Наверняка, под палубой была парочка уютных кают-кабинетиков. За круглыми бортовыми иллюминаторами виднелись бордовые занавески, шитые золотом.
"Выглядят они чрезвычайно развратно”, – решил Глеб.
С палубы в трюм вела крутая лестница, устланная ковром, слишком шикарным для того, чтобы им пользовались только члены команды.
"Называть теплоход именем любовницы, – подумал Глеб, – то же самое, что выколоть на груди “Таня я тебя не забуду”.
Сиверов вышел из-за дерева и неторопливо двинулся к причалу. Он шел, дымя сигареткой, словно не замечал дощатой будки, в которой расположился охранник. Так спохватился, лишь когда услышал звуки шагов по гулким доскам настила.
– Эй, мужик! – крикнул охранник. – Дальше идти нельзя. Видишь белую линию? До нее – можно, а за нее – нет.
– Почему?
– За ней начинается частная собственность, – гордо заявил охранник.
– Ты, что ли, владелец? – рассмеялся Сиверов.
Охранник наконец удосужился выбраться из своей будки.
– Может и я, тебе-то какая разница?
– Никакой. Корабль красивый, – добавил Глеб, став так, что носки его ботинок оказались вровень с белой линией. – Сколько стоит?
– Что стоит? – не понял охранник.
– Покататься на кораблике с барышней.
– Это раньше ты на нем за тридцать копеек покатался бы, теперь это удовольствие не для всех.
– Зря. Мужик, времена меняются. Сегодня на нем один человек катается, завтра – другой.
– Не понял.
– Частная собственность имеет свойство из рук в руки переходить.
– А…
Глеб медленно повернулся и пошел к берегу. Охранник какое-то время растерянно смотрел ему в спину. Сиверов не вызвал у него абсолютно никаких подозрений. “Заинтересовался мужик кораблем. В самом деле, игрушка стоящая, дорогая только, не в смысле купить, а в смысле содержать. Не каждому по карману”.
– Юшкевич точно будет? – переспросил у генерала Глеб Сиверов.
Именно эта фамилия интересовала его больше всего.
– Судя по количеству стульев, которые привезли на теплоход, компания ожидается довольно большая.
– Поточнее нельзя?
– Нет, Глеб Петрович. Чувствую, будут гости, которых мы с тобой не ждали.
– Кто охраняет мероприятие?
– Наверное, Прохоров, – неопределенно сказал Потапчук.
Ему и самому мало было известно о том, что готовится на теплоходе, но то, что это не простое празднование юбилея одного из филиалов, не вызывало сомнений. Сиверову, ясное дело, хотелось знать больше, но он понимал: Потапчуку приходится действовать неофициально. За каждое лишнее движение с него могут снять голову. Это же не шутка – устроить слежку за одним из первых лиц президентской администрации.
– Я постараюсь, – сказал Глеб.
Сиверов на этот раз домой не возвращался. Все, что нужно, имелось в мансарде. Ему не хотелось вновь переживать разговор с Быстрицкой, поскольку предыдущий надолго выбил его из колеи. Сиверов, как и все мужчины, не любил чувствовать себя виноватым.
Уже смеркалось, когда Глеб поставил машину на стоянку. Одет он был в рыбацкий комбинезон; удочки и спортивная сумка лежали в багажнике. Он взглянул на часы. Теплоход должен был отчалить от причала в Коломенском через час.
Гулять будут всю ночь и за городом. На берег не сойдут, иначе зачем тогда столы и стулья. К чему избегать комфорта, когда на судне все приготовлено по высшему разряду.
Прохожих было мало. Сиверов медленно прошел по мосту, облокотился на поручни, долго смотрел вниз в черную воду. Затем извлек из спортивной сумки маленький бинокль и, облокотясь на перила, приложил его к глазам, навел на сияющий огнями теплоход.
Он видел, как к набережной подруливают одна за другой машины. По номерам Сиверов определил, какая машина какому ведомству принадлежит. Половина приглашенных гостей были государственными чиновниками. Было несколько “Вольво” из государственной думы – с мигалками и прочей хренью, до которой так падки депутаты. Один автомобиль принадлежал Совету безопасности. Кто именно на нем приехал, Глеб, как ни старался, рассмотреть не смог – это был человек в черном костюме с невыразительным лицом. Охранники опекали его так плотно, словно закрывали телами от выстрела снайперской винтовки.
"Хорошо работает охрана. У Совбеза всегда были профессионалы, и сейчас там работают на совесть. Ничего, на каждую хитрую задницу есть свое средство. Я вас полечу немного”.
Глеба удивляло то, что чуть ли не с каждым мужчиной была дама. Обычно, когда идут деловые переговоры, дам намного меньше. Здесь же явно намеревались под прикрытием торжества решить какие-то свои делишки, а может быть, дела.
– Ну вот и все, – пробормотал Глеб, когда стоянка перед причалом опустела и охранники пробежали по набережной, а затем подняли мостик со свежепокрашенными перилами.
И тут произошло что-то странное, нарушившее плавное течение жизни. К набережной на большой скорости подлетела белая “Волга”. Номера были частные.
– Кто же это, большие люди на “Волгах” теперь не ездят, если не считать любителя отечественного автомобилестроения – московского мэра. Но эта машина явно ему не принадлежит. Машина без мигалки, без антенн. Самая обычная, старая.
Из машины несколько раз просигналили. Охрана засуетилась. Мостик медленно опустили назад. Сам Данилов вышел встретить гостя. Приехавший повернулся в профиль как раз в тот момент, когда пожимал Данилову руку.
"Ба! Вот это уже любопытно, – изумился Глеб, – сам полковник Кривошеев прибыл на тусовку. Официально его, насколько мне известно, никто не приглашал. Но вполне возможно, что он – самый главный гость, а главных не приглашают, они приходят сами, если сочтут свой визит нужным”.
Если бы опоздал простой депутатик или даже лидер фракции, мостик вряд ли опустили бы. Пароход бы медленно отплыл, поморгав огоньками опоздавшему пассажиру, и уплыл, растаяв в ночной мгле. Дамы, опершись на перила палубы, послали бы несколько воздушных поцелуев, помахали бы невезунчику рукой. Сейчас же все произошло иначе. Теплоход развернулся, вода у бортов забурлила, огоньки, как показалось Сиверову, засверкали ярче, и корабль поплыл к мосту.
Со стороны Глеб напоминал обыкновенного зеваку-рыбака, у которого не заладилась рыбалка, а домой возвращаться не хочется. Вот он и застрял на мосту, любуясь на реку и раздумывая, куда бы податься. Может, пойти в гаражи и с мужиками выпить, а может, еще постоять, покурить, стряхивая пепел в реку, а затем, швырнув вниз окурок, посмотреть, как рубиновая точка, быстро уменьшаясь, исчезнет в черной воде.
Пароход медленно приближался. Сиверов уже слышал музыку, летящую над гладью реки, – Пора, – пробормотал он, перелезая через перила и пристегивая к ремню карабин.
Веревку он держал в руках, свободный конец был привязан к тумбе ограждений.
– Ну же, ну… – шептал Сиверов, медленно в уме ведя обратный отсчет, – ..десять, девять…
Он лег, чтобы его никто не увидел с парохода. Никто на мост и не смотрел. Все были слишком поглощены началом торжества. И охрана – вся, что была на теплоходе, – была уверена, что никто чужой на борт не проник и они могут расслабиться до тех пор, пока гости не примут лишнее и не начнут выяснять, кто из них важнее, не начнут высказывать, как с трибуны, свои политические взгляды, понося на чем свет оппонента. Тогда возможна и небольшая потасовка. К счастью, Жириновского не было, значит, все пройдет относительно тихо. Во всяком случае, за борт никого не сбросят.
Гости разбирали бокалы с шампанским. Фуршет уже начался. Небольшой оркестр вовсю наяривал “Подмосковные вечера”. Теплоход заходил под мост.
– С Богом, – сказал Глеб, ногами отталкиваясь от парапета.
Веревка качнулась, и Сиверов, как опытный альпинист, заскользил вниз. Все произошло именно так, как он рассчитывал, с точностью до сантиметра. Глеб опустился в метре от рубки, мгновенно отстегнул карабин и, натянув веревку, дал свободному концу выскочить, затем бросил ее в реку. Веревка исчезла в бурлящем потоке.
Секунд десять Сиверов сидел на корточках, прислушиваясь к разговору двух охранников. Они стояли у борта и курили. Глеб видел их затылки. У каждого имелись наушник и выносной микрофон.
Говорили охранники, как обычно, не о работе, а о бабах. О чем еще может мечтать здоровый мужик, которому сегодня нельзя выпить ни грамма спиртного, нельзя ни с кем даже потанцевать? Можно лишь пожирать дам глазами, вдыхать аромат дорогих сигарет да сглатывать слюни, глядя на разнообразные закуски.
– Ты видел ту бабу?
– Которую?
– Она с депутатом-либералом приехала. Ты видел, какая на ней блузка?
– Видел, – облизнувшись, со вздохом произнес второй охранник, – дырчатая вся, словно сеть рыболовная, а под сетью – ничегошеньки нет.
– Соски, как каменные, сквозь дырки в крупной вязке наружу торчат. Она бы еще кольца в них всунула, как в уши. И специально, сука, перла прямо на меня, чтобы грудью меня коснуться.
– Можно подумать, ты отскочил.
– Отскочил, работу терять не хочется. В другое время и в другом месте я бы на депутата хрен забил, я бы его бабенку оприходовал, как нечего делать.
– Денег у тебя не хватит, – философски заметил второй охранник.
– Ей, ты знаешь, на деньги уже, наверное, смотреть не хочется. Они у нее из задницы пачками торчат. Ей что надо? Ей мужик нужен хороший, а не депутат старый, потрепанный.
– Думаю, что и мужиков у нее хватает. Улучив момент, Сиверов бесшумно спрыгнул на палубу, прокрался у надстройки прямо за спиной охранников. Те даже не пошевелились, занятые обсуждением очередной дамы, прибывшей в слишком короткой на их взгляд юбке. Их крепкие затылки напомнили Сиверову два булыжника у обочины дороги. “Придурки”, – подумал он, быстро сбегая по металлической лесенке вниз, туда, где располагались каюты. Открыл первую попавшуюся дверь. В узком коридоре появился охранник, который не успел рассмотреть Сиверова, быстро проскользнувшего в каюту.
На этот раз Глебу повезло. Каюта была пуста. Две кровати аккуратно застелены. На столике ваза с цветами. Глеб закрыл за собой дверь, быстро снял комбинезон и остался в костюме при галстуке.
Охранник остановился у двери, негромко, но настойчиво постучал.
– Что надо? – буркнул из-за двери Сиверов.
– Это охрана.
– Ну и что из того, что ты охрана, а я депутат. В туалет сходить не дают…
– Извините, – произнес охранник, скривив рот, и остался ждать.
Глеб с облегчением вздохнул. Естественно, он был готов к тому, что охранник попытается войти. Тогда с ним пришлось бы разобраться другим способом, более простым и надежным. Разобравшись, пришлось бы засунуть его под кровать, туда, куда обычно складывают чемоданы и где сейчас лежит его комбинезон.
Немного постояв у зеркала, Сиверов причесался, поправил узел галстука и осмотрел себя.
– Мужчина хоть куда. В таком виде можно и в ЗАГС явиться, сразу за жениха примут.
Он вытащил из вазы, стоявшей на столике в каюте, букет цветов, дорогой, стоивший никак не меньше двадцати баксов. Небрежно и элегантно стряхнул со стеблей воду, потом промакнул их салфеткой, сунул в рот сигарету, зажигать ее не стал, и появился в коридоре этаким хлыщом. На лацкане пиджака поблескивал депутатский значок.
Охранник даже хмыкнул. Никогда ему не приходилось видеть таких молодцеватых и элегантных депутатов.
– Земляк, огонька не подбросишь? Сиверов остановился, с торчащей в губах сигаретой подался вперед, словно хотел ею прикоснуться к кончику носа охранника. Тот отшатнулся, растерялся и почему-то схватился за кобуру.
– Не шали, земляк.
– Извините, привычка.
– Понятно… Из какого подразделения будешь, что прошел? – заметив шрам у левого уха охранника, осведомился Сиверов.
Тот что-то пробурчал про седьмое управление и наконец щелкнул бензиновой зажигалкой. Глеб прикурил и умудрился задуть огонек, не вынимая сигареты изо рта.
– Спасибо, браток, – он фамильярно хлопнул охранника по плечу и удалился, обдав его запахом дорогого одеколона.
– Везет же некоторым, – пробурчал охранник, – и здоровье у него есть, бабок, наверное, немерено и должность не маленькая. А я за свои три сотни горбатиться должен как проклятый. Сейчас напьется как свинья, начнет посуду крошить, бабу снимет, какую пожелает, может в каюте наблевать, и ничего ему не сделаешь. Вытрут, уберут, обмоют, еще и извиняться примутся, в глаза заглядывая. Вот это счастье, вот это жизнь!
Сиверов смешался с толпой и выглядел среди разодетых мужчин и элегантных дам абсолютно своим. Вдобавок разноцветные лампочки подсветки, громкая музыка, хохот и выкрики изменяли людей до неузнаваемости. Со вторым бокалом шампанского исчезла чопорность, узлы галстуков расслабились, пиджаки расстегнулись. Все вели себя раскованно.
Сиверов сразу понял, что будет лучше, если он депутатский значок снимет, спрячет в карман. Депутатов на палубе хватало. А эти своих знают, как волк знает всех из своей стаи. Чиновники принимали его здесь за бизнесмена, бизнесмены – за чиновника, а депутаты вообще ни за кого Сиверова не принимали. Ходит себе мужчина и пусть ходит, не шумит, не орет, ни к кому не цепляется. Раз пустили на теплоход, значит, свой в доску. Лишних людей здесь не держат.
Глеб старался не спускать глаз с Данилова и Ленского. Те держались вместе, словно приросли друг к другу, как сиамские близнецы. И немудрено – где медь, там и никель, где никель, там и медь.
Кривошеев держался поодаль. Он не привык к подобным тусовкам. Он не пил, лишь держал в руках бокал, полный шампанского.
"Значит, будут говорить о деле, – подумал Глеб. – О делах всегда говорят на трезвую голову”. С бокалом шампанского он подошел к Кириллу Андреевичу Кривошееву:
– Извините великодушно, по-моему, меня вам представляли?
– Кривошеев вел себя на борту теплохода “Анжелика” совершенно непринужденно, как ведет себя человек, который находится здесь по праву, по долгу службы.
– Нет, вы, наверное, ошиблись. Мы не встречались раньше.
– Что ж, жаль, человек вы приятный. Я людей насквозь вижу, с первого взгляда, – Глеб одарил полковника налоговой полиции счастливой улыбкой и отошел в сторону.
"В любой компании есть завсегдатаи, – рассуждал про себя Сиверов, – те, кто не пропускает ни одной из тусовок, кто всегда в курсе событий. Искать таких людей среди мужчин, во всяком случае, здесь, где собрались политики и бизнесмены, – дело безнадежное. Женщины же любопытны от природы, поэтому надо обязательно найти одну такую штучку”.
Он глянул вдоль борта. В основном публика уже успела разбиться на пары.
"Вот одиночка, – усмехнулся Глеб. – Довольно красива, но обаяния в ней не больше, чем у шипа на стебле розы. Глаза умные, а взгляд желчный. Наверняка, она не журналистка. Представителям этой профессии вход на сегодняшнее мероприятие заказан”.
Сиверов пробрался между танцующими парами и облокотился на латунный поручень в метре от женщины, которая, скучая, грустно смотрела на речную воду, рассекаемую носом теплохода. Город уже кончился, шли берега, покрытые редким лесом, за которым просматривались огоньки домов.
Одинокая женщина даже не посмотрела в сторону Сиверова. Глеб кашлянул. Она не двинулась с места.
– Здесь скучно, – проговорил Глеб то ли самому себе, то ли возможной собеседнице.
– Слишком скучно, – не поворачивая головы, отвечала она.
– Скучно бывает только там, где все заранее известно, – Сиверов добавил в сказанное несколько вкрадчивых ноток.
Глеб знал, что обречен на успех на палубе этого теплохода. Люди политики и бизнеса обычно не очень привлекательны. Они намертво срастаются со своими занятиями. Политик и в постели – политик, бизнесмен даже во время поцелуев думает о том, как и где крутятся его деньги. И женщине, жаждущей внимания, не очень приятно иметь дело с человеком, вроде бы и присутствующим рядом, но в то же время озабоченным далекими от любви проблемами.
– Я знаю, что вы сейчас мне предложите, – чуть заметно улыбнулась женщина и зябко повела плечами.
На воде даже летней ночью холодно.
– Не отгадаете, – усмехнулся Глеб.
– Вы хотели мне предложить поскучать вместе. Сиверов развел руками.
– Вы угадали, а теперь я попробую угадать, что вы мне ответите.
На лице незнакомки появился вполне определенный интерес к Сиверову.
– Вы бы сказали, что именно эту фразу ожидали от меня услышать.
– Хорошо, – кивнула женщина, – я бы так сказала, но что бы я подумала при этом?
– Вы бы подумали: почему я этого мужчину никогда раньше не видела? Компания собралась довольно тесная, и случайных людей здесь быть не должно.
– Кто же вы?
– Секретный агент ФСБ, – игривым шепотом произнес Сиверов, улыбаясь так, что поверить в это было невозможно.
– Бросьте, настоящий агент никогда в этом не признается, особенно болтливой женщине.
– Что ж, если б я сказал, будто холост, это прозвучало бы еще менее правдоподобно.
И тогда они оба искренне засмеялись. Смех всегда сближает.
– Честно говоря, я вас заметила давно, – женщина поманила пальцем стоящего рядом официанта с бокалами на подносе и взяла тонкий высокий с сухим вином. – Не люблю шампанского.
– Я же стараюсь быть поближе к народу, – окинув взглядом публику, сказал Глеб, – хотя и прекрасно помню, как в конце восьмидесятых шампанское называли пивом кооператоров.
– Вы не спешите представиться, – глядя на Глеба поверх бокала с вином, игриво произнесла женщина.
– Мистер Икс, – в тон ей ответил Глеб и коснулся широким фужером узкого бокала. Раздался приятный для уха мелодичный звон.
– Мой фужер звучит на “ми бемоль” первой октавы, ваш на “соль”.
Женщина пристально посмотрела на него.
– Нам осталось отыскать того, у кого бокал прозвучит на “до” первой октавы. “До минор” – мое любимое минорное трезвучие.
– За знакомство, – сказал Сиверов, отпивая немного из фужера и щелкая по нему ногтем. – Вот оно, недостающее “до”.
– Вы любите музыку, мистер Икс?
– И музыку тоже.
– Лия, – коротко назвалась женщина, – вас я тоже раньше не видела.
– Секретные агенты редко выходят на свет. Кто этот человек, вы знаете? – Глеб показал на Кривошеева.
Полковник налоговой полиции стоял, выжидая момент, когда сможет подойти к олигарху Ленскому. Лия пожала плечами:
– Я впервые его вижу.
– Меня, как и вас, тоже удивило его присутствие. Она призадумалась.
– Кажется, я понимаю, почему он здесь, вернее, почему здесь оказались все остальные, кроме вас, – прищурившись, сказала она.
– Это как у Честертона, – беспечно сказал Глеб. – Помните, отец Браун рассуждал, где лучше всего спрятать дерево?
– В лесу, – продолжила цитату Лия.
– Вот именно, человека, с которым нужно переговорить, удобнее всего спрятать среди гостей. Простите, – Глеб взял руку Лии, – давайте потанцуем, – Сиверов сказал это, заметив, что Кривошеев двинулся к Ленскому.
– Я даже не успела сказать “да”, – с легкой обидой произнесла женщина.
– У меня не было времени ждать ответа, – и Сиверов приложил палец к губам, – скажете свое “нет” после танца.
Ленский недовольно покосился на полковника налоговой полиции. Сиверов понял, что разговор между ними назначен на более позднее время, когда уже никому ни до кого на теплоходе не будет дела, когда веселье перевалит за наивысшую точку. Вот и злится олигарх, что договоренность нарушается.
Сиверов с Лией оказались ближе других танцующих к Ленскому в тот момент, когда Кривошеев тихо, но достаточно четко произнес:
– Я нашел еще кое-что, о чем не знают в администрации.
Ленский огляделся, продолжая нервно улыбаться. Совсем неподалеку от него танцевала пара, но мужчина и женщина смотрели в глаза друг другу, им ни до кого не было дела.
– Еще пятьсот миллионов у вас спрятано на Гибралтаре, – глядя мимо Ленского, проговорил Кривошеев, – поэтому я и подошел к вам раньше, чем мы окажемся за одним столом с Юшкевичем.
По лицу Ленского пробежала нервная дрожь. Олигарх хорошо помнил, как ему не удалось купить Кривошеева, и новая сумма, о которой он умолчал на встрече с президентом, могла стать причиной новых поборов.
– Это совсем другие деньги. Они вложены в дело, их невозможно выдернуть, – побелевшими губами ответил Ленский.
– Я, если потребуется, найду способ обратить их в доход государства.
Ленский метнул быстрый взгляд в сторону Юшкевича. Тот мирно беседовал с одним из депутатов, стоя на самом носу корабля.
– Чего вы от меня хотите?
– Не чего, а сколько.
Если бы Ленский меньше владел собой, его брови изумленно взметнулись бы вверх. То, что Кривошеев согласен на взятку, явилось для него открытием.
– Обстоятельства так сложились. Шестьдесят тысяч. Вы подумайте и дайте мне знать, – Кривошеев отошел в сторону.
Ленский остался стоять, тупо глядя на фужер с шампанским в левой руке. Разговор произошел очень быстро и неожиданно.
Прозвучала финальная музыкальная фраза. Глеб подвел Лию к поручням.
– Хотите еще выпить?
– Нет, кажется, я ошиблась, здесь не смертельно скучно. У вас, мистер Икс, очень тонкий слух, потому что я ничего из разговора не услышала.
– Музыкальный, – подняв палец, весело уточнил Сиверов.
Олигархи уже советовались друг с другом. Данилов нервничал и теребил Ленского за рукав пиджака:
– Спартак, не может этого быть. А тебе не почудилось?
– Вот те крест святой, – отвечал Ленский, – он сказал – шестьдесят тысяч.
– А если не дадим? – спросил Данилов.
– Тогда он все при Юшкевиче выложит.
– Да, – покачал головой Данилов, – шестьдесят штук – это не проблема, когда разговор идет о больших деньгах, но не кажется ли тебе, Спартак, что это подстава?
– Слишком мелко и для нас, и для него, – тут же отозвался Ленский.
– И глупо, – подтвердил Данилов, хотя секундой раньше говорил совсем противоположное.
– В конце концов, не сами же мы будем ему деньги из рук в руки передавать. Он не дурак, чтобы на это рассчитывать.
– Не нравится мне все это.
– А мне, думаешь, нравится с деньгами расставаться. – горько усмехнулся Ленский.
– Сколько лет жили, не тужили, с властью дружили. Теперь, когда своих людей в верха провели, думал, покой настанет.
– В этой стране никогда покоя не будет; если у тебя лишний доллар в кармане есть, его обязательно кто-нибудь вытащит.
– Придется дать, – подытожил Ленский, – потому как пятьсот миллионов – значительно больше, чем шестьдесят тысяч.
– Это все из-за диска, который Прохоров так глупо упустил.
– Прохоров не виноват, с любым такое могло случиться.
– Не денег жалко, рисковать не хочется. Посмотрим, как он поведет себя в разговоре с Юшкевичем.
– Я должен дать ответ еще до разговора.
– Скажи, что согласен.
– Я всего лишь хотел получить подтверждение, что действую правильно. Через полчаса вчетвером соберемся в зале.
– Вы опасный человек, – Лия положила руку на блестящий поручень, достаточно близко, чтобы мужчина мог пожелать положить свою ладонь поверх ее.
– Вы любите играть на опережение, поэтому я скажу, что намек понял, но повременю.
Лия отдернула руку от металла, словно тот был раскаленным. В ее взгляде читалась обида, но тут же улыбка тронула ее губы.
– Плохо быть умной.
– Я понимаю, труднее получать удовольствие.
– То, что вы делаете и говорите, граничит с хамством, но почему-то мне это нравится.
– Я привык делать только то, что мне нравится, – прошептал Сиверов прямо ей в ухо.
– Вы, как и я, не любите условностей, они скучны.
– Скучны не сами условности, а люди, соблюдающие их. Где здесь может располагаться комната для переговоров?
– Вы бы хоть для приличия сказали, что я вам понравилась.
– Если бы вы мне не понравились, я бы к вам не подошел.
– У нас еще двадцать минут, – глядя в глаза Глебу, произнесла Лия. Она взяла его за руку.
– Так выглядит убедительнее: будто мы идем целоваться.
– Вы их ненавидите достаточно сильно.
– Я уже не умею ненавидеть, нельзя, ненавидеть то, чем живешь.
Глава 9
"Выглядят они чрезвычайно развратно”, – решил Глеб.
С палубы в трюм вела крутая лестница, устланная ковром, слишком шикарным для того, чтобы им пользовались только члены команды.
"Называть теплоход именем любовницы, – подумал Глеб, – то же самое, что выколоть на груди “Таня я тебя не забуду”.
Сиверов вышел из-за дерева и неторопливо двинулся к причалу. Он шел, дымя сигареткой, словно не замечал дощатой будки, в которой расположился охранник. Так спохватился, лишь когда услышал звуки шагов по гулким доскам настила.
– Эй, мужик! – крикнул охранник. – Дальше идти нельзя. Видишь белую линию? До нее – можно, а за нее – нет.
– Почему?
– За ней начинается частная собственность, – гордо заявил охранник.
– Ты, что ли, владелец? – рассмеялся Сиверов.
Охранник наконец удосужился выбраться из своей будки.
– Может и я, тебе-то какая разница?
– Никакой. Корабль красивый, – добавил Глеб, став так, что носки его ботинок оказались вровень с белой линией. – Сколько стоит?
– Что стоит? – не понял охранник.
– Покататься на кораблике с барышней.
– Это раньше ты на нем за тридцать копеек покатался бы, теперь это удовольствие не для всех.
– Зря. Мужик, времена меняются. Сегодня на нем один человек катается, завтра – другой.
– Не понял.
– Частная собственность имеет свойство из рук в руки переходить.
– А…
Глеб медленно повернулся и пошел к берегу. Охранник какое-то время растерянно смотрел ему в спину. Сиверов не вызвал у него абсолютно никаких подозрений. “Заинтересовался мужик кораблем. В самом деле, игрушка стоящая, дорогая только, не в смысле купить, а в смысле содержать. Не каждому по карману”.
* * *
Накануне вечером Глеб Сиверов связался с Потапчуком. Тот подтвердил, что прогулочный теплоход “Анжелика” готов к отплытию, продукты завезены, ждут гостей.– Юшкевич точно будет? – переспросил у генерала Глеб Сиверов.
Именно эта фамилия интересовала его больше всего.
– Судя по количеству стульев, которые привезли на теплоход, компания ожидается довольно большая.
– Поточнее нельзя?
– Нет, Глеб Петрович. Чувствую, будут гости, которых мы с тобой не ждали.
– Кто охраняет мероприятие?
– Наверное, Прохоров, – неопределенно сказал Потапчук.
Ему и самому мало было известно о том, что готовится на теплоходе, но то, что это не простое празднование юбилея одного из филиалов, не вызывало сомнений. Сиверову, ясное дело, хотелось знать больше, но он понимал: Потапчуку приходится действовать неофициально. За каждое лишнее движение с него могут снять голову. Это же не шутка – устроить слежку за одним из первых лиц президентской администрации.
– Я постараюсь, – сказал Глеб.
Сиверов на этот раз домой не возвращался. Все, что нужно, имелось в мансарде. Ему не хотелось вновь переживать разговор с Быстрицкой, поскольку предыдущий надолго выбил его из колеи. Сиверов, как и все мужчины, не любил чувствовать себя виноватым.
Уже смеркалось, когда Глеб поставил машину на стоянку. Одет он был в рыбацкий комбинезон; удочки и спортивная сумка лежали в багажнике. Он взглянул на часы. Теплоход должен был отчалить от причала в Коломенском через час.
Гулять будут всю ночь и за городом. На берег не сойдут, иначе зачем тогда столы и стулья. К чему избегать комфорта, когда на судне все приготовлено по высшему разряду.
Прохожих было мало. Сиверов медленно прошел по мосту, облокотился на поручни, долго смотрел вниз в черную воду. Затем извлек из спортивной сумки маленький бинокль и, облокотясь на перила, приложил его к глазам, навел на сияющий огнями теплоход.
Он видел, как к набережной подруливают одна за другой машины. По номерам Сиверов определил, какая машина какому ведомству принадлежит. Половина приглашенных гостей были государственными чиновниками. Было несколько “Вольво” из государственной думы – с мигалками и прочей хренью, до которой так падки депутаты. Один автомобиль принадлежал Совету безопасности. Кто именно на нем приехал, Глеб, как ни старался, рассмотреть не смог – это был человек в черном костюме с невыразительным лицом. Охранники опекали его так плотно, словно закрывали телами от выстрела снайперской винтовки.
"Хорошо работает охрана. У Совбеза всегда были профессионалы, и сейчас там работают на совесть. Ничего, на каждую хитрую задницу есть свое средство. Я вас полечу немного”.
Глеба удивляло то, что чуть ли не с каждым мужчиной была дама. Обычно, когда идут деловые переговоры, дам намного меньше. Здесь же явно намеревались под прикрытием торжества решить какие-то свои делишки, а может быть, дела.
– Ну вот и все, – пробормотал Глеб, когда стоянка перед причалом опустела и охранники пробежали по набережной, а затем подняли мостик со свежепокрашенными перилами.
И тут произошло что-то странное, нарушившее плавное течение жизни. К набережной на большой скорости подлетела белая “Волга”. Номера были частные.
– Кто же это, большие люди на “Волгах” теперь не ездят, если не считать любителя отечественного автомобилестроения – московского мэра. Но эта машина явно ему не принадлежит. Машина без мигалки, без антенн. Самая обычная, старая.
Из машины несколько раз просигналили. Охрана засуетилась. Мостик медленно опустили назад. Сам Данилов вышел встретить гостя. Приехавший повернулся в профиль как раз в тот момент, когда пожимал Данилову руку.
"Ба! Вот это уже любопытно, – изумился Глеб, – сам полковник Кривошеев прибыл на тусовку. Официально его, насколько мне известно, никто не приглашал. Но вполне возможно, что он – самый главный гость, а главных не приглашают, они приходят сами, если сочтут свой визит нужным”.
Если бы опоздал простой депутатик или даже лидер фракции, мостик вряд ли опустили бы. Пароход бы медленно отплыл, поморгав огоньками опоздавшему пассажиру, и уплыл, растаяв в ночной мгле. Дамы, опершись на перила палубы, послали бы несколько воздушных поцелуев, помахали бы невезунчику рукой. Сейчас же все произошло иначе. Теплоход развернулся, вода у бортов забурлила, огоньки, как показалось Сиверову, засверкали ярче, и корабль поплыл к мосту.
Со стороны Глеб напоминал обыкновенного зеваку-рыбака, у которого не заладилась рыбалка, а домой возвращаться не хочется. Вот он и застрял на мосту, любуясь на реку и раздумывая, куда бы податься. Может, пойти в гаражи и с мужиками выпить, а может, еще постоять, покурить, стряхивая пепел в реку, а затем, швырнув вниз окурок, посмотреть, как рубиновая точка, быстро уменьшаясь, исчезнет в черной воде.
Пароход медленно приближался. Сиверов уже слышал музыку, летящую над гладью реки, – Пора, – пробормотал он, перелезая через перила и пристегивая к ремню карабин.
Веревку он держал в руках, свободный конец был привязан к тумбе ограждений.
– Ну же, ну… – шептал Сиверов, медленно в уме ведя обратный отсчет, – ..десять, девять…
Он лег, чтобы его никто не увидел с парохода. Никто на мост и не смотрел. Все были слишком поглощены началом торжества. И охрана – вся, что была на теплоходе, – была уверена, что никто чужой на борт не проник и они могут расслабиться до тех пор, пока гости не примут лишнее и не начнут выяснять, кто из них важнее, не начнут высказывать, как с трибуны, свои политические взгляды, понося на чем свет оппонента. Тогда возможна и небольшая потасовка. К счастью, Жириновского не было, значит, все пройдет относительно тихо. Во всяком случае, за борт никого не сбросят.
Гости разбирали бокалы с шампанским. Фуршет уже начался. Небольшой оркестр вовсю наяривал “Подмосковные вечера”. Теплоход заходил под мост.
– С Богом, – сказал Глеб, ногами отталкиваясь от парапета.
Веревка качнулась, и Сиверов, как опытный альпинист, заскользил вниз. Все произошло именно так, как он рассчитывал, с точностью до сантиметра. Глеб опустился в метре от рубки, мгновенно отстегнул карабин и, натянув веревку, дал свободному концу выскочить, затем бросил ее в реку. Веревка исчезла в бурлящем потоке.
Секунд десять Сиверов сидел на корточках, прислушиваясь к разговору двух охранников. Они стояли у борта и курили. Глеб видел их затылки. У каждого имелись наушник и выносной микрофон.
Говорили охранники, как обычно, не о работе, а о бабах. О чем еще может мечтать здоровый мужик, которому сегодня нельзя выпить ни грамма спиртного, нельзя ни с кем даже потанцевать? Можно лишь пожирать дам глазами, вдыхать аромат дорогих сигарет да сглатывать слюни, глядя на разнообразные закуски.
– Ты видел ту бабу?
– Которую?
– Она с депутатом-либералом приехала. Ты видел, какая на ней блузка?
– Видел, – облизнувшись, со вздохом произнес второй охранник, – дырчатая вся, словно сеть рыболовная, а под сетью – ничегошеньки нет.
– Соски, как каменные, сквозь дырки в крупной вязке наружу торчат. Она бы еще кольца в них всунула, как в уши. И специально, сука, перла прямо на меня, чтобы грудью меня коснуться.
– Можно подумать, ты отскочил.
– Отскочил, работу терять не хочется. В другое время и в другом месте я бы на депутата хрен забил, я бы его бабенку оприходовал, как нечего делать.
– Денег у тебя не хватит, – философски заметил второй охранник.
– Ей, ты знаешь, на деньги уже, наверное, смотреть не хочется. Они у нее из задницы пачками торчат. Ей что надо? Ей мужик нужен хороший, а не депутат старый, потрепанный.
– Думаю, что и мужиков у нее хватает. Улучив момент, Сиверов бесшумно спрыгнул на палубу, прокрался у надстройки прямо за спиной охранников. Те даже не пошевелились, занятые обсуждением очередной дамы, прибывшей в слишком короткой на их взгляд юбке. Их крепкие затылки напомнили Сиверову два булыжника у обочины дороги. “Придурки”, – подумал он, быстро сбегая по металлической лесенке вниз, туда, где располагались каюты. Открыл первую попавшуюся дверь. В узком коридоре появился охранник, который не успел рассмотреть Сиверова, быстро проскользнувшего в каюту.
На этот раз Глебу повезло. Каюта была пуста. Две кровати аккуратно застелены. На столике ваза с цветами. Глеб закрыл за собой дверь, быстро снял комбинезон и остался в костюме при галстуке.
Охранник остановился у двери, негромко, но настойчиво постучал.
– Что надо? – буркнул из-за двери Сиверов.
– Это охрана.
– Ну и что из того, что ты охрана, а я депутат. В туалет сходить не дают…
– Извините, – произнес охранник, скривив рот, и остался ждать.
Глеб с облегчением вздохнул. Естественно, он был готов к тому, что охранник попытается войти. Тогда с ним пришлось бы разобраться другим способом, более простым и надежным. Разобравшись, пришлось бы засунуть его под кровать, туда, куда обычно складывают чемоданы и где сейчас лежит его комбинезон.
Немного постояв у зеркала, Сиверов причесался, поправил узел галстука и осмотрел себя.
– Мужчина хоть куда. В таком виде можно и в ЗАГС явиться, сразу за жениха примут.
Он вытащил из вазы, стоявшей на столике в каюте, букет цветов, дорогой, стоивший никак не меньше двадцати баксов. Небрежно и элегантно стряхнул со стеблей воду, потом промакнул их салфеткой, сунул в рот сигарету, зажигать ее не стал, и появился в коридоре этаким хлыщом. На лацкане пиджака поблескивал депутатский значок.
Охранник даже хмыкнул. Никогда ему не приходилось видеть таких молодцеватых и элегантных депутатов.
– Земляк, огонька не подбросишь? Сиверов остановился, с торчащей в губах сигаретой подался вперед, словно хотел ею прикоснуться к кончику носа охранника. Тот отшатнулся, растерялся и почему-то схватился за кобуру.
– Не шали, земляк.
– Извините, привычка.
– Понятно… Из какого подразделения будешь, что прошел? – заметив шрам у левого уха охранника, осведомился Сиверов.
Тот что-то пробурчал про седьмое управление и наконец щелкнул бензиновой зажигалкой. Глеб прикурил и умудрился задуть огонек, не вынимая сигареты изо рта.
– Спасибо, браток, – он фамильярно хлопнул охранника по плечу и удалился, обдав его запахом дорогого одеколона.
– Везет же некоторым, – пробурчал охранник, – и здоровье у него есть, бабок, наверное, немерено и должность не маленькая. А я за свои три сотни горбатиться должен как проклятый. Сейчас напьется как свинья, начнет посуду крошить, бабу снимет, какую пожелает, может в каюте наблевать, и ничего ему не сделаешь. Вытрут, уберут, обмоют, еще и извиняться примутся, в глаза заглядывая. Вот это счастье, вот это жизнь!
Сиверов смешался с толпой и выглядел среди разодетых мужчин и элегантных дам абсолютно своим. Вдобавок разноцветные лампочки подсветки, громкая музыка, хохот и выкрики изменяли людей до неузнаваемости. Со вторым бокалом шампанского исчезла чопорность, узлы галстуков расслабились, пиджаки расстегнулись. Все вели себя раскованно.
Сиверов сразу понял, что будет лучше, если он депутатский значок снимет, спрячет в карман. Депутатов на палубе хватало. А эти своих знают, как волк знает всех из своей стаи. Чиновники принимали его здесь за бизнесмена, бизнесмены – за чиновника, а депутаты вообще ни за кого Сиверова не принимали. Ходит себе мужчина и пусть ходит, не шумит, не орет, ни к кому не цепляется. Раз пустили на теплоход, значит, свой в доску. Лишних людей здесь не держат.
Глеб старался не спускать глаз с Данилова и Ленского. Те держались вместе, словно приросли друг к другу, как сиамские близнецы. И немудрено – где медь, там и никель, где никель, там и медь.
Кривошеев держался поодаль. Он не привык к подобным тусовкам. Он не пил, лишь держал в руках бокал, полный шампанского.
"Значит, будут говорить о деле, – подумал Глеб. – О делах всегда говорят на трезвую голову”. С бокалом шампанского он подошел к Кириллу Андреевичу Кривошееву:
– Извините великодушно, по-моему, меня вам представляли?
– Кривошеев вел себя на борту теплохода “Анжелика” совершенно непринужденно, как ведет себя человек, который находится здесь по праву, по долгу службы.
– Нет, вы, наверное, ошиблись. Мы не встречались раньше.
– Что ж, жаль, человек вы приятный. Я людей насквозь вижу, с первого взгляда, – Глеб одарил полковника налоговой полиции счастливой улыбкой и отошел в сторону.
"В любой компании есть завсегдатаи, – рассуждал про себя Сиверов, – те, кто не пропускает ни одной из тусовок, кто всегда в курсе событий. Искать таких людей среди мужчин, во всяком случае, здесь, где собрались политики и бизнесмены, – дело безнадежное. Женщины же любопытны от природы, поэтому надо обязательно найти одну такую штучку”.
Он глянул вдоль борта. В основном публика уже успела разбиться на пары.
"Вот одиночка, – усмехнулся Глеб. – Довольно красива, но обаяния в ней не больше, чем у шипа на стебле розы. Глаза умные, а взгляд желчный. Наверняка, она не журналистка. Представителям этой профессии вход на сегодняшнее мероприятие заказан”.
Сиверов пробрался между танцующими парами и облокотился на латунный поручень в метре от женщины, которая, скучая, грустно смотрела на речную воду, рассекаемую носом теплохода. Город уже кончился, шли берега, покрытые редким лесом, за которым просматривались огоньки домов.
Одинокая женщина даже не посмотрела в сторону Сиверова. Глеб кашлянул. Она не двинулась с места.
– Здесь скучно, – проговорил Глеб то ли самому себе, то ли возможной собеседнице.
– Слишком скучно, – не поворачивая головы, отвечала она.
– Скучно бывает только там, где все заранее известно, – Сиверов добавил в сказанное несколько вкрадчивых ноток.
Глеб знал, что обречен на успех на палубе этого теплохода. Люди политики и бизнеса обычно не очень привлекательны. Они намертво срастаются со своими занятиями. Политик и в постели – политик, бизнесмен даже во время поцелуев думает о том, как и где крутятся его деньги. И женщине, жаждущей внимания, не очень приятно иметь дело с человеком, вроде бы и присутствующим рядом, но в то же время озабоченным далекими от любви проблемами.
– Я знаю, что вы сейчас мне предложите, – чуть заметно улыбнулась женщина и зябко повела плечами.
На воде даже летней ночью холодно.
– Не отгадаете, – усмехнулся Глеб.
– Вы хотели мне предложить поскучать вместе. Сиверов развел руками.
– Вы угадали, а теперь я попробую угадать, что вы мне ответите.
На лице незнакомки появился вполне определенный интерес к Сиверову.
– Вы бы сказали, что именно эту фразу ожидали от меня услышать.
– Хорошо, – кивнула женщина, – я бы так сказала, но что бы я подумала при этом?
– Вы бы подумали: почему я этого мужчину никогда раньше не видела? Компания собралась довольно тесная, и случайных людей здесь быть не должно.
– Кто же вы?
– Секретный агент ФСБ, – игривым шепотом произнес Сиверов, улыбаясь так, что поверить в это было невозможно.
– Бросьте, настоящий агент никогда в этом не признается, особенно болтливой женщине.
– Что ж, если б я сказал, будто холост, это прозвучало бы еще менее правдоподобно.
И тогда они оба искренне засмеялись. Смех всегда сближает.
– Честно говоря, я вас заметила давно, – женщина поманила пальцем стоящего рядом официанта с бокалами на подносе и взяла тонкий высокий с сухим вином. – Не люблю шампанского.
– Я же стараюсь быть поближе к народу, – окинув взглядом публику, сказал Глеб, – хотя и прекрасно помню, как в конце восьмидесятых шампанское называли пивом кооператоров.
– Вы не спешите представиться, – глядя на Глеба поверх бокала с вином, игриво произнесла женщина.
– Мистер Икс, – в тон ей ответил Глеб и коснулся широким фужером узкого бокала. Раздался приятный для уха мелодичный звон.
– Мой фужер звучит на “ми бемоль” первой октавы, ваш на “соль”.
Женщина пристально посмотрела на него.
– Нам осталось отыскать того, у кого бокал прозвучит на “до” первой октавы. “До минор” – мое любимое минорное трезвучие.
– За знакомство, – сказал Сиверов, отпивая немного из фужера и щелкая по нему ногтем. – Вот оно, недостающее “до”.
– Вы любите музыку, мистер Икс?
– И музыку тоже.
– Лия, – коротко назвалась женщина, – вас я тоже раньше не видела.
– Секретные агенты редко выходят на свет. Кто этот человек, вы знаете? – Глеб показал на Кривошеева.
Полковник налоговой полиции стоял, выжидая момент, когда сможет подойти к олигарху Ленскому. Лия пожала плечами:
– Я впервые его вижу.
– Меня, как и вас, тоже удивило его присутствие. Она призадумалась.
– Кажется, я понимаю, почему он здесь, вернее, почему здесь оказались все остальные, кроме вас, – прищурившись, сказала она.
– Это как у Честертона, – беспечно сказал Глеб. – Помните, отец Браун рассуждал, где лучше всего спрятать дерево?
– В лесу, – продолжила цитату Лия.
– Вот именно, человека, с которым нужно переговорить, удобнее всего спрятать среди гостей. Простите, – Глеб взял руку Лии, – давайте потанцуем, – Сиверов сказал это, заметив, что Кривошеев двинулся к Ленскому.
– Я даже не успела сказать “да”, – с легкой обидой произнесла женщина.
– У меня не было времени ждать ответа, – и Сиверов приложил палец к губам, – скажете свое “нет” после танца.
Ленский недовольно покосился на полковника налоговой полиции. Сиверов понял, что разговор между ними назначен на более позднее время, когда уже никому ни до кого на теплоходе не будет дела, когда веселье перевалит за наивысшую точку. Вот и злится олигарх, что договоренность нарушается.
Сиверов с Лией оказались ближе других танцующих к Ленскому в тот момент, когда Кривошеев тихо, но достаточно четко произнес:
– Я нашел еще кое-что, о чем не знают в администрации.
Ленский огляделся, продолжая нервно улыбаться. Совсем неподалеку от него танцевала пара, но мужчина и женщина смотрели в глаза друг другу, им ни до кого не было дела.
– Еще пятьсот миллионов у вас спрятано на Гибралтаре, – глядя мимо Ленского, проговорил Кривошеев, – поэтому я и подошел к вам раньше, чем мы окажемся за одним столом с Юшкевичем.
По лицу Ленского пробежала нервная дрожь. Олигарх хорошо помнил, как ему не удалось купить Кривошеева, и новая сумма, о которой он умолчал на встрече с президентом, могла стать причиной новых поборов.
– Это совсем другие деньги. Они вложены в дело, их невозможно выдернуть, – побелевшими губами ответил Ленский.
– Я, если потребуется, найду способ обратить их в доход государства.
Ленский метнул быстрый взгляд в сторону Юшкевича. Тот мирно беседовал с одним из депутатов, стоя на самом носу корабля.
– Чего вы от меня хотите?
– Не чего, а сколько.
Если бы Ленский меньше владел собой, его брови изумленно взметнулись бы вверх. То, что Кривошеев согласен на взятку, явилось для него открытием.
– Обстоятельства так сложились. Шестьдесят тысяч. Вы подумайте и дайте мне знать, – Кривошеев отошел в сторону.
Ленский остался стоять, тупо глядя на фужер с шампанским в левой руке. Разговор произошел очень быстро и неожиданно.
Прозвучала финальная музыкальная фраза. Глеб подвел Лию к поручням.
– Хотите еще выпить?
– Нет, кажется, я ошиблась, здесь не смертельно скучно. У вас, мистер Икс, очень тонкий слух, потому что я ничего из разговора не услышала.
– Музыкальный, – подняв палец, весело уточнил Сиверов.
Олигархи уже советовались друг с другом. Данилов нервничал и теребил Ленского за рукав пиджака:
– Спартак, не может этого быть. А тебе не почудилось?
– Вот те крест святой, – отвечал Ленский, – он сказал – шестьдесят тысяч.
– А если не дадим? – спросил Данилов.
– Тогда он все при Юшкевиче выложит.
– Да, – покачал головой Данилов, – шестьдесят штук – это не проблема, когда разговор идет о больших деньгах, но не кажется ли тебе, Спартак, что это подстава?
– Слишком мелко и для нас, и для него, – тут же отозвался Ленский.
– И глупо, – подтвердил Данилов, хотя секундой раньше говорил совсем противоположное.
– В конце концов, не сами же мы будем ему деньги из рук в руки передавать. Он не дурак, чтобы на это рассчитывать.
– Не нравится мне все это.
– А мне, думаешь, нравится с деньгами расставаться. – горько усмехнулся Ленский.
– Сколько лет жили, не тужили, с властью дружили. Теперь, когда своих людей в верха провели, думал, покой настанет.
– В этой стране никогда покоя не будет; если у тебя лишний доллар в кармане есть, его обязательно кто-нибудь вытащит.
– Придется дать, – подытожил Ленский, – потому как пятьсот миллионов – значительно больше, чем шестьдесят тысяч.
– Это все из-за диска, который Прохоров так глупо упустил.
– Прохоров не виноват, с любым такое могло случиться.
– Не денег жалко, рисковать не хочется. Посмотрим, как он поведет себя в разговоре с Юшкевичем.
– Я должен дать ответ еще до разговора.
– Скажи, что согласен.
– Я всего лишь хотел получить подтверждение, что действую правильно. Через полчаса вчетвером соберемся в зале.
– Вы опасный человек, – Лия положила руку на блестящий поручень, достаточно близко, чтобы мужчина мог пожелать положить свою ладонь поверх ее.
– Вы любите играть на опережение, поэтому я скажу, что намек понял, но повременю.
Лия отдернула руку от металла, словно тот был раскаленным. В ее взгляде читалась обида, но тут же улыбка тронула ее губы.
– Плохо быть умной.
– Я понимаю, труднее получать удовольствие.
– То, что вы делаете и говорите, граничит с хамством, но почему-то мне это нравится.
– Я привык делать только то, что мне нравится, – прошептал Сиверов прямо ей в ухо.
– Вы, как и я, не любите условностей, они скучны.
– Скучны не сами условности, а люди, соблюдающие их. Где здесь может располагаться комната для переговоров?
– Вы бы хоть для приличия сказали, что я вам понравилась.
– Если бы вы мне не понравились, я бы к вам не подошел.
– У нас еще двадцать минут, – глядя в глаза Глебу, произнесла Лия. Она взяла его за руку.
– Так выглядит убедительнее: будто мы идем целоваться.
– Вы их ненавидите достаточно сильно.
– Я уже не умею ненавидеть, нельзя, ненавидеть то, чем живешь.
Глава 9
Глеб и Лия прошли вдоль борта по узкому проходу между надстройкой и поручнями. Двое охранников стояли около двери, ведущей в надстройку.
– Тут есть место, где никто не будет на нас смотреть? – с упреком спросила у охранника Лия.
Тот лишь пожал плечами, сохранив бесстрастное выражение на лице. Служба приучила его относиться к гостям с уважением и при этом безукоснительно выполнять распоряжения Прохорова.
– На теплоходе мы никому не помешаем, – бросил Слепой.
Он вел себя довольно развязно и нагло, как и подобало высокопоставленному гостю, который может брать что пожелает и требовать чего захочет.
Глеб и Лия стояли в узком проходе между надстройкой и поручнями. Основное веселье шло на носу корабля. На корме стояло лишь несколько пар. Лия чуть заметно кивнула головой. Глеб скосил глаза.
За открытым иллюминатором виднелась большая каюта с овальным столом для переговоров. Стол был рассчитан человек на двенадцать, но теперь вокруг него стояло лишь четыре кресла, У стены под написанным маслом пейзажем Подмосковья примостился столик с выпивкой и легкой закуской. Сомнений не оставалось. Именно здесь должны пройти переговоры между олигархами, Юшкевичем и, как выяснялось теперь, Кривошеевым. Переговоры неофициальные. Если бы все делалось открыто, они прошли бы в администрации президента или в одном из многочисленных офисов холдинга, принадлежавшего олигархам.
– Тут есть место, где никто не будет на нас смотреть? – с упреком спросила у охранника Лия.
Тот лишь пожал плечами, сохранив бесстрастное выражение на лице. Служба приучила его относиться к гостям с уважением и при этом безукоснительно выполнять распоряжения Прохорова.
– На теплоходе мы никому не помешаем, – бросил Слепой.
Он вел себя довольно развязно и нагло, как и подобало высокопоставленному гостю, который может брать что пожелает и требовать чего захочет.
Глеб и Лия стояли в узком проходе между надстройкой и поручнями. Основное веселье шло на носу корабля. На корме стояло лишь несколько пар. Лия чуть заметно кивнула головой. Глеб скосил глаза.
За открытым иллюминатором виднелась большая каюта с овальным столом для переговоров. Стол был рассчитан человек на двенадцать, но теперь вокруг него стояло лишь четыре кресла, У стены под написанным маслом пейзажем Подмосковья примостился столик с выпивкой и легкой закуской. Сомнений не оставалось. Именно здесь должны пройти переговоры между олигархами, Юшкевичем и, как выяснялось теперь, Кривошеевым. Переговоры неофициальные. Если бы все делалось открыто, они прошли бы в администрации президента или в одном из многочисленных офисов холдинга, принадлежавшего олигархам.