Вулф Джоан. Сделка

   — Некоторые мужчины, — попыталась утешить я, — начинают общаться с детьми, лишь когда те становятся старше.
   — Дай-то Бог. Он, конечно, любит мальчиков, но Каролина может из него веревки вить.
   — Она прелестная девочка.
   — Слышали бы вы, какой она подняла визг, когда я не разрешила ей купаться вместе с мальчиками. Этого только не хватало!..
   Мы еще поговорили о детях. Вскоре плеск воды и крики утихли, и джентльмены разного возраста появились между белыми колоннами, чтобы присоединиться к нам.
   Мои глаза сразу нашли Ральфа. Он был уже полностью одет — в белой рубашке и синем сюртуке, влажные волосы утратили свой золотистый цвет и были просто светло-коричневыми.
   — Где же Гарриет? — спросил он сестру.
   — Получила известие о прибытии отца и собирается ждать его в доме.
   — О Господи! — раздался голос Джона Мелвилла. — Он все-таки возвращается?
   Меня снова кольнула жалость к Гарриет и ее отцу, которыми все здесь тяготятся — и, кто знает, из-за чего? Из-за их неприятного нрава или потому, что они люди другого круга? Но я ведь тоже человек другого круга…
   Со ступенек «греческого храма» послышался звонкий детский голос:
   — Мама! Мама! Ты привезла еду?
   — Еда уже на столе, Тео, — ответила Джинни, — Конечно, умираешь с голоду? А как Чарли?
   — Еще больше умираю, — похвастался мальчик, прыгая вниз по ступенькам.
   Вслед за ним выскочил мой Никки. Наконец-то! Я взглянула на его довольное лицо, мокрые волосы и поняла, что можно ни о чем не спрашивать, — ему все здесь нравится.
   — Ой, мама! — возбужденно заговорил он, подбегая ко мне. — Я окунулся! Много раз! Даже держался на воде, честное слово! Лежал прямо на воде! И лицо в ней!
   О Господи! Не могу сказать, что это обрадовало меня. Картина, которую я представила, была ужасна: мертвое тело, распластанное на поверхности воды. Брр…
   Я снова нашла глазами Ральфа, что было нетрудно: он стоял рядом.
   — Как это получается? — спросила я у него. — Для того чтобы научиться плавать, нужно сначала научиться тонуть?
   Он не удержался от смеха.
   — Вы почти правы, Гейл. Только одна поправка: словечко «не». Нужно научиться не тонуть. Чему мы уже научились, верно?
   Последняя фраза относилась к моему сыну, и тот закивал головой так, что влажные волосы рассыпались по лицу.
   Никки убежал к мальчикам, Ральф сел возле меня и продолжил разговор о том, что так волновало меня в эту минуту, — о плавании. Тот, кто боится окунуть лицо в воду, сказал он, никогда не научится плавать, поэтому, начиная обучение, нужно избавить человека от страха. Никки с этим уже справился — значит, к концу недели будет плавать почти как рыба.
   Сидящий напротив Джон подтвердил его слова, добавив с улыбкой, что они все здесь островитяне и опытные пловцы, а потому я должна им верить.
   Пикник вполне удался — дети веселились от души, взрослые без напряжения и пикировки спокойно общались между собой. Я уж не говорю о вкусной и обильной еде, о том, что каждое наше желание тотчас угадывалось исполнительными слугами, а нам оставалось только наслаждаться покоем и бездельем.
   Я, кажется, начинала понимать, какое блаженство может принести эта полная удовольствий и праздности жизнь богатых людей.
   Неподалеку, у берега озера, были привязаны две лодки, и Ральф пригласил всех покататься. В одну из лодок сел он сам с мальчиками, шкипером и гребцом второй стал Джон. Леди Реджина предпочла остаться на земле, к ней присоединился Роджер, сказавший, что совершенно не понимает желания Ральфа постоянно что-то делать. Куда приятнее сидеть на одном месте, погрузившись в созерцание и свои мысли, не делая лишних движений. На что его кузина сухо заметила, что действительно, единственное движение, которое он позволяет себе делать, — это держать в руках игральные карты.
   — О дорогая Джинни, — сказал на это Роджер, ничуть не обидевшись, — как хорошо ты меня знаешь!
   Перед тем как сесть в лодку, я взяла клятву с Сэйвила, что, если она перевернется, он спасет Никки, а с Джона — что в том же случае он будет спасать своего единственного пассажира, то есть меня.
   — Поехали! — закричал нетерпеливый Тео, когда мы расселись по лодкам.
   Мой спутник был словоохотлив, от него я узнала немало нового о Ральфе и вообще об их семье.
   — Бедняга Ральф, — говорил Джон, — настолько добросердечен от природы, что его семья, не стесняясь, садится ему на шею. Ну зачем, спрашивается, он дает приют этой Гарриет и ее отвратительному папочке? Какие у него могут быть обязательства перед ними? У старика Коула денег куры не клюют, он может нанять целую армию слуг и лекарей, чтобы присматривать за дочерью, пока та не родит, как они оба надеются, наследника Девейн-Холла.
   Я опустила пальцы в тихо струящуюся за бортом лодки воду, которая приятно холодила кожу, и спросила:
   — Верно ли я поняла, что, согласно завещанию, Роджер в любом случае получит достаточно денег, чтобы существовать вполне безбедно?
   Джон презрительно фыркнул:
   — Так оно и есть. Но нужно знать Роджера. У него никогда не будет денег. Хорошо еще, что, по настоянию Ральфа, он отдал хоть часть основных долгов. Однако за период владения Девейн-Холлом он собрал не более четверти арендной платы с фермеров и почти не пополнил свое состояние. А сейчас, как вы слышали, его право на владение поместьем приостановлено до тех пор, пока милашка Гарриет не разрешится от бремени. Если родится мальчик, Роджеру больше не видать кредита как своих ушей, не знаю, как он станет жить. Он же не привык ни в чем себя ограничивать и любит карты больше всего на свете.
   Мокрой рукой я освежила себе шею и изрекла, по-моему, достаточно мудрую сентенцию:
   — Наверное, надо будет учиться жить по средствам. Меньше играть или не играть вовсе.
   Джон ухмыльнулся:
   — Сомневаюсь, что Роджер способен научиться всему этому. Оттого он частенько навещает графа Сэйвила и пребывает здесь в качестве, извините, обыкновенного нахлебника, а Ральф, как глава семьи, не может и не хочет запретить ему это.
   — Великодушие не самая дурная из черт характера, — заметила я.
   Но Джон не захотел согласиться со мной.
   — Без сомнения, — сказал он, — Ральф великодушен. Но не следует превращать благородство в манию.
   Меня немного задели его слова, и я сказала:
   — Надеюсь, вы не считаете слишком обременительной просьбу графа Сэйвила найти для меня жилье?
   Джон даже бросил весла.
   — Гейл! — воскликнул он. — Как вы могли подумать такое? Поверьте, я буду только рад помочь вам. Когда я говорю об излишнем великодушии, то не имею в виду подобные, по сути, мелкие просьбы.
   Я кивнула и удовлетворилась мыслью, что мои дела достаточно мелки, чтобы причинить какое-либо беспокойство семейству Мелвилл.
 
   К обеду я надела голубое вечернее платье и явилась в гостиную, где застала только Гарриет и ее отца.
   — Приехали опять, миссис? — ехидно усмехнулся он, увидев меня.
   — То же самое могу сказать и вам, сэр, — парировала я.
   Он был в такой же старомодной одежде, в какой я видела его в первый раз, только жилет, насколько могла заметить, был другой, еще более яркий и пестрый.
   Коул странным образом вытянул губы, и я не сразу поняла, что это улыбка.
   — Я так рассудил, — сказал он вдруг, — что жить нам под одной крышей, верно? Так чего уж не быть, как бы это сказать, повежливее друг с другом, а?
   Я не могла скрыть удивление и не сразу произнесла:
   — Совершенно согласна с вами, мистер Коул. Но он не закончил свою мысль, так как счел необходимым добавить:
   — Вообще-то знайте, я не в восторге от того, что мои денежки перейдут к вашему малому, потому что скоро у меня самого будет внук… Да, обязательно внук! Но и для него хватит, уверяю вас!
   Я собиралась ответить, что насчет второго, то есть денежек, как он выразился, нисколько не сомневаюсь, а что касается первого, то откуда такая уверенность. Уж не договорился ли он с самим Господом?
   Но не стала говорить всего этого, тем более что в комнату вошла Джинни и вежливо поздоровалась со стариком, спросив, как прошла его поездка.
   — Благодарю, миледи, все как надо, — ответил Коул с присущей ему уверенностью в том, что все и всегда будет у него как надо.
   И все же я не могла понять причины его миролюбия в отношении меня. Неужели дочь не рассказала ему, как я оборвала ее за столом в присутствии всех членов семейства и прислуги? А если рассказала, то что толкнуло его на мировую?
   Однако так или иначе я была рада, что между нами вроде бы установились нормальные отношения.
 
   Роджер предупредил через кого-то, что не придет к обеду, так как встречается с другом, и трапеза прошла вполне спокойно, даже дружелюбно. Как обычно, дети пришли попрощаться перед тем, как отправиться спать, и мой милый Никки откровенно зевал, желая мне доброй ночи.
   — Кто-то сегодня будет спать без задних ног, — сказала я с улыбкой, и он признался, что вчера плохо спал на новом месте, но обещал сегодня исправиться. И добавил, что скучает от того, что видит меня так мало.
   Я почувствовала укол совести, потому что вчера вечером почти забыла о нем. А по правде говоря, не почти, а совсем забыла. И еще потому, что смертельно хотела, чтобы и сегодня все повторилось.
   — Что будешь делать завтра, дорогой? — виновато спросила я.
   Никки ответил, что сначала пойдет с мистером Уилсоном в бассейн, где научится здорово плавать, а во второй половине дня отправится в лес — там у Чарли и Тео шалаш, а еще там настоящая пещера отшельника.
   Я сказала, что все это очень интересно и я завидую ему. На это доверчивый ребенок, приняв мои слова за чистую монету, ответил, что очень доволен, хотя раньше не слишком хотел, чтобы мы ехали в Сэйвил-Касл.
   — Но не думай, мама, — добавил он поспешно, — что я захотел в школу далеко от дома.
   — Успокойся, Никки, — сказала я с легкой грустью, — это тебе не грозит. У нас просто нет таких возможностей.
   Я потрепала его мягкие волосы, и дети ушли в сопровождении мистера Уилсона и мисс Эллеридж.
   Ральф извинился перед всеми, сказав, что у него еще дела, и оставил нас до того, как мужчинам подали портвейн.
   Мне стало грустно без него и Никки, я с трудом просидела за столом некоторое время, беседуя с Джинни и обмениваясь одной-двумя фразами с Гарриет, и отправилась к себе.
   Я догадывалась, что не увижу Ральфа сегодня ночью, и не могла сдержать печали, хотя и понимала, как глупо было бы предполагать, будто он изменит стиль своей жизни из-за того, что у него появилась любовница.
   Должна сказать, что меня не оскорбляет это слово, которое я употребляю по отношению к себе: ведь оно от слова «любить». Помимо этого, я не стояла ни у кого на пути и не имела никаких видов на этого человека. Просто любила и хотела его.
   Отпустив горничную, я легла в огромную пустую постель, погасила свечу, повернулась на бок и закрыла глаза, намереваясь поскорее заснуть.
   Однако сон не шел. Я вспоминала обрывки разговоров с Джинни и Джоном Мелвиллом, но мое тело было полно ощущений предыдущей ночи, когда Ральф пробудил во мне то, что дремало столько лет и что появилось лишь благодаря ему — его поцелуям и прикосновениям.
   Часа через два после того, как загасила свечу, я услышала негромкий стук в дверь и еле слышный щелчок замка. Приподнявшись на постели, я молча смотрела на высокую фигуру со свечой в руке.
   — Гейл, — тихо сказал Ральф. — Еще не спите?
   — Нет, — ответила я шепотом.
   Он отнял руку, заслонявшую пламя, бесшумно подошел ко мне, поставил свечу на столик и сел на край постели.
   — Где вы были? — спросила я.
   — Нужно было найти Роджера.
   — О!
   Я не стала ничего больше спрашивать, так как по его тону поняла, что на эту тему он говорить не хочет.
   — Извини, что так поздно, — сказал Ральф, наклоняясь и касаясь губами моих волос. — Боялся, ты уже спишь.
   — Тогда бы ты разбудил меня, — ответила я.
   Он улыбнулся, ровный ряд зубов блеснул в полутьме. Я заметила, он был в бриджах для верховой езды, в рубашке с открытым воротом, что говорило о том, как он спешил ко мне, и душа моя запела.
   — А я полагала, что ты не придешь.
   — Ты с ума сошла? Я думал о тебе весь день.
   Ральф снял рубашку и бросил ее на пол, то же сделал с бриджами и вытянулся рядом со мной на постели. Но он недолго оставался в таком положении: с моим именем на губах Ральф упал на меня, вдавив мое тело в матрас, и через мгновение все окружающее перестало существовать, а был только он. Он и я…

Глава 17

   — Хочешь после кофе покататься верхом? — спросил Ральф перед тем, как уйти от меня.
   — С удовольствием, — ответила я, еще не придя в себя после бурной ночи.
   Через несколько часов мы встретились в столовой под бдительным оком дворецкого, который неусыпно следил, чтобы наши чашки были наполнены кофе, а на буфетной стойке находилось достаточно еды.
   Потом мы пошли в конюшню — ах, как я по ней соскучилась! — чтобы выбрать лошадей.
   Ральф взял для себя огромного вороного. Я в жизни не видела коня таких размеров.
   — Его зовут Сатана, — сказал Ральф, — но это имя должно его оскорблять, потому что он самый смирный во всей конюшне.
   — Неужели? — недоверчиво спросила я, глядя на могучее животное, покорно стоящее под не менее могучим всадником.
   — Оттого, наверное, что не годится даже для охоты: боится собак, звука рожка, изгородей. Единственное, на что годен, — объезжать поместье. Усталости не знает.
   — Зачем же держать такого? — поинтересовалась я, зная, что пугливая лошадь не только не доставляет удовольствия всаднику, но даже может быть опасна для него, так как шарахается по самым непредвиденным причинам.
   — Не хочу продавать его. С такими лошадьми обычно плохо обращаются, а он этого не заслужил. Под этой грубой оболочкой скрывается тонкая душа. Если она вообще есть у лошадей. И он скучает без меня. Конюхи говорят, что, когда я уезжаю в Лондон на несколько дней, он ничего не ест.
   На предназначенной для меня лошади уже закончили подтягивать подпругу, и я села в седло, отказавшись от помощи конюха. Это была изящная, не намного больше пони серая арабская кобыла по имени Нарсалла, судя по всему, очень бойкая и подвижная. Мое предположение подтвердилось, когда мы тронулись в путь, — сначала через дамбу, потом по лесу, из которого выехали как раз в том месте, где озеро сужается и превращается в реку Хейвер. Поднявшись на несколько миль вверх по реке, мы оказались в полях, где уже созревала пшеница, вдоль дороги начали появляться дома фермеров. Возле одного из них Сэйвил остановил коня и, обернувшись ко мне, сказал:
   — Ничего, если я загляну сюда ненадолго?
   — Конечно, — ответила я, готовая быть с ним хоть на краю земли.
   Нас никто не встречал, поэтому он, спешившись, сам открыл ворота, мы вошли во двор и привязали своих лошадей. После чего Ральф постучал в дверь дома.
   Оттуда вышла еще нестарая изможденная женщина в оранжевом платье, за подол которого держались две маленькие девочки.
   — Милорд! — воскликнула она, вскинув на нас встревоженные бледно-голубые глаза. — Я не знала, что вы приедете.
   Ральф с улыбкой помахал ей рукой в знак приветствия.
   — Не беспокойся, Эсси. Я услышал от мистера Мел-вилла о несчастье с твоим Гэлом и потому решил заехать. Как он сейчас?
   — Ох, милорд, значит, вы знаете, что он сломал ногу?
   — Да.
   — Очень худо, милорд. Доктор говорит, ему надо лежать в постели месяц, если не больше.
   — Так мне сказал и мистер Мелвилл. Могу я повидать Гэла?
   Женщина, казалось, не поверила своим ушам.
   — Повидать? Ну да, милорд. А как же? Заходите! — Она посторонилась, пропуская нас в дом, и шикнула на девочек:
   — А вы… поиграйте вон там! Бегите!
   Дети послушно исчезли, а женщина провела нас в комнату.
   — Со мной миссис Сандерс, — объяснил хозяйке Ральф. — Она с сыном гостит у нас этим летом.
   Женщина коротко поклонилась:
   — С приездом, мэм.
   — Я пойду к Гэлу, — сказал мне Ральф. — Постараюсь не задерживаться.
   — О, не торопитесь, милорд… Я знаю, — обратилась я к женщине, — как тяжело, когда мужчина прикован к постели. Особенно, если некому помочь.
   — Истинно так, миссис Сандерс, истинно так… Не пройдете ли на кухню попить чайку?
   — С удовольствием, Эсси. Так, кажется, ваше имя?
   Мы все еще пили чай и беседовали о жизни, когда на кухню вошел Ральф.
   — Ну, что я могу сказать, Эсси, — заговорил он от двери. — Мне кажется, ему немного лучше после нашего разговора, хотя, конечно, удовольствие небольшое — валяться в постели, когда столько дел. Я успокоил его насчет ренты: если с урожаем у вас будет неважно, отсрочим уплату. А кроме того, можно найти вам помощников, пока Гэл не встал на ноги. Тогда и урожай сохранится.
   — О милорд! — воскликнула женщина. Лицо ее сразу помолодело, стало видно, что она хороша собой. — Я знала, вы не оставите нас в беде! Мы с Гэлом все время говорили: его сиятельство поможет нам! Обязательно поможет!
   — А разве мистер Мелвилл не сказал вам, что не следует чересчур беспокоиться?
   — Сказать-то сказал, милорд, но ничего определенного… как и что…
   — Ну, вот, а теперь я обещал Гэлу, и ты знай, Эсси, что мистер Мелвилл наймет человека вам в помощь, а когда подойдет время убирать урожай — еще нескольких работников.
   — Ой, милорд! Уж не знаю, как и благодарить…
   Когда мы с Сэйвилом сели на лошадей и поехали дальше, я сказала ему, что он действительно безмерно великодушен, — теперь я знаю это не только на своем примере.
   — Так великодушны, — с улыбкой повторила я, — что, боюсь, теперь все ваши арендаторы захотят ломать ноги. Ральф усмехнулся:
   — Я не опасаюсь этого. А что касается Гэла Дженкинса, то он один из самых работящих и честных хозяев. Его семья живет на этой земле уже больше ста лет. Разве я могу отказать ему в помощи?..
   Солнце уже окончательно рассеяло утренний туман, все засверкало под его лучами — в том числе и вороной круп Сатаны, этого гиганта с нежной душой, как отозвался о нем Ральф. Пожалуй, эту характеристику можно было отнести и к самому Ральфу.
   — Вы надели сегодня черные сапоги в тон масти вашего коня? — спросила я..
   — Разумеется, Гейл. Как ты догадалась?
   Я не решалась говорить ему «ты» в дневные часы, чтобы не привыкнуть и не оговориться как-нибудь при свидетелях. Однако он, видимо, не слишком опасался этого.
   Мы подъехали к неширокому деревянному мосту через реку, и Ральф сказал, что сейчас переедем через него и двинемся обратно уже по другому берегу. Заодно посмотрим, купаются ли мальчики в бассейне.
   Он первым въехал на мост, но вдруг Сатана, пройдя примерно треть пути, остановился как вкопанный, словно перед ним был не дощатый настил, а стекло. Моя Нарсалла даже наскочила на него.
   Конь Ральфа не просто остановился, а начал храпеть и пятиться назад, толкая нас, и какое-то время мне казалось, что мы с лошадью полетим, ломая перила, вниз, в бурный поток.
   Ральф все же заставил Сатану продвинуться немного вперед и закричал мне:
   — Съезжай с моста, Гейл! Обратно! Жди меня там!
   Мне удалось заставить мою лошадь пятиться назад, и мы благополучно вернулись на берег.
   Тем временем Ральф безуспешно пытался перебраться на другую сторону. Сатана не слушался его и яростно сопротивлялся. Видя, что ни уговоры, ни понукания не помогают, Ральф вонзил шпоры ему в бока, и тогда конь взвился на дыбы.
   Боже, как я перепугалась! Я уже представляла себе, как перила рушатся, и всадник с конем падают в реку…
   — Сойди с коня, Ральф! — крикнула я.
   Он, видимо, и сам это понял, поскольку тут же соскочил с седла. Взяв коня под уздцы и чудом развернув на узком мосту, он свел его туда, где стояли мы с Нарсаллой.
   Сатана был весь в мыле, глаза расширены, он продолжал дрожать. Что могло его так испугать?
   Ральф сказал негромко, словно в раздумье:
   — Я начинаю догадываться: что-то неладно с мостом.
   Я в недоумении уставилась на него:
   — Как с мостом?
   — Основной мост через реку, — пояснил он, — намного выше по течению. А этим пользуются, только если нужно сократить путь до поместья. Балки и опоры, конечно, проверяют, Джон должен следить за этим. Но, быть может, что-то случилось. Я прикажу немедленно все осмотреть. А мы вернемся той же дорогой, которой ехали сюда.
   — Нужно поставить какой-нибудь знак, — сказала я. — Чтобы никто не въезжал на мост.
   — Все будет сделано. А сейчас поторопимся домой, и я тотчас же дам распоряжения.
   Во время разговора Ральф не переставал поглаживать вороного, и тот почти успокоился. Я подумала, что большинство мужчин наверняка разгневались бы на животное за непослушание, тем более в присутствии женщины, во всяком случае, не стали бы так ласково успокаивать его, как это делал Сэйвил…
   Ох, не слишком ли много достоинств увидела я в этом человеке за такой короткий срок! Тем горше будет разочарование, если мне придется его испытать.
 
   — Вам придется самой дойти до замка, если не возражаете, миссис Сандерс, — сказал Ральф, когда мы достигли конюшни. — Я должен сейчас же найти Джона и распорядиться обо всем.
   — Конечно, милорд, — ответила я. — Дорога мне уже знакома.
   Войдя в дом, я первым делом поспешила в детскую, но мальчиков там не было.
   — Мистер Уилсон повел их к бассейну, — сообщила мисс Эллеридж.
   — И я хочу! — топнув ногой, сказала маленькая Каролина.
   — Я тоже! — подержала ее Джейн, младшая дочь Гарриет.
   Две ее сестры, видимо, пребывали в раздумье.
   Бедняжки, подумала я о дочерях Гарриет. Еще не понимают, что их матери нужен только сын, мальчик — дочери же являются обузой. Возможно, правда, их малоприятный дед питает к ним более теплые чувства. Дай-то Бог…
   Выйдя из детской, я спустилась к себе в комнату, чтобы переодеться, а затем по длинному коридору направилась в малую гостиную, которая казалась мне намного уютнее других комнат.
   Как я и предполагала, Джинни была там. Она заканчивала писать письмо.
   — Присаживайтесь, Гейл, — сказала она. — Я как раз собиралась прогуляться перед ленчем. Надеюсь, вы присоединитесь?
   Я согласилась и села в кресло отдохнуть после верховой прогулки и подумать о только что случившемся на мосту. Вернее, о том, что могло случиться.
   Чем дольше я думала о происшествии, тем больше убеждалась в правильности предположения Ральфа: конь мог почувствовать опасность, исходящую от моста. Ведь известно, что многие животные обладают каким-то особым чутьем на это. У боязливого Сатаны, видимо, было хорошо развито шестое чувство.
   — Готово, — сказала Джинни, складывая листок бумаги.
   — Не будете переодеваться? — спросила я, привыкшая к тому, а вернее, знающая из книг о том, что знатные люди только и делают целые дни, что переодеваются — к завтраку, на прогулку, к ленчу, на другую прогулку, к обеду…
   Джинни посмотрела на меня с некоторым удивлением.
   — Нет, — ответила она. — Я уже одета. — И, встретив мой недоуменный взгляд, добавила:
   — Я ведь росла и воспитывалась в сельской местности, где нравы проще, чем в городе. Мы тут не гуляем по саду во всем параде, в шелковых платьях и тонких кожаных туфлях. Особенно если земля сырая, как сегодня, потому что ночью прошел сильный дождь.
   Какая погода была минувшей ночью, я не знала, не хотела знать, мне было не до того… Но я заподозрила, что презрение, прозвучавшее в ее словах, было направлено по определенному адресу. Как же все они невзлюбили эту женщину! Во мне, как ни странно, крепла жалость к Гарриет.
   Мы совершили приятную прогулку по дорожкам и лужайкам сада с внутренней стороны замка, посидели под большим кедром; я не скрыла от Джинни того, что произошло на мосту, и она сказала с беспокойством, что все это необходимо немедленно проверить и исправить: ведь если лошади предчувствуют беду, то далеко не все люди обладают такими способностями.
   Домой мы вернулись ко второму завтраку и уже сидели за столом в компании с Гарриет и ее отцом, когда вошел Джон Мелвилл, чем-то сильно взволнованный, что сразу было заметно по его лицу.
   — Ральфа еще нет? — спросил он.
   — Мы его с утра не видели, — ответила за всех Джинни. — Что там с мостом? Починили?
   — Да. Об этом я и хотел поговорить с Ральфом.
   — Что-нибудь не так, Джон? Не скрывай от нас.
   — По правде говоря, Джинни, меня не на шутку обеспокоило это происшествие. — Он положил себе на тарелку кусок холодного мяса, сыр и продолжил:
   — Надломилась одна из главных опор моста, и если бы Ральф проехал дальше, то, не сомневаюсь, рухнул бы вместе с мостом в воду. Чудо, что этого не случилось.
   Я снова подумала о бурном потоке, и мне почудилось, я слышу треск ломающихся балок и досок и вижу, как всадник вместе с огромным вороным конем летит в этот поток.
   Прикрыв от ужаса глаза, я проговорила больше для самой себя:
   — Спасибо Богу и этому чуткому коню…
   — Хотелось бы знать, Мелвилл, — со злостью произнес мистер Коул, — что у вас тут за порядок, черт побери, если даже хозяин не может спокойно проехать по собственному мосту?
   — Порядок здесь есть и без ваших замечаний, Коул, — раздраженно ответил Джон. — Я как-нибудь сам разберусь. А мост уже чинят.
   Последние слова предназначались Джинни.
   В этот момент в столовую вошел Ральф. Он уселся за стол и выслушал довольно подробное объяснение Джона, а затем, не говоря больше ни слова о злополучном мосте, повернулся к сестре и положил перед ней письмо.
   — Его только что привез посыльный из Остерби, — сказал он. — Думаю, будет лучше прочесть сразу.