Вулф Джоан. Сделка

   Джинни нахмурилась, распечатала конверт, пробежала глазами первые строки.
   — Боже! — воскликнула она. — Что за день сегодня! Час от часу не легче. Ты уже знаешь? — обратилась она к брату.
   — Посыльный вкратце рассказал мне.
   Еще один человек вошел в комнату. Это был Роджер.
   — Что случилось, Джинни? — спросил он, сразу обратив внимание на бледное, застывшее лицо кузины и на письмо у нее в руке.
   — У нас в Остерби был пожар, — ответила та. — Управляющий пишет, что сгорело все западное крыло дома.
   — Люди пострадали? — спросил Ральф.
   — Нет. Тут написано, все успели выбежать из горящего здания.
   — Значит, все не так страшно, Джинни. Успокойся, могло быть гораздо хуже.
   — Просто не верится! — со слезами в голосе проговорила леди Реджина. — И как нарочно, Джервеза нет в Англии. Опять на своей дурацкой конференции!
   — Ну-ну, ты же так не думаешь, — сказал Ральф. Но Джинни уже не могла остановиться.
   — Наш управляющий сам ничего не соображает! А Джервеза нет, хотя и от него толку мало. Я же не могу в таком состоянии, — она ткнула пальцем в свой живот, ехать туда и заниматься всем этим.
   В ее голосе уже звучали истерические нотки.
   — Перестань, Джинни, — повторил Ральф. — Я немедленно поеду и посмотрю, что там случилось и что нужно сделать, чтобы привести дом в порядок.
   Он ласково похлопал ее по руке.
   — Ты поедешь? О, Ральф, я так тебе благодарна. — Она всхлипнула.
   — Я отправлюсь сегодня же, чтобы приехать туда ранним вечером.
   — Можешь остановиться в «Пеликане», если дом в ужасном состоянии и всюду пахнет гарью. — Джинни содрогнулась.
   — Обо мне не беспокойся. Завтра я вернусь и расскажу тебе все подробности и какие меры успел принять.
   Джинни уже улыбалась.
   — Ох, ты лучший из всех братьев на свете!
   Через стол я поймала взгляд золотистых глаз. Этот взгляд говорил: прости, но сегодня ночью мы не увидимся…
   Тоже взглядом я выразила огорчение.

Глава 18

   Ночью опять шел дождь, и на этот раз я хорошо слышала его шум, лежа с открытыми глазами и думая о своем будущем.
   Что может значить для меня встреча с Ральфом Сэйвилом и то, что я живу в его доме? Чем объяснить, что он нравится мне, как ни один мужчина прежде? Слово «нравится» я употребила неточно, ибо нужно прямо сказать: он приворожил меня! Иными словами, я его люблю…
   Соглашаясь переехать к нему на лето — вернее, на то время, пока не найду новое жилье, — я говорила себе, что несколько недель пребывания в Сэйвил-Касле ровно ничего не изменят: я останусь так же свободна и независима от чьего бы то ни было влияния, у меня есть мой сын и моя воля, и вскоре я стану жить по-прежнему.
   Сейчас, лежа одна в громадной постели, я с предельной ясностью осознавала, что ответ на все эти болезненные вопросы был один: да, я хочу быть с этим человеком. Да, Ральф стал необходим мне — об этом говорят, нет, кричат, два дня и две ночи, проведенные возле него! Его жаждут мое тело и моя душа, и я понимала, что чем дольше буду находиться рядом с ним, тем огромнее и непреодолимее будет мое желание.
   Я не пыталась обманывать себя, притворяться, что деловая сделка, которую мы заключили, имеет хоть какой-то шанс окончиться пристойно. И уж тем более не обольщалась счастливым финалом, как в добрых сказках. Потому что граф Сэйвил не станет — и не сможет — жениться на вдове, чье происхождение и положение в обществе не сравнимы с его собственным и чей ребенок впутан в какой-то таинственный скандал.
   Несомненно, для Ральфа наша встреча не более чем летнее приключение, тоже своего рода сделка — продолжение той деловой, — и все окончится, как только Джон Мелвилл найдет для меня жилье, а моя Мария разрешится от бремени здоровым жеребенком.
   В глубине души я отдавала себе отчет в том, что поступила бездумно и попросту глупо, сделавшись любовницей Ральфа, и что скоро Бог накажет меня за это.
   Положение, в которое я сама себя поставила, осложнялось еще и тем, что я оказалась как бы пленницей Сэйвил-Касла, потому что мне с ребенком некуда было деваться — это во-первых; а во-вторых, я и не хотела ни для себя, ни для Никки, которому, я видела, здесь очень хорошо, ничего другого, во всяком случае, на это лето.
   Конечно, утешала я себя, в любую минуту я могу сказать Сэйвилу, что передумала и больше не останусь в его доме. Уверена, он понял бы меня и даже помог бы где-то временно определиться.
   Но, говорила я себе с горечью, ты никогда не поступишь так, Гейл. На подобный исход у тебя так же мало шансов, как у простой крестьянки превратиться в принцессу. До тех пор пока ты будешь находиться в плену его дьявольской улыбки, у тебя не появится ни желания, ни сил вырваться из них…
   Я прикрыла глаза и повернулась на бок.
   «Не думай больше об этом, — сказала я себе, слушая, как капли дождя стучат в окна. — Посчитай это лето за один день, за один миг, и когда оно окончится, лишь тогда можешь позволить себе думать о нем — вспоминать и сожалеть…»
 
   Только на рассвете дождь прекратился, взошедшее солнце высушило траву и дорожку, что позволило мистеру Уилсону вывести детей в парк, где они начали играть в шары и воланы. Эти игры мой Никки знал, играл в них изредка с соседскими детьми, но, конечно, не был таким мастером, как Чарли и Тео. Я тоже вышла с ними, мне хотелось сегодня быть рядом с сыном, и я видела, как бедняга переживал свое неумение.
   Мистер Уилсон сказал, что после второго завтрака они отправятся на верховую прогулку, и это меня обрадовало: там Никки не будет чувствовать себя беспомощным — уж в чем, в чем, а в верховой езде мой сын может многим дать фору.
   Меня Роджер пригласил проехаться с ним в близлежащий городок Хенли.
   — Через него проходит почтовый тракт, — сказал он, пытаясь уговорить меня, — и потому там хорошие лавки, где можно купить что угодно.
   — Даже продают мороженое, — сказала Джинни. — Заставьте Роджера угостить вас.
   — Ну, Джинни, — с упреком произнес он, — это же детская еда.
   — И все равно поеду с вами, — улыбнулась я. — Даже если не угостите. Надо же осмотреть окрестности.
   Но главная причина заключалась в том, что я совершенно не привыкла к безделью, просто не находила себе занятия в замке, особенно в отсутствие Ральфа.
   Мы встретились с Роджером у входа, куда был подан его выезд, выглядевший весьма роскошно: черный блестящий фаэтон с ярко-желтыми полосами, запряженный двумя вороными жеребцами. Роджер любезно помог мне взобраться на высокое сиденье, взял в руки вожжи, хлыст, и мы тронулись.
   Он держался совсем несерьезно, беспечно, как мальчишка, и первое время я ощущала некоторое беспокойство, потому что почти сразу он пустил лошадей рысью, и я не знала, чем это может кончиться. Но вскоре успокоилась, поняв, что на самом деле Роджер — опытный возница и меня просто сбили с толку его манеры легкомысленного денди.
   Во второй половине дня на небе появились легкие облака, они умерили жар солнечных лучей, дышалось легко — поездка была приятной. Кроме того, Роджер избавил меня от необходимости вести беседу, поскольку говорил почти беспрерывно, я же только изредка вставляла одно-два слова.
   Примерно через час мы достигли окраины Хенли, и Роджер осадил лошадей у гостиницы под названием «Черный лебедь».
   — Не хотите стакан лимонада? — спросил он.
   Я бы предпочла остановиться в более спокойном месте, где-нибудь в центре городка, но когда сказала об этом Роджеру, тот с легким раздражением ответил, что ему необходимо здесь задержаться, и пригласил меня зайти внутрь, где будет удобнее подождать.
   Полагая, что причиной его остановки был естественный зов природы, я сказал, что согласна. Роджер помог мне покинуть фаэтон, и мы вошли в помещение.
   Время было предобеденное, и потому зал оказался почти пуст. Роджер усадил меня за деревянный стол, заказал лимонад и исчез где-то в задних комнатах гостиницы.
   Я потягивала напиток и не думала больше о Роджере и его желании задержаться в таком малоподходящем месте, поскольку определила для себя причину столь срочной остановки.
   Из состояния легкой задумчивости меня вывело появление мужчины, который остановился возле моего стола и произнес хорошо поставленным голосом, выдающим человека образованного:
   — Простите, если не ошибаюсь, это вы приехали сейчас с мистером Роджером Мелвиллом?
   Я подняла голову. В человеке, наклонившемся над моим столом, поражало загоревшее почти до черноты лицо. Если бы не чистый выговор, а также табачного цвета волосы и светлые глаза, можно было принять его за иностранца.
   — Да, — ответила я, — вы совершенно правы.
   Он одарил меня загадочной улыбкой:
   — Могу я задать еще один вопрос? Вы прибыли сюда из Сэйвил-Касла?
   Я ощутила неуловимую опасность, исходящую от этого человека. Впрочем, возможно, я просто была в нервическом состоянии после трех почти бессонных ночей.
   — Да, — снова сказала я, — мы приехали именно оттуда. А могу я спросить, кто вы такой, сэр?
   — Мое имя Уикем, — ответил он и без приглашения уселся за мой стол. — Когда-то мы были друзьями с Джорджем Девейном. А последние восемь лет я жил в Индии.
   Нечего и говорить, что это не показалось мне хорошей рекомендацией. С Джорджем так с Джорджем, мне-то какое дело?
   — Очень приятно, мистер Уикем, — холодно произнесла я. — Но мы с вами не знакомы, и мне нечего вам сказать. Всего хорошего, сэр.
   — Я знаю, кто вы, — проговорил он вдруг. — Вы миссис Сандерс.
   Его бледные глаза смотрели на меня с холодным любопытством, как на какой-то диковинный предмет, достойный изучения. Это мне не понравилось и сам мужчина тоже. В его взгляде было что-то, говорившее: я знаю то, чего не знаете вы…
   Я сказала:
   — Мистер Уикем, не хочу показаться невежливой, но прошу вас сделать одолжение и оставить в покое мою особу. Меня не интересует жизнь лорда Девейна и его друзей. Я ожидаю человека, с которым приехала, и, как только он явится, мы покинем это место. Еще раз всего хорошего. Он оскалил зубы, что, по-видимому, означало улыбку.
   — Вы привыкли говорить без обиняков, миссис Сандерс, не правда ли?
   — Наверное, так, мистер Уикем.
   Он поднялся:
   — Что ж, полагаю, буду иметь честь встретиться с вами снова, миссис Сандерс.
   — Сомневаюсь, мистер Уикем. Прощайте.
   Он насмешливо поклонился и пошел к выходу. Я смотрела ему вслед, с тревогой думая, кто этот человек и отчего он позволил себе разговаривать со мной в таком тоне.
   Неужели Роджер намеренно настоял на том, чтобы мы остановились здесь, и эта встреча с Уикемом была задумана заранее? Но зачем?
   Я продолжала размышлять над всем этим, когда появился Роджер.
   — Готовы продолжить путь, Гейл?
   — Да. — Поднявшись, я сказала, стараясь оставаться спокойной:
   — Произошла довольно странная вещь, пока вас не было, Роджер. Ко мне подошел человек, назвавшийся Уикемом. Он знал мое имя и порывался рассказать мне о своей дружбе с Джорджем. Хотя я не имела желания его слушать.
   Светлые брови Роджера сошлись у переносицы.
   — Он обеспокоил вас, Гейл? Извините, что стал невольным виновником этого.
   — Вы не знаете человека с таким именем?
   — Нет, уверяю вас.
   — Странно, — сказала я. — Он вас знает.
   Роджер кинул на меня встревоженный взгляд:
   — Как он выглядит?
   — Очень смуглый. Говорит, что только что приехал из Индии. Глаза совсем светлые, волосы табачного цвета… Ну, что еще сказать?
   Ни тени узнавания не появилось на лице Роджера. Он покачал головой:
   — Я не знаю его.
   К нашему столу подошел высокий, хорошо одетый мужчина, по-видимому хозяин заведения:
   — С вас два шиллинга, мистер Мелвилл.
   — О, припишите их к счету его сиятельства, Марчинсон, — небрежно произнес Роджер.
   — Извините, мистер Мелвилл, — сказал хозяин, — но его светлость лично уведомил меня, чтобы я больше не приписывал к его счету ваши расходы, сказав, что вы будете платить сами, сэр.
   Голос хозяина был вежлив, но тверд.
   У Роджера побелели губы.
   — Он именно так сказал? Черт возьми, Марчинсон, неужели из-за двух проклятых шиллингов лорд Сэйвил разорится? А? Как ты думаешь?
   Он выхватил из кармана две монеты, швырнул на стол с такой силой, что они упали бы на пол, если бы хозяин не подхватил их, и выскочил из комнаты.
   Хозяин бросил на меня извиняющийся взгляд:
   — Прошу простить, мэм, но я не мог не выполнить указания его сиятельства.
   Я наклонила голову, выражая вежливое согласие, и вспомнила, что два дня назад Ральф после обеда отправился, как он сам сказал, на поиски Роджера. Возможно, он нашел его именно здесь и скорее всего за карточной игрой. Тогда, быть может, Ральф и попросил хозяина больше не записывать на его счет расходы кузена. А таинственный мистер Уикем наверняка партнер Роджера по игре, решила я.
   Попрощавшись с хозяином, я вышла во двор, где стоял фаэтон Роджера. Сам он уже сидел в нем, нервно перебирая вожжи. Конюх помог мне сесть, и мы выехали из ворот — намного стремительнее, чем следовало. И потом, по улице, он продолжал что есть силы гнать лошадей.
   — Пожалуйста, не так быстро, — сказала я довольно резко. — Здесь ходят люди.
   Он не обратил на мои слова никакого внимания.
   — Роджер, — повторила я, — прошу, умерьте ваш пыл.
   В ответ он слегка приподнял руки, крепко сжимающие вожжи, и вороные ускорили бег. Сиденье экипажа так опасно подпрыгивало и раскачивалось, что я была вынуждена выхватить у Роджера вожжи и остановить разогнавшихся лошадей.
   Он не ожидал подобного поступка и повернул ко мне искаженное злобой лицо; по его глазам я поняла, что он просто готов убить меня.
   — Если вы хотите покончить счеты с жизнью, — крикнула я, — идите и утопитесь в озере! Но не заставляйте других следовать за вами!
   — Я вовсе не собираюсь убивать себя! — закричал он в ответ. — С чего вы взяли?
   — Тогда нечего так гнать лошадей!
   Мы в упор смотрели друг на друга, от него, я чувствовала, исходили волны такой ненависти, что становилось страшно.
   — Разве вы не знали раньше, что Ральф лишил вас кредита? — спросила я.
   Он протянул руку, я передала ему вожжи, мы тронулись дальше, на этот раз значительно медленнее.
   — Ральф угрожал, что сделает это, — ответил наконец Роджер сквозь стиснутые зубы. — Но, когда Марчинсон завел речь о двух шиллингах, я вышел из себя. Это уж слишком.
   — Не думаю, что Ральф намеревался унизить вас, — сказала я, пытаясь успокоить его, хотя полагала, что Роджер мог бы заплатить два шиллинга за лимонад, просто вынув их из кармана и не прибегая ни к чьему кредиту.
   — Именно этого Ральф и хотел, я уверен, — с горечью ответил Роджер. — Хотел, чтобы я пресмыкался, ползал перед ним. А все оттого, что я пасынок судьбы, мне постоянно не везет, неудачники же вызывают лишь пренебрежение. Особенно у тех, кто удачлив, у таких баловней фортуны, как Ральф. Откуда ему знать, что это такое — постоянно испытывать нужду в деньгах, биться за них, как это делают большинство людей. С двадцати одного года он стал полным хозяином Сэйвил-Касла со всеми его доходами. Ему вообще всегда и во всем везет.
   Последние слова натолкнули меня на вопрос:
   — И в игре тоже? Он играет?
   — Нет, зачем? У него и так все есть.
   Я полагала, что в рассуждениях мистера Роджера Мел-вилла гораздо больше злости и оскорбленного самолюбия, нежели здравого смысла, но не сочла возможным в эти минуты возражать ему и вообще продолжать разговор и потому замолчала.
   — Проклятая Гарриет, — выкрикнул он через какое-то время. — Все из-за нее! У меня уже были и титул, и собственность. Я был на высоте. И вот все рухнуло!
   — У вас и сейчас немало шансов остаться лордом Девейном, — попыталась я утешить его. — Похоже на то, что Гарриет способна рожать только девочек.
   — Так-то оно так. — Его лицо постепенно обретало прежнюю привлекательность. — Если бы только я мог распоряжаться доходами Девейн-Холла, мои финансовые проблемы значительно уменьшились бы. — Он бросил на меня острый взгляд небесно-голубых глаз. — Хотя все равно будут необходимы дополнительные средства.
   Мне думалось, я понимаю, на что он намекает.
   — Если сможете убедить Ральфа передать деньги, завещанные моему сыну, в ваше распоряжение, я не стану возражать. Однако, откровенно говоря, не думаю, что ваш кузен согласится на это.
   — Но почему нет? — воскликнул Роджер прежним легкомысленным тоном. — Нужно попробовать! Чем черт не шутит? А?
   Я одарила его улыбкой, прощая недавний нервный срыв:
   — Попробуйте. Желаю удачи…
   Остальная часть пути прошла спокойно, мы мало говорили, и я продолжала размышлять о Роджере. Было совершенно очевидно, что он крайне нуждается в деньгах и потому, вероятно, склонен к азартным играм. Впрочем, могло быть и наоборот: склонность к ним и привела его к нужде. Но по крайней мере одно было ясно: сегодняшнюю поездку он отчасти затеял для того, чтобы поговорить со мной о деньгах, завещанных Никки. Однако разве ему не известно, что я отказываюсь от них?
   И еще меня интересовали и несколько тревожили два вопроса: кто такой Уикем и каковы его взаимоотношения с Роджером?..
 
   О несчастье я узнала сразу по приезде от встретившего нас крайне взволнованного Джона Мелвилла. Лошадь, на которой мой сын выехал на прогулку в лес, взбесилась, выбросила его из седла, и он ударился головой о дерево. И совершил все это наш любимый смирный пони Скуирт, с которым ничего подобного никогда не случалось.
   — Гослоди, — проговорила я, прижимая ладонь ко рту. — Господи… С ним все в порядке, Джон?.. С моим сыном!
   Я повысила голос, потому что Мелвилл ответил не сразу:
   — Он без сознания. У него сейчас врач.
   — Без сознания? Где он? Я должна его увидеть!
   Я кинулась к лестнице.
   — Он не у себя в спальне, — остановил меня Джон. — Мы не стали нести его по трем лестницам, а положили недалеко отсюда, в комнате покойной графини. Идемте, я провожу вас.
   Мы прошли — нет, пробежали — через гостиную, отделяющую главный холл от личных комнат домочадцев, через официальный кабинет Ральфа, еще через какую-то комнату, за которой начинались покои графини Сэйвил, — приемная, гардеробная и, наконец, спальня, где находился сейчас мой Никки.
   Я ворвалась туда, не видя ничего вокруг, — только кровать, огромную кровать, на которой лежала беспомощная маленькая фигурка. Не сразу я различила еще три фигуры: пожилого седовласого мужчину в коричневом костюме для верховой езды, возле него Ральфа — слава Богу, он уже здесь! — и Джинни.
   Я подбежала с другой стороны кровати и остановилась, замерев, неотрывно глядя на бледное, безжизненное лицо сына. Наклонившись, я коснулась губами его щеки, он не пошевелился. Меня охватил ужас.
   — Что… как он? — почти беззвучно проговорила я. — Что произошло?
   Ответил Ральф:
   — По словам мистера Уилсона, это случилось, когда он с тремя мальчиками ехал по лесу. Все пони были совершенно спокойны, но внезапно Скуирт словно обезумел. Встал на дыбы и сбросил Никки с седла, причем мальчик ударился о склоненную низко над землей ветку дерева. Когда к нему подбежали, он был без сознания. Уилсон немедленно привез его домой, и сразу послали за доктором Марлоу.
   Слушая рассказ Ральфа, я не сводила глаз с лица Никки, с огромной страшной ссадины на его правом виске.
   — У мальчика болевой шок, миссис Сандерс, — сказал врач. — Возможно, сотрясение мозга. Необходим полный покой и после того, как он придет в себя.
   — А он придет в себя? — спросила я дрожащим голосом.
   — Будем надеяться, — сурово ответил мистер Марлоу.
   — Надеяться? — повторила я в полном ужасе. — Этого может не произойти? Вы хотите сказать…
   У меня перехватило дыхание.
   — В подобных случаях, — спокойным, ровным голосом начал разъяснять мне доктор, — если дыхание нормальное, как у вашего сына, большинство пациентов приходят в себя. Насколько могу судить, других серьезных повреждений у ребенка нет, только шок от удара. Остается ждать, когда организм сам справится с этим.
   Чем больше он говорил, тем страшнее мне становилось. Что он там перечислял? Шок, сотрясение… Ведь это голова, и, значит, мозг… О Боже, помоги ему! Не дай уйти от меня!..
   Я снова склонилась над Никки, почти касаясь губами его уха.
   — Никки, — произнесла я дрожащим голосом, — ты слышишь меня? Никки… Мама здесь, рядом с тобой.
   Никакого ответа не смогла я прочесть на маленьком бледном личике.
   — Гейл, — мягко сказал Ральф, — присядьте, пока не упали. — Я почувствовала, как он взял меня за руку. — Садитесь, я принес вам стул.
   Я подчинилась — села у постели, положила ладонь на руку Никки. Мне показалось, его пальцы чуть дрогнули. Надежда затеплилась в моей душе.
   — Сколько?.. — спросила я, повернувшись к врачу. — Сколько времени может пройти до того, как он очнется?
   — Несколько часов. И не пугайтесь, если он не сразу вспомнит, что с ним произошло, миссис Сандерс. Так бывает.
   — Понимаю, доктор. Спасибо вам.
   — Я уведу доктора, Ральф, — сказала Джинни. А я и забыла, что она здесь. Она ласково прикоснулась к моему плечу. — Все будет хорошо, Гейл. Мы даже не можем вообразить, как выносливы дети. Особенно мальчики. Уж я-то знаю.
   После их ухода я сказала Ральфу:
   — Со Скуиртом никогда такого не бывало. Не знаю, что и думать.
   Лицо Ральфа было непроницаемо.
   — Быть может, пчела? — сказал он.
   Я отмахнулась, зная, что Ральф и сам не верит в это.
   — Что могло случиться? — повторила я.
   — Не знаю, Гейл. — И после некоторой паузы:
   — Скуирт мертв.
   — Что?
   — По-видимому, у него был припадок бешенства. Уилсон сказал, что никогда не видел ничего подобного. После того как сбросил Ники, он упал на землю и начал биться в конвульсиях. Словно у него колики.
   — Они не наступают так внезапно.
   — Обычно нет. Возможно, что-то способствовало этому.
   Его слова заставили меня задуматься.
   — Единственное, что можно предположить… — сказала я, не сводя глаз с неподвижного тела сына. — Я слышала, что травоядные животные впадают в такое состояние, если в пищу попадает растение под названием белена. Однако не думаю, что белена растет возле конюшни, да и лошадь сама никогда не станет его есть.
   — Я тоже считаю, что сама не станет, — сказал Сэйвил.
   Смысл его слов не сразу дошел до меня, а когда дошел, мне сделалось жутко.
   — Ральф, — спросила я со страхом, — вы ведь не думаете, что кто-то намеренно… хотел причинить зло Никки?
   Он молчал.
   — Ответьте! — крикнула я, вскакивая со стула. — Вы так не думаете?
   Голос его звучал мягко, но с тревогой:
   — Не знаю, что ответить, Гейл, но должен честно признаться, мне не нравится внезапная смерть пони. Она вызывает подозрения. И еще не нравится история с мостом. Джон уверяет, что в конце прошлого месяца его проверяли, и все было в порядке.
   — Так что же это, Господи? — в отчаянии проговорила я.
   Вместо ответа он задал вопрос, от которого мне стало еще страшнее, по спине побежали мурашки:
   — Гейл, знаешь ты кого-нибудь, кто мог бы желать зла тебе и Никки? Спрашиваю, потому что мне далеко не все известно о вас… Если не хочешь, можешь не отвечать.
   — Нет, — прошептала я. — Нет, Ральф, я не знаю таких людей.
   Но он не удовлетворился ответом.
   — Могли какие-нибудь обстоятельства, — осторожно продолжил он, — связанные с рождением Никки, толкнуть кого-то на неблаговидные поступки?
   Взгляд его янтарных глаз был тверд, но ни подозрения, ни осуждения в них не было.
   — Нет, — повторила я, отвернувшись от него. — Подобных обстоятельств не существует.
   — Хорошо, — спокойно сказал Сэйвил. — Я должен был спросить об этом.
   — Конечно, — согласилась я. — Должен.
 
   Ночь я провела на постели покойной жены Ральфа, рядом с Никки, которого не захотели тревожить и переносить на другое место. Одна из дверей этой комнаты вела в спальню Сэйвила, но сейчас меня меньше всего беспокоили правила приличия, да и другим, надеюсь, было не до этого.
   Разумеется, никто не мог знать, что Ральф в эту ночь находился не у себя в спальне, а сидел в кресле возле постели Никки. Он смотрел на нас обоих и почти ничего не говорил, я даже ни разу не предложила ему отправиться спать — так необходимо мне было его присутствие.
   Было, наверное, около трех утра, когда я почувствовала, как мой сын пошевелился рядом со мной. Я встала на колени и наклонилась над ним.
   — Никки, — сказал я. — Никки…
   Ральф уже вскочил с кресла. Масляная лампа у изголовья постели горела всю ночь, и мы увидели, как задрожали веки мальчика, затрепетали ресницы.
   — Никки, — настойчиво вопрошала я, — ты слышишь меня? Это я, твоя мама. Никки, ответь…
   Он открыл глаза:
   — Конечно, слышу, мама. Почему ты кричишь?
   Слезы ручьем потекли у меня из глаз.
   — О Господи, — рыдала я, — спасибо Тебе! Спасибо Тебе.
   Ральф положил руку мне на плечо.
   — Почему ты плачешь? — спросил Никки. — Что случилось? Уже утро?
   — Ты упал со своего Скуирта, Никки, — сказал Ральф, — и несколько часов не приходил в сознание. Оттого твоя мама расстроена. Не удивляйся, если день-два у тебя будет болеть голова.
   Никки нахмурился.
   — Она и сейчас болит, — сказал он. — Значит, я свалился со Скуирта, мама? Совсем не помню.
   — И не надо, — утешил его Ральф. — Доктор сказал, что все будет хорошо. А помнить о плохом не обязательно.
   Никки продолжал хмуриться.
   — Скуирт в порядке? — спросил он окрепшим голосом.