– Я, честно говоря, вообще не понимаю, о чем вы меня просите, – проговорил Илларион.
   Доберман уже потерял всю свою веселость, стоял невдалеке, осторожно поглядывая на незнакомца, жадно втягивая в себя воздух, запоминая его запах.
   "Да, – продолжал думать Забродов, – таких людей мне доводилось встречать в жизни десятками. Они в большинстве были честны, вернее, были уверены в том, что честность – лучшая манера поведения. Но для каждого из них существует свой порог, измеряемый деньгами, и сами они с удивлением для себя обнаруживают, что готовы продать самое святое. Его уже успели купить. Он умен, сообразителен и умеет добиваться результата”.
   – Вам готовы предложить денежную компенсацию, – тихо проговорил незнакомец.
   "Интересно он выражается – не “я готов, а вам готовы”.
   – Меня интересуют две вещи, причем, конкретные, – спокойно сказал Забродов. – Кто готов? За что? Незнакомец улыбнулся:
   – Вы еще не созрели для разговора.
   – Почему?
   – Вы не спросили “сколько”, а это самая существенная часть. Я вижу, вы человек честный, врать не привыкли, вернее, даже не умеете, и я не стану просить вас о невозможном.
   "Такой ласковый, что его прямо к ране прикладывать можно!” – усмехнулся про себя Забродов.
   – Вам никого не придется обманывать. Сказать не всю правду – не значит солгать, – продолжал незнакомец.
   – Кому я должен говорить?
   – Вас сегодня найдут, и вы поймете, о чем идет речь. Вы скажете, что не все помните, кое в чем не уверены. Вот и все, что от вас требуется.
   Говоривший запустил руку в карман и вытащил две пачки долларов.
   – Возьмите, это задаток. Еще столько же получите, когда я смогу убедиться, что вы поступили правильно.
   Забродов пожал плечами. Он хотел сейчас лишь одного – чтобы его оставили в покое. После разборок на авторынке он дал себе зарок не влезать в конфликты, которые его не касаются.
   – Я не привык брать деньги, которые не заработал.
   – Эта сумма вас ни к чему не обязывает, – мягко говорил доброжелатель, – это всего лишь знак того, что наш разговор состоялся.
   – Засунь их себе в задницу, – не меняя тона, произнес Забродов и посмотрел собеседнику прямо в глаза.
   Тот оставался так же невозмутим, как и прежде. Чувствовалось, что он печется не о себе, а выполняет чье-то поручение:
   – Я не хочу, чтобы у вас появились неприятности, но вы сами стремитесь к этому.
   – Ты мне угрожаешь?
   – Нет, предостерегаю. К нашему разговору, так или иначе, мы еще вернемся. Но могут произойти вещи, о которых вам придется пожалеть.
   – Иди ты на хрен! Я с бандитами в переговоры не вступаю, – Забродов негромко свистнул и хлопнул ладонью по ноге. Доберман тут же подбежал к хозяину. – Пошли, не о чем с ним говорить.
   – Я вас предупредил, – проговорил незнакомец в спину Забродову.
   Двое парней, увидев, что Илларион идет к ним, не спеша отошли в сторону, не по дорожке, а прямо по траве.
   "Может, стоит съездить ему по морде? – подумал Забродов, но тут же себе ответил. – Нет, пожалуй, он этого только и ждет”.
   Он еще с полчаса гулял по парку, никто ему больше не досаждал. Но интуиция подсказывала Забродову, что его в покое не оставят.
   Начальник охраны олигарха Антон дождался, пока Забродов покинет парк, и только тогда махнул рукой Сэму и Питу, топтавшимся возле кустов.
   – Он, – указал Антон рукой в спину удаляющемуся Забродову, – все понял, но ни с чем не согласился. Сэм хмыкнул и поинтересовался:
   – Его убрать?
   – Нельзя, – отвечал Антон, – пока еще он не дошел до этой ступени. Его нужно убедить. Пит тут же улыбнулся.
   – Хозяева иногда любят собак больше, чем собственных детей.
   Антон взглянул на часы.
   – Придется действовать. Скоро он вернется в квартиру, но его выманят из дома. Держи, – он отдал Сэму две пачки долларов и расклеенный почтовый конверт, в котором было что-то потолще обычного письма.
   – Понятно, – усмехнулся Сэм.
   – На все про все у вас полчаса.
   – Этого хватит с лихвой, – ответил охранник.
   И двое молодых людей из охраны олигарха Галкина неторопливо двинулись по тротуару, стараясь не терять из виду Забродова.
   – Чего он тебе дал? – спросил Пит.
   – То же, что и в прошлый раз.
   – В прошлый раз, – задумался Пит, – он, по-моему, давал патроны.
   – Не все ли тебе равно? – ответил напарник.
   Забродов, как только вошел во двор, сразу же увидел чужую машину с милицейским номером. Двор был спокойным, милиция здесь появлялась редко. За рулем сидел молодой человек лет двадцати пяти, которого, казалось, совсем не интересует то, что происходит вокруг. Он читал, устроив папку с бумагами на руле.
   Когда Илларион уже зашел в подъезд и чуть повернулся, чтобы прикрыть дверь, то поймал в зеркальце заднего вида машины пристальный взгляд молодого мужчины.
   "Или я стал слишком подозрительным, – подумал Забродов, – или они все сошли с ума”.
   Пес так же радостно, как и час тому назад сбегал с лестницы, теперь мчался наверх.
   – Наглое ты животное, – бормотал Забродов, – считаешь, что я тоже должен мчаться вприпрыжку, если тебе этого хочется? Вот уж, не получится!
   Дверь на третьем этаже была открыта. Полковник-пенсионер стоял на площадке в домашних тапочках, в старом трико и начищал латунную табличку на двери квартиры. Выглядела она достаточно старомодно, словно пришла еще из тридцатых-сороковых годов. Но на самом деле, табличке было десять лет от роду, ее подарили полковнику сослуживцы, когда тот уходил на пенсию.
   Фамилию, имя и отчество гравер исполнил по кальке, нарисованной штабным писарем, с завитками, петельками и прочими каллиграфическими излишествами. Тогда полковник, особо не подумав, в радостном угаре привинтил табличку на дверь, чтобы порадовать друзей, и теперь ему приходилось раз в месяц начищать ее до зеркального блеска, отвинчивать рука не поднималась. Любопытный доберман просочился между полковником и дверным косяком в квартиру, сделал круг по гостиной и негромко тявкнул.
   – Пошел вон! – закричал полковник и попытался топнуть. Но мягкий тапок погасил звук. – Что вы себе позволяете! – набросился сосед на Забродова. – Мало того, что пса завели, не спросившись, так еще и без поводка его водите!
   – Извините, он квартиру перепутал, – Забродов, сжав кулак, погрозил псу. Тот, даже не устыдившись, гордо прошествовал назад на площадку, не преминув потереться о полковничью ногу.
   – У меня аллергия от шерсти, – сосед был настроен на скандал.
   Но Забродов умел выпутываться из всяких ситуаций. Он улыбнулся соседу:
   – Извините, всякое случается. Больше не повторится.
   – Псы поганые! Собаки, кобели, суки… – бурчал полковник, натирая табличку суконной тряпкой, смазанной полировочной пастой.
   – Еще одна такая выходка, – прошептал Забродов, обращаясь к доберману, – и я заставлю тебя заниматься арабским языком.
   Он впустил пса в квартиру. Сам зашел следом. Илларион лишь успел помыть руки, как раздался звонок в дверь.
   "Неужели сосед пришел ругаться?” – с тоской подумал он.
   Любого незнакомца Илларион готов был спустить с лестницы, но соседи – категория особая, с ними ссориться не приходится, даже если очень хочется, приходится терпеть. Забродов отворил дверь, приготовив на лице сочувствующую гримасу. Но произошло то, что случалось крайне редко: Илларион ошибся. Перед ним стоял тот самый молодой человек, который сидел в “опеле” с милицейским номером.
   – Здравствуйте, – казенно проговорил гость.
   – Да, – во взгляде Забродова не было даже намека на радость.
   – Извините, я – следователь, – молодой человек распахнул удостоверение и довольно быстро, с громким щелчком сомкнул твердую картонную обложку, – веду дело о происшествии на шоссе, ведущем в Шереметьево.
   – Да…
   – Разрешите войти?
   Илларион, немного поколебавшись, пропустил гостя.
   – Обувь не снимайте, – бросил он, заметив, что следователь раздумывает, не сбросить ли ботинки. Квартира сияла чистотой. – Проходите в гостиную, – Илларион еще находился под впечатлением беседы с неизвестным в парке.
   Если бы он знал, с кем ему пришлось говорить, то сразу бы увязал теперешний визит с предыдущим разговором в парке.
   Пока же он только подумал:
   "Такая оперативность подозрительна”.
   – Садитесь, – Забродов сел напротив следователя и приготовился слушать. Он использовал один из своих любимых приемов – лучше поменьше говорить самому, и тогда собеседнику приходиться выкладывать больше, чем тому хотелось бы. – Да, я слушаю.
   – Вы были свидетелем дорожно-транспортного происшествия на шоссе вчера?
   – Да.
   – Хотя свидетелем вас можно назвать только условно. Ведь самого момента наезда вы не видели? Забродов кивнул:
   – Какие-нибудь проблемы?
   – Вы даже не поверите, какие странные вещи иногда случаются! – всплеснул руками следователь. – Мой коллега ночью не правильно оформил ваши показания, а наша работа не терпит неточностей. Вот и получается, что придется оформлять ваши показания снова.
   – По-моему, все было в порядке.
   – Мне тоже так показалось, но он перепутал дату, поспешил поставить завтрашнее число. Еще не было двенадцати ночи. Да вы сами понимаете. К току же существует несколько неточностей.
   – Каких именно?
   – Чисто профессиональные тонкости, – улыбнулся следователь, – и, к сожалению, их можно соблюсти только в управлении. Дело на особом контроле в прокуратуре, и лучше, если мы сделаем все официально. Я передаю вам повестку. Я вас завезу к себе на службу и привезу обратно.
   Было чему удивляться. Обычно следователи любезностью не отличаются, и о том, чтобы возить свидетелей на своей машине речи не идет.
   – Еще мы проведем опознание. Ведь вы указывали, что видели мужчину, сидевшего за рулем джипа?
   – Да. Чувствую, мне придется поехать с вами.
   – Спасибо, вы мне очень поможете.
   Забродову не нравилась суетливость следователя, слащавость в его словах. Любезности звучали одинаково неприятно как от него, так и от незнакомца в парке. Оба этих человека были слеплены будто бы из одного теста.
   Забродов захлопнул дверь и вместе со следователем спустился во двор.
   – Это не займет много времени. Несколько формальностей, и вы снова дома.
   – Я вас не тороплю. Машина выехала за ворота.

Глава 11

   Сэм и Пит сидели за столиком в кафе возле самого окна.
   – Уехали и мент и Забродов, – Сэм глотком допил кофе и забросил в рот оставшуюся половину бутерброда.
   – Вот так всегда, – недовольно бросил Пит, – толком поесть не дадут.
   – Ты уже обедал.
   Мужчины торопливо встали из-за стола и направились в арку. Сэм про себя отметил, что во дворе никого нет, если не считать котенка, сидящего у колеса “лэндровера”.
   – Это его машина? – почти не шевеля губами, спросил Пит.
   – Да.
   – Стильный мужик, – охранники обменялись этими фразами на ходу Сэм даже не попытался отгадать код замка, вытащил из кармана пластиковую карточку и сунул ее в щель между половинками двери. Карточка отодвинула ригель замка, и мужчины прошли в подъезд.
   – Ловко ты управился, – прошептал Пит, – мне такая конструкция попадается впервые.
   – Мне тоже, – ухмыльнулся Сэм.
   – Шикарный дом, – тихо говорил Пит, – я бы сам не отказался жить здесь.
   – Рылом не вышел, – огрызнулся Сэм.
   – Кто он – этот мужик, к которому мы идем, если квартирку в таком доме имеет?
   – Понятия не имею, но с виду мужик тертый.
   – Староват для супермена, – заметил Пит. Охранники, не сговариваясь, улыбнулись, увидев ярко начищенную табличку на двери отставного полковника.
   – Не хрен людям делать!
   – Чтобы по несколько раз взбираться на такую высоту, надо железное здоровье иметь, – сказал Сэм, разглядывая уже дверь в квартиру Забродова.
   Пит присел на корточки и стал изучать ключевую щель замка.
   – Эту дверь твоей карточкой не откроешь, тут трехсторонний ригель.
   И тут за дверью послышались звуки. Пит слегка от прянул от двери, а Сэм инстинктивно запустил руку под куртку, сжал рукоять пистолета.
   – Нам сказали, что он живет один, – прошептал Пит. – Собака, – беззвучно напомнил Сэм.
   И точно, за дверью послышалось царапанье когтей по двери, а затем недовольное урчание.
   – Не обращай внимания, – проговорил Сэм. Пит, успокоившись, что за дверью не человек, достал из кармана футляр с отмычками, напоминающий готовальню профессионального чертежника. В ней имелось пять приспособлений по типу замков. Тонкая пластинка скользнула в щель для ключа. Пит стал подводить стержень за стержнем, прислушиваясь к щелчкам. Доберман, почувствовав, что кто-то ковыряется в замке, громко залаял, зло и грозно.
   – Твою мать, – выругался Сэм, – и пасть ему не заткнешь!
   Пару раз Пит ошибся, нервничал. Пес ощутимо ударял лапами в дверь, и тонкая работа не ладилась. Лай добермана гулким эхом носился в подъезде. Двумя этажами ниже открылась дверь. Сэм присел, чтобы его не было видно снизу.
   – Собаку завели, так следите за ней! – крикнул отставной полковник в лестничный пролет.
   Прислушался, возымел ли действие его крик. Пес продолжал лаять.
   – Покоя нету! – вновь раздался крик, и дверь с силой захлопнулась.
   – Кажется, нам повезло, – проговорил Пит, – дверь он закрыл всего на один замок.
   – Зачем закрывать на два, – усмехнулся Сэм, – если уходишь ненадолго?
   Пит осторожно провернул сердцевину замка. В глубине двери что-то щелкнуло, и стальное полотно чуть заметно дрогнуло. Доберман надрывался от лая.
   – Осталось повернуть ручку, – хитро улыбнувшись, сказал Пит и отступил в сторону, предоставляя сделать это Сэму.
   – Пса боишься?
   – А ты, можно подумать, нет?
   И тут случилось то, к чему не были готовы ни Сэм, ни Пит. Смышленый доберман ударил лапой по ручке двери, и та открылась. Пес выскочил на площадку. Трусливые собаки сперва пугают противника, принимают стойку, рычат, скалят зубы, а смелые бросаются тут же, без предупреждения.
   Доберман моментально вцепился зубами в лодыжку Питу, хоть тот и стоял подальше. Пит беззвучно взвыл и ударил пса кулаком в голову. Сэм попятился к перилам. Доберман все сильнее сжимал челюсти. Сэм вытащил пистолет и принялся лихорадочно наворачивать на него глушитель.
   – Быстрее же! – хрипел Пит. – Он мне ногу отгрызет!
   Доберман, увидев нацеленное на него оружие, отпустил Пита и готов был уже прыгнуть, чтобы вцепиться Сэму в горло, но тут прозвучал тихий, как хлопок ладонями, выстрел. Пуля вошла собаке в череп. Доберман дернулся, обмяк и завалился на бок. Дым тонкой струйкой стекал из массивного глушителя.
   Пит шепотом ругался матом, пытаясь закрутить кровоточащую лодыжку большим носовым платком.
   – Скорее! – прошептал Сэм и, ухватив еще дергающегося пса за задние лапы, заволок его в квартиру, втолкнул туда Пита и захлопнул дверь. – Сухожилия не порвал?
   Пит осторожно шевелил ступней, морщился от боли.
   – Нет, сухожилия целы и кость тоже. Кожу порвал, урод! – и он пнул ботинком неподвижно лежавшего на паркете добермана.
   Заковылял по коридору, пытаясь понять, где здесь ванная. Рванул на себя дверь, схватил белое махровое полотенце и туго закрутил им ногу. Одернул окровавленную изодранную штанину.
   – Теперь ты в порядке?
   – Более-менее, – огрызнулся Пит, протирая ручку двери ванной, за которую только что брался голой рукой.
   Сэм надел белые нитяные перчатки, прошел в гостиную. Бросил на журнальный стол возле телефонного аппарата две пачки долларов. Вернулся в коридор. Взгляд его скользил по корешкам книг.
   Наконец, недобрая ухмылка заиграла на его губах. Верхнюю полку под самым потолком занимали подшивки толстых журналов, собранные по годам. Сразу было видно, что хозяин не часто вспоминает о них.
   – Придержи стремянку, – Сэм вскарабкался по самодельной деревянной стремянке под самый потолок и двумя руками аккуратно вытащил подшивку журналов, стараясь не изодрать пересохшие, пожелтевшие обложки.
   Прежде, чем поставить полученный от Антона распечатанный почтовый конверт на полку, он заглянул вовнутрь, чтобы убедиться, на месте ли содержимое. Небольшой запаянный пластиковый пакетик с белым порошком оказался на месте. Конверт стал к самой стенке, подшивка журналов закрыла его. Сэм подравнял журналы.
   – Скорее, у меня уже нога немеет! – предупредил Пит.
   – Порядок, – Сэм быстро спустился и сам поставил стремянку в угол, точно так же, как она стояла раньше. – Уходим!
   – Невезуха у меня сегодня.
   – Посмотри внимательнее, нет ли на паркете твоей крови.
   Пит перешагнул через лежащего пса.
   – Ерунда, у собак и у людей кровь одного цвета! Мужчины вышли на площадку. Пит тронул Сэма за локоть:
   – Ты не забыл?
   – Что?
   – Гильзу подобрать.
   У Сэма холодок прошелся внутри, никогда раньше о таких вещах он не забывал. Теперь же проклятый пес выбил его из колеи.
   Пит сидел на корточках и вытирал с метлахской плитки бумажной салфеткой капли своей крови.
   – Куда же она закатилась? – Сэм шепотом матерился, ползая по площадке.
   – Здесь должна быть. Если бы ее в пролет бросило, мы бы звон услышали.
   Наконец, Сэм отыскал гильзу возле керамического плинтуса, бросил ее в карман. Пит ступал тяжело, опираясь правой рукой на перила. Проходя мимо двери с сияющей латунной табличкой, охранники слышали, как все еще ругается отставной полковник.
   – Что бы ты сдох! – кричал он в адрес добермана, даже не подозревая, как близки его слова к правде.
   Оказавшись на улице, Пит, превозмогая боль, пошел ровно.
   – По-моему, ты даже слишком стараешься, – прошептал Сэм.
   – Как это?
   – Припадаешь на здоровую ногу.
   – Шутки у тебя дурацкие!
   Оказавшись в арке, Пит тихо застонал и обернулся. Смерил взглядом “лэндровер”, стоявший во дворе.
   – По-моему, теперь он поймет, – сказал Сэм.
   – У меня такое чувство, что нам еще придется сюда вернуться, – ответил Пит.
   Свое обещание следователь не сдержал. Хоть он и божился, что завезет Забродова к самому дому, но в последний момент извинился, сославшись на срочные дела. Илларион особо и не стремился оставаться с ним в одной компании. Разговор получился тягостный и не совсем предметный.
   Илларион почувствовал, что следователь все время ходит вокруг да около, не говоря ничего толкового. Люди в парке хотя бы предлагали деньги, с теми было ясно. Следователь же постоянно намекал на какие-то обстоятельства, которые надо прояснить, уточнить – ссылался на то, что дело было вечером, разглядеть человека в машине Забродову было довольно проблематично, а тем более, его опознать, и что любой мало-мальски опытный адвокат разобьет эту теорию в пух и прах, и предъявить веские объяснения будет чрезвычайно трудно.
   Забродов же избрал прямую линию поведения, он уже в который раз повторил с мрачной улыбкой:
   – Все, что знал, я уже сказал. Зрительная память у меня отличная, за каждое свое слово я отвечаю. И мне, поверьте, не больше, чем вам, хочется засудить невиновного человека.
   – Но вы еще подумайте. Мы и других свидетелей опрашиваем, в общем, работаем. Вы надолго из города не исчезайте.
   – Я и не собираюсь. Могу дать, если хотите, подписку.
   – Нет, нет, что вы, это ни к чему! Я даже не уверен, понадобятся ли ваши показания, ведь есть и другие, более важные свидетели.
   – Вы хотели сказать, более надежные? – вновь мрачно усмехнулся Забродов.
   – Можно сказать и так, – констатировал следователь.
   По его лицу и по поведению Иллариону было понятно, следователь будет рад, если Забродов вообще исчезнет и растворится, как дымок от сигареты.
   Иллариону Забродову после беседы со следователем, которую и допросом назвать было нельзя, довелось возвращаться домой пешком.
   Инструктор в который раз поймал себя на том, что отвык ходить по городу пешком. А в самостоятельном передвижении есть своя прелесть. Можно зайти в любой магазин, в любое кафе, можно остановиться, проводить взглядом симпатичную девушку, посмотреть на двух любопытных старух, кормящих голубей черствым батоном, и даже подать милостыню неизвестно откуда появившемуся на дороге попрошайке.
   Забродов прекрасно понимал, что это цыган, а не кавказский беженец, чей дом сожжен бандитами или федералами, цыган об этом тактично старался не говорить, но все равно Забродов дал ему монету, положив на грязную ладонь с черными ногтями.
   "Я ему дал не потому, что он беженец, а потому, что он неплохой актер, умеющий себя подать”, – нашел он оправдание своему поступку.
   Улицы выглядели на удивление чистыми и ухоженными. Забродов поймал себя на мысли, что витрины оформляются по-новому чаще, чем он переставляет мебель в своей квартире. Там, где когда-то был гастроном, почему-то появляется кафе, а где маленький книжный магазин – теперь бар. Табачный киоск вдруг начал торговать алкогольными напитками, а вино-водочный магазин превратился в уютный ресторанчик.
   Наконец, появилась знакомая арка с двумя майоликовыми амурами.
   Забродов взглянул на окна своей квартиры:
   "Интересно, услышал бы меня пес, если бы я свистнул? "
   Илларион специально для этого перешел на другую сторону улицы, и, лихо заложив два пальца в рот, издал пронзительный свист. От него шарахнулись прохожие.
   Забродов извинился:
   – Пса зову, – объяснил он насмерть перепуганному пенсионеру с длинным зонтиком, снабженным бамбуковой ручкой.
   – Какого еще пса? – пожал плечами дедушка и, постукивая зонтиком по асфальту, быстро засеменил прочь.
   "Скорее всего, не слышит. А может, спит? Залег в мое кресло, положил голову на лапы, а когда услышит меня на лестнице, тут же переберется на коврик. Но меня он не проведет, приду и сразу проверю. Положу ладонь – если кресло теплое и на нем есть мелкая шерсть, значит, лежал. Наказывать не стану, он и так все поймет”.
   "Лэндровер” стоял во дворе на своем законном месте.
   У подъезда в спортивных штанах с почти генеральскими лампасами, с сигаретой в углу рта топтался отставной полковник, нервно матерясь, и время от времени топая ногой в изношенном шлепанце.
   – Добрый день! – поприветствовал соседа с третьего этажа Илларион.
   – Какой он на хрен добрый! Опять замок сломался! Забродов не стал разочаровывать соседа:
   – Неужели?
   – Черт бы их всех подрал!
   – Иногда он сам налаживается. Вот видите? – Илларион вытащил свой электронный ключ.
   В недрах металлического дверного полотна что-то прожужжало, а затем хрустнуло. Илларион потянул за ручку, дверь открылась.
   – Попробуйте еще разок.
   На этот раз Илларион воспользовался кодом, и опять дверь покорилась.
   – Как вы это делаете?
   – Все очень просто.
   – Пес ваш, кстати, лаял, разбудил меня. Да так громко, словно на него кто-то напал.
   – Серьезно?
   – Да-да, – сказал сосед, разглядывая цифры кодового замка.
   – Что-то здесь не так. Может, кот под дверью ходил, на чердак пробирался?
   Илларион быстро поднялся наверх. Уже на втором этаже в душе появились смутные подозрения. Когда же он поднялся на четвертый и не услышал лай своего добермана, то убедился в своих предположениях.
   «Что-то стряслось!»
   Он остановился перед дверью. Затем присел на корточки и увидел царапины на цилиндре замка. Одна царапина поблескивала. И тут, втянув воздух, он уловил еле различимый, но до боли знакомый запах сожженного пороха.
   Забродов весь подобрался, бесшумно извлек из кармана ключи. Резко открыл дверь, прижался к стене. Его пес с простреленной головой лежал в луже темной крови почти у самого порога. Илларион опять втянул воздух. В квартире порохом не пахло.
   «Значит, стреляли с площадки!»
   Было ясно, пес мертв. Илларион осмотрел площадку, гильзы нигде не было. Затем аккуратно переступил порог, боясь вступить в темную загустевшую кровь, аккуратно прикрыл дверь. На журнальном столике лежали две пачки долларов, перетянутые цветной резинкой, те самые, которые ему предлагали в парке.
   "Уроды!” – подумал Забродов.
   И тут телефон ожил.
   – Ну, как тебе? – даже не дождавшись вопроса, осведомился звонивший.
   Телефон, конечно, слегка искажал голос, но эту интонацию Забродов запомнил хорошо – так говорил незнакомец в парке, стоя с ним на аллейке. Илларион вспомнил его взгляд, брошенный на добермана.
   – Я же говорил тебе, согласиться все равно придется, и лучше сделать это раньше, меньше будет жертв. Деньги ты уже взял, – голос звучал насмешливо.
   – Эти деньги я засуну-таки тебе в задницу, – абсолютно спокойно произнес Илларион, понимая, что нельзя сейчас нервничать, что нервозность – признак слабости. Боятся уверенных в себе и невозмутимых людей.
   – Тебе не жаль пса?
   – Мне его жаль в тысячу раз больше, чем таких уродов, как ты! Запомни это, мы с тобой еще встретимся.
   – Лучше тебе со мной не встречаться, – так же спокойно, как Забродов, произнес незнакомец. – Я тебе все объяснил, ты знаешь, что делать. И если будешь артачиться, не послушаешься умных людей, то жди новых неприятностей. Тебя самого пока еще не трогали. А если ты так любишь животных, то заведи себе другого пса, этих денег тебе хватит с лихвой.