– Что было-то, а? Ведь было же что-то. Я из района возвращался, встретил Голубева мальчонку, он говорит: с Выселок приезжали, баб-Вериного постояльца насмерть застрелили. Я сюда, а ты – вот он.
   – Не бери в голову, Архипыч, – сказал Илларион, засовывая молоток за пояс. – Вон хоть у Степановны спроси – не было никакой стрельбы. Мало ли чего мальчонка порасскажет! А если и было что, – он доверительно понизил голос, – так какая разница? Убитых нет, раненых тоже. Можно считать, что был салют в честь знакомства. Конечно, нарушение порядка, так ведь мелкое же! Никто не пострадал, а раз нет пострадавших, то и дела никакого нет, правда?
   – Как же, нет, – не сдавался участковый, – полдеревни свидетелей, а дела нет?
   – У вас здесь что, свидетели бывают? – поднял брови Илларион, и старший лейтенант заметно смутился. – По-моему, никто ничего не видел. И потом, главное, что ничего не видел я, а ведь гости-то приезжали ко мне.
   Участковый крякнул.
   – Слушай, Архипыч, – совсем уже доверительно заговорил Илларион, – поезжай ты отсюда, ей-богу. Ты что, следствие проводить собрался? Ведь мы же с тобой договорились, нет? Поезжай и ни о чем не волнуйся. По крайней мере, до тех пор, пока эти гаврики меня не укатали.
   – Утешил, – покачал головой Архипыч. – Мудреное ли дело – одного человека укатать?
   – Кому как, – усмехнулся Илларион. – И потом, это смотря кого укатывать.
   – Герой, – сказал участковый, садясь в машину и запуская двигатель. – Сильно-то не геройствуй.
   Плетью обуха не перешибешь.
   Илларион всю жизнь придерживался того мнения, что чем меньше трупов, тем лучше. Так что вступать в полемику с Архипычем он не стал и даже приветливо помахал вслед укатившему в облаке пыли «уазику».
   Критически осмотрев реанимированный забор, Илларион поставил на место ящик с инструментом, помыл руки, натянул заштопанную Степановной куртку и прогулочным шагом направился в сторону школы. По большому счету делать ему там было нечего. Со школой все было предельно ясно. Непонятным оставалось только одно: почему «спонсор» так рьяно охраняет свою пассию даже от самых невинных контактов? Илларион был уверен, что причина для такого поведения существует, нужно было только узнать, что это за причина, а узнав, использовать против окопавшейся здесь швали, которая уже стала порядком раздражать отставного спецназовца.
   Кроме того, только через здешних таможенников можно было выйти на контакт с таможенниками латышскими – Илларион все не мог расстаться с мечтой вернуть свою машину и мещеряковскую двустволку.
   «Нет, – думал он, легко шагая вдоль улицы и легкомысленно покуривая на ходу, – на роль положительного героя я откровенно не гожусь. Ну где это видано: выходить на смертный бой со всякой сволочью, чтобы вернуть украденную машину? Положительные герои убивают направо и налево ради спасения ребенка или женщины, или, уж на худой конец, старого друга, который по причине великой образованности неспособен сам дать в морду негодяю. Но ради возвращения машины?.. Нет, такого сюжета я что-то не припомню…»
   Развлекая себя подобными размышлениями, он прошел половину расстояния от дома бабы Веры до школы, когда увидел бегущую навстречу тонкую фигурку. Несмотря на то, что видел ее всего один раз, Илларион сразу узнал ту, к которой, собственно, и направлялся.
   – На ловца и зверь бежит, – сказал он, останавливаясь. – Здравствуйте.
   – Вы целы? – не отвечая на приветствие, спросила она, тревожно шаря глазами по его фигуре – по всей видимости, тщетно пытаясь обнаружить переломы, рваные раны и прочие увечья.
   – И что это за день сегодня? – пожал плечами Илларион. – Все только и делают, что интересуются моим здоровьем.
   – Перестаньте паясничать, – сказала она, – на это нет времени. Вы целы?
   – Да цел я, цел, – отмахнулся Илларион. – Что вы, в самом деле? Я ведь не ученик первого класса, а вполне взрослый дядя, вы же ведете себя так, словно я убежал с урока и чуть не утонул в пруду. В чем, собственно, дело?
   – Дело в том, что вам необходимо немедленно уехать отсюда, – сказала она. Илларион невольно залюбовался тем, как двигаются ее губы и как сверкает между ними белоснежная полоска зубов.
   – Я не могу уехать, – серьезно сказал он.
   – Почему?
   – Я ведь не успел еще с вами познакомиться.
   – Послушайте, – она, казалось, вот-вот заплачет, – вы что, не понимаете? Вам, что же, никто ничего не сказал?
   – Про что это? – самым наивным тоном спросил Забродов.
   – Про то, что я…
   Илларион вздрогнул – это хрупкое создание употребило то же самое слово, что и баба Вера. Голос у нее ломался и прыгал, но глаза были абсолютно сухими и смотрели прямо. Так могла смотреть либо профессиональная дама с панели, либо совершенно доведенный до отчаяния человек. Забродов недолго колебался с решением.
   – Вот что, – сказал он, взяв ее за локоть и отведя на обочину, – сейчас вы по порядку расскажете мне все с самого начала. Может так случиться, что спокойно поговорить нам не дадут, поэтому ответьте мне сначала на один вопрос: вас удерживают здесь насильно?
   – Вы с ума сошли, – сказала она, вырывая локоть, – кто вы вообще такой? Я здесь по распределению, мне еще год отрабатывать, но это не означает…
   – А ну, тихо! – негромко прикрикнул Илларион, хватая ее за руку и легонько встряхивая. – Давайте-ка без истерики. Я же говорю: у нас чертовски мало времени. А что до того, кто я такой…
   Ну, вообразите на минуту, что я тот, кто может вас отсюда вытащить. Кстати, меня зовут Илларионом.
   А вас?
   – Виктория, – нехотя представилась она и горячо зашептала, оглядываясь по сторонам:
   – Вас здесь убьют. Уезжайте немедленно, вас убьют, это страшные люди. Не думайте, что если вы умеете драться, то сумеете уцелеть. Это все ерунда, они просто придут и убьют. Уезжайте, уезжайте, забудьте про меня, со мной все кончено, уезжайте!
   Она уже стучала зубами и почти кричала. Илларион вздохнул и, немного помедлив, залепил ей полновесную пощечину. Голова ее тяжело мотнулась вправо, зубы лязгнули, и она замолкла на полуслове, схватившись за разом покрасневшую щеку и глядя на Забродова неестественно расширенными, полными слез карими глазами.
   – Из-звините, – сказала она. – Со мной, похоже, и впрямь сделалась истерика.
   – Похоже, – согласился Илларион. – Я вас не сильно ушиб?
   Она хотела что-то ответить, но тут позади послышалось приближающееся урчание двигателя. Обернувшись, Илларион увидел торопившийся к ним в густом облаке пыли большой синий джип. Обмен любезностями, как водится, съел все отведенное на разговор время.
   – Это они? – на всякий случай спросил он у Виктории.
   Та молча кивнула, и Забродов развернул ее на сто восемьдесят градусов и основательно толкнул ладонью между лопаток.
   – Марш отсюда! – скомандовал он. – И чтобы через минуту была у себя в школе и вышивала там крестиком!
   – Я не умею! – оборачиваясь, крикнула она.
   – Тогда читай методические пособия!
   Он повернулся лицом к приближающемуся автомобилю, на время забыв об учительнице. Побежала она или осталась стоять посреди дороги, уже не имело ровным счетом никакого значения, потому что изменить что бы то ни было – было нельзя.
   Джип резко затормозил, подняв в воздух тонну пыли.
   Илларион закашлялся, но не двинулся с места.
   Внутри пылевого облака щелкнул отпираемый замок дверцы, и сквозь оседающую пыль Забродов увидел направленный на него ствол автомата.
   – Полезай в машину, красавец, – сказали ему, – да не дури. Шутки кончились.
   – Какие шутки? – пожал плечами Илларион. – С такой шутилкой, как у вас, не очень-то пошутишь.
   Илларион прикинул, что было бы совсем не сложно одним прыжком добраться до открытой дверцы и вывернуть автомат вместе с руками, которые его держали, но время тотального истребления противника еще не наступило, и потому он послушно полез в салон автомобиля, встретивший его кондиционированной прохладой и клубами ароматного табачного дыма.
* * *
   Сергей Иванович Старцев третий день пребывал в раздражении. Более того: в таком сильном раздражении Сергей Иванович не пребывал с того самого недоброй памяти дня, когда несколько лет назад на место начальника таможни, которое Сергей Иванович уже с полным на то основанием считал своим, назначили в обход него этого выскочку Алексеева.., земля ему пухом. Слишком уж тянулся перед начальством, слишком любил совать нос, куда не следует, вот и нарвался на пулю. Впрочем, это была давняя и основательно всеми забытая история, сыгравшая на руку Сергею Ивановичу: пока Алексеев клал живот, служа Отечеству, его предприимчивый зам обзавелся необходимыми связями, подобрал верных людей и вступил в должность, как говорится, во всеоружии.
   Но то, что произошло теперь, просто не лезло ни в какие ворота. Откровенно говоря. Старцев не знал, какими именно словами ему следует доложить об этом в Москву. Его доклад, отправленный по обычному каналу связи, был туманным и расплывчатым, да оно и немудрено: прямо у него под носом, на его территории, которую он с годами стал воспринимать почти как свою собственность, какие-то оторвы перехватили партию товара, шедшую из Москвы в Ригу, убили проводника и спалили дотла его дом.
   Лепет участкового о том, что Борисыч якобы случайно поджег кордон по пьяной лавочке. Старцев опровергать не стал, но ни минуты в него не верил, как, впрочем, и сам Архипыч, если не совсем еще выжил из ума. А как было бы здорово, если бы этот чертов старый мент впал в полный маразм, напрочь перестав замечать то, что творится вокруг! Не то, чтобы он сильно путался под ногами, ума на то, чтобы держаться в сторонке, у него все-таки хватало, – но время от времени Сергей Иванович ощущал слабое противодействие, всегда неявное и как бы случайное, говорившее о том, что старый гриб в погонах до сих пор не желает смириться с положением статиста. Убивать его Старцев не хотел – это привлекло бы ненужное внимание к району, вдоль и поперек изрезанному дорогами, каждый километр которых регулярно давал урожай твердой валюты, причем немалый. Кроме того, на место Архипыча могли прислать какого-нибудь ухаря – из молодых, да раннего, – который, наскоро разобравшись в обстановке, мог потребовать долю в бизнесе, а то, чего доброго, и начать звонить в районе. Архипыч же, по мнению Старцева, был просто старый дурак, не желавший получать «грязные» деньги, но при этом до смешного дороживший своей никчемной жизнью и своей еще более никчемной должностью.
   Старцев помотал головой, прогоняя ненужные мысли. В конце концов, не участковый же украл полета килограммов химически чистого вольфрама!
   Гораздо больший интерес представлял сейчас этот залетный, так лихо расшвырявший старцевских дармоедов. Парни в ответ на расспросы нечленораздельно ныли, выставляя напоказ полученные увечья – как будто их за увечьями посылали! То, что этот архаровец в камуфляже крутится возле школы, – ерунда, да к тому же и вполне объяснимая.
   Он ведь, как-никак, мужик, в отличие от этих губошлепов, а мимо Вики мужику пройти не так-то просто. Он-то ведь не знает, что вторгается в чужие владения. Похоже, что человек он деловой, и возникшее недоразумение разрешится само собой, вот только не оказался бы он засланным. На минуту Сергей Иванович позволил себе размечтаться: вот бы иметь такого при себе! Судя по тому, во что он превратил Буланчика и всех остальных, за ним можно было чувствовать себя как за каменной стеной.
   Старцев посмотрел на часы и удивленно приподнял брови: тем, кто поехал пригласить этого вояку на званый ужин, давно пора было вернуться. Неужели он и их.., того? Вместе с автоматом.
   Словно в ответ на его мысли, в дверь тихо постучали.
   – Войдите! – крикнул он, и в комнату заглянул телохранитель.
   – Сергей Иваныч, – немного фамильярно сказал он, – там ребята вашего человека привезли. Не знаю, что вы в нем нашли, – мужик как мужик.
   – Не твое дело, – сказал ему Старцев. – Пусть ведут.
   Двое в штатском ввели в комнату среднего роста человека в камуфляжной куртке с заштопанным рукавом и камуфляжных брюках, заправленных в армейские тяжелые ботинки. В этом наряде не было ничего необычного – так одеваются в наше время не только охотники и рыболовы, но даже грибники и дачники, коих Сергей Иванович и вовсе не считал за людей. А вот держался этот человек не совсем обычно: далеко не каждый смог бы стоять в такой непринужденной позе и с таким спокойным интересом глазеть по сторонам, ощущая ребрами прикосновение автоматного ствола.
   – Добрый день, – жизнерадостно поздоровался он, не дав Старцеву раскрыть рта. – Это вы здесь главный?
   Старцев медленно, с достоинством улыбнулся и неторопливо кивнул. Он открыл было рот, чтобы задать первый из заранее заготовленных вопросов, но пленник перебил его.
   – У вас дерьмовая охрана, – сообщил он. – Никуда не годится.
   – Почему же это? – немного растерянно спросил Сергей Иванович, чувствуя, что инициатива начинает уплывать из рук.
   Вместо ответа его пленник произвел серию неуловимо быстрых и вместе с тем словно бы ленивых телодвижений. Охранник, державший автомат, развалил головой любовно уложенную пирамидку березовых дров в камине и затих там, запорошенный золой и похожий на жертву снежной бури. Его товарищ, коротко вякнув, вывалился за дверь и уже не вернулся. Вместо него в комнату вихрем ворвался человек, дежуривший за дверью, и встал столбом, с разгона налетев животом на ствол автомата, который держал в руках недавний пленник.
   – Пиф-паф, – сказал тот и несильно ткнул его стволом под дых, так что охранник непроизвольно охнул и слегка присел.
   Сергей Иванович так и не успел ничего сказать.
   Человек в камуфляже сноровисто отсоединил магазин, снял крышку с казенника, вынул затвор и, сунув всю эту груду железа в руки опешившему охраннику, выставил того за дверь.
   – Вот почему, – сказал он и лучезарно улыбнулся Сергею Ивановичу. – Моя фамилия Забродов.
   Илларион Забродов. Я так понял, что вы хотели со мной что-то обсудить?
   Сергей Иванович с некоторым трудом перевел дух. Несомненно, перед ним стоял профессионал высокого класса. До сих пор особой нужды в профессионалах у Старцева не возникало, но в свете последних событий… «А не его ли это работа? – подумал вдруг Сергей Иванович. – Такому ничего не стоит в одиночку перехватить любой груз».
   – Присаживайтесь, – осторожно сказал он, указывая на кресло напротив. – Меня зовут Сергеем Ивановичем, и я, как вы выразились, здесь главный.
   У него даже челюсти свело от старания говорить так же непринужденно и вежливо, как этот пятнистый дьявол.
   – Красиво сделано, – снисходительно похвалил он, кивая в сторону слабо копошившегося в камине охранника. – Но, увы, ничего не меняет. Будем говорить прямо, как взрослые люди: вы здесь чужак, вы влезли на мою территорию, приставали к моей женщине и покалечили моих людей. Теперь ответьте мне: есть ли причина, по которой я должен оставить вас в живых?
   – Слишком мелодраматично, – заметил Забродов, обмякая в кресле в совершенно невообразимой позе, словно в теле у него вовсе не было костей, – но я отвечу. Таких причин, на мой взгляд, по меньшей мере, три.
   Он выставил вперед руку с растопыренными пальцами и начал по одному загибать их, считая причины.
   – Во-первых, – сказал он, загибая один палец, – я знаю, куда подевался ваш груз.
   Сергей Иванович насторожился и весь обратился в слух. Его собеседник, похоже, заметил это – во всяком случае, его улыбка сделалась еще шире.
   – Во-вторых, – сказал он, загибая следующий палец, – я тот человек, у которого есть шанс этот груз отбить. Вы согласны?
   – Вы похожи на такого человека, – сказал Сергей Иванович, – вот только я не пойму, о каком грузе идет речь.
   – У вас так много пропадает? – невозмутимо парировал Забродов. – Это непорядок. Этим непременно надо заняться!
   – Не учите меня жить, – огрызнулся Сергей Иванович, но тут же, спохватившись, сделал скучающее лицо. – Какова же третья причина?
   – Вы мой должник, – просто сказал Забродов. – Вы умный человек и должны понимать, что, имей я что-нибудь против вас, я пристрелил бы вас как собаку, едва завладев автоматом.
   – Вы что, всерьез полагаете, что соображение подобного рода в наше время хоть кем-то может быть принято в расчет? – насмешливо поднял брови Сергей Иванович.
   – Наше время – не эталон, – возразил Забродов, еще глубже съезжая в кресле и без спроса закуривая сигарету. – И потом, есть ведь еще и первые два аргумента, не считая того, что я могу убить вас прямо сейчас и преспокойно выпрыгнуть в окно.
   Надеюсь, последнее соображение звучит достаточно современно?
   Рука Сергея Ивановича незаметно скользнула к отвороту домашнего пиджака.
   – Ну-ну, – сказал Забродов. – Ведь все равно не успеете, так стоит ли волноваться?
   – Ладно, – переходя на привычный грубоватый тон, буркнул Сергей Иванович, – убедил. Чего ты хочешь?
   Илларион заметил смену тона и верно расценил ее как капитуляцию. Теперь следовало в срочном порядке ковать железо, пока впечатление от показательного выступления было еще свежо.
   – Честно говоря, – сказал он, небрежно стряхивая пепел с сигареты прямо на ковер, – я уже третий день ищу случая встретиться с кем-нибудь вроде вас. Чего я хочу? Если говорить в широком смысле, то того же, чего хотят все остальные, а именно – заработать большие деньги. Впрочем, вас я искал не для этого. Насколько я понимаю, на границе вы – фигура номер один.
   – Ну, есть еще начальник погранотряда… – начал Сергей Иванович.
   – Этот пьяница? – наугад подал реплику Илларион и понял, что попал в десятку, – левый уголок рта Старцева едва заметно вздернулся кверху. – Дело в том, – после паузы продолжал Илларион, – что меня ограбили до нитки какие-то бандиты в форме латышских таможенников. Ваш участковый.., э.., гм.., ну, вы понимаете. И потом, у меня сложилось совершенно определенное впечатление, что ограбили в ту ночь не только меня. А?
   Старцев сильно подался вперед. Ну конечно, черт возьми, что же еще! Чего проще – перешел границу, остановил машину.., ночью, да в лесу, не очень-то разберешь, в России ты, в Латвии или, скажем, в Тимбукту.., надо только знать время и приметы машины.., кто же настучал? Главное, риск минимальный, зато навар.., ах вы, суки!
   – Подробности, – вдруг охрипшим голосом потребовал он.
   Илларион принялся излагать подробности, почти не отступая от истины – на данном этапе сокрытия требовала лишь сделка, заключенная им с усатым участковым. По мере того, как он рассказывал, лицо его собеседника наливалось кровью. Он даже не заметил, как копошившийся в камине охранник встал, наконец, на ноги и с трудом, придерживаясь за стену и оставляя на светлых обоях длинный серый след, побрел в коридор, поматывая головой, как одолеваемая слепнями лошадь. Илларион проводил его насмешливым взглядом и продолжал:
   – Таким образом, – подвел он итог, – я не только не заработал здесь ни копейки, но и остался на бобах. Машина и ружье – сущие мелочи, а я не привык мелочиться, но, поверьте, это последнее, что у меня было. С этой машиной я прошел огонь и воду.., впрочем, вам это неинтересно. Скажу только, что немного обидно: какие-то сопляки в пуговицах, не способные двух слов связать по-русски, вытряхнули меня, можно сказать, из последних штанов, как последнего щенка.., да и вас, судя по всему, тоже.
   – Ну, меня-то, положим, не так просто вытряхнуть из последних штанов… – задумчиво сказал Старцев.
   – Все материальное преходяще, – быстро вставил Илларион.
   Сергею Ивановичу очень не понравился заключенный в последних словах намек, но он решил придержать свое недовольство при себе.
   – Егерь успел что-нибудь сказать? – спросил он.
   – Успел, – ответил Илларион. – Немного, правда, но зато по существу.
   – Что же?
   – Сколько? – вопросом на вопрос ответил Илларион.
   – Одна-а-ако, – протянул Старцев. – Да ты наглец, приятель. Так откуда ты, говоришь, к нам такой приехал?
   – Из Москвы, – ответил Илларион, давя окурок на ковре каблуком ботинка.
   Хозяин заметно вздрогнул.
   – Из Москвы?
   – Ага, – лениво подтвердил Илларион и совершенно лег в кресле. – Удобное кресло, – похвалил он.
   – Слушай, – сказал Старцев, крепко потерев щеки обеими руками, – давай начистоту. Ты от Тихаря?
   Илларион неопределенно пожал плечами – ситуация принимала непредвиденный и очень интересный оборот, из которого следовало выжать все, что возможно. На секунду в нем вспыхнуло раздражение: в конце концов, он приехал сюда просто отдохнуть, а вовсе не играть в казаки-разбойники.
   Потом он вспомнил крутые желваки на щеках усатого милиционера, сухой ломающийся голос учительницы Виктории, поджатые губы бабы Веры и мысленно махнул рукой: отдых все равно пропал, а кое-кого здесь давно следовало поставить на место.
   – Может быть, да, – медленно говорил он, разглядывая носок своего ботинка. Ботинок давно нуждался в чистке. – А может быть, и нет.
   – Ч-черт, – прошипел Старцев и, вскочив, несколько раз пробежался из угла в угол. – Да наплевать! Если ты от Говоркова, так ему и передай: Старцеву скрывать нечего и бояться некого.
   – По тебе этого не скажешь, – заметил Илларион, тоже переходя на «ты». – Ну, чего забегал?
   Говорят же тебе: я сам по себе. Так сколько будут стоить последние слова незабвенного Борисыча?
   – Пять процентов, – решительно сказал Старцев, плюхаясь обратно в кресло. – При условии, что ты сможешь вернуть товар.
   – Мало, – сказал Илларион.
   – А на что ты рассчитывал? Я сам работаю из процента. В этом деле столько людей, что я просто не знаю пока, где взять для тебя даже эти пять…
   – Но это не мои проблемы, – настаивал Илларион. – Мне нужны восемь процентов от выручки, моя машина, мое ружье и мой телефон.
   – А могила в лесу под елкой тебе не нужна? – вызверился Старцев, услыхав про восемь процентов.
   – А тебе? – спокойно спросил его Илларион. – Что ты своему Тихарю скажешь, балда? Ты думаешь, твои лизоблюды тебе товар обратно доставят?
   В общем, я пошел, а ты подумай. Только думай быстрее, пока ребята с той стороны не нашли, кому твой товар толкнуть.
   Сергей Иванович так громко скрипнул зубами, что Илларион насторожился и завертел головой, решив, что это открывается потайная дверь в стене.
   – Согласен, – сказал Сергей Иванович. – Но учти, залетный: пуле пальцы не сломаешь и челюсть не вывихнешь. В такое дело ввязываешься, что либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
   – А я другими делами и не занимаюсь, – совершенно искренне ответил Илларион. – Привык.
   – Ишь ты… Так что егерь-то сказал?
   – Борисыч? Что-то вроде того, что баба какая-то была с ними.
   – Ты ее видел?
   – Бабу? Как-то мне, знаешь, было не до баб. Мне в тот момент хватало мужиков.
   – А машины?
   – Две. Одна белая – «мазда», кажется, другая – темный «Москвич». Красный, вроде бы…
   – Вишневый, – поправил Старцев.
   – Может, и вишневый. Темно было.
   – Ирма. Точно, она. Вот тварь!
   – Насчет этого не знаю, не проверял.
   – Вот что, московский. Ирму надо будет убрать.
   Сделаешь – сможешь новую тачку купить, даже если старая пропадет.., даже если товар не вернешь, понял?
   – Что ж тут непонятного? Фотография есть?
   – Ты что, больной? Какие фотографии? Она же курьер.
   – Так что же мне теперь, всех баб на той стороне зачистить? Как она хоть выглядит-то?
   – Ну, шатенка… Красивая, сволочь. Ноги там и все прочее… В общем, кинозвезда.
   Илларион постарался ухмыльнуться как можно плотояднее.
   – Это хорошо, – сказал он.
   – Особенно не увлекайся, – предупредил его Старцев. – От нее чего угодно можно ждать. И вот что: жить будешь прямо тут, комнату тебе покажут.
   – Это еще зачем?
   – Во-первых, чтобы был все время под рукой…
   – А во-вторых?
   – А во-вторых, чтобы вокруг школы не шлялся! – рявкнул Старцев. – Все, у меня дела.
   Илларион вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Проходя мимо сидевшего в коридоре охранника, испуганно поджавшегося при его появлении, он улыбался.

Глава 7

   Горел блок-пост. На фоне пламени бестолково метались черные фигурки таможенников, пытаясь сбить пламя. Илларион поднял автомат и, старательно прицелившись, дал очередь поверх голов. Его старания увенчались полным успехом: черные фигурки перестали прыгать вокруг огня, как исполняющие ритуальный танец дикари, и одна за другой попрыгали в машину.
   – Мазила, – сказал Иллариону Сват, аккуратно наводя автомат на кабину белой «мазды». Сват был лучшим стрелком в группе Старцева и очень этим гордился.
   Илларион схватил Свата за вихрастый загривок и для профилактики сунул носом в прелые листья, на которых они лежали.
   – Дурак, – проникновенно сказал он, – еще раз дернешься без команды – удавлю. Нам попугать их надо. Попугать, а не замочить, ясно? Ясно, я спрашиваю?
   Сват быстро-быстро закивал, выплевывая землю и утирая рукавом физиономию. Крыша блок-поста обрушилась внутрь, взметнув в небо фонтан искр.
   Иллариону подумалось, что эту картину он видел сотни раз, и почти всегда, как и сегодня, рука его лежала на гладкой шейке автоматного приклада. Он взглянул на часы, вывернув запястье таким образом, чтобы оранжевый отсвет пожара освещал циферблат. До рассвета оставалось еще два часа с минутами. Белая «мазда» наконец завелась и, резко рванув с места, исчезла в темноте.