали его попутчиками в это утро. Не будут же они вот так обирать придорожные закусочные до самой границы с Латвией? Да нет, конечно, решил он.
   Плечистых ребят в России много, а количество забегаловок на Волоколамском шоссе все-таки ограничено.
   До Ржева оставалось еще верст двадцать, когда впереди замаячил пост ГАИ. Дурдом на трассе был уже в самом разгаре, потные и злые водилы терзали сцепление, но дело от этого быстрее не двигалось – запруженная людьми в форме река транспорта двигалась еле-еле, в час по чайной ложке.
   Гаишники явно кого-то искали или проводили очередной высосанный из пальца рейд. Водитель фуры постарался расслабиться и поберечь нервы, но в образовавшейся пробке это было делом безнадежным, и уже через две минуты он, высунувшись по пояс в узкое окошко, на чем свет стоит крыл водителя белых «жигулей» в бога, мать и в бессмертную душу.
   Но все на свете когда-нибудь кончается, и минут через двадцать мебельный фургон добрался-таки до того места, где стоял длинный и приплюснутый милицейский «форд» американской сборки и деловито прохаживались фигуры в белых портупеях, помахивая полосатыми жезлами. Водитель просунул в окошко документы: свои права, путевой лист и накладную на груз. Гаишник, пожилой капитан с усталым лицом, принял бумаги, бегло просмотрел их, взглянул на переднюю номерную пластину, снова сверился с бумагами и сделал повелительный жест жезлом – к обочине.
   – В чем дело? – попробовал вступить в прения водитель, но капитан нетерпеливо и властно повторил свой жест и отошел в сторону, по-прежнему держа документы в руке.
   Водитель отогнал фуру на пыльную обочину, заметив между делом, что после этого поток автомобилей устремился вперед, не встречая на своем пути никаких преград – что бы ни искали гаишники, они это, по всей видимости, уже нашли. Его неприятно кольнула мысль, что искали они, похоже, его или его машину. Правда, на обочине уже стояла парочка автомобилей – потрепанный хлебный фургон и блестящая черная «Волга». Водитель хлебовозки в испачканных машинным маслом джинсах и линялой футболке навыпуск и пилот лакированного «членовоза», выряженный в белоснежную рубашку и черный, в тон машине, галстук, позабыв о кастовых различиях перед лицом общей беды, мирно покуривали, прислонившись задами к багажнику «Волги», и что-то обсуждали между собой – тоже вполне мирно, без накала страстей.
   Усатый водитель фуры распахнул дверцу, спрыгнул с высокой подножки на пыльную каменистую землю обочины и, на ходу прикуривая сигарету, направился к товарищам по несчастью, чтобы обсудить с ними создавшееся положение и разузнать, в чем дело, – они прибыли сюда раньше него, и, соответственно, должны были больше знать. Мимо него неторопливо проехал давешний «пассат». Миновав группу припаркованных автомобилей, он резко набрал скорость и вскоре исчез из вида, затерявшись среди других машин. Вид удаляющегося «фольксвагена» вызвал у водителя фуры прилив справедливого гнева: бандиты беспрепятственно раскатывали куда вздумается, в то время как его, человека, зарабатывающего на жизнь честным трудом, ни за что ни про что тормознули, в то время как он должен попасть на место в строго оговоренное время.
   Эту мысль он развил в страстной речи перед водителями фургона и черной «Волги». Те сочувственно покивали, глядя куда угодно, только не на него, а когда он, наконец, выдохся и замолчал, водитель фургона неопределенно сказал: «Бывает», а интеллигент с «членовоза» вообще промолчал, лишь криво пожал плечами и самым невоспитанным манером отвернулся. Это было более чем странно, но водитель фуры уже не мог остановиться и от растерянности завел было свою речь по второму разу, но тут появился давешний капитан, все так же державший в руках его бумаги. Прервав свое выступление, водитель устремился к нему с вопросами, но тот лишь отмахнулся и, подойдя к «Волге», склонился над приоткрытым окошком.
   – Вот документы, товарищ полковник, – сказал он, протягивая злосчастные бумаги в щель полуопущенного стекла.
   Водитель застыл с открытым ртом и растерянно перевел взгляд вытаращенных глаз на все еще стоявших у багажника «Волги» коллег. Водитель хлебного фургона сочувственно вздохнул, а интеллигент в белой рубашке почти незаметно, но тоже сочувственно развел руками. Водитель фуры с отчаянием осознал, что засыпался, хотя на чем именно, ему было невдомек.
   Между тем дверца «Волги» распахнулась, сверкнув черным лаком, и из нее легко выбрался средних лет мужчина в штатском. Впрочем, то, что он был одет в серые цивильные брюки и какую-то легкомысленную полосатую рубашечку, вовсе не меняло того факта, что это был тот самый «товарищ полковник», к которому с таким почтением обращался пожилой гаишник, – он выглядел именно так, как, по мнению водителя, должен выглядеть одетый в штатское полковник.
   Двигаясь быстро и деловито, он подошел к водителю и вполне приветливо поздоровался, из чего тот, умудренный горьким опытом, немедленно сделал вывод, что полковник этот служит где угодно, но только не в госавтоинспекции. От этого бедняге сделалось еще муторнее, чем было до сих пор.
   – Придется осмотреть ваш груз, – сказал полковник. – Есть подозрение, что вы провозите контрабанду.
   Водитель ударил себя кулаком в грудь, набрал побольше воздуха, готовясь отстаивать свои конституционные права и полную невиновность, но полковник остановил его, подняв руку в предупреждающем жесте.
   – Лично вас пока никто ни в чем не обвиняет, – сказал он, и водителю очень не понравилось это «пока». – Куда вы должны доставить груз?
   – В Великие Луки, – честно ответил водитель.
   – А в путевке указано, что вы направляетесь в Ригу. Вам не кажется, что тут имеет место какое-то несоответствие?
   Водителю именно так и казалось, причем с того самого момента, как начальник парка лично вручил ему путевку и на словах дал подробные инструкции. Он так и сказал полковнику и по просьбе последнего пересказал ему эти инструкции так точно, как только мог. Подумав, он добавил, что не проверил ящики с фурнитурой и что это, по его мнению, не является уголовно наказуемым преступлением.
   – Разберемся, – пообещал полковник, безо всякой, впрочем, угрозы в голосе. Водителю даже показалось, что тот чувствует себя словно бы не в своей тарелке. Тут в душу его закралось подозрение, что полковник этот никакой и не полковник, а какой-нибудь ухарь, решивший свистнуть фуру с мебелью и толкнуть потом эту мебель по бросовым ценам, сорвав таким макаром немалую сумму. Собственная судьба мгновенно представилась водителю в самом что ни на есть черном свете: ему привиделась безымянная могилка где-нибудь в лесу под Ржевом, да так ясно, что ноги у него ослабели и перед глазами все поплыло.
   Полковник, заметив его состояние, удивленно глянул, высоко заломив левую бровь, что-то сообразил и, хлопнув себя по лбу, предъявил водителю удостоверение личности – как полагается, в развернутом виде.
   – Полковник Сорокин, – представился он. – Вы уж извините, совсем замотался. Если хотите, можете подать жалобу.
   – И чего будет? – безнадежно поинтересовался водитель, невидящим взглядом скользя по строчкам в удостоверении.
   – Выговор будет.
   – Кому?
   – Мне. Да что это с вами? Вы что, решили, что мне нужен ваш груз?
   – Кто вас знает, что вам нужно, – махнув рукой, с горечью сказал водитель. Страх понемногу стал уходить. – Кузов открывать?
   – Не здесь, – сказал полковник, и тут из «Волги» высунулся кто-то и с легким раздражением крикнул:
   – Сорокин! Ну что ты копаешься, как курица в навозе? Время! – и показал на часы.
   – Следуйте за «Волгой», – сказал водителю Сорокин. – Документы ваши пока побудут у меня.
   Пребывая в самом мрачном расположении духа, водитель взобрался в успевшую за время вынужденной стоянки раскалиться кабину, с лязгом захлопнул дверцу и выехал на дорогу, держась в кильватере черной «Волги». Посмотрев в зеркальце, он заметил, что по пятам за ним движется хлебный фургон, водитель которого, насколько он мог припомнить, никаких указаний от полковника Сорокина не получал и, значит, был с ним заодно.
   Дурные предчувствия снова стали закрадываться в душу водителя. Он нашарил под сиденьем увесистую монтировку, вряд ли до конца сознавая, что делает и, главное, зачем.
   На окраине Ржева «Волга» свернула в распахнувшиеся перед ней ворота какого-то склада. Оба грузовика въехали следом, и ворота со скрипом закрылись.
   Лязгнув, сомкнулись тяжелые створки, и седой старикан в засаленной фуражечке армейского образца проворно задвинул массивный засов. Несчастный водитель снова, как за спасительную соломинку, ухватился за свою монтировку, но тут задний борт хлебного фургона распахнулся, и оттуда посыпались одетые в камуфляж фигуры. Увидев автоматы и черные трикотажные маски, водитель поспешно затолкал монтировку под сиденье и покорился судьбе.
   Впрочем, к нему даже никто не подошел. Работая с фантастической скоростью, люди в масках разгрузили фургон и с натугой выволокли из дальнего угла четыре громоздких ящика, в которых, как говорилось в накладной, была фурнитура – болты, шурупы, пробки и прочая дребедень, которая обычно прилагается к мебели.
   Сорокин подошел к кабине и стукнул в дверцу.
   Водитель выставил в окошко хмурое испуганное лицо, на котором длинные кавказские усы теперь почему-то казались лишними.
   – Это фурнитура? – спросил полковник.
   – Ясное дело, – сказал водитель.
   – А не многовато ее, вы как считаете?
   Водитель посмотрел на четыре громоздких ящика и пожал плечами.
   – Не знаю. Я мебель везу, к мебели положена фурнитура. А сколько ее должно быть, не знаю.
   Мебель-то вся в упаковках…
   – И то верно, – согласился полковник, оглядывая плоские пакеты из оберточной бумаги, сложенные у заднего борта фургона. – Ну, ладно.
   Взглянуть на свою «фурнитуру» не хотите?
   Без особого желания водитель выбрался из кабины и подошел к ящикам, возле которых уже стоял, поигрывая монтировкой, плечистый крепыш в черной маске.
   – Открывайте, – сказал ему полковник, но крепыш почему-то помедлил, оглянувшись на стоявшую поодаль «Волгу».
   Сидевший в «Волге» человек, заметив эту заминку, кивнул крепышу головой.
   – Открывай, открывай, – сказал он, и тот немедленно вогнал острый конец монтировки в щель между крышкой и стенкой ящика.
   Звякнув, отскочила лопнувшая металлическая лента, гвозди завизжали, выходя из плотной древесины, чьи-то руки подхватили и сняли крышку, и водитель увидел множество плотно уложенных брусков невзрачного серого металла, прикрытых сверху все той же оберточной бумагой.
   – Это что? – спросил он у полковника, от растерянности позабыв, что вопросы здесь задает вовсе не он.
   – Это вольфрам, – ответил полковник. – Это чертовски много вольфрама.
* * *
   В полдень дверь без стука распахнулась, и на пороге возник старый знакомый. Илларион разлепил веки и окинул его взглядом, казавшимся куда более мутным, чем он был на самом деле. Толстая гипсовая повязка на указательном пальце подсказала ему имя – точнее, кличку: Буланчик. Пухлые губы недоросля, носившего это лошадиное прозвище, растянулись в сальной усмешке, когда он увидел на подушке рядом с головой Иллариона еще одну всклокоченную со сна голову.
   – Как спалось? – поинтересовался Буланчик.
   Илларион нашарил возле кровати тяжелый ботинок и, коротко размахнувшись, запустил им в губастую физиономию. Ботинок с грохотом ударился в дверь в тот самый момент, когда она захлопнулась за выскочившим в коридор Буланчиком.
   – Стучаться надо! – рявкнул вслед ему Илларион и сел, спустив с постели босые ноги.
   – Что за шум? – невнятно спросила Ирина, не открывая глаз. – Неужели нельзя дать человеку выспаться?
   – Старик соскучился, – сказал Илларион. – Вставай, труба зовет.
   В дверь вежливо постучали.
   – Стой там, – повысив голос, чтобы его было слышно в коридоре, сказал Илларион. – Мы сейчас оденемся.
   – Пошевеливайтесь, – сказал Буланчик, приоткрывая дверь и просовывая в щель голову. Илларион замахнулся вторым ботинком, и голова исчезла. – Старик ждет! – прокричал Буланчик из-за двери.
   – Обоих? – спросил Илларион, натягивая штаны.
   – Ага, – послышалось из коридора вместе с глупым смешком.
   – Ну и вали отсюда, – посоветовал Илларион. – Скажи, что мы сейчас придем.
   Ирина уже встала. Илларион невольно засмотрелся на крепкое стройное тело, жалея о том, что продолжения знакомства, по всей видимости, не будет.
   – Отвернись, – сказала она, – имей совесть.
   – Легко сказать – отвернись, – проворчал Илларион, но все же отвернулся и пошел подбирать ботинок. – Знал бы – не пил, а то все как в тумане.
   – Это еще вопрос, что было бы, если бы ты не пил, – сказала Ирина. – Трезвый ты похож на автомат.
   – На робота? – переспросил Илларион. – Вот никогда бы не подумал…
   – Не на робота, а на автомат, – упрямо повторила Ирина. – На «Калашников» или какой-нибудь «шмайссер». Нажми на кнопку – получишь результат.
   – Жаль, – искренне сказал Илларион. – Придется поработать над собой.
   – Почему – жаль? Мне как раз такие мужики и нравятся, – призналась она. – Функциональные и эффективные. Ну все, я готова.
   Они умылись по очереди в тесной ванной комнате в конце коридора. Пощупав колючий подбородок, Илларион решил пока что не бриться и на всякий случай сильно потер ладонями глаза, чтобы они покраснели еще больше.
   На крыльце их подкараулил Буланчик. Предусмотрительно держась в сторонке, он сказал:
   – Эй, москвич, ты мне полштуки должен.
   – За что это? – высокомерно поинтересовался Илларион. Он отлично знал, за что.
   – Пить надо меньше, – посоветовал Буланчик. – Глянь, во что ты мою телегу превратил.
   Илларион посмотрел в указанном направлении и увидел именно то, что и ожидал увидеть: его «лендровер» основательно въехал своим высоко поднятым бампером в левое заднее крыло буланчиковой «сьерры». Илларион усмехнулся про себя: Буланчик не поскупился, запрашивая цену.
   – Это я, что ли? – неискренне удивился он.
   – Блин, – сказал Буланчик, – сколько же ты выжрал?
   – Любопытство кошку сгубило, – сказал ему Илларион, – слыхал? Держи, – и он сунул Буланчику одну из полученных вчера от Старцева пачек.
   Буланчик ловко пробежал пальцами по срезу пачки и вытаращил глаза.
   – Штука… – изумленно сказал он.
   Илларион даже не оглянулся.
   … Старцев широкими шагами мерил кабинет из конца в конец. Когда дверь открылась, пропуская Иллариона и Ирину, он резко остановился и повернулся к ним всем телом.
   – Где вы были ночью? – спросил он.
   – Доброе утро, – ответил Илларион. Усадив Ирму на диван, он подошел к столу, налил в стакан воды из графина и шумно выпил, пролив часть на себя и на лежавшие на столе бумаги.
   Старцев молча наблюдал за ним, играя желваками на скулах. Забродов со стуком опустил стакан на поднос, крякнул и уселся в кресло, развалившись. как барин. Покопавшись пальцем в пустой пачке, он скомкал ее и бросил в мусорную корзину под столом.
   – Сигареты есть? – спросил он у Старцева.
   – Вы где-то пропадали всю ночь, – сдерживаясь, повторил тот. – Где?
   – В Караганде, – сварливым тоном ответил Илларион. – Вам что, сигареты жалко? Не видите, что ли, что я болею?
   Старцев, не устояв на месте, снова начал мотаться из угла в угол, как запертый в клетке зверь.
   – Послушайте, перестаньте вы маячить, – раздраженно попросил Забродов. – У меня от вашей беготни шея затекает.
   Старцев резко затормозил возле него и наклонился к самому лицу Иллариона, опершись одной рукой о крышку стола.
   – Если ты мне не скажешь, что делал ночью, тебе не придется беспокоиться о своей шее, – пообещал он.
   – Позвольте, – сказал Илларион, – это даже как-то неловко.., что вы, в самом деле? Нет, я понимаю, конечно, но не могу же я…
   – Он трахался, – раздался с дивана спокойный чистый голос Ирины. – Со мной.
   – Что? – переспросил Старцев, оборачиваясь к ней. – Как?..
   – По-разному, – все так же безмятежно ответила она. – Показать?
   Старцев зарычал и опять забегал по кабинету.
   – Ну вот, – сочувственно сказал ему Илларион, – вот видите. Не приставали бы с расспросами, не пришлось бы краснеть…
   Старцев подбежал к столу и так ахнул по нему кулаком, что пустой стакан подскочил и перевернулся. Илларион ловко подхватил его в тот момент, когда он готов был скатиться на пол, и осторожно поставил на место.
   – Мне надоела эта клоунада! – во всю мощь заорал Сергей Иванович, в такт своим словам ударяя кулаком по столу. – Мне надоел ты с твоими проектами, от которых все становится хуже и хуже! Откуда ты взялся? Кто ты такой? Не думай, что Тихарь прикроет твою тощую задницу! Тихарь в Москве, а Москва далеко! А здесь – я! Ты понял – я!
   – У него вовсе не тощая задница, – снова подала голос Ирма. – Очень даже в самый раз.
   Старцев замолчал, переводя взгляд с нее на Иллариона и хватая ртом воздух. Воспользовавшись паузой, Илларион перегнулся через стол, выдвинул верхний ящик, достал из него пачку «Мальборо», выудил оттуда сигарету и закурил, откинувшись на спинку кресла.
   – Хорошо, – сообщил он остолбеневшему хозяину кабинета. Старцев издал какой-то сдавленный звук, тиская воздух скрюченными пальцами.