---------------------------------------------------------------
© Copyright P.G.Wodehouse. Ring For Jeeves (1953)
© Copyright Перевод И. Бернштейн (2000)
Origin: The Russian Wodehouse Society (wodehouse.ru)
---------------------------------------------------------------
Бармен, на минуточку отлучившийся из-за стойки в пивной "Гусь и
огурчик", чтобы срочно навести по телефону некую справку, возвратился на
свое рабочее место, весь сияя, как человек, узнавший, что ему достался
крупный выигрыш. Его так и подмывало поделиться с кем-нибудь своей радостью,
но в пивной никого не было, только одна женщина сидела за столиком у входа,
потягивала джин с тоником и коротала время за чтением книги спиритического
содержания. Он решил сообщить замечательную новость ей.
-- Может, вам интересно будет узнать, мэм, -- обратился он к ней
срывающимся от волнения голосом, -- Мамаша Уистлера выиграла Дубки.
Посетительница оторвалась от книги и с таким выражением посмотрела на
него прекрасными темными глазами, будто он сейчас только материализовался из
эктоплазмы.
-- Что выиграла? -- переспросила она.
-- Дубки, мэм.
-- А что это?
Бармену представлялось невероятным, чтобы кто-нибудь в Англии мог
задать такой вопрос, но он успел вычислить, что эта дама -- американка, а
американки, это он уже знал, часто не разбираются в фактах грубой
действительности. Он лично был знаком с одной, которая попросила, чтобы ей
объяснили, что такое футбольный тотализатор.
-- Это ежегодные лошадиные скачки, мэм, исключительно для молодых
кобыл, то есть, иначе говоря, они бывают раз в году, и участие мужского пола
не допускается. Проходят в Эпсоме накануне Дерби, а уж про Дерби вы,
конечно, слыхали.
-- Да, про Дерби слышала. Это у вас тут самые большие конские
состязания, верно?
-- Верно, мэм. Их еще иногда называют классическими. А Дубки бывают
накануне, хотя в прежние времена их устраивали на следующий день. То есть я
хочу сказать, -- пояснил бармен, надеясь быть понятым, -- раньше Дубки были
после Дерби, но теперь это переменили.
-- И Мамаша Уистлера там всех опередила?
-- Да, мэм, на два корпуса. Я поставил пятерку.
-- Поняла. Ну что ж, это здорово, правда? Не принесете мне еще один
джин с тоником?
-- Ну конечно, мэм. Мамаша Уистлера! -- отходя, упоенно повторил
бармен. -- Моя красавица!
Бармен вышел. А дама снова углубилась в книжку. На "Гуся и огурчик"
низошла тишина.
По основным показателям это заведение мало чем отличалось от всех
остальных питейных точек, гнездящихся вдоль проезжих дорог Англии и не
дающих ее населению погибнуть от жажды. Тот же церковный полумрак, те же
непременные картинки над камином: "Охотничьи собаки задирают оленя" и
"Прощание гугенота", те же соль, перец и горчица, и бутылочки с острым
соусом на столах и тот же традиционный озоновый дух -- смесь маринада,
мясной похлебки, отварного картофеля и старого сыра.
Единственное, что отличало "Гуся и огурчика" в этот ясный июньский день
и придавало ему особую стать среди всех остальных питейных заведений, было
присутствие женщины, с которой говорил бармен. Как правило, в английских
придорожных кабаках взору не на чем отдохнуть, кроме разве случайного
фермера, поглощающего яичницу, или пары коммивояжеров, развлекающих друг
дружку неприличными анекдотами; но "Гусю и огурчику" посчастливилось
заманить к себе на подмогу эту заморскую красавицу, и она сразу подняла его
уровень на недосягаемую высоту.
Что в этой женщине сразу же бросалось в глаза и исторгало изумленный
присвист, так это окружавшая ее аура богатства. О нем говорило в ней все:
кольца, шляпка, чулки, туфли, серебристый меховой палантин и безукоризненный
парижский костюм спортивного покроя, любовно облегающий выпуклости роскошной
фигуры. "Вот, -- сказали бы вы при виде ее, -- женщина, у которой от
презренного металла сундуки ломятся и тик в большом пальце от беспрерывной
стрижки купонов, а кровожадные пиявки из налогового управления при звуках ее
имени по привычке с почтительным придыханием приподнимают свои грязные
шляпы".
И, так сказав, вы бы не ошиблись. Какой богатой она казалась, такой и
была на самом деле. Похоронив двух мужей, в обоих случаях --
мультимиллионеров, она осталась так прекрасно упакована в финансовом
отношении, что лучшего и вообразить невозможно.
Жизнь ее может служить красочной иллюстрацией к романам Х. Элджера,
которые повествуют про золушек, превращающихся в герцогинь, и тем
поддерживают в молодых сердцах неувядающие надежды -- никогда ведь не
знаешь, какая колоссальная удача ждет тебя за ближайшим углом. Урожденная
Розалинда Бэнкс из городка Чилликот, что в штате Огайо, она не обладала
никакими дарами, если не считать миловидного личика, великолепной фигуры и
некоторого умения сочинять верлибры, с таким багажом прибыла в
Гринич-Виллидж искать счастье в мире искусства -- и преуспела с первой же
попытки. На одной вечеринке она привлекла к себе взоры и покорила сердце
желтогазетного магната Клифтона Бессемера и оглянуться не успела, как стала
его женой.
Овдовев в результате попытки Клифтона Бессемера протаранить на своей
машине тяжелый грузовик вместо того, чтобы мирно его объехать, она два года
спустя познакомилась в Париже и сочеталась браком с А. Б. Спотсвортом,
миллионером -- охотником на крупную дичь, и почти сразу же овдовела опять.
На этот раз виною было расхождение во взглядах между ним и одним из львов,
на которых А. Б. Спотсворт охотился в Кении. Он считал, что лев мертв, а лев
считал, что нет. И когда стрелок поставил ногу зверю на горло, позируя перед
фотоаппаратом капитана Биггара, знаменитого Белого Охотника, сопровождавшего
экспедицию, последовала неприятная шумная ссора, а Белому Охотнику надо было
сначала отбросить фотоаппарат, да еще он потратил несколько драгоценных
мгновений, пока нашарил ружье, так что его выстрел, меткий, как всегда,
грянул слишком поздно, чтобы принести какую-то практическую пользу. Ничего
другого не оставалось, как подобрать клочья и переписать огромное состояние
миллионера-охотника на имя вдовы, присоединив его к тем приблизительно
шестнадцати миллионам, которые она ранее унаследовала от Клифтона Бессемера.
Вот кто такая была миссис Спотсворт, женщина с душой и с сорока двумя
миллионами долларов в кубышке. А дабы прояснить еще некоторые мелочи, быть
может, нуждающиеся в прояснении, заметим, что сейчас она направлялась в
Рочестер-Эбби в качестве гостьи девятого графа Рочестера, а в "Гусе и
огурчике" остановилась просто немного отдохнуть и выгулять собачку пекинеса
по кличке Помона. Книгу спиритического содержания она читала потому, что с
недавних пор сделалась горячей приверженкой потусторонних изысканий. Модный
парижский костюм спортивного покроя на ней был потому, что она любила модные
парижские костюмы спортивного покроя. А джин с тоником она пила потому, что
такой теплый летний вечер словно специально создан для того, чтобы выпить
стаканчик джина с тоником.
Бармен принес волшебный напиток и продолжил разговор с того места, где
остановился:
-- Ставка была тридцать три к одному, мэм.
Миссис Спотсворт подняла на него лучистые глаза:
-- Простите?
-- С этой цифры она начинала.
-- О ком вы говорите?
-- О той кобыле, вот что, я рассказывал, выиграла Дубки.
-- Ах, так мы опять о ней? -- вздохнула миссис Спотсворт. Она читала
про чрезвычайно интересные манифестации мира духов, и эти земные разговоры
прозвучали для нее неприятным диссонансом.
Бармен почуял отсутствие живого интереса. Ему стало немного обидно. В
такой великий день он хотел бы иметь дело лишь с теми, в чьих жилах течет
спортивная кровь.
-- Вы не увлекаетесь скачками, мэм?
Миссис Спотсворт ответила не сразу:
-- Да, пожалуй, не особенно. Мой первый муж был от них без ума, но мне
всегда казалось, что это как-то бездуховно. Такие вещи не очень способствуют
высшему развитию нашего "я". Случается, я иной раз поставлю кусок для
забавы, но это мой предел. А глубины моей души они не затрагивают.
-- Кусок, мэм?
-- Ну одну тысячу.
-- Ух ты! -- пробормотал потрясенный бармен. -- Вот это я называю
прозаложить последнюю рубашку. Хотя для меня это была бы не только рубашка,
но и чулки с подвязками в придачу. Повезло букмекерам, что вы сегодня не
были на ипподроме и не поставили на Мамашу Уистлера.
Он возвратился за стойку, а миссис Спотсворт снова углубилась в книгу.
Далее на протяжении, наверно, десяти минут в "Гусе и огурчике" ничего
существенного не происходило, только бармен прихлопнул салфеткой муху, а
миссис Спотсворт допила джин с тоником. Но вдруг могучая рука распахнула
дверь, и в залу решительными шагами вошел крепкий, коренастый, широкоплечий
и обветренный мужчина. У него было очень красное лицо, зоркие
небесно-голубые глаза, круглая, с залысинами голова и топорщащиеся
прямоугольные усики, какие встречаются повсеместно на далеких окраинах
Империи. Они в таком изобилии произрастают под носами тех, кто несет бремя
белого человека, что напрашивается мысль, не имеется ли у их носителей
каких-то монопольных прав? На ум приходят ностальгические строки поэта
Киплинга: "Мне б к востоку от Суэца, где добро и зло -- одно, где не ведают
Закона и человек может выращивать у себя на губе топорщащиеся прямоугольные
усики".
Вероятно, эти усики и придавали вошедшему такой экзотический вид. Из-за
них он казался совсем не на месте в английской придорожной пивной. При
взгляде на него чувствовалось, что его естественная среда обитания -- притон
Черного Майка в Паго-Паго, где он был бы, конечно, душою общества, хотя
вообще-то почти все время пропадал бы на сафари, сводя счеты с местной
фауной, какая ни подвернется под руку. "Вот, -- сказали бы вы, -- человек,
не раз смотревший в глаза носорогу, и тот перед ним беспомощно отворачивал
морду".
И опять же, как и тогда, когда вы так глубоко и точно анализировали
миссис Спотсворт, вы окажетесь совершенно правы. Этот мужественный воитель
джунглей и саванн был не кто иной, как тот самый капитан Биггар, о котором
мы уже мельком упоминали выше в связи с прискорбным происшествием,
завершившимся кончиной А. Б. Спотсворта, и любой из тех, кто проживает у
дороги в Мандалай или проводит время в "Длинном баре" в Шанхае, подтвердит
вам, что "бвана" Биггар в своей жизни смирил взглядом так много носорогов,
что вам такого количества и во сне не увидать.
Однако в данный момент он думал не столько о наших бессловесных
братьях, сколько о том, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного. Вечер,
как мы уже говорили, был теплый, и капитан проделал длинный путь от Эпсома,
откуда выехал немедленно по окончании скачек, известных под названием Дубки,
до этой тихой пивной в Саутмолтоншире.
-- Пива! -- прорычал он, и при звуке его голоса миссис Спотсворт,
вскрикнув, уронила книгу, а глаза ее чуть не выскочили из родных орбит.
И в той ситуации это было вполне естественно, ибо сначала ей
показалось, будто она стала свидетельницей одной из тех манифестаций
спиритуального мира, про которые она сейчас только читала. У любой женщины
глаза из орбит выскочат.
А дело-то все в том, что капитан Биггар, если взглянуть на вещи прямо,
был охотник и, следовательно, должен был охотиться. Его место там, где
расположены его охотничьи угодья. Поэтому ничего удивительного, что его
встречают то в Кении, то в Малайе, то на Борнео, то в Индии. "А-а, капитан
Биггар, привет-привет, -- скажут ему. -- Как следопытствуете?" А он ответит,
что следопытствует нормально. И все в полном порядке.
Но если вы встретите его в английской придорожной пивной, за тысячи
миль от естественной области обитания, можно будет вас понять, коль скоро у
вас мелькнет подозрение, что это вовсе не живой человек во плоти, а всего
лишь призрак, или фантом, завернувший к вам на огонек, как это свойственно
призракам и фантомам.
-- И-ик! -- воскликнула миссис Спотсворт, потрясенная до глубины души.
С тех пор как она увлеклась потусторонними явлениями, ей часто мечталось
увидеть своими глазами настоящее привидение, но для таких вещей нужны
соответствующая обстановка и подходящее время суток. Кому охота, чтобы
призраки лезли на глаза, когда ты сидишь и пьешь освежительный джин с
тоником?
Капитану же Биггару, пока он не услышал голос миссис Спотсворт, она в
полутемной пивной показалась просто обыкновенной женщиной, опрокидывающей
стаканчик на дорогу. Конечно, он машинально расправил плечи и подкрутил усы,
как поступал неизменно в присутствии любой особы женского пола; но кто она
такая, он не догадывался. И вот теперь, узнав ее, он весь, с ног до головы,
задрожал мелкой дрожью, словно молодой робкий гиппопотам, впервые
столкнувшийся нос к носу с великим Белым охотником.
-- Ну, жарьте меня в горячем масле! -- вырвалось у него, и глаза его
полезли на лоб. -- Миссис Спотсворт! Варите меня в сливовой подливке! Вот уж
кого никак не ожидал встретить! Я думал, вы в Америке.
Миссис Спотсворт опомнилась и приняла прежний светский вид.
-- Я прилетела на прошлой неделе с визитом, -- пояснила она.
-- А-а, тогда понятно. А то я очень удивился, увидев вас здесь. Помню,
вы говорили, что живете в Калифорнии или где-то там такое.
-- Да, у меня дом в Пасадине. И в Кармеле. И еще один в Нью-Йорке, и
еще во Флориде. И еще на севере, в штате Мэн.
-- Пять в общей сложности?
-- Шесть. Я забыла еще про дом в Орегоне.
-- Шесть? -- растерянно повторил капитан. -- Что ж, приятно, конечно,
иметь крышу над головой.
-- Да. Но через какое-то время надоедает. Хочется чего-то нового. Я
подумываю купить, может быть, этот дом, куда сейчас еду, Рочестер-Эбби. Я
познакомилась в Нью-Йорке с сестрой лорда Рочестера, она возвращалась с
Ямайки, и она сказала, что, возможно, ее брат согласится продать. Ну а вы-то
что делаете в Англии, капитан? Я как вас увидела, сначала глазам своим не
поверила.
-- Да вот, знаете ли, дорогая леди, захотелось взглянуть на родные
места. Давно уж не выбирался сюда, все некогда было. Хотя помните пословицу:
"Кто с детства много трудится и не веселится, из того вырастет дурак и
тупица"? Диву даешься, до чего тут все изменилось с тех пор, как я приезжал
последний раз. Нет больше праздных богатеев, если вы меня понимаете, все
работают, каждый, так сказать, при деле.
-- Да, поразительно! Сестра лорда Рочестера леди Кармойл рассказала
мне, что ее муж, сэр Родерик Кармойл, заведует секцией в магазине "Харридж".
А он десятый баронет или что-то в этом роде. Представляете?
-- Трудно себе представить, ваша правда. Толстый Фробишер и Субадар
[Субадар -- по-персидски и на хинди означает "начальник"] ни за что не
поверят, когда я им расскажу.
-- Кто-кто?
-- Приятели мои в Куала-Лумпуре. Просто рты поразевают от изумления. Но
мне лично нравится, -- мужественно заключил капитан. -- Так и должно быть.
Игра прямой битой.
-- Как вы сказали?
-- Такой спортивный термин, милая леди. Из крикета. В крикете
полагается бить прямой битой, а иначе... иначе ты бьешь, прямо скажем,
кривой битой, ну, вы меня понимаете.
-- Н-наверно. Может быть, вы присядете?
-- Благодарю. Только на одну минуту. Я преследую врага рода
человеческого.
В том, как держался капитан Биггар, тонкий наблюдатель заметил бы
некоторую скованность и приписал бы ее, вернее всего, тому обстоятельству,
что при последнем свидании с миссис Спотсворт он собирал и складывал вместе
фрагменты тела ее супруга, чтобы их можно было отправить в Найроби. Однако
неловкость, испытываемая им, была вызвана вовсе не этим прискорбным
воспоминанием. Корни ее уходили гораздо глубже.
Эту женщину он любил. Полюбил ее с первого мгновения, как она вошла в
его жизнь. До чего ясно он помнил это событие! Лагерь среди древесных
акаций. Каменистый обрыв. Обломки скал в русле горного потока. Старый Симба
(лев) ревет в отдалении, старый Тимбо (слон) гуляет в высоких тростниках
(бимбо), и тут к лагерю подъезжает в автомобиле А. Б. Спотсворт, а рядом с
ним -- божественное видение в брюках для верховой езды. "Моя жена", --
представил А. Б. Спотсворт и указал рукой на свою спутницу -- Клеопатру
Египетскую и Елену Троянскую в одном лице, а капитан Биггар, отвечая: "Добро
пожаловать, мемсагиб" и произнося вежливое приветствие: "Край йу ти ню ма
пай", испытал такое ощущение, будто его прошибло сильным электрическим
током. "Вот оно!" -- понял он.
Естественно, в соответствии с законами белого человека он в своей любви
и не подумал признаваться, но с той самой поры в его сердце горела ровным
пламенем безмолвная, жаркая страсть такого калибра, что порой, на досуге,
слушая вой гиен и любуясь снегами Килиманджаро, он почти готов был сочинять
стихи.
И вот теперь она снова перед ним, и еще прелестнее, чем прежде.
Капитану Биггару показалось, будто где-то поблизости бьют в большой барабан.
Но это было всего лишь биение его сердца.
Его последняя реплика оставила миссис Спотсворт в недоумении.
-- Преследуете врага рода человеческого? -- переспросила она.
-- Одного мерзавца букмекера. Подлеца из подлецов, с душой черной, как
его грязные ногти. Гонюсь за ним уже несколько часов. И почти настиг, --
заключил капитан Биггар, мрачно отпив пива. -- но тут что-то сломалось в
чертовом автомобиле. Сейчас его чинят в гараже по соседству, за углом.
-- Но почему вы гонитесь за букмекером? -- не поняла миссис Спотсворт.
Такое занятие казалось ей совсем неподходящим для настоящего мужчины.
Лицо капитана Биггара потемнело. Своим вопросом она задела обнаженный
нерв.
-- Жалкий пес подло со мной обошелся. А с виду такой положительный. Усы
как у моржа и черная нашлепка на левом глазу. "Честный Паркинс" -- название
фирмы. "Ставьте на кого вашей душе угодно, благородный человек, -- он
говорил. -- Кто не играет, тот не выигрывает. Подходите, подходите, -- он
говорил. -- Вразвалку, враскачку, вприпрыжку. Дамам скидка, ставки не
возвращаются". Ну я и поставил у него в двойном.
-- В двойном?
-- В двойном, дорогая леди, это когда ставишь на лошадь в одном забеге
и если выиграл, то весь выигрыш ставится на другую лошадь в другом забеге.
-- А-а, то, что в Америке называется двойной одинар.
-- И как вы легко можете прикинуть, если обе лошади приходят первыми,
вам достается изрядная сумма. Я по приезде в Лондон сошелся с довольно
осведомленными людьми, и они порекомендовали на сегодня надежный дубль: Люси
Глиттерс и Мамаша Уистлера.
Второе имя было миссис Спотсворт уже знакомо.
-- Здешний официант сказал, что Мамаша Уистлера победила.
-- И Люси Глиттерс в предыдущей скачке тоже. Я поставил на нее пятерку,
выиграл из ста к шести и все записал на Мамашу Уистлера в Дубках. Она прошла
финиш из...
-- ...из тридцати трех к одному, по словам бармена. Вот это да! Вы
сорвали приличный куш.
Капитан Биггар допил свое пиво. Он допил его как страждущая душа (если
страждущая душа может пить пиво).
-- Да, я, безусловно, сорвал бы куш, -- подтвердил он, горестно хмуря
брови. -- Мне причиталась от него колоссальная сумма в три тысячи фунтов,
два шиллинга и шестипенсовик, да плюс еще моя исходная пятерка, которую я
вручил его помощнику, типу в клетчатом костюме и тоже при моржовых усах. И
что же? Негодяй букмекер дал деру, не заплатив. Укатил в своем автомобиле, а
я за ним. Несся вдогонку, вихляя по извилистым сельским дорогам, наверно,
целую вечность. И как раз когда я его уже почти сцапал, моя машина
сломалась! Но я его все равно поймаю, скотину. Изловлю гада. И когда схвачу,
выгребу из него все внутренности голыми руками, сверну ему голову, и он у
меня ее проглотит. После чего...
Капитан Биггар вдруг опомнился и умолк. Кажется, он заболтался и не
дает даме вставить ни слова. В конце-то концов, какое дело этой женщине до
его грез наяву?
-- Довольно обо мне, -- сказал он. -- Малоинтересная тема. А как вы
жили-поживали все это время, дорогая леди? Все у вас в порядке, надеюсь?
Выглядите вы -- лучше не бывает. А как здоровье вашего супруга? Ах,
простите...
-- Ничего, пожалуйста. Вы хотели спросить, не вышла ли я снова замуж?
Нет, не вышла, хотя Клифтон и Алексис оба очень советуют. Так мило с их
стороны, так благородно! Они так заботятся обо мне.
-- Клифтон? Алексис?
-- Мистер Бессемер и мистер Спотсворт, мои прошлые мужья. Я с ними
время от времени переговариваюсь на спиритических сеансах. Вы, наверно,
считаете, -- добавила она не без смущения, -- что странно с моей стороны
верить в такие вещи?
-- Странно?
-- Потому что многие мои друзья в Америке говорят, что это все вздор
собачий.
Капитан Биггар воинственно фыркнул:
-- Хотел бы я быть там и высказать им свое мнение. Я бы потряс их
тусклый интеллект. Нет, дорогая леди, живя на таинственном Востоке, я видел
слишком много фантастического, чтобы находить что-то странным. Я наблюдал,
как босые пилигримы на дороге Ахура-Мазда ступали по раскаленным углям.
Видел, как в воздух подкидывают канаты и по ним карабкаются вверх стайки
ребятишек. Я знаю факиров, которые спят на гвоздях.
-- Неужели?
-- Уверяю вас. И при этом, подумайте только, совершенно не ведают
бессонницы. Так что я не из тех, кто поднимает людей на смех за то, что они
верят в спиритизм.
Миссис Спотсворт смотрела на него с нежностью. Она думала о том, какой
он чуткий и симпатичный.
-- Я очень увлекаюсь мистическими исследованиями. С гордостью могу
сказать, что принадлежу к узкому кругу энтузиастов, стремящихся проникнуть
сквозь завесу. И надеюсь, что в этом Рочестер-Эбби, куда я еду, я сподоблюсь
какой-нибудь яркой духовной манифестации. Это ведь, говорят, один из
старейших загородных домов в Англии.
-- Ну, раз так, значит, обязательно вспугнете пару-тройку призраков, --
заверил ее капитан Биггар. -- В этих старых английских домах они водятся
целыми табунами. Не выпьете ли еще джина с тоником?
-- Нет, мне пора. Помона ждет в машине, а она сердится, когда ее
оставляют одну.
-- Никак не можете задержаться и пропустить со мной по полстаканчика?
-- Боюсь, что никак. Надо ехать. У меня нет слов, чтобы передать вам,
как мне приятно было снова встретиться с вами, капитан.
-- Для меня это был настоящий праздник, дорогая леди, -- ответил
капитан Биггар голосом, осипшим от избытка чувств.
Они уже вышли на улицу, и она задержалась, стоя возле своего автомобиля
в ослепительных лучах заката, так что ему представилась возможность лучше
разглядеть ее во всей красе. "Как она хороша, -- подумалось ему, -- как
обворожительна, как... Стоп, Биггар, -- резко одернул он себя, -- это никуда
не годится, приятель. Соблюдай правила игры, старина!"
-- Зайдите навестить меня, капитан, когда я вернусь в Лондон. Я
становилась в "Савое".
-- Буду счастлив, дорогая леди, буду счастлив, -- ответил капитан
Биггар. -- Зайду непременно.
Но на самом деле он не собирался выполнить свое обещание. Потому что
зачем? Какой прок возобновлять это знакомство? Только бередить старую рану.
Нет, лучше уж сжать покрепче зубы и прямо сейчас поставить на всем этом
точку, раз и навсегда. Скромному охотнику, прямо скажем, без фартинга за
душой, нечего якшаться с богатыми вдовами. О таких вещах ему не раз с
осуждением говорили Толстый Фробишер и Субадар в Англо-Малайском клубе
Куала-Лумпура. "Этот малый -- просто пошляк и гонится за деньгами, --
бывало, говорили они за рюмкой джина про кого-нибудь из знакомых,
женившегося на богатой. -- Обыкновенный жиголо, черт подери, только и всего.
Так не поступают, старина, ясно? Это непорядочно".
И они совершенно правы. Так не поступают. Да, черт подери, у человека
есть кодекс чести. Одним словом, как говорится, мех нее пан конг бахн
ротфай.
Он вздернул подбородок и зашагал по дороге -- узнать, как поживает его
автомобиль.
Замок Рочестер-Эбби -- вообще-то в Англии произносится: "Ростер" --
расположен милях в десяти от "Гуся и огурчика". Он стоит, вернее, стоит та
часть его, которая еще не обрушилась, на самой границе Саутмолтена, среди
улыбчивой сельской местности. Хотя если бы вы спросили его владельца --
Вильяма Эджертона Бамфилда Оссингама Белфрая, девятого графа Рочестерского,
с чего бы это в наши дни английской сельской местности улыбаться, он бы
затруднился ответить. Архитектура его дома относится к ХIII веку, к XV веку
и к эпохе Тюдоров, а разрушения -- к середине ХХ века, к периоду после
Второй мировой войны.
Чтобы попасть в Рочестер-Эбби, надо свернуть с шоссе и ехать добрую
милю по подъездной аллее, густо поросшей живописными сорными травами, а
затем подняться по каменным, кое-где выщербленным ступеням парадного крыльца
к массивной, давно не крашенной входной двери. Что и проделали сестра Билла
Ростера Моника и ее муж сэр Родерик (Рори) Кармойл примерно в то время,
когда миссис Спотсворт и капитан Биггар вспоминали былое.
Моника, по прозвищу Маленький Мук, была женщина миниатюрная и очень
подвижная; ее муж был долговяз и невозмутим. В его облике и манерах
ощущалось что-то от крайне флегматичного буйвола, который задумчиво жует
жвачку и озирается вокруг медлительно и методично, не допуская ни малейшей
спешки. Именно так он, стоя на верхней ступеньке крыльца, озирал сейчас
Рочестер-Эбби.
-- Мук, -- промолвил он наконец, завершив осмотр. -- Я сообщу тебе одну
вещь, которую ты, по своему усмотрению, можешь передавать или не передавать
для публикации в прессе. Это несчастное здание каждый раз, как я его вижу,
все больше теряет лоск.
Моника немедленно вступилась за дом своего детства:
-- Могло быть еще гораздо хуже.
© Copyright P.G.Wodehouse. Ring For Jeeves (1953)
© Copyright Перевод И. Бернштейн (2000)
Origin: The Russian Wodehouse Society (wodehouse.ru)
---------------------------------------------------------------
Бармен, на минуточку отлучившийся из-за стойки в пивной "Гусь и
огурчик", чтобы срочно навести по телефону некую справку, возвратился на
свое рабочее место, весь сияя, как человек, узнавший, что ему достался
крупный выигрыш. Его так и подмывало поделиться с кем-нибудь своей радостью,
но в пивной никого не было, только одна женщина сидела за столиком у входа,
потягивала джин с тоником и коротала время за чтением книги спиритического
содержания. Он решил сообщить замечательную новость ей.
-- Может, вам интересно будет узнать, мэм, -- обратился он к ней
срывающимся от волнения голосом, -- Мамаша Уистлера выиграла Дубки.
Посетительница оторвалась от книги и с таким выражением посмотрела на
него прекрасными темными глазами, будто он сейчас только материализовался из
эктоплазмы.
-- Что выиграла? -- переспросила она.
-- Дубки, мэм.
-- А что это?
Бармену представлялось невероятным, чтобы кто-нибудь в Англии мог
задать такой вопрос, но он успел вычислить, что эта дама -- американка, а
американки, это он уже знал, часто не разбираются в фактах грубой
действительности. Он лично был знаком с одной, которая попросила, чтобы ей
объяснили, что такое футбольный тотализатор.
-- Это ежегодные лошадиные скачки, мэм, исключительно для молодых
кобыл, то есть, иначе говоря, они бывают раз в году, и участие мужского пола
не допускается. Проходят в Эпсоме накануне Дерби, а уж про Дерби вы,
конечно, слыхали.
-- Да, про Дерби слышала. Это у вас тут самые большие конские
состязания, верно?
-- Верно, мэм. Их еще иногда называют классическими. А Дубки бывают
накануне, хотя в прежние времена их устраивали на следующий день. То есть я
хочу сказать, -- пояснил бармен, надеясь быть понятым, -- раньше Дубки были
после Дерби, но теперь это переменили.
-- И Мамаша Уистлера там всех опередила?
-- Да, мэм, на два корпуса. Я поставил пятерку.
-- Поняла. Ну что ж, это здорово, правда? Не принесете мне еще один
джин с тоником?
-- Ну конечно, мэм. Мамаша Уистлера! -- отходя, упоенно повторил
бармен. -- Моя красавица!
Бармен вышел. А дама снова углубилась в книжку. На "Гуся и огурчик"
низошла тишина.
По основным показателям это заведение мало чем отличалось от всех
остальных питейных точек, гнездящихся вдоль проезжих дорог Англии и не
дающих ее населению погибнуть от жажды. Тот же церковный полумрак, те же
непременные картинки над камином: "Охотничьи собаки задирают оленя" и
"Прощание гугенота", те же соль, перец и горчица, и бутылочки с острым
соусом на столах и тот же традиционный озоновый дух -- смесь маринада,
мясной похлебки, отварного картофеля и старого сыра.
Единственное, что отличало "Гуся и огурчика" в этот ясный июньский день
и придавало ему особую стать среди всех остальных питейных заведений, было
присутствие женщины, с которой говорил бармен. Как правило, в английских
придорожных кабаках взору не на чем отдохнуть, кроме разве случайного
фермера, поглощающего яичницу, или пары коммивояжеров, развлекающих друг
дружку неприличными анекдотами; но "Гусю и огурчику" посчастливилось
заманить к себе на подмогу эту заморскую красавицу, и она сразу подняла его
уровень на недосягаемую высоту.
Что в этой женщине сразу же бросалось в глаза и исторгало изумленный
присвист, так это окружавшая ее аура богатства. О нем говорило в ней все:
кольца, шляпка, чулки, туфли, серебристый меховой палантин и безукоризненный
парижский костюм спортивного покроя, любовно облегающий выпуклости роскошной
фигуры. "Вот, -- сказали бы вы при виде ее, -- женщина, у которой от
презренного металла сундуки ломятся и тик в большом пальце от беспрерывной
стрижки купонов, а кровожадные пиявки из налогового управления при звуках ее
имени по привычке с почтительным придыханием приподнимают свои грязные
шляпы".
И, так сказав, вы бы не ошиблись. Какой богатой она казалась, такой и
была на самом деле. Похоронив двух мужей, в обоих случаях --
мультимиллионеров, она осталась так прекрасно упакована в финансовом
отношении, что лучшего и вообразить невозможно.
Жизнь ее может служить красочной иллюстрацией к романам Х. Элджера,
которые повествуют про золушек, превращающихся в герцогинь, и тем
поддерживают в молодых сердцах неувядающие надежды -- никогда ведь не
знаешь, какая колоссальная удача ждет тебя за ближайшим углом. Урожденная
Розалинда Бэнкс из городка Чилликот, что в штате Огайо, она не обладала
никакими дарами, если не считать миловидного личика, великолепной фигуры и
некоторого умения сочинять верлибры, с таким багажом прибыла в
Гринич-Виллидж искать счастье в мире искусства -- и преуспела с первой же
попытки. На одной вечеринке она привлекла к себе взоры и покорила сердце
желтогазетного магната Клифтона Бессемера и оглянуться не успела, как стала
его женой.
Овдовев в результате попытки Клифтона Бессемера протаранить на своей
машине тяжелый грузовик вместо того, чтобы мирно его объехать, она два года
спустя познакомилась в Париже и сочеталась браком с А. Б. Спотсвортом,
миллионером -- охотником на крупную дичь, и почти сразу же овдовела опять.
На этот раз виною было расхождение во взглядах между ним и одним из львов,
на которых А. Б. Спотсворт охотился в Кении. Он считал, что лев мертв, а лев
считал, что нет. И когда стрелок поставил ногу зверю на горло, позируя перед
фотоаппаратом капитана Биггара, знаменитого Белого Охотника, сопровождавшего
экспедицию, последовала неприятная шумная ссора, а Белому Охотнику надо было
сначала отбросить фотоаппарат, да еще он потратил несколько драгоценных
мгновений, пока нашарил ружье, так что его выстрел, меткий, как всегда,
грянул слишком поздно, чтобы принести какую-то практическую пользу. Ничего
другого не оставалось, как подобрать клочья и переписать огромное состояние
миллионера-охотника на имя вдовы, присоединив его к тем приблизительно
шестнадцати миллионам, которые она ранее унаследовала от Клифтона Бессемера.
Вот кто такая была миссис Спотсворт, женщина с душой и с сорока двумя
миллионами долларов в кубышке. А дабы прояснить еще некоторые мелочи, быть
может, нуждающиеся в прояснении, заметим, что сейчас она направлялась в
Рочестер-Эбби в качестве гостьи девятого графа Рочестера, а в "Гусе и
огурчике" остановилась просто немного отдохнуть и выгулять собачку пекинеса
по кличке Помона. Книгу спиритического содержания она читала потому, что с
недавних пор сделалась горячей приверженкой потусторонних изысканий. Модный
парижский костюм спортивного покроя на ней был потому, что она любила модные
парижские костюмы спортивного покроя. А джин с тоником она пила потому, что
такой теплый летний вечер словно специально создан для того, чтобы выпить
стаканчик джина с тоником.
Бармен принес волшебный напиток и продолжил разговор с того места, где
остановился:
-- Ставка была тридцать три к одному, мэм.
Миссис Спотсворт подняла на него лучистые глаза:
-- Простите?
-- С этой цифры она начинала.
-- О ком вы говорите?
-- О той кобыле, вот что, я рассказывал, выиграла Дубки.
-- Ах, так мы опять о ней? -- вздохнула миссис Спотсворт. Она читала
про чрезвычайно интересные манифестации мира духов, и эти земные разговоры
прозвучали для нее неприятным диссонансом.
Бармен почуял отсутствие живого интереса. Ему стало немного обидно. В
такой великий день он хотел бы иметь дело лишь с теми, в чьих жилах течет
спортивная кровь.
-- Вы не увлекаетесь скачками, мэм?
Миссис Спотсворт ответила не сразу:
-- Да, пожалуй, не особенно. Мой первый муж был от них без ума, но мне
всегда казалось, что это как-то бездуховно. Такие вещи не очень способствуют
высшему развитию нашего "я". Случается, я иной раз поставлю кусок для
забавы, но это мой предел. А глубины моей души они не затрагивают.
-- Кусок, мэм?
-- Ну одну тысячу.
-- Ух ты! -- пробормотал потрясенный бармен. -- Вот это я называю
прозаложить последнюю рубашку. Хотя для меня это была бы не только рубашка,
но и чулки с подвязками в придачу. Повезло букмекерам, что вы сегодня не
были на ипподроме и не поставили на Мамашу Уистлера.
Он возвратился за стойку, а миссис Спотсворт снова углубилась в книгу.
Далее на протяжении, наверно, десяти минут в "Гусе и огурчике" ничего
существенного не происходило, только бармен прихлопнул салфеткой муху, а
миссис Спотсворт допила джин с тоником. Но вдруг могучая рука распахнула
дверь, и в залу решительными шагами вошел крепкий, коренастый, широкоплечий
и обветренный мужчина. У него было очень красное лицо, зоркие
небесно-голубые глаза, круглая, с залысинами голова и топорщащиеся
прямоугольные усики, какие встречаются повсеместно на далеких окраинах
Империи. Они в таком изобилии произрастают под носами тех, кто несет бремя
белого человека, что напрашивается мысль, не имеется ли у их носителей
каких-то монопольных прав? На ум приходят ностальгические строки поэта
Киплинга: "Мне б к востоку от Суэца, где добро и зло -- одно, где не ведают
Закона и человек может выращивать у себя на губе топорщащиеся прямоугольные
усики".
Вероятно, эти усики и придавали вошедшему такой экзотический вид. Из-за
них он казался совсем не на месте в английской придорожной пивной. При
взгляде на него чувствовалось, что его естественная среда обитания -- притон
Черного Майка в Паго-Паго, где он был бы, конечно, душою общества, хотя
вообще-то почти все время пропадал бы на сафари, сводя счеты с местной
фауной, какая ни подвернется под руку. "Вот, -- сказали бы вы, -- человек,
не раз смотревший в глаза носорогу, и тот перед ним беспомощно отворачивал
морду".
И опять же, как и тогда, когда вы так глубоко и точно анализировали
миссис Спотсворт, вы окажетесь совершенно правы. Этот мужественный воитель
джунглей и саванн был не кто иной, как тот самый капитан Биггар, о котором
мы уже мельком упоминали выше в связи с прискорбным происшествием,
завершившимся кончиной А. Б. Спотсворта, и любой из тех, кто проживает у
дороги в Мандалай или проводит время в "Длинном баре" в Шанхае, подтвердит
вам, что "бвана" Биггар в своей жизни смирил взглядом так много носорогов,
что вам такого количества и во сне не увидать.
Однако в данный момент он думал не столько о наших бессловесных
братьях, сколько о том, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного. Вечер,
как мы уже говорили, был теплый, и капитан проделал длинный путь от Эпсома,
откуда выехал немедленно по окончании скачек, известных под названием Дубки,
до этой тихой пивной в Саутмолтоншире.
-- Пива! -- прорычал он, и при звуке его голоса миссис Спотсворт,
вскрикнув, уронила книгу, а глаза ее чуть не выскочили из родных орбит.
И в той ситуации это было вполне естественно, ибо сначала ей
показалось, будто она стала свидетельницей одной из тех манифестаций
спиритуального мира, про которые она сейчас только читала. У любой женщины
глаза из орбит выскочат.
А дело-то все в том, что капитан Биггар, если взглянуть на вещи прямо,
был охотник и, следовательно, должен был охотиться. Его место там, где
расположены его охотничьи угодья. Поэтому ничего удивительного, что его
встречают то в Кении, то в Малайе, то на Борнео, то в Индии. "А-а, капитан
Биггар, привет-привет, -- скажут ему. -- Как следопытствуете?" А он ответит,
что следопытствует нормально. И все в полном порядке.
Но если вы встретите его в английской придорожной пивной, за тысячи
миль от естественной области обитания, можно будет вас понять, коль скоро у
вас мелькнет подозрение, что это вовсе не живой человек во плоти, а всего
лишь призрак, или фантом, завернувший к вам на огонек, как это свойственно
призракам и фантомам.
-- И-ик! -- воскликнула миссис Спотсворт, потрясенная до глубины души.
С тех пор как она увлеклась потусторонними явлениями, ей часто мечталось
увидеть своими глазами настоящее привидение, но для таких вещей нужны
соответствующая обстановка и подходящее время суток. Кому охота, чтобы
призраки лезли на глаза, когда ты сидишь и пьешь освежительный джин с
тоником?
Капитану же Биггару, пока он не услышал голос миссис Спотсворт, она в
полутемной пивной показалась просто обыкновенной женщиной, опрокидывающей
стаканчик на дорогу. Конечно, он машинально расправил плечи и подкрутил усы,
как поступал неизменно в присутствии любой особы женского пола; но кто она
такая, он не догадывался. И вот теперь, узнав ее, он весь, с ног до головы,
задрожал мелкой дрожью, словно молодой робкий гиппопотам, впервые
столкнувшийся нос к носу с великим Белым охотником.
-- Ну, жарьте меня в горячем масле! -- вырвалось у него, и глаза его
полезли на лоб. -- Миссис Спотсворт! Варите меня в сливовой подливке! Вот уж
кого никак не ожидал встретить! Я думал, вы в Америке.
Миссис Спотсворт опомнилась и приняла прежний светский вид.
-- Я прилетела на прошлой неделе с визитом, -- пояснила она.
-- А-а, тогда понятно. А то я очень удивился, увидев вас здесь. Помню,
вы говорили, что живете в Калифорнии или где-то там такое.
-- Да, у меня дом в Пасадине. И в Кармеле. И еще один в Нью-Йорке, и
еще во Флориде. И еще на севере, в штате Мэн.
-- Пять в общей сложности?
-- Шесть. Я забыла еще про дом в Орегоне.
-- Шесть? -- растерянно повторил капитан. -- Что ж, приятно, конечно,
иметь крышу над головой.
-- Да. Но через какое-то время надоедает. Хочется чего-то нового. Я
подумываю купить, может быть, этот дом, куда сейчас еду, Рочестер-Эбби. Я
познакомилась в Нью-Йорке с сестрой лорда Рочестера, она возвращалась с
Ямайки, и она сказала, что, возможно, ее брат согласится продать. Ну а вы-то
что делаете в Англии, капитан? Я как вас увидела, сначала глазам своим не
поверила.
-- Да вот, знаете ли, дорогая леди, захотелось взглянуть на родные
места. Давно уж не выбирался сюда, все некогда было. Хотя помните пословицу:
"Кто с детства много трудится и не веселится, из того вырастет дурак и
тупица"? Диву даешься, до чего тут все изменилось с тех пор, как я приезжал
последний раз. Нет больше праздных богатеев, если вы меня понимаете, все
работают, каждый, так сказать, при деле.
-- Да, поразительно! Сестра лорда Рочестера леди Кармойл рассказала
мне, что ее муж, сэр Родерик Кармойл, заведует секцией в магазине "Харридж".
А он десятый баронет или что-то в этом роде. Представляете?
-- Трудно себе представить, ваша правда. Толстый Фробишер и Субадар
[Субадар -- по-персидски и на хинди означает "начальник"] ни за что не
поверят, когда я им расскажу.
-- Кто-кто?
-- Приятели мои в Куала-Лумпуре. Просто рты поразевают от изумления. Но
мне лично нравится, -- мужественно заключил капитан. -- Так и должно быть.
Игра прямой битой.
-- Как вы сказали?
-- Такой спортивный термин, милая леди. Из крикета. В крикете
полагается бить прямой битой, а иначе... иначе ты бьешь, прямо скажем,
кривой битой, ну, вы меня понимаете.
-- Н-наверно. Может быть, вы присядете?
-- Благодарю. Только на одну минуту. Я преследую врага рода
человеческого.
В том, как держался капитан Биггар, тонкий наблюдатель заметил бы
некоторую скованность и приписал бы ее, вернее всего, тому обстоятельству,
что при последнем свидании с миссис Спотсворт он собирал и складывал вместе
фрагменты тела ее супруга, чтобы их можно было отправить в Найроби. Однако
неловкость, испытываемая им, была вызвана вовсе не этим прискорбным
воспоминанием. Корни ее уходили гораздо глубже.
Эту женщину он любил. Полюбил ее с первого мгновения, как она вошла в
его жизнь. До чего ясно он помнил это событие! Лагерь среди древесных
акаций. Каменистый обрыв. Обломки скал в русле горного потока. Старый Симба
(лев) ревет в отдалении, старый Тимбо (слон) гуляет в высоких тростниках
(бимбо), и тут к лагерю подъезжает в автомобиле А. Б. Спотсворт, а рядом с
ним -- божественное видение в брюках для верховой езды. "Моя жена", --
представил А. Б. Спотсворт и указал рукой на свою спутницу -- Клеопатру
Египетскую и Елену Троянскую в одном лице, а капитан Биггар, отвечая: "Добро
пожаловать, мемсагиб" и произнося вежливое приветствие: "Край йу ти ню ма
пай", испытал такое ощущение, будто его прошибло сильным электрическим
током. "Вот оно!" -- понял он.
Естественно, в соответствии с законами белого человека он в своей любви
и не подумал признаваться, но с той самой поры в его сердце горела ровным
пламенем безмолвная, жаркая страсть такого калибра, что порой, на досуге,
слушая вой гиен и любуясь снегами Килиманджаро, он почти готов был сочинять
стихи.
И вот теперь она снова перед ним, и еще прелестнее, чем прежде.
Капитану Биггару показалось, будто где-то поблизости бьют в большой барабан.
Но это было всего лишь биение его сердца.
Его последняя реплика оставила миссис Спотсворт в недоумении.
-- Преследуете врага рода человеческого? -- переспросила она.
-- Одного мерзавца букмекера. Подлеца из подлецов, с душой черной, как
его грязные ногти. Гонюсь за ним уже несколько часов. И почти настиг, --
заключил капитан Биггар, мрачно отпив пива. -- но тут что-то сломалось в
чертовом автомобиле. Сейчас его чинят в гараже по соседству, за углом.
-- Но почему вы гонитесь за букмекером? -- не поняла миссис Спотсворт.
Такое занятие казалось ей совсем неподходящим для настоящего мужчины.
Лицо капитана Биггара потемнело. Своим вопросом она задела обнаженный
нерв.
-- Жалкий пес подло со мной обошелся. А с виду такой положительный. Усы
как у моржа и черная нашлепка на левом глазу. "Честный Паркинс" -- название
фирмы. "Ставьте на кого вашей душе угодно, благородный человек, -- он
говорил. -- Кто не играет, тот не выигрывает. Подходите, подходите, -- он
говорил. -- Вразвалку, враскачку, вприпрыжку. Дамам скидка, ставки не
возвращаются". Ну я и поставил у него в двойном.
-- В двойном?
-- В двойном, дорогая леди, это когда ставишь на лошадь в одном забеге
и если выиграл, то весь выигрыш ставится на другую лошадь в другом забеге.
-- А-а, то, что в Америке называется двойной одинар.
-- И как вы легко можете прикинуть, если обе лошади приходят первыми,
вам достается изрядная сумма. Я по приезде в Лондон сошелся с довольно
осведомленными людьми, и они порекомендовали на сегодня надежный дубль: Люси
Глиттерс и Мамаша Уистлера.
Второе имя было миссис Спотсворт уже знакомо.
-- Здешний официант сказал, что Мамаша Уистлера победила.
-- И Люси Глиттерс в предыдущей скачке тоже. Я поставил на нее пятерку,
выиграл из ста к шести и все записал на Мамашу Уистлера в Дубках. Она прошла
финиш из...
-- ...из тридцати трех к одному, по словам бармена. Вот это да! Вы
сорвали приличный куш.
Капитан Биггар допил свое пиво. Он допил его как страждущая душа (если
страждущая душа может пить пиво).
-- Да, я, безусловно, сорвал бы куш, -- подтвердил он, горестно хмуря
брови. -- Мне причиталась от него колоссальная сумма в три тысячи фунтов,
два шиллинга и шестипенсовик, да плюс еще моя исходная пятерка, которую я
вручил его помощнику, типу в клетчатом костюме и тоже при моржовых усах. И
что же? Негодяй букмекер дал деру, не заплатив. Укатил в своем автомобиле, а
я за ним. Несся вдогонку, вихляя по извилистым сельским дорогам, наверно,
целую вечность. И как раз когда я его уже почти сцапал, моя машина
сломалась! Но я его все равно поймаю, скотину. Изловлю гада. И когда схвачу,
выгребу из него все внутренности голыми руками, сверну ему голову, и он у
меня ее проглотит. После чего...
Капитан Биггар вдруг опомнился и умолк. Кажется, он заболтался и не
дает даме вставить ни слова. В конце-то концов, какое дело этой женщине до
его грез наяву?
-- Довольно обо мне, -- сказал он. -- Малоинтересная тема. А как вы
жили-поживали все это время, дорогая леди? Все у вас в порядке, надеюсь?
Выглядите вы -- лучше не бывает. А как здоровье вашего супруга? Ах,
простите...
-- Ничего, пожалуйста. Вы хотели спросить, не вышла ли я снова замуж?
Нет, не вышла, хотя Клифтон и Алексис оба очень советуют. Так мило с их
стороны, так благородно! Они так заботятся обо мне.
-- Клифтон? Алексис?
-- Мистер Бессемер и мистер Спотсворт, мои прошлые мужья. Я с ними
время от времени переговариваюсь на спиритических сеансах. Вы, наверно,
считаете, -- добавила она не без смущения, -- что странно с моей стороны
верить в такие вещи?
-- Странно?
-- Потому что многие мои друзья в Америке говорят, что это все вздор
собачий.
Капитан Биггар воинственно фыркнул:
-- Хотел бы я быть там и высказать им свое мнение. Я бы потряс их
тусклый интеллект. Нет, дорогая леди, живя на таинственном Востоке, я видел
слишком много фантастического, чтобы находить что-то странным. Я наблюдал,
как босые пилигримы на дороге Ахура-Мазда ступали по раскаленным углям.
Видел, как в воздух подкидывают канаты и по ним карабкаются вверх стайки
ребятишек. Я знаю факиров, которые спят на гвоздях.
-- Неужели?
-- Уверяю вас. И при этом, подумайте только, совершенно не ведают
бессонницы. Так что я не из тех, кто поднимает людей на смех за то, что они
верят в спиритизм.
Миссис Спотсворт смотрела на него с нежностью. Она думала о том, какой
он чуткий и симпатичный.
-- Я очень увлекаюсь мистическими исследованиями. С гордостью могу
сказать, что принадлежу к узкому кругу энтузиастов, стремящихся проникнуть
сквозь завесу. И надеюсь, что в этом Рочестер-Эбби, куда я еду, я сподоблюсь
какой-нибудь яркой духовной манифестации. Это ведь, говорят, один из
старейших загородных домов в Англии.
-- Ну, раз так, значит, обязательно вспугнете пару-тройку призраков, --
заверил ее капитан Биггар. -- В этих старых английских домах они водятся
целыми табунами. Не выпьете ли еще джина с тоником?
-- Нет, мне пора. Помона ждет в машине, а она сердится, когда ее
оставляют одну.
-- Никак не можете задержаться и пропустить со мной по полстаканчика?
-- Боюсь, что никак. Надо ехать. У меня нет слов, чтобы передать вам,
как мне приятно было снова встретиться с вами, капитан.
-- Для меня это был настоящий праздник, дорогая леди, -- ответил
капитан Биггар голосом, осипшим от избытка чувств.
Они уже вышли на улицу, и она задержалась, стоя возле своего автомобиля
в ослепительных лучах заката, так что ему представилась возможность лучше
разглядеть ее во всей красе. "Как она хороша, -- подумалось ему, -- как
обворожительна, как... Стоп, Биггар, -- резко одернул он себя, -- это никуда
не годится, приятель. Соблюдай правила игры, старина!"
-- Зайдите навестить меня, капитан, когда я вернусь в Лондон. Я
становилась в "Савое".
-- Буду счастлив, дорогая леди, буду счастлив, -- ответил капитан
Биггар. -- Зайду непременно.
Но на самом деле он не собирался выполнить свое обещание. Потому что
зачем? Какой прок возобновлять это знакомство? Только бередить старую рану.
Нет, лучше уж сжать покрепче зубы и прямо сейчас поставить на всем этом
точку, раз и навсегда. Скромному охотнику, прямо скажем, без фартинга за
душой, нечего якшаться с богатыми вдовами. О таких вещах ему не раз с
осуждением говорили Толстый Фробишер и Субадар в Англо-Малайском клубе
Куала-Лумпура. "Этот малый -- просто пошляк и гонится за деньгами, --
бывало, говорили они за рюмкой джина про кого-нибудь из знакомых,
женившегося на богатой. -- Обыкновенный жиголо, черт подери, только и всего.
Так не поступают, старина, ясно? Это непорядочно".
И они совершенно правы. Так не поступают. Да, черт подери, у человека
есть кодекс чести. Одним словом, как говорится, мех нее пан конг бахн
ротфай.
Он вздернул подбородок и зашагал по дороге -- узнать, как поживает его
автомобиль.
Замок Рочестер-Эбби -- вообще-то в Англии произносится: "Ростер" --
расположен милях в десяти от "Гуся и огурчика". Он стоит, вернее, стоит та
часть его, которая еще не обрушилась, на самой границе Саутмолтена, среди
улыбчивой сельской местности. Хотя если бы вы спросили его владельца --
Вильяма Эджертона Бамфилда Оссингама Белфрая, девятого графа Рочестерского,
с чего бы это в наши дни английской сельской местности улыбаться, он бы
затруднился ответить. Архитектура его дома относится к ХIII веку, к XV веку
и к эпохе Тюдоров, а разрушения -- к середине ХХ века, к периоду после
Второй мировой войны.
Чтобы попасть в Рочестер-Эбби, надо свернуть с шоссе и ехать добрую
милю по подъездной аллее, густо поросшей живописными сорными травами, а
затем подняться по каменным, кое-где выщербленным ступеням парадного крыльца
к массивной, давно не крашенной входной двери. Что и проделали сестра Билла
Ростера Моника и ее муж сэр Родерик (Рори) Кармойл примерно в то время,
когда миссис Спотсворт и капитан Биггар вспоминали былое.
Моника, по прозвищу Маленький Мук, была женщина миниатюрная и очень
подвижная; ее муж был долговяз и невозмутим. В его облике и манерах
ощущалось что-то от крайне флегматичного буйвола, который задумчиво жует
жвачку и озирается вокруг медлительно и методично, не допуская ни малейшей
спешки. Именно так он, стоя на верхней ступеньке крыльца, озирал сейчас
Рочестер-Эбби.
-- Мук, -- промолвил он наконец, завершив осмотр. -- Я сообщу тебе одну
вещь, которую ты, по своему усмотрению, можешь передавать или не передавать
для публикации в прессе. Это несчастное здание каждый раз, как я его вижу,
все больше теряет лоск.
Моника немедленно вступилась за дом своего детства:
-- Могло быть еще гораздо хуже.