-- Спасибо, не надо. Я не курю, когда преследую крупную дичь.
-- Крупную дичь? А, ну да, понимаю. Этого букмекера. Вы -- Белый
Охотник и охотитесь на белых букмекеров, ха-ха! Неплохо сказано, а, Рори?
-- Отлично сказано, старина. Я умираю от смеха. А теперь позвольте мне
пойти вниз. Я хочу посмотреть по телевидению банкет по случаю Дерби.
-- Прекрасная мысль, -- обрадовался Билл. -- Давайте все пойдем
смотреть банкет по случаю Дерби. Идемте, капитан.
Но капитан Биггар не двинулся с места. Он остался сидеть, где сидел,
только сделался еще краснее прежнего.
-- Может быть, позже, -- произнес он кратко. -- А сейчас я хотел бы
переговорить с вами, лорд Рочестер.
-- Конечно-конечно-конечно-конечно, -- отозвался Билл не слишком
жизнерадостно. -- Останьтесь, Дживс. Тут уйма всяких дел. Почистите вон
пепельницу. Дайте сигару капитану Биггару.
-- Джентльмен уже отказался от сигары, когда вы ему предлагали, милорд.
-- Ах да, да... Верно-верно-верно, -- сказал Билл и сам закурил сигару,
держа огонек в руке, вибрирующей, как камертон. -- Так расскажите нам еще
про этого вашего жулика букмекера, капитан.
Капитан Биггар немного помолчал, нахмурившись. А потом вынырнул из
пучины безмолвия со словами, что от всей души надеется когда-нибудь увидеть,
какого цвета внутренности у этого негодяя.
-- Если бы только я встретил подлеца в Куала-Лумпуре! -- произнес он.
-- В Куала-Лумпуре?
Дживс, как всегда, пришел Биллу на помощь:
-- Город на побережье Малаккского пролива, милорд, в составе британской
колонии Восточная Индия, куда входят Малакка, Пенанг и провинция Уэлсли,
получившая статус отдельного владения в 1853 году и переданная под
управление генерал-губернатора Индии. В 1887 году к этой колонии были
присоединены Кокосовые, или Килинговы, острова, а в 1889-м -- остров
Рождества. Условия жизни в тех местах очень проницательно описал мистер
Сомерсет Моэм.
-- Ну конечно, я теперь припоминаю. Там, говорят, кого только не
встретишь, всякой твари по паре.
В этом капитан Биггар оказался с ним согласен.
-- Да, есть там всякая тварь, -- подтвердил он. -- Но мы умеем с нею
обращаться. Знаете, что бывает в Куала-Лумпуре с теми, кто проиграл, а не
платит, лорд Рочестер?
-- Н-нет, мне кажется, я об этом ничего не слышал. Не уходите, Дживс.
Вон еще одна пепельница, вы пропустили. Так что же бывает в Куала-Лумпуре с
теми, кто проиграл, а не платит?
-- Мы предоставляем несчастному три дня на то, чтобы вернуть долг. А
потом приходим к нему и даем ему револьвер.
-- Добрый поступок. Караете его щедростью... То есть вы хотите сказать
-- заряженный револьвер?
-- Заряженный всеми шестью патронами. Мы взглядываем негодяю в глаза и
уходим, оставив револьвер на столе. Ничего не говоря. Он без слов понимает.
Билл проглотил комок в горле. Разговор такого рода был выше его сил.
-- И он, значит, должен... Вам не кажется, что это... немного слишком?
Глаза капитана Биггара были холодны и тверды, как крутое яйцо.
-- Этого требует кодекс чести, сэр. Честь! Это великое слово для тех,
кто живет на окраинах Империи. Там слишком легко потерять форму. Вино,
женщины и неоплаченные игорные долги -- вот ступени, которые ведут вниз, --
провозгласил он. -- Вино, женщины и неоплаченные долги, -- повторил он,
изображая ладонью ступень за ступенью.
-- Долги -- ниже всего, а? Вы слыхали, Дживс?
-- Да, милорд.
-- Довольно интересно.
-- Да, милорд.
-- Расширяет кругозор, я бы сказал.
-- Да, милорд.
-- Век живи, век учись.
-- Совершенно верно, милорд.
Капитан Биггар взял с блюда большой бразильский орех и расколол его
зубами.
-- Мы, несущие бремя белых, обязаны показывать пример. Нельзя
допускать, чтобы даяки переплюнули нас в соблюдении кодекса чести.
-- А они что, пытаются?
-- Даяку, не уплатившему долга, отрубают голову.
-- Другие даяки?
-- Да, сэр. Другие даяки.
-- Ну и ну!
-- И голову затем отдают первому кредитору.
Билл изумился. Возможно, что и Дживс тоже изумился, но лицо его не
приспособлено было к выражению подобных эмоций. Те, кто знал его близко,
якобы наблюдали своими глазами, как в минуту глубокого потрясения один
уголок рта у него слегка вздрагивал; но в обычной жизни черты его лица
сохраняли каменную невозмутимость, подобную невозмутимости деревянного
индейца на вывеске табачной лавки.
-- Господи Боже мой! -- проговорил Билл. -- У нас тут такие порядки не
применимы. Если бы стали считаться, кто первый кредитор, представляете,
какая свара бы поднялась! Правда, Дживс?
-- Несомненно, милорд. Как в детской считалке: мясник или булочник,
кузнец или дворник...
-- Да еще знакомые, у которых этот даяк гостил весь уик-энд, а утром в
понедельник улизнул, совсем забыв про субботнюю партию в бридж.
-- Даяк, если только он остался бы после этого жив, научился бы впредь
соразмерять свои ставки со своими финансовыми возможностями, милорд.
-- Верно, Дживс. Конечно, он научился бы не зарываться.
-- Вот именно, милорд. Он бы трижды подумал, прежде чем оставить
компаньона без законного выигрыша.
Капитан Биггар разгрыз еще один орех. В установившейся тишине это
прозвучало как выстрел, одним махом убивающий шестерых.
-- А теперь, -- произнес он, -- с вашего позволения, лорд Рочестер, я
хотел бы бросить эту пустую болтовню и перейти к делу. -- Он замолчал на
мгновение, приводя в порядок свои разбежавшиеся мысли. -- Насчет этого
жулика букмекера.
Билл захлопал глазами:
-- Ах да, насчет букмекера. Я понимаю, о чем вы.
-- На данный момент он, к сожалению, скрылся. Но у меня хватило
смекалки запомнить номер его машины.
-- Вот как? Действительно, вы очень правильно поступили, верно, Дживс?
-- Весьма, милорд.
-- А потом справиться в полиции. И знаете, что мне там сказали? Что
этот автомобильный номер, лорд Рочестер, -- ваш.
Билл удивился:
-- Мой?!
-- Ваш.
-- Но как это может быть?!
-- Вот тут-то и есть загадка, которую надо разрешить. Этот Честный
Паркинс, как он себя называет, по-видимому, позаимствовал ваш автомобиль...
с вашего согласия или без такового.
-- Быть того не может!
-- Совершенно немыслимо, милорд.
-- Благодарю вас, Дживс. Разумеется, совершенно немыслимо. Откуда мне
знать какого-то Честного Паркинса?
-- Так вы его не знаете?
-- Первый раз о нем слышу! В глаза его никогда не видел. Как он
выглядит?
-- Высокий... примерно вашего роста... с рыжими усами и с черной
нашлепкой на левом глазу.
-- Нет, черт возьми, быть не может... То есть я хочу сказать, я вас
понял. Черная нашлепка на левом глазу и рыжие усы на верхней губе. Я сначала
подумал...
-- И еще клетчатый пиджак и галстук с голубыми подковами по малиновому
полю.
-- Боже милосердный! Какой-то человек совершенно не нашего круга. Не
правда ли, Дживс?
-- Да, милорд, не soigne. [Тщательно одетый (фр.)]
Но тут, явно потеряв терпение, капитан Биггар призвал собравшихся к
порядку.
-- К чертям все это! -- произнес он довольно резко. -- Не о свинье
речь. Я говорю о мошеннике букмекере, который сегодня ездил на вашем
автомобиле.
Билл покачал головой:
-- Мой дорогой охотник за пумами и прочей живностью, вы утверждаете,
что говорите о букмекерах, но в действительности вы говорите сами не знаете
о чем. Здорово я это обернул, а, Дживс?
-- Да, милорд. Смачно сказано.
-- Разумеется, на самом деле наш друг Биггар запомнил не тот номер.
-- Да, милорд.
Лицо капитана Биггара из малинового стало бордовым. Была задета его
гордость.
-- По-вашему, я не смог запомнить номер машины, за которой гнался от
самого Эпсома до Саутмолтоншира? В машине, имеющей ваш номер, сегодня ехал
упомянутый Честный Паркинс с помощником, и я спрашиваю вас: это вы одолжили
ему автомобиль?
-- Но, мой дорогой, добрый друг, подумайте сами, мог ли я одолжить свой
автомобиль человеку в клетчатом пиджаке и при малиновом галстуке, не говоря
уж о черной нашлепке на глазу и рыжих усах? Это же совершенно не... как это
говорится, Дживс?
-- Невообразимо, милорд. -- Дживс вежливо кашлянул. -- Может быть, у
джентльмена со зрением не все в порядке?
Капитан Биггар грозно напыжился:
-- Это у меня со зрением не все в порядке? У меня?! Да вы знаете ли, с
кем разговариваете? Я -- бвана Биггар!
-- Сожалею, сэр, но этого имени я никогда не слышал. Я полагаю, что вы
допустили вполне простительную ошибку, неверно разобрав номер на едущей
впереди машине.
Перед тем как ответить, капитан Биггар вынужден был сглотнуть
разок-другой, чтобы взять себя в руки. Кроме того, он взял еще один орех.
-- Послушайте, -- произнес он почти мягко. -- Вы, должно быть, тут не в
курсе. Вам не рассказывали, кто да что. Я -- Биггар, Белый Охотник, самый
знаменитый Белый Охотник на всю Африку и Индонезию. Я могу преспокойно
стоять на пути несущегося во весь опор носорога... А почему? Потому что
зрение у меня такое, что я знаю, понимаете -- знаю, что успею всадить ему
пулю в единственную уязвимую точку, не пробежит он и шестидесяти шагов. Вот
какое у меня зрение.
Лицо Дживса осталось каменным.
-- Боюсь, что я не могу изменить позиции, на которой стою, сэр.
Допускаю, что вы натренировали зрение для случаев, подобных только что вами
описанному, но, как ни плохо я информирован касательно крупной фауны
Востока, я все же сомневаюсь, чтобы носорогов снабжали регистрационным
номером.
Биллу показалось, что сейчас самое время пролить масло на бушующие
волны и подкинуть слова утешения.
-- А что до вашего злосчастного букмекера, капитан, мне кажется, я могу
зажечь для вас луч надежды. Я допускаю, что он действительно сбежал от вас с
быстротой нетопыря, вырвавшегося из преисподней, но полагаю, когда от
ромашек побелеют луга, он возвратит вам долг. У меня впечатление, что он
вернет все, дайте только срок.
-- Он у меня получит срок, -- грозно сказал капитан. -- И я позабочусь,
чтобы подлиннее. А после того как он вернет долг обществу, я займусь им
лично. Тысяча сожалений, что мы не на Востоке. На Востоке такие вещи
понимают. Если знают, что вы человек правильный, а тот, другой, неправ...
что ж, тогда лишних вопросов не задают.
Билл слушал, широко раскрыв глаза, как трепетная серна.
-- Ка... каких вопросов?
-- Избавиться, и из головы долой -- так в общем и целом там мыслят. Чем
меньше на свете таких гадов, тем лучше для англосаксонского престижа.
-- М-да, пожалуй, можно и так на это взглянуть.
-- Не стану от вас скрывать, на моем дробовике есть две-три зарубки,
обозначающие не буйволов и не львов... и не антилоп... и не носорогов.
-- Да? А кого же?
-- Да этих, что удирают быстрее всех. Уродов в пестрой шкуре.
-- Да, да, я знаю. Это гепарды, такие как бы леопарды, бегают со
скоростью скаковой лошади.
Дживсу пришлось вмешаться с поправкой:
-- Даже несколько быстрее, милорд. Полмили за сорок пять секунд.
-- Вот это да! Вот это резвость! Вот это скакуны!
-- Да, милорд.
Капитан Биггар раздраженно фыркнул:
-- Я говорил о пестроклетчатых неплательщиках, а не о пятнистых
гепардах. Хотя случалось и тех пару-тройку подстрелить.
-- Случалось?
-- Бывало.
-- Понятно, -- сглотнув, произнес Билл. -- Их тоже.
Дживс кашлянул:
-- Могу ли я высказать предположение, милорд?
-- Конечно, Дживс. Высказывайте несколько.
-- Мне сейчас только пришло в голову, милорд, что тот мошенник на
скачках, к которому капитан Биггар питает вполне заслуженную вражду, мог
подменить номер на своем автомобиле поддельным...
-- Точно, Дживс! Вы попали в яблочко!
-- ...и по редкому совпадению как раз намалевал на щитке номер машины
вашего сиятельства.
-- Конечно! И сразу все стало ясно. Удивительно, как нам это раньше в
голову не пришло? Теперь все объясняется. Вы согласны, капитан?
Капитан Биггар сидел и молчал. Судя по сведенным бровям, он обдумывал
новый оборот дела.
-- Но это же очевидно! -- ликовал Билл. -- Дживс, ваш выпирающий сзади
мозг, подпитываемый рыбной диетой, разрешил загадку, которая, если бы не вы,
осталась бы в истории нераскрытой тайной, о каких пишут в книгах. Будь у
меня на голове шляпа, я бы сейчас ее снял перед вами.
-- Я счастлив, что заслужил одобрение, милорд.
-- Вы всегда заслуживаете одобрение, Дживс, неизменно. За это вас все
так уважают.
Капитан Биггар кивнул:
-- Д-да, пожалуй что, это возможно. Другого объяснения просто нет.
-- Слава Богу, что все наконец разъяснилось, -- повеселел Билл. -- Еще
портвейну, капитан?
-- Нет, благодарю.
-- Тогда, может быть, присоединимся к дамам? А то они, наверно,
недоумевают: что такое у нас тут приключилось? И говорят себе: "А он все не
идет!" -- как эта самая... как ее, Дживс?
-- Как бедная Марианна, милорд:
И вечером, когда выпадала,
И утром, когда высыхала роса,
Лила Марианна горькие слезы,
Не в силах взглянуть в небеса.
-- Ну, настолько уж убиваться из-за нашего отсутствия они вряд ли
станут. Но все-таки, я думаю, пора... Идемте, капитан?
-- Я хотел бы сначала позвонить по телефону.
-- Позвонить можно из гостиной.
-- Это личный разговор.
-- Уговорили. Дживс, отведите капитана Биггара в вашу буфетную и
посадите к аппарату.
-- Очень хорошо, милорд.
Оставшись в одиночестве, Билл задержался на несколько мгновений,
раздираемый противоречивыми желаниями: и поскорее очутиться в дамском
обществе, и опрокинуть еще стакан портвейна за здравие Честного Паркинса,
благополучно обогнувшего опасный угол.
Единственное, что омрачало его довольство, была мысль о Джил. Билл был
не вполне уверен, в каких отношениях он сейчас с путеводной звездой своей
жизни. За ужином миссис Спотсворт, сидевшая от него по правую руку, своим
панибратством превзошла его самые мрачные опасения. И кажется, в глазах Джил
блеснул тот холодный, задумчивый огонек, который влюбленному меньше всего
хочется видеть в глазах суженой.
По счастью, в процессе ужина панибратство миссис Спотсворт постепенно
сошло на нет, поскольку разговорился капитан Биггар. Миссис Спотсворт
перестала поминать веселые каннские денечки, а вместо этого с упоением
внимала рассказам Белого Охотника:
О сказочных пещерах и пустынях...
О каннибалах, то есть дикарях,
Друг друга поедающих, о людях,
Которых плечи выше головы.
К его речам она, не дыша, склонила слух, полностью исключив из
застольной беседы каннские мотивы, так что, возможно, еще не все так плохо.
Меж тем в столовую вернулся Дживс, и Билл принялся вновь возносить ему
хвалы за выигранное сражение.
-- Замечательная мысль вас осенила, Дживс. Просто спасительная.
-- Благодарю вас, милорд.
-- Она разрешила все трудности. Успокоила его подозрения, так ведь?
-- Можно предполагать, что так, милорд.
-- А знаете, Дживс, даже в наши неспокойные послевоенные времена, при
том, что, куда ни посмотришь, повсюду выделывает кульбиты социальная
революция и цивилизация, так сказать, угодила в плавильный котел, все же
неплохо, когда твое имя значится в книге пэров, да еще крупными буквами.
-- Бесспорно, милорд. Это придает джентльмену некий статус.
-- Вот именно. В обществе, не требуя доказательств, тебя считают
порядочным человеком. Возьмите, например, графа. Он живет себе поживает,
люди говорят: "Он граф" -- и довольствуются этим. И никому даже в голову не
приходит, что, может быть, в свободную минуту он лепит на глаз черную
нашлепку, наклеивает усы и в клетчатом пиджаке и при галстуке с подковами
кричит из дощатой будки: "Один к шести на всех, кроме одной!"
-- Совершенно справедливо, милорд.
-- И это хорошо.
-- Весьма, милорд.
-- Могу вам признаться, что на протяжении сегодняшнего дня были минуты,
когда мне казалось, что ничего не остается, как сказать себе: "Что ж
поделаешь!" -- и поднять лапки кверху. Но сейчас еще немного, и я запою как
херувимы и серафимы. Ведь эти, которые поют, они херувимы и серафимы?
-- Да, милорд. Главным образом осанну.
-- Я словно заново родился. Неприятное ощущение, будто проглотил пинту
бабочек, которое у меня возникло, когда под барабанную дробь в языках
пламени выскочил из подполья этот чертов Белый Охотник, теперь совершенно
прошло.
-- Рад это слышать, милорд.
-- Я знал, что вас это обрадует, Дживс. Само собой. Сочувствие и
Понимание -- ваши средние имена. Ну а теперь, -- сказал Билл, --
присоединимся к обществу дам и избавим их от мук ожидания.
Но в гостиной оказалось, что число дам, к чьему обществу можно было
присоединиться, сократилось до одной, осталась только, считая слева направо,
-- Джил. Она сидела на диване, держа в ладонях пустую кофейную чашку и
устремив перед собой, как принято выражаться, невидящий взор. У нее был вид
девицы, которая о чем-то глубоко задумалась, которой недавние события дали
обильную пищу для размышлений.
-- Привет, дорогая, -- радостно, как потерпевший кораблекрушение моряк,
завидевший на горизонте парус, воскликнул, входя, Билл. После того страшного
испытания, которое он перенес в столовой, когда ушли дамы, любое лицо, если
это не лицо капитана Биггара, показалось бы ему прекрасным, а лицо Джил --
тем более.
Джил подняла на него глаза.
-- Ну привет, -- отозвалась она.
Биллу показалось, что она встретила его довольно сдержанно, но это не
убавило его жизнерадостности.
-- А где все?
-- Рори и Мук в библиотеке смотрят телетрансляцию банкета в канун
Дерби.
-- А миссис Спотсворт?
-- А Рози, -- ответила Джил ровным голосом, -- пошла к разрушенной
часовне. Она надеется побеседовать там с призраком леди Агаты.
Билл от неожиданности вздрогнул и сглотнул.
-- Рози? -- переспросил он.
-- По-моему, ты так ее называешь, разве нет?
-- М-м, ну да.
-- А она тебя -- Билликен. Она твоя старая приятельница?
-- Нет, что ты. Познакомился с ней когда-то летом в Каннах.
-- Из ее рассказов за ужином про поездки при луне и купания под Райской
скалой у меня сложилось впечатление, что вы были довольно близкими друзьями.
-- Какое там! Вовсе нет. Просто знакомые, не более того.
-- Понятно.
Оба помолчали.
-- Скажи, ты помнишь, -- прервала наконец молчание Джил, -- что я
давеча говорила насчет того, чтобы ничего друг от друга не скрывать, если
двое хотят пожениться?
-- Я... Д-да... Помню.
-- Мы согласились, что иначе и быть не может.
-- Д-да... Ну конечно. Ясное дело.
-- Я рассказала тебе про Перси, верно? И про Чарлза, и Скиффи, и Тома,
и Блотто, -- продолжала Джил, перечисляя героев своих забытых романов. --
Мне и в голову не приходило скрыть от тебя, что я уже была один раз
помолвлена до тебя. Почему же ты прятал от меня эту Спотсворт?
Биллу показалось, что за один летний день на одного в общем-то
неплохого парня, никому не желающего зла и со всеми старающегося поступать
по-хорошему, жестокая судьба обрушила слишком много неприятностей. Тот малый
-- Шекспир, кажется, но надо будет уточнить у Дживса, -- который писал про
пращи и стрелы яростной судьбы, знал, что говорил. Вот именно что пращи и
стрелы.
-- Не прятал я от тебя эту Спотсворт! -- горячо возразил он. -- Просто
к слову не приходилось. Да Господи! Когда сидишь с любимой девушкой, держишь
ее за ручку и шепчешь ей на ушко ласковые слова, разве можно вдруг сменить
тему и сказать: "Да, между прочим, была одна женщина, с которой я
познакомился несколько лет назад в Каннах, и по этому вопросу я хочу теперь
сказать несколько слов. Для начала -- про поездку в Сан-Тропез".
-- При свете луны.
-- Разве я виноват, что светила луна? Меня не спрашивали. А что до
купания под Райской скалой, то тебя послушать -- можно подумать, будто мы
были с ней одни у этой чертовой скалы и вокруг ни души. Ничего подобного,
как раз наоборот. Когда ни сунешься в воду, там всегда кишмя кишит великих
князей в изгнании и вдовствующих аристократок самых строгих правил.
-- И все-таки я нахожу странным, что ты ни разу о ней не обмолвился.
-- Не вижу в этом ничего странного.
-- А я вижу. А еще страннее, что, когда Дживс пришел и объявил о
прибытии некой миссис Спотсворт, ты только буркнул что-то малосодержательное
и замолчал, как будто первый раз о такой слышишь. Разве не естественнее было
бы сказать: "Миссис Спотсворт? Вот так так! Уж не та ли самая это дама, с
которой я пару лет назад в Каннах поддерживал отдаленное знакомство? Я тебе
о ней не рассказывал, Джил? Мы с нею катались при луне, но, разумеется, на
приличном расстоянии".
Настал миг Биллова торжества.
-- Нет! -- провозгласил он. -- Совсем не было бы естественно, если бы я
сказал: "Миссис Спотсворт? Вот так так" -- и так далее. И сейчас объясню
почему. Во время нашего с ней знакомства -- отдаленного, повторяю, как все
знакомства, которые заводят в Каннах и прочих курортных местах, -- ее
фамилия была Бессемер.
-- Вот как?
-- Именно так. Б-Е-С-С-Е-М-Е-Р. А каким образом она превратилась в
Спотсворт, я еще даже не выяснил.
Тут вошел Дживс. Долг требовал от него в эту самую минуту собрать и
вынести кофейные чашки, а требования долга никогда не оставались у этого
замечательного человека в небрежении.
Его приход положил конец разговору, и Джил, у которой еще было что
сказать на обсуждаемую тему, просто встала и подошла к двери на террасу.
-- Мне надо идти, -- проговорила она спокойно, хотя все еще довольно
сдержанно.
-- Ты что, уже уходишь? -- удивился Билл.
-- Я только домой за вещами. Мук пригласила меня ночевать.
-- Да благословят ее небеса! Что значит умная девушка!
-- Ты одобряешь ее приглашение?
-- По-моему, это замечательно.
-- Ты уверен, что я не помешаю?
-- Ну что за вздор! Хочешь, я схожу с тобой?
-- Нет, конечно. Ты же хозяин дома и принимаешь гостей.
Она вышла, а Билл, проводив ее любящим взглядом, вдруг спохватился и
вздрогнул. Что такое должен был означать ее вопрос: "Ты уверен, что я не
помешаю?" Просто так она это сказала, из вежливости, или со зловещим
подтекстом?
-- Женщины странные существа, Дживс, -- проговорил он, вздыхая.
-- Да, милорд.
-- Чтобы не сказать -- загадочные. Говорят одно, а что подразумевают,
никогда не поймешь.
-- Да, крайне редко, милорд.
Билл мгновение помолчал, размышляя.
-- Вы наблюдали за мисс Уайверн, когда она выходила в эту дверь?
-- Не очень внимательно, милорд.
-- Как она, на ваш взгляд, держалась? Странно?
-- Затрудняюсь ответить, милорд. Мое внимание было сосредоточено на
чашках.
Билл снова погрузился в раздумья. Неопределенность действовала ему на
нервы. "Ты уверен, что я не помешаю?" Был ли в ее голосе язвительный
призвук, когда она задавала этот вопрос? От этого все зависело. Если не было
призвука -- хорошо. Но если был, тогда дела обстоят неважно. Такой вопрос да
еще язвительный призвук вместе могут означать только одно: его разъяснения
спотсворт-каннского эпизода не возымели успеха и она по-прежнему питает
подозрения, совершенно недостойные такой девушки, как Джил.
Он ощутил раздражение, которое всегда в таких ситуациях ощущают ни в
чем не повинные мужчины. Что проку быть чистым, как свежевыпавший снег, или
даже еще чище, если у девушек все равно так язвительно звенит голосок?
-- Беда с женщинами заключается в том, Дживс, -- проговорил он, и
философ Шопенгауэр тут, конечно, шлепнул бы его по спине и сказал, что
вполне его понимает, -- что практически все они не в своем уме. Взять вот,
например, миссис Спотсворт. Просто помешанная. Сидит ночью в разрушенной
часовне в надежде увидеть леди Агату.
-- В самом деле, милорд? Миссис Спотсворт интересуется привидениями?
-- С маслом их ест. Разве уравновешенный человек может так себя вести?
-- Спиритуальные переживания бывают притягательны для слабого пола,
милорд. Моя тетя Эмили...
Билл бросил на него предостерегающий взгляд:
-- Помните, что я говорил вам насчет Плиния Младшего, Дживс?
-- Да, милорд.
-- Это же относится и к вашей тете Эмили.
-- Очень хорошо, милорд.
-- Меня не интересует ваша тетя Эмили.
-- Я вас понимаю, милорд. За долгие годы своей жизни она очень мало
кого интересовала.
-- Так ее уже нет с нами?
-- Нет, милорд.
-- И то хоть слава Богу.
Дживс выплыл из комнаты, а Билл бросился в кресло. Он по-прежнему
размышлял о загадочном вопросе Джил, и теперь его мысли приняли
пессимистическое направление. Не в одном только призвуке тут дело. Ему уже
определенно представлялось, что она произнесла эти слова сквозь зубы, да еще
посмотрела на него весьма многозначительно. И кажется, даже собиралась
сказать что-то ехидное.
Билл лихорадочным жестом запустил пальцы в волосы. И в это мгновение из
библиотеки вышла Моника. Присутствующие на банкете по случаю завтрашних
скачек, на ее вкус, оказались чересчур многоречивы. Рори попрежнему ловил
каждое их слово, но ей захотелось перевести дух.
Она увидела, что любимый брат рвет на себе волосы, и очень удивилась.
-- Господи Боже мой, Билл! Что с тобой? Что такое?
Билл посмотрел на нее не по-братски свирепо:
-- Ничего, черт возьми! Ничего, ясно? Ничего, ничего, ничего!
Моника вздернула брови:
-- Ну и ладно. Чего ты так разнервничался? Я просто выражала
сестринское участие.
Билл великим усилием воли вернулся к любезности Рочестеров.
-- Прости, Мук, старушка. У меня голова болит.
-- Ах ты мой бедненький.
-- Ничего, скоро пройдет.
-- Тебе нужен свежий воздух.
-- Может быть.
-- И приятное общество. Мамаша Спотсворт пошла в разрушенную часовню.
Ступай к ней и поболтай о том о сем.
-- Что-о?
Моника сказала умиротворяющим тоном:
-- Не упрямься, Билл. Ты не хуже меня понимаешь, как важно расположить
ее к себе. Один хороший рывок сейчас может склонить ее к покупке дома. С
самого начала было так задумано: я разрекламировала ей Рочестер-Эбби, а
теперь ты отведешь ее в сторонку и пустишь в ход свое прославленное обаяние.
Ты помнишь, как обещал, что будешь ворковать с ней, точно сизый голубок?
-- Крупную дичь? А, ну да, понимаю. Этого букмекера. Вы -- Белый
Охотник и охотитесь на белых букмекеров, ха-ха! Неплохо сказано, а, Рори?
-- Отлично сказано, старина. Я умираю от смеха. А теперь позвольте мне
пойти вниз. Я хочу посмотреть по телевидению банкет по случаю Дерби.
-- Прекрасная мысль, -- обрадовался Билл. -- Давайте все пойдем
смотреть банкет по случаю Дерби. Идемте, капитан.
Но капитан Биггар не двинулся с места. Он остался сидеть, где сидел,
только сделался еще краснее прежнего.
-- Может быть, позже, -- произнес он кратко. -- А сейчас я хотел бы
переговорить с вами, лорд Рочестер.
-- Конечно-конечно-конечно-конечно, -- отозвался Билл не слишком
жизнерадостно. -- Останьтесь, Дживс. Тут уйма всяких дел. Почистите вон
пепельницу. Дайте сигару капитану Биггару.
-- Джентльмен уже отказался от сигары, когда вы ему предлагали, милорд.
-- Ах да, да... Верно-верно-верно, -- сказал Билл и сам закурил сигару,
держа огонек в руке, вибрирующей, как камертон. -- Так расскажите нам еще
про этого вашего жулика букмекера, капитан.
Капитан Биггар немного помолчал, нахмурившись. А потом вынырнул из
пучины безмолвия со словами, что от всей души надеется когда-нибудь увидеть,
какого цвета внутренности у этого негодяя.
-- Если бы только я встретил подлеца в Куала-Лумпуре! -- произнес он.
-- В Куала-Лумпуре?
Дживс, как всегда, пришел Биллу на помощь:
-- Город на побережье Малаккского пролива, милорд, в составе британской
колонии Восточная Индия, куда входят Малакка, Пенанг и провинция Уэлсли,
получившая статус отдельного владения в 1853 году и переданная под
управление генерал-губернатора Индии. В 1887 году к этой колонии были
присоединены Кокосовые, или Килинговы, острова, а в 1889-м -- остров
Рождества. Условия жизни в тех местах очень проницательно описал мистер
Сомерсет Моэм.
-- Ну конечно, я теперь припоминаю. Там, говорят, кого только не
встретишь, всякой твари по паре.
В этом капитан Биггар оказался с ним согласен.
-- Да, есть там всякая тварь, -- подтвердил он. -- Но мы умеем с нею
обращаться. Знаете, что бывает в Куала-Лумпуре с теми, кто проиграл, а не
платит, лорд Рочестер?
-- Н-нет, мне кажется, я об этом ничего не слышал. Не уходите, Дживс.
Вон еще одна пепельница, вы пропустили. Так что же бывает в Куала-Лумпуре с
теми, кто проиграл, а не платит?
-- Мы предоставляем несчастному три дня на то, чтобы вернуть долг. А
потом приходим к нему и даем ему револьвер.
-- Добрый поступок. Караете его щедростью... То есть вы хотите сказать
-- заряженный револьвер?
-- Заряженный всеми шестью патронами. Мы взглядываем негодяю в глаза и
уходим, оставив револьвер на столе. Ничего не говоря. Он без слов понимает.
Билл проглотил комок в горле. Разговор такого рода был выше его сил.
-- И он, значит, должен... Вам не кажется, что это... немного слишком?
Глаза капитана Биггара были холодны и тверды, как крутое яйцо.
-- Этого требует кодекс чести, сэр. Честь! Это великое слово для тех,
кто живет на окраинах Империи. Там слишком легко потерять форму. Вино,
женщины и неоплаченные игорные долги -- вот ступени, которые ведут вниз, --
провозгласил он. -- Вино, женщины и неоплаченные долги, -- повторил он,
изображая ладонью ступень за ступенью.
-- Долги -- ниже всего, а? Вы слыхали, Дживс?
-- Да, милорд.
-- Довольно интересно.
-- Да, милорд.
-- Расширяет кругозор, я бы сказал.
-- Да, милорд.
-- Век живи, век учись.
-- Совершенно верно, милорд.
Капитан Биггар взял с блюда большой бразильский орех и расколол его
зубами.
-- Мы, несущие бремя белых, обязаны показывать пример. Нельзя
допускать, чтобы даяки переплюнули нас в соблюдении кодекса чести.
-- А они что, пытаются?
-- Даяку, не уплатившему долга, отрубают голову.
-- Другие даяки?
-- Да, сэр. Другие даяки.
-- Ну и ну!
-- И голову затем отдают первому кредитору.
Билл изумился. Возможно, что и Дживс тоже изумился, но лицо его не
приспособлено было к выражению подобных эмоций. Те, кто знал его близко,
якобы наблюдали своими глазами, как в минуту глубокого потрясения один
уголок рта у него слегка вздрагивал; но в обычной жизни черты его лица
сохраняли каменную невозмутимость, подобную невозмутимости деревянного
индейца на вывеске табачной лавки.
-- Господи Боже мой! -- проговорил Билл. -- У нас тут такие порядки не
применимы. Если бы стали считаться, кто первый кредитор, представляете,
какая свара бы поднялась! Правда, Дживс?
-- Несомненно, милорд. Как в детской считалке: мясник или булочник,
кузнец или дворник...
-- Да еще знакомые, у которых этот даяк гостил весь уик-энд, а утром в
понедельник улизнул, совсем забыв про субботнюю партию в бридж.
-- Даяк, если только он остался бы после этого жив, научился бы впредь
соразмерять свои ставки со своими финансовыми возможностями, милорд.
-- Верно, Дживс. Конечно, он научился бы не зарываться.
-- Вот именно, милорд. Он бы трижды подумал, прежде чем оставить
компаньона без законного выигрыша.
Капитан Биггар разгрыз еще один орех. В установившейся тишине это
прозвучало как выстрел, одним махом убивающий шестерых.
-- А теперь, -- произнес он, -- с вашего позволения, лорд Рочестер, я
хотел бы бросить эту пустую болтовню и перейти к делу. -- Он замолчал на
мгновение, приводя в порядок свои разбежавшиеся мысли. -- Насчет этого
жулика букмекера.
Билл захлопал глазами:
-- Ах да, насчет букмекера. Я понимаю, о чем вы.
-- На данный момент он, к сожалению, скрылся. Но у меня хватило
смекалки запомнить номер его машины.
-- Вот как? Действительно, вы очень правильно поступили, верно, Дживс?
-- Весьма, милорд.
-- А потом справиться в полиции. И знаете, что мне там сказали? Что
этот автомобильный номер, лорд Рочестер, -- ваш.
Билл удивился:
-- Мой?!
-- Ваш.
-- Но как это может быть?!
-- Вот тут-то и есть загадка, которую надо разрешить. Этот Честный
Паркинс, как он себя называет, по-видимому, позаимствовал ваш автомобиль...
с вашего согласия или без такового.
-- Быть того не может!
-- Совершенно немыслимо, милорд.
-- Благодарю вас, Дживс. Разумеется, совершенно немыслимо. Откуда мне
знать какого-то Честного Паркинса?
-- Так вы его не знаете?
-- Первый раз о нем слышу! В глаза его никогда не видел. Как он
выглядит?
-- Высокий... примерно вашего роста... с рыжими усами и с черной
нашлепкой на левом глазу.
-- Нет, черт возьми, быть не может... То есть я хочу сказать, я вас
понял. Черная нашлепка на левом глазу и рыжие усы на верхней губе. Я сначала
подумал...
-- И еще клетчатый пиджак и галстук с голубыми подковами по малиновому
полю.
-- Боже милосердный! Какой-то человек совершенно не нашего круга. Не
правда ли, Дживс?
-- Да, милорд, не soigne. [Тщательно одетый (фр.)]
Но тут, явно потеряв терпение, капитан Биггар призвал собравшихся к
порядку.
-- К чертям все это! -- произнес он довольно резко. -- Не о свинье
речь. Я говорю о мошеннике букмекере, который сегодня ездил на вашем
автомобиле.
Билл покачал головой:
-- Мой дорогой охотник за пумами и прочей живностью, вы утверждаете,
что говорите о букмекерах, но в действительности вы говорите сами не знаете
о чем. Здорово я это обернул, а, Дживс?
-- Да, милорд. Смачно сказано.
-- Разумеется, на самом деле наш друг Биггар запомнил не тот номер.
-- Да, милорд.
Лицо капитана Биггара из малинового стало бордовым. Была задета его
гордость.
-- По-вашему, я не смог запомнить номер машины, за которой гнался от
самого Эпсома до Саутмолтоншира? В машине, имеющей ваш номер, сегодня ехал
упомянутый Честный Паркинс с помощником, и я спрашиваю вас: это вы одолжили
ему автомобиль?
-- Но, мой дорогой, добрый друг, подумайте сами, мог ли я одолжить свой
автомобиль человеку в клетчатом пиджаке и при малиновом галстуке, не говоря
уж о черной нашлепке на глазу и рыжих усах? Это же совершенно не... как это
говорится, Дживс?
-- Невообразимо, милорд. -- Дживс вежливо кашлянул. -- Может быть, у
джентльмена со зрением не все в порядке?
Капитан Биггар грозно напыжился:
-- Это у меня со зрением не все в порядке? У меня?! Да вы знаете ли, с
кем разговариваете? Я -- бвана Биггар!
-- Сожалею, сэр, но этого имени я никогда не слышал. Я полагаю, что вы
допустили вполне простительную ошибку, неверно разобрав номер на едущей
впереди машине.
Перед тем как ответить, капитан Биггар вынужден был сглотнуть
разок-другой, чтобы взять себя в руки. Кроме того, он взял еще один орех.
-- Послушайте, -- произнес он почти мягко. -- Вы, должно быть, тут не в
курсе. Вам не рассказывали, кто да что. Я -- Биггар, Белый Охотник, самый
знаменитый Белый Охотник на всю Африку и Индонезию. Я могу преспокойно
стоять на пути несущегося во весь опор носорога... А почему? Потому что
зрение у меня такое, что я знаю, понимаете -- знаю, что успею всадить ему
пулю в единственную уязвимую точку, не пробежит он и шестидесяти шагов. Вот
какое у меня зрение.
Лицо Дживса осталось каменным.
-- Боюсь, что я не могу изменить позиции, на которой стою, сэр.
Допускаю, что вы натренировали зрение для случаев, подобных только что вами
описанному, но, как ни плохо я информирован касательно крупной фауны
Востока, я все же сомневаюсь, чтобы носорогов снабжали регистрационным
номером.
Биллу показалось, что сейчас самое время пролить масло на бушующие
волны и подкинуть слова утешения.
-- А что до вашего злосчастного букмекера, капитан, мне кажется, я могу
зажечь для вас луч надежды. Я допускаю, что он действительно сбежал от вас с
быстротой нетопыря, вырвавшегося из преисподней, но полагаю, когда от
ромашек побелеют луга, он возвратит вам долг. У меня впечатление, что он
вернет все, дайте только срок.
-- Он у меня получит срок, -- грозно сказал капитан. -- И я позабочусь,
чтобы подлиннее. А после того как он вернет долг обществу, я займусь им
лично. Тысяча сожалений, что мы не на Востоке. На Востоке такие вещи
понимают. Если знают, что вы человек правильный, а тот, другой, неправ...
что ж, тогда лишних вопросов не задают.
Билл слушал, широко раскрыв глаза, как трепетная серна.
-- Ка... каких вопросов?
-- Избавиться, и из головы долой -- так в общем и целом там мыслят. Чем
меньше на свете таких гадов, тем лучше для англосаксонского престижа.
-- М-да, пожалуй, можно и так на это взглянуть.
-- Не стану от вас скрывать, на моем дробовике есть две-три зарубки,
обозначающие не буйволов и не львов... и не антилоп... и не носорогов.
-- Да? А кого же?
-- Да этих, что удирают быстрее всех. Уродов в пестрой шкуре.
-- Да, да, я знаю. Это гепарды, такие как бы леопарды, бегают со
скоростью скаковой лошади.
Дживсу пришлось вмешаться с поправкой:
-- Даже несколько быстрее, милорд. Полмили за сорок пять секунд.
-- Вот это да! Вот это резвость! Вот это скакуны!
-- Да, милорд.
Капитан Биггар раздраженно фыркнул:
-- Я говорил о пестроклетчатых неплательщиках, а не о пятнистых
гепардах. Хотя случалось и тех пару-тройку подстрелить.
-- Случалось?
-- Бывало.
-- Понятно, -- сглотнув, произнес Билл. -- Их тоже.
Дживс кашлянул:
-- Могу ли я высказать предположение, милорд?
-- Конечно, Дживс. Высказывайте несколько.
-- Мне сейчас только пришло в голову, милорд, что тот мошенник на
скачках, к которому капитан Биггар питает вполне заслуженную вражду, мог
подменить номер на своем автомобиле поддельным...
-- Точно, Дживс! Вы попали в яблочко!
-- ...и по редкому совпадению как раз намалевал на щитке номер машины
вашего сиятельства.
-- Конечно! И сразу все стало ясно. Удивительно, как нам это раньше в
голову не пришло? Теперь все объясняется. Вы согласны, капитан?
Капитан Биггар сидел и молчал. Судя по сведенным бровям, он обдумывал
новый оборот дела.
-- Но это же очевидно! -- ликовал Билл. -- Дживс, ваш выпирающий сзади
мозг, подпитываемый рыбной диетой, разрешил загадку, которая, если бы не вы,
осталась бы в истории нераскрытой тайной, о каких пишут в книгах. Будь у
меня на голове шляпа, я бы сейчас ее снял перед вами.
-- Я счастлив, что заслужил одобрение, милорд.
-- Вы всегда заслуживаете одобрение, Дживс, неизменно. За это вас все
так уважают.
Капитан Биггар кивнул:
-- Д-да, пожалуй что, это возможно. Другого объяснения просто нет.
-- Слава Богу, что все наконец разъяснилось, -- повеселел Билл. -- Еще
портвейну, капитан?
-- Нет, благодарю.
-- Тогда, может быть, присоединимся к дамам? А то они, наверно,
недоумевают: что такое у нас тут приключилось? И говорят себе: "А он все не
идет!" -- как эта самая... как ее, Дживс?
-- Как бедная Марианна, милорд:
И вечером, когда выпадала,
И утром, когда высыхала роса,
Лила Марианна горькие слезы,
Не в силах взглянуть в небеса.
-- Ну, настолько уж убиваться из-за нашего отсутствия они вряд ли
станут. Но все-таки, я думаю, пора... Идемте, капитан?
-- Я хотел бы сначала позвонить по телефону.
-- Позвонить можно из гостиной.
-- Это личный разговор.
-- Уговорили. Дживс, отведите капитана Биггара в вашу буфетную и
посадите к аппарату.
-- Очень хорошо, милорд.
Оставшись в одиночестве, Билл задержался на несколько мгновений,
раздираемый противоречивыми желаниями: и поскорее очутиться в дамском
обществе, и опрокинуть еще стакан портвейна за здравие Честного Паркинса,
благополучно обогнувшего опасный угол.
Единственное, что омрачало его довольство, была мысль о Джил. Билл был
не вполне уверен, в каких отношениях он сейчас с путеводной звездой своей
жизни. За ужином миссис Спотсворт, сидевшая от него по правую руку, своим
панибратством превзошла его самые мрачные опасения. И кажется, в глазах Джил
блеснул тот холодный, задумчивый огонек, который влюбленному меньше всего
хочется видеть в глазах суженой.
По счастью, в процессе ужина панибратство миссис Спотсворт постепенно
сошло на нет, поскольку разговорился капитан Биггар. Миссис Спотсворт
перестала поминать веселые каннские денечки, а вместо этого с упоением
внимала рассказам Белого Охотника:
О сказочных пещерах и пустынях...
О каннибалах, то есть дикарях,
Друг друга поедающих, о людях,
Которых плечи выше головы.
К его речам она, не дыша, склонила слух, полностью исключив из
застольной беседы каннские мотивы, так что, возможно, еще не все так плохо.
Меж тем в столовую вернулся Дживс, и Билл принялся вновь возносить ему
хвалы за выигранное сражение.
-- Замечательная мысль вас осенила, Дживс. Просто спасительная.
-- Благодарю вас, милорд.
-- Она разрешила все трудности. Успокоила его подозрения, так ведь?
-- Можно предполагать, что так, милорд.
-- А знаете, Дживс, даже в наши неспокойные послевоенные времена, при
том, что, куда ни посмотришь, повсюду выделывает кульбиты социальная
революция и цивилизация, так сказать, угодила в плавильный котел, все же
неплохо, когда твое имя значится в книге пэров, да еще крупными буквами.
-- Бесспорно, милорд. Это придает джентльмену некий статус.
-- Вот именно. В обществе, не требуя доказательств, тебя считают
порядочным человеком. Возьмите, например, графа. Он живет себе поживает,
люди говорят: "Он граф" -- и довольствуются этим. И никому даже в голову не
приходит, что, может быть, в свободную минуту он лепит на глаз черную
нашлепку, наклеивает усы и в клетчатом пиджаке и при галстуке с подковами
кричит из дощатой будки: "Один к шести на всех, кроме одной!"
-- Совершенно справедливо, милорд.
-- И это хорошо.
-- Весьма, милорд.
-- Могу вам признаться, что на протяжении сегодняшнего дня были минуты,
когда мне казалось, что ничего не остается, как сказать себе: "Что ж
поделаешь!" -- и поднять лапки кверху. Но сейчас еще немного, и я запою как
херувимы и серафимы. Ведь эти, которые поют, они херувимы и серафимы?
-- Да, милорд. Главным образом осанну.
-- Я словно заново родился. Неприятное ощущение, будто проглотил пинту
бабочек, которое у меня возникло, когда под барабанную дробь в языках
пламени выскочил из подполья этот чертов Белый Охотник, теперь совершенно
прошло.
-- Рад это слышать, милорд.
-- Я знал, что вас это обрадует, Дживс. Само собой. Сочувствие и
Понимание -- ваши средние имена. Ну а теперь, -- сказал Билл, --
присоединимся к обществу дам и избавим их от мук ожидания.
Но в гостиной оказалось, что число дам, к чьему обществу можно было
присоединиться, сократилось до одной, осталась только, считая слева направо,
-- Джил. Она сидела на диване, держа в ладонях пустую кофейную чашку и
устремив перед собой, как принято выражаться, невидящий взор. У нее был вид
девицы, которая о чем-то глубоко задумалась, которой недавние события дали
обильную пищу для размышлений.
-- Привет, дорогая, -- радостно, как потерпевший кораблекрушение моряк,
завидевший на горизонте парус, воскликнул, входя, Билл. После того страшного
испытания, которое он перенес в столовой, когда ушли дамы, любое лицо, если
это не лицо капитана Биггара, показалось бы ему прекрасным, а лицо Джил --
тем более.
Джил подняла на него глаза.
-- Ну привет, -- отозвалась она.
Биллу показалось, что она встретила его довольно сдержанно, но это не
убавило его жизнерадостности.
-- А где все?
-- Рори и Мук в библиотеке смотрят телетрансляцию банкета в канун
Дерби.
-- А миссис Спотсворт?
-- А Рози, -- ответила Джил ровным голосом, -- пошла к разрушенной
часовне. Она надеется побеседовать там с призраком леди Агаты.
Билл от неожиданности вздрогнул и сглотнул.
-- Рози? -- переспросил он.
-- По-моему, ты так ее называешь, разве нет?
-- М-м, ну да.
-- А она тебя -- Билликен. Она твоя старая приятельница?
-- Нет, что ты. Познакомился с ней когда-то летом в Каннах.
-- Из ее рассказов за ужином про поездки при луне и купания под Райской
скалой у меня сложилось впечатление, что вы были довольно близкими друзьями.
-- Какое там! Вовсе нет. Просто знакомые, не более того.
-- Понятно.
Оба помолчали.
-- Скажи, ты помнишь, -- прервала наконец молчание Джил, -- что я
давеча говорила насчет того, чтобы ничего друг от друга не скрывать, если
двое хотят пожениться?
-- Я... Д-да... Помню.
-- Мы согласились, что иначе и быть не может.
-- Д-да... Ну конечно. Ясное дело.
-- Я рассказала тебе про Перси, верно? И про Чарлза, и Скиффи, и Тома,
и Блотто, -- продолжала Джил, перечисляя героев своих забытых романов. --
Мне и в голову не приходило скрыть от тебя, что я уже была один раз
помолвлена до тебя. Почему же ты прятал от меня эту Спотсворт?
Биллу показалось, что за один летний день на одного в общем-то
неплохого парня, никому не желающего зла и со всеми старающегося поступать
по-хорошему, жестокая судьба обрушила слишком много неприятностей. Тот малый
-- Шекспир, кажется, но надо будет уточнить у Дживса, -- который писал про
пращи и стрелы яростной судьбы, знал, что говорил. Вот именно что пращи и
стрелы.
-- Не прятал я от тебя эту Спотсворт! -- горячо возразил он. -- Просто
к слову не приходилось. Да Господи! Когда сидишь с любимой девушкой, держишь
ее за ручку и шепчешь ей на ушко ласковые слова, разве можно вдруг сменить
тему и сказать: "Да, между прочим, была одна женщина, с которой я
познакомился несколько лет назад в Каннах, и по этому вопросу я хочу теперь
сказать несколько слов. Для начала -- про поездку в Сан-Тропез".
-- При свете луны.
-- Разве я виноват, что светила луна? Меня не спрашивали. А что до
купания под Райской скалой, то тебя послушать -- можно подумать, будто мы
были с ней одни у этой чертовой скалы и вокруг ни души. Ничего подобного,
как раз наоборот. Когда ни сунешься в воду, там всегда кишмя кишит великих
князей в изгнании и вдовствующих аристократок самых строгих правил.
-- И все-таки я нахожу странным, что ты ни разу о ней не обмолвился.
-- Не вижу в этом ничего странного.
-- А я вижу. А еще страннее, что, когда Дживс пришел и объявил о
прибытии некой миссис Спотсворт, ты только буркнул что-то малосодержательное
и замолчал, как будто первый раз о такой слышишь. Разве не естественнее было
бы сказать: "Миссис Спотсворт? Вот так так! Уж не та ли самая это дама, с
которой я пару лет назад в Каннах поддерживал отдаленное знакомство? Я тебе
о ней не рассказывал, Джил? Мы с нею катались при луне, но, разумеется, на
приличном расстоянии".
Настал миг Биллова торжества.
-- Нет! -- провозгласил он. -- Совсем не было бы естественно, если бы я
сказал: "Миссис Спотсворт? Вот так так" -- и так далее. И сейчас объясню
почему. Во время нашего с ней знакомства -- отдаленного, повторяю, как все
знакомства, которые заводят в Каннах и прочих курортных местах, -- ее
фамилия была Бессемер.
-- Вот как?
-- Именно так. Б-Е-С-С-Е-М-Е-Р. А каким образом она превратилась в
Спотсворт, я еще даже не выяснил.
Тут вошел Дживс. Долг требовал от него в эту самую минуту собрать и
вынести кофейные чашки, а требования долга никогда не оставались у этого
замечательного человека в небрежении.
Его приход положил конец разговору, и Джил, у которой еще было что
сказать на обсуждаемую тему, просто встала и подошла к двери на террасу.
-- Мне надо идти, -- проговорила она спокойно, хотя все еще довольно
сдержанно.
-- Ты что, уже уходишь? -- удивился Билл.
-- Я только домой за вещами. Мук пригласила меня ночевать.
-- Да благословят ее небеса! Что значит умная девушка!
-- Ты одобряешь ее приглашение?
-- По-моему, это замечательно.
-- Ты уверен, что я не помешаю?
-- Ну что за вздор! Хочешь, я схожу с тобой?
-- Нет, конечно. Ты же хозяин дома и принимаешь гостей.
Она вышла, а Билл, проводив ее любящим взглядом, вдруг спохватился и
вздрогнул. Что такое должен был означать ее вопрос: "Ты уверен, что я не
помешаю?" Просто так она это сказала, из вежливости, или со зловещим
подтекстом?
-- Женщины странные существа, Дживс, -- проговорил он, вздыхая.
-- Да, милорд.
-- Чтобы не сказать -- загадочные. Говорят одно, а что подразумевают,
никогда не поймешь.
-- Да, крайне редко, милорд.
Билл мгновение помолчал, размышляя.
-- Вы наблюдали за мисс Уайверн, когда она выходила в эту дверь?
-- Не очень внимательно, милорд.
-- Как она, на ваш взгляд, держалась? Странно?
-- Затрудняюсь ответить, милорд. Мое внимание было сосредоточено на
чашках.
Билл снова погрузился в раздумья. Неопределенность действовала ему на
нервы. "Ты уверен, что я не помешаю?" Был ли в ее голосе язвительный
призвук, когда она задавала этот вопрос? От этого все зависело. Если не было
призвука -- хорошо. Но если был, тогда дела обстоят неважно. Такой вопрос да
еще язвительный призвук вместе могут означать только одно: его разъяснения
спотсворт-каннского эпизода не возымели успеха и она по-прежнему питает
подозрения, совершенно недостойные такой девушки, как Джил.
Он ощутил раздражение, которое всегда в таких ситуациях ощущают ни в
чем не повинные мужчины. Что проку быть чистым, как свежевыпавший снег, или
даже еще чище, если у девушек все равно так язвительно звенит голосок?
-- Беда с женщинами заключается в том, Дживс, -- проговорил он, и
философ Шопенгауэр тут, конечно, шлепнул бы его по спине и сказал, что
вполне его понимает, -- что практически все они не в своем уме. Взять вот,
например, миссис Спотсворт. Просто помешанная. Сидит ночью в разрушенной
часовне в надежде увидеть леди Агату.
-- В самом деле, милорд? Миссис Спотсворт интересуется привидениями?
-- С маслом их ест. Разве уравновешенный человек может так себя вести?
-- Спиритуальные переживания бывают притягательны для слабого пола,
милорд. Моя тетя Эмили...
Билл бросил на него предостерегающий взгляд:
-- Помните, что я говорил вам насчет Плиния Младшего, Дживс?
-- Да, милорд.
-- Это же относится и к вашей тете Эмили.
-- Очень хорошо, милорд.
-- Меня не интересует ваша тетя Эмили.
-- Я вас понимаю, милорд. За долгие годы своей жизни она очень мало
кого интересовала.
-- Так ее уже нет с нами?
-- Нет, милорд.
-- И то хоть слава Богу.
Дживс выплыл из комнаты, а Билл бросился в кресло. Он по-прежнему
размышлял о загадочном вопросе Джил, и теперь его мысли приняли
пессимистическое направление. Не в одном только призвуке тут дело. Ему уже
определенно представлялось, что она произнесла эти слова сквозь зубы, да еще
посмотрела на него весьма многозначительно. И кажется, даже собиралась
сказать что-то ехидное.
Билл лихорадочным жестом запустил пальцы в волосы. И в это мгновение из
библиотеки вышла Моника. Присутствующие на банкете по случаю завтрашних
скачек, на ее вкус, оказались чересчур многоречивы. Рори попрежнему ловил
каждое их слово, но ей захотелось перевести дух.
Она увидела, что любимый брат рвет на себе волосы, и очень удивилась.
-- Господи Боже мой, Билл! Что с тобой? Что такое?
Билл посмотрел на нее не по-братски свирепо:
-- Ничего, черт возьми! Ничего, ясно? Ничего, ничего, ничего!
Моника вздернула брови:
-- Ну и ладно. Чего ты так разнервничался? Я просто выражала
сестринское участие.
Билл великим усилием воли вернулся к любезности Рочестеров.
-- Прости, Мук, старушка. У меня голова болит.
-- Ах ты мой бедненький.
-- Ничего, скоро пройдет.
-- Тебе нужен свежий воздух.
-- Может быть.
-- И приятное общество. Мамаша Спотсворт пошла в разрушенную часовню.
Ступай к ней и поболтай о том о сем.
-- Что-о?
Моника сказала умиротворяющим тоном:
-- Не упрямься, Билл. Ты не хуже меня понимаешь, как важно расположить
ее к себе. Один хороший рывок сейчас может склонить ее к покупке дома. С
самого начала было так задумано: я разрекламировала ей Рочестер-Эбби, а
теперь ты отведешь ее в сторонку и пустишь в ход свое прославленное обаяние.
Ты помнишь, как обещал, что будешь ворковать с ней, точно сизый голубок?