Вудивисс Кэтлин. Где ты, мой незнакомец?

   — Были у королевы четыре Мери, сегодня только три. Была там Мери Битон, а также Мери Ситон и Мери Чермишель и… — подмигнул смущенной девушке и закончил: — …и ты, моя милая Мери Мерфи.
   Девушка прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться и стремглав выскочила из комнаты. Малькольм проводил ее взглядом и укоризненно покачал головой, а потом устроился рядом с Ленорой на диване. Как только он коснулся ее, взгляд его потеплел.
   — Как странно, что ты выбрала именно это платье для сегодняшнего вечера, милая, — пробормотал он, погладив пальцем мягкую ткань.
   — Странно? Но почему? — На виске ее слабо забилась жилка. Ей и самой уже приходило в голову, что это платье она когда-то выбрала для особо торжественного случая.
   По губам его скользнула нежная улыбка.
   — Да что с вами, мадам?! Ведь именно это платье вы когда-то выбрали, чтобы обвенчаться со мной!
   Его слова камнем легли ей на сердце, одним ударом разрушив все ее светлые мечты. В ответ с ее губ сорвался лишь слабый шепот.
   — Мне и в голову не приходило, что платье такое старое. Или, может быть, я что-то путаю? Когда, вы сказали, мы…
   — Мы обвенчались почти сразу же после того, как познакомились. После этого вы его почти не надевали.
   — Меган сказала, что оно лежало в чемодане и сильно помялось, — внезапно сказала она, лихорадочно пытаясь припомнить, не говорил ли он, когда они познакомились.
   Он накрыл своей ладонью ее руку жестом любящего мужа.
   — Мне было не до того, чтобы заботиться о платьях. Ведь я сходил с ума, не зная, что с тобой. Этот сумасшедший, что похитил тебя — ведь он Бог знает куда мог тебя увезти!
   Ее взгляд равнодушно скользил по комнате, Ленора даже не отдавала себе отчета, что она видит. Восточную стену комнаты занимал огромный камин, по обе стороны от него были окна, а над ним висел на первый взгляд ничем не примечательный пейзаж. Картина была довольно посредственная и странно не вязалась с остальной обстановкой комнаты. В какое-то мгновение Ленора вдруг увидела в картине свое отношение к этим двум малознакомым мужчинам. Как бы они не уверяли ее в обратном, она чувствовала, что не имеет ничего общего ни с ними, ни с этой жизнью. Ей нужен был Эштон!

Глава 10

   Нежные, чуть розоватые лучи зари, разгорающейся на востоке, легко скользнули по поверхности моря, окрасив ослепительно-белую пену в бледно-розовые тона и сделав ее похожей на грудку фламинго, и разбудили сердце Леноры, заставив его раскрыться навстречу красоте раннего утра. Небрежно пригладив растрепавшиеся волосы, она вышла на веранду полюбоваться морем. Отсюда оно выглядело еще более величественно, чем из окон ее спальни. Слуги суетились на кухне, готовя завтрак, но весь остальной дом был погружен в тишину, только из спальни Роберта Сомертона доносился оглушительный храп. Она так и продолжала называть его про себя «Робертом» или «мистером Сомертоном». Для Леноры, сколько она ни старалась, было невозможно назвать этого абсолютно чужого для нее человека отцом или каким-нибудь уменьшительным именем, тем более, что она по-прежнему не помнила даже его лица. Он был просто Роберт Сомертон. Из того, что когда-то рассказывал Эштон, она знала, что у ее отца тяжелый характер, но его тяга к спиртному явилась для Леноры крайне неприятным сюрпризом. Едва открыв глаза, он требовал кофе, который щедро разбавлял бренди, ну, а потом пил весь день все, что попадалось на глаза.
   Порыв свежего морского ветра подхватил ее белый пеньюар, заставив легкую ткань облепить ее с головы до ног. Ленора вдохнула полной грудью соленый воздух, наслаждаясь утренней свежестью. Хотя с ее приезда прошло чуть меньше двух недель, ей казалось, что миновала вечность с тех пор, как она покинула Белль Шен и поселилась в этом доме на берегу моря. Несколько дней ей пришлось провести в постели, балансируя на грани бреда, но наконец лихорадка оставила ее. Ленора понемногу оправилась и начала знакомиться с домом и с теми, кто жил здесь, с его живописными окрестностями. Очень скоро она убедилась, что когда-то любила этот дом, ей было тут хорошо. Она помнила в нем каждый уголок, каждую складку на шторах и драпировках, каждое дерево, что заглядывали в окна и клали ей на подоконник пышные зеленые ветки. А она помнила их в роскошном осеннем убранстве или голыми, дрожащими от зимней стужи. Даже мерный рокот набегающих волн океана был ей хорошо знаком, она всегда любила слушать его, следя за полетом беспокойных чаек, что суетливо сновали над берегом, то и дело с оглушительным криком падающих прямо на скалы, чтобы подобрать мелкую рыбешку. Ей нравилось наблюдать за крохотными черными точками возле самого горизонта, нравилось следить, как они все растут, медленно приближаясь к берегу, превращаясь в огромные красавцы-корабли. Они, словно морские птицы, горделиво летели с волны на волну, раздувая ослепительно-белые громады парусов. При их приближении она начинала мечтать, и ей казалось, что она чувствует, как качается нагретая солнцем палуба под босыми ногами и свежий ветер игриво треплет ее волосы. Чувствовала она порой, как сзади к ней прижимается мужская грудь, а сильные, загорелые руки ласкают ее тело. Увы, мало радости приносили ей эти мечты!
   Подавив невольный вздох, Ленора повернулась и вошла в комнату. Последнее время ей стало казаться, что не проходит и дня, чтобы в ее снах к ней не вернулось все то же видение. Она с тяжелым сердцем закрывала глаза, не в силах понять, кто же скрывается за каждым услышанным ею словом, за каждой мелькнувшей мыслью. Все было тщетно — не в ее силах было утишить мучения исстрадавшейся души.
   Снова и снова Ленора подходила к небольшому письменному столу, брала в руки перо — ей хотелось написать Эштону, чтобы снять груз с души, попытавшись объяснить, что толкнуло ее уехать. Ах, как бы ей хотелось найти такие слова, написать так убедительно, чтобы она сама поверила в то, что не совершила ошибки, чтобы все ее проблемы решились до того, как произойдет катастрофа. Но сколько она не боролась с собой, ни один ясный, убедительный довод так и не пришел ей в голову, и на бумаге так и не появилось ни строчки.
   С досадой покачав головой, Ленора откинула голову на спинку стула и попыталась сосредоточиться. Словно непоседливые дети, мысли ее разбегались в разные стороны, не желая идти туда, куда ей было нужно. Ленора рассеянно вертела в пальцах перо, любуясь прихотливой игрой света и тени на жемчужно — белой поверхности пера. Перед глазами вновь всплыло лицо мужчины, сильное, прекрасно вылепленное. Оно склонилось к ней, губы раздвинулись в откровенно чувственной улыбке и потянулись к ее губам.
   — Эштон! — выдохнула она беззвучно, мысли беспорядочным вихрем закружились в голове. Она почти чувствовала, как его горячие ладони скользят вниз, касаясь ее платья, комкая его, пробираются к обнаженному телу, чтобы приподнять упругие груди, пока ласковые пальцы нащупывают мигом затвердевшие соски.
   У нее вырвался слабый, беспомощный стон. Ленора отшвырнула в сторону перо и принялась метаться по комнате. Щеки ее горели, а сердце колотилось так, что готово было вот-вот выскочить из груди. Как она ни старалась, но стоило ей только на минуту отвлечься, и ее воображение вновь уносит ее туда, где осталась ее душа. Порой она чувствовала, как своенравная Лирин, укрывшись за темной пеленой ее памяти, только и ждет подходящего случая, чтобы вырваться на волю и потребовать назад свою душу и тело.
   Вдруг она увидела свое лицо в высоком зеркале в углу. Ленора невольно шагнула вперед, вглядываясь в него и дыхание у не перехватило при виде глаз, сияющих мягким, чувственным светом и острых бугорков грудей, которые дерзко натягивали тонкую ткань пеньюара, стремясь вырваться на волю. Что же ей делать? Как же она может смириться и стать женой Малькольма, если тело ее бунтует и требует Эштона?! К сожалению, он заявил, что так и не смог найти места, где бы можно было поселиться, и это не на шутку тревожило ее. То, что его комната — прямо под ее спальней, не давало ей покоя ни днем, ни ночью. Ленора каждый раз перед сном запирал на ключ и холл и дверь собственной спальни. Из-за этого в комнате было и жарко, и душно, но она так и не решилась оставить дверь незапертой из страха навлечь на себя несчастье гораздо более страшное, чем духота.
   Даже сейчас она не знала покоя. Этот человек умел исчезать и появляться совершенно беззвучно, как привидение и она всегда ломала себе голову, где он. Он мог войти в комнату так тихо, что она и не подозревала о его присутствии. Порой она вздрагивала, когда оборачивалась и вдруг видела, что он стоит за спиной, неотрывно глядя на нее горящими глазами. В такие минуты она чувствовала себя маленькой мышкой под немигающим взглядом голодного, коварного кота. Он умел мгновенно раздевать ее взглядом, а когда она смущенно опускала глаза, то похотливая улыбка на красивом, самоуверенном лице обещала ей иные наслаждения, о которых не принято говорить вслух. Он предпочитал носить более тесные брюки, чем она видела на Эштоне, по всей вероятности, рассчитывая произвести на нее неизгладимое впечатление мускулистыми бедрами и крепкими ягодицами. По тому, как брюки обтягивали его чресла, Ленора догадывалась, что под ними ничего нет, и ей стало ясно, что он делает это нарочно. Но это заставило ее быть все время настороже, а на ночь Ленора даже порой баррикадировала стульями вход в спальню в страхе, что он может ворваться к ней среди ночи, чтобы силой утвердить свое мужское превосходство. Она догадывалась, что однажды придет час, когда ей придется сложить оружие и отдаться во власть этого самодовольного индюка, но пока она предпочла бы сохранить их отношения такими, какими они были, по крайней мере, до тех пор, как она сможет вырвать Эштона из своего сердца.
   Она начала понимать, что в каждом мужчине есть нечто скрытое, что напоминает другого, но пока ей не удавалось распознать, что же это такое — внешность, манера вести себя или личность? Эштон тоже был чувственным человеком, с горячей кровью, но в его притягательности было нечто утонченное, что не было свойственно другим. Может быть, секрет его крылся в том, что он был еще достаточно молод, но Ленора помнила, как одной лишь чуть заметной усмешкой, или взглядом из-под круто изогнутых бровей он умел дать почувствовать свою мужскую привлекательность. Было в нем что-то от озорного мальчишки, что заставляло ее сердце сладко замирать от счастья. И если уж сравнивать его с Малькольмом, то аристократическая внешность и благородные манеры делали его куда более привлекательным.
   Однако и Малькольм был по-своему очень привлекателен. Он был хорош собой, а в его облике порой проглядывало нечто, смутно напоминающее Эштона. Правда, стоило ей повнимательнее присмотреться к его широкоскулому лицу и полным, чувственным губам, как сходство куда-то пропадало. Она ничуть не сомневалась, что Малькольм пользовался немалым успехом у слабого пола, но только благодаря той забавной самоуверенности, что делала его порой похожим на тщеславного павлина. Была в нем и жестокость, которую она замечала, когда отец напивался или начинал без умолку сыпать цитатами из Шекспира, перемежая их стаканчиками виски. Малькольм был слишком осторожен, чтобы давать выход своему раздражению, но по зловещему огоньку в сузившихся глазах, по тому, как собирались жесткие складки вокруг сурово сжатых губ, она понимала, как он зол. В такие минуты он казался старше своих лет. Конечно, его можно было понять — Роберт и святого вывел бы из себя, так что и ей порой с трудом удавалось сдерживаться. Однако сколько бы старик не испытывал ее терпение, по сотне раз на дню оскорбляя Эштона, Ленора заставляла себя молчать, хотя порой ей безумно хотелось отбросить дочернюю почтительность и раз и навсегда поставить на место зарвавшегося злобного старика. Если уж он считает себя настолько безупречным, что смеет поливать грязью Эштона, порой хотелось ей крикнуть, то не худо бы ему повнимательнее присмотреться к себе.
   Громкий топот копыт заставил Ленору очнуться и подойти к окну как раз вовремя, чтобы заметить, как к дому с грохотом подкатил экипаж, запряженный усталыми лошадьми, и резко остановился у дверей. Она уже научилась узнавать манеру Малькольма загонять лошадей чуть ли не насмерть, тем более, что кроме него в этих местах никто никогда не отваживался лететь с такой бешеной скоростью. По тому, как он мчался, она уже заранее могла сказать, раздражен ли он или просто горит от нетерпения, но все равно ее приводила в бешенство его манера обращаться с несчастными животными. Да и вообще, бешеная скачка всегда доставляла ему наслаждение, и чем быстрее неслись лошади, тем в больший восторг он приходил.
   То, что он появился чуть свет, могло означать только одно — он провел ночь где-то вне дома. Хотя ей, в общем-то, было все равно, Ленора задумалась, уж не нашел ли он себе временное пристанище, и, если да, то у кого. Накануне вечером он уехал довольно рано, вскоре после отца. Через несколько часов после этого она слышала сквозь сон, как шаркал ногами старик, пробираясь к себе в комнату. В каком состоянии ни вернулся домой Роберт, он явно обошелся без экипажа, ведь именно на нем приехал сейчас Малькольм.
   Она услышала топот сапог, когда Малькольм поднялся на крыльцо, оглушительно хлопнула дверь, так что в доме жалобно зазвенели стекла. Снова застучали каблуки — это он стремительно взбежал по ступенькам. Ленора невольно поежилась, не понимая, что могло привести его в подобное раздражение. К ее удивлению, шаги его замерли у дверей комнаты напротив. Даже не потрудившись постучать или спросить разрешения, он с грохотом распахнул дверь и ворвался в комнату Сомертона. Даже если весь этот шум не разбудил спящего старика, так уж крик, который устроил Малькольм, мог бы поднять и мертвого. Она услышала, как они заговорили, перебивая друг друга, но так тихо, что она не могла разобрать ни слова, только слышала, как Малькольм то и дело взрывался и начинал сыпать ругательствами. Почему-то Ленора была уверена, что до сегодняшнего дня, что бы ни случилось, отец никогда бы не позволил так с собой разговаривать. Ее поразило, что он никак не реагировал на бесконечные оскорбления зятя и даже не пытался оборвать его. Еще больше возмутили ее такое наглое обращение с пожилым человеком. Ну что ж, если ее отец и считает возможным терпеть это, пусть так, но она не намерена спускать Малькольму.
   Наглухо застегнув верхнюю пуговицу, она вышла из комнаты и пересекла холл. Легонько стукнула в дверь и та тут же широко распахнулась. Ленора стояла лицом к лицу с Малькольмом, глаза которого горели гневом. Он едва сдерживался, но стоило ему увидеть, кто перед ним, и он мгновенно овладел собой. Малькольм окинул ее восхищенным взглядом, не отказав себе в удовольствии обласкать восхитительные изгибы ее тела, которых не мог скрыть даже свободный пеньюар, затем отступил, пропуская ее в комнату.
   — Входи, дорогая, — На его губах заиграла улыбка. — Мы тут кое-что обсуждали с твоим отцом.
   — Так я и поняла, — сухо отозвалась она, входя.
   Малькольм удивленно вскинул брови, сделав вид, что не понимает ее иронии.
   — Позвольте мне объяснить, мадам. По всей видимости, ваш отец прошлой ночью задался целью обойти все окрестные кабаки, при этом упустив из виду, где он оставил кучера. А мне пришлось провести эту ночь на ногах, рыская по округе в поисках экипажа. Но, как оказалось, не зря — я собрал хорошенькую коллекцию сплетен, которые насочинял о нас этот пьяный хвастун.
   Ленора молча посмотрела на кровать, где, совершенно подавленный, сидел отец. Плечи его были опущены, голова поникла. Видно было, что он сгорает от стыда. Все это не укладывалось у нее в голове. Она скорее могла бы ожидать, что в ответ на подобное оскорбление он ответит пощечиной. Подобное смирение было ей непонятно, но, как бы то ни было, мириться с этим она не желала. Много дней подряд этот человек безумно раздражал ее, но она по-прежнему считала себя его дочерью. Ее долг — стать на его защиту, как она это сделала бы для любого родного ей человека.
   — Я была бы тебе признательна, Малькольм, если бы ты вспомнил, что разговариваешь с моим отцом. Ты у меня в доме, и уж поскольку мне все еще трудно считать тебя своим мужем, ты здесь — не больше, чем просто гость. Мне нет дела до того, что он наговорил о нас, но я требую, чтобы ты относился к нему с подобающим его возрасту почтением. По крайней мере, прекрати кричать и оскорблять его. Если же это тебе не под силу…думаю, тебе лучше уехать.
   Их взгляды скрестились, и она увидела, как потемнели и загорелись яростью его глаза. Малькольм уже открыл было рот, чтобы резко ответить, но тут же сдержался и натянуто улыбнулся.
   — Прошу прощения, дорогая. В будущем постараюсь держать себя в руках. Пойми, просто я был вне себя о бешенства при мысли, какой ущерб нанесен нашей репутации в Билокси. А ведь это — только благодаря твоему отцу!
   Ленора так же принужденно улыбнулась в ответ. Как ни странно, в эту минуту она чувствовала жалость к отцу, а может быть, причиной всему был его жалкий вид. Казалось, ее поддержка оказалась для него полнейшей неожиданностью, и сейчас он тоскливо смотрел на нее воспаленными, покрасневшими глазами, под которыми набрякли темные мешки. Дряблые его щеки отвисли, напоминая брыли у охотничьей собаки, вялый подбородок мелко дрожал. Его покрывала густая, давно не бритая щетина, рубашка была грязной и измятой, словно он так и спал, не раздеваясь. Чувствуя ее поддержку, он немного приободрился и попытался поскрести ногтем покрытый пятнами жилет. Ленора перехватила жадный взгляд, который он метнул в сторону бутылки с крепкой, янтарного цвета жидкостью. Для этого бедняги она была единственным источником радости и эликсиром жизни.
   — Я…а… — он провел кончиком языка по потрескавшимся, пересохшим губам и попытался откашляться. — Я ничего такого не хотел…конечно, я понимаю, что Малькольм недоволен. Не стоит сердиться на него, девочка, это все я виноват. Можешь быть уверена, больше это не повторится.
   Она искоса взглянула на Малькольма и, заметив на его лице самодовольную ухмылку, вдруг почувствовала сильнейшее желания стереть ее с этого красивого, наглого лица каким-нибудь язвительным замечанием. Она терпеть не могла его самодовольства и этой ухмылки собственника, которая появлялась на его лице, стоило ему только взглянуть на ее грудь. Что уж он мог разглядеть в вырезе ее пеньюара — Бог весть, но похотливый блеск его глаз заставил Ленору пробормотать невнятное извинение и поторопиться оставить мужчин наедине. К ее недовольству, Малькольм последовал за ней и буквально через пару минут постучался к ней в комнату. В руках у него был небольшой саквояж. Роберт Сомертон тоже явился. Он неверной походкой направился к письменному столу, за которым она сидела. Заметив, что дочь выглядит удивленной и встревоженной их появлением, старик скрестил руки на груди и попытался объяснить, зачем они пришли.
   — Я…ну и Малькольм, конечно…ему надо обсудить с тобой кое какие дела, дорогая. — В горле у него пересохло и он мучительно шарил глазами по комнате в поисках спиртного.
   Ленора нетерпеливым жестом указала в сторону умывальника.
   — Если вас мучает жажда, так в кувшине есть немного холодной воды!
   С трудом сдерживая дрожь в руках, чтобы не расплескать воду, Сомертон налил воды в стакан, кувшин предательски задребезжал о край стакана. Похоже, чистая холодная вода не входила в число его любимых напитков, и старик с отвращением скривился, но, подняв глаза, встретился глазами с Малькольмом. Тот брезгливо усмехнулся. И без того багровый румянец на щеках старика потемнел еще больше, он молча поставил стакан и смущенно отвел глаза в сторону.
   Стоило только Малькольму подойти к письменному столу, за которым молча сидела Ленора, как выражение недовольства на его лице сменилось приятной улыбкой. Он склонился к ней, намереваясь поцеловать жену, но Ленора резко отвернулась, и его губы лишь скользнули у нее по щеке. Возмущенно вскинув брови, он смотрел, как она вскочила на ноги и укрылась по другую сторону стола.
   — Вы хотите что-то обсудить со мной? — поинтересовалась она.
   Поставив саквояж на стол, Малькольм извлек из него пачку документов.
   — Сегодня утром я ездил в город посоветоваться с нашими адвокатами. Они хотят, чтобы ты сегодня же подписала эти документы.
   Ленора равнодушно протянула руку.
   — Оставьте их, я просмотрю чуть позже. — Подняв глаза, она с удивлением заметила, что он кашлянул и быстрым движением прижал их к себе. Не понимая, что вывело его из себя, Ленора нахмурилась. — Что-нибудь не так?
   — Ничего особенного, просто они просили к вечеру вернуть их. Твой отец уже просмотрел их и сказал, что все в порядке. Ничего особенно в них нет, просто надо привести в порядок кое-какие мелочи.
   — Если их нужно так быстро вернуть, я могу просмотреть их прямо сейчас, и вы сможете вернуть их немедленно. Много времени это не займет, — Она протянула руку за бумагами, но он недовольно насупился.
   — Ладно — Он сунул всю пачку обратно в саквояж. — Пусть лучше их подпишет твой отец. Нам обоим просто не хотелось оставлять тебя в доме одну. Если бы ты подписала их, это сэкономило бы нам кучу времени, — Он захлопнул саквояж.
   Роберт повернулся к ним спиной и, не обращая ни малейшего внимания на их разговор, вышел на веранду и недовольно поморщился, когда яркий солнечный свет ударил ему в глаза. Поспешно укрывшись в тени, он облокотился на перила, чувствуя, что еще нетвердо держится на ногах. Взгляд его равнодушно блуждал по бескрайней темно-голубой поверхности океана, когда вдруг что-то непонятное привлекло его внимание.
   — Что за чертовщина?!
   Малькольму пришло в голову, что Роберт, в его нынешнем плачевном состоянии вряд ли способен увидеть что-то важное. Сунув саквояж под мышку, он подошел к окну и окликнул Сомертона.
   — Пойдемте, Роберт, у нас мало времени, вам еще надо переодеться прежде, чем мы … — Он мельком взглянул в сторону горизонта, куда по-прежнему был прикован удивленный взгляд старика, отшвырнул в сторону сигару и выбежал на веранду. — Какого дьявола?!
   Удивляясь про себя, что могло вывести из себя обоих мужчин, Ленора вышла на крыльцо. Посмотрев вдаль, она заметила на горизонте столб черного дыма, поднимавшийся вверх из высокой двойной трубы с тремя широкими полосами у основания — черной, золотой и белой. Пароход величественно рассекал носом набегавшие волны. Ленора не сводила с него глаз. Он замедлил ход, и она увидела, как с кормы сбросили один якорь, с носа — другой и огромный пароход встал в нескольких сотнях ярдов от берега и точнехонько напротив их дома.
   — «Речная ведьма»! — Ее губы шевельнулись, но ни звука не сорвалось с них. Ей не было нужды вглядываться в написанное огромными буквами на борту название корабля, чтобы в первого взгляда узнать этот огромный белоснежный корпус, украшенный двумя полосами — черной и золотой. Теперь к нему прибавился фальшборт, а на перила был натянут прочный брезент, чтобы морские волны не захлестывали на палубу парохода.
   Замерло огромное гребное колесо, и величественный корабль со скрипом подался назад, мягко закачавшись на волнах. На капитанском мостике появилась высокая фигура. Подойдя к борту, мужчина внимательно смотрел на берег, небрежно упершись руками в бедра. При виде его кровь отхлынула от щек Леноры, колени подогнулись и она слабо ахнула, чувствуя, что сейчас упадет — она узнала эту позу. Он часто стоял так, а она пожирала его взглядом — взглядом влюбленной женщины. Сердце стучало так, словно готовясь выпрыгнуть из груди, она хватала воздух широко раскрытым ртом. Свобода, свобода — эта мысль пьянила ее, кружила ей голову!
   — Это он! — Малькольм оскалил зубы в злобной ухмылке. — Этот ублюдок Уингейт! — Он бросил подозрительный взгляд вначале на Роберта, который в ответ недоумевающе пожал плечами, потом на Ленору, и в глазах его вспыхнула бешеная ярость и ревность. — Ты знала об этом? Значит, это ты сообщила ему? — Его глаза сузились и потемнели, остановившись на маленьком письменном столе, за которым сидела Ленора. Рядом лежало перо и стопка чистой бумаги. — Ты написала ему! — рявкнул он. — Ты сообщила ему, где нас искать!
   — Нет! — Ленора покачала головой, молясь только о том, чтобы он не догадался, что она испытывает в эту минуту. Радость, восторг, счастье переполняли ее. Все эти чувства смешались в ее душе, кружа ей голову. Она едва сдерживалась, чтобы не закричать. Эштон здесь! Эштон рядом! Она снова и снова повторяла это про себя, как молитву. Он открыто пришел, чтобы показать всем и каждому, как она нужна ему. Он не согласен отдать ее без борьбы!
   — Но тогда как же он…? — Голос Малькольма прервался и он нахмурился, тяжело задумавшись, потом коротко взглянул на нее. — Ему было известно, что у тебя есть дом в Билокси?
   Ленора пожала плечами и с равнодушным видом развела руками. Пусть считает, что она тут не при чем.
   — У меня не было нужды говорить ему. Он и так это знал.
   — Мне бы следовало догадаться об этом, — проворчал Малькольм. — И теперь этот мерзавец отыскал нас. Похоже, нюх у него получше, чем у собаки, — От бешенства он метался взад-вперед, словно раненый буйвол. — Понятно, зачем он явился! Он, похоже, рассчитывает увезти тебя с собой! — Угрожающе ткнув пальцем в сторону парохода, он громко объявил: — Но пусть не рассчитывает, что ему это сойдет с рук! Я этого так не оставлю! Немедленно отправлюсь к шерифу и тот в два счета вытурит его отсюда!