Страница:
К тому же тот был богат респектабельно, в стиле Мидуэйза, то есть обладал богатством, неразрывно связанным со старинными домами из серого камня, старинными зелеными парками и всеми уютными радостями английских старинных поместий. Он даст ей ту жизнь, которую она знала и любила с детства. Однако…
Кей задумчиво посмотрела прямо перед собой, а посмотрев, увидела, как из вращающейся двери возник Сэм.
— Я ведь не опоздал? — с тревогой осведомился он.
— По-моему, нет.
— Ну так идемте. Черт, какой отличный день!
Он заботливо повел ее в зал и дальше — к столику у большого окна, выходившего во двор. Гардеробщик, бесшумно кравшийся по их следу, забрал у него шляпу с тростью и удалился с видом леопарда, который поохотился очень удачно.
— Симпатичная личность, — заметил Сэм, провожая его одобрительным взглядом.
— Сегодня вам как будто нравятся все и вся.
— Именно. Ведь сегодня самый светлый и веселый день [11] в самом радостном году, и разрешаю вам ссылаться в этом вопросе на меня. Ну а что вы предпочтете?
Кончив заказывать, что он проделал на самую широкую ногу, Сэм наклонился вперед, нежно взирая на свою гостью.
— Черт! — сказал он в полнейшем восторге. — Вот уж не думал, сидя в этой рыбачьей хижине и глядя на вашу фотографию, что и двух месяцев не пройдет, как вы будете сидеть напротив меня за столиком в «Савое».
Кей слегка растерялась. Короткое знакомство с Сэмом успело научить ее, что он человек на редкость прямолинейный, но подобной прямолинейности она все-таки не ожидала. Видимо, в его лексиконе отсутствовали слова вроде «сдержанность» и «тактичность».
— Какая это была рыбачья хижина? — спросила она, ощущая себя пожарным, направляющим дырявый шланг на весело полыхающий склад, набитый взрывчатыми веществами.
— Вы ее вряд ли знаете. Третья слева при въезде в Канаду.
— Вы любите ловить рыбу?
— Да. Но, с вашего позволения, мы не будем говорить об этом. Наша тема — фотография.
— Вы все время говорите о какой-то фотографии, но я ничего не понимаю.
— О фотографии, про которую я рассказывал на вчерашнем обеде.
— А! Та, которую нашел ваш друг… какой-то девушки. — Это был не друг, а я, и девушка не какая-то, а вы.
Тут их тет-а-тет нарушил официант с закусками. Кей выбирала неторопливо, но это не сбило Сэма с излюбленной темы. Кей начала подозревать, что отвлечь его могло бы только землетрясение, и причем не всякое, а только если бы оно обрушило потолок зала.
— Помню, как я ее увидел на стене.
— Интересно, которая та? — небрежно сказала Кей.
— Та…
— Лишь бы не та, на которой я сижу двухлетняя в морской раковине.
— Та…
— Мне обещали, что если я буду очень послушной и буду сидеть тихо-тихо, то увижу, как из фотоаппарата вылетит птичка. По-моему, она так и не вылетела. И почему мне позволили позировать в подобном костюме, пусть и в два года, я до сих пор понять не могу.
— Та, на которой вы в костюме для верховой езды стоите
рядом со своей лошадью.
— Ах, эта?… Пожалуй, я все-таки остановлюсь на омлете.
— Омлете? Каком омлете?
— Не знаю. Omelette a la чему-то там, кажется, так?
— Погодите! — сказал Сэм, словно человек, ощупью ищущий выход из лабиринта. — Каким-то образом мы сбились на омлеты. Я не хочу говорить об омлетах.
— Впрочем, я не уверена, что он а lа чему-то. По-моему, по omelette marseillais [12] или другое похожее слово. В любом случае подзовем официанта и скажем «омлет».
Сэм подозвал официанта и сказал «омлет». Официант не только понял, но словно бы остался очень доволен.
— В первый раз, когда я увидел эту фотографию… — начал Сэм.
— Интересно, почему они называют его marseillais? — задумчиво сказала Кей. — Как по-вашему, он из каких-то особых марсельских яиц?
— Понятия не имею. Знаете, — сказал Сэм, — омлеты и яйца меня как-то не слишком интересуют.
— А вы когда-нибудь бывали в Марселе?
— Да. Однажды попал туда с «Араминтой».
— А кто такая Араминта?
— Араминта в кавычках. Грузовое судно, на котором я некоторое время плавал.
— Как увлекательно! Расскажите мне о ваших плаваниях на «Араминте»!
— Ничего увлекательного.
— Там вы и познакомились с этим… которого называете
Фаршем?
— Да. Он был коком. Вас ведь удивило, — сказал Сэм, нащупывая другой подход, — что он помолвлен с Клэр?
— Да, — ответила Кей, раскаиваясь в том, что проявила интерес к грузовым судам.
— Это доказывает…
— Полагаю, плавание на маленьких судах вроде этого имеет свои теневые стороны. Я имею в виду питание. Вероятно, приходится обходиться без свежих овощей… и яиц.
— Жизнь — это не только яйца, — сказал Сэм в отчаянии.
У их столика остановился метрдотель и отечески осведомился, всем ли довольны дама и джентльмен. Дама с улыбкой ответила, — что все чудесно. Джентльмен ограничился неясным бурканьем.
— Они тут так приветливы, — сказала Кей. — Словно вы очень нравитесь.
— Не будь они с вами приветливыми, — яростно заявил Сэм, — их следовало бы расстрелять! И хотел бы я посмотреть на человека, которому вы не понравились бы!
Кей ощущала надвигающееся поражение, словно расчетливый боксер, который несколько раундов отражал натиск рвущегося к победе противника и почувствовал, что начинает слабеть.
— В первый раз я увидел эту фотографию, — сказал Сэм, — однажды вечером, когда вернулся, устав весь день ловить рыбу.
— Кстати, о рыбе…
— В хижине было сумрачно, горела только керосиновая лампа на столе, так что сначала я ее не заметил. А потом, когда закурил после ужина, то увидел, что к стене что-то прикноплено. Пошел посмотреть и, ей-Богу, чуть не выронил лампу.
— Почему?
— Почему? От потрясения.
— Такой она оказалась безобразной?
— Такой очаровательной, такой красивой, такой озаренной, такой чудесной!
— Ах так.
— Такой небесной, такой…
— Да? А вон за тем столиком сидит Клод Бейтс.
Эти слова подействовали на ее собеседника как удар тока, и Кей решила, что наконец-то нашла предмет для разговора, который отвлечет его от других обескураживающих тем. Сэм побагровел, глаза стали жесткими, подбородок выставился. Он с трудом обрел дар речи.
— Тля! Скунс! Червяк! Слизняк! Пес! Подлюга! — вскричал он. — Где эта язва?
Он повернулся на стуле и, отыскивая местоположение товарища своих школьных лет, уставился на его глянцевый, в уступах, затылок зловещим взглядом. Затем взял черствую шишкастую булочку и любовно взвесил ее на ладони…
— Не надо!
— Всего одну!
— Нет!
— Ну хорошо.
Сэм покорно бросил булочку на тарелку. Кей посмотрела на него с тревогой.
— Я и не представляла, что вы настолько его терпеть не можете.
— Шею бы ему сломать!
— Неужели вы еще не простили ему кражу хлеба с джемом в школе?
— Хлеб с джемом тут ни при чем. Если вы действительно хотите знать, почему я гнушаюсь этого мерзкого поросенка и не выношу его, так причина в том, что у него хватило духа… смелости… наглости… неслыханного нахальства… п-п-п… Э… — он поперхнулся, — поцеловать вас. — Чтоб ему пусто било! — докончил Сэм, полностью игнорируя указания всех справочников по этикету относительно выражений, допустимых в присутствии представительниц другого пола.
Кей ахнула. Девушке не так-то приятно узнать, что ее самые, как она считала, личные дела, видимо, стали достоянием гласности.
— Откуда вы знаете?! — воскликнула она.
— Ваш дядя рассказал мне утром.
— Он не должен был!
— Но рассказал, — ответил Сэм. — И все это, собственно, сводится вот к чему — вы выйдете за меня замуж?
— Я… что-о?!
— Выйдете за меня замуж?
На мгновение Кей онемела, потом откинула голову и испустила истерический смешок, в результате чего посетитель за соседним столиком ударил себя в щеку вилочкой для устриц. Он посмотрел на Кей с упреком. Как и Сэм, который сказал холодно:
— Вам, кажется, смешно!
— Конечно, мне смешно, — сказала Кей.
Ее глаза блестели, и крохотная ямочка на подбородке, которая так восхищала Сэма на фотографии, стала глубокой ямкой. Сэм воздействовал на ее чувство юмора. Он возбудил в ней точно ту же симпатию, что и собака Эми утром в саду.
— Не вижу почему, — сказал Сэм. — Не нахожу тут ничего забавного. Чудовищно, что вы совсем беззащитны, если любому наглецу придет в голову оскорбить вас. При одной мысли, что тип с напомаженными волосами набрался хамства…
Он умолк, не в силах вновь произнести это жуткое слово.
— …поцеловать меня? — договорила Кей. — Так вы же сами…
— Это, — объявил Сэм с достоинством, — совсем другое. Это… э… ну, короче говоря, совсем другое. И факт остается фактом: вам нужен человек, который оберегал бы вас, защищал.
— И вы рыцарственно предлагаете заняться этим? Ужасно мило с вашей стороны, но… вам не кажется, что это довольно нелепо?
— Ничего нелепого я тут не нахожу.
— Сколько раз в своей жизни вы меня видели?
— Тысячи и тысячи!
— Что? Ах да, я забыла про фотографию. Но разве фотография имеет хоть какое-то значение?
— Имеет!
— Во всяком случае, не моя, не то бы вы не стали с места в карьер рассказывать про нее вашей приятельнице Корделии Блэр, чтобы снабдить ее сюжетом.
— Я ничего ей не рассказывал, а за обедом сослался на нее, чтобы… чтобы проще было ввести эту тему. Как будто я стал бы говорить о вас с кем-то! И она мне вовсе не приятельница.
— Но вы ее поцеловали.
— Я ее не целовал.
— А дядя говорит, что да. По его словам, до него из приемной донеслись дикие звуки, отдающие разгулом богемы, а потом вы вошли в кабинет и сказали, что успокоили эту даму.
— Ваш дядя говорит много лишнего, — сурово сказал Сэм.
— Именно это я и подумала несколько минут назад. Но раз уж он сообщает вам мои секреты, только справедливо, чтобы он сообщал мне ваши.
Сэм судорожно сглотнул:
— Если вы правда хотите знать, что произошло, я скажу: я не целовал Блэр, жуткое ничтожество. Это она меня поцеловала.
— Что!
— Она меня поцеловала, — упрямо повторил Сэм. — Ну, я несколько переложил, втолковывая ей, как меня восхищают ее произведения, и вдруг она говорит: «Ах, милый мальчик!» — и закидывает свои гнусные руки мне за шею. Что мне оставалось делать? Конечно, апперкотом я бы ее остановил, но другого способа не было.
Кей посмотрела на него с сочувствием, к которому примешивалось возмущение.
— Чудовищно, что вы совсем беззащитны, если любой авторице придет в голову оскорбить вас. Вам нужен человек, который оберегал бы вас, защищал…
Достоинство Сэма, особой долговечностью не отличавшееся, испарилось.
— Вы совершенно правы, — сказал он. — Ну так… Кей покачала головой.
— Нет, я воздержусь. Что бы там ни писала ваша приятельница Корделия Блэр в своих творениях, девушки не выходят за тех, кого видели всего два раза в жизни.
— А вы меня видите уже в четвертый раз.
— Ну пусть четыре раза.
— В Америке один мой знакомый встретил девушку на вечеринке и утром женился на ней.
— А через неделю, полагаю, они развелись. Нет, мистер Ш оттер…
— Можете называть меня Сэмом.
— Да, после этого, пожалуй. Нет, Сэм, я не выйду за вас. Разумеется, я вам очень благодарна за ваше предложение.
— Не за что.
— Я слишком мало вас знаю.
— А у меня такое чувство, что я вас знаю всю жизнь.
— Да?
— Я чувствую, мы были предназначены друг другу с начала времен.
— Возможно, царем вы были в Вавилоне, рабыней христианкой — я [13].
— Совсем не исключено, но это еще не все. В Америке, когда я еще понятия не имел, что отправлюсь в Англию, гадалка сказала мне, что скоро я отправлюсь в длинное путешествие и встречу светловолосую девушку в его конце.
— Нельзя же верить гадалкам!
— Да, но все остальное, что мне говорила эта, было абсолютно верным.
— Да?
— Да! Она сказала, что у меня на редкость духовная натура, благородный характер и я всеми любим; хотя люди, только знакомясь со мной, иногда не успевают сразу оценить меня…
— Ну, я вполне оценила!
— …потому что глубины моей души скрыты от посторонних глаз.
— Так причина в этом?
— Но какие еще доказательства нужны?
— А она вам еще что-нибудь говорила?
— Что-то о том, чтобы я остерегался брюнета, но ничего важного. Однако, по-моему, за пятьдесят центов улов очень недурной.
— А она сказала, что вы женитесь на этой девушке?
— Сказала — и безоговорочно.
— Так, насколько я поняла, вы хотите, чтобы я вышла за вас, лишь бы ваши пятьдесят центов себя оправдали?
— Не совсем. Вы опускаете тот факт, что я вас люблю. — Он посмотрел на нее с упреком. — Не смейтесь!
— Разве я смеялась?
—Да…
— Простите. Мне ведь не следует смеяться над любовью сильного мужчины.
— Вы не должны смеяться ни над чьей любовью. Любовь — замечательная штука. Она даже Фарша на минуту сделала почти красивым, а это совсем не просто.
— А когда она сделает красивым вас?
— А разве еще не сделала?
— Пока нет.
— Вам нужно набраться терпения.
— Попытаюсь, а пока оценим ситуацию. Вы знаете, что на моем месте сделала бы девушка в творении Корделии Блэр?
— Какую-нибудь глупость, я думаю.
— Вовсе нет. Она была бы прелестной и трогательной. Поглядела бы на него, улыбнулась дрожащей улыбкой и сказала бы: «Мне жаль, так… так жаль! Вы сделали мне величайший комплимент, какой мужчина может сделать женщине. Но этому не суждено быть. Так будем друзьями? Хорошими друзьями?»
— А он бы покраснел и уехал в Африку, так?
— Нет. Думаю, он бы остался в надежде, что в один прекрасный день она передумает. С девушками так ведь часто случается, знаете ли.
Она улыбнулась и протянула руку. Сэм холодно взглянул на метрдотеля, который, по его мнению, стоял слишком близко, слишком по-отечески, и взял эту руку. И не просто взял, а еще пожал. И пожилой джентльмен наполеоновского облика, завтракавший с министром в большом чале, а теперь возвращавшийся через двор в свое издательство, увидел это сквозь большое окно и остановился как зачарованный.
Он простоял так довольно долго, выпучив глаза. Он увидел, как Кей улыбнулась. Он увидел, как Сэм взял ее руку. И тут он решил, что видел вполне достаточно. Оставив свое намерение пройтись пешком до Флит-стрит, он помахал такси.
— А вон лорд Тилбери, — сказала Кей, глядя в окно.
— Да? — сказал Сэм. Лорд Тилбери его не интересовал.
— Возвращается в редакцию, я полагаю. И вам, наверное, пора?
— Пожалуй. Не хотите ли пойти со мной и поболтать с вашим дядей?
— Возможно, я загляну попозже. А сейчас мне надо зайти в рассыльное бюро на Нортумберленд-авеню отправить записку.
— Что-нибудь важное?
— Да, более или менее, — сказала Кей. — Уиллоуби Брэддок просил меня кое-что сделать, а теперь я поняла, что не смогу.
19. Лорд Тилбери обзаводится союзником
1
2
Кей задумчиво посмотрела прямо перед собой, а посмотрев, увидела, как из вращающейся двери возник Сэм.
— Я ведь не опоздал? — с тревогой осведомился он.
— По-моему, нет.
— Ну так идемте. Черт, какой отличный день!
Он заботливо повел ее в зал и дальше — к столику у большого окна, выходившего во двор. Гардеробщик, бесшумно кравшийся по их следу, забрал у него шляпу с тростью и удалился с видом леопарда, который поохотился очень удачно.
— Симпатичная личность, — заметил Сэм, провожая его одобрительным взглядом.
— Сегодня вам как будто нравятся все и вся.
— Именно. Ведь сегодня самый светлый и веселый день [11] в самом радостном году, и разрешаю вам ссылаться в этом вопросе на меня. Ну а что вы предпочтете?
Кончив заказывать, что он проделал на самую широкую ногу, Сэм наклонился вперед, нежно взирая на свою гостью.
— Черт! — сказал он в полнейшем восторге. — Вот уж не думал, сидя в этой рыбачьей хижине и глядя на вашу фотографию, что и двух месяцев не пройдет, как вы будете сидеть напротив меня за столиком в «Савое».
Кей слегка растерялась. Короткое знакомство с Сэмом успело научить ее, что он человек на редкость прямолинейный, но подобной прямолинейности она все-таки не ожидала. Видимо, в его лексиконе отсутствовали слова вроде «сдержанность» и «тактичность».
— Какая это была рыбачья хижина? — спросила она, ощущая себя пожарным, направляющим дырявый шланг на весело полыхающий склад, набитый взрывчатыми веществами.
— Вы ее вряд ли знаете. Третья слева при въезде в Канаду.
— Вы любите ловить рыбу?
— Да. Но, с вашего позволения, мы не будем говорить об этом. Наша тема — фотография.
— Вы все время говорите о какой-то фотографии, но я ничего не понимаю.
— О фотографии, про которую я рассказывал на вчерашнем обеде.
— А! Та, которую нашел ваш друг… какой-то девушки. — Это был не друг, а я, и девушка не какая-то, а вы.
Тут их тет-а-тет нарушил официант с закусками. Кей выбирала неторопливо, но это не сбило Сэма с излюбленной темы. Кей начала подозревать, что отвлечь его могло бы только землетрясение, и причем не всякое, а только если бы оно обрушило потолок зала.
— Помню, как я ее увидел на стене.
— Интересно, которая та? — небрежно сказала Кей.
— Та…
— Лишь бы не та, на которой я сижу двухлетняя в морской раковине.
— Та…
— Мне обещали, что если я буду очень послушной и буду сидеть тихо-тихо, то увижу, как из фотоаппарата вылетит птичка. По-моему, она так и не вылетела. И почему мне позволили позировать в подобном костюме, пусть и в два года, я до сих пор понять не могу.
— Та, на которой вы в костюме для верховой езды стоите
рядом со своей лошадью.
— Ах, эта?… Пожалуй, я все-таки остановлюсь на омлете.
— Омлете? Каком омлете?
— Не знаю. Omelette a la чему-то там, кажется, так?
— Погодите! — сказал Сэм, словно человек, ощупью ищущий выход из лабиринта. — Каким-то образом мы сбились на омлеты. Я не хочу говорить об омлетах.
— Впрочем, я не уверена, что он а lа чему-то. По-моему, по omelette marseillais [12] или другое похожее слово. В любом случае подзовем официанта и скажем «омлет».
Сэм подозвал официанта и сказал «омлет». Официант не только понял, но словно бы остался очень доволен.
— В первый раз, когда я увидел эту фотографию… — начал Сэм.
— Интересно, почему они называют его marseillais? — задумчиво сказала Кей. — Как по-вашему, он из каких-то особых марсельских яиц?
— Понятия не имею. Знаете, — сказал Сэм, — омлеты и яйца меня как-то не слишком интересуют.
— А вы когда-нибудь бывали в Марселе?
— Да. Однажды попал туда с «Араминтой».
— А кто такая Араминта?
— Араминта в кавычках. Грузовое судно, на котором я некоторое время плавал.
— Как увлекательно! Расскажите мне о ваших плаваниях на «Араминте»!
— Ничего увлекательного.
— Там вы и познакомились с этим… которого называете
Фаршем?
— Да. Он был коком. Вас ведь удивило, — сказал Сэм, нащупывая другой подход, — что он помолвлен с Клэр?
— Да, — ответила Кей, раскаиваясь в том, что проявила интерес к грузовым судам.
— Это доказывает…
— Полагаю, плавание на маленьких судах вроде этого имеет свои теневые стороны. Я имею в виду питание. Вероятно, приходится обходиться без свежих овощей… и яиц.
— Жизнь — это не только яйца, — сказал Сэм в отчаянии.
У их столика остановился метрдотель и отечески осведомился, всем ли довольны дама и джентльмен. Дама с улыбкой ответила, — что все чудесно. Джентльмен ограничился неясным бурканьем.
— Они тут так приветливы, — сказала Кей. — Словно вы очень нравитесь.
— Не будь они с вами приветливыми, — яростно заявил Сэм, — их следовало бы расстрелять! И хотел бы я посмотреть на человека, которому вы не понравились бы!
Кей ощущала надвигающееся поражение, словно расчетливый боксер, который несколько раундов отражал натиск рвущегося к победе противника и почувствовал, что начинает слабеть.
— В первый раз я увидел эту фотографию, — сказал Сэм, — однажды вечером, когда вернулся, устав весь день ловить рыбу.
— Кстати, о рыбе…
— В хижине было сумрачно, горела только керосиновая лампа на столе, так что сначала я ее не заметил. А потом, когда закурил после ужина, то увидел, что к стене что-то прикноплено. Пошел посмотреть и, ей-Богу, чуть не выронил лампу.
— Почему?
— Почему? От потрясения.
— Такой она оказалась безобразной?
— Такой очаровательной, такой красивой, такой озаренной, такой чудесной!
— Ах так.
— Такой небесной, такой…
— Да? А вон за тем столиком сидит Клод Бейтс.
Эти слова подействовали на ее собеседника как удар тока, и Кей решила, что наконец-то нашла предмет для разговора, который отвлечет его от других обескураживающих тем. Сэм побагровел, глаза стали жесткими, подбородок выставился. Он с трудом обрел дар речи.
— Тля! Скунс! Червяк! Слизняк! Пес! Подлюга! — вскричал он. — Где эта язва?
Он повернулся на стуле и, отыскивая местоположение товарища своих школьных лет, уставился на его глянцевый, в уступах, затылок зловещим взглядом. Затем взял черствую шишкастую булочку и любовно взвесил ее на ладони…
— Не надо!
— Всего одну!
— Нет!
— Ну хорошо.
Сэм покорно бросил булочку на тарелку. Кей посмотрела на него с тревогой.
— Я и не представляла, что вы настолько его терпеть не можете.
— Шею бы ему сломать!
— Неужели вы еще не простили ему кражу хлеба с джемом в школе?
— Хлеб с джемом тут ни при чем. Если вы действительно хотите знать, почему я гнушаюсь этого мерзкого поросенка и не выношу его, так причина в том, что у него хватило духа… смелости… наглости… неслыханного нахальства… п-п-п… Э… — он поперхнулся, — поцеловать вас. — Чтоб ему пусто било! — докончил Сэм, полностью игнорируя указания всех справочников по этикету относительно выражений, допустимых в присутствии представительниц другого пола.
Кей ахнула. Девушке не так-то приятно узнать, что ее самые, как она считала, личные дела, видимо, стали достоянием гласности.
— Откуда вы знаете?! — воскликнула она.
— Ваш дядя рассказал мне утром.
— Он не должен был!
— Но рассказал, — ответил Сэм. — И все это, собственно, сводится вот к чему — вы выйдете за меня замуж?
— Я… что-о?!
— Выйдете за меня замуж?
На мгновение Кей онемела, потом откинула голову и испустила истерический смешок, в результате чего посетитель за соседним столиком ударил себя в щеку вилочкой для устриц. Он посмотрел на Кей с упреком. Как и Сэм, который сказал холодно:
— Вам, кажется, смешно!
— Конечно, мне смешно, — сказала Кей.
Ее глаза блестели, и крохотная ямочка на подбородке, которая так восхищала Сэма на фотографии, стала глубокой ямкой. Сэм воздействовал на ее чувство юмора. Он возбудил в ней точно ту же симпатию, что и собака Эми утром в саду.
— Не вижу почему, — сказал Сэм. — Не нахожу тут ничего забавного. Чудовищно, что вы совсем беззащитны, если любому наглецу придет в голову оскорбить вас. При одной мысли, что тип с напомаженными волосами набрался хамства…
Он умолк, не в силах вновь произнести это жуткое слово.
— …поцеловать меня? — договорила Кей. — Так вы же сами…
— Это, — объявил Сэм с достоинством, — совсем другое. Это… э… ну, короче говоря, совсем другое. И факт остается фактом: вам нужен человек, который оберегал бы вас, защищал.
— И вы рыцарственно предлагаете заняться этим? Ужасно мило с вашей стороны, но… вам не кажется, что это довольно нелепо?
— Ничего нелепого я тут не нахожу.
— Сколько раз в своей жизни вы меня видели?
— Тысячи и тысячи!
— Что? Ах да, я забыла про фотографию. Но разве фотография имеет хоть какое-то значение?
— Имеет!
— Во всяком случае, не моя, не то бы вы не стали с места в карьер рассказывать про нее вашей приятельнице Корделии Блэр, чтобы снабдить ее сюжетом.
— Я ничего ей не рассказывал, а за обедом сослался на нее, чтобы… чтобы проще было ввести эту тему. Как будто я стал бы говорить о вас с кем-то! И она мне вовсе не приятельница.
— Но вы ее поцеловали.
— Я ее не целовал.
— А дядя говорит, что да. По его словам, до него из приемной донеслись дикие звуки, отдающие разгулом богемы, а потом вы вошли в кабинет и сказали, что успокоили эту даму.
— Ваш дядя говорит много лишнего, — сурово сказал Сэм.
— Именно это я и подумала несколько минут назад. Но раз уж он сообщает вам мои секреты, только справедливо, чтобы он сообщал мне ваши.
Сэм судорожно сглотнул:
— Если вы правда хотите знать, что произошло, я скажу: я не целовал Блэр, жуткое ничтожество. Это она меня поцеловала.
— Что!
— Она меня поцеловала, — упрямо повторил Сэм. — Ну, я несколько переложил, втолковывая ей, как меня восхищают ее произведения, и вдруг она говорит: «Ах, милый мальчик!» — и закидывает свои гнусные руки мне за шею. Что мне оставалось делать? Конечно, апперкотом я бы ее остановил, но другого способа не было.
Кей посмотрела на него с сочувствием, к которому примешивалось возмущение.
— Чудовищно, что вы совсем беззащитны, если любой авторице придет в голову оскорбить вас. Вам нужен человек, который оберегал бы вас, защищал…
Достоинство Сэма, особой долговечностью не отличавшееся, испарилось.
— Вы совершенно правы, — сказал он. — Ну так… Кей покачала головой.
— Нет, я воздержусь. Что бы там ни писала ваша приятельница Корделия Блэр в своих творениях, девушки не выходят за тех, кого видели всего два раза в жизни.
— А вы меня видите уже в четвертый раз.
— Ну пусть четыре раза.
— В Америке один мой знакомый встретил девушку на вечеринке и утром женился на ней.
— А через неделю, полагаю, они развелись. Нет, мистер Ш оттер…
— Можете называть меня Сэмом.
— Да, после этого, пожалуй. Нет, Сэм, я не выйду за вас. Разумеется, я вам очень благодарна за ваше предложение.
— Не за что.
— Я слишком мало вас знаю.
— А у меня такое чувство, что я вас знаю всю жизнь.
— Да?
— Я чувствую, мы были предназначены друг другу с начала времен.
— Возможно, царем вы были в Вавилоне, рабыней христианкой — я [13].
— Совсем не исключено, но это еще не все. В Америке, когда я еще понятия не имел, что отправлюсь в Англию, гадалка сказала мне, что скоро я отправлюсь в длинное путешествие и встречу светловолосую девушку в его конце.
— Нельзя же верить гадалкам!
— Да, но все остальное, что мне говорила эта, было абсолютно верным.
— Да?
— Да! Она сказала, что у меня на редкость духовная натура, благородный характер и я всеми любим; хотя люди, только знакомясь со мной, иногда не успевают сразу оценить меня…
— Ну, я вполне оценила!
— …потому что глубины моей души скрыты от посторонних глаз.
— Так причина в этом?
— Но какие еще доказательства нужны?
— А она вам еще что-нибудь говорила?
— Что-то о том, чтобы я остерегался брюнета, но ничего важного. Однако, по-моему, за пятьдесят центов улов очень недурной.
— А она сказала, что вы женитесь на этой девушке?
— Сказала — и безоговорочно.
— Так, насколько я поняла, вы хотите, чтобы я вышла за вас, лишь бы ваши пятьдесят центов себя оправдали?
— Не совсем. Вы опускаете тот факт, что я вас люблю. — Он посмотрел на нее с упреком. — Не смейтесь!
— Разве я смеялась?
—Да…
— Простите. Мне ведь не следует смеяться над любовью сильного мужчины.
— Вы не должны смеяться ни над чьей любовью. Любовь — замечательная штука. Она даже Фарша на минуту сделала почти красивым, а это совсем не просто.
— А когда она сделает красивым вас?
— А разве еще не сделала?
— Пока нет.
— Вам нужно набраться терпения.
— Попытаюсь, а пока оценим ситуацию. Вы знаете, что на моем месте сделала бы девушка в творении Корделии Блэр?
— Какую-нибудь глупость, я думаю.
— Вовсе нет. Она была бы прелестной и трогательной. Поглядела бы на него, улыбнулась дрожащей улыбкой и сказала бы: «Мне жаль, так… так жаль! Вы сделали мне величайший комплимент, какой мужчина может сделать женщине. Но этому не суждено быть. Так будем друзьями? Хорошими друзьями?»
— А он бы покраснел и уехал в Африку, так?
— Нет. Думаю, он бы остался в надежде, что в один прекрасный день она передумает. С девушками так ведь часто случается, знаете ли.
Она улыбнулась и протянула руку. Сэм холодно взглянул на метрдотеля, который, по его мнению, стоял слишком близко, слишком по-отечески, и взял эту руку. И не просто взял, а еще пожал. И пожилой джентльмен наполеоновского облика, завтракавший с министром в большом чале, а теперь возвращавшийся через двор в свое издательство, увидел это сквозь большое окно и остановился как зачарованный.
Он простоял так довольно долго, выпучив глаза. Он увидел, как Кей улыбнулась. Он увидел, как Сэм взял ее руку. И тут он решил, что видел вполне достаточно. Оставив свое намерение пройтись пешком до Флит-стрит, он помахал такси.
— А вон лорд Тилбери, — сказала Кей, глядя в окно.
— Да? — сказал Сэм. Лорд Тилбери его не интересовал.
— Возвращается в редакцию, я полагаю. И вам, наверное, пора?
— Пожалуй. Не хотите ли пойти со мной и поболтать с вашим дядей?
— Возможно, я загляну попозже. А сейчас мне надо зайти в рассыльное бюро на Нортумберленд-авеню отправить записку.
— Что-нибудь важное?
— Да, более или менее, — сказала Кей. — Уиллоуби Брэддок просил меня кое-что сделать, а теперь я поняла, что не смогу.
19. Лорд Тилбери обзаводится союзником
1
Хотя лорд Тилбери увидел в окне совсем немного из того, что происходило между Кей и Сэмом, с него этого было вполне достаточно, и, пока такси везло его назад в Тилбери-Хаус, он с горечью и негодованием думал о двуличии современной девушки. Вот, размышлял он, одна такая: на обеде в данный вечер она практически и без обиняков заявляет, что не выносит Сэма Шоттера. И на следующий же день сидит в ресторане с тем же самым Сэмом Шоттером, улыбается тому же самому Сэму Шоттеру и разрешает тому же самому Сэму Шоттеру пожимать себе руку.
Все это представлялось лорду Тилбери весьма зловещим, и он нашел лишь одно объяснение: неприязнь этой девушки к Сэму накануне вечером была вызвана ссорой между влюбленными. О ссорах между влюбленными он знал все, ибо его газеты были полны историй, в форме как коротких рассказов, так и сериалов, которые были посвящены исключительно таким ссорам. О женщины! Женщины! — так примерно суммировал лорд Тилбери данное положение вещей.
Он понял, что оказался в чрезвычайно трудной ситуации. Как он объяснил своей сестре Фрэнсис перед первым появлением Сэма в издательстве «Мамонт», обращение с этим нарушителем спокойствия требовало такта и дипломатии. Во время своего пребывания в Америке он не сумел точно выяснить, как Сэм котируется у своего дяди. У лорда Тилбери сложилось впечатление, что мистеру Пинсенту он дорог. Следовательно, если между Сэмом и издательством «Мамонт» пробежит черная кошка, мистер Пинсент, предположительно, встанет на сторону племянника, а это будет катастрофа. Вот почему любые меры против сердечных дел этого молодого человека следовало принимать хитро и исподтишка.
В необходимости таких мер лорд Тилбери ни на секунду не усомнился. Его меркой, когда он судил своих ближних, были деньги, и он счел бы нелепостью мысль, что обаяние или нравственные достоинства, какими могла обладать Кей, были способны уравновесить полное отсутствие у нее вышеупомянутого обязательного условия. И он считал само собой разумеющимся, что мистер Пинсент придерживается точно таких же взглядов.
Беспомощность в подобных обстоятельствах терзала его. Он мерил шагами кабинет в душевной агонии. Естественно, начать кампанию следовало с того, чтобы бдительно следить за Сэмом и наблюдать, какой оборот примут его сердечные дела. Но Сэм — в Вэлли-Филдз, а он — в Лондоне. Ему необходим союзник, решил лорд Тилбери, бороздя ковер и, как всегда в минуты раздумий, заложив большие пальцы в прорези жилета. Но какой союзник?
Агент секретной службы. Но какой агент? Квалифицированный шпион, который, каким-то образом внедренный в ном молодого человека, смотрел бы, слушал и составлял ежедневные отчеты о его поведении. Но какой шпион?
И внезапно, пока он продолжал свое кружение, лорда Тилбери озарило. Он понял, что поручение это словно создано для молодого Пилбема.
Среди многочисленных органов печати, разместившихся под крышей Тилбери-Хауса, был и популярный еженедельник «Светские сплетни» — газета, посвященная исследованию теневых сторон лондонской жизни, а редактировал ее молодой человек, кого владелец «Мамонта» давно уже считал самым хватким и самым многообещающим среди своих молодых людей, — Перси Пилбем, самая предприимчивая двуногая ищейка, какая когда-либо вела колонку «То, что мы хотели б знать, знаете ли». Молодой Пилбем провернет это дело гак, как его надо провернуть.
Такие поручения он уже не раз выполнял с полным успехом, размышлял лорд Тилбери, вспоминая, как всего несколько месяцев назад Перси Пилбем в поисках материала для своей газеты на три недели устроился камердинером к великосветскому льву, и счастливым завершением этого предприятия явилась чудесная серия статей «В клоаке загородного дома», которая настолько подняла подписку на «Светские сплетни» в сельских местностях.
Его рука уже легла на звонок, чтобы вызвать к себе этого бойкого юного духа, как вдруг в нем проснулось страшное опасение, и послал он не за Перси Пилбемом, а за Сэмом Шоттером.
— А, Шоттер! Я… ахем… Вы случайно не знакомы с молодым Пилбемом? — осведомился его милость.
— Редактором «Светских сплетен»?
— Именно.
— Я только знаю его в лицо.
— Знаете его в лицо, э? А? Знаете его, э? Так-так. Вот именно. Я просто хотел узнать. Обаятельный малый, вам следовало бы сблизиться с ним. Это все, Шоттер.
Сэм, мимолетно заподозрив, что руководство столь огромным предприятием доконало его шефа, вернулся к своей работе, а лорд Тилбери, склонив нахмуренное чело, подошел к окну и в раздумье уставился на улицу внизу.
Факт знакомства Сэма с Пилбемом, сам по себе незначительный, оказался одной из тех задоринок, которые столь часто опрокидывают блистательные планы великих полководцев, и его милость пребывал в некоторой растерянности. Пилбему он мог бы довериться в столь деликатном деле, но он отпадает, так где же еще найти надежного агента?
И тут-то его беспокойно мечущийся взор остановился на надписи поперек окна прямо напротив.
Вот что гласила надпись, и лорд Тилбери читал и перечитывал ее глазами, которые все больше выпучивались. Она преисполнила его восторгом, как прямой ответ на молитву.
Мгновение спустя он схватил шляпу и, не дожидаясь лифта, поскакал вниз по ступенькам, точно какая-нибудь альпийская серна — с уступа на уступ. Он достиг вестибюля и на скорости, почти опасной для человека его комплекции и кабинетного образа жизни, пронесся через улицу.
Все это представлялось лорду Тилбери весьма зловещим, и он нашел лишь одно объяснение: неприязнь этой девушки к Сэму накануне вечером была вызвана ссорой между влюбленными. О ссорах между влюбленными он знал все, ибо его газеты были полны историй, в форме как коротких рассказов, так и сериалов, которые были посвящены исключительно таким ссорам. О женщины! Женщины! — так примерно суммировал лорд Тилбери данное положение вещей.
Он понял, что оказался в чрезвычайно трудной ситуации. Как он объяснил своей сестре Фрэнсис перед первым появлением Сэма в издательстве «Мамонт», обращение с этим нарушителем спокойствия требовало такта и дипломатии. Во время своего пребывания в Америке он не сумел точно выяснить, как Сэм котируется у своего дяди. У лорда Тилбери сложилось впечатление, что мистеру Пинсенту он дорог. Следовательно, если между Сэмом и издательством «Мамонт» пробежит черная кошка, мистер Пинсент, предположительно, встанет на сторону племянника, а это будет катастрофа. Вот почему любые меры против сердечных дел этого молодого человека следовало принимать хитро и исподтишка.
В необходимости таких мер лорд Тилбери ни на секунду не усомнился. Его меркой, когда он судил своих ближних, были деньги, и он счел бы нелепостью мысль, что обаяние или нравственные достоинства, какими могла обладать Кей, были способны уравновесить полное отсутствие у нее вышеупомянутого обязательного условия. И он считал само собой разумеющимся, что мистер Пинсент придерживается точно таких же взглядов.
Беспомощность в подобных обстоятельствах терзала его. Он мерил шагами кабинет в душевной агонии. Естественно, начать кампанию следовало с того, чтобы бдительно следить за Сэмом и наблюдать, какой оборот примут его сердечные дела. Но Сэм — в Вэлли-Филдз, а он — в Лондоне. Ему необходим союзник, решил лорд Тилбери, бороздя ковер и, как всегда в минуты раздумий, заложив большие пальцы в прорези жилета. Но какой союзник?
Агент секретной службы. Но какой агент? Квалифицированный шпион, который, каким-то образом внедренный в ном молодого человека, смотрел бы, слушал и составлял ежедневные отчеты о его поведении. Но какой шпион?
И внезапно, пока он продолжал свое кружение, лорда Тилбери озарило. Он понял, что поручение это словно создано для молодого Пилбема.
Среди многочисленных органов печати, разместившихся под крышей Тилбери-Хауса, был и популярный еженедельник «Светские сплетни» — газета, посвященная исследованию теневых сторон лондонской жизни, а редактировал ее молодой человек, кого владелец «Мамонта» давно уже считал самым хватким и самым многообещающим среди своих молодых людей, — Перси Пилбем, самая предприимчивая двуногая ищейка, какая когда-либо вела колонку «То, что мы хотели б знать, знаете ли». Молодой Пилбем провернет это дело гак, как его надо провернуть.
Такие поручения он уже не раз выполнял с полным успехом, размышлял лорд Тилбери, вспоминая, как всего несколько месяцев назад Перси Пилбем в поисках материала для своей газеты на три недели устроился камердинером к великосветскому льву, и счастливым завершением этого предприятия явилась чудесная серия статей «В клоаке загородного дома», которая настолько подняла подписку на «Светские сплетни» в сельских местностях.
Его рука уже легла на звонок, чтобы вызвать к себе этого бойкого юного духа, как вдруг в нем проснулось страшное опасение, и послал он не за Перси Пилбемом, а за Сэмом Шоттером.
— А, Шоттер! Я… ахем… Вы случайно не знакомы с молодым Пилбемом? — осведомился его милость.
— Редактором «Светских сплетен»?
— Именно.
— Я только знаю его в лицо.
— Знаете его в лицо, э? А? Знаете его, э? Так-так. Вот именно. Я просто хотел узнать. Обаятельный малый, вам следовало бы сблизиться с ним. Это все, Шоттер.
Сэм, мимолетно заподозрив, что руководство столь огромным предприятием доконало его шефа, вернулся к своей работе, а лорд Тилбери, склонив нахмуренное чело, подошел к окну и в раздумье уставился на улицу внизу.
Факт знакомства Сэма с Пилбемом, сам по себе незначительный, оказался одной из тех задоринок, которые столь часто опрокидывают блистательные планы великих полководцев, и его милость пребывал в некоторой растерянности. Пилбему он мог бы довериться в столь деликатном деле, но он отпадает, так где же еще найти надежного агента?
И тут-то его беспокойно мечущийся взор остановился на надписи поперек окна прямо напротив.
ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО ТИЛБЕРИ С ОГРАНИЧЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ
Дж. Шерингем Эдейр, упр.
Большой компетентный, штат
Вот что гласила надпись, и лорд Тилбери читал и перечитывал ее глазами, которые все больше выпучивались. Она преисполнила его восторгом, как прямой ответ на молитву.
Мгновение спустя он схватил шляпу и, не дожидаясь лифта, поскакал вниз по ступенькам, точно какая-нибудь альпийская серна — с уступа на уступ. Он достиг вестибюля и на скорости, почти опасной для человека его комплекции и кабинетного образа жизни, пронесся через улицу.
2
Хотя, если не считать дамы, потерявшей любимого пекинеса, порога «Детективного агентства Тилбери» не переступал еще ни один клиент, Шимп Твист ежедневно проводил там час-другой. Если бы его спросили для чего, он ответил бы, что с тем же успехом может коротать время там, как и в любом другом месте, а к тому же не вредно, чтобы видели, как он туда входит и выходит оттуда. Теорию эту подкрепил тот факт, что лишь пару дней назад полицейский на посту при виде его приложил руку к шлему. Чтобы полицейский приложил руку к своему шлему, а не к его плечу — для Шимпа это было чем-то новым и приятным.
И на этот раз он сидел над пасьянсом, но мысли его были далеко. Он размышлял над рассказом Елея Моллоя о том, как ему не удалось убедить Сэма покинуть «Мон-Репо».
В какой-то мере эта неудача осложнила дело, но у нее была и своя светлая сторона. Конечно, войти и беспрепятственно забрать наследство покойного Эдварда Фингласса было бы прекрасно, но, с другой стороны, пришлось бы делить его с Елеем и молодой супругой того, а Шимп от природы был одним из тех, кто, когда дело идет о деньгах, инстинктивно не выносит, чтобы часть их от него ускользнула. Ему мнилось, что, бесспорно, находчивый человек мог бы разработать план, который успешно положил бы конец всем притязаниям семейства Моллой на долю клада.
Надо только чуточку подумать, решил Шимп, и он все еще думал, когда нестройный шум снаружи возвестил о прибытии лорда Тилбери.
За звуком открывшейся двери последовало молчание. Лорд Тилбери не был создан для высоких скоростей, и быстрота, с какой он пересек улицу и одолел четыре лестничные марша, привела его в состояние, когда он мог лишь рухнуть и кресло и отдуваться, как измученный морж. Шимп же онемел от благодарности судьбе. Лорд Тилбери, даже осев в кресле и испуская громкое «вуф!», все равно сохранял вид человека, перед которым управляющие банками вьются вьюнами, и пришествие в его обитель подобной персоны показалось Шимпу чудом. Он словно лениво закидывал удочку на пескариков, а вытащил кита.
Впрочем, находчивость ему не изменила, и он скоро взял себя в руки.
Наступил на кнопку у ножки стола и наполнил комнату пронзительным трезвоном.
— Извините, — сказал он вежливо, но с краткостью чрезвычайно занятого человека, и схватил телефонную трубку. — Да? Да? Да, это «Детективное агентство Тилбери»… Скотленд-Ярд? Хорошо, я жду.
Прикрыв трубку ладонью, он обернулся к лорду Тилбери.
— Покоя от них нет! — вздохнул он.
— Вуф! — сказал лорд Тилбери.
— Алло!… Сэр Джон? Добрый день… Да… Да… Мы делаем все, что в наших силах, сэр Джон. Мы всегда рады оказать услугу министерству… Да… Да… Очень хорошо, сэр Джон. До свидания.
Он положил трубку и был теперь к услугам лорда Тилбери.
— Если бы они в Скотленд-Ярде не цеплялись за свою допотопную систему и дали бы побольше простора людям помозговитее, — сказал он не с горечью, но с легкой досадой, — так им не приходилось бы все время обращаться за помощью к нам. Вам известно, что стать детективом в Скотленд-Ярде можно, только если ростом вы не ниже определенной черты?
— Вы меня удивляете, — сказал лорд Тилбери, несколько оправившийся.
— Пять футов девять дюймов, если не ошибаюсь. Может ли быть правило абсурднее?
— Да, звучит нелепо.
— Нелепо и есть, — сурово подтвердил Шимп. — Во мне вот пять футов семь дюймов, а Донехью и Уилдбрейм, лучшие из моих сотрудников, на полтора дюйма ниже меня. О мозге нельзя судить по росту!
— Разумеется! — сказал лорд Тилбери (пять футов шесть дюймов). — Взгляните на Наполеона или на Нельсона.
— Вот именно! — согласился Шимп. — Нельсон Тяжелая Перчатка! Отличный пример. Да и Том Шарки ростом не вышел… Ну, так чем могу вам служить, мистер… Не имею чести знать вашу фамилию.
Лорд Тилбери замялся.
— Полагаю, я могу полностью положиться на вашу сдержанность, мистер Эдейр?
— Все, что бы вы мне ни сказали, останется между нами, — с гордым достоинством ответил Шимп.
— Я — лорд Тилбери, — произнес его милость с видом человека, сдергивающего покрывало с конного памятника себе же.
— Владелец конторы напротив?
— Совершенно верно, — ответил лорд Тилбери сухо.
Он ожидал, что его фамилия произведет более эмоциональное впечатление, и ему не понравилось, что издательство «Мамонт» обозвали «конторой напротив». Он остался бы доволен, знай он, что его собеседник лишь с трудом скрыл всколыхнувшиеся в нем эмоции. И остался бы весьма недоволен, если бы ему открылось, что Шимп готовится услышать какой-нибудь позорный секрет, чтобы заложить его в основу будущего шантажа. Ибо, хотя, учреждая свое детективное агентство, Шимп в основном воодушевлялся желанием замаскировать свою более доходную деятельность, он отнюдь не упускал из виду возможности, заложенные в таком агентстве.
И на этот раз он сидел над пасьянсом, но мысли его были далеко. Он размышлял над рассказом Елея Моллоя о том, как ему не удалось убедить Сэма покинуть «Мон-Репо».
В какой-то мере эта неудача осложнила дело, но у нее была и своя светлая сторона. Конечно, войти и беспрепятственно забрать наследство покойного Эдварда Фингласса было бы прекрасно, но, с другой стороны, пришлось бы делить его с Елеем и молодой супругой того, а Шимп от природы был одним из тех, кто, когда дело идет о деньгах, инстинктивно не выносит, чтобы часть их от него ускользнула. Ему мнилось, что, бесспорно, находчивый человек мог бы разработать план, который успешно положил бы конец всем притязаниям семейства Моллой на долю клада.
Надо только чуточку подумать, решил Шимп, и он все еще думал, когда нестройный шум снаружи возвестил о прибытии лорда Тилбери.
За звуком открывшейся двери последовало молчание. Лорд Тилбери не был создан для высоких скоростей, и быстрота, с какой он пересек улицу и одолел четыре лестничные марша, привела его в состояние, когда он мог лишь рухнуть и кресло и отдуваться, как измученный морж. Шимп же онемел от благодарности судьбе. Лорд Тилбери, даже осев в кресле и испуская громкое «вуф!», все равно сохранял вид человека, перед которым управляющие банками вьются вьюнами, и пришествие в его обитель подобной персоны показалось Шимпу чудом. Он словно лениво закидывал удочку на пескариков, а вытащил кита.
Впрочем, находчивость ему не изменила, и он скоро взял себя в руки.
Наступил на кнопку у ножки стола и наполнил комнату пронзительным трезвоном.
— Извините, — сказал он вежливо, но с краткостью чрезвычайно занятого человека, и схватил телефонную трубку. — Да? Да? Да, это «Детективное агентство Тилбери»… Скотленд-Ярд? Хорошо, я жду.
Прикрыв трубку ладонью, он обернулся к лорду Тилбери.
— Покоя от них нет! — вздохнул он.
— Вуф! — сказал лорд Тилбери.
— Алло!… Сэр Джон? Добрый день… Да… Да… Мы делаем все, что в наших силах, сэр Джон. Мы всегда рады оказать услугу министерству… Да… Да… Очень хорошо, сэр Джон. До свидания.
Он положил трубку и был теперь к услугам лорда Тилбери.
— Если бы они в Скотленд-Ярде не цеплялись за свою допотопную систему и дали бы побольше простора людям помозговитее, — сказал он не с горечью, но с легкой досадой, — так им не приходилось бы все время обращаться за помощью к нам. Вам известно, что стать детективом в Скотленд-Ярде можно, только если ростом вы не ниже определенной черты?
— Вы меня удивляете, — сказал лорд Тилбери, несколько оправившийся.
— Пять футов девять дюймов, если не ошибаюсь. Может ли быть правило абсурднее?
— Да, звучит нелепо.
— Нелепо и есть, — сурово подтвердил Шимп. — Во мне вот пять футов семь дюймов, а Донехью и Уилдбрейм, лучшие из моих сотрудников, на полтора дюйма ниже меня. О мозге нельзя судить по росту!
— Разумеется! — сказал лорд Тилбери (пять футов шесть дюймов). — Взгляните на Наполеона или на Нельсона.
— Вот именно! — согласился Шимп. — Нельсон Тяжелая Перчатка! Отличный пример. Да и Том Шарки ростом не вышел… Ну, так чем могу вам служить, мистер… Не имею чести знать вашу фамилию.
Лорд Тилбери замялся.
— Полагаю, я могу полностью положиться на вашу сдержанность, мистер Эдейр?
— Все, что бы вы мне ни сказали, останется между нами, — с гордым достоинством ответил Шимп.
— Я — лорд Тилбери, — произнес его милость с видом человека, сдергивающего покрывало с конного памятника себе же.
— Владелец конторы напротив?
— Совершенно верно, — ответил лорд Тилбери сухо.
Он ожидал, что его фамилия произведет более эмоциональное впечатление, и ему не понравилось, что издательство «Мамонт» обозвали «конторой напротив». Он остался бы доволен, знай он, что его собеседник лишь с трудом скрыл всколыхнувшиеся в нем эмоции. И остался бы весьма недоволен, если бы ему открылось, что Шимп готовится услышать какой-нибудь позорный секрет, чтобы заложить его в основу будущего шантажа. Ибо, хотя, учреждая свое детективное агентство, Шимп в основном воодушевлялся желанием замаскировать свою более доходную деятельность, он отнюдь не упускал из виду возможности, заложенные в таком агентстве.