Воронин Андрей Николаевич. Слепой в зоне

   – А где генерал Малишевский?
   – Ушел в отставку.
   – Чего он так? Еще бодрый мужчина был.
   – Бодрый-то бодрый, а вот сердце начало сдавать. После последней операции и прихватило. Госпиталь и все такое прочее… Тем более, по годам у него все выходило хорошо, пенсию оформил.
   – И чем он сейчас занимается?
   – Черт его знает! Наверное, рыбу на даче ловит.
   – Счастливый, – буркнул себе под нос Сиверов, продолжая сосредоточенно листать бумаги. Полковник Крапивин следил за выражением его лица, словно надеялся прочесть на нем что-то очень важное. Но лицо Сиверова оставалось бесстрастным, таким, будто он читал на последней странице газеты статью о вреде табакокурения или алкоголя и этот текст к нему лично абсолютно не имел отношения. «Ну и нервы у мужика!» – подумал Крапивин.
   А Сиверов, точно экстрасенс, отгадал его мысли:
   – Да, нервы у меня, Крапивин, крепкие. Я такого насмотрелся за свою жизнь, что ваши проблемы – детский лепет на лужайке.
   Крапивин хотел сказать, что и на его долю хватило передряг, но промолчал.
   Одно дело насмотреться, а другое – пережить. Хотя он знал, даже не будучи посвященным во все секреты Сиверова, что агент по кличке Слепой действительно незаурядная личность и на его счету столько важных дел, что если бы ему давали ордена, то его джинсовая куртка оказалась бы украшена наградами не хуже, чем парадный китель маршала. Но орденами Глеб за работу никогда не брал, и это Крапивину тоже было известно. Не знал он одного – какие суммы выплачивались Слепому после каждой удачно проведенной операции. Но Крапивин резонно подозревал, что деньги немалые. "И куда он только их девает? Ему хорошо, захотел в Париж смотался, захотел – в Грецию или Голландию. Ездит, как дипломат какой-то. И везде его встречают, все, что ни пожелает, – к его услугам.
   Баба у него красивая, не чета моей жене, хоть и с ребенком от другого…"
   Крапивин переключился на мысли о своей жене, о ее непрестанном нытье, что вечно не хватает денег, что машина у них ни к черту, что Крапивин мог бы устроиться куда-нибудь в банк или хотя бы научился брать взятки. Но как ты возьмешь взятку у террористов? А то, что Крапивина иногда награждали, на его сварливую жену не производило никакого впечатления. Единственный в семье, кому нравились награды, так это второклассник-сын. Он иногда доставал их из отцовского письменного стола, вешал себе на рубашку, а затем стоял перед зеркалом с гордым видом, как пионер под красным флагом пионерской дружины в пору детства самого Крапивина.
   Ребенок иногда спрашивал:
   – Папа, а за что тебе дали эту медаль?
   И тогда Крапивин сажал сына себе на колени и начинал рассказывать какую-нибудь невероятную историю-боевик…
   Естественно, мальчик не знал точно, где работает его отец. Сын Крапивина знал только, что отец имеет звание полковника и по утрам за ним приезжает черная служебная «волга». Но о том, чтобы на этой «волге» поехать на дачу, семья Крапивиных даже и мечтать не могла. У них был «жигуль» шестой модели с проржавевшим днищем и вечно выходящим из строя мотором. Крапивин в выходные или в отпуск вместо того чтобы отдыхать, днями лежал под машиной, а сын крутился рядом, подавая отцу то ключ, то отвертку, то ветошь. Крапивину не оставалось времени ездить на машине самому, ездила жена и кляла эти злополучные «жигули» так, словно только они одни мешали ее счастью.
   Но, несмотря на все семейные дрязги, на сварливую жену, Крапивин был доволен своей жизнью. И тешил себя, что со временем, если ему повезет и удастся раскрутить еще парочку важных дел, начальство его не забудет. И вместо трех звезд на каждом из его погон появится одна, но большая, – он станет генералом.
   Но может случиться иначе: исчезнут две звезды и на тех же погонах останется по одной маленькой. Тогда полковника Крапивина все станут называть майором. Такое у них в управлении иногда бывало.
   Единственным человеком, который мог помочь сбыться мечтам Крапивина, был агент по кличке Слепой – Глеб Сиверов. Только благодаря ему многие из генералов оставались на своих местах, а не уходили в отставку, многие майоры становились подполковниками, а подполковники – полковниками. А о самом агенте по кличке Слепой знали лишь немногие посвященные люди. Все лавры доставались Управлению, конкретным людям, а Сиверов получал награду деньгами. Генерал Судаков исчез надолго. Крапивину уже надоело размышлять о перипетиях своей семейной жизни, о служебной карьере, следить краем глаза за мельканием листов, запаянных в целлофан, смотреть на пальцы Глеба, на невозмутимое выражение его лица.
   Генерал Судаков появился ровно через два часа, как раз в тот момент, когда Глеб захлопывал папку.
   – Ну что? – спросил генерал, подойдя к столу и наливая себе полную чашку холодного кофе.
   – Ничего вам пообещать не могу, а потому и не стану, – ответил Сиверов.
   – Я так и знал.
   – Мне надо время – подумать.
   – Сколько? – точно торгуясь на базаре, спросил генерал.
   – Хотя бы пару дней.
   – Это слишком долго.
   – Если вы знаете, генерал, человека, который сможет решить вашу головоломку быстрее, обратитесь к нему, он обойдется дешевле.
   – Нет, не знаю, – процедил сквозь зубы Судаков. Но он знал характер Сиверова, и если тот просил два дня, значит, быстрее управиться невозможно. Хорошо, договорились. Вот мой телефон, я буду на связи постоянно, то есть круглосуточно. Можешь звонить днем, ночью – в любое время. Этот канал не прослушивается, чистый. Только тебе, Глеб Петрович, будет известен этот мой телефон, – генерал подал глянцевый листок бумаги с семизначным номером.
   .Сиверов несколько секунд вертел листок в руках, затем надорвал его и отправил в корзину для бумаг, попав в нее точно – словно бросал не своенравную в полете бумажку, а камешек.
   – Генерал, мне надо встретиться с господином Шанкуровым. – Это можно устроить. Когда?
   – Посадите меня к нему в камеру на ночь.
   – Надеюсь, Глеб Петрович, все пройдет спокойно? У него сильные адвокаты.
   Шантаж и терроризм он отрицает начисто. Юридически мы не в состоянии пришить ему ответственность за них.
   – Я тоже надеюсь, что все пройдет спокойно, – Глеб криво усмехнулся.
   Полковник Крапивин от усмешки агента по кличке Слепой поежился, будто в этот жаркий день его ноги оказались в снегу. «Да, не хотел бы я остаться с этим мужиком наедине в одной камере. Наверное, он может устроить такое, что чертям в аду станет тошно. Но будем надеяться, от Шанкурова что-то останется, хотя бы шкура, наполненная перебитыми костями».
   Сиверов еще окончательно не решил, как поведет себя с Аркадием Геннадьевичем и о чем станет с ним говорить.
   – Да, и еще, генерал, – Сиверов встал из-за стола, – надо сделать так, чтобы ни надзиратели, ни охрана ничего не слышали и нам не мешали.
   – Я все понял, Глеб Петрович. Будет так, как ты просишь. Но надеюсь, ты будешь соблюдать приличия?
   – Конечно, буду. Вы же знаете, генерал, я человек воспитанный.
   «Побольше бы таких, – невольно подумал Судаков, – воспитанных и верных слову». – Глеб поднялся из-за стола.
   – Вы меня завезете, куда я попрошу?.
   – Нет вопросов, – сказал Крапивин, – машина в вашем полном распоряжении.
   Нужно будет – вертолет дадим.
   – Пока вертолет ни к чему.
   Сиверов чувствовал себя усталым. Но одновременно с усталостью пришло и возбуждение, которое обычно охватывало его, когда он приступал к настоящей работе. Правда, работа пока не началась – самое напряженное время, когда еще не известно, что следует делать. Генерал крепко сжал Сиверову руку, Глеб ответил таким же крепким рукопожатием и подумал: "А Судаков еще ничего, в форме мужик.
   Но если бы я захотел, сломал бы ему пальцы".
   Генерал Судаков подумал примерно то же: «Да, повезло парню! Здоров как бык, словно из железа сделан. А самое главное, у него кроме мускулов светлая голова, не то что у Крапивина. Тот горазд бумажки писать, правда, делает это виртуозно. И почему он не писатель?» Крапивин протянул генералу какую-то лапку:
   – Товарищ генерал, я составил бумагу, нужна ваша подпись.
   Генерал Судаков вздохнул:
   – Давай ее сюда.
   И, даже не читая, подписал там, где указал полковник, пару листов, при этом приговаривая:
   – Молодец, Крапивин, больше бумаг – чище задница.
   – И я так считаю.
   «Разговорчики у них специфические…» – улыбнулся Сиверов, направляясь к двери.

Глава 15

   Черная «волга» с затемненными стеклами и двумя антеннами ждала его внизу.
   Водитель топтался рядом. Сиверов открыл дверцу и уселся на заднее сиденье.
   Водитель сел за руль:
   – Куда едем?
   – В район Арбата.
   – Недалеко.
   Сиверову почему-то захотелось заплатить шоферу, тем более что в бумажнике оставались франки, так и не истраченные в Париже.
   Створки металлических ворот медленно открылись, солдат со штык-ножом на ремне взял под козырек, затем отворились решетчатые ворота. Черная «волга» выехала в безлюдный переулок и, набирая скорость, понеслась к Арбату.
   «Давно я не был в своей мастерской. Как там все? Небось пылью вся заросла. И кофе, наверное, ни грамма. Придется пить чай. Слава Богу, хоть чая у меня целый ящик».
   Не доезжая квартала до своей «резиденции», Сиверов попросил водителя притормозить и вышел из машины. Было ужасно душно. Глеб снял куртку, перекинул ее через плечо и неторопливо двинулся по улице, с интересом поглядывая по сторонам.
   – Где вас ждать? – крикнул ему вдогонку водитель.
   – Езжай обратно.
   За то время, что он отсутствовал, в городе ничего не изменилось. Те же вывески, те же витрины и те же люди с теми же выражениями лиц, как показалось Глебу, попадались ему навстречу. «Скорее бы добраться до мастерской», – подумал Сиверов, сворачивая во двор и резко оглядываясь. За ним никого не было. Ключи, съездившие с Глебом в Париж, лежали в кармане куртки. Лифт медленно вознес его на последний этаж.
   Едва Глеб попал в мастерскую, он тут же разулся, прошелся из угла в угол, внимательно осматривая помещение. Толстый слой пыли свидетельствовал о том, что в мастерской уже давненько никого не было. «Сколько же пыли накопилось! – Глеб провел пальцем по музыкальному центру. На поверхности центра осталась темная полоса. – Убрать бы тут, хорошенько проветрить, и тогда все встало бы на свои места. Но на уборку нет времени. Хотя…» Глеб проверил, есть ли у него кофе.
   «Неужели я ошибся?» – открывая дверцу шкафчика, размышлял он. В стеклянной цилиндрической банке с плотно притертой крышкой еще пальца на два оставалось зерен. «Удивительно, ведь мне казалось, кофе кончился. Не могли же принести зерна добрые эльфы или домовой?» – усмехнулся Глеб. Ни в домовых, ни в добрых эльфов Глеб Сиверов, естественно, не верил.
   «Выходит, ошибся. Что ж, такое со мной иногда случается. Правда, эта ошибка приятная, она не вызывает разочарования».
   Он направился в душевую и обнаружил, что горячей воды нет. «Не может же все время – сплошной полосой – идти везение, – успокоил себя Глеб. – Нет горячей воды примем холодный душ. Это мне не повредит».
   Под тугими ледяными струями Глеб стоял недолго, минут пять-шесть. Потом тщательно, до красноты растерся большущим махровым полотенцем и вновь оделся.
   Сейчас он чувствовал себя гораздо свежее. Вместе с этим ощущением появилось страстное желание вкусно и сытно пообедать.
   "Разбаловался я в Париже! – немного злорадно подумал Глеб. – Привык вкусно питаться, да еще в хорошей компании, – и сразу вспомнил об Ирине. – Как она?
   Волнуется, наверное, переживает. Интересно, чем она занимается? – и Глеб, усевшись в кресло, попробовал представить, чем бы могла сейчас заняться Ирина. – Наверное, распаковывает багаж, прибирает в квартире, расставляет вещи на свои места. Ведь мы уехали в Париж почти без сборов, просто сорвались с места…" В желудке подсасывало. «Выпью кофе».
   Приготовление кофе не заняло много времени. И уже минут через пять Глеб сидел с чашкой кофе в одной и с сигаретой – в другой руке. Он курил, старательно стряхивал пепел, маленькими глотками прихлебывая ароматный кофе. В голове отсутствовали мысли, идеи. Кофе и сигарета приглушили голод. Но как только Глеб докурил, чувство голода вернулось к нему.
   «Черт подери! Как назло, в холодильнике ничего, кроме консервов! Но без хлеба консервы есть не станешь. Я же не в пустыне и не в джунглях. Это там можно есть все, что угодно, лишь бы получить калории. А здесь, в Москве, сидеть и мучиться от голода – не дело». Глеб снял трубку и набрал номер.
   – Алло! – послышался немного взволнованный и чуть напряженный голос Ирины.
   – Привет, это я, – спокойно сказал Глеб.
   – Где ты? – выкрикнула в трубку Быстрицкая, будто боялась, что Глеб исчезнет так же внезапно, как появился.
   – В Москве, где же еще.
   – Что ты делаешь? Чем занят? У тебя все в порядке? Как ты себя чувствуешь?
   Как твои дела?.. Глеб переждал, пока иссякнет град вопросов, И в тот момент, когда Ирина замолчала и тяжело вздохнула, он веселым голосом осведомился:
   – Красавица, а чем ты занята?
   – Прибираюсь.
   – У нас дома есть еда?
   – Разумеется. Полный морозильник мяса и рыбы.
   – Вот здорово! – сказал Глеб. – Я ужасно хочу есть. – Эти перелеты, разговоры, спешка вызывают лишь чувство голода.
   – Так приезжай, дорогой! – обрадовалась Ирина.
   – Ты успеешь приготовить обед?
   – Успею, успею! Прямо сейчас все бросаю и начинаю готовить. Знаешь, мне для себя одной готовить не хотелось. Я перенервничала.
   – Было бы отчего, – снисходительно сказал Глеб. – Все живы-здоровы. Ты звонила Ане?
   – Конечно, звонила, сразу же, как вошла.
   – Как она?
   – У нее все прекрасно. Загорела, ловит бабочек, гуляет по лесу.
   – Ну слава Богу…
   – Когда ты приедешь? Когда тебя ждать?
   – Я выезжаю прямо сейчас и минут через сорок-пятьдесят буду.
   – Прекрасно, я приготовлю вкусное мясо. Вино у нас есть.
   – Это хорошо. Значит, самое позднее, через час я дома.
   – Поторопись, – засмеялась Ирина, – не то я сама все съем.
   – Никогда ты столько не съешь. Целую, – сказал Глеб, – до встречи.
   – И я тебя целую, крепко-крепко! – выдохнула в трубку Ирина.
   Глеб улыбнулся. Этот нехитрый разговор немного улучшил его настроение. Но в голове по-прежнему не было ни одной мысли насчет того дела, которое он обсуждал с генералом Судаковым.
   «Положим, попаду я в камеру к Шанкурову. Я, конечно же, смогу вытянуть из него кое-какую информацию. Но это не мой метод – пытать человека. А так просто он ничего не расскажет. Ведь и генерал Судаков не воспользовался таким элементарным способом. Напустил бы на него какого-нибудь матерого уголовника, тот принялся бы душить Шанкурова, бить головой о стену. А стены в камере, небось, шершавые…» И тут Глеб понял, что ход его рассуждений не совсем правильный.
   «Шанкуров встречается с адвокатом, и то, что его избили, тут же станет известно. А адвокат не преминет раззвонить, как обращаются с задержанным власти. Это может ускорить нежелательную развязку. Вообще-то правильно, нельзя его трогать, нельзя… В этом вопросе генерал Судаков избрал верную линию поведения. Шанкурова следовало бы просто-напросто обмануть. Но как это сделать?» Сиверов ощутил, что его тело, лишенное нагрузки, «застоялось», но теперь ему было не до физических упражнений, напряженно работала мысль.
   «Нельзя сработать вхолостую… нельзя. Все-таки, может оказаться, Шанкуров даже не знает, где скрываются террористы, возможно, он их никак не контролирует, он сам по себе не нужен им… Шанкуров никуда не денется, им займутся люди из ФСБ, а вот ядерный фугас может громыхнуть».
   Глеб почувствовал озноб. Он крепко сжал кулаки, затем выпрямил пальцы.
   «Черт подери, что это со мной такое? Уж не простыл ли я где-нибудь?»
   Таблетками и лекарствами Сиверов почти никогда не пользовался. Существовал один верный способ избавиться от любого дискомфорта в безупречно отлаженном организме – надо было хорошенько прогреться, чтобы сердце на всю мощь включилось в работу и начало активно качать кровь.
   Глеб расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и бросился на пол.
   «Раз, два три… Раз, два, три…» – мысленно отсчитывал Глеб, быстро отжимаясь от пола. Затем он усложнил упражнение. Он отжимался вначале на правой руке, затем на левой. «Раз, два, три… Раз, два, три…» – считал он в уме, чувствуя, как кровь начинает пульсировать, как сердце бьется все более и более учащенно. Потом он, отжимаясь от пола, хлопал в ладоши. «Раз, два, три… Раз, два, три…» Это упражнение, простое, как грабли, требовало хорошей тренировки, точности движений и силы.
   Минут через десять Глеб вскочил на ноги. Теперь он чувствовал себя намного лучше, хотя даже не вспотел, а ведь отжался от пола сотни полторы раз. «Ну вот и все. Хорошо. Теперь можно ехать обедать. Ирина, небось, хлопочет у плиты, старается угодить мне. Да, в последнее время, когда я ее не вижу даже недолго, на душе у меня становится тоскливо. Почему я так сильно к ней привязан? Неужели это на самом деле – любовь?» Глеб тщательно запер все двери и пешком спустился по лестнице. В подъезде пахло масляной краской, лаком, наверное, кто-то затеял ремонт.
   Он прошел переулком, свернул на Калининский и минут через двадцать был у «Праги». "А может, следовало бы поступить проще – пойти пообедать в ресторан?
   Ну нет, там шум, гам, гульба… Да к тому же я обещал Ирине. «Прага»… – вдруг сработала мысль. – Это здесь пьянствовал Аркадий Геннадьевич Шанкуров, это отсюда он помчался на своем «мерседесе». И вот эта его пьяная выходка привела к страшной трагедии. Ну и сволочь! Убить двух детей и старика… Отъявленный негодяй. Ясно, он не остановится ни перед чем и его сообщников тоже не сможет остановить никто.
   Как это никто? – тут же сказал себе Глеб. – А я? Меня вызвали из Парижа именно для того, чтобы разобраться с мерзавцем Шанкуровым, с его друзьями-приятелями, для того, чтобы сделать Россию чище. И если даже на одного мерзавца станет меньше, то тысячам простых людей станет легче дышать… Как-то я странно рассуждаю, словно всю жизнь состоял в коммунистической партии и прилежно читал передовицы в «Правде», а также статейки на тему социалистической морали и нравственности".
   – К черту, к черту, – пробормотал Глеб, подходя к такси. – Насколько я понимаю, вы свободны? – он сел на переднее сиденье.
   – Да-да, конечно, – ответил таксист, молодой парень в бейсболке. – Куда едем?
   – В район ВДНХ, Берингов проезд.
   – Понятно.
   Вопроса, сколько Глеб заплатит, даже не возникло.
   К приезду Глеба Ирина уже накрыла на стол, и не. в кухне, а в гостиной.
   Она обняла Глеба прямо в прихожей, прохладными пальцами поправила его русые волосы.
   – Когда расстались в аэропорту, я даже предположить не могла, что ты появишься так скоро.
   – А я появился. Ты же знаешь, я люблю делать тебе сюрпризы.
   – На этот раз, – Ирина грустно вздохнула, – твой сюрприз приятен.
   – Ну что ж, тем лучше, – ответил Глеб, снимая куртку и направляясь мыть руки.
   Ирина бросилась на кухню, там уже что-то подгорало. Когда Глеб вышел из ванной, она чуть виновато посмотрела на него и не к месту чертыхнулась.
   – Что-то случилось? – принюхиваясь, весело улыбнулся Глеб.
   – Как всегда, твое любимое мясо сгорело, – ответила Ирина, – и не надо на эту тему шутить.
   – Плакать будем или как?
   – Я уже плакала, когда резала лук.
   – Странно, по тебе не видно, – Глеб обнял Ирину за плечи.
   Они прошли в комнату. Мясо, хоть и подгорело слегка, все равно оказалось ароматным и сочным, Глеб с аппетитом ел, а Ирина сидела напротив и смотрела на него с нескрываемой радостью. Ей не так часто доводилось вот так просто, буднично, заботиться о любимом человеке. И тут неожиданно представилась такая возможность.
   – Что ты на меня так смотришь? – спросил Глеб.
   – Как «так»?
   – Будто год не видела и не чаяла увидеть.
   – Мне нравится, когда ты дома, когда все хорошо, спокойно.
   – Не совсем уж все спокойно, – не выдержал Глеб, и Ирина почувствовала, что его что-то тревожит, хотя он и пытается это скрыть. От чуткого женского сердца скрыть что-либо почти невозможно. Оно как барометр, который реагирует на малейшее изменение погоды и даже предсказывает ее.
   И действительно, не прошло и четырех минут, пока они сидели за столом, как резко и настойчиво зазвонил телефон.
   – Сиди, я сама подойду.
   Она вышла к телефону и, прежде чем поднять трубку, крикнула:
   – Если что – ты дома?
   – Конечно, дома, – твердо сказал Глеб, шестым чувством понимая, что это по его душу. Он оказался прав. Из прихожей послышался чуть взволнованный голос Ирины:
   – Тебя.
   Глеб не спеша поднялся, прошел к телефону, взял трубку:
   – Да, слушаю.
   – Это Судаков. Есть срочная информация, нам надо встретиться как можно скорее. Я сейчас посылаю машину, будьте готовы.
   – Хорошо, – буркнул Глеб и опустил трубку на рычаги аппарата.
   – Что-нибудь серьезное? – спросила Ирина, хотя знала, что Глеб на такой вопрос честно не ответит. Но ей хотелось услышать что-нибудь утешительное, пусть даже не правду.
   Глеб улыбнулся:
   – Пока еще сам не знаю. Может быть, серьезное, а может быть, какие-то пустяки.
   – Кто звонил?
   – Один мой старый знакомый.
   – Кто он?
   – Ты слишком много задаешь вопросов, Ирина. Мы же с тобой договаривались, о работе – ни слова.
   – Хорошо, я все помню. Но кофе, надеюсь, ты успеешь выпить?
   – Успею.
   Они вернулись в гостиную. Ирина подала кофе, очень крепкий, такой, как любил Глеб. Себе в кофе она плеснула немного сливок, Сиверов пил черный. Кофе был выпит в полной тишине. Ирина боялась задавать лишние вопросы, а Глеб думал о своем. «Что же там за пожар, если генерал Судаков так торопится?» Ведь Глеб пообещал ему за эти двое суток попытаться вникнуть во все подробности предстоящей работы. А то, что от работы ему отвертеться не удастся, было ясно уже там, в кабинете трехэтажного особняка, напичканного электроникой.
   – Что ты говорила об Ане? – улыбнувшись, спросил Глеб. – Она загорела?
   – Да, загорела и ходит в лес. А на лугу ловит бабочек. У нее все хорошо, только она скучает.
   – Отлично, – сказал Глеб с отсутствующим видом.
   – Ты спрашиваешь так, словно тебя это очень интересует, а глянешь на тебя, сразу видно, что твои мысли очень далеко отсюда.
   – Да, – признался Глеб, – мысли мой действительно далеко.
   – Интересно, где же они? Я хотела бы знать, о чем ты так сосредоточенно размышляешь.
   – Ирина, лучше об этом тебе ничего не знать.
   – Не буду больше мучить тебя расспросами.. Хочешь еще кофе?
   – Нет, не хочу, – сказал Глеб, поднимаясь из-за стола. Он взглянул в окно и увидел подъехавшую и свернувшую во двор черную «волгу» с затемненными стеклами и двумя антеннами на крыше.
   – Что там? – поинтересовалась Ирина.
   – Машину прислали.
   Ирина осталась сидеть. Он подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в волосы.
   – Ты уж извини, что так все получилось, что к черту полетел наш отдых и что сейчас я должен уйти.
   – Надолго? – не глядя на Глеба, спросила Ирина.
   – Если бы я знал, то смог бы ответить.
   – Ну хоть примерно…
   – Я позвоню.
   – Вот всегда так. Я вынуждена ждать, надеяться.
   – Женская доля такая, – сказал Глеб, понимая, что его шутка не совсем уместна. – Спасибо за обед. Мясо получилось восхитительное.
   – Да перестань ты! Мясо подгорело.
   – Я все равно сыт.
   – Ну и прекрасно. Хоть этим я смогла тебя порадовать.
   – Ане передай привет. Скажи, что я ее очень люблю и когда мы встретимся, мы вместе наловим замечательных бабочек, а потом выпустим их.
   – Хорошо, передам. Думаю, она будет рада.
   – И знаешь что? В Париже я видел замечательную куклу, хотел купить ее, но как-то не получилось. Это было в первый день. Я думал, когда мы решим возвращаться, я вновь ее увижу. Но того торговца уже не было на обычном месте.
   Так что, Ирина, купи ей что-нибудь и скажи, будто это мы привезли ей из Парижа.
   – Хорошо.
   – Кстати, наверное, у тебя нет денег? – Глеб взял свою куртку, вытащил бумажник – тот самый бумажник, из-за которого ему в Париже пришлось ввязаться в драку, – вынул все, что лежало в одном из отделений, и положил деньги на тумбочку рядом с телефоном. – Я постараюсь позвонить.
   Глеб, не прощаясь, боясь, что прощание может затянуться, покинул квартиру и сбежал вниз. С водителем он столкнулся на площадке второго этажа.
   – Поехали, поехали, – поторопил его Глеб.
   Черная «волга» коротко взвыла сигналом и понеслась, обгоняя машины, слепя прохожих яркими, солнечными отражениями в зеркальных стеклах. Глебу нравилось смотреть, как водитель легко и уверенно управляет автомобилем. Казалось, шофер и его тяжелая «волга» одно целое и он чувствует ее так, как человек чувствует свое тело. И Глеб подумал: «Наверное, если бы этот парень проехал по брошенной на асфальте монете, он смог бы определить, орлом или решкой она лежит».
   – Больше всего в жизни мне нравится, – сказал шофер, словно угадав мысли Глеба, – водить машину. Люблю до безумия. Как ни стараюсь, не могу научиться ездить медленнее.
   – Да тебе, наверное, и не надо медленнее.
   – В общем-то да. Редко когда бывает, чтобы мои пассажиры просили не гнать.
   Они, как правило, спешат, опаздывают. И при этом, самое интересное, никто меня никогда не торопит.
   «Куда уж торопить? – подумал Глеб. – И так мчится как на пожар».