Вудхауз Пэлем Гринвел. Сэм стремительный

   — Кто?! Я?! — вскричал Фарш шокировано. — Да мы с ним друзья — водой не разлить!
   — О!
   — Только что отлично поболтали.
   — Обо мне?
   — Нет, о погоде, и о собаке, и о том, как хорошо нам спалось ночью.
   Клэр покопала в песке дорожки кончиком туфли.
   — О! Ну так я пошла мыть посуду, — сказала она. — Счастливо оставаться.

2

   Фарш Тодхантер не отличался быстротой мысли. Не принадлежал он и к напрактикованным представителям его пола, которые способны прочесть неизмеримо много во взгляде женщины и мгновенно понять, что она имеет в виду, когда чертит арабески кончиком туфли по песку дорожки. И потому более трех часов он пребывал в блаженном состоянии, а затем внезапно, пока он мирно покуривал трубочку после плотного обеда, его настроение круто изменилось, и в глубинах его сознания зашевелилась мысль, что Клэр во время их недавней встречи держалась как-то не так.
   Он задумался над этим, и, так как только что съеденная им самим приготовленная пища вела победоносный бой с его пищеварительными органами, им овладела мрачная тревога. Медленно, но верно в нем пробуждалась ревность, от которой сон было излечил его. Он выпустил облако табачного дыма и сквозь него угрюмо уставился на Шимпа Твиста, который был погружен в глубокую задумчивость по другую сторону кухонного стола.
   Ему пришло в голову — и не в первый раз, — что внешность Шимпа ему очень не нравится. Даже собственная мать не назвала бы Шимпа Твиста красавцем, и все-таки имелось в нем что-то, рассчитанное на то, чтобы вызывать тревогу в помолвленном мужчине. В глазах у него пряталось выражение, по какому в фильмах всегда можно узнать губителей семейных очагов. Законченный змей в человеческом облике, решил Фарш, а его внутренний механизм тщетно старался справиться с тем, чем он его загрузил.
   Не принесли душевного покоя и воспоминания об утреннем разговоре с Клэр, столь кратком, что он помнил каждое ее слово. И все они касались вот этого плюгавчика с черным сердцем по ту сторону стола.
   «А как там мистер Твист?» Многозначительный вопрос. «Ты с ним не ссорился, а?» Подозрительный намек. А когда он сказал, что они отлично поболтали, она спросила: «Обо мне?»
   Последнее воспоминание так взволновало Фарша, что он вынул трубку изо рта и обратился к своему визави с внезапностью, смахивавшей на бешенство:
   — Эй!
   Шимп вздрогнул от неожиданности. Он как раз взвешивал, может ли подручный во исполнение своих обязанностей приставить лестницу к задней стене дома, взобраться на нее и покрасить раму в окне задней комнаты. А когда Фарш начнет готовить обед…
   — А? — спросил он, моргая, и с изумлением обнаружил, что человек, недавно источавший дружелюбие, смотрит на него холодно, враждебно и подозрительно.
   — Хочу тебя кое о чем спросить, — сказал Фарш.
   — Валяй, — ответил Шимп и нервно улыбнулся. Большая неосторожность с его стороны, поскольку улыбка его совсем не красила. Фаршу она показалась хитрой и подлой.
   — Хочу знать, — продолжал Фарш, — шашнями пахнет? — Э?…
   — Между тобой и моей девушкой в соседнем доме. Есть, как говорится, между вами что-нибудь?
   — Да ни в жизнь! — вскричал Шимп взволнованно.
   — Ну, — внушительно сказал Фарш, — лучше, чтоб не было, понял?
   Он встал, чуть повеселев, подозрения на мгновение утихли, и он направился в сад, где несколько минут чирикал над изгородью.
   Это не вызвало никакого отклика, а потому он перелез через изгородь и заглянул в кухонное окно «Сан-Рафаэля». Кухня была пуста.
   — Гулять пошла, — поставил диагноз Фарш и оскорбился. Если Клэр пошла гулять, то почему не позвала его с собой? Ему это не понравилось. Напрашивался вывод, что любовь остыла. Он вернулся в «Мон-Репо» и совсем смутил впечатлительного мистера Твиста, двадцать минут глядя на него в упор и почти не моргая.
   Клэр не пошла гулять. Она села на лондонский поезд двенадцать десять, а с вокзала направилась на Джон-стрит в резиденцию мистера Брэддока. Она намеревалась ознакомить с фактами свою мать и попросить у этой многоопытной женщины совета в критическую минуту своей жизни. Ее вера в Тетушку Исобель не поколебалась, но мнение второго специалиста всегда полезно. Ибо тревога Клэр после утренней беседы с Фаршем через изгородь непрерывно нарастала. Ей показалось, что он держался как-то не так. Не принесло душевного покоя и воспоминание об их разговоре.
   «А как там мистер Твист?» — спросила она. И он не только не проявил готовности турнириться, но ответил веселым голосом: «Отлично». Страшноватый ответ.
   А он еще добавил, что они друзья, водой не разлить. Рассеянно отвечая на отеческие шуточки Следдона, Клэр вошла к матери, плотно сжимая губы, с суровостью во взоре. Миссис Липпет, введенная в курс, твердо встала на сторону Тетушки Исобель.
   — Умная женщина, сразу видно, Клара.
   — Клэр, — машинально поправила дочка.
   — Она знает.
   — И я так думаю.
   — Ох и страдала же она, эта женщина, — сказала миссис Липпет. — Тут не ошибешься. Разве же она знала бы о жизни столько, если бы не страдала?
   — Так ты бы продолжала его испытывать? — настойчиво осведомилась Клэр.
   — Испытывай его, испытывай побольше, — сказала миссис Липпет. — Другого способа нет. Не забывай, деточка, твой Кларенс — моряк, а моряков надо держать в узде. Вот говорят, будто морякам все равно. А я говорю: пусть им будет не все равно. Вот что я говорю!
   Назад Клэр вернулась на автобусе.
   Для размышления нет ничего лучше поездки на верху автобуса. К четырем часам, когда это транспортное средство высадило ее на углу Берберри-роуд, ее решимость закалилась как сталь, и следующий свой ход она разработала во всех мелочах. На минуту она заглянула в кухню, вышла оттуда в сад и узрела Фарша, меряющего шагами лужайку «Мон-Репо».
   — Э-эй! — крикнула она, сумев придать своему голосу веселую беззаботность.
   — Где ты была? — осведомился Фарш.
   — Ездила навестить мамочку… А мистер Твист дома?
   — Зачем тебе мистер Твист?
   — Просто хотела отдать ему… то, что обещала.
   Обещанным оказался конверт сиреневого цвета и аромата, и Фарш, взяв его и разглядывая, будто гадюку у себя на ладони, сделал роковое открытие:
   — В нем что-то есть.
   — Конечно, есть. Если бы там ничего не было, зачем бы мне его ему отдавать?
   Пальцы Фарша нервно мяли конверт.
   — О чем это ты ему пишешь?
   — Не важно.
   — В нем есть еще что-то, кроме записки. Поскрипывает, когда на него жмешь.
   — Маленький подарок, который я ему обещала.
   Мозг Фарша Тодхантера затуманило чудовищное подозрение. Немыслимо! И все же… он разорвал конверт, и его подозрение подтвердилось! Между его пальцами повис локон белобрысых волос.
   — Когда ты кончишь вскрывать чужие письма… — сказала Клэр.
   Она поглядела на него — вначале с надеждой, а потом со все возрастающим отчаянием. Лицо Фарша было деревянным и не выражало ничего.
   — Я рад, — наконец хрипло сказал Фарш. — Я беспокоился, а теперь успокоился. Я беспокоился, потому что беспокоился, вдруг ты и я друг другу не подходим и зря поторопились. Но теперь я успокоился, потому что вижу, тебе другой нравится, так что беспокойство, что делать и как, меня больше не беспокоит. Он на кухне, — мягко пророкотал Фарш. — Я ему отдам и объясню, что вскрыто было по ошибке.
   Ничто не могло бы превзойти достоинство его манер, но выпадают минуты, когда женщинам такие манеры досаждают.
   — Ты что, не собираешься оторвать ему голову? — расстроенно спросила Клэр.
   — Я! — сказал Фарш, обретая, насколько это было в его возможностях, сходство со святым Себастьяном на картине в Лувре. — Я? С чего это я буду отрывать голову бедняге? Я рад, потому что я беспокоился, а теперь успокоился, понимаешь?
   На глазах ужаснувшейся Клэр он направился через мир, который качался и приплясывал, на кухню «Мон-Репо», изящно держа конверт за уголок большим и указательным пальцами. Он казался спокойным, безмятежным. И даже словно бы что-то напевал.
   Однако, войдя в кухню, он сразу изменился. Шимп Твист, оторвавшись от своего пасьянса, увидел в дверях лицо, уставившее на него, как почудилось его воспаленному воображению, не глаза, а два прожектора. Под прожекторами находился рот, который словно бы скрежетал зубами. И из этого рта в краткий интервал между скрежетаниями вырвались жуткие слова. Первыми печатными из них были:
   — Руки вверх!
   Мистер Твист вскочил и угрем ускользнул за стол.
   — Что случилось? — осведомился он в сильном волнении.
   — Я тебе покажу, что случилось! — пообещал Фарш после еще одной словесной интерлюдии, набрать которую не разрешил бы ни один профсоюз типографских рабочих. — Выходи из-за стола, как мужчина, и подними руки!
   Мистер Твист отклонил это приглашение.
   — Я ухвачу тебя за голову, — продолжал Фарш кратко излагать свои планы, — и отвинчу ее, а потом…
   Что именно он намеревался сделать потом, Шимпа не заинтересовало. Он вдохновенным прыжком увернулся от внезапного выпада.
   — Иди, иди сюда! — улещивал Фарш.
   В голове у него немного прояснилось, и он понял, что корень всех бед, препятствие на его пути к желанной цели — это стол. Стол был тяжелый, но мощным движением он его опрокинул и отодвинул к плите. Шимп, лишившись первой линии своей обороны, выскочил на открытое пространство, и Фарш уже готовился вновь перейти в наступление, когда собака Эми, покинув сад, где проводила экспертизу мусорного бака, вошла на кухню и с удовольствием обнаружила, что там идет веселая возня.
   Эми по натуре была собакой мыслящей. Большую часть времени, если только она не ела или не спала, Эми прогуливалась с наморщенным лбом и разгадывала космические тайны. Но, подобно стольким философам, она любила иногда поразмяться в подвижной игре, а эта, казалось, сулила много приятностей. И Фарш, прыгнув, наткнулся на помеху, состоявшую, как ему померещилось, из нескольких ярдов собачьего тела, причем он не мог разобрать, путается ли собака у него между ногами или опирается на его плечи. Бесспорно, она облизывала ему лицо, но, с другой стороны, он только что пнул ее с немалой силой, из чего словно бы следовало, что она находится на нижнем уровне.
   — Убирайся! — завопил Фарш.
   Обращался о» к Эми, но совет, содержавшийся в этом слове, был таким превосходным, что Шимп Твист последовал ему без малейших колебаний. В вихре событий он вдруг очутился на прямой дороге к двери, и по этой дороге он и спуртовал без промедления. И остановился, только когда между ним и его, видимо, помешавшимся врагом оказалась вся длина Берберри-роуд.
   Тут он утер лоб и сказал:
   — Ух ты!
   Шимп Твист пришел к выводу, что не вредно будет отправиться в долгую прогулку — такую долгую, что по возвращении в «Мон-Репо» он найдет там Сэма, своего хранителя, и Сэм его защитит.
   Тем временем Фарш изнывал от бессильного бешенства. Он выпутался из Эми и выскочил на улицу, но к тому времени его жертва давно скрылась из виду. Он вернулся, намереваясь найти Эми и отчитать ее, но и она исчезла из виду. При всей ее мечтательности, Эми обладала всей мерой здравого смысла. Она знала, когда и где не быть среди присутствующих.
   Фарш вернулся в свою кухню и остался там, изнемогая от злости. Изнемогал он около четверти часа, когда в дверь позвонили. Он угрюмо поднялся по лестнице и был до того расстроен, что даже бесспорная привлекательность звонившей не успокоила его смятенный дух.
   — Мистер Шоттер дома?
   Теперь он ее узнал. Эта же дамочка приходила накануне вечером и спрашивала Сэма. И как накануне, ему в сгущающихся сумерках почудилась та же корпулентная мужская фигура на некотором отдалении.
   — Нет, мисс, его нет.
   — Но он скоро вернется?
   — Да нет, мисс. Он пошел в театр.
   — Ах так! — сказала дамочка и как-то странно дернула зонтиком.
   — Вот так, — сказал Фарш, немного оттаивая, потому что глаза у нее были такие ясные.
   — Что поделать! Так вы тут совсем один? — Да.
   — Грустно.
   — Я не против, мисс, — сказал Фарш, польщенный ее сочувствием.
   — Ну что же, не буду вам мешать. Всерошево.
   — Всего хорошего, мисс.
   Фарш запер дверь, и, насвистывая, потому что эта беседа немножко развеяла его унылость, он спустился по лестнице и вошел в кухню.
   Нечто, при первом знакомстве показавшееся потолком, вторым этажом дома и тонной кирпичей в придачу, обрушилось на голову Фарша, и он томно опустился на пол.

3

   Елей Моллой прошел к парадной двери и отпер ее. Он немного побледнел и тяжело дышал.
   — Порядок? — нетерпеливо осведомилась его супруга.
   — Порядок.
   — Связал его?
   — Бельевой веревкой.
   — А он не заорет?
   — Я ему в рот запихнул тряпку для вытирания пыли.
   — Мо-ло-дец! — сказала миссис Моллой. — Так за дело! Они поднялись по лестнице к цистерне, и мистер Моллой, сняв пиджак, засучил рукава.
   Миновало несколько минут, а затем мистер Моллой, лицом красный и по плечо мокрый, произнес несколько слов.
   — Но они же должны быть там! — вскричала его жена.
   — Их там нет.
   — Плохо искал!
   — Я все обшарил. Будь в этой штуке зубочистка, я бы ее нашел. — Он тяжело вздохнул и скорбно поник головой. -Знаешь, что я думаю?
   — Так что?
   — Эта подлая масленка Шимп нас надул. Назвал не то место.
   Правдоподобность этой теории была настолько очевидной, что миссис Моллой и не попыталась ее опровергнуть, а только молча закусила губу.
   — Ну так почешемся и отыщем тайник, — сказала она наконец с великолепной целеустремленностью великой женщины. — Мы знаем, что он где-то в доме, а мы тут одни.
   — Риск! — с сомнением произнес мистер Моллой. — А что, если кто-нибудь явится и застукает нас здесь?
   — Ну, тебе надо будет просто примериться и дать им раза, как ты этого уложил.
   — Хм, да, — сказал мистер Моллой.

23. Х лопотливый день Елея Моллоя

 

1

   Неприятное открытие коварства Шимпа Твиста Моллой и его молодая жена сделали в двадцать минут пятого. В половине пятого симпатичный двухместный автомобиль подъехал к воротам «Сан-Рафаэля», и из него выбрался Уиллоуби Брэддок. Минут за сорок до этого он бесцельно разъезжал по лондонским улицам, не зная, чем бы заняться, и тут ему пришло в голову, что приятно скоротать вечер можно, отправившись в Вэлли-Филдз и потребовав, чтобы Кей напоила его чаем.
   Мистер Брэддок пребывал в счастливейшем и безмятежном расположении духа. А если это покажется странным, учитывая, что совсем недавно ему ответили отказом на предложение руки и сердца, так объясняется это просто: через две секунды после того, как письмо было опущено в почтовый ящик, он раскаялся в своей поспешности. И пришел к выводу, что, разумеется, Кей ему очень нравится, однако предложил он ей указанные руку и сердце потому лишь, что за обедом выпил порядочно шампанского, отчего им овладела мечтательная меланхолия, которая на какое-то время нейтрализовала его глубокое отвращение к институту брака. Брак его не привлекал, его влекли захватывающие дух приключения. Он еще не совсем оставил надежду, что какое-нибудь чудо уберет миссис Липпет из установленного миропорядка, и он хотел быть свободным, когда это случится.
   Да, упивался мыслью Уиллоуби Брэддок, все обернулось наилучшим образом. Он распахнул калитку «Сан-Рафаэля» небрежным жестом человека, вольного как ветер. В этот момент открылась парадная дверь, и из нее вышел мистер Ренн.
   — А! Привет! — сказал мистер Брэддок. — Кей дома?
   — Боюсь, нет, — ответил мистер Ренн. — Она ушла в театр. — Вежливость боролась в нем с желанием продолжить путь. — Боюсь, мне пора. Я уже опаздываю. Корнелиус ждет меня к…
   — Ну и хорошо. Я зайду поболтать к Сэму Шоттеру.
   — Он пошел в театр с Кей.
   — Полная неудача! — сказал мистер Брэддок с неугасимой веселостью. — Отлично! В таком случае — отбываю.
   — Но, дорогой мой, куда вы торопитесь? — сказал мистер Ренн виновато. — Почему бы вам не войти? Выпьете чаю, дождетесь Кей. Клэр подаст вам чай, если вы позвоните.
   — В этом что-то есть, — согласился мистер Брэддок. -Здравый совет! Абсолютно здравый.
   Он произнес несколько любезных слов прощального привета и направился в гостиную, где нажал кнопку звонка. Никаких последствий это не возымело, и, подойдя к лестнице, ведущей вниз к кухне, он крикнул:
   — Э-эй! — Гробовая тишина внизу. — Э-эй! — испустил новую трель мистер Брэддок. И тут ему почудилось, что тишину внизу нарушил звук — непонятный звук, — такой звук, будто там кто-то рыдал.
   Он спустился по лестнице и убедился, что кто-то действительно рыдал.
   Поникнув на стуле, уткнув лицо в ладони, Клара, эта невыносимая девчонка, плакала в три ручья.
   — Э-эй! — сказал мистер Брэддок.
   Слезы обладают одним особым качеством — нередко на одну секунду они смывают неприязнь всей жизни. Много лет Уиллоуби Брэддок находился с этой девицей в холодно-враждебных отношениях. Даже отбрось он тот факт, что недавний инцидент с луковицей продолжал его язвить, для этой вражды имелись и другие причины. Мистер Брэддок все еще подозревал, что именно Клэр в день его восемнадцатилетия, ' когда он явился в Мидуэйз в цилиндре, именно Клэр швырнула из кустов камень в этот аристократический головной убор. Одно из тех преступлений века, которым из-за отсутствия улик позволяют перейти в разряд исторических тайн. Но Уиллоуби Брэддок ни на миг не сомневался, что невидимая рука принадлежала Клэр, и с того дня начал относиться к ней с ледяным неодобрением.
   Но теперь, когда он увидел ее льющей слезы, павшую духом, без малейших намеков на дьявольское панибратство, унесенное волнами горя, его сердце смягчилось. Историки строили множество предположений о том, как поступил бы Веллингтон, если бы Наполеон расплакался при Ватерлоо.
   — Э-эй, — сказал мистер Брэддок, — в чем дело? Что случилось?
   Его голос, видимо, достиг слуха удрученной Клэр. Она выпрямилась и посмотрела на него мокрыми глазами.
   — Ох, мистер Брэддок, — простонала она, — мне так плохо! Я такая несчастная, мистер Брэддок!
   — Ну-ну, — сказал Уиллоуби Брэддок.
   — Откуда мне было знать?
   — Что знать?
   — Я же не могла угадать.
   — Что угадать?
   — Я понятия не имела, что он так себя поведет.
   — Кто и как?
   — Фарш.
   — Ты испортила фарш? — спросил мистер Брэддок, все еще ничего не понимая.
   — Мой Фарш… Кларенс. Он принял это не так. Наконец-то мистер Брэддок узрел свет в конце туннеля.
   Она приготовила что-то из фарша для этого Кларенса, кем бы он там ни был, а тот так на него накинулся, что подавился.
   — Он скончался? — спросил мистер Брэддок, понизив голос.
   Кухню огласил пронзительный вопль:
   — О-о-о!
   — Милая моя!
   — Он же этого не сделал!
   — Чего не сделал?
   — Ох, мистер Брэддок, скажите, что он этого не сделал!
   — Да чего — этого?
   — Не наложил на себя руки.
   — Кто?
   — Фарш.
   Уиллоуби Брэддок извлек из грудного кармана идеально сложенный шелковый носовой платок и провел им по лбу.
   — Послушай, — сказал он расслабленно, — ты не могла бы рассказать мне все с самого начала в нескольких простых словах?
   Он с интересом выслушал рассказ Клэр о событиях дня.
   — Так, значит, Кларенс — это Фарш? — спросил он.
   — Ага.
   — А Фарш — это Кларенс.
   — Ага, его все называют Фаршем.
   — Вот что ставило меня в тупик, — сказал мистер Брэддок с облегчением. — Вот камень, о который я все время спотыкался. Теперь, когда этот момент обрел ясность, мы можемприступить к рассмотрению ситуации спокойно и хладнокровно. Проверим, правильно ли я понял положение вещей. Ты прочла эту рекомендацию в газете и начала его испытывать — правильно?
   — Да, а он, вместо того чтобы турнирить, стал какой-то холодный и разорвал помолвку.
   — Так-так. Ну так, черт возьми, все просто. Тебе требуется только, чтобы какой-нибудь искушенный светский человек отвел этого олуха в сторонку и ознакомил с истинными фактами. Заскочить мне к нему сейчас же?
   Заплаканное лицо Клэр озарилось радостью, будто за ее глазами зажгли лампочки.
   — Если бы вы это сделали!
   — Конечно, сделаю, один момент.
   — Какой вы хороший! Простите, мистер Брэддок, что я бросила в вас луковицу.
   — Обе стороны не без греха, — великодушно сказал мистер Брэддок. — А теперь будь умницей, перестань плакать, попудри нос и вообще, а я приведу этого малого в порядок за пару минут.
   Он братски погладил Клэр по голове и зарысил через заднюю дверь.
   Несколько минут спустя дальнее позвякивание звонка отвлекло мистера и миссис Моллой от лихорадочного обыска гостиной. Они переглянулись, осененные страшной догадкой.
   — Звонят в заднюю дверь, — сказала Долли.
   — Я же говорил! — мрачно сказал мистер Моллой. — Я знал, это обязательно случится. Что будем делать?
   Миссис Моллой была не из тех женщин, кого можно надолго вывести из строя.
   — Иди вниз и открой дверь, — сказала она. — Наверное, торговец принес хлеб или еще что-то там. Он подумает, что ты тут работаешь.
   — А если нет? — возразил мистер Моллой с некоторой горечью. — Тогда я, значит, хвачу его топориком для рубки мяса? Похоже, мне придется уложить все население этого чертова места. К тому дело идет.
   — Дусику не надо дуться.
   — Дусик сыт по гордо, — отозвался мистер Моллой угрюмо.

2

   Открывая заднюю дверь, Елей Моллой ожидал увидеть торговца с надетой на локоть корзиной, и его нервную систему отнюдь не укрепил вид молодого человека в безупречно элегантном сером костюме, явно принадлежащего к праздным классам. Он посмотрел на мистера Брэддока, разинув рот.
   — Здравствуйте, — сказал мистер Брэддок.
   — Здравствуйте, — сказал Елей. — Вы — Фарш?
   — Извините?
   — Вас зовут Кларенс?
   В более счастливых обстоятельствах Елей с негодованием опроверг бы это обвинение, но теперь он решил, что политично будет оказаться тем, кем его хотят видеть.
   — Это я, брат, — сказал он.
   Мистеру Брэддоку крайне не понравилось, что его обозвали братом, но протестовать он не стал.
   — Я забежал, — сообщил он, — сказать вам, что все тип-топ.
   Елей абсолютно не мог с ним согласиться и точно так же абсолютно не понимал, что, собственно, говорит этот необъяснимый гость. И громко закашлял, чтобы заглушить придушенный хрип, который испустил сквозь кляп связанный Фарш, которого он убрал в угол за плитой.
   — Это хорошо, — сказал он.
   — Я о девушке, то есть о Кларе, знаете ли. Я минуту назад был на кухне в соседнем доме, и она плакала и причитала, и все потому, что думает, будто вы ее больше не любите.
   — Жаль-жаль, — сказал мистер Моллой.
   — Оказывается, — продолжал мистер Брэддок, — она прочла в какой-то газете заметку безмозглого осла, в которой утверждалось, что ей следует испытать вашу привязанность, притворившись, будто она флиртует с другой личностью. А когда она так и сделала, вы разорвали помолвку. А девушка, если вы меня понимаете и о чем я забежал сказать, любит вас и только дурачилась, когда послала другому типу свой локон.
   — А? — сказал мистер Моллой.
   — Так что все в ажуре, верно?
   — Вроде бы в ажуре, — сказал мистер Моллой, искренне жалея — так как выглядело это очень интересным, — что понятия не имеет, о чем идет речь.
   — Ну так, значит, так, так?
   — Так, так, так, брат.
   Мистер Брэддок помолчал, словно бы разочарованный странным равнодушием своего собеседника.
   — Она, собственно, ждет, что вы сразу туда сбегаете — схватите ее в объятия, и все такое прочее.
   Этого осложнения Елей не предвидел.
   — Ну, я вам вот что скажу, — сказал он. — У меня тут работы по дому по горло, и сейчас мне никак не выбраться. Знаешь, брат, скажи-ка ей, что я зайду попозже вечером.
   — Хорошо. Я рад, что все улажено. Она симпатичная девушка, если заглянуть поглубже.
   — Лучше не бывает, — великодушно подтвердил мистер Моллой.
   — Я все еще думаю, что камень в мой цилиндр в тот день бросила она, но, черт побери, — сказал мистер Брэддок с чувством, — пусть мертвецы хоронят своих мертвецов, а?
   — Ничего разумнее и придумать нельзя, — сказал мистер Моллой.
   Он закрыл дверь и, дыша несколько тяжелее обычного, поднялся по лестнице.
   — Кто это был? — окликнула его Долли.
   — Какой-то псих, молол что-то о какой-то девчонке.
   — А? Ну, я занялась большой спальней, а ты продолжай в гостиной.
   Елей направил свои стопы в гостиную, но не добрался до нее. Ибо, когда он уже поднял ногу, чтобы переступить порог, раздался звонок в парадную дверь.
   Елей почувствовал, что его подвергают испытаниям свыше сил человеческих. Во всяком случае, именно этой точки зрения он придерживался, неохотно бредя к двери. И, только открыв ее, понял, насколько недооценивал злоехидства Судьбы. Ибо на верхней ступеньке крыльца стоял полицейский.
   — Чтоб тебе! — вскричал Елей. И хотя мы не одобряем столь несдержанное восклицание, нельзя по чести не признать, что ситуация, казалось, требовала чего-то в этом роде. Он застыл, выпучив глаза, а по его спине, казалось, ледяной палец вычерчивал сложные узоры.
   — Добрый вечер, сэр, — сказал полицейский. — Мистер Шоттер?
   К Елею вернулась способность дышать.
   — Он самый, — произнес он хрипло. Подобное перевоплощение сразу же после того, как он без репетиций сыграл Фарша Тодхантера, вызвало у него легкое головокружение, какое должен испытывать актер на выходных ролях, когда, начав спектакль в роли Джервиса, лакея, он мчится в гримерную, чтобы переодеться и пять минут спустя вернуться на сцену в качестве лорда Джорджа Спелвина, одного из гостей леди Хемингуэй в ее имении «Башенки».