Осенью батарея в полном составе была направлена в Смоленск. Она вошла в состав особого учебного опытного отряда (две стрелковые роты, пулеметная рота, кавэскадрон, батарея, инженерная рота), который экспериментально отрабатывал новую форму войсковой организации, получившую название "огневая рота".
   Начались длительные учения. Я получил возможность присутствовать на разборах и совещаниях, которые проводил командующий Западным фронтом М. Н. Тухачевский. Это было большой теоретической и практической школой.
   Весной 1923 года батарею направили в Лужский лагерь для обслуживания стрельб Высшей артиллерийской школы комсостава.
   Жизнь в Луге была очень интересной. Мы выходили на полевые занятия вместе со слушателями школы, которые проводили многочисленные стрельбы под руководством сильных, отлично подготовленных преподавателей. Бывало, внимательно следишь за ходом стрельбы, ее разбором и столько полезного почерпнешь из указаний преподавателя. Как мне хотелось самому поучиться в этой школе!
   Летом из Москвы приехала комиссия крупных специалистов артиллерии для отработки стрельб с участием самолета-корректировщика. В этих стрельбах участвовала наша батарея. Мы отрабатывали различные приемы корректировки артиллерийского огня с воздуха. Стрельбы проводились утром и вечером.
   Методы, которые испытывались в то лето, были подробно изложены в специальном наставлении артиллерии Красной Армии, а некоторые нашли применение даже в годы Великой Отечественной войны.
   В свободные часы я снова, как в ранней юности, бродил по лужским лесам, охотился на глухарей и тетеревов. По-прежнему увлекался конным спортом и футболом. Закалился, окреп. Моему здоровью и силе теперь многие могли позавидовать. А ведь еще совсем недавно считали инвалидом, не годным для службы в армии!
   К осени батарея вернулась в свою дивизию. И тут меня ожидала радость: предложили держать экзамены в ту самую артиллерийскую школу, которую мы обслуживали летом.
   Вступительные экзамены длились почти целый месяц. Выдержал я их неплохо, и только по топографии не повезло: получил неудовлетворительную оценку не столько за пробелы в знаниях, сколько за попытку поспорить с экзаменатором. Пережил томительные дни, пока решалась моя судьба. Нечего и говорить о радости, которую я испытал, когда увидел свою фамилию в списке слушателей Высшей артиллерийской школы.
   Зимой школа квартировала в Детском Селе, под Ленинградом. Изредка я смог бывать в родном городе, навещать отца и друзей. С первых же дней с жаром взялся за учебу, до поздней ночи сидел за книгами, чертежами и топографическими картами.
   Занимались снами опытнейшие преподаватели, крупные знатоки артиллерии. Каждый час занятий давал очень много. Наряду с военными дисциплинами мы с увлечением изучали историю партии, политическую экономию и партийно-политическую работу. Я прочитал первый том "Капитала" Маркса и много ленинских работ.
   Наша учебная группа, состоявшая в большинстве из командиров батарей, была дружная, организованная, спаянная настоящим товариществом. Это делало учебу еще более плодотворной.
   А летом я снова оказался в Луге. На хорошо знакомом мне полигоне мы проходили летнюю практику. Батарейные стрельбы проводились двух видов: методические, с разбором каждого выстрела (их слушатели называли "разговорными"), и боевые, с учетом времени и расхода снарядов в зависимости от характера поражавшихся целей. Каждому слушателю на летнюю практику отпускалось 200 снарядов разных калибров. А мне повезло - привлекли на большое артиллерийское учение в качестве командира батареи, действующей с ротой в головной походной заставе. Посредником был наш преподаватель В. В. Муев. Все стрельбы прошли под его придирчивым контролем, и каждая была тщательно разобрана.
   После окончания школы меня назначили заместителем командира, а вскоре и командиром легкого артиллерийского дивизиона в той же 27-й Омской дивизии. Дивизион оказался хорошим во всех отношениях. Все три его батареи были награждены Красными знаменами ВЦИК за боевые заслуги в гражданской войне.
   Командиры батарей В. Горбатов, М. Харитонов и С. Шпади - разные по характеру люди, но все трое были энтузиастами своего дела и обладали достаточным опытом. Виктор Семенович Горбатов впоследствии окончил Артиллерийскую академию, стал видным специалистом и в годы Великой Отечественной войны принес много пользы нашей артиллерии.
   Боевая подготовка велась углубленно. Особенно тщательно отрабатывалось взаимодействие пехоты и артиллерии в основных видах боя. Вопросы разведки, связи и управления, организации боевых порядков в статике и динамике современного боя, сочетания огня и маневра не сходили с повестки дня. Совместные учения с пехотой проводились систематически.
   На артиллерийских стрельбах мы увлекались "уточненной стрельбой". По тем временам у нас были большие достижения в топографической подготовке исходных данных для стрельбы. Широко использовалась стереотруба и специальные рейки для точных измерений расстояний. Мне было поручено сделать доклад по "уточненной стрельбе" на собрании военно-научного общества полка. Наш опыт широко использовался в других подразделениях артиллерии дивизии и даже корпуса. В тот период я опубликовал несколько статей в журнале "Вестник АКУКС" (Артиллерийских курсов усовершенствования командного состава) и вскоре стал уполномоченным этого журнала по Витебскому гарнизону: в мои функции входили подписка, сбор статей и обсуждение опубликованных материалов среди командиров.
   Дивизион, которым я командовал, был превращен в учебное подразделение, готовящее кадры младшего командного состава для артиллерии дивизии. Мы поставили себе целью добиться, чтобы учебный дивизион стал лучшим, показательным в полку. Прошло немного времени, и мы свою цель осуществили.
   Из Москвы нагрянула инспекция под руководством инспектора артиллерии Красной Армии, выдающегося советского артиллериста Владимира Давидовича Грендаля. Полк серьезно проверяли, но особо тщательно - его учебный дивизион. Результаты проверки оказались лучше, чем мы сами ожидали. В. Д. Грендаль дал высокую оценку всему дивизиону, сравнил его с военно-артиллерийскими школами, готовящими командиров взводов для советской артиллерии и добавил, что у нас учеба поставлена даже много лучше, чем в некоторых школах. Это окрылило нас и прибавило энергии в работе.
   В Красной Армии были введены состязательные артиллерийские стрельбы с 15-километровым пробегом. Учебные артиллерийские дивизионы были поставлены в особые, более трудные условия стрельбы, чем линейные. В день состязаний многие дивизионы уже в самом начале потерпели неудачу и не были допущены к стрельбе. Но батареи нашего дивизиона успешно пришли к финишу, показали рекордные темпы во всех упражнениях и исключительные результаты в стрельбе. Они заняли лучшие места в Белорусском военном округе.
   А я мечтал об артиллерийской академии. Исподволь готовился к вступительным экзаменам, но просить начальство направить на учебу не решался. Наконец осмелился. Рапорт дошел до командира дивизии.
   Омской дивизией тогда командовал герой гражданской войны Степан Вострецов. Мы с восхищением смотрели на его четыре ордена Красного Знамени - столько же орденов имели тогда еще трое: Фабрициус, Федько и Блюхер. Комдив Вострецов был очень доступный и простой человек, пользовавшийся всеобщим уважением. пас подкупало отсутствие в нем всякой заносчивости, пытливость ума, человечность. Я рассчитывал, что он поддержит мою просьбу.
   Но, увы, на моем рапорте командир дивизии наложил лаконичную резолюцию: "Отказать".
   Это ошеломило меня и огорчило. При случае я попытался доказать ему, как необходимо мне высшее военное образование. Комдив терпеливо выслушал и ответил:
   - Свое решение не отменю. Я отказал тебе только потому, что ты хороший строевой командир. Из тебя инженер не получится! Не обижайся, служи верой и правдой славной Омской дивизии.
   Несмотря на категорический отказ, я не пал духом, а, наоборот, еще энергичнее взялся за подготовку в академию. Однако новая попытка весной 1926 года добиться направления на учебу имела те же последствия.
   На мое счастье, летом начались межокружные маневры под непосредственным руководством начальника штаба РККА М. Н. Тухачевского. На эти маневры привлекались по одной сводной стрелковой дивизии по штатам военного времени из Белорусского и Ленинградского военных округов. В Белорусском округе для участия на маневрах была сформирована такая сводная стрелковая дивизия. Мне было приказано исполнять в ней должность заместителя командира сводного артиллерийского полка. Предстояло наступать против 11-й Ленинградской дивизии, которая заняла обороту.
   Обе стороны старались изо всех сил. Все были охвачены стремлением успешно выдержать этот серьезный государственный экзамен, тем более что на маневрах присутствовали высокопоставленные иностранные военные представители.
   Ленинградцы создали крепкую оборону. Репутация 11-й дивизии была очень высокой, и с первых же дней руководство маневрами и посреднический аппарат постоянно ставили нам в пример ее действия.
   В нас заговорило ущемленное самолюбие. Каждому хотелось ни в чем не уступить ленинградцам. Мы придумывали всяческие неожиданности для "противника", стремились применить последние новинки в тактике, чтобы ошеломить обороняющихся.
   Однако в ходе наступления было плохо организовано взаимодействие между подразделениями различных родов оружия. Дружной, слаженной работы не получалось. Видимо, командование нашего корпуса не добилось единства тактических взглядов у командиров стрелковых и артиллерийских частей и подразделений.
   Руководитель маневров провел частный разбор первого этапа маневров. Наступающей стороне здорово попало. Ряд критических замечаний в весьма деликатной форме было высказано и в адрес артиллерии белорусской дивизии. Замечания М. Н. Тухачевского были тонкими, глубокими, основанными на конкретных примерах. Мне впервые пришлось услышать столь мастерский разбор совместных действий пехоты и артиллерии.
   Мы не впали в уныние, не опустили рук, а, наоборот, дали себе слово на втором этапе маневров, во что бы то ни стало добиться успеха. Общее настроение было боевым.
   Никто ничего не знал о втором этапе маневров. Когда он начнется, где, каково будет его содержание? Все было тайной. На мою беду, заболел командир нашего полка и мне было приказано временно заменить его. Доброй половины подразделений, вошедших в полк, я не знал, и это еще более затрудняло мое положение.
   Ночью меня вызвали в штаб маневров. Когда я вошел, за столом сидели Тухачевский, начальник оперативного управления штаба РККА Триандафилов и командир нашей дивизии Вострецов.
   Представился. Предложили сесть. Тухачевский сказал:
   - Я вас, оказывается, знаю по смоленским учениям, когда мы с таким трудом вымучивали тактику "огневой роты".
   Добрые, приветливые слова успокоили меня, на душе стало легче. Тухачевский разъяснил, что сводная дивизия Белорусского округа будет теперь участвовать в маневрах в качестве обороняющейся стороны и что я, по просьбе ее командира Вострецова, на время маневров назначаюсь начальником артиллерии этой дивизии.
   - Справитесь?
   - Постараюсь! - ответил я, хотя особой уверенности вовсе не чувствовал.
   Триандафилов предупредил, что артиллерия на этих маневрах должна сыграть большую роль.
   Мы вышли из избы вместе с Вострецовым, и меня вдруг охватило сомнение: хватит ли у меня опыта и умения командовать артиллерией дивизии на таких важных маневрах? Вострецов, видимо, заметил мое настроение.
   - Не боги горшки обжигают,- сказал он.- Выдюжим.
   Мы решили как можно лучше провести артиллерийскую разведку "противника", управление артиллерии максимально централизовать, но так, чтобы в резко изменившейся обстановке подразделения могли действовать и самостоятельно. Для надежности поражения "противника" будем сосредоточивать огонь, объединяя мощь нескольких батарей. Борьбу с артиллерией "противника" было решено вести путем уничтожения и подавления ее наблюдательных пунктов. Мы собирались применить некоторые тактические новинки, скрывая их даже от посредников, боялись, что через них ленинградцы могут прослышать о наших намерениях.
   План действий артиллерии я доложил командиру дивизии. Он отнесся к нему с большим интересом и одобрил без колебаний.
   Начался второй этап маневров. К этому времени у нас уже была составлена подробная карта, на которой нанесены очень многие объекты боевого порядка "противника", в том числе и ряд наблюдательных пунктов, выдавших себя плохой маскировкой. Разведка доносила о том, что "противник" в ближайшие часы предпримет артиллерийскую подготовку. Мы решили сорвать ее.
   Командир дивизии и посредники прильнули к стереотрубам, чтобы наблюдать за нашими действиями.
   Я доложил, что артиллерия открывает огонь одиннадцати батарей по самому важному командному пункту "противника". Затем мы перенесли огонь по двум другим пунктам, сосредоточив по каждому удар 5-6 батарей. Каждый раз указывалось, сколько времени ведется огонь и сколько будет выпущено снарядов.
   По лицам посредников было видно, что они не ожидали такого поворота дела. Усиленно заработала нейтральная посредническая связь. В штаб маневров непрерывно докладывалось о переносах огня с цели на цель.
   Во время одного из таких докладов я слышал, как посредник наступающей стороны информировал о результатах и эффективности нашего артиллерийского огня. Оказалось, что мы "вывели из строя" командный пункт командира наступающей дивизии, а сам командир дивизии признан раненым. Посредники установили, что выведены из строя два наблюдательных пункта командиров наступающих стрелковых полков и несколько пунктов старших артиллерийских начальников при них. Наступление "противника" было сорвано. Штаб руководства объявил перерыв для организации и приведения в порядок наступающих войск.
   На разборе маневров действия нашей дивизии были положительно оценены командованием. Вострецова поздравляли с успехом, а он в свою очередь хвалил командиров пехоты и артиллерии.
   - Чем тебя наградить? - спросил меня Вострецов после разбора.
   Тут я вновь, уже в третий раз, обратился к нему с просьбой отпустить меня учиться в Академию им. Фрунзе. Комдив вздохнул, помолчал немного, потом сказал:
   - Ну что ж. Иди, учись. Против поступления в эту академию не возражаю.
   Это было для меня лучшей наградой.
   Поступать в Академию им. М. В. Фрунзе посоветовал один из командиров, окончивший ее и прибывший на службу в нашу дивизию. Уже по первым шагам его работы было видно, что эта академия дает основательное и всестороннее военное образование, в том числе и в области артиллерии. До сих пор я признателен товарищу за хороший совет.
   В августе 1927 года сдал вступительные экзамены. Итак, я слушатель академии. Учусь упорно. Заброшены всякие развлечения, даже шахматы и охота.
   Комдив Вострецов следил за моей учебой. Бывая в Москве, он обязательно встречался со мной, расспрашивал об успехах и каждый раз советовал не забывать артиллерийскую специальность.
   - Она вам всегда пригодится.
   Вострецов интересовался, не нуждаюсь ли я в чем,
   ...В двадцатых числах каждого месяца слушатели получали из учебного отдела так называемые "месячные задания", в которых все было расписано по дням и часам. Мы стремились еще до прочтения той или иной лекции изучить всю рекомендованную к ней литературу. Это очень помогало в усвоении материала.
   С особым прилежанием мы овладевали марксистско-ленинским учением. Сознавали, что без этой науки не может обойтись советский командир.
   В те годы шла острая, непримиримая борьба за генеральную линию партии против всякого рода ее врагов. Эта борьба не могла не захватить и академию. Троцкисты возлагали большие надежды на вузовские парторганизации, в особенности на военные.
   Сколько тогда было заседаний и собраний, на которых горячо отстаивалась генеральная линия партии, разоблачались жалкие оппозиционеры, изменившие делу рабочего класса, порвавшие с марксизмом-ленинизмом.
   Борьба закончилась полным разгромом троцкистской оппозиции. Для всех нас это явилось большой школой идейной закалки.
   Вся наша учеба строилась на опыте первой мировой и гражданской войн. Начав с тактики стрелкового батальона, мы закончили оперативной военной игрой на картах и почти трехмесячной разработкой всех вопросов подготовки военного округа к войне.
   Курс истории военного искусства слушатели изучали под руководством профессора А. А. Свечина, курс оперативного искусства преподавали Н. Е. Варфоломеев, Г С. Иссерсон и А. В. Кирпичников. Любовь к общей тактике нам прививали А. И. Верховский, Н. Н. Шварц и С Н. Красильников, восхищавшие нас своими глубокими знаниями и методическим мастерством Особенно. признательны мы были Сергею Николаевичу Красильникову, руководителю нашей учебной группы. Его занятия по тактике отличались живостью, увлекательностью. И каждый из нас стремился перенять у него методические приемы, зная, что это очень пригодится нам в будущем.
   По тактике, технике и стрельбе артиллерии - предметам, которые мне были ближе всего,- с нами занимались маститые артиллеристы Е. К. Смысловский, Н. Л. Владиславский, В. К. Токаревский и Е. М. Голубинцев. С энтузиазмом овладевали мы научными основами тактики пехоты по лекциям А. Г, Лигнау и его капитальному труду "Тактика пехоты".
   Запомнились занятия по военно-инженерному делу. Этот курс вел чудеснейший человек, выдающийся ученый Д. М. Карбышев. Большую пользу принесли нам лекции М. М. Загю, крупнейшего специалиста по войсковому тылу.
   Сверх учебного плана мы прослушали много интереснейших лекций и докладов. Неизгладимое впечатление произвел двухчасовой доклад начальника штаба Красной Армии М. Н. Тухачевского "Будущая война в свете выполнения первой пятилетки". Михаил Николаевич показал нам, как можно и как полезно заглядывать в будущее.
   В нашу учебную группу входили И. Буренин, Г. Васильев, Н. Журавлев, Г. Малышенков, А. Новиков, М. Тихонов, И. Толмачев - люди интересные, думающие. Мы крепко сдружились. Эта дружба помогала нам в учебе и в последующей службе. В годы Великой Отечественной войны нам с Главным маршалом авиации А. А. Новиковым и генерал-лейтенантом авиации Н. А. Журавлевым пришлось много совместно поработать над организацией взаимодействия артиллерии с авиацией на полях сражений. Вместе мы радовались боевым успехам стрелкового корпуса, которым командовал генерал-лейтенант М. Ф. Тихонов. На работе в крупных общевойсковых штабах проявили свои знания и опыт генерал-лейтенант И. Н. Буренин и другие бывшие слушатели нашей учебной группы.
   В коллективе слушателей жилось и работалось хорошо. Долгое время я был старостой двух общежитии академии, находившихся на улице Горького, рядом с Московским Советом. Нелегкие обязанности эти касались не только быта слушателей, но и налаживания теплых товарищеских отношений, помощи их семьям.
   В академии я продолжал всерьез увлекаться фотографией. В 1929 году у нас был объявлен фотоконкурс. Я сделал ночные снимки Москвы. Работа была признана отличной, ночные снимки оказались на стендах академической выставки. Жюри присудило мне премию - замечательный фотоаппарат с набором всех принадлежностей.
   Увлечение фотографией было не случайным. Я старался внедрять фотографию в боевую работу артиллерии. Не раз в дальнейшем фотография применялась для повышения эффективности артиллерийского огня. Быстро пролетели напряженные годы учебы. И вот уже защита дипломных работ.
   Своеобразен был тогда порядок выбора дипломных тем: каждый слушатель имел право избрать из рекомендуемого официального списка пять тем в порядке желаемой очередности. Я избрал себе пятой темой чисто артиллерийскую: "Влияние оперативного искусства и тактики на развитие артиллерии в первую мировую войну". Она и была утверждена - четыре первые темы достались другим.
   Когда же я взялся за подбор материала к этой теме, стало ясно, что она не совсем верно сформулирована: в ней все поставлено с ног на голову. В самом деле, прогресс и развитие вооружения и боевой техники оказывает прямое влияние на развитие тактики, оперативного искусства и стратегии. Конечно, тактика, оперативное искусство и стратегия тоже оказывают влияние на развитие вооружения и боевой техники, но это влияние уже вторичное.
   Я возбудил ходатайство о переименовании темы. Заместитель начальника академии тов. Котов отнесся к этому ходатайству с большим вниманием. Он подробно расспросил о том, как я собираюсь разрабатывать эту тему, какими источниками пользоваться и как буду доказывать свою правоту.
   Моим ходатайством заинтересовался и начальник академии Р. П. Эйдеман, он тоже захотел услышать мои доводы. Беседа с ним была короткой. Я сформулировал свою тему так: "Влияние развития артиллерии на оперативное искусство и тактику в первую мировую войну".
   Вскоре мое ходатайство было утверждено Народным комиссаром обороны в связи с тем, что весь перечень тем был утвержден им же.
   После многих дней и ночей упорной работы состоялась защита диплома.
   Кое-кто из слушателей-артиллеристов мечтал после окончания учебы перейти в мотомеханизированные войска или в авиацию. В то время много говорили о том, что артиллерия - отживающий род войск, что в будущих сражениях ее полностью заменят танки и авиация. Меня коробило от таких слов. Я все больше убеждался, что без артиллерии в современном бою не обойтись.
   Твердо решил вернуться в артиллерию. Поэтому особо старательно изучал артиллерийские дисциплины.
   С сердечной благодарностью вспоминаю я годы. учебы в академии, ее прекрасный профессорско-преподавательский коллектив, сплоченную партийную организацию.
   В академии мы получили не только знания и методические навыки, здесь развивали инициативу, смелость, упорство. Академия воспитывала в своих слушателях беспредельную преданность Коммунистической партии, народу. Она дала нам путевку в большую армейскую жизнь.
   После окончания академии я мечтал вернуться в Белорусский округ. Но меня ожидало разочарование: дали назначение в Москву. Я не представлял себе, как можно служить артиллеристу в столице, вдали от учебных полей, полигонов, степей и лесов.
   Московская Пролетарская
   Московская Пролетарская стрелковая дивизия, куда я после академии прибыл командиром артиллерийского полка, была хорошо укомплектована и отличалась высокой выучкой личного состава. Дивизия гордилась славными традициями. Служить здесь считалось большой честью.
   Стояла весна 1930 года. Дивизия отправлялась в свой летний лагерь под Москвой, а артиллерийский полк - на Гороховецкий артиллерийский полигон. Предстояли батарейные стрельбы. К ним готовились серьезно, и мне, молодому командиру полка, пришлось немало потрудиться.
   Поначалу меня встретили настороженно. Иные сомневались, хорошо ли знает артиллерию выпускник общевойсковой академии? Поэтому руководство первыми стрельбами и их разборы превращались в своего рода экзамен, который я должен был держать уже не перед академической комиссией, а перед командным составом полка и дивизии. Из штаба Московского военного округа на наши батарейные стрельбы прибыл заместитель начальника артиллерии округа А. В. Кологривов, превосходный знаток артиллерии.
   Он проверял, как мы готовимся к учению, а во время стрельб досконально вникал в их результаты, присутствовал на каждом разборе.
   После отбоя учений старый артиллерист чистосердечно признался: он не верил, что командир, окончивший общевойсковую академию, может успешно командовать артиллерийским полком.
   - Но у вас получается неплохо.
   Первый экзамен в прославленной дивизии был выдержан.
   За батарейными стрельбами начались стрельбы дивизионов и артиллерийских групп. Обширный полигон открывал возможности для широкого размаха учений.
   Лагерной традицией были конноспортивные соревнования. Лидерами их издавна считались Московская артиллерийская школа и 108-й артполк. Среди наших артиллеристов было немало любителей конного спорта. Они дружно поддержали мое предложение всерьез заняться подготовкой к состязаниям. Для тренировок использовалась каждая удобная минута. Готовились мы без огласки, и лидеры не обращали на нас внимания. Они настолько были уверены в своем успехе, что еще до начала соревнований поделили между собой первые и вторые места. Но, к их удивлению, в этот день результаты получились совсем не такие, как обычно. Конники нашего полка завоевали первенство по всем видам соревнований. Лагерный спортивный комитет присудил нам общее первое место, и почти все призы оказались нашими.
   Ликование в полку было небывалое. Конный спорт у нас сразу приобрел широчайшую популярность. Мы стали ежемесячно проводить свои полковые конноспортивные соревнования. Особенно полюбились бойцам парная езда и езда шестерочных артиллерийских запряжек. Состязание по этому виду спорта значительно улучшило маршевую подготовку батарей.
   Осенью полк принимал участие в окружных маневрах, которые проходили в Московской области. Полк в целом и его дивизионы получили хорошую оценку.
   Но неожиданно навалились неприятности. Сменилось руководство дивизии. Говорят, новая метла чисто метет. Комиссия, которая во время смены начальства проверяла дивизию, перестаралась и "наскребла" множество больших и малых недостатков. Все было занесено в акт. Когда председатель комиссии доложил Народному комиссару обороны результаты проверки, тот решил созвать специальное совещание. Были вызваны командующий округом А. И. Корк и командиры всех полков нашей дивизии. Председатель комиссии начал зачитывать свой доклад. Нам стало не по себе - все было преувеличено, извращено. В защиту дивизии выступил командующий войсками округа. Нарком предоставил слово и главным "обвиняемым" командирам частей дивизии. Убедительно защищались командиры стрелковых полков Р. П. Хмельницкий, И. Д. Россман и Е. П. Дикалов. Я тоже отверг некоторые домыслы проверяющих.