Страница:
— Она-то? — сказала Клэр. — Так мисс Кей, кто же еще? Шагнув вперед, она смахнула пылинку со стекла.
— Это она еще в Мидуэйзе снималась, два-три года назад, до того как полковник потерял все свои деньги. Я тогда была горничной мисс Кей — ее личной горничной, — добавила она с гордостью, но в ее устремленных на фотографию глазах появилась грусть: ведь для нее она воплощала всю славу и роскошь невозвратного вчерашнего дня, того чудесного былого, которое включало лошадей, и охотничьи костюмы, и старинные печные трубы из красного кирпича на фоне голубого неба, и кроликов в парке, и озеро, сверкающее в солнечных лучах, и все остальное, из чего слагались Мидуэйз и преуспеяние. — Я помню день, когда сделали эту фотографию. Ее в газете напечатали, фотографию то есть.
Но Сэма все еще била лихорадка.
— Мисс Кей? Какая мисс Кей?
— Мисс Кей Деррик, племянница мистера Ренна.
— Вы про человека, который живет тут?
— Ну да. Он предложил мисс Кей свой дом, когда все всмятку разбилось. Вот почему я тут. Я бы могла остаться в Мидуэйзе, если бы захотела, — объявила Клэр. — Новые хозяева меня бы оставили, захоти я. Но я сказала: «Нет, — сказала я. — Я поеду с мисс Кей, — сказала я. — Я ее не брошу в зло… злополучии», — сказала я.
Сэм дернулся, как от электрического шока.
— Не хотите же вы сказать… ну конечно, не хотите… не хотите же вы сказать, что она живет тут?
— Живет, а как же?
— Так не здесь же? Не в этом самом доме?
— А где ж еще?
— Ах, черт!
Сэм содрогнулся с головы до ног. Его осенила потрясающая мысль.
— Ах, черт! — вскричал он снова, и глаза у него выпучились. Затем, не тратя больше слов, ибо настало время не для слов, а для действий, он одним прыжком исчез за дверью.
Выпрыгнуть из входной двери, скатиться с крыльца и очутиться перед доской у изгороди Сэм умудрился во мгновение ока. Под крупными буквами, оповещавшими о сдаче внаем, с мебелью, он теперь различил буковки помельче, сообщавшие всем, кого это могло заинтересовать, что по вопросу о поселении в удобнейшем полуособняке «Мон-Репо» следует обращаться к господам Мэттерсу и Корнелиусу, агентам, Огильви-стрит, Вэлли-Филдз, Ю.-В. Он галопом взлетел назад на крыльцо и забил кулаками в дверь.
— Чего еще? — осведомилась Клэр.
— Где Огильви-стрит?
— Дальше по улице, первая улица налево.
— Спасибо.
— На здоровье.
На песчаной дорожке он остановился, поразмыслил и вернулся.
— Опять тут? — сказала Клэр.
— Вы сказали «налево» или «направо»?
— Налево.
— Спасибо.
— Не стоит благодарности, — сказала Клэр.
На этот раз Сэм осуществил спуск по ступенькам единым прыжком. Но у самой калитки его осенила еще одна мысль.
— Любите поразмяться, а? — терпеливо сказала Клэр.
— Мне внезапно пришло в голову, — объяснил Сэм, — что у меня нет денег.
— А я-то тут при чем?
— Эти агенты ведь потребуют аванс, верно?
— Похоже, что так. А вы дом хотите снять?
— Я хочу снять «Мон-Репо», — сказал Сэм. — И мне необходимы деньги. Где мистер Брэддок?
— В кровати.
— А в какой комнате?
— Верхний этаж в конце коридора.
— Спасибо.
— К ва-шим услу-гам, — сказала Клэр.
Ее показания, что гость находится в кровати, оказались точными. Сэм, войдя в спальню для гостей, узрел, что его школьный товарищ лежит на спине, рот у него разинут, а волосы спутаны. Он ритмично храпел. На стуле рядом с ним покоился поднос с чайником, тостами и остывшим яйцом всмятку такого язвительного вида, что Сэм, устремляясь к тумбочке, отвел глаза.
Тумбочка, наоборот, ласкала взор. Рядом с коробкой для воротничков мистера Брэддока и его головных щеток высилась миниатюрная гора из банкнот и серебряных монет — в лучах утреннего солнца зрелище абсолютно пленительное. Скрюченными пальцами Сэм сгреб гору, нашел листок бумаги, карандаш и помедлил в поисках нужных слов.
Но глупо пытаться улучшить стиль мэтра. Фарш Тодхантер доказал, что занимает особое место в этом литературном жанре, и Сэм без колебаний взял его за образец. Он написал:
«Дорогой Брэддер, ты, конечно, удивишься, узнав, что я занял у тебя деньги. Верну их, как Бог даст. Пока же, как сказал сэр Филип Сидни раненому солдату, моя нужда больше твоей [6].
Надеюсь, это застало тебя в полном благополучии.
Вечно твой С. Шоттер».
Затем, прислонив эту записку к коробке для воротничков, он покинул спальню.
Но на площадке его остановило ощущение, что произошло какое-то упущение, какое-то доброе дело осталось несовершенным. Он вернулся, взял вареное яйцо и осторожно опустил на подушку возле головы своего друга. Совершив это, он вновь спустился по лестнице и вышел на широкую тропу, которая вела к конторе господ Мэттерса и Корнелиуса, агентов, на Огильви-стрит.
11. Сэм снимает дом
12. Сэм оказывается слишком уж стремительным
1
2
— Это она еще в Мидуэйзе снималась, два-три года назад, до того как полковник потерял все свои деньги. Я тогда была горничной мисс Кей — ее личной горничной, — добавила она с гордостью, но в ее устремленных на фотографию глазах появилась грусть: ведь для нее она воплощала всю славу и роскошь невозвратного вчерашнего дня, того чудесного былого, которое включало лошадей, и охотничьи костюмы, и старинные печные трубы из красного кирпича на фоне голубого неба, и кроликов в парке, и озеро, сверкающее в солнечных лучах, и все остальное, из чего слагались Мидуэйз и преуспеяние. — Я помню день, когда сделали эту фотографию. Ее в газете напечатали, фотографию то есть.
Но Сэма все еще била лихорадка.
— Мисс Кей? Какая мисс Кей?
— Мисс Кей Деррик, племянница мистера Ренна.
— Вы про человека, который живет тут?
— Ну да. Он предложил мисс Кей свой дом, когда все всмятку разбилось. Вот почему я тут. Я бы могла остаться в Мидуэйзе, если бы захотела, — объявила Клэр. — Новые хозяева меня бы оставили, захоти я. Но я сказала: «Нет, — сказала я. — Я поеду с мисс Кей, — сказала я. — Я ее не брошу в зло… злополучии», — сказала я.
Сэм дернулся, как от электрического шока.
— Не хотите же вы сказать… ну конечно, не хотите… не хотите же вы сказать, что она живет тут?
— Живет, а как же?
— Так не здесь же? Не в этом самом доме?
— А где ж еще?
— Ах, черт!
Сэм содрогнулся с головы до ног. Его осенила потрясающая мысль.
— Ах, черт! — вскричал он снова, и глаза у него выпучились. Затем, не тратя больше слов, ибо настало время не для слов, а для действий, он одним прыжком исчез за дверью.
Выпрыгнуть из входной двери, скатиться с крыльца и очутиться перед доской у изгороди Сэм умудрился во мгновение ока. Под крупными буквами, оповещавшими о сдаче внаем, с мебелью, он теперь различил буковки помельче, сообщавшие всем, кого это могло заинтересовать, что по вопросу о поселении в удобнейшем полуособняке «Мон-Репо» следует обращаться к господам Мэттерсу и Корнелиусу, агентам, Огильви-стрит, Вэлли-Филдз, Ю.-В. Он галопом взлетел назад на крыльцо и забил кулаками в дверь.
— Чего еще? — осведомилась Клэр.
— Где Огильви-стрит?
— Дальше по улице, первая улица налево.
— Спасибо.
— На здоровье.
На песчаной дорожке он остановился, поразмыслил и вернулся.
— Опять тут? — сказала Клэр.
— Вы сказали «налево» или «направо»?
— Налево.
— Спасибо.
— Не стоит благодарности, — сказала Клэр.
На этот раз Сэм осуществил спуск по ступенькам единым прыжком. Но у самой калитки его осенила еще одна мысль.
— Любите поразмяться, а? — терпеливо сказала Клэр.
— Мне внезапно пришло в голову, — объяснил Сэм, — что у меня нет денег.
— А я-то тут при чем?
— Эти агенты ведь потребуют аванс, верно?
— Похоже, что так. А вы дом хотите снять?
— Я хочу снять «Мон-Репо», — сказал Сэм. — И мне необходимы деньги. Где мистер Брэддок?
— В кровати.
— А в какой комнате?
— Верхний этаж в конце коридора.
— Спасибо.
— К ва-шим услу-гам, — сказала Клэр.
Ее показания, что гость находится в кровати, оказались точными. Сэм, войдя в спальню для гостей, узрел, что его школьный товарищ лежит на спине, рот у него разинут, а волосы спутаны. Он ритмично храпел. На стуле рядом с ним покоился поднос с чайником, тостами и остывшим яйцом всмятку такого язвительного вида, что Сэм, устремляясь к тумбочке, отвел глаза.
Тумбочка, наоборот, ласкала взор. Рядом с коробкой для воротничков мистера Брэддока и его головных щеток высилась миниатюрная гора из банкнот и серебряных монет — в лучах утреннего солнца зрелище абсолютно пленительное. Скрюченными пальцами Сэм сгреб гору, нашел листок бумаги, карандаш и помедлил в поисках нужных слов.
Но глупо пытаться улучшить стиль мэтра. Фарш Тодхантер доказал, что занимает особое место в этом литературном жанре, и Сэм без колебаний взял его за образец. Он написал:
«Дорогой Брэддер, ты, конечно, удивишься, узнав, что я занял у тебя деньги. Верну их, как Бог даст. Пока же, как сказал сэр Филип Сидни раненому солдату, моя нужда больше твоей [6].
Надеюсь, это застало тебя в полном благополучии.
Вечно твой С. Шоттер».
Затем, прислонив эту записку к коробке для воротничков, он покинул спальню.
Но на площадке его остановило ощущение, что произошло какое-то упущение, какое-то доброе дело осталось несовершенным. Он вернулся, взял вареное яйцо и осторожно опустил на подушку возле головы своего друга. Совершив это, он вновь спустился по лестнице и вышел на широкую тропу, которая вела к конторе господ Мэттерса и Корнелиуса, агентов, на Огильви-стрит.
11. Сэм снимает дом
Что подумал бы мистер Мэттерс о Сэме, когда тот несколько минут спустя влетел в контору, нам узнать не суждено, ибо мистер Мэттерс скончался в 1910 году. А мистер Корнелиус подумал, что никого гнуснее он еще не видел. После быстрого оценивающего взгляда сквозь очки в золотой оправе он даже поделился своим мнением с посетителем.
— Я не подаю нищим, — сказал он. Был он почтенным старцем с седой бородой и кустистыми бровями, и в голове его звучали интонации жреца-друида, произносящего молитву у алтаря, перед тем как вонзить нож в грудь человека, распростертого на этом алтаре. — Я не верю в слепое сострадание.
— Я запишу вашу исповедь как-нибудь в другой раз, -сказал Сэм. — Пока же поговорим о домах. Я хочу снять «Мон-Репо» на Берберри-роуд.
Друид собрался произнести древние руны, призывающие полицию, но тут он с немалым удивлением увидел, что его молодой посетитель раскладывает на столе денежные купюры в солидном количестве. Он сглотнул. В его конторе клиенты редко вели деловые переговоры в манере, более приличествующей Багдаду «Тысячи и одной ночи», чем респектабельному современному пригороду. Он вряд ли изумился бы больше, если бы по Огильви-стрит прошествовали верблюды, нагруженные сокровищами и пряностями.
— Что это? — спросил он, моргая.
— Деньги, — ответил Сэм.
— Откуда они у вас?
Он бросил на Сэма косой взгляд. И Сэм, в опьянении от принятой ванны, бритья, завтрака и заимствованной наличности вновь забывший, что в его внешности есть нечто режущее глаза, узнал еще одного из длинной очереди критиков, не сумевших оценить его по достоинству с первого взгляда.
— Не судите меня по внешней оболочке, — сказал он. — Одежда моя убога, потому что мне пришлось многое испытать. Когда я взошел на борт судна в Нью-Йорке, моя элегантность не оставляла желать ничего лучшего. Люди подталкивали друг друга локтями, пока я шел по пристани, и спрашивали: «Кто это?»
— Вы приехали из Америки?
— Из Америки.
— А! — сказал мистер Корнелиус, словно это объясняло все.
— Моя дядя, — продолжал Сэм, уловив изменение в атмосфере и не замедлив этим воспользоваться, — мистер Джон Б. Пинсент, известный миллионер, о котором вы, без сомнения, слышали… Ах, нет? Один из наших великих капитанов промышленности. Он нажил огромное богатство на мехах.
— На мехах? Неужели?
— Получил концессию на снабжение змей в Бронкском зоопарке муфтами-ушанками и сразу пошел в гору.
— Вы меня удивляете, — сказал мистер Корнелиус. — Весьма интересно!
— Романтика коммерции, — согласился Сэм. — А теперь не вернуться ли нам к вопросу о доме?
— Да, да, — сказал мистер Корнелиус. Его голос, когда он вновь обозрел деньги на столе, стал мягким и ласковым. Он все еще походил на жреца-друида, но на жреца-друида, взявшего выходной. — На какой срок вы хотели бы снять «Мон-Репо», мистер… э…
— Моя фамилия Шоттер… На неопределенный.
— Скажем, плату вперед за три месяца?
— Скажем эти самые слова.
— Ну, а рекомендации?
Сэм чуть было не сослался на мистера Ренна, но вовремя вспомнил, что еще не познакомился с этим джентльменом. Правда, воспользовавшись его бритвой и кисточкой, вкусив пищу с его стола, он чувствовал, что они уже коротко сошлись. Он задумался.
— Лорд Тилбери, — объявил он. — Положитесь на него.
— Лорд Тилбери, владелец издательства «Мамонт»? — сказал мистер Корнелиус с несомненным почтением. — Вы с ним знакомы?
— Знаком? Да мы прямо как родные братья. Лорд Тилбери просто ничего не предпринимает, не посоветовавшись прежде со мной. Неплохо будет сейчас же ему позвонить. Надо сообщить, что я приехал.
Мистер Корнелиус повернулся к телефону, после некоторого интервала узнал номер и, переговорив с различными невидимыми служителями, слегка зашатался от благоговения, услышав в трубке голос самого великого человека. Он передал ее Сэму.
— Его милость хочет поговорить с вами, мистер Шоттер.
— Я знал это, знал! — сказал Сэм. — Алло! Лорд Тилбери? Это Сэм. Как вы там? Я только что приехал. Добирался на грузовом судне. Столько приключений! Вы отлично посмеетесь. Я сейчас в Вэлли-Филдз снимаю дом. И сослался на вас. Вы ничего против не имеете? Великолепно! Второй завтрак? С удовольствием. Приеду как могу быстрее. Сначала надо сменить костюм. В этом я спал ночью… Ну так до скорого свидания. С рекомендацией все в порядке, — сказал он, оборачиваясь к мистеру Корнелиусу. — Валяйте.
— Я немедленно составлю контракт, мистер Шоттер. Если вы скажете, куда его послать…
— Послать? — недоуменно переспросил Сэм. — Но, естественно, в «Мон-Репо».
— Но…
— А я не могу въехать немедленно?
— Пожалуй, если хотите. Но, думаю, дом вряд ли в том состоянии, чтобы… Вам понадобится постельное и столовое белье.
— Ерунда. Поход по магазинам, и вопрос решен. Мистер Корнелиус добродушно улыбнулся. Сэм успел завоевать его полное расположение.
— Истинно американская стремительность, — заметил он, тряся седой бородой. — Ну, если вы настаиваете, не вижу возражений. Сейчас отыщу для вас ключ. Скажите, мистер Шоттер, — спросил он, роясь в ящиках, — что вызвало у вас такое горячее желание поселиться в Вэлли-Филдз? Конечно, как патриотичному здешнему старожилу, мне не следовало бы удивляться. Я прожил в Вэлли-Филдз всю свою жизнь и не стал бы жить ни в каком другом месте, предложи вы мне хоть миллион фунтов.
— Не предложу.
— Я родился в Вэлли-Филдз, мистер Шоттер, и люблю этот пригород, в чем не стыжусь признаться. «В ком столь душа его мертва, — вопросил мистер Корнелиус, — что не сорвутся с уст слова: „Вот мой любимый край родной!“ Чьи мысли счастьем не полны, когда из дальней стороны стопы направит он домой?» [7]
— А! — сказал Сэм. — Именно это мы все хотели бы узнать, верно?
— «Коль между нас такой живет, — продолжал мистер Корнелиус, — певец его не воспоет. Пусть будет знатен он стократ, и пусть несметно он богат, но себялюбца не спасет ни злато, ни высокий род…»
— Я приглашен на завтра в час тридцать, — сказал Сэм.
— «Пройдет в бесславье жизни срок, и смерть вдвойне ему урок. Забытым в прах вернется он, ничьей слезою не почтен». Эти слова, мистер Шоттер…
— Ваш собственный стишок?
— Эти слова, мистер Шоттер, появятся на титульной странице истории Вэлли-Филдз, которую я пишу, — истории, рассматривающей не только многочисленные исторические ассоциации, но и те аспекты, которые мои занятия, как агента, имеющего дело с недвижимостью, сделали доступными для меня. У меня бывали весьма странные клиенты, мистер Шоттер.
Сэм чуть было не сказал, что у этих клиентов был весьма странный агент, чем придал бы этому высказыванию приятную симметрию, но воздержался.
— Возможно, вам будет интересно узнать, что известнейший преступник, которого можно уподобить второму Чарлзу Пису, одно время проживал в том самом доме, который вы сняли.
— Я сотру с него это пятно.
— Как Чарлз Пис, он казался безупречно респектабельным человеком. Фамилия его была Фингласс. И никто не подозревал о его истинной натуре, пока полиция, действуя на основании полученной информации, не попыталась арестовать его за дерзкое ограбление банка.
— Ну, и сцапали? — осведомился Сэм без особого интереса.
— Нет. Он скрылся и бежал из страны. Но я спрашивал вас, почему вы выбрали Вэлли-Филдз, чтобы поселиться здесь? Видимо, вы приняли это решение очень быстро.
— Ну, дело в том, что я случайно увидел моих соседей, и мне пришло в голову, что жить рядом с такими людьми будет очень приятно.
Мистер Корнелиус кивнул:
— Мистер Ренн пользуется всеобщим уважением.
— Мне понравилась его бритва, — сообщил Сэм.
— Если вы отправляетесь в Тилбери-Хаус, вполне возможно, что вы там с ним встретитесь. Он редактирует «Домашний спутник» Пайка.
— Неужели? — сказал Сэм. — «Домашний спутник» Пайка, э?
— Я регулярно его выписываю.
— И племянница мистера Ренна. Она мне показалась очаровательной девушкой.
— Я мало ее знаю, — равнодушно ответил мистер Корнелиус. — Молодые женщины меня не интересуют.
Сэму вспомнился евангельский завет о жемчуге, который не надо бросать перед свиньями.
— Мне пора, — сказал он холодно. — Поспешите с контрактом, будьте так добры. А если какие-нибудь там заглянут к вам и захотят снять этот дом, бейте их по голове конторской линейкой.
— Мы с мистером Ренном частенько играем в шахматы, — сообщил мистер Корнелиус.
Сэма не интересовали его маразматические отступления от темы.
— Всего хорошего, — произнес он сухо и вышел на Огильви-стрит.
— Я не подаю нищим, — сказал он. Был он почтенным старцем с седой бородой и кустистыми бровями, и в голове его звучали интонации жреца-друида, произносящего молитву у алтаря, перед тем как вонзить нож в грудь человека, распростертого на этом алтаре. — Я не верю в слепое сострадание.
— Я запишу вашу исповедь как-нибудь в другой раз, -сказал Сэм. — Пока же поговорим о домах. Я хочу снять «Мон-Репо» на Берберри-роуд.
Друид собрался произнести древние руны, призывающие полицию, но тут он с немалым удивлением увидел, что его молодой посетитель раскладывает на столе денежные купюры в солидном количестве. Он сглотнул. В его конторе клиенты редко вели деловые переговоры в манере, более приличествующей Багдаду «Тысячи и одной ночи», чем респектабельному современному пригороду. Он вряд ли изумился бы больше, если бы по Огильви-стрит прошествовали верблюды, нагруженные сокровищами и пряностями.
— Что это? — спросил он, моргая.
— Деньги, — ответил Сэм.
— Откуда они у вас?
Он бросил на Сэма косой взгляд. И Сэм, в опьянении от принятой ванны, бритья, завтрака и заимствованной наличности вновь забывший, что в его внешности есть нечто режущее глаза, узнал еще одного из длинной очереди критиков, не сумевших оценить его по достоинству с первого взгляда.
— Не судите меня по внешней оболочке, — сказал он. — Одежда моя убога, потому что мне пришлось многое испытать. Когда я взошел на борт судна в Нью-Йорке, моя элегантность не оставляла желать ничего лучшего. Люди подталкивали друг друга локтями, пока я шел по пристани, и спрашивали: «Кто это?»
— Вы приехали из Америки?
— Из Америки.
— А! — сказал мистер Корнелиус, словно это объясняло все.
— Моя дядя, — продолжал Сэм, уловив изменение в атмосфере и не замедлив этим воспользоваться, — мистер Джон Б. Пинсент, известный миллионер, о котором вы, без сомнения, слышали… Ах, нет? Один из наших великих капитанов промышленности. Он нажил огромное богатство на мехах.
— На мехах? Неужели?
— Получил концессию на снабжение змей в Бронкском зоопарке муфтами-ушанками и сразу пошел в гору.
— Вы меня удивляете, — сказал мистер Корнелиус. — Весьма интересно!
— Романтика коммерции, — согласился Сэм. — А теперь не вернуться ли нам к вопросу о доме?
— Да, да, — сказал мистер Корнелиус. Его голос, когда он вновь обозрел деньги на столе, стал мягким и ласковым. Он все еще походил на жреца-друида, но на жреца-друида, взявшего выходной. — На какой срок вы хотели бы снять «Мон-Репо», мистер… э…
— Моя фамилия Шоттер… На неопределенный.
— Скажем, плату вперед за три месяца?
— Скажем эти самые слова.
— Ну, а рекомендации?
Сэм чуть было не сослался на мистера Ренна, но вовремя вспомнил, что еще не познакомился с этим джентльменом. Правда, воспользовавшись его бритвой и кисточкой, вкусив пищу с его стола, он чувствовал, что они уже коротко сошлись. Он задумался.
— Лорд Тилбери, — объявил он. — Положитесь на него.
— Лорд Тилбери, владелец издательства «Мамонт»? — сказал мистер Корнелиус с несомненным почтением. — Вы с ним знакомы?
— Знаком? Да мы прямо как родные братья. Лорд Тилбери просто ничего не предпринимает, не посоветовавшись прежде со мной. Неплохо будет сейчас же ему позвонить. Надо сообщить, что я приехал.
Мистер Корнелиус повернулся к телефону, после некоторого интервала узнал номер и, переговорив с различными невидимыми служителями, слегка зашатался от благоговения, услышав в трубке голос самого великого человека. Он передал ее Сэму.
— Его милость хочет поговорить с вами, мистер Шоттер.
— Я знал это, знал! — сказал Сэм. — Алло! Лорд Тилбери? Это Сэм. Как вы там? Я только что приехал. Добирался на грузовом судне. Столько приключений! Вы отлично посмеетесь. Я сейчас в Вэлли-Филдз снимаю дом. И сослался на вас. Вы ничего против не имеете? Великолепно! Второй завтрак? С удовольствием. Приеду как могу быстрее. Сначала надо сменить костюм. В этом я спал ночью… Ну так до скорого свидания. С рекомендацией все в порядке, — сказал он, оборачиваясь к мистеру Корнелиусу. — Валяйте.
— Я немедленно составлю контракт, мистер Шоттер. Если вы скажете, куда его послать…
— Послать? — недоуменно переспросил Сэм. — Но, естественно, в «Мон-Репо».
— Но…
— А я не могу въехать немедленно?
— Пожалуй, если хотите. Но, думаю, дом вряд ли в том состоянии, чтобы… Вам понадобится постельное и столовое белье.
— Ерунда. Поход по магазинам, и вопрос решен. Мистер Корнелиус добродушно улыбнулся. Сэм успел завоевать его полное расположение.
— Истинно американская стремительность, — заметил он, тряся седой бородой. — Ну, если вы настаиваете, не вижу возражений. Сейчас отыщу для вас ключ. Скажите, мистер Шоттер, — спросил он, роясь в ящиках, — что вызвало у вас такое горячее желание поселиться в Вэлли-Филдз? Конечно, как патриотичному здешнему старожилу, мне не следовало бы удивляться. Я прожил в Вэлли-Филдз всю свою жизнь и не стал бы жить ни в каком другом месте, предложи вы мне хоть миллион фунтов.
— Не предложу.
— Я родился в Вэлли-Филдз, мистер Шоттер, и люблю этот пригород, в чем не стыжусь признаться. «В ком столь душа его мертва, — вопросил мистер Корнелиус, — что не сорвутся с уст слова: „Вот мой любимый край родной!“ Чьи мысли счастьем не полны, когда из дальней стороны стопы направит он домой?» [7]
— А! — сказал Сэм. — Именно это мы все хотели бы узнать, верно?
— «Коль между нас такой живет, — продолжал мистер Корнелиус, — певец его не воспоет. Пусть будет знатен он стократ, и пусть несметно он богат, но себялюбца не спасет ни злато, ни высокий род…»
— Я приглашен на завтра в час тридцать, — сказал Сэм.
— «Пройдет в бесславье жизни срок, и смерть вдвойне ему урок. Забытым в прах вернется он, ничьей слезою не почтен». Эти слова, мистер Шоттер…
— Ваш собственный стишок?
— Эти слова, мистер Шоттер, появятся на титульной странице истории Вэлли-Филдз, которую я пишу, — истории, рассматривающей не только многочисленные исторические ассоциации, но и те аспекты, которые мои занятия, как агента, имеющего дело с недвижимостью, сделали доступными для меня. У меня бывали весьма странные клиенты, мистер Шоттер.
Сэм чуть было не сказал, что у этих клиентов был весьма странный агент, чем придал бы этому высказыванию приятную симметрию, но воздержался.
— Возможно, вам будет интересно узнать, что известнейший преступник, которого можно уподобить второму Чарлзу Пису, одно время проживал в том самом доме, который вы сняли.
— Я сотру с него это пятно.
— Как Чарлз Пис, он казался безупречно респектабельным человеком. Фамилия его была Фингласс. И никто не подозревал о его истинной натуре, пока полиция, действуя на основании полученной информации, не попыталась арестовать его за дерзкое ограбление банка.
— Ну, и сцапали? — осведомился Сэм без особого интереса.
— Нет. Он скрылся и бежал из страны. Но я спрашивал вас, почему вы выбрали Вэлли-Филдз, чтобы поселиться здесь? Видимо, вы приняли это решение очень быстро.
— Ну, дело в том, что я случайно увидел моих соседей, и мне пришло в голову, что жить рядом с такими людьми будет очень приятно.
Мистер Корнелиус кивнул:
— Мистер Ренн пользуется всеобщим уважением.
— Мне понравилась его бритва, — сообщил Сэм.
— Если вы отправляетесь в Тилбери-Хаус, вполне возможно, что вы там с ним встретитесь. Он редактирует «Домашний спутник» Пайка.
— Неужели? — сказал Сэм. — «Домашний спутник» Пайка, э?
— Я регулярно его выписываю.
— И племянница мистера Ренна. Она мне показалась очаровательной девушкой.
— Я мало ее знаю, — равнодушно ответил мистер Корнелиус. — Молодые женщины меня не интересуют.
Сэму вспомнился евангельский завет о жемчуге, который не надо бросать перед свиньями.
— Мне пора, — сказал он холодно. — Поспешите с контрактом, будьте так добры. А если какие-нибудь там заглянут к вам и захотят снять этот дом, бейте их по голове конторской линейкой.
— Мы с мистером Ренном частенько играем в шахматы, — сообщил мистер Корнелиус.
Сэма не интересовали его маразматические отступления от темы.
— Всего хорошего, — произнес он сухо и вышел на Огильви-стрит.
12. Сэм оказывается слишком уж стремительным
1
Лондонские куранты отбивали двенадцать, когда Сэм, выйдя на Стрэнд, повернул налево в сторону Флит-стрит, чтобы свидеться с лордом Тилбери в издательстве «Мамонт».
В промежутке между его беседой с мистером Корнелиусом и этим моментом его наружность претерпела разительное изменение, ибо он нанес визит в этот интереснейший магазин вблизи Ковент-Гардена, вывеска которого гласит: «Бр. Коэн. Готовая одежда» — и подразумевает истинную Мекку для всех тех, кто предпочитает срывать свои костюмы спелыми с ветвей, а не ждать, пока они созревают до готовности. Добрые братья снабдили его твидовым костюмом бодрой расцветки, качественной рубашкой, бельем, носками, воротничком, резинками для носков, носовым платком, галстучной булавкой и шляпой, причем с той же компетентной быстротой, с какой, пожелай он того, они полностью экипировали бы его как полярного исследователя, герцога, отправляющегося в Букингемский дворец, или охотника на львов, отбывающего в Восточную Африку. Не подвели они его и в вопросе новых ботинок, а также бамбуковой тросточки. Короче говоря, глазам публики теперь предстало роскошное издание С. Пинсента Шоттера в тисненом переплете и богато иллюстрированное.
Все исследователи человеческой натуры признают тонизирующее свойство новой одежды. Сэм шагал с пружинистой щеголеватостью, излучая веселость, которая вкупе с нарядностью его экстерьера привлекала к нему глаза многих и многих.
Пара среди этих глаз принадлежала тощему долговязому субъекту со скорбным лицом, который двигался в противоположном направлении, удаляясь от лондонского газетного царства. На мгновение они устремили на Сэма взгляд, исполненный неприязни, словно их собственника больно задело вторжение подобной оптимистичности в поле его зрения. Затем они внезапно выпучились от ужаса, и долговязый остановился как зачарованный. Торопящийся пешеход налетел на него и толкнул вперед, а Сэм, двигавшийся со скоростью четырех миль в час, налетел на него и толкнул назад. Результатом явились сложные объятия, из которых Сэм высвободился с извинениями и только тут обнаружил, что обнимался не с незнакомцем, а со старым другом.
— Фарш! — вскричал он.
Лицо мистера Тодхантера не отразило ни малейшей радости от этой встречи. Он тяжело задышал и не вымолвил ни слова.
— Фарш, старый черт! — с восторгом сказал Сэм.
Мистер Тодхантер облизнул губы с некоторой тревогой. Он быстро поглядел через плечо, словно взвешивая, насколько было бы практично ринуться через улицу, и безуспешно попытался высвободить рукав из цепкой хватки Сэма.
— Чего ты дергаешься? — спросил Сэм, заметив его маневр.
— Я не дергаюсь, — возразил Фарш хриплым голосом с какой-то робкой вкрадчивостью. Если голос мистера Корнелиуса был голосом жреца-друида, то голос Кларенса Тодхантера мог бы принадлежать жертве на алтаре. — Я не дергаюсь, Сэм. Зачем бы я стал дергаться?
— Откуда ты взялся, Фарш? Мистер Тодхантер кашлянул.
— Я только что оставил тебе записочку, Сэм, ну, в этом, Гилбери-Хаусе, ты ведь сказал мне, что будешь там.
— Любишь ты писать письма, верно?
Мистер Тодхантер понял намек. Он сглотнул, и его дыхание почти уподобилось предсмертному хрипу.
— Я бы хотел объясниться насчет этого, Сэм, — сказал он. — Объясниться, если мне будет дозволено употребить такой термин, начистоту, Сэм, — сипло произнес мистер Тодхантер. — Я говорю и всегда говорил, когда получилось маленькое недоразумение между друзьями — друзьями, если мне дозволено употребить такое выражение, которые стояли друг за друга и в бедах и в ненастьях, друзьями, которые всем делились и делили пополам… — Он умолк. Чуткость не была его сильной стороной, но и он заметил, что при данных обстоятельствах фразу он выбрал не из удачных. — Я вот что говорю, Сэм, когда дело такое, так прошлого лучше не поминать и, так сказать, похоронить это самое прошлое. Как человек бывалый, ты такой, и я такой…
— Насколько я понимаю, по экоему-некоему в твоей манере выражаться, — сказал Сэм, — эта твоя траченная молью гончая забега не выиграла.
— Сэм, — сказал мистер Тодхантер, — я не стану этого от тебя скрывать. Я буду откровенным, чистосердечным и без экивоков. Эта гончая забега не выиграла.
— И твои деньги — а также мои — пойдут на то, чтобы какой-то букмекер мог жить на привычную ему ногу?
— Ухнули, Сэм, — признался мистер Тодхантер сквозь предсмертные хрипы. — Да, Сэм, все ухнули.
— Так пойдем выпьем по одной, — душевно пригласил Сэм.
— Выпьем?
— Можно будет и по второй.
Сэм направился к питейному заведению, которое застенчиво притаилось среди магазинов и конторских зданий. Фарш, дивясь, следовал за ним. Первый леденящий ужас рассеялся, и его ум, уж какой он ни был, возился с неразрешимой загадкой, почему Сэм, разобравшись в фактах, касающихся фиаско с гончей, сохранил такую дружелюбность.
Час был еще ранний даже для вечно томимых жаждой обитателей Флит-стрит, и пивная, куда они вошли, была свободна от толп, которые помешали бы тихой беседе двух друзей. Двое мужчин, смахивавших на печатников, попивали пиво в углу, а за стойкой надменная буфетчица смешивала коктейль для одинокого бражника в велюровой шляпе. Этот индивид только что отпустил замечание по адресу погоды звучным, приятным голосом со столь явными американскими интонациями, что, проходя мимо, Сэм поглядел на него, а поглядев, почти остановился, обнаружив что-то странно знакомое в лице под велюровой шляпой.
Оно не принадлежало к лицам, которые раз увидишь, тут же забываешь, но никаких воспоминаний с собой не принесло, и Сэм заключил, что никогда знаком с этим обладателем запоминающейся внешности не был, а, вероятно, заметил его где-нибудь на улице или в вестибюле отеля. Красивый джентльмен средних лет с открытым, располагающим к себе лицом.
— Где-то я этого типа уже видел, — сказал Сэм, усаживаясь с Фаршем за столик у окна.
— А? — сказал Фарш с таким отсутствием интереса, что Сэм, удивленный его резкостью, сообразил, что еще не заказал освежающей влаги. Он исправил это упущение, и измученное лицо Фарша чуть посветлело.
— Фарш, — сказал Сэм, — я у тебя в неоплатном долгу.
— У меня? — тупо повторил Фарш.
— Да. Помнишь фотографию, которую я тебе показывал?
— Девушки… Нимврод?
— Да, Фарш. Я ее нашел, и только благодаря тебе. Если бы ты не забрал деньги, этого не случилось бы.
Мистер Тодхантер, хотя продолжал ничего не понимать, попытался принять скромный и смущенный вид тайного альтруиста. Он внимательно слушал рассказ Сэма о событиях ночи.
— И я снял соседний дом, — закончил Сэм свою повесть. — Въеду туда сегодня. Так что, если тебе нужно место па берегу, пост повара в шоттеровском доме за тобой. Ну как?
По деревянным чертам Фарша пробежало что-то вроде судороги.
— Ты хочешь, чтоб я пошел к тебе в повара?
— А не то мне придется искать кухарку. Ты можешь бросить «Араминту»?
— Могу ее бросить? Да ты и моргнуть не успеешь, как я уберусь с этого чертова океанского чайника! Я мечтал о местечке на берегу с тех самых пор, как мне втемяшилось уйти в море.
— Ты меня удивляешь, — сказал Сэм. — Ты мне всегда казался одним из тех просоленных морских волков, которые только и счастливы, что над океанскими безднами. Я думал, ты во сне поешь матросские баллады. Ну так отлично. Отправляйся-ка прямо туда и начинай наводить порядок. Вот ключ. Записывай адрес: «Мон-Репо», Берберри-роуд, Вэлли-Филдз.
По помещению разнесся звон. Бражник у бара, допивший коктейль и принявшийся за виски с содовой, уронил стакан.
— Эк! — испуганно ахнула буфетчица, прижимая широкую ладонь к левой стороне своей шелковой груди.
Бражник не обратил внимания на ее вопль. Он сосредоточенно вглядывался в Сэма и его собеседника.
— А как туда добраться? — спросил Фарш.
— На поезде, на автобусе — выбор большой.
— И я запросто войду в дом?
— Да, я его утром снял.
И Сэм умчался. Фарш, задержавшийся, чтобы записать адрес, вдруг заметил, что к нему обращаются.
— Э-эй, прошу прощения, — сказал благообразный джентльмен, вцепляясь в его рукав. — Может, поговорим, браток?
— Ну? — подозрительно осведомился Фарш. В последний раз, когда американец назвал его «браток», это обошлось ему в одиннадцать долларов семьдесят пять центов.
— Я не ослышался, ваш приятель, который сейчас ушел, действительно сказал, что снял дом под названием «Мон-Репо» в Вэлли-Филдз?
— Да, снял. Ну и что?
Тот не ответил. Его лицо исполнилось озабоченности, и он провел по лбу слабеющей рукой. Тишину нарушил холодный голос буфетчицы.
— Попрошу вас три пенса за стакан, — сказала она. — А если бы, — добавила она гневно, — взять с вас за шок, какой я испытала, там и десяти фунтов было бы мало.
— Дамочка, — ответил он скорбно, следя, как Фарш плетется к двери, — шок испытали не вы одна.
В промежутке между его беседой с мистером Корнелиусом и этим моментом его наружность претерпела разительное изменение, ибо он нанес визит в этот интереснейший магазин вблизи Ковент-Гардена, вывеска которого гласит: «Бр. Коэн. Готовая одежда» — и подразумевает истинную Мекку для всех тех, кто предпочитает срывать свои костюмы спелыми с ветвей, а не ждать, пока они созревают до готовности. Добрые братья снабдили его твидовым костюмом бодрой расцветки, качественной рубашкой, бельем, носками, воротничком, резинками для носков, носовым платком, галстучной булавкой и шляпой, причем с той же компетентной быстротой, с какой, пожелай он того, они полностью экипировали бы его как полярного исследователя, герцога, отправляющегося в Букингемский дворец, или охотника на львов, отбывающего в Восточную Африку. Не подвели они его и в вопросе новых ботинок, а также бамбуковой тросточки. Короче говоря, глазам публики теперь предстало роскошное издание С. Пинсента Шоттера в тисненом переплете и богато иллюстрированное.
Все исследователи человеческой натуры признают тонизирующее свойство новой одежды. Сэм шагал с пружинистой щеголеватостью, излучая веселость, которая вкупе с нарядностью его экстерьера привлекала к нему глаза многих и многих.
Пара среди этих глаз принадлежала тощему долговязому субъекту со скорбным лицом, который двигался в противоположном направлении, удаляясь от лондонского газетного царства. На мгновение они устремили на Сэма взгляд, исполненный неприязни, словно их собственника больно задело вторжение подобной оптимистичности в поле его зрения. Затем они внезапно выпучились от ужаса, и долговязый остановился как зачарованный. Торопящийся пешеход налетел на него и толкнул вперед, а Сэм, двигавшийся со скоростью четырех миль в час, налетел на него и толкнул назад. Результатом явились сложные объятия, из которых Сэм высвободился с извинениями и только тут обнаружил, что обнимался не с незнакомцем, а со старым другом.
— Фарш! — вскричал он.
Лицо мистера Тодхантера не отразило ни малейшей радости от этой встречи. Он тяжело задышал и не вымолвил ни слова.
— Фарш, старый черт! — с восторгом сказал Сэм.
Мистер Тодхантер облизнул губы с некоторой тревогой. Он быстро поглядел через плечо, словно взвешивая, насколько было бы практично ринуться через улицу, и безуспешно попытался высвободить рукав из цепкой хватки Сэма.
— Чего ты дергаешься? — спросил Сэм, заметив его маневр.
— Я не дергаюсь, — возразил Фарш хриплым голосом с какой-то робкой вкрадчивостью. Если голос мистера Корнелиуса был голосом жреца-друида, то голос Кларенса Тодхантера мог бы принадлежать жертве на алтаре. — Я не дергаюсь, Сэм. Зачем бы я стал дергаться?
— Откуда ты взялся, Фарш? Мистер Тодхантер кашлянул.
— Я только что оставил тебе записочку, Сэм, ну, в этом, Гилбери-Хаусе, ты ведь сказал мне, что будешь там.
— Любишь ты писать письма, верно?
Мистер Тодхантер понял намек. Он сглотнул, и его дыхание почти уподобилось предсмертному хрипу.
— Я бы хотел объясниться насчет этого, Сэм, — сказал он. — Объясниться, если мне будет дозволено употребить такой термин, начистоту, Сэм, — сипло произнес мистер Тодхантер. — Я говорю и всегда говорил, когда получилось маленькое недоразумение между друзьями — друзьями, если мне дозволено употребить такое выражение, которые стояли друг за друга и в бедах и в ненастьях, друзьями, которые всем делились и делили пополам… — Он умолк. Чуткость не была его сильной стороной, но и он заметил, что при данных обстоятельствах фразу он выбрал не из удачных. — Я вот что говорю, Сэм, когда дело такое, так прошлого лучше не поминать и, так сказать, похоронить это самое прошлое. Как человек бывалый, ты такой, и я такой…
— Насколько я понимаю, по экоему-некоему в твоей манере выражаться, — сказал Сэм, — эта твоя траченная молью гончая забега не выиграла.
— Сэм, — сказал мистер Тодхантер, — я не стану этого от тебя скрывать. Я буду откровенным, чистосердечным и без экивоков. Эта гончая забега не выиграла.
— И твои деньги — а также мои — пойдут на то, чтобы какой-то букмекер мог жить на привычную ему ногу?
— Ухнули, Сэм, — признался мистер Тодхантер сквозь предсмертные хрипы. — Да, Сэм, все ухнули.
— Так пойдем выпьем по одной, — душевно пригласил Сэм.
— Выпьем?
— Можно будет и по второй.
Сэм направился к питейному заведению, которое застенчиво притаилось среди магазинов и конторских зданий. Фарш, дивясь, следовал за ним. Первый леденящий ужас рассеялся, и его ум, уж какой он ни был, возился с неразрешимой загадкой, почему Сэм, разобравшись в фактах, касающихся фиаско с гончей, сохранил такую дружелюбность.
Час был еще ранний даже для вечно томимых жаждой обитателей Флит-стрит, и пивная, куда они вошли, была свободна от толп, которые помешали бы тихой беседе двух друзей. Двое мужчин, смахивавших на печатников, попивали пиво в углу, а за стойкой надменная буфетчица смешивала коктейль для одинокого бражника в велюровой шляпе. Этот индивид только что отпустил замечание по адресу погоды звучным, приятным голосом со столь явными американскими интонациями, что, проходя мимо, Сэм поглядел на него, а поглядев, почти остановился, обнаружив что-то странно знакомое в лице под велюровой шляпой.
Оно не принадлежало к лицам, которые раз увидишь, тут же забываешь, но никаких воспоминаний с собой не принесло, и Сэм заключил, что никогда знаком с этим обладателем запоминающейся внешности не был, а, вероятно, заметил его где-нибудь на улице или в вестибюле отеля. Красивый джентльмен средних лет с открытым, располагающим к себе лицом.
— Где-то я этого типа уже видел, — сказал Сэм, усаживаясь с Фаршем за столик у окна.
— А? — сказал Фарш с таким отсутствием интереса, что Сэм, удивленный его резкостью, сообразил, что еще не заказал освежающей влаги. Он исправил это упущение, и измученное лицо Фарша чуть посветлело.
— Фарш, — сказал Сэм, — я у тебя в неоплатном долгу.
— У меня? — тупо повторил Фарш.
— Да. Помнишь фотографию, которую я тебе показывал?
— Девушки… Нимврод?
— Да, Фарш. Я ее нашел, и только благодаря тебе. Если бы ты не забрал деньги, этого не случилось бы.
Мистер Тодхантер, хотя продолжал ничего не понимать, попытался принять скромный и смущенный вид тайного альтруиста. Он внимательно слушал рассказ Сэма о событиях ночи.
— И я снял соседний дом, — закончил Сэм свою повесть. — Въеду туда сегодня. Так что, если тебе нужно место па берегу, пост повара в шоттеровском доме за тобой. Ну как?
По деревянным чертам Фарша пробежало что-то вроде судороги.
— Ты хочешь, чтоб я пошел к тебе в повара?
— А не то мне придется искать кухарку. Ты можешь бросить «Араминту»?
— Могу ее бросить? Да ты и моргнуть не успеешь, как я уберусь с этого чертова океанского чайника! Я мечтал о местечке на берегу с тех самых пор, как мне втемяшилось уйти в море.
— Ты меня удивляешь, — сказал Сэм. — Ты мне всегда казался одним из тех просоленных морских волков, которые только и счастливы, что над океанскими безднами. Я думал, ты во сне поешь матросские баллады. Ну так отлично. Отправляйся-ка прямо туда и начинай наводить порядок. Вот ключ. Записывай адрес: «Мон-Репо», Берберри-роуд, Вэлли-Филдз.
По помещению разнесся звон. Бражник у бара, допивший коктейль и принявшийся за виски с содовой, уронил стакан.
— Эк! — испуганно ахнула буфетчица, прижимая широкую ладонь к левой стороне своей шелковой груди.
Бражник не обратил внимания на ее вопль. Он сосредоточенно вглядывался в Сэма и его собеседника.
— А как туда добраться? — спросил Фарш.
— На поезде, на автобусе — выбор большой.
— И я запросто войду в дом?
— Да, я его утром снял.
И Сэм умчался. Фарш, задержавшийся, чтобы записать адрес, вдруг заметил, что к нему обращаются.
— Э-эй, прошу прощения, — сказал благообразный джентльмен, вцепляясь в его рукав. — Может, поговорим, браток?
— Ну? — подозрительно осведомился Фарш. В последний раз, когда американец назвал его «браток», это обошлось ему в одиннадцать долларов семьдесят пять центов.
— Я не ослышался, ваш приятель, который сейчас ушел, действительно сказал, что снял дом под названием «Мон-Репо» в Вэлли-Филдз?
— Да, снял. Ну и что?
Тот не ответил. Его лицо исполнилось озабоченности, и он провел по лбу слабеющей рукой. Тишину нарушил холодный голос буфетчицы.
— Попрошу вас три пенса за стакан, — сказала она. — А если бы, — добавила она гневно, — взять с вас за шок, какой я испытала, там и десяти фунтов было бы мало.
— Дамочка, — ответил он скорбно, следя, как Фарш плетется к двери, — шок испытали не вы одна.
2
Пока Сэм шагал по Флит-стрит в сторону Тилбери-Хауса, полный радости бытия и со свистом рассекая воздух новокупленной тросточкой, внутри Тилбери-Хауса владелец издательства «Мамонт» расхаживал по своему кабинету, заложив большие пальцы в прорези жилета и тоскливо глядя перед собой.
Лорд Тилбери был невысок ростом, полноват и исполнен властности. Практически все, что он делал, отзывало чем-то наполеоновским. Сейчас он напоминал Наполеона в плену, когда он расхаживал по палубе «Беллерофона», увозившего его на остров Святой Елены, и коршуны терзали его грудь.
Таким мрачным был его облик, что его сестра, миссис Фрэнсис Хэммонд, имевшая обыкновение заглядывать к нему, когда оказывалась поблизости от Тилбери-Хауса, в ужасе остановилась на пороге, а услужливый мальчишка-рассыльный, сопроводивший ее туда, откровенно струсил и спасся бегством.
— Боже милостивый, Джорджи! — вскричала она. — Что с тобой?
Его милость остановился, и что-то напоминающее облегчение забрезжило на его квадратном лице. С тех самых пор, когда он был простым Джорджем Пайком и только начинал свою деятельность с малым капиталом и огромным честолюбием, его сестра Фрэнсис всегда служила ему каменной опорой. Быть может, ее совет поможет ему справиться с проблемой, досаждавшей ему теперь.
— Садись, Фрэнси, — сказал он. — Слава Богу, что ты пришла. С тобой-то я и хочу поговорить.
— Что не так?
— Так я же тебе рассказываю! Помнишь, в Америке я познакомился с человеком по фамилии Пинсент.
—Да.
— Этот Пинсент — владелец острова у берегов Мэна.
— Да, я знаю. И ты?…
— Остров, — продолжал лорд Тилбери, — густо зарос деревьями. Он пользовался им только как местом отдыха для охоты и рыболовства, но, когда он пригласил меня туда провести выходные, я тут же увидел коммерческие возможности.
— Да, ты мне говорил. Ты…
— Я сказал себе, — продолжал лорд Тилбери, обладавший очаровательным свойством второй раз вопреки всему рассказывать историю, как бы хорошо ни была она знакома его слушателям. — Я сказал себе: «Если заняться этим островом всерьез, он мог бы снабжать „Мамонта“ необходимой бумагой и экономить мне несколько тысяч в год!» Я решил купить этот остров и построить там бумажные фабрики.
Лорд Тилбери был невысок ростом, полноват и исполнен властности. Практически все, что он делал, отзывало чем-то наполеоновским. Сейчас он напоминал Наполеона в плену, когда он расхаживал по палубе «Беллерофона», увозившего его на остров Святой Елены, и коршуны терзали его грудь.
Таким мрачным был его облик, что его сестра, миссис Фрэнсис Хэммонд, имевшая обыкновение заглядывать к нему, когда оказывалась поблизости от Тилбери-Хауса, в ужасе остановилась на пороге, а услужливый мальчишка-рассыльный, сопроводивший ее туда, откровенно струсил и спасся бегством.
— Боже милостивый, Джорджи! — вскричала она. — Что с тобой?
Его милость остановился, и что-то напоминающее облегчение забрезжило на его квадратном лице. С тех самых пор, когда он был простым Джорджем Пайком и только начинал свою деятельность с малым капиталом и огромным честолюбием, его сестра Фрэнсис всегда служила ему каменной опорой. Быть может, ее совет поможет ему справиться с проблемой, досаждавшей ему теперь.
— Садись, Фрэнси, — сказал он. — Слава Богу, что ты пришла. С тобой-то я и хочу поговорить.
— Что не так?
— Так я же тебе рассказываю! Помнишь, в Америке я познакомился с человеком по фамилии Пинсент.
—Да.
— Этот Пинсент — владелец острова у берегов Мэна.
— Да, я знаю. И ты?…
— Остров, — продолжал лорд Тилбери, — густо зарос деревьями. Он пользовался им только как местом отдыха для охоты и рыболовства, но, когда он пригласил меня туда провести выходные, я тут же увидел коммерческие возможности.
— Да, ты мне говорил. Ты…
— Я сказал себе, — продолжал лорд Тилбери, обладавший очаровательным свойством второй раз вопреки всему рассказывать историю, как бы хорошо ни была она знакома его слушателям. — Я сказал себе: «Если заняться этим островом всерьез, он мог бы снабжать „Мамонта“ необходимой бумагой и экономить мне несколько тысяч в год!» Я решил купить этот остров и построить там бумажные фабрики.