И началось… Смерть журналиста как будто сорвала тогда крышку с огромного чана, наполненного кипящим дерьмом. Наружу полезли: бандитские кровавые разборки, коррупция, половые меньшинства, интересы спецслужб, нелегальная эмиграция в Северную Европу и еще кое-что, о чем нынешний адвокат до сих пор вспоминает с позывами тошноты.
Виноградов бежал за границу и некоторое время читал в Скандинавском университете лекции о российской организованной преступности. Вернулся, когда стало можно. Поработал на ниве частного сыска и экономического контршпионажа, потом восстановился в органах.
Древние римляне утверждали, что нельзя в одну и ту же реку войти дважды… Вот и ставший уже майором Владимир Александрович достаточно скоро вновь соскочил с кратчайшей прямой, ведущей к заслуженной милицейской пенсии. Хотя должности в «Криминальном обозрении ГУВД» и пресс-службе Главка с самого начала были всего лишь прикрытием для совершенно другой, специфической, деятельности Виноградова, общая упряжка оказалась ему тесна,
В прошлом году Владимир Александрович заочно закончил трехлетнее обучение на юрфаке и в конце концов осчастливил собой Городскую коллегию адвокатов.
Теперь круг замкнулся: снова столица Финляндии, улица Фредрикинкату, запах кофе в дешевых больших керамических кружках.
— Господин Паасонен хотел бы спросить…
Уго Тоом взял из рук коллеги обрезок ленты факсимильного аппарата:
— Я переведу! Вот… Россия объявила через национальное бюро Интерпола розыск на некоего Нечаева Дениса Валерьевича. Тут есть приметы, полные установочные данные… Написано, что он ранее работая в криминальной полиции, осведомлен о формах и методах оперативной деятельности. Может быть вооружен и при задержании намерен оказывать сопротивление.
— Хм-м… — Виноградов постарался не встретиться глазами ни с кем из собеседников. Он просто не знал, какая внешняя реакция будет сейчас уместной.
— Вы меня поняли? — со странной интонацией уточнил господин Тоом.
— Да, конечно. А что он натворил?
— Написано — ряд тяжких преступлений… Вы не знаете, где сейчас может находиться этот человек?
Виноградов хотел было сказать, что об этом Паасонену лучше бы спросить господина Тоома — судя по письму Дениса, эстонец видел его последним и даже снабдил деньгами. Но перехватив взгляд сидящего напротив полицейского, решил не выкладывать козыри. Хотя бы до тех пор, пока не разберется в правилах игры и составах команд.
— Не знаю. Но вряд ли господин Нечаев предпримет попытку прорваться силой или же нелегально проникнуть в Финляндию. Ведь господина Паасонена интересует именно этот аспект проблемы?
Уго перевел, и финн кивнул, так и не сморгнув ни разу прозрачными выпуклыми глазами.
— Вы были знакомы с Нечаевым?
— О, мир профессионалов достаточно тесен! — как можно обаятельнее улыбнулся Владимир Александрович, уходя от прямого ответа.
Полномочный представитель Министерства внутренних дел Эстонии перевел дух и с облегчением посмотрел на адвоката — очевидно, Виноградов повел себя именно так, как он и рассчитывал:
— Хорошо… Господин Паасонен спрашивает, можем ли мы приступить к работе?
— Да, конечно! Слушаю. — На этот раз Владимиру Александровичу предстояло только получать и перерабатывать информацию, собранную другими, и он поудобнее разместился в кресле.
…За окном давно уже было темно. Уго Тоом закрыл последний пластиковый «накопитель» с документами и устало потер ладонями щеки:
— Кажется, все?
Это прозвучало по-русски, но к концу дня всем троим казалось, что они понимают друг друга и без перевода.
Хозяин кивнул, а физиономию Виноградова перекосило нечаянно-громкой зевотой:
— Простите…
Переработанные носители информации оказались разделены на несколько почти равновеликих стопок, одну из которых Владимиру Александровичу предстояло после копирования вывезти в Эстонию. Часть документов должна была храниться у Паасонена, часть будет направлена к Тоому по дипломатическим официальным каналам, а остальные следовало вернуть по принадлежности — в коммерческие, банковские и иные структуры.
— Давайте коротко подведем итоги.
Адвокат пролистал назад несколько страниц своего «чернокожего» блокнота:
— Не возражаете?
Никто ничего не имел против.
— Если что, поправляйте… На основании полученных документов можно утверждать: те финские фирмы, которые, якобы, делают для «Первопечатника» многотысячные книжные тиражи — чистейшая фикция… Это крохотные конторы с офисами или вообще без таковых, никакого отношения не имеющие ни к типографским услугам, ни к поставкам бумаги или иных полиграфических материалов.
Деньги переводятся на подставные счета от имени эстонского представительства «Первопечатника» прямо из интересующего нас коммерческого банка в Таллинне. А затем растекаются дальше: по Северной Европе, в Швейцарию, в Германию, за океан… Уже в виде вполне легальных, «отмытых» капиталов, которые никоим образом не могут подмочить репутацию даже самого респектабельного кредитно-финансового учреждения. Верно?
Владимир Александрович дождался, когда переводчик закончит, и выслушал ответную реплику.
— Господин Паасонен сожалеет, что финские законы очень затрудняют контроль специальных служб за движением денежных средств в банковской сфере. Поэтому проследить за тем, Куда в дальнейшем «перекидывались» деньги, было почти невозможно!
— Я понимаю. И все же полиции удалось кое-что выяснить. Жаль, конечно, что не все цепочки отработаны до конца, однако…
— Господин Паасонен говорит, что после того, как Эстония легализует хотя бы часть информации и официально обратится к их правоохранительным органам, многое станет значительно проще.
— Да, конечно! Но это только верхушка проблемы. Если подставные фирмы ничего не производят, то почему представительство «Первопечатника» не предъявляет к ним никаких претензий? И как оно отчитывается перед своей штаб-квартирой в России? А перед нашими «органами» валютного и внешнеэкономического контроля? Тут никаких взяток не хватит, чтобы откупиться!
Виноградов припечатал ладонью одну из папок:
— Судя по отчетам, которые отсюда направлялись в Эстонию, оплаченный товар уходит прямо к российскому заказчику. В общем, это вполне логично — образуется замкнутый треугольник Санкт-Петербург — Таллинн — Хельсинки — Санкт-Петербург. Но вот беда! Если верить оперативным данным, за последние полтора года реальных отправок в Россию книжной продукции от известных нам фирм ни морским, ни автомобильным, ни железнодорожным, ни воздушным транспортом не осуществлялось. То есть «Первопечатник» из Финляндии не получил ни одного тома из многотысячных оплаченных тиражей.
— А через нас? — поинтересовался господин Тоом.
Владимир Александрович поморщился:
— Да, конечно… Как ни крути, но выходит, что со стороны Таллинна границу все же постоянно пересекают грузовики с таможенными документами, оформленными на вывоз в Россию книг для «Первопечатника».
— Как это объясняется?
— Я ведь уже говорил о своей догадке! Но ее нужно будет обязательно проверить — непосредственно там, при прохождении досмотра.
— Хорошо, это мы организуем, — кивнул господин Тоом и сделал пометку на лежащем перед ним листке бумаги.
— Но совершенно необходимо, чтобы…
— Конечно! Будет проведена зашифрованная акция.
Пекка Паасонен дождался, пока ему переведут содержание разговора, потом спросил:
— Однако же господин Виноградов говорил, что неоднократно видел в продаже изданные «Первопечатником» на уровне хорошей финской полиграфии тиражи?
— Стоп! — не дослушав последнюю фразу, адвокат поднял вверх указательный палец. — Да, я действительно видел книги, на которых выходными данными значились тиражи в пятьдесят или даже сто тысяч экземпляров.
— Вот именно — сами видели!
— Но хотелось бы знать, насколько это соответствует действительности?
— Что вы имеете в виду?
— Я тут кое-что припомнил… И задумался о некоторых странностях, которые раньше просто не бросались в глаза.
— Например?
— Например о том, почему очень даже приличные книги других издательств с тиражами пятнадцать-двавдать тысяч экземпляров лежат на лотках и прилавках по полгода. А детективы «Первопечатника» исчезают, не успев появиться! — Владимир Александрович встал, потянулся и нацедил себе еще немного кофе. — Господа, кстати, что там насчет ужина?
— Разумеется, — даже не затруднив себя переводом, ответил сотрудник эстонской полиции. — Сейчас пойдем куда-нибудь, потом Пекка отвезет вас в гостиницу… Завтра придется рано вставать, будет одно интересное мероприятие. Но хотелось бы все же закончить, не возражаете?
— С удовольствием! — улыбнулся Виноградов и втянул ноздрями неповторимый аромат чуть-чуть пригорелых кофейных зерен. — Значит, на мой взгляд, криминальная схема работы «Первопечатника» выглядит примерно таким образом…
И адвокат зашагал с керамической чашкой в руках: в такт собственным сло-. вам и мыслям, из угла в угол по светлому линолеуму кабинета.
…Рассвет следующего дня Владимир Александрович встретил в тюрьме.
Нет, на этот раз ничего страшного и неожиданного с ним не произошло — Виноградова заранее предупредили о времени и цели посещения, извинились, что придется встать пораньше, и пообещали доставить в пассажирский порт к самому отходу парома на Таллинн.
Словом, переступил он порог старинного здания на Катаянокка без принуждения и наручников сразу после завтрака и в твердой уверенности, что обедать будет на обратном пути в Эстонию.
Тем не менее, пройдя в сопровождении Уго Тоома первый турникет, Виноградов почувствовал легкий озноб и забытое уже ощущение несвободы;
— Да, веселое местечко!
— Пожалуй.
За спиной с металлическим щелчком закрылась первая из многочисленных дверей и решеток.
— Прямо в центре города…
— Скоро финны тюрьму отсюда уберут. Оставят только часовню — ей больше полутора сотен лет.
— Ну и правильно!
Эстонец зашел за Виноградовым в гостиницу, и по пути они успели обменяться не предназначенной для посторонних ушей информацией. Кроме того, времени вполне хватало, чтобы обсудить линию поведения на предстоящей встрече: полицейский и адвокат сначала прошлись по набережной, потом через мостик, мимо православного Успенского собора, памятника Водоноске и похожего на сказочный рыцарский замок «Олофсборга».
В общем, они добрели до старинного здания тюрьмы, даже не заметив пройденного расстояния.
— Прошу вас, Владимир Александрович!
— Спасибо, господин Тоом.
Интерьеры носили на себе свойственный всем без исключения местам лишения свободы отпечаток какой-то внутренней нечистоты и беспощадного равнодушия.
Тюрьма — она и в Африке тюрьма! И в Америке, и в России, и на экваторе… Все различие между ними только в социально-культурном укладе конкретной страны и в уровне восприятия ее гражданами таких понятий, как честь и достоинство, а также элементарная сытость и правила гигиены.
Поэтому цивилизованный европеец быстренько сходит с ума в условиях, которые пленному чернокожему партизану из джунглей покажутся вполне сносными. А российский бандит молиться готов на санаторные условия шведских тюрем, вспоминая баланду и переполненные камеры родных «Крестов».
Так что свобода и несвобода — понятия относительные. Что же касается Финляндии…
Электронной и прочей техники здесь было значительно больше, чем обслуживающего персонала и охранников. Собственно, чуть ли не единственным человеком в форме, которого посетители увидели, попав внутрь, был заранее предупрежденный об их визите чиновник соответствующего департамента.
— Здравствуйте, господа! Добро пожаловать, — перевел его первые слова эстонец.
Специальное разрешение Министерства внутренних дел было оформлено Паасоненом заранее, поэтому формальности не отняли много времени.
— Передайте свой паспорт.
— Прошу… А личного досмотра не будет?
— Зачем? — удивился сопровождающий.
Покончив с необходимыми процедурами, он обменялся с Тоомом несколькими фразами по-фински и вышел.
— Коллега сказал, что ему необходимо сходить, подтвердить согласие интересующего нас лица встретиться с нами.
— Вот даже как?
— Да, этот парень мог в последний момент передумать. Тогда беседа бы не состоялась.
— Он же заключенный?
— Да, но даже у заключенного есть свои права! Впрочем, не волнуйтесь. Сейчас закончится завтрак, и его сразу же
приведут.
— Демократия, — вздохнул адвокат из России.
Помещение, выделенное тюремной администрацией для беседы, было обставлено без особого шика, но с некоторой казенной претензией на уют. Так выглядят в Питере приемные покои дорогих платных клиник — или же юридические , консультации.
Кожаные кресла, телевизор, пепельница, картинка на стене… Если где-то и была установлена аппаратура технического контроля, то судить о ее наличии или отсутствии не представлялось возможным.
Эстонец нажал на кнопку кондиционера:
— Прохладно.
— Да, пожалуй!
Ожидание еще не начало действовать на нервы, когда из коридора послышались шаги приближающего человека.
…Заключенный в последний раз затянулся, выпустил дым в потолок и решительно придавил то, что осталось от сигареты:
— Ладно! Но каждая сделка хотя бы подразумевает обоюдную выгоду, верно?
— Разумеется.
— Тогда разъясните, какой мне смысл откровенничать?
Мужчина явно не принадлежал к породе травоядных — он был хищником, матерым и уже основательно битым. Лет сорока с небольшим: широкие плечи, внимательный взгляд и складки на лице, еще не ставшие морщинами.
По фамилии и национальности он был русским, но родился, вырос и долгое время прослужил в Тарту. Поэтому, а еще, вероятно, из-за месяцев, проведенных в тюрьме на Катаянокка, говорил он с едва ощутимым акцентом.
— Вы осуждены за вымогательство?
— Да, Что-то в этом роде!
— Сколько еще сидеть?
— Я уже говорил. Прилично, но не так уж много!
— А что, если мы потребуем вашей выдачи?
Собеседник перевел взгляд с господина Тоома на Владимира Александровича:
— Причем тут Россия? Я гражданин Эстонии, у меня «синий» паспорт!
— Имеется межправительственное соглашение. Прокуратурой Санкт-Петербурга вам будет предъявлено обвинение в более тяжком преступлении — убийстве несовершеннолетней Лукашенко.
— Бросьте! На основании тех доказательств, которые у вас есть?
— Знаете, в этом случае финны готовы пойти навстречу. Думаю, что и мои коллеги в Таллинне не станут поднимать шум из-за такой одиозной фигуры — все-таки заказное убийство… Как считаете, Уго?
— Безусловно, — с природным достоинством кивнул господин Тоом. — Нам нужны только законопослушные граждане.
— Словом, если мы не приходим к соглашению, можете смело готовиться к отправке в Питер. И там будет совсем другой разговор. Догадываетесь?
Несколько секунд собеседник молча анализировал ситуацию. Потом помотал головой:
— Все равно вам эту покойницу на меня не навесить!
— Да, вероятно… Но остаток финского срока вы проведете не здесь, а на паршивых нарах следственного изолятора номер один ГУВД. Чувствуете разницу?
— Сволочи.
— Вы имеете в виду тех, кто вас тогда нанял?
— Вы не лучше!
— А что делать? Не надо было убивать девчонку.
— У каждого своя работа.
Виноградов почувствовал наметившийся перелом в настроении сидящего напротив человека:
— Надо дать официальные показания против господина Удальцова и всей этой шоблы. Совершенно не обязательно говорить, что вы с напарником профессионально занимались «ликвидациями» по заказу. Но то, как на вас через эстонское представительство «Первопечатника» вышла их Служба безопасности, следует описать подробно. И особенно — личную встречу с Андреем Марковичем, его ценные указания… Вы ведь от него получили деньги, фотографию Лукашенко, адрес и номер в гостинице?
— Допустим.
— От него-о! Некоторые руководители все стремятся сделать сами, просто в каждой бочке затычка… Верно?
Собеседник пожал плечами:
— И что дальше?
— Дальше надо будет рассказать о том, как вы убили гражданку Лукашенко и сымитировали несчастный случай от передозировки медикаментами.
Опережая реплику сидящего напротив человека, адвокат приложил руку к сердцу:
— Клянусь! Будет вполне достаточно, если вы непосредственным убийцей представите своего напарника. А сами, якобы, оказались только соучастником.
Подал голос немногословный господин Тоом:
— Его ведь тогда застрелили?
— Откуда вы знаете?
Полицейский как будто не слышал вопроса:
— Можете подробно описать, как на утро вместо оставшейся половины «гонорара» вы получили от заказчиков по автоматной очереди в упор.
Эта информация была неожиданной и для Виноградова, и он с трудом сдержался, чтобы не подать виду. А господин Тоом продолжил:
— Вам тогда чудом удалось спастись, верно? Бежали, скрывались в Эстонии, потом перебрались сюда…
— Откуда вы знаете? — повторил заключенный.
— Наша республика очень мала… И преступный мир — тоже! — скорее не для него, а для Владимира Александровича пояснил полицейский. — Хорошее оперативное перекрытие…
— Кто-то настучал?
— Если вы согласны с таким раскладом, — вернул себе инициативу адвокат, — обвинение вам будет предъявлено только в соучастии. Чуть ли не свидетелем по делу пройдете! И с учетом значительно меньшей степени вины и активного раскаяния Россия не станет требовать вашей выдачи.
— А если и будет, можно сделать так, чтобы финны это требование отклонили, — заверил Тоом.
— Ну что, согласны?
Заключенный опустил глаза. Не торопясь вытянул из пачки новую сигарету:
— Я посоветуюсь со своим адвокатом.
…Времени до отхода парома на Таллинн было более чем достаточно.
— Как думаете, он даст показания?
— Уверен. Поторгуется, конечно, но в конце концов поймет, что это лучший вариант. Для всех…
— Кроме господина Удальцова.
— Разумеется!
Собеседники двигались в сторону Олимпийского причала, стараясь не подставлять лица мокрому и холодному ветру.
— Вы меня несколько удивили, господин Тоом!
— По поводу убийства его напарника? Ну, что же поделаешь… После того как наш общий знакомый Денис Нечаев выяснил, что Татьяна — девушка предусмотрительная и кое-какие документы из гостиницы под шумок увезла с собой, он их тут же у нее приобрел. Например, подлинники гостевых анкет, по которым «ликвидаторы» поселялись тогда рядом с Лукашенко.
— Да, вы уже говорили. Но…
— Проверили данные по учетам и узнали, где и за что сидит один из них.
— С которым мы сегодня имели честь видеться?
— Да. А насчет второго… Агентура нашей криминальной полиции сообщала год назад что-то о «подставе» со стороны каких-то русских заказчиков. По времени и деталям похоже, вот я и наложил картинки друг на друга.
— Поздравляю!
— Да, неплохо получилось, — признал господин Тоом.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
Виноградов бежал за границу и некоторое время читал в Скандинавском университете лекции о российской организованной преступности. Вернулся, когда стало можно. Поработал на ниве частного сыска и экономического контршпионажа, потом восстановился в органах.
Древние римляне утверждали, что нельзя в одну и ту же реку войти дважды… Вот и ставший уже майором Владимир Александрович достаточно скоро вновь соскочил с кратчайшей прямой, ведущей к заслуженной милицейской пенсии. Хотя должности в «Криминальном обозрении ГУВД» и пресс-службе Главка с самого начала были всего лишь прикрытием для совершенно другой, специфической, деятельности Виноградова, общая упряжка оказалась ему тесна,
В прошлом году Владимир Александрович заочно закончил трехлетнее обучение на юрфаке и в конце концов осчастливил собой Городскую коллегию адвокатов.
Теперь круг замкнулся: снова столица Финляндии, улица Фредрикинкату, запах кофе в дешевых больших керамических кружках.
— Господин Паасонен хотел бы спросить…
Уго Тоом взял из рук коллеги обрезок ленты факсимильного аппарата:
— Я переведу! Вот… Россия объявила через национальное бюро Интерпола розыск на некоего Нечаева Дениса Валерьевича. Тут есть приметы, полные установочные данные… Написано, что он ранее работая в криминальной полиции, осведомлен о формах и методах оперативной деятельности. Может быть вооружен и при задержании намерен оказывать сопротивление.
— Хм-м… — Виноградов постарался не встретиться глазами ни с кем из собеседников. Он просто не знал, какая внешняя реакция будет сейчас уместной.
— Вы меня поняли? — со странной интонацией уточнил господин Тоом.
— Да, конечно. А что он натворил?
— Написано — ряд тяжких преступлений… Вы не знаете, где сейчас может находиться этот человек?
Виноградов хотел было сказать, что об этом Паасонену лучше бы спросить господина Тоома — судя по письму Дениса, эстонец видел его последним и даже снабдил деньгами. Но перехватив взгляд сидящего напротив полицейского, решил не выкладывать козыри. Хотя бы до тех пор, пока не разберется в правилах игры и составах команд.
— Не знаю. Но вряд ли господин Нечаев предпримет попытку прорваться силой или же нелегально проникнуть в Финляндию. Ведь господина Паасонена интересует именно этот аспект проблемы?
Уго перевел, и финн кивнул, так и не сморгнув ни разу прозрачными выпуклыми глазами.
— Вы были знакомы с Нечаевым?
— О, мир профессионалов достаточно тесен! — как можно обаятельнее улыбнулся Владимир Александрович, уходя от прямого ответа.
Полномочный представитель Министерства внутренних дел Эстонии перевел дух и с облегчением посмотрел на адвоката — очевидно, Виноградов повел себя именно так, как он и рассчитывал:
— Хорошо… Господин Паасонен спрашивает, можем ли мы приступить к работе?
— Да, конечно! Слушаю. — На этот раз Владимиру Александровичу предстояло только получать и перерабатывать информацию, собранную другими, и он поудобнее разместился в кресле.
…За окном давно уже было темно. Уго Тоом закрыл последний пластиковый «накопитель» с документами и устало потер ладонями щеки:
— Кажется, все?
Это прозвучало по-русски, но к концу дня всем троим казалось, что они понимают друг друга и без перевода.
Хозяин кивнул, а физиономию Виноградова перекосило нечаянно-громкой зевотой:
— Простите…
Переработанные носители информации оказались разделены на несколько почти равновеликих стопок, одну из которых Владимиру Александровичу предстояло после копирования вывезти в Эстонию. Часть документов должна была храниться у Паасонена, часть будет направлена к Тоому по дипломатическим официальным каналам, а остальные следовало вернуть по принадлежности — в коммерческие, банковские и иные структуры.
— Давайте коротко подведем итоги.
Адвокат пролистал назад несколько страниц своего «чернокожего» блокнота:
— Не возражаете?
Никто ничего не имел против.
— Если что, поправляйте… На основании полученных документов можно утверждать: те финские фирмы, которые, якобы, делают для «Первопечатника» многотысячные книжные тиражи — чистейшая фикция… Это крохотные конторы с офисами или вообще без таковых, никакого отношения не имеющие ни к типографским услугам, ни к поставкам бумаги или иных полиграфических материалов.
Деньги переводятся на подставные счета от имени эстонского представительства «Первопечатника» прямо из интересующего нас коммерческого банка в Таллинне. А затем растекаются дальше: по Северной Европе, в Швейцарию, в Германию, за океан… Уже в виде вполне легальных, «отмытых» капиталов, которые никоим образом не могут подмочить репутацию даже самого респектабельного кредитно-финансового учреждения. Верно?
Владимир Александрович дождался, когда переводчик закончит, и выслушал ответную реплику.
— Господин Паасонен сожалеет, что финские законы очень затрудняют контроль специальных служб за движением денежных средств в банковской сфере. Поэтому проследить за тем, Куда в дальнейшем «перекидывались» деньги, было почти невозможно!
— Я понимаю. И все же полиции удалось кое-что выяснить. Жаль, конечно, что не все цепочки отработаны до конца, однако…
— Господин Паасонен говорит, что после того, как Эстония легализует хотя бы часть информации и официально обратится к их правоохранительным органам, многое станет значительно проще.
— Да, конечно! Но это только верхушка проблемы. Если подставные фирмы ничего не производят, то почему представительство «Первопечатника» не предъявляет к ним никаких претензий? И как оно отчитывается перед своей штаб-квартирой в России? А перед нашими «органами» валютного и внешнеэкономического контроля? Тут никаких взяток не хватит, чтобы откупиться!
Виноградов припечатал ладонью одну из папок:
— Судя по отчетам, которые отсюда направлялись в Эстонию, оплаченный товар уходит прямо к российскому заказчику. В общем, это вполне логично — образуется замкнутый треугольник Санкт-Петербург — Таллинн — Хельсинки — Санкт-Петербург. Но вот беда! Если верить оперативным данным, за последние полтора года реальных отправок в Россию книжной продукции от известных нам фирм ни морским, ни автомобильным, ни железнодорожным, ни воздушным транспортом не осуществлялось. То есть «Первопечатник» из Финляндии не получил ни одного тома из многотысячных оплаченных тиражей.
— А через нас? — поинтересовался господин Тоом.
Владимир Александрович поморщился:
— Да, конечно… Как ни крути, но выходит, что со стороны Таллинна границу все же постоянно пересекают грузовики с таможенными документами, оформленными на вывоз в Россию книг для «Первопечатника».
— Как это объясняется?
— Я ведь уже говорил о своей догадке! Но ее нужно будет обязательно проверить — непосредственно там, при прохождении досмотра.
— Хорошо, это мы организуем, — кивнул господин Тоом и сделал пометку на лежащем перед ним листке бумаги.
— Но совершенно необходимо, чтобы…
— Конечно! Будет проведена зашифрованная акция.
Пекка Паасонен дождался, пока ему переведут содержание разговора, потом спросил:
— Однако же господин Виноградов говорил, что неоднократно видел в продаже изданные «Первопечатником» на уровне хорошей финской полиграфии тиражи?
— Стоп! — не дослушав последнюю фразу, адвокат поднял вверх указательный палец. — Да, я действительно видел книги, на которых выходными данными значились тиражи в пятьдесят или даже сто тысяч экземпляров.
— Вот именно — сами видели!
— Но хотелось бы знать, насколько это соответствует действительности?
— Что вы имеете в виду?
— Я тут кое-что припомнил… И задумался о некоторых странностях, которые раньше просто не бросались в глаза.
— Например?
— Например о том, почему очень даже приличные книги других издательств с тиражами пятнадцать-двавдать тысяч экземпляров лежат на лотках и прилавках по полгода. А детективы «Первопечатника» исчезают, не успев появиться! — Владимир Александрович встал, потянулся и нацедил себе еще немного кофе. — Господа, кстати, что там насчет ужина?
— Разумеется, — даже не затруднив себя переводом, ответил сотрудник эстонской полиции. — Сейчас пойдем куда-нибудь, потом Пекка отвезет вас в гостиницу… Завтра придется рано вставать, будет одно интересное мероприятие. Но хотелось бы все же закончить, не возражаете?
— С удовольствием! — улыбнулся Виноградов и втянул ноздрями неповторимый аромат чуть-чуть пригорелых кофейных зерен. — Значит, на мой взгляд, криминальная схема работы «Первопечатника» выглядит примерно таким образом…
И адвокат зашагал с керамической чашкой в руках: в такт собственным сло-. вам и мыслям, из угла в угол по светлому линолеуму кабинета.
…Рассвет следующего дня Владимир Александрович встретил в тюрьме.
Нет, на этот раз ничего страшного и неожиданного с ним не произошло — Виноградова заранее предупредили о времени и цели посещения, извинились, что придется встать пораньше, и пообещали доставить в пассажирский порт к самому отходу парома на Таллинн.
Словом, переступил он порог старинного здания на Катаянокка без принуждения и наручников сразу после завтрака и в твердой уверенности, что обедать будет на обратном пути в Эстонию.
Тем не менее, пройдя в сопровождении Уго Тоома первый турникет, Виноградов почувствовал легкий озноб и забытое уже ощущение несвободы;
— Да, веселое местечко!
— Пожалуй.
За спиной с металлическим щелчком закрылась первая из многочисленных дверей и решеток.
— Прямо в центре города…
— Скоро финны тюрьму отсюда уберут. Оставят только часовню — ей больше полутора сотен лет.
— Ну и правильно!
Эстонец зашел за Виноградовым в гостиницу, и по пути они успели обменяться не предназначенной для посторонних ушей информацией. Кроме того, времени вполне хватало, чтобы обсудить линию поведения на предстоящей встрече: полицейский и адвокат сначала прошлись по набережной, потом через мостик, мимо православного Успенского собора, памятника Водоноске и похожего на сказочный рыцарский замок «Олофсборга».
В общем, они добрели до старинного здания тюрьмы, даже не заметив пройденного расстояния.
— Прошу вас, Владимир Александрович!
— Спасибо, господин Тоом.
Интерьеры носили на себе свойственный всем без исключения местам лишения свободы отпечаток какой-то внутренней нечистоты и беспощадного равнодушия.
Тюрьма — она и в Африке тюрьма! И в Америке, и в России, и на экваторе… Все различие между ними только в социально-культурном укладе конкретной страны и в уровне восприятия ее гражданами таких понятий, как честь и достоинство, а также элементарная сытость и правила гигиены.
Поэтому цивилизованный европеец быстренько сходит с ума в условиях, которые пленному чернокожему партизану из джунглей покажутся вполне сносными. А российский бандит молиться готов на санаторные условия шведских тюрем, вспоминая баланду и переполненные камеры родных «Крестов».
Так что свобода и несвобода — понятия относительные. Что же касается Финляндии…
Электронной и прочей техники здесь было значительно больше, чем обслуживающего персонала и охранников. Собственно, чуть ли не единственным человеком в форме, которого посетители увидели, попав внутрь, был заранее предупрежденный об их визите чиновник соответствующего департамента.
— Здравствуйте, господа! Добро пожаловать, — перевел его первые слова эстонец.
Специальное разрешение Министерства внутренних дел было оформлено Паасоненом заранее, поэтому формальности не отняли много времени.
— Передайте свой паспорт.
— Прошу… А личного досмотра не будет?
— Зачем? — удивился сопровождающий.
Покончив с необходимыми процедурами, он обменялся с Тоомом несколькими фразами по-фински и вышел.
— Коллега сказал, что ему необходимо сходить, подтвердить согласие интересующего нас лица встретиться с нами.
— Вот даже как?
— Да, этот парень мог в последний момент передумать. Тогда беседа бы не состоялась.
— Он же заключенный?
— Да, но даже у заключенного есть свои права! Впрочем, не волнуйтесь. Сейчас закончится завтрак, и его сразу же
приведут.
— Демократия, — вздохнул адвокат из России.
Помещение, выделенное тюремной администрацией для беседы, было обставлено без особого шика, но с некоторой казенной претензией на уют. Так выглядят в Питере приемные покои дорогих платных клиник — или же юридические , консультации.
Кожаные кресла, телевизор, пепельница, картинка на стене… Если где-то и была установлена аппаратура технического контроля, то судить о ее наличии или отсутствии не представлялось возможным.
Эстонец нажал на кнопку кондиционера:
— Прохладно.
— Да, пожалуй!
Ожидание еще не начало действовать на нервы, когда из коридора послышались шаги приближающего человека.
…Заключенный в последний раз затянулся, выпустил дым в потолок и решительно придавил то, что осталось от сигареты:
— Ладно! Но каждая сделка хотя бы подразумевает обоюдную выгоду, верно?
— Разумеется.
— Тогда разъясните, какой мне смысл откровенничать?
Мужчина явно не принадлежал к породе травоядных — он был хищником, матерым и уже основательно битым. Лет сорока с небольшим: широкие плечи, внимательный взгляд и складки на лице, еще не ставшие морщинами.
По фамилии и национальности он был русским, но родился, вырос и долгое время прослужил в Тарту. Поэтому, а еще, вероятно, из-за месяцев, проведенных в тюрьме на Катаянокка, говорил он с едва ощутимым акцентом.
— Вы осуждены за вымогательство?
— Да, Что-то в этом роде!
— Сколько еще сидеть?
— Я уже говорил. Прилично, но не так уж много!
— А что, если мы потребуем вашей выдачи?
Собеседник перевел взгляд с господина Тоома на Владимира Александровича:
— Причем тут Россия? Я гражданин Эстонии, у меня «синий» паспорт!
— Имеется межправительственное соглашение. Прокуратурой Санкт-Петербурга вам будет предъявлено обвинение в более тяжком преступлении — убийстве несовершеннолетней Лукашенко.
— Бросьте! На основании тех доказательств, которые у вас есть?
— Знаете, в этом случае финны готовы пойти навстречу. Думаю, что и мои коллеги в Таллинне не станут поднимать шум из-за такой одиозной фигуры — все-таки заказное убийство… Как считаете, Уго?
— Безусловно, — с природным достоинством кивнул господин Тоом. — Нам нужны только законопослушные граждане.
— Словом, если мы не приходим к соглашению, можете смело готовиться к отправке в Питер. И там будет совсем другой разговор. Догадываетесь?
Несколько секунд собеседник молча анализировал ситуацию. Потом помотал головой:
— Все равно вам эту покойницу на меня не навесить!
— Да, вероятно… Но остаток финского срока вы проведете не здесь, а на паршивых нарах следственного изолятора номер один ГУВД. Чувствуете разницу?
— Сволочи.
— Вы имеете в виду тех, кто вас тогда нанял?
— Вы не лучше!
— А что делать? Не надо было убивать девчонку.
— У каждого своя работа.
Виноградов почувствовал наметившийся перелом в настроении сидящего напротив человека:
— Надо дать официальные показания против господина Удальцова и всей этой шоблы. Совершенно не обязательно говорить, что вы с напарником профессионально занимались «ликвидациями» по заказу. Но то, как на вас через эстонское представительство «Первопечатника» вышла их Служба безопасности, следует описать подробно. И особенно — личную встречу с Андреем Марковичем, его ценные указания… Вы ведь от него получили деньги, фотографию Лукашенко, адрес и номер в гостинице?
— Допустим.
— От него-о! Некоторые руководители все стремятся сделать сами, просто в каждой бочке затычка… Верно?
Собеседник пожал плечами:
— И что дальше?
— Дальше надо будет рассказать о том, как вы убили гражданку Лукашенко и сымитировали несчастный случай от передозировки медикаментами.
Опережая реплику сидящего напротив человека, адвокат приложил руку к сердцу:
— Клянусь! Будет вполне достаточно, если вы непосредственным убийцей представите своего напарника. А сами, якобы, оказались только соучастником.
Подал голос немногословный господин Тоом:
— Его ведь тогда застрелили?
— Откуда вы знаете?
Полицейский как будто не слышал вопроса:
— Можете подробно описать, как на утро вместо оставшейся половины «гонорара» вы получили от заказчиков по автоматной очереди в упор.
Эта информация была неожиданной и для Виноградова, и он с трудом сдержался, чтобы не подать виду. А господин Тоом продолжил:
— Вам тогда чудом удалось спастись, верно? Бежали, скрывались в Эстонии, потом перебрались сюда…
— Откуда вы знаете? — повторил заключенный.
— Наша республика очень мала… И преступный мир — тоже! — скорее не для него, а для Владимира Александровича пояснил полицейский. — Хорошее оперативное перекрытие…
— Кто-то настучал?
— Если вы согласны с таким раскладом, — вернул себе инициативу адвокат, — обвинение вам будет предъявлено только в соучастии. Чуть ли не свидетелем по делу пройдете! И с учетом значительно меньшей степени вины и активного раскаяния Россия не станет требовать вашей выдачи.
— А если и будет, можно сделать так, чтобы финны это требование отклонили, — заверил Тоом.
— Ну что, согласны?
Заключенный опустил глаза. Не торопясь вытянул из пачки новую сигарету:
— Я посоветуюсь со своим адвокатом.
…Времени до отхода парома на Таллинн было более чем достаточно.
— Как думаете, он даст показания?
— Уверен. Поторгуется, конечно, но в конце концов поймет, что это лучший вариант. Для всех…
— Кроме господина Удальцова.
— Разумеется!
Собеседники двигались в сторону Олимпийского причала, стараясь не подставлять лица мокрому и холодному ветру.
— Вы меня несколько удивили, господин Тоом!
— По поводу убийства его напарника? Ну, что же поделаешь… После того как наш общий знакомый Денис Нечаев выяснил, что Татьяна — девушка предусмотрительная и кое-какие документы из гостиницы под шумок увезла с собой, он их тут же у нее приобрел. Например, подлинники гостевых анкет, по которым «ликвидаторы» поселялись тогда рядом с Лукашенко.
— Да, вы уже говорили. Но…
— Проверили данные по учетам и узнали, где и за что сидит один из них.
— С которым мы сегодня имели честь видеться?
— Да. А насчет второго… Агентура нашей криминальной полиции сообщала год назад что-то о «подставе» со стороны каких-то русских заказчиков. По времени и деталям похоже, вот я и наложил картинки друг на друга.
— Поздравляю!
— Да, неплохо получилось, — признал господин Тоом.
Если бы тени предметов зависели не от
величины сих последних, а имели бы
свой произвольный рост, то, может
быть, вскоре не осталось бы на всем
земном шаре ни одного светлого места.
Сочинения Козьмы Пруткова
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
Владимир Александрович шел по улице и думал о странном. Он любил время от времени зацепиться усталым сознанием за какую-нибудь совершенно бессмысленную ерунду и не торопясь перекатывать ее с боку на бок, пробовать на ощупь и на зуб, обнюхивать и приминать.
Такие мысли, вовсе не обязательные и не связанные с повседневной борьбой за существование, были для Виноградова чем-то вроде китайской оздоровительной гимнастики — и тонус поддерживает, и при случае легко оборачивается боевым применением.
На этот раз в голове крутилась фраза из полузабытой всеми песни о Гражданской войне. Той самой песни, где невеста-комсомолка всей душой желала своемулюбимому «если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой…».
Владимиру Александровичу казалось, что политическая подоплека текста вторична и не имеет значения — просто написал его истинно русский человек, познавший войну не только собственным страшным опытом, но и генетической памятью поколений.
Именно — русский…
Вообще идеи революционной жертвенности идеально соответствуют нашему национальному характеру. Достаточно вспомнить «…и как один умрем в борьбе за это».
Р-романтика? Не важно, за что! За это.
Каким бы оно ни было.
А тут еще — любовь. Любовь и смерть…
Ни одна нормальная иностранка такого своему жениху не пожелает. Не додумается! А если и пожелает, то не вслух.
— Вы выходите?
— Что? — Виноградов очнулся и не которое время разглядывал через окно троллейбуса проползающие мимо дома. Стекло запотело, и потребовалось усилие, чтобы сориентироваться.
— На следующей выходите? — повторили за спиной уже с раздражением.
— Да, выхожу. Простите… — Владимир Александрович запоздало протиснулся к задней двери между носатым студентом и дамой в летах.
Створки со скрежетом разошлись в стороны, и Виноградова выдавило наружу.
— Фу, слава Богу!
Общественный транспорт всегда действовал на него угнетающе. В прежние времена, когда еще не открыли их ветку метрополитена, до работы приходилось добираться с тремя пересадками. Поэтому в час пик он обычно оказывался у себя за столом куда позже, чем хотелось бы, — опустошенный, усталый и с истрепанными до неприличия нервами.
Владимир Александрович родился в неповторимо прекрасной северной столице, любил Петербург и не представлял себе жизни без него, но… После поездок в переполненном транспорте он иногда ловил себя на мысли, что, в конце концов, любой город планеты — всего лишь противоестественная концентрация огромного числа неприспособленных для этого человеческих особей на крохотном кусочке обитаемого пространства.
Идти от метро до Дворца Молодежи Виноградову показалось далековато: время дорого, да и погода отнюдь не располагала к пешеходным прогулкам. Народу на остановке поначалу было немного, однако троллейбус заставил себя подождать, и когда он наконец прибыл, Владимир Александрович еле-еле втиснулся внутрь.
Ладно, теперь-то уж чего? Главное — добрался!
Виноградов перепрыгнул огромную лужу напротив семейного общежития и вскоре уже был у цели.
Дворец Молодежи на набережной… Он был выбран для предстоящей встречи совсем не случайно — по традиции поздней осенью облицованные мрамором холлы второго этажа на неделю сдавались в аренду участникам «Международной печатной ярмарки».
Сотни человек из России и стран Содружества собирались на свою профессиональную «тусовку» — здесь они раз в году были не конкурентами, а веселыми и дружелюбными членами гильдии книгоиздателей и книготорговцев.
Банкеты, банкетики, междусобойчики…
Нет, разумеется на ярмарке нередко заключались и взаимовыгодные коммерческие сделки. Но все же главным для этих людей на неделю была возможность просто-напросто «оттянуться» в своем, достаточно узком и специфическом, кругу.
— Здравствуйте!
На первый этаж Виноградов проник беспрепятственно, но перед лестницей его осадили не очень вежливые ребята спортивного вида:
— Вы куда?
— Наверх, — Владимир Александрович показал пальцем в сторону перегородки, из-за которой отчетливо доносились нетрезвый женский смех и перезвон хрусталя.
— Вы участник ярмарки? Где ваш пропуск?
— Я приглашенный.
— Тогда оформите гостевую карточку.
Людей вокруг почти не было — все, кому положено, уже находились внутри, а случайные посетители мирно ушли восвояси.
— Я не надолго! — По старой милицейской привычке Виноградов терпеть не мог, когда его куда-нибудь не пускают.
— Все равно. Надо оформить карточку.
— Да, так положено, — подтвердил слова напарника «спортсмен» постарше. — Если на Вас имеется письменная заявка…
На втором этаже, за могучими спинами охраны, невидимый и недоступный пока для Владимира Александровича оркестр грянул туш.
— Извините! — Запоздалый счастливчик, носитель красивого пропуска с фотографией, выбежал из туалета, проскользнул между замершими на лестнице мужчинами и понесся на медные звуки духовых инструментов.
— Где это выписывают? Ну, гостевые карточки?
— В отделе регистрации. Обратно по коридору — и сразу же налево. Там столики с табличками.
Виноградов сделал вид, что не испытывает в отношении стражей порядка ничего, кроме искреннего уважения, и отправился вниз, к представителям оргкомитета. Там одинокая женщина со следами вчерашнего банкета на красивом, но перенасыщенном косметикой лице без лишних слов заполнила и выдала Владимиру Александровичу пластиковый прямоугольник на прищепке.
— Фамилию сами впишите, ладно? — Она не выспалась и настолько уже обалдела от сутолоки и суеты, что выдала бы пропуск даже Басаеву с пулеметом.
Адвокат поблагодарил несчастную жертву похмельного синдрома и почти на ее глазах вывел черным фломастером по специально отведенной строке:
Такие мысли, вовсе не обязательные и не связанные с повседневной борьбой за существование, были для Виноградова чем-то вроде китайской оздоровительной гимнастики — и тонус поддерживает, и при случае легко оборачивается боевым применением.
На этот раз в голове крутилась фраза из полузабытой всеми песни о Гражданской войне. Той самой песни, где невеста-комсомолка всей душой желала своемулюбимому «если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой…».
Владимиру Александровичу казалось, что политическая подоплека текста вторична и не имеет значения — просто написал его истинно русский человек, познавший войну не только собственным страшным опытом, но и генетической памятью поколений.
Именно — русский…
Вообще идеи революционной жертвенности идеально соответствуют нашему национальному характеру. Достаточно вспомнить «…и как один умрем в борьбе за это».
Р-романтика? Не важно, за что! За это.
Каким бы оно ни было.
А тут еще — любовь. Любовь и смерть…
Ни одна нормальная иностранка такого своему жениху не пожелает. Не додумается! А если и пожелает, то не вслух.
— Вы выходите?
— Что? — Виноградов очнулся и не которое время разглядывал через окно троллейбуса проползающие мимо дома. Стекло запотело, и потребовалось усилие, чтобы сориентироваться.
— На следующей выходите? — повторили за спиной уже с раздражением.
— Да, выхожу. Простите… — Владимир Александрович запоздало протиснулся к задней двери между носатым студентом и дамой в летах.
Створки со скрежетом разошлись в стороны, и Виноградова выдавило наружу.
— Фу, слава Богу!
Общественный транспорт всегда действовал на него угнетающе. В прежние времена, когда еще не открыли их ветку метрополитена, до работы приходилось добираться с тремя пересадками. Поэтому в час пик он обычно оказывался у себя за столом куда позже, чем хотелось бы, — опустошенный, усталый и с истрепанными до неприличия нервами.
Владимир Александрович родился в неповторимо прекрасной северной столице, любил Петербург и не представлял себе жизни без него, но… После поездок в переполненном транспорте он иногда ловил себя на мысли, что, в конце концов, любой город планеты — всего лишь противоестественная концентрация огромного числа неприспособленных для этого человеческих особей на крохотном кусочке обитаемого пространства.
Идти от метро до Дворца Молодежи Виноградову показалось далековато: время дорого, да и погода отнюдь не располагала к пешеходным прогулкам. Народу на остановке поначалу было немного, однако троллейбус заставил себя подождать, и когда он наконец прибыл, Владимир Александрович еле-еле втиснулся внутрь.
Ладно, теперь-то уж чего? Главное — добрался!
Виноградов перепрыгнул огромную лужу напротив семейного общежития и вскоре уже был у цели.
Дворец Молодежи на набережной… Он был выбран для предстоящей встречи совсем не случайно — по традиции поздней осенью облицованные мрамором холлы второго этажа на неделю сдавались в аренду участникам «Международной печатной ярмарки».
Сотни человек из России и стран Содружества собирались на свою профессиональную «тусовку» — здесь они раз в году были не конкурентами, а веселыми и дружелюбными членами гильдии книгоиздателей и книготорговцев.
Банкеты, банкетики, междусобойчики…
Нет, разумеется на ярмарке нередко заключались и взаимовыгодные коммерческие сделки. Но все же главным для этих людей на неделю была возможность просто-напросто «оттянуться» в своем, достаточно узком и специфическом, кругу.
— Здравствуйте!
На первый этаж Виноградов проник беспрепятственно, но перед лестницей его осадили не очень вежливые ребята спортивного вида:
— Вы куда?
— Наверх, — Владимир Александрович показал пальцем в сторону перегородки, из-за которой отчетливо доносились нетрезвый женский смех и перезвон хрусталя.
— Вы участник ярмарки? Где ваш пропуск?
— Я приглашенный.
— Тогда оформите гостевую карточку.
Людей вокруг почти не было — все, кому положено, уже находились внутри, а случайные посетители мирно ушли восвояси.
— Я не надолго! — По старой милицейской привычке Виноградов терпеть не мог, когда его куда-нибудь не пускают.
— Все равно. Надо оформить карточку.
— Да, так положено, — подтвердил слова напарника «спортсмен» постарше. — Если на Вас имеется письменная заявка…
На втором этаже, за могучими спинами охраны, невидимый и недоступный пока для Владимира Александровича оркестр грянул туш.
— Извините! — Запоздалый счастливчик, носитель красивого пропуска с фотографией, выбежал из туалета, проскользнул между замершими на лестнице мужчинами и понесся на медные звуки духовых инструментов.
— Где это выписывают? Ну, гостевые карточки?
— В отделе регистрации. Обратно по коридору — и сразу же налево. Там столики с табличками.
Виноградов сделал вид, что не испытывает в отношении стражей порядка ничего, кроме искреннего уважения, и отправился вниз, к представителям оргкомитета. Там одинокая женщина со следами вчерашнего банкета на красивом, но перенасыщенном косметикой лице без лишних слов заполнила и выдала Владимиру Александровичу пластиковый прямоугольник на прищепке.
— Фамилию сами впишите, ладно? — Она не выспалась и настолько уже обалдела от сутолоки и суеты, что выдала бы пропуск даже Басаеву с пулеметом.
Адвокат поблагодарил несчастную жертву похмельного синдрома и почти на ее глазах вывел черным фломастером по специально отведенной строке: